lucianaTodd67

"Меня зовут Радиана Уотерс. Злой план был снова претворён в жизнь. План, который раз и навсегда изменит ход нашей истории. Прежде чем очередная ночь подойдёт к концу, одна лабораторная мышь должна решиться на важный для всех нас шаг, дабы положить конец террору, царящему здесь уже на протяжении нескольких лет".

Луна озаряла своим серебряным светом мрачные своды лаборатории "Гени-Вирджио", и это был один из тех долгих вечеров, когда Аланнанар Франкенмер, великое светило науки средь эльфов, мог позволить себе расслабиться после тяжёлого трудового дня.

Все его помощники давно разбрелись по домам. Лишь верный горбун по имени Марион, этот вечно суетливый паренёк с лампою в руках, остался, чтобы приготовить знатный ужин своему любимому Хозяину.

Никто из простых смертных даже вообразить не мог, какие ужасы творились в стенах этого заведения средь бела дня, но лишь с наступлением Сумерек для его обитателей наступало время, когда они становились буквально Королями Ночи, и бремя власти, пусть и ненадолго, уже переходило в их лапы.

Многие сетовали на то, что для простого обывателя знания об экспериментах, дошедшие через коварных репортёров, зачастую принимавших облик помощника исследователя, преподносятся как нечто столь обыденное, а неизбежный исход - как благородную жертву во имя величайшего открытия в истории, но стоит только заикнуться о так называемых Лагерях Смерти и заменить узников Людьми или кем-то, принадлежащим к Высшей интеллектуальной расе, так, словно ураган, и обрушивается волна праведного гнева, а лик омрачается маской Скорби.

В чем же тогда, ответьте мне, различия между невообразимыми страданиями тех, кто не по своей воле оказался в столь жутких местах, и теми, кого взяли в плен в годы кровопролитных сражений с диктаторами, которых мир позднее вспоминал с содроганием и предавал вечному, неиссякаемому веками, проклятию?

Так размышлял Бреймус, один из тех мышей - альбиносов, обрётших интеллектуальные способности, вызвавшие необратимые изменения в коре головного мозга и увеличению его порой до невероятных размеров.

Багаж знаний некоторых мышей был столь велик, что они не могли даже сдвинуться с места.

Сородичи Бреймуса - а их всего шестеро - вскоре прославились средь прочих обитателей Дракониана.

Однако, были и те, кто старался избежать этой славы и вести себя как обычное животное, дабы не посеять страх за пределами "Дома Ужасов" - так за глаза называли подопытные звери исследовательский центр, в котором они содержались.

Располагалась Гено-Вирджио LPT в тридцати милях от Акмелуна, ближе к северо-восточным землям Такласа, поселения не ведающих пощады Фледеров. Высотой в три этажа, лаборатория имела внушительные размеры и была возведена в стиле, который в незапамятные времена служил величайшим убранством соборов и аббатств.

Даже изнутри сюда почти никогда не проникал дневной свет, и те, кто поневоле появился на свет, жили, словно подземные кроты, не ведая и не лицезрея красот окружающего мира.

Важнейшим отличием от их диких собратьев и обитателей Сильванийского, Никуроденского и Зорбервальдского лесов данных обитателей является то, что они с ранних лет почти никогда не видят своих родных.

Некоторые подопечные Аланнанара и вовсе стараются скрыть своё происхождение. Здесь лишь два привычных нам торжества находятся под строгим табу - День Рождения и Родительский День. Такие моменты для них особенно печальны.

Лишение материнских объятий и ласк, строгая селекция, сопровождающая ежедневными и тщетными попытками создать более совершенную, чистую их расу, удобную для того, чтобы стать очередной марионеткой в руках тех, кто держит их под неустанным контролем и не ведает, что час неминуемой Расплаты уже близок...

Подопечные эльфа в тот вечер, те, кто был поменьше, смирно сидели в своих клетках, ожидая жуткой участи, которой он бы с превеликой радостью подверг их на следующий день.

Те, кто обладал гораздо большим размером и превосходил силой, потихоньку начинали бунтовать, и, дабы усмирить их крутой нрав, горбуну Мариону и ещё одному помощнику - несколько глуповатому Рамосу, пришлось несколько раз подвергнуть их ударам напряжения в 220 вольт, исходящего из генератора, возвышающегося над всеми приборами на втором этаже.

В отличие от большинства Людей, эльф не только работал в своей лаборатории, но и даже жил в ней.

Она всецело принадлежала только ему после того, как шеф, в прошлом - выдающийся биолог, был выслан из Кадрестейна на необитаемый остров за то, что загубил немало собачьих жизней, дабы доказать одно - для жизни любого живого существа необходима работа легких.

Эльф был его лучшим учеником и ассистентом. Он почерпнул у профессора почти все, что нужно было знать.

А потом их пути разминулись - Аланнанар - так звали эльфа - был вовлечён в тщательное изучение молекул и структуры живого существа, а его учитель Дрэад - продолжил свои эксперименты.

Когда настал час изгнания, Дрэад передал часть знаний Аланнанару и поспешил надолго залечь на дно. А тем временем в секретную лабораторию ворвались дозорные эльфы и сыщики, которые буквально переворачивали все вверх дном и опустошали в поисках улик.

Стараясь избежать кары за соучастие, Аланнанар не удержался и выдал адрес местоположения профессора. Свора сердитых Псов, вступая в опасный союз с бандами Бродячих Кобелей и Крутых Сизарей была готова разорвать на части тех, кто учинил расправу над невинными родственниками ради доказательства одной теории.

Что тут началось! Мир планеты Дракониан раскололся надвое, как яичная скорлупа. Между стражами порядка и мирными жителями далёкой Сильвании, Хаундлэнда и Канисии возникло своеобразное соревнование - к кому быстрее в лапы попадётся коварный злодей.

Было решено закрыть все входы и выходы в людские и эльфийские города, повсюду на столбах и зданиях висел портрет профессора. Лишь в лес и в море был открыт доступ. Люди решили, что если им не удастся совершить возмездие, пусть это за них сделают орки, разбойники или Боги.

Но профессор Дрэад оказался проворнее. Он сменил своё имя на Джозефа Манница, и эта фальшивка позволяла ему свободно перемещаться по Дракониану.

Вскоре на дирижабле он достиг пределов Малиона и поселился на одном из островов, прилегающих к нему.После долгих и безуспешных поисков, как раз-таки к началу Войн Пламени, многие сочли профессора мёртвым, но вот родственники убитых им собак так дело просто не оставили.

Один из детективов дал им однажды адрес Аланнанара Франкенмера, близкого помощника, но, как только те оказались возле дома, то заметили табличку "Здесь никого нет!". Лом пробил железный замок, висевший на двери, и когда один из Псов вломился внутрь, к своему удивлению обнаружил, что дом был пуст, а на столе лежала записка, явно написанная почерком Дрэада:

"Настала пора мне отойти от научных изысканий. Я покидаю этот город, ухожу из этого мира туда, где мне надлежит добровольно распрощаться с жизнью.

Я не позволю этим мерзким тварям выйти на мой след вновь, и умоляю прекратить эти бессмысленные поиски!

Я знаю, скоро настанет тот день, когда те, кто осыпал меня гневными словами при жизни, в смерти начнут боготворить. Лишь она рассудит, кто из нас прав, а кто - виновен!

Ты же, Аланнанар, не уповай на мою милость! Вероломство твоё отзовётся весьма неблагоприятным исходом!

Придёт день, когда познаешь ты всю горечь скитания и тягости уединения!"

История кончилась тем, что Аланнанар в буквальном смысле ушёл в подполье, где обустроил настоящую модель бункера и продолжил свои исследования, прекрасно зная, что сбеги от него хоть один подопечный, то и его ожидала бы более страшная участь. Вскоре стали пропадать местные обитатели - ни лягушки, ни даже крысы нельзя было встретить в городах Дракониана.

Лишь спустя некоторое время было воздвигнуто трехэтажное и довольно-таки мрачное здание для лаборатории. За долгие годы оно обросло лишаем и было похоже на то, как пара чудаков решила испытать атомное оружие.

