Бабушка моя Ирада Георгиевна Наврузова – чудесная рассказчица страшилок. В своё время она объездила весь Союз нерушимый, где по работе, где туристкою, и набралась впечатлений и историй. Бабулю всегда влекла перемена мест, новые культуры и знакомства, способные занять её деятельный и живой ум. Как она сама неоднократно признавалась, всю жизнь её преследовала всякая паранормальщина, сваливались на голову байки из склепа и секретные материалы. Просто диву даёшься, как один человек проживёт целую жизнь, так и не увидев даже самого завалящего привидения, другой же, как моя бабуля, просто счёту им не ведает.
У нас в семье установилась традиция: в тёплое время года мы все, многочисленные родственники, собираемся на выходные у ба на даче, дружно там работаем (и нет в округе более ухоженной дачи), потом готовим шашлык, салаты из всего свежего, что есть о ту пору в огороде, вытаскиваем из холодильника квас и пиво и пируем. А потом, когда стемнеет, разжигаем в очаге по центру огромной круглой беседки костёр, и наступает лучшее, то, из-за чего мы тут, в конечном счёте, и собираемся. Ба рассказывает страшные байки из своей жизни.
Все родственники абсолютно уверены, что её истории – чистая правда. Большинство из нас атеисты и прагматики, материалисты и скептики, но мы и подумать не можем даже на секунду, что бабуля сочиняет или врёт. Такой уж она человек. Удивительный, будто из другого мира. У нас в роду никогда не было колдунов и потомственных тарологов, ведуний, умеющих снимать венец безбрачия и открывать дорогу, и тому подобной ерунды, потому появление в нашей весьма ординарной фамилии человека, всю жизнь бывшего на короткой ноге с потусторонним миром, не устаёт нас поражать. Бабушка Ирада – жемчужина нашей семьи.
Не хотелось бы, чтобы чудные истории бабули остались достоянием только тесного круга родственников, настолько они, на мой взгляд, удивительны. Потому я, её скромный внук, попробую передать некоторые из них в виде рассказов, первый из которых вы сейчас и читаете. Если получится скверно – ругайте только меня. Очень жаль, что вам не довелось самим сидеть вкруг полуночного летнего костра в обвитой виноградом беседке и слушать эти истории в бесподобном исполнении ба.
Всю жизнь бабуля проработала в медицине, прошла путь от санитарки до большого начальника. Как-то мы начали расспрашивать, какое самое первое паранормальное приключение было с ней, и услышали рассказ о прохоровской ведьме, а заодно узнали больше о том, как начиналась бабушкина карьера в медицине.
- Самая первая моя аномальщина? Мне тогда восемнадцать было, только работать начала. С того-то раза всё и пошло-поехало. Прокляли меня. Рассказать вам, что ли, про прохоровскую ведьму?
- Просим, просим, - заговорили мы наперебой. Бабушка вытерла уголки рта кончиками пальцев (непременная процедура перед рассказом) и своим певучим, милым голосом начала:
- Извольте про ведьму. Когда, бишь, это было? В семьдесят шестом, если память не балуется. Я после школы не хотела куда-то в институт поступать, хоть и оценки хорошие были. Характер взбалмошный в ту пору имела. Всё хотела быстрее на работу выйти, деньги зарабатывать, взрослой себя ощутить. В общем, прошла курсы санитарок в родном Бийске. Распределили меня в один колхоз неподалёку. В общем, девчонкою восемнадцатилетней, ещё ветер в голове, поехала я работать в деревню.
Деревня эта называлась Прохоровка, в честь Прохора Шаляпина. Шучу, там богатый купец когда-то жил, Прохоров, он поселение и основал в девятнадцатом еще веке. С историей деревня. И колхоз крепкий был: тогдашний председатель товарищ Стёпкин первый культивировал в тех краях сою, и она хорошо шла на экспорт. Жило там человек восемьсот, жили привольно, богато. А природа там какая! Хорошо там летом, как в раю.
Я приехала в Прохоровку рейсовым автобусом рано утром, около восьми. Справилась у прохожих, где тут фельдшерско-акушерский пункт, и пошла сразу туда.
