dreamnoks

— Ох, и деловой у тебя внук получился, Татьяна! Цветово-о-од, — протянула полноватая, улыбчивая старушка.

— И не говори, Петровна, — умиленно глядя на белобрысую головёнку, качающуюся над бархатцами, оживилась ее собеседница. — Наташка моя, видать, передала свои гены. Каждый цветочек ведь знает, каждую травинку. Читает много, опять же — всё про зелепушки разные. И мне рассказывает, да про такое, что я и не слышала ни разу.

Вот только тоскует по своей земле, как дом в деревне продали. Здесь-то, на общественной делянке, только цветы выращивают, а ему всякого хочется... Вот загорелось ему вырастить какую-то тыкву экзотическую. Говорит - из неё, на самом деле, делают все эти цукаты магазинные. Да знаешь ты их: разноцветные и с тропическими вкусами — манги и ананасы всякие. Вот Санька и говорит, что тыква эта ни цвета, ни вкуса, ни запаха своего не имеет и всё в себя вбирает. Хочешь — сделай цукаты со вкусом да запахом смородины, хочешь — с креветками. Не отличить будет.

— О как!

— Да-а-а… Чуть сон парнишонка не потерял. Все магазины с ним обошли-объездили, а там даже и продавцы глаза на него таращат и название переспрашивают. Нет у них такого зверя и не было отродясь.

— Как называется-то невидаль? — с улыбкой тронула за руку собеседницу Лидия Петровна.

— Э-э-э-э… Вот память подводить стала. Никак не могу название запомнить. Такое… — неопределенно покрутила в воздухе рукой Татьяна Викторовна, — не то козаностра, не то камасутра.

И тут же первой рассмеялась, — Нет, не так, конечно, но очень похоже. Так вот: нашел всё-таки Санька эту козаностру на сайте китайском. Заказал.

— Ой, да из Китая семена-то заказывать - сплошная интрига: то ли вместо хризантемы редиска вырастет, то ли вместо помидоров — бальзамин. Плавали уже, знаем.

— Да слышала я. Но тут что-то с ними случилось, видать. Прислали Саньке правильные семена. Да не улыбайся ты, что я, в деревне всю жизнь разве не выращивала тыквы те? Тыква, точно тыква. Одно странно: семечки вот такенные, — она показала пальцами не меньше пяти сантиметров.

— Ну ты, Танька, чисто рыбак: «вот такенные»!

— Да у нас еще одно семечко-то осталось, на всякий случай. Хоть щас покажу!

— Ладно, не кипятись, не кипятись. Верю я тебе. Ты скажи лучше: проросли чудо-семечки-то?

— Проросли, — забыла про обидное недоверие бойкая старушка, — еще как проросли. Мы-то два посадили, чтобы уж наверняка, а они оба и взошли. Санёк с ними по утрам с первыми здоровался. Сначала их польет, подкормкой китайской побрызгает (да, китайцы еще и удобрение с семенами прислали), только потом сам умываться и завтракать пойдет. И ка-а-ак попёрли они у нас… Весь подоконник заняли и батарею закрыли, и на пол поползли.

Вот я и подговорила Саньку пойти к старшей по дому. Договориться, значит, чтобы во дворе высадить чудо-юдо китайское. Вероничка и разрешила, место нам выделила. И с другими старшими договорилась. А что? Листья большие, красивые. Цветет, опять же. И растет, как зверь, даже и без подкормки уже. Вон же они растут! Пойдём поближе.

Женщины живо снялись с облюбованной лавочки и пошли по двору, ограниченному четырьмя панельными пятиэтажками. Тыква, действительно, впечатляла. Слегка резные, лопухастые листья обрамляли край газона сразу за асфальтом проезда. Плети казались бесконечными, но не расползались во все стороны, дисциплинированно вились строго по периметру, деликатно оставляя место для куртинок бархатцев возле самого поребрика. Мощный бордюр с огромными желтыми воронками цветов выглядел непривычно, но солидно и дорого, как на картинке из журнала. Уж точно лучше кривых лебедей из покрышек.

— А я ведь еще по дороге к тебе любовалась и спросить хотела, что-за цветы у вас тут такие… И это вот всего из двух саженцев получилось? — Петровна недоверчиво обвела глазами двор. Лианы обнимали весь газон с большой детской площадкой в центре, оставляя только проход с двух сторон, там, где были асфальтированные дорожки.

— А я тебе о чём говорю? Зверь! Теперь вот думаю семян с неё насобирать... Санёк! А пойдем уже домой, бабу Лиду чаем будем поить…

***

Асфальт строптиво качался под ногами, Вовке никак не удавалось поймать этот непослушный ритм. Два раза уже земное тяготение победило человека, брюки и ладони собрали пыль с дороги.

«Опять Ленка гундеть начнет… А я ей по зубам дам, чтобы хлебало на главу семьи не разевала. Правду батя говорил: бабу надо в страхе держать, чтобы кровь с мужика не пила. Неделю мужик вкалывал, так неужели в пятницу не имеет право расслабиться? Имеет! И нечего тут зудеть. Принцев с конями на всех не припасено, а честного работягу нечего жизни учить… А ей всё неймётся, не успеет закончить фонарь под глазом замазывать, а уже новый зарабатывает. Суп ей свежий каждый день варить для кормильца недосуг, тоже работает она, видите ли… А ему выпить нельзя с парнями. От соседей стыдно, цаце. Это еще на соседей посмотреть надо. А то, может, бегает уже к Ленке принц какой, пока су…супруг на работе корячится.

Еще и дочку науськивает, наверняка. Вон, как глазами зыркает уже, стоит папке домой чуть подшофе прийти. А вот папка терпеть больше-то не будет, вот тут ремень у папки на такие зыркалки имеется. Вырастет, так зять только спасибо скажет, что в строгости девку отец воспитал…»

Вязкие, пьяные мысли прервало неожиданное препятствие. Неожиданное, но очень приятное. Прямо на пути развалился толстыми белыми боками пакет из супермаркета, приветливо разинул беззубую пасть, показывая свое щедрое нутро. Копченая колбаса палкой и спиралькой, перевязанной промасленным шпагатом, ломоть пастромы, багет, пара долговязых огурцов, толстопузые помидоры, кусок сыра, прозрачные контейнеры с салатами… и самое прекрасное — четыре горлышка бутылок, глянцево отражающих редкие огни.

Володька остановился, с трудом поймал равновесие, сглотнул липкую слюну и воровато оглянулся. Это ж какой ворон посеял такой дастархан? Двор был обнадеживающе пуст.

«Сейчас, сейчас… Сейчас папочка заберет тебя домой… Вот сейчас…»

Хмельное дыхание перехватило: пакет рос и стремительно отращивал острые зубы, вожделенная начинка его неуловимо сменилась длинным языком, бешено извивающимся кольцами в огромной пасти. Язык мгновенно захлестнул мертвой петлей тонкую шею работяги и рванул к себе, во влажно поблескивающую утробу…

***

— Бабушка, бабушка! — белоголовый мальчишка тормошил задремавшую в тенечке старушку одной рукой, второй придерживая на носу очки в круглой оправе.

— Что, хороший мой, что?

— Бабулечка, тыква первая уже выросла! Не знаю, как я ее не увидел вчера. Приличная такая уже.

— Да рано еще для приличной-то… ну пойдем, пойдем, покажешь.

В зеленой тени листьев, на самом деле, притаилась зеленая тыквина с бледно-зеленым мелким крапом. Бабушка переглянулась с внуком, пожала плечами: — Рано, ну так необычная же… а как ты хотел? Пойдем домой, зайчик мой, пойдем. Скоро сериал начнется, да и ужин готовить пора. Завтра посмотрим внимательно, может, еще где наросли уже твои чудо-тыквы.

***

Худая, долговязая фигура моталась по дворам уже второй час. Лешка (он же Лещ) зябко втягивал голову в плечи, нарочито сутулился (хрен его знает, вдруг пялится в окно кто-то из пенсов). Глаза из-под длинного козырька бейсболки неустанно сканировали окружающую темноту.

« Ну хоть кто-нибудь попался бы, — то тоскливо, то лихорадочно кружилась в голове одна мысль, — хоть кто-нибудь».

Полутора сотен, сиротливо болтающихся в кармане джинсов, катастрофически не хватало, а в долг дозу ему не давали уже давно. Одна надежда, что в субботний вечер (да, какой вечер, ночь уже) встретится на пути кто-то, с карманом потолще Лехиного.

«А-а-а-а-а… падлы! Попрятались все… Сдохну ведь до утра… Хоть с телефоном бы кто попался, трубу можно толкнуть толстой Зинке из ларька…»

Темное окно на первом этаже в доме, к которому несло Лешку отчаянье, открылось, сверкнуло стеклом от света уличного фонаря. Послышался старческий голос, зовущий громким шепотом Ваську-заразу и раздражающее кисканье. Идея пришла мгновенно, Лещ тихонько прочистил горло и хрипло мяукнул в ответ. Сосредоточился и начал мяукать почти без перерыва, как можно жалобнее. Бабка активизировалась, начала кис-кискать с удвоенной силой.