Спальня и остальные комнаты эльфа располагались на втором этаже. Там же была и операционная.Третий этаж был оборудован гомогенизатором и примитивной зоной для сдачи биоматериалов. Кабинет же располагался на первом этаже, как и столовая.

На участке того эльфа, в непосредственной близости от здания, как в зоопарке, располагались просторные вольеры, а гул зверей, ещё не знавших, что их ждёт, не смолкал вплоть до наступления сумерек.

Мыши - почти все белого цвета - шуршали в своих клетках. Некоторые беззаботно вращались в колесе, стараясь хоть как-то сгладить и без того нелёгкую жизнь в вечно тусклом помещении.

Но лишь один из них что-то строчил в своём блокноте, который исподтишка взял со стола зазевавшегося сотрудника.

Никто из персонала лаборатории и понятия не имел, чем завершился их последний эксперимент, самый жуткий из всех, когда-либо проводимых в стенах этой обсерватории.

Хёрн - так назвали они мышонка - никогда не забывал о тех днях, когда его насильно разлучили с родными.

Он был столь же беззаботен, как и тысячи других зверят, населявших Дракониан. Его дом располагался где-то в лесах города Палбурга.

Отцом маленького Хёрна был Уранус, который верой и правдой служил Велликой Матери Всего Сущего, драконице Нэйчерлите.Испокон веков Белые Мыши считались её личной свитой и почитались наравне с Богами - Драконами.

Но в один прекрасный день на этих землях объявилось двое людей - Лиоул Фасут и Уилли Фуатс, и для несчастных мышек настали тёмные времена.Хёрн в тот день дважды оказался в западне. Набегавшись и наигравшись досыта с сестрёнкой Лорел, он решил вернуться домой.

Вдруг незнакомый запах копчёного сыра одурманил его разум. В животе заурчало.Мышонок на мгновение забыл то, что неоднократно повторяла ему матушка Иветта: ни при каких обстоятельствах не поддаваться тому манящему запаху, держаться подальше от сыра, питаться только зёрнами. Но чувство голода пересилило в малыше природный страх.

Как под гипнозом, Хёрн пошёл на позывные того блюда. Как только он коснулся лапками кусочка, как лежащая только что неподвижно железная пластина задрожала.

Ещё немного, и мышонок бы не вырвался из стальных объятий, но он ухитрился увернуться, а в капкан попал только его хвост.Перепугавшись до смерти, Хёрн начал пищать и носиться по поляне.

Но упустил одно: к устройству, которое чуть было не погубило его, на верёвке была привязана стальная клетка, которая вмиг обрушилась на него. Такого исхода событий малыш явно не ожидал.

Из глаз Хёрна закапали слёзы. Внезапно темная тень зловеще нависла над беззащитным существом, и Уилли Фуатс - тонкий человек с сачком в руках с ухмылкой произнёс:

- Ну, вот ты и попался, дружок! Хорошо же, ты станешь единственным экземпляром для моей коллекции! Загружайте их, ребята!

Вскоре подъехал грузовик. В нём на полках уже стояли клетки с различными зверятами - крысами, мышками и даже хомяками. Внутри салона ощущался едкий запах спирта, но Хёрн тогда ещё того не знал.Многие из узников дрожали, пищали, плакали.

Когда задние двери были закрыты и запечатаны, в окне Хёрн увидел, как его брат Брайс, сестричка и мать ищут его. Задыхаясь от быстрого бега, мыши что-то кричали ему вослед, махали лапками, пытались остановить машину. Безуспешно.

Люди, перебросившись незначительными для мышей фразами, вошли в салон следом. Заревел мотор, и грузовик помчал Хёрна через всю округу.

Мышонок пытался выбраться, он принялся неистово грызть прутья, шуршать лапками, обнюхивать пространство в надежде найти какую-то лазейку и сбежать в Палбург, к родным.

Его сердце неистово колотилось, он видел, как бежала за машиной его мать, стараясь перегрызть шины на ближайшей остановке, и, захлёбываясь слезами, умоляла Хёрна вернуться к ней.

Мышка простирала свои лапки, останавливалась, чтоб перевести дух, и снова бросалась в погоню.

Но грузовик скрылся за ближайшим поворотом на шоссе, а бежать по асфальту было слишком рискованно: "Железные монстры", как называли Мыши автомобили, грозились в любой момент расплющить под колёсами.

Так и вернулась Мышка домой несолоно хлебавши. Машина привезла зверей прямо к воротам лаборатории ГеноВирджио, которая располагалась на холме, вблизи раздвижного моста.

За ней , словно темные наконечники стрел, возвышался лес. Водитель останавливался дважды. Хёрн понял это по заглушающемуся звуку мотора. Он видел сам, как из двери посередине показалась толстая женская фигура в белом халате.

До ушей мышонка доносился грохот дверью и чьи-то голоса. Дама достала какой-то блокнот и, обходя грузовик, что-то писала в нём синей ручкой.

Когда все дела были решены, дама поспешила удалиться. Оглушительный писк собратьев Хёрна, длившийся почти всю поездку, вдруг утихли, и мышонок услыхал топот чьих-то ног.

Он понял, что машину разгрузили, и всех куда-то унесли. Страх того, что и он был следующим, сковал бедного Хёрна.

Следующее, что он смутно припоминал, - это модель клетки, в которую он был помещён. Та, в которой он добирался до лаборатории, была в тот же день (точнее - вечер) утилизирована.

И опять в нос Хёрна бросился знакомый запах, который он так ощущал в салоне.Несколько пар ног важно прошествовали перед ним, и мышонку казалось, что не будь пред ним завесой в виде решёток и прутьев, то был бы он так же раздавлен, как и его мать под колёсами проезжающих мимо машин.

Яркий свет слепил глаза Хёрну, и, ища спасения, мышонок забился в самый конец переноски и зажмурился.Очнулся он в кабинете, в более просторной клетке, совсем один, в темном помещении. Мышонок сильно перепугался и, свернувшись калачиком, погрузился в сон, искренне пожелав, чтобы всё это осталось страшным сном.

Наутро он был разбужен тем, что молоденькая медсестра открыла дверцу клетки, чтобы поменять воды. Хёрн с любопытством оглядывал её. Девушка ласковым тоном пыталась заговорить с ним.

Напрасно она уверяла Хёрна в том, что все трудности переезда позади, и ему здесь некого и нечего бояться - мышонок забился подальше и презрительно поглядывал на неё.

Он ещё не знал, что окажется здесь заперт на всю вечность. А пока Хёрн предавался тяжким думам о семье и покинутых родных краях. Семь дней грустил мышонок, не притрагивался к пище.

Семь дней сотрудники исследовательского центра сбились с ног, пытаясь его рассмешить и вылечить.Как-то раз решили подселить к нему Хомяка. Зверёк оказался крайне агрессивным и невзлюбил за что-то Хёрна.

Мышонок не понимал, из-за чего к нему так относились. Грызунов пришлось разделить, однако Хамстер - так звали хомяка - умудрялся драться с Хёрном даже через решётку.

Иной сотрудник лаборатории, позабыв правила предосторожности, сжалился над Хёрном и хотел погладить его. Однако, мышонок всё ещё помнил о том, что Люди насильно разлучили его с родными.

И, если б не они, не лежать ему в этой клетке годами! Хёрн вывернулся, уклоняясь от непрошенной руки, да и цапнул исследователя за палец, выплеснув тем самым волну своего гнева.

После данного происшествия ни один человек не проявлял благосклонности к Хёрну. Мышонку слишком рано пришлось познать горечь утраты и осознать весь ужас своего положения.

Сначала Хёрн просто наблюдал за экспериментами, а затем ему самому приходилось нередко быть их частью.Он видел, как его собратьев сажали в лабиринт, из которого они то не могли выбраться, то натыкались на тарелку с сыром, которая била их током при тщетной попытке прикоснуться к ней.

Нередко ему приходилось созерцать и то, как целая куча белых мышей разрывалась на части у него на глазах, а у некоторых из них искажалось выражение морд и вытекали глаза после того, как на них опробовали косметику.

Но для Хёрна приготовили совсем иную пытку и иную участь. По лаборатории пронёсся слух, что у одного из мышат день рождения, и поэтому люди подготовили для них воздушные шарики.

