«Маскарады, игры и увеселения древних русских во время святок.

Скоро наступит время, когда половина России, забыв свои обычные занятия, изменив повседневный образ жизни, займётся увеселениями, добросовестно, усердно, как делом, "нетерпящим ни малейшего отлагательства". И это не в одном каком-либо городе, не в одном месте, но с конца в конец, по всей России.

Духовенство наше долгое время восставало против святочных увеселений, потому что они носят на себе характер язычества; но не смотря на то этот обычай сохранился до наших времён и как бы получил силу закона.

Но откуда же взялся он? Принесён ли к нам извне, или родился у нас, развился и укоренился на родной почве? Прежде чем отвечать на этот вопрос, мы должны заметить, что заимствованное почти всегда ограничивается известным классом народонаселения и не распространяется на низшие его слои, и если какое-нибудь установление введено из-чужа, то остаются следы этого введения, так что можно указать время, когда получило оно право гражданства в стране, в которую перенесено из другой. Учреждения же и обычаи коренные рождаются, развиваются и вымирают вместе с народом.

...

Пространство России, разнообразие и невежество обитавших в ней народов, были главными причинами, почему святое учение не вдруг распространилось во всех частях нашего отечества. Были отдалённые, покрытые лесами, непроходимыми болотами области собственной России, в которые слово Спасителя проникло только в XV и XVI столетиях, не говоря уже о племенах полудиких, обитающих в Сибири и на отдалённом Севере России, которые и теперь ещё язычники. По всем этим причинам, языческие обряды не могли быть искоренены в нашем отечестве вдруг; напротив, они пережили введение христианства и сохранились во многих обрядах, играх и увеселениях. Духовенство наше, всегда действовавшее кроткими мерами и никогда не прибегавшее к огню и мечу, постоянно убеждало народ оставить суеверные обряды, наследие язычников... Плодом такого стремления было то, что следов грубого язычества в быту нашем теперь более не существует, хотя никак нельзя отрицать, что многие обряды соблюдаемые в настоящее время, особенно низшим классом народонаселения и преимущественно в течение святок, суть отчасти языческие, но до такой степени облагородившиеся и утратившие свой древний языческий характер, что трудно распознать их происхождение. Такой счастливый перелом в святочных празднествах начался с конца XVII столетия, и последний патриарший наказ, замыкающий собою ряд наставлений народу со стороны духовенства о неслужении Коляде, издан в 1684 г. Декабря 24 (пол. собр. З. Р. И. № 1.101). Пётр Великий, видевший в древних наших увеселениях, особенно в святочных маскарадах, утративших свой языческий характер, способ сближения лиц обоих полов, сближения необходимого для образования в народе утончённого вкуса и любви к прекрасному и изящному, дал им в нашем быту права гражданства.

Служению Коляде, как это видно из наших песен, было посвящено собственно 24-го Декабря, но празднество в честь его продолжалось почти до 6 Января, и особенно отличалось весёлостию в васильев вечер, т.е. под наш теперешний новый год. Что же такое было Коляда? До сих пор не определено с достоверностию, был ли это идол в Киеве, или же бог торжеств и неразлучного с весельем пира. Много придумывали также догадок о происхождении этого слова: одни говорили, что это есть празднество, соответствующее по времени его отправления Римскому Calenda с которым созвучно и наше слово; но Календы Римлян были не в одном Январе, а во всех месяцах. Другие находят в нём сходство с древним Римскими Вакханалиями и Сатурналиями и предполагают, что празднество это перешло к нам чрез посредство Славянских племён бывших под Римским владычеством, передавших обычай этот своим братьям, переселившимся на запад и юг России. Третьи наконец хотят праздник и песни Коляды объяснить через слово холядесъ, колбасы, которые поющими коляду или колядовщиками выпрашиваются теперь в Малороссии у хозяина дома, у которого они воспевают, в доказательство чего приводят беспрестанно повторяемые в Малоросии колядовщиками слова:

Щедрик, (?)дрик!

Дайте варе(?)ик,

Грудочку (?)ки

Кильце к(?)аски!

