Лига скорой помощи

Я работаю в реанимационной бригаде, но врачей не хватает. Частенько часть смены ты работаешь с фельдшером за линейную бригаду. Бывает, что и сутки.

По-честному, с мигалками летим редко. Если уж летим, то в комментариях звучит "нож в сердце", "ДТП — два и более пострадавших" или "клиническая смерть, вызов бригадой на себя реанимации". Частые вызовы типа "дома, без сознания" оказываются ничем иным, как пустышкой. Бабушка не померила давление и приняла прописную доктором таблетку. Ту, которую каждый день пить надо. Итог: наш приезд из-за того, что давление было нормальным, а таблеточка, прописанная доктором, уронила его ниже плинтуса. Да мало ли пустышек у реанимационных бригад — всех не перечесть, но костяк этих пустышек — бабушки или дедушки. Чаще бабушки. Наверное, оттого, что дедушек по статистике меньше доживает.

А если повод конкретный, то... Из селектора твою бригаду повторят два раза, и помчались. Работа начинается уже в машине. Еще не доехали, а ты уже проверяешь всё, что возьмешь с собой. Что там? Потрава? Промывной набор под руку. Повесился? Кислородный баллон переложить в пределы досягаемости руки. Ребёнок? Сумка "Детство" сразу на шею...

Звук сирены обозначает, что мы летим. Всё делается на ходу, и приходится придерживаться или передвигаться сидя, чтобы по стенке в поворотах не распластало. Ящик с лекарствами справа, сумка с растворами слева, носилки с амбу в сумке "через плечо" на ящике, кардиограф в сумке на растворах слева. Всё, что еще скомандует доктор, в пределах досягаемости руки. Всё, готов. Теперь уже можно и спросить: кто, что и куда. Если успеешь...

Пока едем, если есть возможность, уточняем по сотовым у знакомых диспетчеров, что и как случилось. Слушаем рацию, вдруг кто-то приедет раньше нас. Вдруг у диспетчеров получится сделать страховку ближайшей бригадой. Если они будут там раньше, то сразу отчитаются: что, где и как. Нас не отзовут, но мы будем знать, что ещё нужно подготовить или взять с собой.

Много говорят, что скорую не пропускают. Не спорю. Бывает. Никто не говорит про те машины, которым и отьехать или свернуть в пробке некуда, а они, будто не сговариваясь, делают коридор для скорой в пробке на односторонке в три ряда. Как? Крайние ряды, вне зависимости от того, джип или старенькая копейка, с перегазовками и клубами сизого дыма залезают одной стороной на бордюр. Не сильно сложный маневр для джипа и почти подвиг для ржавой копейки. Спасибо им большое. Ни гвоздя, ни жезла!

Заезжаем во дворы. Время. Носилки с амбу через плечо. Сумку с кардиографом через другое. Выход. В руках чемодан и растворы. Всё, что нужно, с собой. Если нас встречают, значит, всё действительно плохо. Встречающие обычно не обвиняют, если долго ехали. Они молят, чтобы поскорее, и пытаются через слёзы и всхлипы рассказать, что случилось. Спутанность, с фразы на фразу: "Он сидел... кушал... суп протертый... зубов нет... побелел... хрипеть стал... болеет давно... ногу отрезали..."

Большинство из нас живёт в квартирах или частных небольших домах. Если откинуть мелочи, то все они одинаковы: стены, потолок, пол и окна. У кого-то кирпичные, а у кого-то деревянные. У кого-то простор с высокими потолками, а у кого-то дом старый, и окна с дверью расположены низко, чтобы тепло не выходило. Есть детали, которые выдают индивидуальность хозяев. Та черта, по которой ни квартиры, ни дома не перепутать. Шкафы со стеклянными дверцами и сервизами за ними, какие-то открытки с поздравлениями, фотографии, на которых счастливые лица; сувениры с датами и местами, детские рисунки. Не смог вспомнить обои ни на одном серьёзном вызове. А запах... В каждой квартире свой неповторимый запах. Никогда не мог его объяснить чем-то однозначным. Свой, не похожий ни на что запах. А ты туда приходишь, словно падальщик на пир. Ты всегда приходишь только тогда, когда маленький мирок хозяев этого жилища рухнул. За твоим плечом всегда идёт беда, а ты её авангард... Люди, смотрящие на тебя, всегда боятся. Не тебя, а то, что всегда рядом с тобой.