Всех грызунов созвали в одну стеклянную клетку, а затем, прежде чем кто-то из них успел понять, что происходит, затолкали туда маленькие, наполненные хлороформом, шарики. Хёрн отчаянно сопротивлялся.

Клетка закрылась прямо у него за спиной, когда его насильно втолкнули туда. Мышонок стал изо всех сил бить лапами по стеклу, но это не помогало.

Остальные мыши не чувствовали опасности. Они с удовольствием обнюхивали шарики, ещё не зная, чем это им грозило.Внезапно в стеклянной клетке стало невыносимо тесно.

Хёрн обернулся и с ужасом увидел, как шарики увеличивались в объеме, а его сородичи постепенно исчезали в них.

"Что-то здесь не так, - подумал мышонок. - Они растут так, словно чем-то наполнены!"

Вдруг шары слились воедино и лопнули с оглушительным грохотом, а по периметру стеклянного куба на ошарашенных и оглохших на мгновение мышей обрушился странный резковато-сладкий запах. Одна за другой они падали замертво, вдохнув несколько раз.

- Это же эфир! - догадался Хёрн. Да, ему ежедневно приходилось видеть, как каждый зверь, прежде чем попасть в операционную, известную как Оплот Страданий, подвергался этому усыплению.

- Как? Уже? - крикнул кто-то в толпе из мышей. - Я даже не успел как следует к концерту подготовиться!

Хёрн сжал кулаки.

"О, если бы я не погружался в сон, то обрушил бы на кого-нибудь из вас лаву моего гнева!" - подумал мышонок. В глазах его вмиг все затуманилось.

Сперва он отчаянно боролся за жизнь, потом почувствовал невероятную слабость ...

В какой-то момент пред глазами мышонка вновь возникли призрачные, светлые образы его родных. Хёрн слабо улыбнулся и попытался выразить к ним свою любовь. Потом - ничего...

Прощай, Хёрн!

... Мышонок очнулся в клетке. Голова его жутко болела, а сверху торчали какие-то две нити. Хёрн пытался пошевелить их лапками, и адская боль пронзила его насквозь, как мечом.

Вокруг его клетки толпилось много людей. Они что-то шумели, обсуждали... Пришла молодая медсестра с целой топкой бумаг.

- Вы знаете, что именно произошло, дорогие коллеги? - вопрошала она учёных. - Я уверена, что наш эксперимент совершит величайший переворот в науке, ибо до нас ещё никто и никогда до такого не доходил!

Хёрн раскрыл уши, стараясь уловить, что же на самом деле с ним произошло? Как это ни странно, он начинал понимать речь людей!

- Из дневника доктора Гилберга, - продолжала медсестра - "В четверг 20 ноября 95 года от Сотворения Мира была проведена первая и уникальная в мире операция: под хлороформенным наркозом грызунам были трансплантированы глиальные клетки человеческого мозга.

Они успешно прижились в новом организме и очень быстро превратились в сеть астроцитов.

Мы обнаружили, что у наших подопечных - мышей с ксенотрансплантатом hGPC - человеческие донорские клетки продолжают разрастаться по всему переднему мозгу, систематически заменяя мышиную глию хозяина.

Таким образом, неонатально имплантированные hGPC вытеснили и в конечном итоге заменили популяцию хозяина мышиных GPC, в конечном итоге создав мышей с популяцией гуманизированных глиальных предшественников.Эти химерные мыши должны позволить нам определить специфический вклад глии в широкий спектр неврологических расстройств".

- Осмелюсь добавить, - сказал другой голос. - Не все подопечные остались живы. Некоторые из грызунов не выдержали кропотливой операции, а эмбрионы были в срочном порядке ликвидированы!

Вокруг поднялся гул по поводу этичности проведения данных мер. Чего хорошего можно ждать от поумневших мышей и крыс?!

- "Введение нейроглиальных клеток не дает им никаких человеческих способностей. Наш опыт просто повысил эффективность нейронных сетей животного. Однако мышь все равно осталась мышью", - заверил всех ученый.

Но увы, он ошибался. Вскоре семеро мышей, оставшихся в живых после данного опыта, среди которых был и Хёрн, стали проявлять аномальные способности.

Так, мышонок Клинтон, которому пересадили стволовые клетки человека, обрёл способность говорить. Сотрудники лаборатории придумали ошеломляющий способ общения с ним - они подключили к нему электроды, которые формировали слова специалистов в электрические импульсы, а реакция мышонка производила обратную функцию.

Вскоре Хёрн также стал ощущать значимую перемену в его организме. Специалисты заметили, что с каждым днём его мозг возрастал до невероятных размеров, а потом стал трансформироваться, сжиматься, сморщиваться.

Образовались извилины, нейроны передавали импульсы. Вскоре мышата достигли того, что научились складывать числа, освоили навыки чтения и могли держать карандаш в своих лапах.

Удивлённый персонал лаборатории придумал им термин - "Брейниты", что значит - "Мозговитые", "умные".

И лишь Хёрн, один из немногих, достиг невозможного - он стал способен говорить и развил невероятно высокий коэффициент интеллекта.

Вторым по значимости и похожим характеристикам стал Бреймус. Но он, в отличие от Хёрна, был самой обычной мышью до тех пор, пока в кабинет один из помощников эльфа не принёс колбу с жидкостью, способной видоизменять структуру ДНК.

Когда горбун чистил клетку, он забыл закрыть дверь, и после этого в лаборатории чуть было не произошла утечка вируса: один из хомяков взобрался на самый верх и опрокинул колбу.

Дозы хватило на то, чтобы превратить обычную мышь в разумного мутанта, однако, как и Хёрн, Бреймус всегда старался вести себя естественно и не попадаться на глаза кому-либо.

Глаза обоих мышат покраснели, а хвост стал жёстким. Как-то раз пред его взором предстала поистине жуткая картина: на стол один из учеников Аланнанара поставил клетку с новыми питомцами.

Хёрн сразу начал скрести лапами, стараясь дать понять, что встреча та не сулила несчастным ничего хорошего.

Знакомая фигура с остроконечными ушами заставила мышь забиться вглубь клетки и наблюдать, что же будет дальше. Вдруг в руке у глуповатого блеснул какой-то острый предмет. Хёрн знал, что люди иногда берут его с собой в лес, и от грибов остаются лишь голые стебли.

Но перед Рамосом сидело живое существо. Человек грубо схватил мышонка за шкирку и принялся за дело. Писк вскоре сменился ужасными дикими криками, и Хёрн увидел, как блестящий предмет окрасился в багровый цвет.

Жидкость была настолько густой, что заполнила собой не только стол, но и халат Рамоса, после чего тот стал похож на мясника или повара, режущего томаты. Хёрн замер от удивления, увидев пред собой то, что может привидеться лишь в кошмарах - вместо головы у белой мыши красовался обыкновенный человеческий палец, ростом не больше мизинца.

- Данный образец под названием Pinkie показывает нам, что в скором будущем пересадка фалангов кистей рук сложится вполне успешно, - заключил помощник безумного гения.

Продолжение следует...

Группа исследователей сообщила об успешном восстановлении двигательной функции у животных с перерезанным спинным мозгом.

Среди авторов публикации числится и Серджио Канаверо — тот самый итальянский нейрохирург, который уже много лет обещает пересадить голову человека на тело донора.

Об истории этого проекта и том, как относиться к обещаниям Канаверо, по просьбе N + 1 рассказывает Петр Талантов, автор только что вышедшей книги «0,05. Доказательная медицина от магии до поисков бессмертия».

Трансплантация головы — любимый сюжет фантастических фильмов и разделов научных новостей. И дело не только в невероятной технической сложности пересадки.

С одной стороны, мысль о жизни с чужим телом будоражит воображение, затрагивает чувство идентичности и заставляет задуматься о том, чем мы являемся.

С другой — приоткрывает дверь в бессмертие. Если мы когда-нибудь научимся сбрасывать тела, как изношенную одежду, старости и смерти можно больше не бояться.

Все это обрекает любую новость о пересадке головы на бурное обсуждения. Уже некоторое время главный ньюсмейкер трансплантологии — Серджио Канаверо, не первый год обещающий вписать с помощью этой операции свое имя в историю хирургии.

Если верить ему на слово, все необходимые технологии созданы и дело лишь за тем, чтобы собрать команду опытных хирургов и найти очень много денег.

