3

4

5

6

Итак, пристально рассмотрим первую фотографию. Первоначально мной ошибочно было идентифицировано это место как бухта Ладейная (Лодейное). Проблема соотнесения фотографий становищ с точкой на карте заключается на мой взгляд в довольно однообразном и однотипном прибрежном рельефе.

На переднем плане расположена яхта или шхуна, как я сначала предположил - спасательный крейсер «Великая Княгиня Ксения Александровна». Сравнив другие фотографии, крейсер явно проигрывает в габаритах. Так что вопрос определения суда остается открытым. Выбеленное здание также не поддается определению, но есть предположение, что это часть собственности фактории братьев Мерзлютиных. Однако, точно можно заметить здание фактории братьев с правого края фотографии по середине, а чуть выше – здание часовни Апостолов Петра и Павла. Про становище Малое Оленье будет отдельный рассказ.

Вторая фотография запечатлела явно куда-то спешащего рыбака-промышленника, одетого в характерный «костюм»: "вязанная рубашка" или "бузурунка", высокие кожаные сапоги-"бахилы" из шкуры морского зайца, шапка-"типаха" из сукна или нерпичьей шкуры, и шарф-"шалька". На заднем фоне хорошо видны «вешала» - приспособления для сушки парусов и рыболовных снастей, а также стройные ряды сушащихся тресковых голов.

Локация не вызывает ни малейшего сомнения - на фотографии колония и становище Териберка.

На третьей и четвертых фотографиях можно увидеть типичную для становищ архитектуру: это не добротные поморские избы, к примеру, Терского, Карельского или Поморского берега в целом, а внешне хлипкие дощатые дома и постройки, характерные для промыслового ведения хозяйства. На мой взгляд, обусловлено это, во-первых, как уже было замечено самим характером, то есть назначением поселения – сезонной добычей рыбы, во-вторых, строительный лес на Мурмане отсутствовал как таковой, а завозить его из Архангельска было удовольствием не из дешёвых. Только с началом целенаправленной, «государственной» колонизацией Мурманского берега трансформация поселения от временного промыслового становища в постоянную колонию становится заметна в архитектуре возводимых зданий и построек.

Начало XX века в России — эпоха контрастов: развивающаяся промышленность, железнодорожное строительство и рост рабочего класса, а в тоже время многие провинциальные регионы производили впечатление «заповедников старины». Это и привлекало внимание исследователей и фотографов, в особенности приезжающих на Мурман.

Сто лет назад Териберка была для Вадима Михайловича Шульца «этнографическим оазисом» - местом уединения с природой, культурой и нравами, местом для художественного вдохновения.
На мой взгляд, сегодня Териберка – «этнографический оазис» XXI века – к сожалению, неотвратимо изменяющийся влиянием «извне», но между тем по-прежнему притягательным.

Пятая фотография по-своему уникальна: на ней запечатлен Териберский церковный приход. Первыми на Восточном Мурмане построили церковь во имя Святого пророка Божия Ильи рыбопромышленники Териберки. Храм освятили 10 августа 1875 года.

Ильинская церковь - одноглавая, двухскатная, построена из соснового леса в виде корабля, алтарь полукружный, над папертью - колокольня на четырех столбах, отапливалась двумя чугунными печками (в алтаре и церкви). Длина всего храма - 10,7 м, ширина - 4,3 м и высота (до крыши) - 4,3 м. В 1891 году стены внутри церкви и алтаря обили парусиной и покрасили в светло-голубой цвет; в 1899 году заново перекрыли крышу досками, в два ряда и покрасили масляной краской. На пожертвования рыбопромышленников церковь пополнялась иконами и утварью.

В 1885 году Духовное правление открыло в Териберке самостоятельный приход. К этому времени промышленники (колежемский крестьянин Иван Васильевич Кочин и другие) построили в колонии вторую церковь — в честь Грузинской иконы Божией Матери (освящена 5 апреля 1886 года).

Церковь не имела печей, вмещала до 100 человек молящихся, состояла из алтаря, церкви, паперти, общей длиною 14,4 м, шириною 8 м, крыта на четыре ската, с одной главой; колокольня находилась над папертью, поддерживалась четырьмя столбами. Снаружи здание было окрашено белилами, крыша зеленой краской, внутри вся церковь и паперть обита шпунтовыми досками и выкрашены желтым лаком, алтарь же обит парусиной и выкрашен голубой краской.

К сожалению, на сегодняшний день церкви в Териберке не сохранились. Если читателям будет интересно, то Териберский приход Первого благочиния Кольского уезда Архангельской епархии заслуживает отдельного поста.