«Выйди, курва старая, выйди на улицу… Васеньке твоему очень плохо. О-о-очень плохо».

С бабкой можно зайти в подъезд, а там — и в квартиру. У стариков вечно припрятано на черный день. Подумав об этом, Лешка выдал особенно страдальческий мяв, натянул капюшон поглубже поверх бейсболки и тихо порысил к нужному подъезду. Возле развесистого клена притормозил и прислушался. Вот! Открылась и закрылась дверь подъезда. Он нащупал и выволок из кармана нож с выкидным лезвием, втянул кисть с оружием поглубже в длинный рукав и выглянул из-за толстого ствола. Не стала бабка ждать в дверях, пошла на поиски, видать. Темная фигура вынырнула из тени клена и быстро двинулась к подъезду.

«А вот и бабка. Сидит на корточках и заглядывает в заросли каких-то лопухов на газоне — Васеньку ищет, дура старая».

С трудом сдержался от нервного смешка и протянул максимально невинным голосом: «У Вас случилось что-то? Давайте я Вам помогу». Наклонился к бабке, старательно растягивая подрагивающие губы в улыбке.

«Не напугать, только не напугать. Чтобы не заверещала старая, раньше времени, чтобы дойти с ней до квартиры…»

Старуха, не меняя позы, повернула к нему голову. Глаза смотрели цепко и спокойно, губы начали расползаться в ответной улыбке.

Шире, еще шире…

Улыбка, буквально, доползла до ушей, сделав лицо похожим на карикатуру… В одно мгновение бабкина пасть по-акульи распахнулась, что-то резко дернуло опешившего Лешку внутрь и нужда в дозе для него пропала.

***

«Вот же сука Верка… Не такая она, видите ли. Ага, а все эти юбочки-вырезы-разрезы — это для того, чтобы ее богатый внутренний мир лучше проветривался и не заплесневел к херам».

Серега нервно шагал по направлению к дому, терзая зубами сигаретный фильтр и сжимая в кармане свободный кулак. Мало того, что бабло на нее потратил, так еще весь вечер кривлялся, джентльмена из себя корчил, о любви бормотал, домой провожал. А теперь еще и пешком шпарил. Восемь остановок топает, с полвторого ночи — вот удовольствие-то. Лучше бы пивасом затарился и с любой шалавой местной завис. Дешево, сердито и яйца не ломит после такой романтики.

В голове Сереги болезненно плескались остатки чахлого винного хмеля, усиливая раздражение. Хорошо, что дома у матери припасена бутылка водки. «На компрессы». Вот, как раз, сейчас ему неотложно нужен компресс на кишки. Он в очередной раз с ненавистью пробормотал под нос: «Шлюхи. Все шлюхи, только некоторые себе цену не могут сложить» и сплюнул на асфальт. Ноги ныли от непривычного марш-броска, пропотевшие носки только что не чавкали в дешевых кроссовках, натерших пальцы. С каким удовольствием он сейчас пробил бы тупую башку безмозглой курице…

Предпоследний спящий двор — еще немного и он дома. Стащить ненавистные носки, сполоснуть липкие, разбухшие от влаги, измученные ступни, высосать стакан теплой водки, закусить холодной котлетой и рухнуть спать.

Надо же: кто-то еще, кроме него, шарашится по ночам. В десятке метров впереди хрупкая девчушка, присев на корточки, поправляет застежку на босоножках. Ультракороткие шорты и топик со стразами почти ничего не скрывают. И не торопится, совсем не торопится: трет тонким пальчиком что-то на ноге…

Может быть, вечер и не совсем потерян: забыты откровенно мокрые носки и джинсы в паху становятся все теснее. До дома рукой подать. Девочка явно ищет приключений, в такое-то время и в таком прикиде. Да, даже если и не ищет… Сразу за домами справа прячется в кленах и тополях ряд металлических гаражей…

«Такой красавице опасно одной гулять по ночам, может, погуляем вместе? Или проводить Вас до дома, чтобы никто не обидел?» — сдерживая участившееся дыхание и почти не слыша себя из-за бухающего в ушах сердечного ритма, выдавил он из себя банальность.

«Только бы не заорала и не побежала, только бы не побежала. Хотя — на таких шпильках далеко она от него не убежит» — скачет в голове в такт пульсу. Девушка, не вставая, поднимает к нему кукольное личико с блестящими глазами, с приоткрытыми пухлыми губками. Улыбается, медленно облизывает губы и игриво манит его пальчиком.

«Да ладно! Неужели… Да и хрен с тем, что совсем рядом окна!»

Такого экстрима в его жизни ещё не было. Голову совсем заволокло жарким туманом и Серега, не веря своему счастью, торопливо дергая непослушными пальцами молнию на джинсах, продвигается навстречу этому жаркому ротику, открывающемуся уже совсем недвусмысленно.

Шире…

«Да, детка!» — бьет в череп изнутри.

Еще шире… еще…

«Как так-то?!» — успевает мелькнуть мысль.

Голова девчушки распухла и увеличилась на глазах, верхняя часть лица откинулась назад, как крышка у шкатулки. Длинная плеть вылетела из распахнутого зева, обхватила бедра замершего Сергея, и рывком, складывая тело пополам и комкая его, как дешевую куклу, затащила в нутро.

***

Алевтина Николаевна инстинктивно отпрянула от своего наблюдательного пункта и приложила руку к груди, будто стараясь механически успокоить сердце, зашедшееся в галопе. Нет, так не пойдет, надо досмотреть до конца. Приникнув глазом к заготовленной щелке между плотных портьер, внимательно вгляделась в сцену только что закончившейся трагедии. Все еще раздутая непомерно, тыква бугрилась неровностями и довольно острыми выступами. Кора жуткого плода ходила ходуном, казалось, что ее мнет в ладонях невидимый великан, стараясь вылепить из бесформенного куска глины присущие обычной огородной культуре формы.

Тыква постепенно сдулась до, относительно, небольшого размера. Выглядела она теперь килограмма на три-четыре, не больше. Мощная лиана втянула плод под прикрытие листьев и теперь из окна пенсионерки было видно только один округлый бок.

Что же: финал такой же, как с Володькой-алкашом. Вон, за кустиком бархатцев, пристроилась тыквина, упокоившая дебошира, держащего в страхе тихую, интеллигентную Леночку, дочку ее и соседей. По крайней мере — тех, кому физическая подготовка или воспитание не позволяли надрать пьянице зад, как он того заслуживал.

Тогда, в первый раз, Алевтина Николаевна малодушно зажмурилась, когда тыква резко раздулась и раскололась пополам зубастой пастью. А потом убедила себя, что большую часть увиденного придумал измученный бессонницей мозг. Теперь же она была уверена: ничего ей не померещилось. После случая с алкоголиком пожилая дама провела собственное расследование и результаты его тщательно запротоколировала, зашифровав для верности: негоже оставлять потомкам основание сомневаться в ее здравом рассудке.

Каждый день она неторопливо делала несколько кругов вокруг плантации хищного (теперь уж нет никаких сомнений) растения. Неспешно выпалывала редкие, чахлые сорняки, аккуратно складывая их в мусорный пакет; обрывала неряшливые увядшие лепестки с бархатцев. Сама же внимательно разыскивала дальнозоркими глазами цветы, плоды и зародыши, тренировала память, запоминая их расположение, размер и вид. Много и охотно слушала кумушек всех возрастов, знала уже все сплетни в округе.

Плоды питались, вероятно, один раз в жизни — доросший до размеров среднего грейпфрута зародыш однажды ночью выкатывался, как клубок с хвостом-побегом, под ноги припозднившегося прохожего и, видимо, одурманивал его, показывая подходящий морок.

Володька что-то готовился поднять с земли (не удивилась бы, если он видел бутылку). Незнакомый парень возле соседнего дома, стоящего перпендикулярно к Алевтининому, дал затрещину кому-то невидимому, ниже себя, а потом наклонился с занесенным кулаком, будто хотел добить упавшую жертву, незримую для других.

Теперь вот хлыщ откуда-то из ближайших домов. Пенсионерка хорошо знала этого парня: он часто проходил через их двор один или с шумной, развязной компанией; одно время крутился возле вежливой девочки из последнего подъезда их пятиэтажки, несколько раз заходил с ней в подъезд. Потом исчез из поля зрения, а славная девочка, здороваясь, начала прятать от соседок-пенсионерок заплаканные глазки. Поганцу тыковка показала, очевидно, что-то непотребное, по его интересам — он явно готовился сдернуть портки перед хищником.

После «ужина» каждый плод успокаивался, устраивался поудобнее и начинал, не спеша, обрастать восковой корочкой. Ни размера, ни положения больше не менял. Если верить этой примете, то в их дворе было утилизировано гнидоловкой, как Алевтина про себя окрестила хищную лиану, еще девять проходимцев, кроме трех, бесславный конец которых она видела воочию. Аккуратно собранные со всей округи слухи подтверждали: исчезают, исключительно, персонажи, людьми называться недостойные.