Но когда-то названные Канаверо сроки прошли, и даже первый потенциальный пациент успел передумать.
Может быть, и правда, как говорят скептики (а их большинство), мы еще слишком далеки от того, чтобы планировать такую операцию всерьез?

Любая операция по пересадке органа требует решения сразу нескольких проблем, каждая из которых, не будучи устраненной, приведет к провалу.

В случае с пересадкой головы критична защита мозга от ишемии (снижения кровообращения) — даже несколько минут ишемии приведут к необратимым изменениям в головном мозге и гибели личности реципиента. Судя по всему, именно поэтому были неудачными первые попытки пересадить собачью голову на донорское тело в начале XX века.

Попытки поддерживать жизнь в отделенной от тела голове делал наш соотечественник Сергей Брюхоненко.

В 1930-е годы, работая в Институте экспериментальной физиологии и терапии, он создал один из первых аппаратов искусственного кровообращения, названный автожектором.

В двадцатиминутном фильме «Эксперименты по оживлению организма» показана отделенная от тела собачья голова. Она присоединена к аппарату и остается живой — реагирует на щекотку перышком, моргает и облизывается.

Закадровый голос рассказывает, что подключенная к автожектору голова остается в таком состоянии в течение многих часов.

Опыты Брюхоненко вдохновили хирурга Владимира Демихова на еще более смелые эксперименты. Он пересаживал верхнюю часть туловища — голову и передние ноги — щенков на тело более крупных собак.

Метод Демихова позволял провести операцию без угрожающей гибелью мозга ишемии. Животные выживали до двадцати девяти дней, при этом двигались, реагировали на стимулы и пили воду.

Но в истории Демихов остался не столько из-за этого странного эксперимента, сколько потому, что первым в мире пересадил от одного животного другому сердце, легкие и печень.

Благодаря его разработкам в 1967 году стала возможна успешная пересадка сердца от человека к человеку.

Сделавший ее хирург Кристиан Барнард неоднократно приезжал в лабораторию Демихова и впоследствии называл его своим учителем.

Собаки Демихова гибли от иммунного процесса, называемого реакцией отторжения трансплантата.

В отсутствие эффективных технологий подавления иммунитета такой исход был неизбежен.

При пересадке головы реакция отторжения может быть направлена как на донорское тело, так и, что более вероятно, на голову реципиента.

Даже сейчас, несмотря на подавляющие иммунитет лекарства, острое отторжение случается после 10-30 процентов случаев пересадки печени и почек.

И если отторжение почки оставляет пациенту шанс дождаться нового донорского органа на искусственной почке, то отторжение головы наверняка грозит гибелью.

Появившиеся в середине XX века методы подавления иммунитета способствовали относительной успешности экспериментов американского нейрохирурга Роберта Уайта.

Он взялся за еще более сложную задачу: пересаживал изолированный мозг одной собаки в черепную коробку другой.

Шесть операций прошли относительно успешно: нервные системы донорского мозга и тела-реципиента не были связаны, но мозг эффективно кровоснабжался — это подтвержадалось достаточной электрической и метаболической активностью, после операции животные жили до двух дней.

Впоследствии Уайт пересаживал обезьяньи головы: через несколько часов после операции они могли жевать, глотать еду, кусаться и следить глазами за движущимися объектами. Впрочем, жили они недолго: кровоснабжение по-прежнему не было достаточно эффективным. И хотя сверхострую реакцию отторжения пересаженных голов удалось предотвратить, Уайт достиг этого такими высокими дозами подавляющих иммунитет веществ, что они сами способствовали смерти животных.

Со временем Уайт планировал перейти к операциям на человеке, тренировался на трупах в морге и мечтал пересадить на донорское тело голову Стивена Хокинга.

На счастье последнего тот не заинтересовался этой возможностью и пережил Уайта на восемь лет.

А-В — четыре мыши разного цвета перед операцией по пересадке голов по технологии хирурга Жэнь Сяопина; С-D: белая мышь с головой черной и наоборот; Е — черная мышь с головой серой.

А — сосуды для переливания крови; B — мыши перед операцией (слева направо: источник крови, донор, рецепиент); C — мышь — источник крови и мышь-донор; D-E — мыши после трансплантации.

Большей продолжительности жизни животных смог добиться китайский хирург Жэнь Сяопин.

Он изменил операционный протокол, добившись поддержания достаточного артериального давления в сосудах головы реципиента в течение всей операции.

В 2015 году он сообщил о сотнях пересаженных мышиных головах, половина животных прожила после операции более 24 часов с максимальной выживаемостью до шести месяцев.

Жэнь также предложил изменить уровень, на котором голову отделяли от тела. Он предложил делать разрез достаточно высоко для того, чтобы ствол мозга с центрами регуляции дыхания и кровообращения оставался на донорском теле, которое сможет в результате самостоятельно дышать и снабжаться кровью без помощи аппаратов жизнеобеспечения.

Примерно в то же время на сцене появляется Серджио Канаверо. Малоизвестный ранее итальянский нейрохирург заявил, что может решить главную проблему пересадки головы — восстановить целостность спинного мозга.

Пока все попытки срастить спинной мозг после разреза были неудачны. Есть несколько направлений, в которых идут исследования, но все они находятся на ранней стадии.

Делаются попытки стимулировать регенерацию нейронов с помощью электрических импульсов, использовать стволовые клетки.

Интересны эксперименты с компьютерными интерфейсами: одно устройство считывает сигналы головного мозга и передает его другому, расположенному ниже места повреждения спинного мозга, которое дешифрует их и передает моторным нейронам.

Хотя все эти технологии звучат многообещающе, ни в одном случае пока не удалось достигнуть полного успеха даже в экспериментах на животных.

Тем более речь не идет о результатах, подходящих для людей: в мире тысячи пациентов с поврежденным спинным мозгом, и при наличии эффективной методики ее определенно будет на ком изучать еще задолго до операций по пересадке головы.Канаверо назвал свою технологию GEMINI.

Она заключается в очень точном и тонком разрезе спинного мозга и использовании полиэтиленгликоля в качестве вещества, «склеивающего» разрывы мембран нейронов.

Канаверо заявил, что все технологии, необходимые для успешной пересадки головы, уже созданы и он проведет операцию на человеке в самое ближайшее время.

По его оценкам, она должна была стоить около 15 миллионов евро, длиться более 36 часов и проходить с участием 150 медиков.Вскоре появился и первый пациент.

Канаверо объявил, что не позднее 2017 года пересадит на донорское тело голову 33-летнего российского айтишника Валерия Спиридонова, страдающего спинальной мышечной атрофией — редким наследственным заболеванием, сопровождающимся потерей двигательных нейронов и резким снижением мышечной массы.

Хотя Канаверо утверждал, что вероятность успеха операции не менее 90 процентов, у него не было минимально необходимых подтверждений, полученных в предшествующих экспериментах на животных.

Единственное на тот момент доказательство того, что GEMINI в принципе может работать, — публикация его корейского коллеги Си Юн Кима. Тот сообщал, что полиэтиленгликоль привел к частичному восстановлению двигательной функции у мышей с перерезанным спинным мозгом.

При этом внимательный читатель обнаружит, что, хотя экспериментальные мыши выздоравливали чуть лучше, разница с контрольной группой не была статистически значимой, то есть вполне могла объясняться случайностью.

Несмотря на готовность Спиридонова и энтузиазм Канаверо, возможная операция вызвала много вопросов и резкую критику большинства профессионалов.

Риск гибели пациента в ходе операции или вскоре после нее был исключительно высок: большинство животных погибало в первые дни после трансплантации.

Велик был и риск отторжения трансплантата — уменьшить его могла только мощная пожизненная иммуносупрессивная терапия, сама по себе источник смертельного риска.

Шансы на обретение подвижности были эфемерны и ничем не подтверждены.

А вот риск трудно поддающейся лечению нейропатической боли был вполне реален. С этой проблемой Канаверо тоже предполагал справиться хирургическим путем — разрушив участок мозга, отвечающий за передачу эмоционального компонента боли, который и вызывает связанное с ней страдание.

Вероятно, возникли бы и другие проблемы, о которых мы пока не догадываемся.