На последней фотографии запечатлена Церковь Спаса Преображения Господня (Преображенская) в устье реки Рында. Становище Рында. Помимо фотографий колонии Териберки на выставке «История деревянного храмостроительства на Кольском Севере», я смог узнать и становище Рында, в устье одноименной реки.

Не перестаю удивляться, как неотрывно история моего рода связана с историей и историческими процессами Кольского полуострова. Становище Рында было местом рождения моей бабушки - Елисеевой Людмилы Васильевны. Она часто и с любовью рассказывала о самых, вероятно, счастливых моментах своей жизни (не считая Великой Отечественной войны) - жизни молодой девушки, о досуге и быте людей того времени.

Яркой отличительной чертой становища являлась Преображенская, (в честь Преображения Господня), православная церковь в колонии и становище Рында. Построена в 1878 в виде четырехконечного креста на средства благотворителя, пожелавшего остаться неизвестным. Освящена в 1879. Приписная к Ловозерскому приходу, с 1900 — к Гавриловскому приходу.

На этом моя коллекция фотографий Вадима Михайловича Шульца заканчивается, но не заканчивается материал, собранный за многие годы по истории и краеведению Кольского полуострова, этнографии саамов и поморов, генеалогии своего рода.

Я с удовольствием расскажу и поделюсь историями о крае, где родился, вырос и живу. До новых встреч!

Гобелен, изображающий Карла V и его свиту. Согласно сюжету - это смотр войск в 1535 году, так что Медоса уже уплыл в поисках своего Эльдорадо.

Это, кстати, было не единственным отличием Мендосы. Если большинство его коллег по Конкисте были мелкопоместными идальго чуть богаче Дон Кихота и видели в освоении Нового Света для себя шанс резко повысить свой статус и состояние, то про Мендосу этого не скажешь. Дон Педро был к тому времени богатым и влиятельным вельможей из хорошего рода. А значит, мог делать дальнейшую карьеру при дворе или просто жить в свое удовольствие. Откуда же взялась столь необъяснимая тяга к перемене мест?

Эта тайна в его биографии давно раскрыта. Дон Педро подхватил сифилис, который лечить тогда не умели и к 1534 году болезнь зашла довольно далеко. Настолько, что сам он пролежал в постели большую часть времени, отведенного на подготовку экспедиции. Сифилис считался постыдной болезнью и Мендосе совсем не хотелось завершить свою жизнь таким образом. А вот если бы он закончил свои дни в заокеанском походе, присоединяя к владениям испанской короны новые богатые земли, то о срамных обстоятельствах кончины никто бы и не вспомнил. Вот такая была у него мотивация. Может и не самая романтичная, но с другой стороны – человек понимал, что до сорока вряд ли дотянет, и, если не мог продлить жизнь, собирался выжать максимум из отпущенного ему времени.

Изначально его экспедиция направилась в Ла-Плату – залив на юго-восточном побережье Южной Америки, образованный слиянием двух рек – Уругвай и Парана (такие заливы еще называют эстуариями). Впервые отряд испанцев под командованием Хуана де Солиса там высадился почти двадцать лет назад, но почти полностью был перебит местными индейцами. С того времени за Ла-Платой у испанцев закрепилась дурная репутация.

Но репутация репутацией, а место казалось удобным и в 1526 году европейцы предпринимают вторую попытку закрепиться в этих местах. Пишу европейцы потому что, хоть экспедиция отправилась из испанской Севильи, и снарядили ее по поручению того же Карла V, возглавил ее венецианский мореплаватель Себастьян Кабот и костяк отряда составили его земляки. Отряд Кабота успешно высадился в заливе, освободил из индейского плена последнего живого участника предыдущей экспедиции и основал в устье реки Парана (близ слияния) форт Санкти-Эспириту («Святой дух» по-нашему) с гарнизоном в 80 человек. А сам отправился дальше, в поисках богатств (о чем еще вспомним дальше).

Сегодня залив Ла-Плата выглядит так. Во времена Кабота и Медосы - это была малонаселенная и сложная для колонизации местность

Поначалу индейцы мирно уживались с гарнизоном и те ослабили бдительность, за что и поплатились. Не знаю, что стало поводом, есть версия, что конкистадоры сами напросились, но в 1529 году индейцы вновь вырезали большую часть обитателей форта и сожгли его.

Вот к этому неспокойному месту и направил свои корабли Мендоса. Возможно, им двигала мысль, что, преуспев там, где не справились де Солис и Кабот, он точно впишет свое имя в историю в нужном свете. Но скорее всего главным мотивом стали истории про некоего Белого короля, которыми ранее вдохновлялся Кабот. А точнее – те самые сокровища, в поисках которых венецианский путешественник и приплыл к этим берегам.