Нашла доморощенная мисс Марпл и огородников — забавно серьезного маленького блондина в очках и его бабушку. Ненавязчиво выспросила про растение и источник семян, прочитала всё, что нашла в сети про названный мальчиком вид. Тут ее постигло жестокое разочарование: ссылка, которую переслал ей малыш-ботаник, больше не работала, а в других найденных источниках не было на фото, с созревшим плодом в разрезе, огромных семян и ни слова не говорилось о каком-то особенном удобрении.

Надежда на то, что мальчик поделится последним оставшимся семечком, была чахлой. Оставалось только разжалобить его самого (вообще недопустимо) или его бабушку искренним рассказом, почему ей очень нужно именно это растение. Но тогда пришлось бы вываливать на светлого, счастливого пожилого человека их общую с дочкой и внуками беду с зятем Алевтины. И окончательно огорошить результатами частного следствия. Кто знает, как отреагирует добросердечная соседка…

Оставив этот вариант на крайний случай, Алевтина Николаевна решила добыть семена из зрелых тыкв. А пока взяла себе за правило выходить в бессонные ночи на прогулку вдоль тыквенного бордюра. Надо же проверить: не будет ли растение нападать на любого полуночника, когда не шляются мимо мерзавцы.

***

Доктор филологических наук в отставке (как она сама себя называла с неизменной мягкой улыбкой) неспешно совершала свой, привычный уже, дневной моцион по периметру двора. Довольно щурилась от нежного сентябрьского солнышка, учтиво раскланивалась с соседями. И со сдерживаемым нетерпением, надеждой и легкой тревогой осматривала плантацию гнидоловки. Судя по количеству запечатавшихся в белый воск плодов, зеленый хищник неплохо почистил округу. Собственно, это было заметно и по царившей в их уютном дворе идиллической атмосфере. По крайней мере, Алевтине Николаевне так казалось.

Несмотря на это, хищный бордюр продолжал цвести и завязывать новые зародыши.

К счастью пенсионерки, никто из соседей или ближайших домов не покушался на тыквы, выглядевшие совсем зрелыми. А если и позарился кто на чужой урожай… Как знать, может, уже и переваривалась тушка, жадная до дармового и не умеющая просто попросить по-человечески, под слоем растительного воска. Пара плодов (расположенных в слепой, с её ночного поста, зоне) «поужинали» только на днях.

Алевтина ждала, когда начнут сохнуть плодоножки у экзотических тыкв. Именно это должно стать сигналом, по подсказке маленького садовника, что семена внутри полностью созрели. Леди-детектив уже получила от Саньки подтверждение заявлению бабушки, что все желающие соседи могут угоститься урожаем и застолбила пару плодов, чтобы уж наверняка. Вопрос оставался только в специальной китайской подкормке для рассады. Славный белокурый очкарик серьезно пообещал приготовить собственное удобрение. Вот только получится ли у него то, что нужно, без знания, чем кормится взрослое растение?

Ну, что ж… Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, не так ли? У Алевтины Николаевны впереди вся зима на изучение огородной премудрости и пара идей насчет возможных ингредиентов для детского питания малышей-гнидоловок.

На конкурс страшных историй от сообщества CreepyStory. Тема на октябрь "Создай своего монстра".

О! Сейчас картинка с шуткой про мотоциклистов и аллергию на асфальт напомнила. Точнее - комментарий под ней:  здесь

По Северному объезду на скутере на дачу и обратно - адреналином можно запастись по самые уши.)) Фур много и каждая фура тебя сначала толкает воздухом к обочине, а потом к себе дергает. Этакое танго.

Однажды на развязке от Пашино поняла, почему выбросы адреналина некоторые с оргазмом сравнивают.

Первый раз в жизни меня фура обгоняла не на прямом участке дороги. Довольно крутой поворот и сильно выше уровня моря. И вот, почему-то, страшно стало, шо капец. Мало того, что не всегда можно быть уверенным на сто процентов, что тебя сейчас, вообще, видят; есть же ещё водители, которые прямо сильно не любят все двухколесное оптом. Нас с сыном однажды маршруточник специально притирал к поребрику на повороте. Успели проскочить, иначе легли бы к нему под колеса.

А тут еще и какая-то картинка в голове мелькнула из фильма. И прямо вот чувствую спиной, что догоняет и сейчас давить начнет... Волосы дыбом на затылке, чуть шлем с головы не сбрасывают.

Не, поравнялся. Фух, думаю, пронесло, осталось только руль покрепче держать, фиг его знает, как примерно на уровне этажа третьего или четвертого дернет.

И вот вся такая сосредоточилась: щас-щас-щас...

И тут этот добрый человек такой: ФА-ФА-ФА-ФААААА! Отмираю, поворачиваюсь, а он едет ровненько со мной, лыбу давит и палец большой показывает.

Оргазм не оргазм, но съехав с этой развязки на ровный участок, притормозила и закурила...

Начало здесь: Старый Сад

Сознание возвращалось медленно, тягуче и сладко. Так лениво льётся с ложки в хрустальную розетку свежий мёд - прозрачный, янтарный, до предела напитавшийся солнцем и летом, вспыхивая иногда ослепительными миниатюрными лучиками.

Громко, чётко отсчитывали время настенные часы, пахло пирогами и старым деревянным домом, пронзительно уютным. Вот сейчас бабушкин голос позовет завтракать городскую лежебоку…

Вика свернулась клубочком, подтянула колени к груди и крепче сжала веки, которые уже дрожали нетерпеливо, торопились впустить новый день.

«Вставай, лежебока!» - мягко прозвучал в голове бархатный, ласковый и чуть насмешливый голос. Вика замерла, нахмурилась, резко распахнула глаза и… забыла дышать: в пяти сантиметрах от её лица блестели яркие желто-зеленые глаза на черной, усатой морде, склоненной набок.

«Выдыхай уже. Память-то не должно было отшибить. Хватит отдыхать, гости у нас скоро будут!»

Не сводя глаз с кошки, Вика аккуратно приподнялась и оглянулась. Воспоминания включились все и сразу, даже оглушили слегка. Пропитанная майским солнцем кухонька-гостиная неуловимо изменилась. Исчезла куда-то пыль с подоконников, стёкла в окнах стали кристально прозрачными. Шторы, скатерть на столе с резными ножками, круглые коврики и полосатые половички-дорожки выглядели свежевыстиранными…

— «Я тут прибрала немного… Садись за стол, хватит на полу-то сидеть».

— Прибрала?!

— «За стол садись, говорю. А то мы так с тобой не успеем ничего. Кофе тебе сделать?»

— Э-э-э… да, если можно…

Первый раз в жизни Вика по-настоящему ощутила, что означает: «земли под собой не чувствовать». Села, наконец, на стул, подтянула к себе пачку сигарет и чуть не выпрыгнула из-за стола от неожиданности: прямо перед ней внезапно появилась керамическая кружка с поднимающимся паром.

— Ох ты ж!.. Слушай, кудесница, можно как-нибудь предупреждать? Или чуть помедленнее? А то твои фокусы в стиле «копировать-вставить» меня до инфаркта доведут!

— «У тебя больше не может быть инфаркта. Сахар? Молоко? Сливки?»

— Сахара полторы ложки и сливки. Пожалуйста.

Тёмно-коричневая жидкость в кружке плавно изменила цвет и запах. Вика осторожно взяла кружку в руки, понюхала и отхлебнула крохотный глоток. Напиток был идеален. В центре круглого стола неспешно проявилась из пустоты небольшая плетёная корзинка, выложенная кружевной салфеткой и баюкающая румяную сдобу.

Кошка деловито запрыгнула на второй стул, уселась, расправила пушистый хвост и уставилась собеседнице в глаза.

-- «Бери пирожок-то. Может, так перебивать не будешь, — кошка на мгновение задумалась. —

Твоя задача сейчас: выучиться. Быстро выучиться, чтобы самой не сгинуть и других не подвести.

Место здесь непростое. Прежняя хозяйка посильнее многих была, да не выстояла… А как её не стало, тёмные вовсе в поселке распоясались. Ещё чуть — и пойдёт у людей дурная слава про Ягодный, а там и дурные люди на ту славу потянутся».

— Подожди, — Вика отставила кружку и наклонилась ближе к мохнатому зверьку, — давай с самого начала. Ты кто? Домовой… домовая?

— «Домовые — это сказки человеческие. А я помощница. Хранительница этого дома».

— Ты настоящая кошка или только сейчас выглядишь, как кошка?

— «Была настоящей кошкой. Так же, как ты была человеком».

В ушах слегка зашумело и Вика поёжилась и покрутила головой.

— Была человеком… А кто я сейчас?!

— «Тебе всё расскажут сегодня. Пойдём в сад, покажу кое-что».