Тело на кухне. Гарнитур, мягкий уголок и стол. На столе недоеденный суп, на полу тело дедушки. Торс голый. По груди словно смерть линию провела. Выше линии синева, словно один большой синяк. Ниже — белый мрамор. Короткая команда: "ЭКГ", — от доктора. Быстрое наложение электродов и не менее короткий ответ врачу: "Стоим". И как бы сюрреалистично ни прозвучит, но именно после этой фразы начинается работа. "Стоим" значит, что сердце не работает. Человек умирает. Начинается круговерть: катетеры, ляринги, системы, адреналин, массаж. Короткая команда: "Стоп", — и все взгляды на мониторе. Реакции на наши действия нет. "Стоим. — короткий ответ, — Работаем..." И так, пока не исчерпаем лимит времени. Времени, после которого спасать нечего. Мозг умер, человека больше нет. Выживаемость крайне мала. Эти женщина, мужчина, дедушка, бабушка имеют слишком мало шансов. Сказать родственникам такое? Сухая избитая фраза: "Мы сделаем всё, что сможем", — а если уж совсем отвлекают: "Выйдете в другую комнату, не мешайте работать". Они неистово желают, чтобы случилось чудо, и их мама/папа, жена/муж, бабушка/дедушка жили. Они до последнего не верят в то, что их маленький мирок рухнул окончательно и таким, как раньше, уже не будет.

Уходя из этого дома, весь в поту, а зачастую еще и запачканный в крови или рвоте, стараюсь не смотреть в глаза родственникам. Я не стыжусь, что не сумел помочь. Я боюсь эти глаза запомнить. Сколько их было и сколько будет? Всех помнить нельзя. Именно нельзя и никак иначе. Садишься в машину. Старший берет листочек и рацию. Ещё один вызов, еще один рухнувший мирок, еще одна трагедия. Нельзя всех помнить, нельзя переживать и чувствовать. Такая работа.

"Скоряки" выгорают первыми. Очень быстро становится безразлично. Мало работать — есть нечего. Много — некогда. Итог: два года на две ставки с подработками еще где-нибудь, и ты тот ещё моральный "ублюдок". Ты работаешь, но уже насрать. Стыдно признаваться, но мне уже тоже частенько насрать. Не жалко алкашей, не жалко истеричек, не жалко страдающих обычных людей, не жалко стариков. Их очень много, и часть из них умирают при скорой помощи. Жалко молодых, жалко детей. Выворачивает наизнанку от мертвых младенцев и детей. Так выворачивает, что смену можешь проработать молча. Бывало, что сутками молчал. Просто нет желания говорить. От кульков в мусорных баках, в которых груднички. От маленьких трупиков, упакованных в десять одежек, которых прислонили к батарее, "чтобы согрелся, руки ведь холодные были!". Ребенка просто забыли у батареи и сварили заживо. Очень жалко детей. Им же очень страшно и больно. Вот и несешь парня шести лет на руках к машине, а он еле дышит. Свистит как свистулька. Приступ астмы просто не проходит. И вроде бы всё сделали, и лекарства все, которые было можно, поставили, его приступ просто не отпускает. Он и говорить-то не может, только головой машет или кивает. Он у тебя на руках всю дорогу, на кислороде, через силу дышит, весь в поту, а ты ему бред несешь: "Всю ночь терпел? Силён! Мужик! Только больше не терпи! Пусть мама сразу в скорую звонит, если дома лекарства не помогают. А мама с папой рядом едут. Да, вон за нами машина. Узнаешь? Ваша машина. Ты чего глаза закрываешь? Спать хочешь? Поспи немного. Долго не получится, нам тут недалеко ехать", — и так всю дорогу. Бред несешь и по голове гладишь. Очень жалко детей. Они в жизни и натворить-то ничего не успели, а мучаются.