Слухи о том, что где-то здесь существует Серебряное царство под управлением Белого короля будоражили фантазии испанцев уже много лет. Собственно, этим слухам Аргентина и обязана своим названием (производное от латинского слова argentum - серебро). Первым о Белом короле рассказал некто Франциско дель Пуэрто, тот самый последний уцелевший член отряда де Солиса, который провел в индейском плену почти десять лет. Мы можем только гадать о его мотивах, но история эта пошла от него и с каждым пересказом размер богатства серебряных рудников одноименного царства только рос.

Проникнувшись ею, Мендоса договорился с Карлом на очень выгодные (как ему казалось) условия: тот даровал ему право владения на 200 лиг побережья от Ла-Платы до Магелланова пролива. Иначе говоря, в случае успеха Мендоса становился владельцем фактически всего южного конуса материка, и его наследники могли бы контролировать важнейший торговый путь в Тихий океан. В числе других бонусов были графский титул и должность губернатора в новых владениях испанской короны.

Правда, в других аспектах подготовки экспедиции Мендоса показал себя не столь сведущим и прагматичным. Корабли везли солдат, порох, конницу, но не взяли с собой ни семян, ни скота для основания хозяйства на новых землях. Видимо такие «приземленные» тонкости ему в голову не пришли и позже испанцам это аукнулось.

Португальская карта XVI века, на которой изображен Магелланов пролив и район вокруг него

Впрочем, проблемы начались еще во время плавания. Сам Мендоса по причине болезни каюту покидал редко и контактировал со своим экспедиционным отрядом через личного слугу Айоласа. А тот в первые же дни умудрился рассориться с непосредственным командиром экспедиционного военного отряда Хуаном Осорио. Айолас не нашел ничего лучше, чем убеждать Мендосу в том, что Осорио готовит мятеж, желая сам стать владельцем серебряных рудников и губернатором тамошних мест. Усугубляло ситуацию то, что Осорио плыл на разных кораблях с Мендосой и оправдаться не имел возможности, да и не подозревал, что его уже назначили «заговорщиком». Айолас же за несколько месяцев плавания настолько накрутил Мендосу, что тот подписал тайный приказ с требованием при первой возможности умертвить «негодяя и бунтовщика Осорио».

В итоге, когда корабли впервые причалили к южноамериканским берегам в заливе Рио-де-Жанейро и Осорио явился выразить почтение своему командиру Мендосе, он был схвачен и казнен. К слову, такая казнь без суда и следствия была нарушением законов того времени, но дон Педро усугубил впечатление от своего решения еще и тем, что запретил хоронить Осорио, оставив его тело на прибрежном песке. Все это сильно подорвало дух большинства участников экспедиции, хотя Айолас ликовал.

Тем временем экспедиция двинулась дальше, благополучно вошла в залив Ла-Плата и 22 января 1536 года Мендоса основал здесь город, ныне известный нам как Буэнос-Айрес, столица Аргентины. Широкое распространение получила легенда от Руя Диаса де Гусмана, автора хроники «Аргентина», что название города происходит от возгласа Мендосы о том, какой хороший в этом месте был воздух («буэнос айрес» с испанского буквально так и переводится). Но на самом деле это всего лишь легенда для туристов. Тем более воздух в заливе был ничуть не лучше морского, которым Мендоса дышал последние полтора года.

Мендоса был не чужд пафоса и город велел назвать «Порт Владычицы нашей Святой Марии добрых ветров», которую испанские моряки считали своей покровительницей. На испанском название звучит как Puerto de Nuestra Señora Santa María del Buen Ayre. Причем два последних слова являются частью имени Девы Марии. А потом, понятно мало кто готов был каждый раз произносить столь длинное название и в обиходе его сократили как раз до этих самых слов - Buen Ayre. Отсюда и пошло.

Пока часть отряда возводила стены будущего города, других Мендоса отправил обследовать окрестные земли. Результат был неутешителен – на многие километры вокруг тянулась голая степь, населенная племенами враждебно настроенных индейцев, имевших уже успешный опыт уничтожения европейских колонистов. Припасы кончались и вот тут-то Мендоса явно спохватился на тему, что скот и зерно оказались бы весьма к месту. Но было поздно.

Пытались прожить охотой и рыбалкой, но отряды охотников подвергались нападениям индейцев, а рыба всем быстро приелась, да и было ее не так много, чтобы накормить досыта тысячу с лишним человек. Мендоса дважды отправлял крупные отряды на поиски более богатых продовольствием мест, ну и легендарных серебряных рудников (в идеале, считал он было бы найти и захватить столицу Белого царя, где явно хватало и еды, и серебра). Но единственное чего удалось добиться – это сократить число едоков.