Медленно, словно оттягивая момент, когда станет окончательным и бесповоротным какое-то, возможно, пугающее знание, вышла Вика вслед за кошкой на крыльцо, спустилась по ступеням, накрытым очередной полосатой «дорожкой».

— «На дом оглянись».

— На что смо…треть-то? — начала и замолкла. Дом светился янтарным оттенком древесины, будто был только что построен, а каждую его дощечку заботливо отшлифовали и пропитали маслом или воском. Россыпью и созвездиями сияли медные шляпки гвоздей и гвоздиков, аккуратными плотными строчками обводили двери и окна. Такой же яркой, начищенной медью, без намека на патину, отливали кровля и флюгер над небольшой, аккуратной башенкой с большим фонарем под самой крышей.

— Ого! Кошь, это всё ты сделала?! — восторженно обернулась в сторону мурлыки и замерла. Сад, её сад выглядел… И слова-то подходящего не находилось. На сухом бурьяне, на ветвях деревьев висели бурые и черные космы: спутанные волосы или длиннющая шерсть, разодранная траурная вуаль. Едва заметный ветерок чуть покачивал эти лохмы и от каждого движения они рассыпали вокруг себя мелкую, чёрную пыль. Пыль устилала землю, душила молодую траву; то тут, то там срывалась с места в миниатюрные смерчи, висела в воздухе. В этой пыли таял, мерк солнечный свет и сад казался окутанным сумерками. Весь, кроме небольшой площадки вокруг дома и тропинки, что вчера вечером Вика успела расчистить.

— Когда это появилось?

— « Ночью, после тумана. Просто раньше ты видела это человеческими глазами. Чуть более чувствительными, чем у остальных, но человеческими.»

— Это можно… исправить? — в конце голос предательски сорвался с делового, уверенного тона.

— «Это нужно исправить, ухаживать за садом — это часть твоей работы. Пока ты можешь делать это только руками, потом… скоро узнаешь».

Не раздумывая, Вика схватила оставленные вечером в панике грабли и широко зашагала к дому, туда, где не было деревьев.

— Кошь, мне нужно место, чтобы сжечь эту пакость! Печка, бочка, кострище, что угодно, только чтобы не просто на земле, — и решительно начала сгребать в кучу сухую траву, пылящую чёрным.

*

— Огонь-девка, а? — пряча усмешку в седеющие, соль-с-перцем, усы, прогудел довольным баском поджарый мужчина в резиновых сапогах и камуфляжном костюме. — Ого-о-онь… Хорошо ты выбрала, Маруся, такая и с конём, и с избой сотворит всё, что надо, — коротко хохотнул и азартно потер ладони.

— Потомственное это у неё, третье поколение уже здесь.

— Да что ты?! И все наши?

— Нет. Бабушка наша, мать — тёмная.

— О как… Вот тебе и осинки-апельсинки, да?

В ответ женщина, названная им Марусей, пожала плечами и чуть скривила губы:

— Всяко в жизни бывает. Глянь вон лучше, какой ей приём тёмные организовали. Наделали девке работы.

— Так тоже чуют, поди… А Мокошка-то ра-ада. Из шкурки лезет, чтобы угодить новой хозяйке. Кому такой теремок сразу делали, а? Помнишь такое? И я не помню. Чует мохнатая морда, что непростая ей хозяйка досталась.

— Ох, Матюша-а… вилами на воде оно пока писано. Пойдём, ждут нас.

*

Раскрасневшаяся, растрепанная Вика еле успела руку придержать, чтобы не загрести в кучу вместе с сухими ветками и травой бесцеремонно шагнувшую под ноги кошку.

— Сдурела?! Зашибла бы тебя сейчас!

— «Заканчивай работу. Гости на пороге, в дом зови».

Быстро окинув взглядом расчищенную площадку перед домом, уже весело зеленевшую свежей травой, освобождённой от черных лохм и пыли, Вика повернулась к калитке. Двое терпеливо стояли возле забора, ожидая приглашения.

— Здравствуйте! — сдула упавшую на глаза прядь, улыбнулась и приглашающе махнула рукой визитёрам, — Заходите, не пугайтесь только, не успела красоту навести.

Усатый мужчина придержал шляпу, залихватски сдвинутую на затылок, галантно склонился, пропуская вперёд высокую женщину в голубых джинсах и свободной белой блузе, бережно придерживающую объёмную сумку на широком длинном ремне через плечо.

— Ну, здравствуй, Виктория! — женщина приветливо улыбнулась, протянула Вике загорелую руку с сеткой тонюсеньких шрамов, складывающихся в кружевной узор, коротко представилась: — Мария, садовница.

— Матвей, — мужчина шутливо приложил два пальца правой руки к полям своей, видавшей виды, шляпы и протянул ладонь, — рыбак.

Рука Вики утонула в его ладони, а глаза невольно притянулись к коже на жилистой руке. Такой же загорелой, как у Марии. И так же сплошь покрытой замысловатым узором из тонких шрамов.

Под ногами закрутилась пушистая домоправительница, потерлась чёрным дымчатым боком о пятнистые штаны Матвея-рыбака и джинсы Марии. Мужчина отпустил руку Вики и ласково потрепал подставленную лохматую голову.

— Не терпится похвастать своей работой? Видим-видим уже заботу твою. Молодец, расстаралась для новой хозяйки. И фонарь на маяке работает уже?

Кошка вскинула голову, распушила усы и лениво зевнула. Проследив за её взглядом, все трое подняли головы к башенке. Фонарь под крышей медленно набрался зелёным светом и провернулся, очертив полный круг тонким изумрудным лучом, непостижимо видимым даже в яркий солнечный день.

— Ай, молодца, Мокошатина! Ну, всё, веди в дом, — рыбак ласково подтолкнул довольную кошку, глянул еще раз на сад, покрутил огорчённо головой и поднялся на крыльцо вслед за женщинами.

*

— Ну, что хочется сказать тебе, Вика-Виктория, — красноречиво положив руку на живот и картинно огладив усы, проговорил Матвей, — с помощницей тебе повезло. Нам, вообще-то, все эти кулинарные изыски не особенно нужны, но, — многозначительно поднял он указательный палец, — жизнь они скрашивают знатно. Воспользуюсь я, однако, оказией, да буду брать с собой в гости к тебе моего Полкана. Я тебе подскажу, как с озером управляться, а Мокошь твоя Полкашку немного поучит готовить.

— Хватит балагурить уже, первый парень на деревне, — положила ладони на стол садовница, — к делу пора. Тебе, Мокошь, спасибо за стол, порадовала, — повернулась она к кошке, явно довольной похвалой. Та улеглась на коврике, растопырила когтистые пальчики на передних лапах, как инстаграмная дива для демонстрации маникюра, потом сжала их в кулачки и остатки трапезы на столе тихо развеялись вместе с пузатым самоваром.

Мария повернула голову к Вике, непроизвольно сложившей руки на столе, как в первом классе, не глядя, сунула руку в свою сумку и вынула из нее толстую книгу. Рука в кружеве из шрамов нырнула в недра сумки ещё раз и выудила черный кожаный гайтан с медными вставками, очень похожий на тот, что покоился на груди у самой садовницы.

— Держи, это твоя защита на первое время, — пододвинула она украшение к сложенным рукам Вики.

— А это от меня, — выпал на скатерть из ладони Матвея браслет из кожаных полосок и жгутов, с нанизанными медными бусинами.

— Носи их вместе, не снимая. Мой гайтан защитит на земле, Матюшин браслет — в воде и возле нее. Сорок дней у тебя на обучение, не справишься — защита начнет слабеть. А теперь задавай вопрос, который будет крутиться у тебя в голове и мешать слушать то, что я решу рассказать в первую очередь, — с легкой улыбкой закончила женщина.

— Кто вы?

Мария молчала, приподняв бровь и глядя Вике в глаза.

— Ну, да, конечно: кто мы?

***

— Наверняка ты не раз в жизни слышала фразу, что человек жив, пока о нем помнят. Возможно тот, кто сказал это впервые, как-то чувствовал наш мир. Как все те, кто придумал или увидел когда-то впервые приведений, домовых и леших.

Мы называем себя реликтами. Мы — бывшие люди, которые умерли слишком рано, не выполнив то, что могли сделать, для чего рождались. Поэтому мы остались здесь. Каждый — со своей задачей, по склонностям и интересам. Кто в саду, как мы с тобой; кто в домике на острове, с лодкой и собакой, как Матвей; кто в лесу с ручным медведем или рысью...

— Это такой персонализированный рай?

— Нет, Вика. Это не рай и не ад. И мы не ангелы и не демоны. Мы просто продолжаем жить, незаметно для большинства, как почвенные микроорганизмы. Они тоже делают свою работу, а большинство людей о них даже не догадывается. И у этих организмов, так же, как у нас, нет возможности прямо обратиться и достучаться до человека, как бы им этого не хотелось.

— Мария…

— Не обязательно так официально, годами меряться у нас не принято. Меня многие зовут Марусей.