Жалко онкологию молодых. Жалко мать, которая агонизировала при нас и при нас умерла. За правую руку держал муж и ревел молча, а за левую держала дочь и ревела навзрыд. Муж не дал разрешение на реанимацию. Мы просто стояли и смотрели. Очень тяжко такое наблюдать. Почему-то нет желания после такого говорить.

На скорой особый коллектив. Я не знаю, где еще такие есть. Совсем недавно на скорой ходила поговорка: "Если ты работаешь на скорой и попал в незнакомое место, то иди на скорую. Там всегда накормят, напоят, спать уложат и денег на обратную дорогу дадут". Не знаю, насколько эти слова актуальны сейчас, но я никогда и нигде не слышал такого искреннего и заразительного смеха, как в курилке скорой помощи. Я никогда не слышал таких матерных конструкций, как после вызова от старшего бригады в адрес алкаша, который в четвертый раз вызывает скорую с похмелья. Если смеемся, то от души и до слёз. Если ненавидим, то без компромиссов. Если любим, то всей душой...

На скорой начали появляется семьи. Нынче не редкость, когда люди находят свою половинку на скорой. И дело не только в том, что мы отличается от других. Просто мы живём на скорой. Мы вне скорой или спим, или готовимся к следующей смене. Даже отношения и те на скорой.

Всех, кого знаю, кто на скорой более пяти лет, имеют проблемы со здоровьем. Некоторые из тех, кто работает в реанимационной бригаде более семи лет, употребляют во всех смыслах. На западе это называют "эмоциональное выгорание". Частенько такие состояния переходят в психозы, а затем в серьёзные психические нарушения. Читал статью, где описывались способы избежать подобных состояний. Моим стали книги. Когда кончились изданные книги, пришла очередь самиздата.

После работы от воспоминаний, негатива, просто плохого настроения помогает семья. Когда на правой коленке сидит жена, на левой сидит старший сын, а на твоей шее висит младшенькая дочка... ты можешь всё. И ещё немного сверху. Главное почаще их обнимать и целовать, чтобы не забыть, ради чего это всё..

В Крыму обновили автопарк Центра медицины катастроф. Новые машины «скорой» получили также и отдельные районы полуострова. В них можно быстрее добраться до пациента и оказать качественную медпомощь, так как они оборудованы всем необходимым: дефибриллятор, кардиограф, ИВЛ. Однако медработников по-прежнему не хватает.

Всего было закуплено 186 машин общей сложностью 997 млн рублей, но при этом заведующая подстанцией скорой помощи № 27 города Саки Ольга Шубина рассказала, что штат сотрудников не укомплектован, поэтому иногда на линию выходит пять бригад вместо шести.

Дефицит кадров отражается не только на пациентах, но и на сотрудниках – им приходится работать на 1,5-2 ставки, чтобы не оставлять больных.

Председатель комитета по здравоохранению Госсовета Республики Крым Анна Рубель напомнила, что, помимо новых автомобилей, важны сами медработники. А для снижения нагрузки на службу нужно просвещать население — в каких случаях можно вызывать «скорую». По словам Анны Рубель, скорая помощь — это экстренная служба, которую надо ценить.

"Следует уделять серьёзное внимание информационной работе с населением. Есть люди, которые действительно переживают за здоровье своё и близких, а некоторые почему-то думают, что «скорая» — это какие-то извозчики. Медработники часто жалуются на неподобающее отношение к экстренной службе. Но "скорая" — не такси. Это нужно понимать, потому что проблема ложных либо необоснованных вызовов особо остро проявила себя в период пандемии". — считает председатель республиканского комитета по здравоохранению Анна Рубель.

Также Анна Рубель напомнила, что кадровая проблема решается на региональном и федеральном уровнях: например, действуют программы «Земский доктор» и «Земский фельдшер». Глава комитета напомнила, что продолжает рассматривать обращения не только от пациентов, но и медработников.

Сама Анна Рубель является врачом по образованию — выпускницей крымского медуниверситета им. Георгиевского.

P.s на моей памяти одно из самых годных заявлений из уст депутата.