Около ФАПа толпились мужики. ФАП - это сокращённо фельдшерско-акушерский пункт, а вы чего засмеялись, молодёжь? В общем, рядом с ФАПом, который был ещё закрыт, я с удивлением увидела не менее десяти мужчин разного возраста. «Неужели все больные?» - подумала я. Мужики курили и праздно болтали. Меня они оглядели с интересом, так, что я засмущалась.
Через несколько минут я увидела, как к фельдшерскому пункту подходит дородная, важная женщина лет пятидесяти. Она оглядела толпящихся и покачала головой и сказала (Тут бабулины голос, поза и мимика живо переменились: рассказывая свои страшилки, она всегда артистически изображала прямую речь персонажа, живо перевоплощаясь голосом в ребёнка, другую женщину, мужчину или нечисть):
- Опять припёрлись, кобели. Не стыдно вам? Добро бы болели по-настоящему.
Мужчины со смехом отвечали:
- Да мы и болеем, Любовь Васильевна. Сердце у всех не на месте, болит - и всё тут.
Они загоготоли, знаете, этим ужасным мужским коллективным смехом, в котором явно читается жеребячий контекст.
- Воспаление хитрости у вас, - строго отвечала на это Любовь Васильевна, - и кобелизм в терминальной стадии. Житья хорошему человеку не даёте.
Она открыла ФАП и вошла внутрь. Я вошла вслед на ней и представилась.
- А, - сказала Любовь Васильевна, - вот и новая санитарочка наша. Ишь, молоденькая какая. Только школу окончила? Предшественница-то твоя, тётя Степанида, на пенсию уж вышла. Не хочу плохого говорить за спиной, но в последнее время бабка спустя рукава работала. Ты-то работы, надеюсь, не боишься?
- Нет, - бодро ответила я.
Мы разговорились. Оказалась, что Любовь Васильевна – местная акушерка.
Любовь Васильевна. Изображения персонажей сгенерированы нейросетью Kandinsky.
- А что это за толпа собралась? – спросила я. – Все больные?
Любовь Васильевна захохотала:
- А, это донжуаны местные. Сейчас Зоя Павловна подойдёт, и ты всё поймёшь сама. Зоя Павловна – эта наша фельдшерица-заведующая. Она у нас в позапрошлом году только работать начала. Городская, из Новосибирска, интеллигентная. Как приехала, с тех пор от мужиков отбою тут нету. Все кобели деревенские стали вдруг часто недомогать, повадились к нам по малейшему чиху. Кто палец порежет, кто икнёт, кто плохой сон увидит – тут же к нам, лишь бы на неё посмотреть лишний разок. Зоя Павловна злится, но чин чином принимает всех. В этом плане она молодец – никому в помощи не откажет, хоть и ругает симулянтов. К себе же никого из них не подпускает. Да и то, не её полёта птички. Эх, ей бы в женихи какого-нибудь Героя Соцтруда или профессора. Жалко её, молодость тут теряет. А всё ж любят её в деревне, такая она хорошая.
Тут вошла, собственно, Зоя Павловна. Ох, милые мои, до сих пор помню, как обомлела. Какая же она была красавица! Всё, что может быть красивого в русской девушке, собралось в ней: светлые волосы, что, попав под луч света, источают особенное сияние, голубые глаза, прекрасные тёмные, как бы надломленные в одном месте брови, высокие скулы, твёрдая линия подбородка, милый чистый носик, нежная, сияющая кожа, осанка, грудь – всё было наилучшего свойства. Я за всю жизнь не встречала женщины красивее. Лет ей было тогда двадцать пять.
Зоя Павловна
Она ворвалась в ожидальню, на секунду её точёные брови приподнялись при виде меня, она автоматически кивнула мне и возмущённо сказала, обращаясь к Любови Васильевне:
- Здрасьте, Любовь Васильевна. Видели, опять эти собрались! Это раньше было смешным, но теперь становится просто несносным! Эти люди живут инстинктами!
Любовь Васильевна снова засмеялась:
- Да кобели просто, типичные представители мужского рода. Вот, Ирада, смотри, как у мужчин-то крышу сносит от красивой женщины. Настороже с ними будь. Это, Зоя Павловна, наша новая санитарка, Ирада… как тебя по батюшке?