Но даже перечисленного достаточно, чтобы понять: баланс потенциальной пользы и вреда вряд ли в пользу операции.

Вывод останется тем же, даже если рассматривать пациентов, которым грозит неминуемая смерть.

Некоторые скептики вспоминали историю другого хирурга-трансплантолога Паоло Маккиарини, работавшего сначала в Каролинском, а затем в Казанском федеральном университетах.

Тот утверждал, что разработал методику пересадки содержащей стволовые клетки искусственной трахеи — якобы орган приживается и не вызывает в организме пациента иммунного ответа.

Позже оказалось, что методика не была апробирована на животных, не сработала ни в одном случае и Маккиарини обрек несколько пациентов на тяжелую операцию и сопряженные с ней страдания без малейшей надежды на улучшение.

Еще один, возможно, самый главный из аргументов критиков был абсолютно практического свойства. Спрос на донорские органы значительно превышает предложение.

В среднем ежедневно 20 человек умирают, не дождавшись своей очереди.

При этом ситуация не становится лучше: список ожидающих трансплантацию растет быстрее, чем количество доступных органов.

Разумно ли использовать донорское тело, чтобы спасти (с мизерными шансами на успех) одну жизнь, вместо того чтобы использовать эти органы для спасения и улучшения жизни 10-15 пациентов?

Однако время шло, а разговоры оставались разговорами. Получивший финансирование от китайского правительства Канаверо работает с Жэнь Сяопином.

Недавняя публикация — результат их совместной работы. Но о пересадке головы речь больше не идет: работа ведется в рамках проекта по лечению травм спинного мозга.

Хотя в конце 2017 году Канаверо разослал победные пресс-релизы об успешной пересадке головы, операция была сделана на трупе.

Тем временем Валерий Спиридонов охладел к идее стать первым добровольцем для такой операции, женился и переехал жить во Флориду.

По сообщениям зарубежных медиа, его красавица-жена родила здорового ребенка.

Впрочем, Канаверо вряд ли устроит скромная работа над повседневными медицинскими проблемами. В последних интервью он утверждал, что пересадка головы для него — вчерашний день.

Теперь Канаверо собирается переходить ко второму этапу проекта — пересадке головного мозга в донорское тело и обещает в ближайшие 3-5 лет сделать эту операцию на человеке. Хочется верить, что и в этот раз он ограничится трупами.

Источник:

https://antimrakobes.mirtesen.ru/blog/43022259716/Patsient-b...

Учителя, подростки и их родные, выжившие в школе Беслана, атакованной террористами, со слезами на глазах вспомнили события 10-летней давности и признаются: эту боль время не лечит.

После террористического акта, в 2014 году Северная Осетия вспомнила первые жуткие минуты, когда во двор бесланской школы ворвалась вооруженная банда.

На символическую линейку все эти годы никто не опаздывал, и к 9 часам утра школьный двор, как обычно, был до отказа заполнен людьми.

Ровно в 9:15 в это время здесь прозвучали первые выстрелы.
Марина Кулаева: «Мы ежегодно сюда приезжаем. С коллективом приезжаем. И каждый раз не верится. Прошло 10 лет, а боль не утихает».

На месте, где погиб командир одной из штурмовых групп Дмитрий Разумовский, жители города установили памятник. Таких поминальных мест на территории школы еще девять.

Спецназовцев и двоих спасателей МЧС, расстрелянных боевиками, жители Беслана давно считают своими и от погибших заложников не отделяют.

Как передает корреспондент НТВ Максим Березин, несмотря на длительные споры, уместно ли на месте трагедии возводить православный храм (в заложниках ведь были люди разных конфессий), церковь во дворе школы почти построена.

Родственники заложников согласились с тем, что в этом случае о религиозных разногласиях лучше забыть. Уже скоро Храм памяти бесланских младенцев будет освящен.

29 декабря 2020 года исполнилось 40 дней со дня кончины митрополита Казанского и Татарстанского Феофана. В своем последнем интервью «Журналу Московской Патриархии» глава Татарстанской митрополии, человек энергичный и полный разнообразных планов, подробно рассказал о перспективах развития вверенного ему удела Божия. С особой радостью владыка Феофан сообщил об открытом в Казани православном детском саде «Родник» — проекте, которому было суждено стать последним завершенным делом неутомимого архипастыря. (№ 10, 2020).

Архиерейская хиротония владыки Феофана, управлявшего одной из важнейших митрополий Русской Православной Церкви — Татарстанской, — состоялась ровно 20 лет назад, в ноябре 2000 года. За это время архипастырь возглавлял пять кафедр в разных уголках России. Поэтому в беседе с «Журналом Московской Патриархии» он вспомнил о выигранном у бывшего губернатора Магаданской области Валентина Цветкова пари, первой литии по жертвам бесланского теракта прямо на месте трагедии, неожиданном председательстве в Совете старейшин Северного Кавказа и об освобождении челябинского Александро-Невского кафедрального собора от немецкого оргáна.

Осколок из Цхинвали

— Ваше Высокопреосвященство, расскажите о начале Вашего архиерейского служения и самых важных делах, которые довелось совершить в далеком Магадане.

— На Магаданскую кафедру меня назначили из Сирии, где я представлял нашу Церковь при Патриархе Антиохийском и всего Востока. В ноябре 2000 года состоялась моя хиротония во епископа Магаданского и Синегорского, и я переехал из сирийских 30 °C в магаданские минус 35 °C. Первое впечатление — далеко не радужное: собор на задворках, по виду больше походит на деревенский. Встретился с губернатором Валентином Цветковым († 2002). Тот сразу признался: «Да, о новом кафедральном соборе давно говорим. Приглашаю Вас на объезд по городу, давайте подберем площадку». Повез на гору, к памятнику репрессированным работы Эрнста Неизвестного. Не пойдет, говорю: климат тяжелый, с транспортом перебои — кто же сюда заберется, как люди дойдут? Объезжаем дальше, причем все больше по окраинам — одно место сомнительнее другого. «Ну нет места в центре, поймите!» — оправдывается губернатор. — «Есть». — «Где?» — «А вон, напротив вашей резиденции заброшенный 14-этажный недострой горкома и облсовета». — «Эк куда замахнулся! — снисходительная улыбка в ответ. — Мы давно просим передать его региону, но российское правительство отказывает: федеральная собственность. Если добьетесь передачи — отдам участок, только ничего у вас не выйдет».

На строительство этой высотки успели потратить массу металла, и наверху было проще запретить все движения со статусом объекта, чтобы ничего не расхитили. Я на самолет — и в Москву, к своему крестнику Олегу Сосковцу, прежде работавшему вице-премьером правительства Российской Федерации (ныне президент Российского союза товаропроизводителей. — Ред.). Он помог получить аудиенцию в Правительстве. «Смотри, как бы они там тебя не обманули, — услышал я в Белом Доме. — В областную собственность объект получат, а собор строить не разрешат». И тут же свет увидело постановление о передаче недостроенного здания Магаданской области с обременением в виде сооружения на этом месте нового кафедрального собора.

Губернатор даже не поверил, получив эту бумагу из моих рук, — бросился звонить в столицу. Фундамент под многоэтажкой оказался добротным. Его получилось использовать при возведении собора — правда, под новое пятно застройки немного не хватало, пришлось долить бетон в основание фундамента, не разрушая вечную мерзлоту. За два года построили Свято-Троицкий кафедральный собор — теперь один из лучших в стране. Стоит, кстати, на том самом месте, где располагалось учреждение НКВД «Северо-восток-золото», — фактически на крови колымских жертв.

Сразу же обострилась проблема с сектантами. Резко активизировались протестанты всех мастей — в основном из Южной Кореи, предпочитавшие, как и повсюду в те годы, работать с руководителями среднего звена системы государственного управления. Просто кричать в ответ? Толку не будет. Именно тогда в епархии мы открыли свою газету, создали телеканал. «"Сникерсы" есть можете, только на службы к ним не ходите», — подчеркивал я, обращаясь к пастве. И действительно, начался постепенный отток людей от протестантов.