— Хорошо. Маруся, какая у нас работа? В чем смысл мёртвой тётке махать граблями и убирать какую-то пыльную дрянь в заброшенном саду?!

— Символическое действие: порядок вокруг равен порядку внутри. Здесь очень многое так работает.

Женщина откинулась на спинку стула и прикрыла глаза:

— Человек (как вид) — уникальное и любимое творение природы и, как большинство любимцев, он избалован, а от этого капризен, эгоистичен и ленив. И избыточно агрессивен, потому, что слаб без толстой шкуры, острых когтей и зубов, мощных мышц, тонкого слуха и обоняния…

В природе никто и ничто не существует просто так, без смысла и цели. Все и всё, в идеале, должно находиться в равновесии. Для воздействия на вид, разрушающий это равновесие, у природы есть множество механизмов, с разным результатом применения, вплоть до уничтожения. Мы — один из таких механизмов.

Если сравнить окружающий мир с интернет-форумом, мы — модераторы. Мы следим за действиями всех обитателей своего куска мира, исправляем и удаляем то, что не соответствует политике администрации ресурса, если продолжать аналогию. Можем ограничить в действиях или вовсе удалить злостного нарушителя правил, можем помочь добросовестному пользователю.

Мария улыбнулась, потерла, будто согревая, кончики пальцев. Прислушалась к чему-то внутри себя, положила на стол правую руку и обвела указательным пальцем шрам-завиток на кисти. Шрам коротко засветился изнутри фисташковым и рядом с пальцами садовницы появился длинный, ажурный до пушистости лист.

— У нас тут слегка другая химия, физика и немного других наук. И мы несколько зрелищнее воздействуем на окружающий мир, чем люди с их нажиманием кнопок, — она щёлкнула пальцами и лист исчез. — Похоже на магию, правда? Но для нас в этом магии не больше, чем в нажатии на клавишу. Любым своим действием мы что-то меняем в мире.

— Я тоже могу так научиться?! — Вика недоверчиво посмотрела на свои руки.

— Тебепридётся так научиться. Ты нам нужна, как бы ни пафосно это звучало... Последнее время приходит много тёмных, а среди потенциально светлых все меньше тех, кто умеет работать руками и любит работать головой. Таким трудно учиться и живут они тут очень недолго.

— А тёмные? Они кто?

— Вообще, политкорректно мы называем их пессимистами. Тёмные/светлые, это для простоты и между собой. В прямом общении с оппонентами это считается попыткой оскорбить собеседника. Ты скоро научишься видеть, чем мы внешне отличаемся. Они —такие же модераторы…

— Такие же, да не такие, — азартно перебил Матвей, — обычные тёмные получаются из садистов, наркоманов, алкоголиков, убийц, мошенников, а самые забористые — из вредных бабок.

И бабки енти, — он изобразил страшные глаза, поджал губы, голос его сделался старческим, сварливым и дребезжащим,— чисто, как крабовые палочки: бывають натуральными и имитацией. Натуральные на лавочках народ сортирують, домашним своим да людЯм в магазинах-автобусах кровь сворачивають, а имита-ация — она в тырнетах ваших живеть, любого полу-возрасту и чину бываеть. Ничего ей не мило, ничего не хорошо, хо-оодить себе и ходить, с утра до вечера, всех подряд ругаеть да критикуеть. В ентих… в коментах, — скрюченный и дрожащий указательный палец подвел черту в воздухе и рыбак, ухмыляясь в усы, отвалился на спинку стула.

Мария хмыкнула:

— Клоун ты, Мотя! Но, — повернулась она к Вике, — всё, как есть, сказал. Тёмных тоже долго помнят люди, которым они жизнь сломали, уверенность в себе или мечту убили. Эта память их и здесь кормит. Да еще боль и горе того, кого они уже отсюда зацепили... А, вот я на чём остановилась: пессимисты они потому, что считают всех людей оптом самым злостным вредителем для природы, которого нужно уничтожать под корень, а в процессе допустимо использовать во всех смыслах. И с удовольствием над этим работают. Катастрофы, стихийные бедствия, эпидемии — их стихия.

— Так и живём: злой полицейский и добрый полицейский, — подвел итог мужчина. — Только в классической схеме плохой и хороший коп работают вместе, подыгрывая друг другу для общей цели. Мы же с тёмными, как… — он пощёлкал пальцами, подбирая пример, — о, как веганы с мясоедами. Нет, чтобы жить каждому по-своему и не лезть в чужую тарелку...

— Так, — прихлопнула ладонями Маруся по скатерти, — хватит философии. Двумя руками она бережно взяла в руки принесенную книгу и почти торжественно переложила ее в руки Вики. — Здесь будет всё, что тебе нужно для новой жизни.

Под её внимательным взглядом Виктория открыла книгу примерно на середине… перевернула несколько плотных страниц и подняла недоуменный взгляд.

— Так здесь же нет ничего.

— Пойдем, покажу, как это работает. Бери книгу с собой.

Спустившись со ступеней, садовница сразу присела возле одуванчика, радостно таращившегося на солнце.

— То, что нужно… — отщипнула кусочек листа, вложила между произвольно раскрывшимися страницами книги и закрыла ее, — что знаешь про него, что можно сделать?

Вика подняла на нее глаза и неуверенно протянула:

— Э-ээ… сорняк. Выкопать?

— Не правильный ответ. Я ведь говорила, что ничего в природе не существует просто так. Ты не с точки зрения агронома посмотри. Любое растение или существо для чего-то нужно и полезно. Вспомни каникулы у бабушки в деревне.

— А, вспомнила: бабушка варенье из одуванчиков варила! И венки мы из них плели. И еще из корней заменитель кофе делают.

— Неплохо, но все еще оцениваешь с точки зрения пользы для человека. Думай. Зачем он нужен в природе?

Великовозрастная ученица задумчиво потерла лоб. В жизни ей не приходило задумываться, зачем существуют сорняки. Есть, да и всё.

Растерянно смотрела Вика на жизнерадостный цветок. Дурацкое какое-то обучение, особенно если вспомнить непонятный, но жуткий туман, то, что от него осталось в саду, все эти амулеты и намеки, что здесь может быть опасно…

«Ага: ты нам нужна, не выучишься - сгинешь, но пока мы тут ромашки-одуванчики поизучаем. Бред какой-то!»

Вспомнила, как Мокошь слышала её мысли и виновато скосила глаза на терпеливо ждущую Марию. Неловко будет, если она тоже всё слышит. «Ладно, что у нас с одуванчиком? Отлично всё у одуванчика, гости у него. Толстые и полосатые…»

— Насекомых кормит! Пока больше ничего еще не цветёт.

— Тебе подсказали, конечно, но…

— Листья осенью отмирают и удобряют почву.

— Всё-всё, — рассмеялась Маруся, — смотри на книгу.

Внутри книги что-то происходило: казалось, что между страниц нечто стремительно накалялось, вот-вот загорится… Свечение дошло до ослепляющей яркости и быстро угасло. Под поощряющим взглядом Вика открыла книгу примерно в том месте, где светилось между страниц. Пара листов перевернулась сама и глазам открылся разворот, любовно заполненный рисунками тушью и каллиграфическим текстом. Изображение растения в полный рост, с листьями, цветами и корнями; крупно - цветок и семя; формулы и символы… И кусочек живого листа, вложенный в книгу Марусей.

— Одно очко в твою пользу, — сказала садовница, — за каждую проявленную тобой страницу сможешь вложить в книгу то, о чём захочешь узнать. Если сейчас снять с ветки прядь шерсти и вложить между страницами, книга расскажет тебе всё о том, кто оставил этот след. Откуда взялся, зачем пришел, как защититься или бороться. Торопиться не советую. То безобразие, что развешано сейчас у тебя в саду - пока просто акция устрашения. Тут побывало много тех, кто никогда не будет, а то и не сможет, тебе угрожать. До конца обучения у тебя иммунитет от всех тёмных поголовно, копи очки для настоящих врагов.

— Так только с растениями можно?

— Нет. Мелкое насекомое можно вложить в книгу живым, оно не пострадает. Перо от птицы, шерсть от животного, кровь или волос человека.

— Но я совсем немного знаю про…

— Не важно, как ты узнаешь. Главное: захотеть узнать и найти верную информацию.

— А интернет… — начала Вика и замолчала, понимая абсурдность вопроса. Волшебная книга и интернет в одной реальности как-то не сочетались.

Маруся понимающе усмехнулась, — Можно и в интернете, только спросить там не сможешь, нужно искать самой. Ты вообще больше не сможешь напрямую общаться с людьми. Читать и смотреть — сколько угодно.

Эх, Виктория, знала бы ты, как я в свое время собирала знания… «Тырнетов ваших», — передразнила она рыбака, пародирующего вредную старушку, — не было. Пойдем, покажу ещё одну полезную штуку.