- Георгиевна.
- Что ж, добро пожаловать, мы очень рады, - приветливо сказала Зоя Павловна, протягивая руку. – Вы вот что, Ирада Георгиевна, сходите пока в контору, скажите, что приехали работать. Документы все при вас? Пусть непременно вам сразу же покажут ваше жильё. Иначе, скажите, заведующая придёт ругаться. И скажите этим дуракам на улице, что приём начнётся через десять минут.
Улыбаясь, я поспешила в колхозную контору. Сам председатель, товарищ Стёпкин, бывший в ту пору в конторе, деревенский джентльмен и отличный хозяйственник, отвёл меня в моё первое в жизни отдельное жильё. Это была половина большого дома на два двора. Целых две большие комнаты, кухня, прихожая, баня и огород: я обалдела, когда увидела, и, помню, подумала, что это очень хорошая деревня.
Товарищ Стёпкин
В общем, я быстро освоилась. Зоя Павловна была вежлива и ласкова со мной, всегда приободряла добрым словом и сказала ничего не бояться. Акушерка наша тоже была очень добрая, расположенная ко мне женщина. Ей было около пятидесяти, она была из местных, вдова, дочь её училась в Свердловске в институте. Помню, что Любовь Васильевна очень любила читать журналы «Технику – молодёжи», «Вокруг света», «Наука и жизнь» и постоянно приносила на работу новые номера, чтобы обсудить с нами. Зою Павловну она очень уважала и за глаза называла доченькой. Но при всех своих достоинствах Любовь Васильевна, к сожалению, была излишне дружна с медицинским спиртом и, говоря попросту, бухала. Зоя Павловна постоянно распекала её за это и читала лекции о вреде пьянства и ответственности советского медика, грозилась товарищеским судом на колхозном собрании, а Любовь Васильевна в ответ улыбалась, изображала раскаяние, а на следующий же день к вечеру опять готовая. При этом специалистом она была сильным, в деревне, да и во всём районе, её уважали.
Примерно через две недели, как я приехала в Прохоровку, в середине лета, Зоя Павловна принесла в медпункт и повесила в ожидальне гигантский агитационный плакат, который сама придумала и нарисовала. Сюжет его был таков: в левой части плаката парила, подобна ангелу небесному, светловолосая женщина в белом халате, вся в лучах и молниях, и воздевала над головою, словно копьё, огромных размеров блистающий шприц. Я сразу узнала в парящей женщине саму Зою Павловну, это было что-то вроде автопортрета, очень хорошо нарисованного. В тёмный нижний правый угол плаката боязливо жалась по-цыгански одетая женщина лет тридцати, тоже очень красивая, но какой-то хищной наружности, с жутким взглядом, развевающимися чёрными волосами, сидящая в огромной ступе, с помелом в руках. Ведьма на плакате была окружёна всякими зловредными возбудителями, изображёнными в виде сказочных чудищ: палочка Коха в виде зелёного чахоточного привидения, бледная трепонема в образе скрученной в спираль царевны всех змей Скарапеи, вирус гриппа в виде круглого и мохнатого лешего и так далее. Всё было изображено чрезвычайно живо, я бы сказала, талантливо. Чтобы от глядящего не ускользнул смысл сей композиции, снизу красивым шрифтом были стихи:
"Безграмотным ведьмам больше не верим,
Наука сильнее бабкиных суеверий".
Я громко восхитилась плакатом, но Любовь Васильевна неодобрительно покачала головой и сказала Зое Павловне:
- Она обидится, непременно обидится, Зоя Павловна, вы уж извините. Слишком резко. Особенно на безграмотную обидится, у неё пунктик на этот счёт. Да и слишком уж похоже вы её изобразили. А она мстительна. Сочтите меня дремучей дурой, но я родом отсюда и знаю, на что она способна. Я уже говорил вам сто раз, что все тринадцать подозрительно умерших за последние десять лет деревенских жителей так или иначе перешли Касьяне дорогу. Заболеют непонятно чем – и через неделю богу душу отдают. Тринадцать, Зоя Павловна, за десять лет. У нас и проверки были, ещё при старом фельдшере Григории Петровиче, но, само собой, ничего не нашли, это же тёмная ворожба. Все знают, что это ведьма сделала, и участковый знает. Только как докажешь?