— На северокавказский период Вашего служения пришлась бесланская трагедия, которой в этом году исполнилось 15 лет…

— Когда случилась эта беда мирового масштаба, мы закладывали новый собор в Нальчике. Сразу же предложил полпреду Президента Российской Федерации в Южном федеральном округе Владимиру Яковлеву отправиться в Беслан, в школу. Но он возразил: мол, надо согласовать действия с Москвой. Поэтому я поехал на своей машине — дороги минут 40. Когда подъехал к развернутому в здании городской администрации оперативному штабу, заметил неприятную картину: к площади перед школой со всех сторон сбегаются гражданские — кто с винтовкой, кто с охотничьим ружьем. Атмосфера нервозная… Меня в лицо хорошо знали, поэтому машину пропустили.

Я сразу заявил всем облеченным полномочиями лицам: если начнется попытка стихийного штурма неорганизованным ополчением, число жертв пойдет не на десятки — на сотни человек. Толпу удалось оттеснить к зданию Дома культуры, но идти общаться с людьми никто не хочет. Пришлось отправиться мне, хотя и отговаривали — мол, на трех сотнях метров простреливаемой местности Вы станете отличной мишенью… Дошел, предложил людям вместе помолиться. И так два часа разговаривали и молились…

Штурм после взрыва сопровождался стрельбой со всех сторон, под аккомпанемент которой я ринулся к школе. Никогда не забуду ужасную картину, которую увидел, пройдя через гигантскую пробоину в стене спортзала: повсюду кровь, горящие трупы, разбросанные фрагменты тел. Взял раненого мальчишку, понес на улицу. Потом выносят погибшего Героя России подполковника Дмитрия Разумовского. Принесли в штаб, на две табуретки положили снятую с петель дверь, на нее тело — прямо здесь и совершил первую литию.

На похоронах жертв царила невероятно тяжелая атмосфера: повсюду в разных уголках кладбища нескончаемый стон, и такое впечатление, будто хоронят саму жизнь. Переходя от одной могилки к другой, я начал потихоньку совершать литии. Постепенно вокруг меня собралась сначала небольшая, а потом весьма обширная группа верующих. Оказались там и мусульманки. Пожалуй, никогда ни прежде, ни после мне не доводилось буквально физически ощущать, как преображает людей совместная молитва и на что способна подлинная вера. Тогда мне и пришла в голову мысль организовать для родных погибших детей совместное паломничество в Святой Град. Поездку, бесплатную для всех участников, удалось осуществить благодаря содействию Святейшего Патриарха Кирилла, возглавлявшего тогда Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата.

В Храме Гроба Господня все мы помазались святым миром. У Голгофы, произнося проповедь, я объяснил, что здесь когда-то стояла Божия Матерь, у Которой совершенно безвинно пострадал Сын. И вот тогда впервые за долгие недели удалось увидеть на почерневших лицах людей некое подобие света, хотя бы относительную раскрепощенность. Скажу больше: сама духовная атмосфера нашего общения в Иерусалиме так подействовала на нескольких мусульманок, что они приняли Святое Крещение в иорданских водах. А через некоторое время случилась еще одна история, очень близкая к чуду. С нами в паломничестве была женщина, приближавшаяся к полувековому возрастному рубежу. Потерявшая под пулями террористов сына и дочь, она очень убивалась, что осталась с мужем без детей. И вот после возвращения на Родину она поняла, что носит во чреве младенца. Состоялись благополучные роды…

Но я осознавал: пройдет время, общественное внимание к родителям Беслана утихнет, про них забудут. Нужен был протяженный церковный проект, благодаря которому можно будет помогать таким нуждающимся, оказывать им духовную поддержку. И вот при содействии Патриарха Алексия II и архиепископа (ныне митрополита) Берлинского Марка, сумевшего привлечь через благотворительный фонд собранные лютеранами средства, мы в Аланском Богоявленском женском монастыре в Алагирском ущелье запустили, пожалуй, первый комплексный реабилитационный проект под эгидой нашей Церкви. Кстати, потом, в августе 2008 года, монастырь и реабилитационный центр оказались очень востребованы как первая перевалочная база на территории России близ Южной Осетии: и беженцы там останавливались, и российские миротворцы. А тогда, в середине 2000-х годов, после бесланской трагедии, я увидел в народе массовое стремление к вере как духовному якорю, который помогает устоять в бушующем мире. Как и повсюду, там было много некрещеных. И через проповеди, через телевидение я понемногу стал готовить людей к массовому крещению. В том же самом Алагирском ущелье на первое такое Таинство только крещаемых собралось больше тысячи человек! В совокупности же за несколько раз таким образом удалось окрестить свыше 10 тысяч человек! Ни после, ни, думаю, до — разве что при святом равноапостольном великом князе Владимире — в нашей Церкви не было ничего подобного.

— Войсковая операция 2008 года также проходила близ границ Вашей епархии…

— В Цхинвали я отправился на своей машине — правда, в составе армейской колонны. Впечатления тоже очень тяжелые: повсюду трупы, площадь в центре города усеяна осколками от «Града». Я подобрал пару и сунул в карман.

Ночью Валерий Гергиев давал концерт, на котором меня попросили быть, а сразу после, с пересадкой в Москве, я с делегацией Общественной палаты Российской Федерации улетал в Берлин, где развернулась настоящая антироссийская истерия. На встречу с делегацией, куда входили в том числе политики Вячеслав Никонов и Максим Шевченко, пришло множество журналистов. Диалог выдался бурным, с преобладанием антироссийской риторики. Мы старались объяснить, что на самом деле происходит в Южной Осетии, но нас слушали мало. Один натовский генерал наседал особенно буйно, постоянно рассказывая про «нападение на Грузию». Тогда я взял слово, вытащил из кармана осколок, подошел к нему и сказал: «Ночью я был в Цхинвали. Если не верите — можно легко посмотреть кадры Первого канала с концертом Гергиева. Эти осколки поднял на оживленной площади в центре города. Вы — человек военный. Интересно, что бы вы сделали, если бы подобный обстрел начали по вашему родному городу?»

— А в аэропортах осколок при досмотрах разве не отобрали?

— Представьте себе, нет. Я, кстати, тогда пустил его по рядам. Его так и не вернули, «заиграли». Но атмосферу тогда удалось разрядить очень эффективно. Конечно, впечатлениями от горячих точек воспоминания о проведенных на Ставропольской кафедре восьми годах не исчерпываются. Епархия тогда мне досталась громадная, одних только субъектов Федерации шесть: Ставропольский край, Кабардино-Балкария, Северная Осетия — Алания, Ингушетия, Карачаево-Черкесия, Чечня. Удалось построить 125 храмов, в числе которых новый кафедральный собор в Пятигорске, соборы в Кисловодске, Ессентуках, Минводах и во всех пяти республиках…

Были и другие интересные результаты. Так, незадолго до моего нового перевода на Северном Кавказе возродили институт старейшин. Поскольку регион в основном мусульманский, встал вопрос, какого муфтия поставить во главе этого органа — чеченского, ингушского, а быть может, какого-то третьего? И так этот вопрос горячо обсуждали, что тайным голосованием из числа членов совета председателем выбрали… меня. Ну а в Ставрополье удалось ввести преподавание основ православной культуры: еще в ранге пилотного проекта этот модуль там изучало больше 80% школьников — на тот момент и затем еще долгие годы этот показатель справедливо считался непревзойденным рекордом.

Быть равноправным партнером, а не попрошайкой с протянутой рукой

— На челябинский период Вашего служения пришелся момент разукрупнения епархии и образования митрополии…

— Прилетев в Челябинск, я был неприятно поражен: город-миллионник, а кафедральный собор во имя праведного Симеона Верхотурского — кладбищенская церковь. При этом в центре города сооруженный зодчим Александром Померанцевым к 300-летию дома Романовых красивейший Александро-Невский собор используется как органный зал. А на месте престола, понятное дело, восседает органист. Попытки моих предшественников вернуть собор Церкви успехом не увенчались: моментально собирались многолюдные митинги «в защиту единственного очага подлинной музыкальной культуры».