*

— Одуванчик — хорошее, мощное растение, точно пригодится под рукой, — приговаривала Мария, вынимая из миниатюрных ножен на переплете длинную булавку с медной головкой и раскрывая книгу на заполненной странице. — Лучше на палец закрепить, он во многих боевых сборах участвует, и лечит, и успокаивает... Ладонь клади на страницу, вот сюда, на символ и жди, бумага должна согреться. Иголку держи.

— Так жжется уже!

— Отлично, не двигай рукой. Выбирай палец. Нужно проколоть кожу, чтобы кровь выступила вокруг иглы и ждать, пока рисунок полностью проявится и остынет.

— Остынет?!

— Ну, дорогая, за всё нужно платить. Не трусь, неприятно, но не смертельно.

— От этого ваши шрамы?

— Пфф, это ты еще не всё видела. Не тяни.

Вика жалобно вздохнула и приложила кончик иглы ко второй фаланге указательного пальца. Сжала зубы и надавила. Вокруг металла проступил тонкий ободок крови и, после секундной задержки, начал расползаться по коже тонкими линиями, складываясь в схематичный цветок. Законченный узор начал раскаляться, потом ярко вспыхнул и погас. Даже испугаться не успела, как следует. Палец украшал едва заметный рисунок.

— Вот и всё, а ты боялась, только юбочка… — радостно начал Матвей.

— Гусары, молчать! — притворно нахмурилась Маруся.

— Молчу-молчу. А то по морде получу и подвиг свой не совершу.

— Не обращай внимания на старого баламута. Смотри, теперь у тебя всегда под рукой доступ к информации и самому растению. Понадобится растение — обведи узор пальцем, информация — нажми и держи, пока не поймешь, что знаешь все, что нужно.

— Как ярлык на рабочем столе, — понявшая, что адских мук не будет, подытожила повеселевшая Вика.

— Типа того. Пробуй. Представь, как можно чётче, в каком виде тебе нужен одуванчик: цветок, корень, сушеный, нарезанный… и обводи пальцем шрам.

— Вундеркинд, Маруська, чистый вундеркинд попался! — рыбак сгреб со стола венок из одуванчиков и водрузил на голову прилежной ученице. — Пойдем, я тебя научу дрянь всякую быстро убирать.

Вика едва успевала перебирать ногами за рыбаком, тащившим ее к берегу озера.

— Смотри: железяка в воде торчит. Не нужна она нам. Щёлкни пальцами. Пока просто щёлкни. А то попадаются такие, кто не умеет. Хорошо, сойдет на первое время. Теперь смотри на железяку. Представь себе, что это мыльный пузырь. Представь, что он лопнет, когда ты щёлкнешь пальцами. Давай!

С первого щелчка ничего не произошло. Со второго и третьего — тоже. Правой рукой, левой — никак. Уже привыкшая к легким успехам, Вика поджала губы, прищурила глаз, будто в тире и щёлкнула сразу двумя руками, забыв выбрать одну.

Какой там мыльный пузырь! В озере бахнуло так, словно там лопнул бегемот, надутый через трубочку.

— Ты… ты… ты не вундеркинд, — хохотал Матвей, — ты оружие массового поражения! Думай теперь, как будешь лягухам душевные травмы залечивать.

Обняв за плечи смущенную Викторию, в лихо съехавшем на одно ухо венке, он потащил её к встревожено выскочившим на крыльцо Марусе с кошкой.

— Вы это слышали?! На месте тёмной мелочи я бы сам вылез прибирать за собой ночную инсталляцию. Пока суровая дамочка в силу не вошла... — и он снова согнулся от хохота.

*

За новой порцией чая с пирогами в Вику впихнули еще один заряд информации. Гости по очереди вываливали факты, способы, рецепты, хитрости и сжалились над ученицей, только заметив её совершенно несчастные глаза.

Проводив гостей за калитку, Вика обернулась к кошке:

— Ну, что? Поработаем ещё немного?

— «Не устала?»

— Устала. Но мне хочется закончить убирать вокруг дома. Да и в голове всё лучше укладывается, когда простую работу делаешь. И ещё не мешает потренироваться дома соседние после тумана чистить.

Два с половиной часа пролетели незаметно.

После солнечно-жёлтого дома, с которым ей пришлось повозиться, грязь на доме соседей справа сдалась с первой попытки. А вот на противоположной стороне переулка всё снова пошло не так. Первый дом очистился со второй попытки, второй — только с четвёртой, на третьем она сбилась со счёта, перелезла через забор и почистила дом руками. Отдуваясь и отряхиваясь после обратного рейса через высокий соседский забор, Вика брела к себе, размышляя над непоследовательностью мира, который достался ей для жизни. Почему существо, которое в упор не видят люди, вынуждено брать барьеры, как скаковая лошадь? Разве не логично было бы ей уметь проходить сквозь заборы? Хотя бы «по служебной надобности».

Почти половина своего участка была очищена, даже несколько деревьев освободились вместе с засохшими ветками от траурных украшений. В мягком свете предзакатного золотого часа эта часть сада теперь представлялась волшебной страной фей и эльфов. Вика сидела на ступеньках крыльца, поглаживая свернувшуюся на коленях Мокошку, щурилась и улыбалась. Завтра она дочистит свой сад и серьёзно возьмется за посёлок. Надо копить местные бонусы, чтобы поддержать Сергуню.

Аккуратно спустила кошку с рук, встала и расправила спину. Взгляд упал на увядающий венок. Тихонько щёлкнула пальцами и венок растворился в воздухе. Довольная собой, поднялась на крыльцо, пропустила вперед кошку, оглянулась… Закрыла на минутку глаза и обвела пальцем шрам. Утром будет сюрприз всем шмелям в округе.

*

«Ах ты же дрянь сопливая! Без году неделя здесь, а уже уважаемых старожилов ни во что не ставит. Одуванчиков она ещё понасеяла вокруг дома, пока не отцветут - вообще не подойти... А вот если уважаемый человек к ней с мирным визитом бы шёл, а?»

Бабка Надя гневно расхаживала между деревьями, на которых еще оставались метки тёмных, и раздраженно била по стволам тяжелой, узловатой палкой. Никаких мирных визитов она не планировала, конечно. Разве что — попробовать влезть в доверие к неопытной светлой курице?

Не нужна была бабке здесь новая хозяйка, ни под каким соусом. В первый же день мерзавка с этим противным мужланом разрушила, почти сработавшую уже, ловушку на озере. Не сегодня, так завтра долго подготавливаемый мужик пришёл бы уже не просто посидеть на старых мостках. Он уж и кусок бетона с удобными ушками из арматуры в кустах разглядел, и веревки у себя в сарае перебирал, когда собрался на озеро идти. И тут этот тарарам. Морок-то и слетел весь, мужик даже и не помнит теперь, что топиться собирался. Полгода работы псу под хвост!

И не сделаешь ей ничего серьезного пока, а там неизвестно еще, какую силу успеет набрать выскочка. Слабых-то светлые в сад с озером отродясь не выбирали: только две хозяйки и было за пять веков без малого. Теперь вот эта…

«Ладно, бабулечка придумает, как сделать твою жизнь интересной и увлекательной. Посмотрим, как у нового поколения с нервишками».

*

Утро выдалось солнечным, обещая уже совсем по-летнему тёплый день. Вместо зарядки Вика бегом забралась по спиральной лестнице и сразу вышла на обнимающий башенку круговой балкончик. Как же это здорово! В сельской местности с высоты третьего этажа вид открывался замечательный. Аккуратные улочки, аккуратные дома, аккуратные грядки и старомодно выкрашенные белым гольфы на стволах деревьев.

Осмотрела с высоты свои собственные владения, улыбнулась солнечным веснушкам одуванчиков — вчерашний эксперимент удался полностью. И тут её внимание привлек здоровый лист фанеры, висящий на заборе с внутренней стороны. Что-то на нем было написано и нарисовано, но Вика, чтобы не портить себе сюрприз, не стала разбирать сверху неровные, пляшущие буквы.

Это мог сделать только кто-то из реликтов, люди ведь не проявляют интереса к участку. Будет забавно, если это Матвей решил поднять её боевой дух с утра.

Вика быстро спустилась на второй этаж, схватила халат, влезла в него на ходу, завязала пояс, нырнула у порога в тапки и почти степенно вышла к выходящему в переулок забору. Улыбка, не покидавшая её с того момента, когда она окончательно проснулась, медленно погасла.

Толстый лист фанеры был оформлен, как открытка. Букет из четырех цветков, грубо намалёванных бурым. В центре каждого цветка прибит гвоздем мертвый котенок: два рыжих, белый и пятнистый…

И неровная надпись, бурым же:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

через 39 дней

ТЫ СДОХНЕШЬ!!!

Ванечка Тихомиров был идеальным ребенком. Он никогда не орал часами в младенчестве, вынося мозг свежеиспеченной матери; не ел песок на прогулках, не выдирал цветы и не учил девочек матерным словам в детском саду; не срывал уроков и всегда делал домашние задания в школе.

И мама щедро платила Ванечке за его удобность железобетонной уверенностью в его исключительности и гениальности. Ребенок, затем подросток и юноша продвигались родительницей по жизни с энергией локомотива, под неизменным лозунгом: «Талантам нужно помогать, бездарности пробьются сами».