Зоя Павловна только фыркнула в ответ:
- Вы меня поражаете, Любовь Васильевна. И это говорит советский медик! Не стыдно? А то, что Касьяна разозлится, меня мало волнует - стерпит. Сколько можно дурить голову деревенским и мешать нам работать? Ничего. Известно, что она много пьёт, и сколько бы я её ни встречала и ни глядела на её зрачки, мидриаз явно говорит об употреблении какой-нибудь дряни, скорее всего, психотропных грибов. А такое даром никому не пройдёт, даже ведьме. Когда-нибудь она сломит свою гордость и придёт ко мне за лечением. Я её научу советскую медицину любить.
Потом, за обедом, когда Зоя Павловна отлучилась куда-то, я решила выспросить акушерку о ведьме.
- А что это за Касьяна, Любовь Васильевна? Неужто и впрямь ведьма?
- Да, Ирадушка, ведьма. Слышала о наших сибирских ведьмах?
Разумеется, я слышала. По всей Сибири ходили рассказы об этих чёрных колдуньях. Считалось, что селились они всегда на отшибе деревни, чтобы сразу у леса, имели способность оборачиваться чёрной кошкой или собакой, жили больше ста лет, умели лечить людей, а умели и проклинать, могли привораживать мужиков так, что те бросали любимых жён и детей и бежали, как дурные, к той женщине, на которую сделан приворот, ну и так далее. Я не очень верила в такие рассказы.
- Так вот, - продолжила Любовь Васильевна, - эта самая Касьяна – самая что ни на есть ведьма. Пришла она в нашу деревню десять лет назад, непонятно откуда, и поселилась тут. Со временем слухи пошли, что она – чёрная ведунья. Ну, народ у нас в такие штуки верит, вот и потянулись к ней больные, кому официальная медицина особо не помогла, бабы, что хотят мужика приворожить, мужики, у которых с возрастом мужская сила ослабла, и так далее. Она многим помогла, и теперь все деревенские до одного твёрдо знают: Касьяна – ведьма, на самом деле умеет лечить и проклинать. Ты вот что, Ирада - не вздумай с ней дела иметь, особенно не вздумай как-то её разозлить или перейти дорогу. Если она придёт к нам, будь вежлива и стерпи её надменное поведение. Она очень злопамятна и мстительна. Ох, боюсь я за нашу Зою Павловну. Как бы этот несчастный плакат убрать? Зоюшка – она хорошая, но гордая очень и слишком уж верует в науку. Городские иногда смотрят на нас, как на отсталых, за то, что мы верим в нечисть, а как не поверишь, если своими глазами её видишь? Зоя Павловна эту Касьяну сразу невзлюбила, как узнала, что многие деревенские по старинке к ней за медпомощью обращаются. Для неё это как вызов – изжить замшелые суеверия. И она права, конечно, но слишком уж круто берёт. Была уже у них стычка: на колхозном собрании Зоя Павловна ведьму песочила и людей, что к ней обращаются. А Касьяна и за меньшее людей со свету сживала, горда очень. Тут ещё вот какое дело. Раньше-то все кобели вот эти, что к нам каждое утро прутся с температурой липовой, постоянно вот так у ведьминой избушки отирались. А теперь, вишь, к Зое Павловне перебежали. Ведьма от этого бесится, раньше-то она тут у нас первой красавицей считалась. В общем, боюсь я за Зоюшку. Но она же и слушать не станет.
- А вот эти люди, которые умерли. Чем они болели?
- В том-то и дело, что ничем. Медицинский парадокс. Симптомы такие: сначала головная боль, потливость, одышка сильная. Потом лихорадка, носовые кровотечения, сильнейшая ломота в суставах. Затем – спутанность сознания, бред. Ну и потом уж… Около недели всё занимало. Но самое страшное – все анализы в норме. ОАК, ОАМ, СОЭ, биохимия, всё, что угодно – в пределах нормы. Брали все возможные посевы, соскобы и так далее, но ни бактериальной, ни вирусной инфекции не обнаружили. Внутренние органы все в норме, необычных патологий ни у кого не обнаружили. Ничегошеньки. Симптомы есть, а болезни нету. Ведьминские штучки.