Вероятно, незамыленный взгляд помог мне быстро разобраться в сути и начать решать проблему исключительно в правовой плоскости. Губернатор Михаил Юревич согласился отдать и модернизировать под новый органный зал заброшенный кинотеатр «Родина». Тут же противники выдвинули новую платформу: оказывается, орган нельзя не только трогать, но и вообще разбирать, иначе он неминуемо погибнет. Этот довод оказалось разбить проще простого. Когда в Челябинск с немецкой фирмы приехали те самые мастера, которые некогда этот орган и собирали, я организовал с ними публичное интервью. Оказалось, что и трогать можно, и разбирать, и перевозить, и ничего страшного не случится — как, собственно, впоследствии и произошло. Тот телеэфир стал переломным моментом, после которого ни одного рационального довода у противников возвращения Александро-Невского собора Церкви не осталось. Сейчас заканчивается его реставрация, и, надеюсь, в следующем, юбилейном году, когда будет отмечаться 800-летие со дня рождения святого благоверного великого князя, этот собор станет значимой площадкой в программе российских празднований.

— А как же с новым кафедральным собором?

— Эта работа протекала параллельно. В центре Челябинска места под него объективно не было. Тогда я попросил у светских властей приглянувшуюся мне площадку в одном из бурно развивавшихся микрорайонов, который уже тогда должен был стать густонаселенным (как, собственно, и случилось — теперь там живет полмиллиона горожан). Четырехгектарный участок идеально подошел для проекта Христорождественского собора — правда, он пока не достроен, но дело близится к завершению.

— На Симбирской кафедре Вы провели фактически год. Неужели там тоже успели построить собор?

— Целиком лавры его возведения себе я, конечно, приписывать не собираюсь. До моего приезда он строился уже четверть века. Наружные стены стояли готовые, но иконостаса не было. В течение года целиком завершили работы по внешней и внутренней отделке, установили иконостас, здание нового епархиального управления из голой «коробки» сделали под ключ.

Мне Ульяновск нравился: небольшой компактный регион, с губернатором Сергеем Морозовым сложились добрые рабочие отношения… Но однажды раздался звонок от Святейшего Патриарха Кирилла, и летом 2015 года — день в день ровно через полвека после принятия мною воинской присяги в Казанском кремле — я занял кафедру в этом городе. Когда местные журналисты спросили о первых задачах на новом месте служения, я рассказал о планах воссоздания Казанского собора в Богородицком монастыре. Очень благодарен Святейшему Патриарху за то, что четыре года назад нашел возможность лично освятить закладной камень на месте строительства. Это сразу подняло нашу работу на принципиально новый, фактически общецерковный и общероссийский уровень («Журнал Московской Патриархии» подробно рассказал об этом в № 9 за 2020 г. — Ред.).

— Еще до общестроительных работ, когда только разворачивались археологические исследования, Вы прогнозировали, что воссоздание реально завершить за три года. Ровно этот срок и ушел на то, чтобы выстроить Казанский собор с куполами и крестами. Как удалось так точно спланировать столь непредсказуемую деятельность, да еще осложненную охранным статусом как всего монастыря, так и воссоздаваемого собора и его уцелевших в земной толще исторических фрагментов?

— У меня был богатый опыт. Он подсказывал мне: в таком деле столь масштабного и протяженного во времени строительства, как воссоздание утраченного собора, многое зависит не только от банального наличия либо отсутствия бюджета, но и непосредственно от архиерея, его четкой и внятной позиции в диалоге с представителями государственной власти и меценатами. Причем одинаково ошибочно как стоять с протянутой рукой, так и демонстративно дистанцироваться от источников финансирования: мол, дают деньги — и ладно, пускай и дальше дают.

— Как же находить баланс?

— Универсальных рецептов тут нет, в каждом конкретном случае решение свое. Приведу один пример, касающийся воссоздания Казанского собора в Богородицком монастыре. На одном из первых совещаний с участием Святейшего Патриарха и Президента Татарстана государственные чиновники, входившие в правление Благотворительного фонда «Возрождение», обещали профинансировать работы — но только до фасадов включительно, чтобы все убранство и иконостасы Церковь взяла на себя. Предстоятель испытующе смотрит на меня: сможем? Да, уверенно соглашаюсь. В этом не было какого-то излишнего риска, но не было и бахвальства или упования на авось — просто потому, что, несмотря на весомую стоимость внутренних работ, я был убежден: мы в состоянии их потянуть. Но одновременно мы и представителям светской власти направили четкий недвусмысленный сигнал: Церковь способна не только принимать помощь, но и выступать как равноправный и ответственный партнер в проектах самого серьезного уровня.

«Гидов для Свияжска готовим в семинарии»

— Много сил Вы потратили на возвращение Церкви казанского Николо-Гостинодворского храма (где священником служил будущий Патриарх Гермоген), занятого прежде республиканским архивным ведомством. Завершен ли этот процесс?

— Да, храм уже в нашей собственности. Чужеродные вставки в интерьерах разобраны, к весне здание, надеюсь, будет стоять с шатром.

— А сколько ждать великого освящения?

— Думаю, пару лет. Зато вот в Центральном следственном изоляторе республиканского управления Федеральной службы исполнения наказаний (административно это в черте Казани) находится прекрасный храм во имя преподобного Макария Желтоводского, перепрофилированный под… тюремную камеру.

— Кому-то повезло: отсиживать срок в церкви…

— Да, но не повезло самому храму. В свое время его просто перестроили под тюремные нужды. Много раз мы совещались с руководством и Федеральной службы исполнения наказаний, и Минюста Российской Федерации по поводу освобождения храма. Но для этого надо перевести СИЗО в новое здание, а построить его пока не получается. Хотя это, пожалуй, исключение из правил. Вообще отношения с региональным Управлением ФСИН развиваются конструктивно. Недавно мой викарий епископ Елабужский Иннокентий совершал Литургию в Исправительной колонии № 5 в поселке Нижние Вязовые близ Свияжска. Одних только причастников полсотни человек, община самостоятельно формирует хор, готовит в своих рядах пономарей. Впрочем, этот сектор окормления верующих нельзя оценивать по отчетам. Специфика его такова, что на бумаге может быть очень гладко, а реальное положение реально увидеть только самому на месте, находясь за колючей проволокой. Не буду кривить душой: далеко не везде нам идут навстречу. В таких случаях прошу о личной аудиенции с главой УФСИНа.

— В этом году список Ваших наград пополнился не совсем обычной для архиерея Русской Православной Церкви медалью Следственного комитета Российской Федерации «За содействие». За что?

— Спешу разочаровать любителей сенсаций: преступников не изобличал, в следственных мероприятиях не участвовал. Зато часто проводил беседы со следователями о христианской нравственности и не уставал повторять: закон законом, а правда — правдой. Удалось даже пригласить выступить в Следственном комитете с лекцией профессора Московской духовной академии Алексея Осипова.

— Три года назад архитектурный ансамбль Успенского монастыря на острове-граде Свияжск и, в частности, соборный храм этой обители ЮНЕСКО внесла в Список Всемирного наследия, в чем Казанская епархия принимала непосредственное участие…

— Да, я даже специально ездил в Париж выступать на сессии Генеральной Ассамблеи ЮНЕСКО, посвященной этому вопросу.

— Тогда в интервью Вы сделали ожидаемый акцент на возрождении монашеской жизни, подчеркнув, что монахи не должны превратиться в экспонаты. Удалось ли в Успенском монастыре духовную жизнь поставить во главу угла, подчинив ей деятельность туристического центра?

— Пока еще не в полной мере. Но сразу сделать это невозможно, ведь монастырь только начал возрождаться. А туристическая деятельность на таких объектах массового посещения обеспечивает прежде всего задачи пополнения государственного бюджета. Однако нам удалось сделать важнейший шаг: открыть в Казанской духовной семинарии двухгодичные курсы для экскурсоводов по основам Православия. Думаю, это беспрецедентный в масштабах всей Церкви проект, когда гиды в течение, повторюсь, двух лет изучают основы вероучения, чтобы в правильном ключе подавать информацию посетителям и квалифицированно отвечать на их вопросы. С другой стороны, удалось избежать превращения монахов в живые экспонаты. Так, во время Великого поста в обители нельзя проводить увеселительные мероприятия, с чем музейная администрация соглашается. Думаю, мы реализовали уникальный пример соработничества и смогли продемонстрировать: Церковь как никто другой заинтересована в сохранении объектов культурного наследия.