Гравюра, изображающая стычку испанцев и индейцев, примерно также действовали и солдаты Мендосы

Тем временем индейцы созрели до кардинального решения проблемы с чужаками на своей земле и привели к стенам Порта Святой Марии несколько тысяч воинов. Испанцы смогли выставить всего лишь четыре сотни солдат, но, учитывая, что у них были конница и некоторое количество огнестрельного оружия – считали этого вполне достаточным для победы. По крайней мере, раньше в битвах конкистадоров с индейцами чаще всего решающий успех приносили кавалерийские атаки (индейцы поначалу лошадей в принципе побаивались и считали всадников чуть ли не сверхъестественными существами).

Но не в этот раз. В этом сражении, которое состоялось 15 июня 1536 года у индейцев было свое «чудо-оружие», впоследствии названное испанцами «болеадорас»: веревка с каменными шарами на концах. Инки знали его и раньше, используя для захвата противника в плен (бросали в ноги, веревка запутывалась и валили человека с ног). В этот раз они столь же успешно применили его против конницы – за несколько минут испанцы просто лишились своего главного преимущества.

В дальнейшем болеадорас стали распространенным снаряжением южноамериканских пастухов

После этого пехота была вынуждена отступить за стены и началась осада города. Она продлилась месяц, но, по свидетельствам выживших, из-за голода и отсутствия надежды на помощь со стороны этот месяц показался им годом. «В городе не осталось ни мышей, ни змей, мы дошли то того, что ели свои кожаные сапоги», - писал один из них. Дон Педро, потерявший в той кавалерийской атаке родственников повредился рассудком (может, был в этом вклад и сифилиса) и считал происходящее местью призрака Осорио. Он натурально с ним разговаривал, добавляя жути подчиненным.

Спасло испанцев то, что индейцы не имели опыта осады крепостей и вскоре тоже стали страдать от голода. После чего собрались и ушли обратно в пампасы, пообещав вернуться и доделать начатое. Тут самое время вспомнить про Айоласа, как человек он, может и был говно, но администратор оказался неплохой. Он возглавлял один из отрядов, отправленных на поиски более богатых едой мест и именно ему улыбнулась удача. Вскоре после снятия осады он вернулся с провизией и вестью о том, что ему удалось наладить хорошие отношения с другими племенами индейцев, живущими на берегах Параны. Он даже основал там еще один город, который Мендоса назвал Буэнос-Эсперанс или «Добрые надежды» по-русски (все-таки конкистадоры в душе были те еще романтики). Он перевел туда значительную часть гарнизона, а Айоласа как человека везучего и исполнительного отправил на новые поиски Белого короля и его Серебряного царства.

Но в этот раз удача Айоласу изменила (или до него добрался дух Осорио) – его отряд был полностью перебит индейцами, а сам он подвергнут жестоким пыткам и казнен. Впрочем, об этом узнали намного позже. А тогда Мендоса, прождав его несколько месяцев, решил, что хватит с него американских приключений и лучше ему будет вернуться на родину. К тому времени в Буэнос-Айресе оставалось едва ли три сотни человек плюс еще сколько-то в Буэнос-Эсперансе, в целом – менее половины отряда, отплывшего в 1534 году. Взяв с собой примерно половину, наиболее больных и слабых, Мендоса отправился на одном из кораблей обратно в Испанию, пообещав оставшимся, что пришлет им помощь. Но до дома он так и не доплыл, болезнь взяла свое и дон Педро был похоронен в море. Может, оно и к лучшему, поскольку на родине его ждали большие проблемы от родни казненного Осорио (не дождавшись Мендосы, они затеяли тяжбу с его наследниками и отсудили у них довольно большую компенсацию). А так Мендоса вошел в историю как основатель Буэнос-Айреса и один из южноамериканских первопроходцев.

Не дождавшись помощи, жители Буэнос-Айреса перебрались в основанный другими переселенцами город Асуньон, который потом стал столицей еще одного южноамериканского государства – Парагвая. А будущая столица Аргентины почти сорок лет стояла заброшенной, пока ее не возродил другой конкистадор Хуан Гарай.

А Серебряное царство в Южной Америке все-таки нашли, но на территории Боливии, в 1545 году в окрестностях горы Потоси было обнаружено огромное месторождение, откуда за следующие полвека испанцы вывезли почти 7000 тонн серебра. И это, на минуточку, вдвое больше общего количества серебра, имевшегося в Европе до плавания Колумба.

Сооружение построено в середине 2 века н.э. на естественном склоне. Этот театр является наиболее хорошо сохранившимся древним театром в Малой Азии. Здание было способно вместить 12 000 зрителей.

https://t.me/dokopalis/5024