- Но это ведь попросту невозможно, - горячо возразила я Любови Васильевне, хотя понимала, что вряд ли он станет разыгрывать меня столь дурацким манером. Но поверить в сказанное мне, городской комсомолке, было непросто.
- Кто знает, - пожала плечами в ответ акушерка. – Нам ещё многое неизвестно в человеческом организме. Знаешь, что я думаю по этому поводу? Я вот читала недавно в «Науке и жизни» про гипноз. На Западе проводили такой эксперимент: человека вводили в состояние глубокого транса, а потом лили на руку простую тёплую воду. Но ему внушали, что там кипяток. И он орал от боли, но самое поразительное не это. На руке, в том месте, куда лили воду, образовалось сильное покраснение! Будто его впрямь ошпарили. Между психикой и телом существует невероятная связь, о которой мы мало что знаем пока. Если мозг убедить в том, что тело повреждено, он вызовет в теле соответствующую реакцию. Так вот. Что если ведьмы обладают способностью подсаживать в подсознание человека ложную уверенность в болезни тела? Не знаю, что-то вроде вируса, но не материального, а как бы информационного, метафизического. Человек и знать не знает, а меж тем в его организме уже запущена программа саморазрушения.
- Вы правда верите в это? – спросила я.
- Ох, Ирадушка, я верю своим глазам. Ведь она и моей подруги, Алки Пивоваровой, сынка Васю так же сгубила. Тот красавец был, спортсмен, футболист. Его даже за сборную района вызывали играть, а поговаривали, что и серьёзные клубы им интересуются. Ну, Касьяна, тварь эта, и давай ему куры строить. А он только женился после училища, сынок у них уже маленький был. Васёня смелый был, как вот Зоя Павловна наша, в чёрные силы не верил. Дал ведьме от ворот поворот, высмеял прилюдно. А, говорят ещё, ведьмы сами на себя приворот не могут сделать, только на других баб. Ограничение такое. Ну, она и взбеленилась. Говорит, или со мною будешь, или сгоришь за неделю. Васёк хохочет. Ну, и умер через неделю. Опять симптомы эти. Увезли его в больницу в район, там и… Хороший был паренёк, честный, смелый, однолюб. Наша, сибирская порода. Отец его, Славка, потом чуть с ума не сошёл, хотел ведьму пристрелить, как собаку, но она пригрозила ему, что весь род его проклянёт и изведёт. А у него ещё трое. Куда деваться? Смирился.
- А Касьяна работает где-то официально? – спросила я.
- Конечно. Статью-то за тунеядство никто не отменял. В конторе секретарём-архивариусом числится. Товарищ Стёпкин даром что коммунист, а ведьму боится. Вот и дал ей эту синекуру. Она в конторе-то для виду сидит, ну и свой ведьминский приём там чуть ли не открыто ведёт, оборудовала себе комнату, никого туда не пускает, кроме своих посетителей. Говорят, зелья какие-то варит там из галлюциногенных грибов, а потом ходит по конторе, как шальная, людей пугает. Всякие стуки в конторе из стен стало слыхать, из подвала шорохи, вой волчий иногда. А всю секретарскую работу за неё бухгалтерша наша тётя Зина делает. Ворчит, а делает. Против ведьмы-то особо не повоюешь.
Этот разговор произвёл на меня тягостное впечатление. Похоже, Любовь Васильевна действительно верил в то, что Касьяна – настоящая ведьма, и боялась её. Это было странно и как-то неприятно, ведь акушерка была образованной советской женщиной.
А на следующий день я смогла воочию увидеть эту колдунью, о которой шло столько разговоров.