Мы сочли долгом привести эти различные толкования слова Коляда *) чтобы показать шаткость производств этого слова, основанных на созвучаях и догадках... ...Мы можем на основании дошедших до нас колядских песен и древних грамот, содержащих в себе убеждения духовенства об оставлении языческих праздненств, с достоверностью заключить, что Коляда был Бог веселья и призывался (клички бесовские кли(?)ть) в святочные вечера ватагами весельчаков, вместе с другими, может быть, менее важными божествами - Таусеном и Плутою. Колядочники ходили, и в некоторых местах Малороссии и до настоящего времени ходят, 24 Декабря, под окна богатых домов, поют песни "бесовские и сквернословные", как называло их наше духовенство, и простя за то денег. Их сопровождали мужчины и женщины, которые также пели, кривлялись и плясали ("с беснованием"). Далее за ними ходили скоморохи, шуты с гуслями, бубнами, сопелами и домрами, с собачками и кобылками, а иногда и наряженными. Похвалы хозяину дома, у которого останавливались колядовщики, и просьба о вознаграждении за песни, составляют, с небольшими разве исключениями, постоянное содержание таких колядских песен. Вот как в одной из них описывается само праздненство и странствование колядовщиков:

Коляда, Коляда!

Пришла Коляда,

Накануне Рождества;

Мы ходили, мы искали

(?Коляду ??тую?) (*)

По всем по дворам, по проулочкам.

Нашли Коляду

У Петрова-то двора;

Петров-то двор железный тын.

Среди двора три терема стоят,

В первом терему светел месяц,

Во другом терему красно солнце,

А в третьем терему частые звёзды.

Светел месяц - Пётр сударь свет Иванович;

Красно солнце - Анна Кириловна;

Частые звёзды то дети их.

Здравствуй хозяин с хозяюшкой

На долгие веки, на многия лета!

Или другая, которая ещё лучше показывает характер колядовщиков:

Уж как шли ребята колядовщики,

Виноград - красно-зелёная моя,

Колядовщики - все фабришники,

Виноград - красно-зелёная моя!

Мы искали двора господина своего,

Господинов двор на семи верстах

На семи верстах, на осьми столбах,

Посреди двора, посреди широка,

Стоят три терема,

Три терема златоверхие:

В первом терему красно солнышко,

Во втором терему светел месяц,

В третьем терему часты звёздочки.

Сам хозяин во дому, господин в терему,

Хозяюшка в дому, госпожа в высоком,

Молодые детушки в дому, орешки в меду.

Виноград красно зелёная моя!

Благодарствуй, хозяин, на хлебе, на соли и на жалованье!

Виноград - краснозелёная моя!

Накормил, напоил, со двора спустил.

Виноград красно-зелёная моя!

Припев виноград краснозелёная! повторяется после каждого стиха, в другой колядской песне, во многом одинаковой с приведенною нами, но с тем только различием, что она начинается так:

Прикажи, сударь хозяин,

Ко двору придти,

Прикажитко ты, хозяин,

Коляду просказать,

Ах! мы ходим, мы ходим по Кремлю городу,

Уж ищем мы ищем господинова двора.

Господинов двор на семи верстах и т.д.

Вот и конец этой песни:

Хозяин во дому, как Адам в раю,

Хозяйка в дому, как оладья на меду,

Малы детушки, как олябушки.

Наконец, чтобы показать, в чём состояли похвалы домохозяину со стороны колядовщиков и чем ограничивались все их желания, мы приведём следующую песню:

Виноградье красно, почему спознать:

Что Устинов дом Малафеевича,

Что у его двора всё шёлкова трава,

Что у его двора всё серебряный тын,

Ворота у него дощатыя

Подворотнички рыбьи зубья,

На дворе у него да три терема,

В первом тереме да светел месяц,

Во втором терему часты звёзды;

Что светел месяц, то Устинов дом,

Что красно солнце, то Улита его,

Что часты звёзды, малы детушки,

Да дай Боже, Устину Малафеевичу

С борзых коней сыновей женить,

(?) Да дай Боже, Устине Хавроньевне(?)

С высока терема дочерей выдавать.

Подари, Государь, колядовщиков,

Наша коляда ни рубль, ни полтина,

А всего пол-алтына!

(Окончание завтра)

*) Подробнее об этом во 2-м томе соч. Г. Снегирёва, Русские простонародные праздники и суеверные обряды. Москва 1837 - 1839."