Методичный поиск с раннего детства гениальностей, вроде вокального, изобразительного или хореографического таланта, при всем старании, результатов не дал. Музыкального слуха скованный, неловкий и робкий ребенок не выказал, а безупречная вежливость, вдумчивость и колоссальная усидчивость творческих способностей, увы, заменить не могли. Анализ ситуации на семейном совете привел к выводу: двигать отпрыска нужно в науку. Фамильный паровоз встал на рельсы и двинулся в долгий путь.

К сожалению, роль чадо-двигателя спустя несколько лет отцу семейства наскучила. В начале он начал задерживаться на работе и резко участившихся собраниях и заседаниях, а затем и вовсе — тихо сменил место жительства, перебравшись к, легкой в совместной жизни, стройной блондинке. Матушка дезертирства отца будто и не заметила, только стала еще азартнее и самозабвеннее подталкивать сына к успеху. Запасов ее энергии хватило на то, чтобы пронести в зубах Ванечку, Ивана, Ивана Родионовича сквозь школу, университет, первый год аспирантуры и положить в уютное гнездышко лаборатории научно-исследовательского центра микробиологии и биотехнологий.

Самостоятельная жизнь после внезапной кончины матери оглушила Ивана. Оказалось, что он совершенно не умеет жить в смысле общечеловеческом. С аспирантурой пришлось временно проститься по причине тотальной неорганизованности; друзей, в гонке за знаниями, молодой ученый нажить не успел. А тщательно разрабатываемый родительницей план по подбору гениальному сыну правильной супруги рухнул, за исчезновением мозгового центра и главного двигателя проекта. Бытовые вопросы решились, мало по малу, с помощью сферы услуг, а от действий по устройству личной жизни Иван Родионович пока успешно скрывался в лоне вирусологии.

Вирусы были его настоящей страстью. Уникальные объекты на грани живого и неживого искренне восхищали лаборанта. Вдохновенно рассказывая редким случайным собеседникам о значении вирусов в эволюции всего живого, невзрачный молодой человек становился почти симпатичным. Однако, к его великому разочарованию, собеседники (и собеседницы), поняв, что разговоров на другие темы Иван Родионович поддерживать категорически не умеет, тихо ускользали из его жизни.

Спустя год жизни в режиме отшельника, Ванечка заскучал. Платные услуги профессионалок, несмотря на пользу для мужского здоровья, оставляли в нем чувство гадливости и вины; друзья для высокоинтеллектуального общения не торопились появляться из ниоткуда; перспектив в продвижении по карьерной лестнице не наблюдалось. Банально хотелось интересной работы, признания и бескорыстной, готовой к самопожертвованию, спутницы жизни, которая займет опустевший пост мамы в обустройстве всего, кроме науки…

Спасаясь от скуки, Иван Родионович планировал возвращение в аспирантуру из академического отпуска, понемногу обустраивал в подвале дома собственную лабораторию. Где же еще он будет совершать свои эпохальные открытия, куда станет робко стучать будущая супруга, приглашая знаменитого мужа к ужину?

*

Сентябрь

Тихая, размеренная жизнь с неторопливым обустройством гнезда для великих открытий резко изменилась в один момент. Висящего на поручне в переполненной маршрутке Ивана вывел из терпеливо-рассеянного состояния восторженный писк. Две девчушки, которым посчастливилось ехать в относительном комфорте на сидячих местах, довольно громко щебетали, азартно тыкая пальчиками в смартфон.

— А-а-а-а! Мимиметр несите новый! Какая лапонька… Это они у него дома живут?

— Да, прикинь! У него их штук двадцать, каждую неделю выкладывает видео. Та-акие хорошенькие — просто жуть!

— А что едят? Они не вампиры? Не кусаются?

— Неа. Он их фруктами и медом кормит. Говорит, что очередь уже на год вперед — все хотят таких милашек. Я хочу у мамки с папкой выпросить. Скажу, что я тоже на Тубчике заведу с ними канал, буду зарабатывать. Знаешь, какие там просмотры? Капец просто!

«Не вампиры… фруктами и медом… Стоп, это же про…»

Иван выискал глазом небольшую брешь в сумках-рукавах и уловил момент, когда экран не закрывал белокурый локон, подкрашенный ядовито-розовым.

«Так и есть. Не живется же людям спокойно. Котики-пёсики уже не в моде, экзотику подавай. Можно смело спорить, что ни один не поинтересовался, чем может грозить такое соседство. Нашли домашнего питомца - банк и фабрику вирусов в одном флаконе…» От брюзжащего внутреннего монолога отвлекла необходимость проявить изворотливость, чтобы не проехать остановку.

Не без труда «родившись» из переполненного микроавтобуса, Иван выпрямил, наконец, спину, привыкшую за 40 минут к затейливому изгибу, и зашагал в сторону дома.

*

А девочка-то не преувеличивала… Ютуб щедро вывалил на запрос о содержании дома летучих мышей и крыланов нескончаемую ленту. Рукокрылые неумолимо вытеснили енотов, ежей, лис, волков, сов и уверенно собирали миллионы просмотров по всему миру и тысячи восторженных комментариев.

«Вот и отличная возможность получить, наконец, заслуженное признание. Эти миллионы зрителей на руках будут готовы носить того, кто вовремя предупредит их об опасности подобных питомцев!»

Неделя ушла на подготовку. Пришлось найти, купить и освоить видеоредактор, штатив и стильную доску с маркерами, зарегистрировать канал, разобраться с настройками, подготовить материал для первого видео.

Фильм получился великолепным: история зоонозных заболеваний, новейшие данные, убедительные доказательства, ссылки на самые авторитетные источники, проникновенное обращение к зрителям… Недрогнувшей рукой кликнув по кнопкам «открытый доступ», «ОК», «сохранить», Иван закрыл вкладку. Сегодня он будет отдыхать, а завтра после работы терпеливо ответит на все многочисленные благодарности и вопросы. Нужно взять пару дней за свой счет, чтобы все успеть.

*

Работалось даже с большим подъемом, чем обычно. Душу грело ощущение проснувшегося знаменитым человека. Младшую лаборантку, принесшую краски и реактивы, Иван одарил легкой, благосклонной улыбкой, покровительственно похлопал по руке в голубой печатке и профессорски-вальяжно прогудел: «Благодарю, Светочка… Весьма кстати, дружочек, весьма». Удивленно приподнявшихся и замерших в таком положении бровок Светочки предпочел не заметить.

Путь домой, занятый планированием новой жизни, прошел намного увлекательнее обычного. С достоинством, не торопясь, размеренно ступая, как и полагается человеку, занятого заботами о здоровье всего человечества, Иван Родионович преодолел путь до дома. Деловито-небрежно заглянул в почтовый ящик, негромко и немелодично напев под нос: «От Севильи до Гренады… в тихом сумраке ночей…»

Все так же неторопливо принял душ, облачился (первый раз в жизни) в добротный шлафрок, пошитый соседкой-швеей по заказу мамы к его дню рождения, последнему перед ее внезапной смертью. Для полноты картины отчаянно не хватало негромко повелеть горничной подавать ужин в столовую. Поколебался немного и вынес тарелку с мясом и картошкой, бутылку вина и бокал на веранду. Сегодня побеждало, не торопившееся уходить, лето и можно было позволить себе поужинать за круглым фамильным столом, посматривая на старые сливы и яблони за окном.

Наконец, завершив невероятно сладкую прелюдию к открытию высоты, на которую вознес его собственный острый ум, Иван Родионович устроился за столом в библиотеке — поправился про себя: в кабинете! — , включил ноутбук, запустил браузер, кликнул по сохраненной закладке и откинулся в ожидании на спинку кресла. Открывшаяся глазу катастрофа заставила мужчину резко выпрямиться и непонимающе уставиться в монитор. Плод недельной работы принес… 2 просмотра и один комментарий: «Вот ты нудный, чувак!»

Подрагивающими руками удалил вопиюще непочтительный комментарий, почти пробежал по периметру комнаты и замер у окна, морщась, хмурясь и с силой растирая пальцами лоб. Припомнил содержание внимательно просмотренных обучающих видео и успокоил себя: «Канал новый, алгоритм еще не знает, кому предлагать фильм. Ерунда, для человека с интеллектом подчинить себе эту неповоротливую машину ничего не стоит».

Почти 4 часа методичного написания все новых комментариев, каждый из которых был грамотной аннотацией к его фильму и приглашением на канал, под бесконечными видео с опасными питомцами принесли обильные плоды. Гнилые и горькие, надо признать. Невежественные и грубые люди высмеивали его внешность и манеру говорить, топтали его работу, посмотрев всего по несколько минут и ничего не усвоив…

*

Надрался Ванечка той ночью вульгарно, в хлам и дрова. Взятые за свой счет дни пригодились самым неожиданным образом. Выспавшись до раннего вечера и усмирив головную боль таблетками и променадом по саду, он удалил очередные гадости под своим драгоценным детищем и закрыл возможность комментировать фильм и видеть его оценки.