Я сидела в ожидальне, отдыхала после санобработки ФАПа. Открылась дверь, и вошла женщина. Подняв на неё взгляд, я вздрогнула: таким поразительным оказалось сходство ведьмы с изображением на плакате. Она была очень красива, но в ином роде, чем Зоя Павловна: чёрные волосы - настоящая прекрасная грива, белая холёная кожа, стройная, высокая, осанистая, одета в умопомрачительное тёмное платье, обвешана амулетами, цепочками, браслетами. Лет на вид ей казалось около тридцати. Её, правда, портил ужасный старческий, такой, знаете, тусклый взгляд, который казался ещё жутче из-за расширенных зрачков.
Касьяна
Увидев мой испуг, Касьяна довольно улыбнулась. Похоже, ей нравилось производить подобное впечатление.
- Здравствуйте, - пролепетала я, вставая. – Что вам угодно?
- Больничный открыть надо, - резким, властным голосом сказала Касьяна. – Неделю работать не смогу. Надо по лесу погулять, травки нужные скоро зацветут. Не до работы вашей колхозной. Мне…
Тут она повернула голову и увидела плакат.
Поперхнувшись на полуслове, ведьма подошла поближе к акварельному творению Зои Павловны и минуту внимательно рассматривала его в полном молчании. Потом повернулась, и мне стало по-настоящему страшно. Её тусклые глаза смотрели с такой сумасшедшей ненавистью, что я чуть не потеряла сознание. Можете мне не поверить, милые мои, но голос Касьяны, когда она заговорила, был не голосом человека, но какого-то демона: низкий, глухой, с металлическими модуляциями:
- Кто это нарисовал?
Немедленно после этих слов распахнулась дверь, ведущая в кабинет фельдшера, и на пороге возникла в горделивой позе Зоя Павловна с искрящимися глазами, вздёрнутым подбородком и расширенными ноздрями. Мне показалась, что она специально подслушивала, чтобы войти в самый драматический момент.
- А, Воропаева, здравствуйте, - энергично молвила Зоя Павловна, шагнув в комнату и прожигая ведьму глазами. – Как поживаете? Бросили уже морочить голову деревенским своими заговорами против запора и декоктами изо мха и дождевых червей? А, гляжу, вам понравился мой плакат!
Ведьма несколько опешила от такой решительной эскапады, даже будто уменьшилась в размерах и сделала шажок назад. Я как будто наблюдала ожившую сцену со злополучного плаката. Сумасшествие ушло из глаз Касьяны, голос вновь стал нормальным:
- Так это вы намалевали? Ничё так, забирает. У вас прям талант. Вам надо было на художника поступать, не прозябали бы сейчас в далёкой деревушке фельдшером.
- Ничего, я и в этой должности людям пригожусь. Позвольте осведомиться, по какому поводу вы осчастливили простых сельских прозябающих эскулапов неожиданным визитом?
- Так вы не с начала подслушивали? Хорошо, повторюсь: мне нужен больничный. Рука болит чего-то. В конторе сейчас работы всё равно нету. Ну и я сама полечусь своими… декохтами. А через недельку закроете.
- Пожалуйте на осмотр, - лаконично ответила Зоя Павловна, рукой показывая Касьяне пройти в кабинет. Та поморщилась и сказала:.
- Да к чему. Болит плечо, говорю, я сама разберусь. Рентгена у вас всё равно нету. Вы мне просто больничный откройте, без лишних церемоний. А то для чересчур идейных в моей деревне воздух вредный. Кое-кто и не выживает.
- Вы что же это, Воропаева, - звенящим голосом произнесла Зоя Павловна, - вздумали меня пугать? Ворожбой? Советского врача? Да при свидетелях? Опомнитесь, гражданка, вы не в себе. Могу выписать направление к районному невропатологу. Для начала.
- Я-то? Пугать вас? И в мыслях не было. Просто к слову пришлось.
- Как бы то ни было, - сквозь зубы сказала Зоя Павловна, - есть правила выдачи листков нетрудоспособности. Не воображайте, пожалуйста, что я откажусь от них ради вашей прекрасной персоны.
Ведьма недобро вздохнула.
- Так не дадите больничный? – кротко спросила она.
- Без медосмотра? Нет, разумеется.
Касьяна глянула на Зою Павловну с печальной иронией, как матёрый волк посмотрел бы на атакующего его отважного белоснежного пуделя.