— Свияжск — своеобразная территория в проекции на гражданское общество: там бок о бок живут потомки охранников лагеря политзаключенных и потомки самих заключенных… Насколько активно местное население участвует в литургической жизни монастыря?

— Поселок там небольшой. Люди есть люди: поколения проходят, постепенно острые углы стираются, происходит переоценка ценностей. Литургическая жизнь в свияжских храмах связана в первую очередь не с местными, а с паломниками; приезжают верующие и из Казани, и из других городов Татарстана. Но надо понимать: там девять храмов, и каким бы интенсивным ни был поток паломников, все свияжские церкви молящимися мирянами все равно не заполнить.

— Часто ли в Успенском соборе совершается Литургия?

— Позволю себе напомнить, что это холодный храм. В основном Литургия там совершается в летний сезон по двунадесятым праздникам. Литургисать чаще там необходимости нет.

От православного детского сада до духовной академии

— Периодически в церковной и местной прессе затрагивается проблема возрождения Казанской духовной академии. Нужно ли сегодня воссоздавать эту духовную школу?

— Конечно, ведь это послужит восстановлению исторической справедливости. Но только ни в коем случае не в историческом месте ее нахождения: бывший архитектурный ансамбль академии во втором домовладении по улице Николая Ершова занят Республиканской клинической больницей № 2, выполняющей к тому же функции одной из базовых медицинских кафедр Казанского федерального университета. Поэтому буквально воссоздавать легендарную академию по месту ее «рождения» — значит не только нести колоссальные затраты по сооружению новой больницы и переводу туда соответствующей клинической базы, но еще и брать на себя риск осложнить отношения с полусотней тысяч студентов — будущих медиков. Зачем это сегодня Церкви? Кроме того, это полтора века назад академический комплекс на нынешней улице Ершова считался тихой окраиной, а сегодня это настоящий центр мегаполиса с большой гостиницей и всеми сопутствующими осложнениями для студентов-семинаристов.

Поэтому сейчас мы двигаемся по пути преобразования в академию Казанской духовной семинарии. Многое уже сделано. В семинарии открыта магистратура (правда, всего по одному профилю, но этим ограничиваться не собираемся). Заложен потенциал для дальнейшего роста педагогического уровня профессуры, что в ближайшем будущем позволит запустить обучение в аспирантуре и докторантуре. По сути, остается единственный момент из области светских государственных стандартов, сковывающий решительное продвижение по этой траектории, — отсутствие общежития в отдельно стоящем здании. Но в обозримом будущем мы и его построим. Главное препятствие устранено: выкуплены у владельцев окружавшие семинарию частные дома, расчищена площадка под строительство. Если бы не пандемия, в этом году работы бы начали.

— Татарстан — поликонфессиональный регион. Как эта тема представлена в образовательных программах семинарии?

— Я лично возглавляю кафедру исламоведения. У меня там хорошие помощники: выпускник Ватиканского колледжа исламоведения иеромонах Роман (Модин) и выпускник Института стран Азии, Африки и Латинской Америки Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова священник Иоанн Васильев.

— Основы православной культуры в татарстанских школах по-прежнему не изучаются?

— Увы, это последовательная политика республиканских властей: все четыре конфессиональных модуля из школьного предмета основ религиозных культур и светской этики исключены. Этот вопрос в ходе визита к нам поднимал даже Святейший Патриарх Кирилл, но пока безрезультатно. Поэтому для развития православного образования мы пошли в доступном нам направлении — развивая воскресные школы и гимназии. Недавно начали строить новую гимназию в Набережных Челнах, решается вопрос с выделением земли в Нижнекамске.

— Нынешней осенью в Казани распахнул двери и православный детский сад «Родник». Учреждений подобного рода до сих пор немного даже в масштабах всей Церкви. Где Вы подбирали для него педагогические методики?

— Пока выстраиваем их по крупицам, потому что прецедентов действительно мало. Что-то использую из собственного опыта еще со ставропольских времен, когда открывали детские сады в Кисловодске и Невинномысске и детский приют при упомянутом Георгиевском монастыре. Первый православный детский сад в Казанской епархии должен соответствовать высочайшим стандартам, и мы этого добились. Достаточно сказать, что для детей в нем есть бассейн. С его открытием полная пирамида православного образования в регионе будет почти сформирована: на другом полюсе ее должна замкнуть Казанская духовная академия.

— Насколько остро, на Ваш взгляд, в Татарстане стоит проблема кряшен?

— В российском обществе господствует неверное понимание самой сути их идентичности. Да, это своеобразный этнос, но прежде всего они — православные люди, по своим национальным корням вышедшие из татар. Автономии, тем более религиозной, предоставлять им, конечно, не нужно: ничего кроме вреда от раздирания церковного тела она не принесет.

— Сколько их сейчас всего?

— Точно никто не знает: прямой статистики здесь нет, а по косвенным оценкам — от 200 до 300 тысяч. Многие из них, кстати, даже во время переписей населения заявляют себя татарами, хотя также многие и резко против такой идентификации. Когда я с ними встречаюсь, всегда прошу об одном: отдавайте своих детей в семинарию, чтобы пастыри вырастали из национальной среды, говорящие с вами на одном языке. Говор у них немного отличается от татарского языка — фактически это его диалект.

— И что, не отпускают учиться в семинарию?

— Почему, поступают — хотя и меньше, чем хотелось бы. Сейчас в семинарии несколько студентов-кряшен. Всего по епархии в священном сане их служит около двух десятков.

— Как Татарстанская митрополия переживает пандемию коронавируса? Понесли ли какие-то направления церковной жизни заметный урон или ущерб, чему требуется первоочередная помощь от Вас как архипастыря?

— Как мне кажется, Татарстан — одна из самых организованных частей России, и пока он оказался подвержен инфицированию в несколько меньшей степени по сравнению с другими регионами. Проблема в другом. Вводя систему ограничительных мер, государственные власти поначалу преследовали цель разорвать социальные цепочки для растягивания инфицирования во времени, а потом стали ставить во главу угла экономические задачи. В итоге что в первом, что во втором случае страдает психологическое состояние общества. Тактика излишнего запугивания населения опасна и с предупреждением развития заболевания она, как мы видим, имеет мало общего. В Татарстане, кстати, никакой истерии не наблюдалось, хотя период ограничений на посещение храмов, как и повсюду, перенесли болезненно. Но не было и ответного всплеска бесшабашности, агрессии, непонимания действий властей. От этого мы, считаю, выиграли, не растеряв паству. Помогли и быстро организованные онлайн-трансляции богослужений (которые, конечно, ни в коем случае не должны становиться нормой, поскольку это прямая дорога к расцерковлению).

С церковной точки зрения природа всех невзгод — нравственное состояние социума. Кто бы что ни говорил, российскому обществу показаны коренные изменения в нравственности. Как только начнем немного в нужную сторону двигаться — вся эта беда уйдет.

— Позволю себе заметить, что тактике запугивания в той или иной степени оказались привержены власти практически всех затронутых пандемией государств, а это почти весь земной шар...

— Мне кажется, нынешняя пандемия — дело рук человеческих. Но так это или нет, она в любом случае послужила удобной формой для отработки некоторых алгоритмов управления хаосом. Не «учения» ли это по настройке человечества на тотальную управляемость, причем в целях, далеких от благих?

Источник: Церковный вестник

Кряшены (крещеные) — этноконфессиональная группа в составе татар Поволжья и Урала, исповедующая Православие. Помимо Татарстана, проживают в Башкирии, Удмуртии, Челябинской, Самарской и Кировской областях, а также в Казахстане. Кряшены-язычники приняли Православие во времена завоевания Казани Иваном Грозным. По мнению современных историков, ислам в их бытовой культуре не присутствовал и практически их не коснулся. Современная этнология преимущественно считает кряшен частью татарского народа, в результатах Всероссийской переписи населения 2002 г. они указываются как субэтническая группа татар.

Учитель общеобразовательной школы в городе Конотоп, что в Сумской области, силой вывел ученицу из класса за неподобающее поведение.

Ученики опубликовал кадры произошедшего, на которых видно, как мужчина хватает 14-летнюю девочку за куртку и вытаскивает из класса. Позже учитель объяснил, что вынужден был так поступить, потому как ученица материлась на него и мешала вести урок.