- Что ж, Зоя Павловна, долго я вас терпела, - тихо проговорила она. – Теперь прощайте!
Ведьма резко повернулась и вышла. Громко стукнула дверь.
От её «прощайте» у меня прошёл мороз по спине. Но Зое Павловне было нипочём, она весело рассмеялась и посмотрела на меня:
- Вот так-то, Ирада Георгиевна. Она вообразила, что я её боюсь и из страха открою больничный лист. Представляете! Она так привыкла к страху людей, что уже помыслить не может, что кто-то не боится её заговоров и проклятий! В какой дремучей среде может взрасти такое поведение! Как деревенские искренне боятся её! Вот с чем нам всем надо бороться. Суеверия порождают страх перед неизвестным, и всякая эпатажная жеманница, распустив о себе страшных слухов, может всю жизнь доить доверчивых селян! Чёрт-та с два! Я её разоблачу!
Я улыбнулась. Мне очень понравилась горячность Зои Павловны. Но Любовь Васильевна, узнав от меня о случившемся (она дремала в акушерской во время визита Касьяны), страшно расстроилась: села, закрыла лицо ладонями и некоторое время молчала. Потом сказала глухо:
- Господи, помоги. Обереги рабу свою Зою от сил нечистых. Зря вы так, Зоя Павловна. Я ведь ради вашего же блага предупреждала.
Зоя Павловна вспылила:
- Любовь Васильевна, ну сколько можно! Вы же образованный современный человек! Подобным невежеством и пользуются мошенницы вроде Касьяны. Пора бы уже это всё забыть. Человек в космос полетел, на Луне побывал, ядерный синтез освоил, а вы всё в ведьм верите. Двадцатый век на дворе. Предупреждаю, Любовь Васильевна, если продолжите рассказывать мне эти сказки – вы мне больше не друг. В конце концов, это переходит уже все рамки.
Любовь Васильевна замолчала, но до конца дня был угрюма.
На следующее утро Зоя Павловна показалась мне несколько бледной и уставшей. Я испугалась и спросила, как она себя чувствует. Она лишь отмахнулась:
- Да не выспалась просто. Всякая ерунда снилась. Это всё от дурацких рассказов Любови Васильевны.
Та побледнела, а потом осторожно спросила:
- А голова болит?
Зоя Павловна поморщилась:
- Ну, болит немного, и что? Это, знаете ли, бывает, когда плохо поспишь. Сейчас приму анальгину. Давайте работать, коллеги.
У Любови Васильевны задрожали губы.
Видно было, что он хочет что-то сказать, но сдерживается усилием воли, опасаясь вновь разгневать фельдшерицу.
На следующий день Зое Павловне стало хуже. К головным болям прибавилась тошнота, озноб.
- Похоже, грипп, - улыбаясь, сказала она. - Что же делать, придётся самой себе больничный открывать.
- Зоя Павловна! – не выдержала Любовь Васильевна. – Не могу я молчать! Пожалейте себя, пожалейте нас. Вы же видите, что происходит. На следующий день, как вы с Касьяной поссорились, у вас это и началось. Бейте меня, режьте, но выслушайте. Мы вас очень любим, Зоя Павловна, вся деревня любит. Хороший вы человек, идейный, смелый. Вы нам нужны, очень. Я к вам, как к дочери отношусь. Пожалуйста, не себя – нас всех пожалейте.
- А что вы конкретно предлагаете, Любовь Васильевна? – хмурясь, спросила Зоя Павловна.
- Попросите прощения у ведьмы. Переломите свою гордость.
Помните, милые мои, как я рассказывала, что испугалась ведьминой ярости, когда Касьяна увидела плакат? Так вот, реакция Зои Павловны напугала меня ещё больше. Столько благородного гнева было в ней, столько презрительного укора, когда она встала, выпрямилась, как берёзка, вскинула гордо голову и грозно молвила:
- Как вы смеете, любезная, говорить мне такие вещи! За кого, собственно, вы меня принимаете? Мне, советскому фельдшеру, повиниться перед шарлатанкою? А в чём конкретно, позвольте осведомиться? В том, что в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, в начале десятой пятилетки, я не верю в ведьм, в колдовство, в тёмную магию? В этом моя вина? Сколько мы уж боремся с суевериями, с невежеством, с косностью ума, и своими глазами видим плоды этой борьбы. Полетел бы Гагарин в космос, если бы мы верили в летающее помело, а не в химию и физику? Как вам не стыдно! Я говорила уже, чтобы вы не смели надоедать мне с этой чепухой. Отныне будем общаться
исключительно по работе. Ещё одно слово на эту тему – и я начну вас искренне презирать!
Любовь Васильевна натурально заплакала:
- Не губите себя, Зоя Павловна, вы нас всех убьёте этим! Жалко вас, мочи нету! Убьёт вас эта сука, и вновь сухой из воды выйдет.
- Я вас предупреждала. Более я с вами не разговариваю. Ирада Георгиевна, - обратилась она ко мне, -оставляю вас за старшую. Я, пожалуй, действительно, отлежусь немного, чтобы вас тут не перезаражать. Вы знаете, где я живу, при малейших затруднениях идите прямо ко мне. Да, будьте любезны здесь санобработку сделать, и сами, пожалуйста, промойте носоглотку физраствором, не знаю, оксолиновой мазью нос намажьте. Грипп – штука весьма заразная.
Не смотря в сторону плачущей Любови Васильевны, фельдшерица ушла.
До конца дня Любовь Васильевна у себя в акушерской пила разбавленный спирт, вытирала покрасневшие глаза и бормотала что-то себе под нос. Со мной он не хотела разговаривать, была угрюма и попросила её не беспокоить.
- Ведьма, проклятая ведьма, - время от времени выкрикивала он из-за двери. Мне было сильно не по себе.
На следующее утро я первым же делом пошла справиться о здоровья Зои Павловны. У её дома я застала удивительную сцену. Калитка вдруг распахнулась, и на улицу пулей вылетела Касьяна. Волосы её были взлохмачены, будто ведьму только что как следует оттаскали за них. Следом выскочила грозная Зоя Павловна.
- Вон отсюда! - гаркнула она. – Чтобы духу вашего тут не было, Воропаева! Я вот выздоровею и примусь за вас как следует. Вы мошенница! Тюрьма по вам плачет!
Касьяна в страхе улепётывала по пыльной улочке. Несмотря на весьма невесёлые обстоятельства, я не могла сдержать улыбки при виде того, как грозная ведьма даёт стрекача, подпрыгивая,словно заяц. Но тут я увидела, как Зоя Павловна пошатнулась и прислонилась к забору, как у неё хлынула кровь носом. Я испуганно вскрикнула.
- Ирада Георгиевна, это вы, - через силу улыбаясь, сказала она. - Проходите, пожалуйста.
Мы зашли во двор.
- Что с вами? – в страхе спросила я.
- Да вот что-то совсем занемогла, – ответила Зоя Павловна, вытирая кровь с лица. - В район поеду, в больницу. Вы представляете, – продолжила она, выпрямляясь, - что отколола эта штучка! Явилась ко мне с утра пораньше и говорит, мол, если хочешь жить – встань передо мной на колени. Да не здесь, а перед всеми, на колхозном собрании. Да простят меня все интеллигентные люди мира, но уж такой наглости я не выдержала. Оттаскала её за космы. Рукоприкладство - дикость, конечно, вы уж простите меня, но, право, не выдержала. Мне! Перед ней! На колени! До чего дошло!
Зоя Павловна вдруг обессилела и опустилась на лавочку.
- Ирада Георгиевна, сбегайте, пожалуйста, попросите машину, чтобы меня в районную больницу отвезти. Что-то я совсем расклеилась. Наверное, отравилась чем-то. Мне тут соседка грибов принесла на днях. Наверное, плохо потушила.
Я немедленно побежала за машиной. Вскоре Зою Павловну увезли.
Рассказ целиком дописан, но -- ограничение знаков и низкий рейтинг. В общем, если вам интересно, чем закончится первая страшилка Ирады Георгиевны, окончание завтра с утра в этом же сообществе.
С уважением,
автор.