Впав в глубочайшую мизантропию, едва удержался от уничтожения всего, что приготовил для ведения своего канала. Собственно, и от удаления самого канала его удержали только мстительные мысли. «Вот пожалеют они еще все, когда гром грянет. Тогда можно будет каждого ткнуть носом в этот фильм и дату его публикации».

*

Октябрь

С того дня жизнь Ивана Родионовича стала другой. Ставший со всеми желчным и язвительным по любому поводу, молодой мужчина мрачно и методично перечитывал всю доступную литературу и публикации, внимательно мониторил все новости, раздраженно, но прилежно, вел записи о количестве и статистике каналов и блогов, рассказывающих о новомодном увлечении. Он ждал.

От спроса на модных питомцев захлебнулись все немногочисленные официальные заводчики, несмотря на взлетевшие цены. А спрос всё нарастал. Сперва тоненькими, затем всё быстрее набирающими силу, темными ручейками рынок стал пополняться дикими животными, поставляемыми во все страны мира контрабандистами. И, наконец, хрупкая плотина остатков здравого смысла рухнула под человеческими жадностью, необразованностью и нетерпеливостью. Поклонникам природы зверьки доставлялись живыми, любителям эпатировать окружающих своими гастрономическими изысками -- в виде сушеных и вяленых закусок, полуфабрикатов для приготовления экзотических блюд.

С учетом того, что серьезных эпидемий гриппа А не было 3 года (при уже выверенной статистикой их нормальной периодичности в 2-3 года), наступающий осеннее-зимний рай для вируса не просто настораживал. Человек не только начал все чаще вторгаться в места обитания полезных, в сущности, и даже необходимых экосистеме, летающих зверьков, вся вина которых была в особенной настройке их иммунной системы. Именно благодаря уникальному иммунитету рукокрылые стали адским котлом, выводящим и сохраняющим самые убийственные, для всего остального живого мира, вирусы. И человек поселил эти маленькие вирусные бомбы в своих домах, рядом со своими детьми, ради глупой моды…

Инфантильная обида Ивана на весь мир постепенно рассосалась перед жутким зрелищем: человечество уверенно и упорно лезло в пасть идеального шторма. Научное руководство центра обещало подумать и что-нибудь решить, но, из ревности к выскочке-лаборанту без ученой степени, делать это не торопилось. Как одержимый, он строчил письма во все инстанции на русском и английском, но бюрократическая громадина просто не умела поворачиваться быстро.

Ванечка почти перестал спать. Свободное время он проводил за торопливо набросанными графиками и таблицами. Самые большие опасения вызывали два вида фруктоядных летучих мышей, у которых еще в 2012 и 13 годах был выделен вирус гриппа типа А, того самого, что подарил человечеству «испанку» и свиной грипп. Штамм был признан не опасным для возникновения пандемии. Но это было справедливым только при одном условии: что человек не будет слишком часто встречаться с природным резервуаром нового штамма. И, тем более, не заразит мышку-носителя обычным, уже надежно поселившимся в человеческой популяции, гриппом. Иначе никто не в силах предсказать, что именно сварит маленький летающий реактор в своем тельце из двух, обменявшихся генным материалом, родственных вирусов, с одним из которых человек еще не сталкивался.

На новые залпы писем, во все институты и всем именитым вирусологам, уже приходилось отдавать часть ночного отдыха. Каждую партию своей писанины Иван сопровождал кривоватой улыбкой. Почти со стопроцентной вероятностью от них отмахнутся, посчитав бредом душевнобольного. Если бы не накрывшая его, теперь казавшаяся смешной и глупой жажда немедленной известности и признания, он бы тоже не узнал о новом опасности.

Напоследок написал еще пару сотен комментариев под роликами на Ютубе, даже не читая ответы на них. Благодарностей и умных вопросов ждать не приходилось. Ничего, кроме уже выполненного, сделать было нельзя. Оставалось ждать и надеяться.

*

Ноябрь

Впервые, после своего расследования, услышав надрывный кашель в маршрутке, Иван укомплектовался масками, перчатками и антисептиком в угрожающих количествах, стойко проигнорировав недоумевающий взгляд фармацевта в аптечном магазине.

Сезон гриппа начался. Всегда обидный отпуск в ноябре, как самому необремененному семьей работнику, в этом году порадовал. Болеть совсем не хотелось. Заблаговременно пройденная вакцинация стопроцентной гарантии не давала из-за большой изменчивости вируса. Поберечься не мешало.

Чтобы отвлечься от мрачного ожидания новостей, сделал в библиотеке-кабинете перестановку, повозился в лаборатории и сел поиграть в диссертацию. Коль уж тема для исследования свалилась на голову сама. Набросал варианты тем для статей, список источников, которые предстояло изучить дополнительно. На фоне постоянно бубнил негромко новостной канал. Участившиеся вспышки гриппа всплывали в сообщениях с удручающей регулярностью.

В конце первой отпускной недели случился обнадеживающий звоночек. Пришел ответ на его письмо от бывшего соотечественника, уже много лет жившего и преподававшего в Америке. Профессор был согласен с выводами лаборанта. Иван невесело, но все же улыбнулся.

«Что ж… уже не плохо. А то так и самому недолго засомневаться в собственной вменяемости…»

*

Январь

— Не, не получится…

— Блиииин… Договаривались же!

— Чё я сделаю-то? Мать сказала: выйду из дома — прощай, нормальная днюха. Давай у меня поснимаем. Родаки к тётке собрались, это часов на пять. Успеем.

— Так за пять часов и к Вадику успеем…

— Бабка Маня пасти будет, сдаст матери обязательно.

—Ладно, наберешь, когда твои свалят.

*

— Да блин! Ты можешь не кашлять 10 минут?! Давай еще раз. Виноградину выбери покрупнее.

— Не будет она больше есть. Ей спать днем полагается.

— Закончим и отоспится. Давай еще раз.

— Фух... На этом мы с Фионой с вами прощаемся, зайки мои! Не забывайте подписываться, ставить пальчики вверх и звонить в колокольчик! Пока-а-аа-а!

— Нормально. Давай еще крупно вас сниму. Щечка к щечке и воздушный поцелуй… Хорошо. А, нет, подожди. У тебя стрелка размазалась. Давай поправлю и еще раз, так же.

Две головки — черная, с короткой ассиметричной стрижкой и рыжая, вся в буйных локонах — склонились к небольшому дисплею.

— Ну вот, теперь все круто. Сегодня смонтирую и скину.

— Спасибки, зая! Пошли чай пить.

*

Родители в небольшой прихожей, снимая верхнюю одежду и обувь, привычно лавировали между друг другом и объемными сумками.

— О! А чего это ты в боевой раскраске? У бабы Мани узнаю, выходила или нет. Не дай…

— Да не выходила я никуда! Ритка приходила, снимала нас с Фионкой.

— Вот она тебе спасибо-то скажет, если заразилась. Бацилла ты моя ходячая.

— Она сказала, что гриппом никогда не болеет.

— Ну-ну… Пошли на кухню, мы тебе пироги от тёти Наташи привезли. Чаю хоть попьешь, блогерша сопливая.

— Ну, ма-аам…

***

«Отлично. Не было у бабы забот… Дернули же меня черти повестись на уговоры. Лучше бы колечко какое-нибудь на Новый Год подарил.

«Папочка, хочу! Папочка, купи»… Ну? Купил страхомордину эту, теперь сам, лох, еще и дерьмо за ней возишь. Пока хозяюшка по клубам с подружками рассекает и ноготочки бережет. Хорошо хоть хватило ума подешевле найти…

Да не пищи ты, и так башка раскалывается третий день! Кому бы спихнуть тебя, уёбище тропическое!»

Мужчина глянул на настенные часы, раздраженно вытряхнул из переноски на свежую подстилку маленькое существо, выглядевшее гибридом левретки и раскладушки...

*

Март

— Да, маму же твою, Михалыч! Уже не только пожрать — покурить не успеваем.

Синхронно хлопнули двери, фельдшер, не успев окончательно опуститься на сиденье, сунул голову в кабину:

— Что?

— Угадай с одного раза, — врач откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

— Да ладно! Шутишь? Опять головная боль, рвота? Что в лесу сдохло-то, от чего прорвало всех, как под копирку, а? Пятый подряд!

— Не знаю, Сань… Но что-то точно там сдохло, похоже.

— Хочу капризного хроника, для разнообразия, — Саня коротко хохотнул, сунул руки в рукава, как в муфту, нахохлился и тоже прикрыл глаза...

***

— Мам, не ходила бы ты к тёть Вере, а?

— В честь чего бы это? Ты прекрасно знаешь, что это традиция, со школы. Это не меняется и не обсуждается.

— По телевизору говорят: снова вспышка гриппа…

— Мало ли, что там говорят. Все, мне некогда!

Женщина вздохнула, глядя вслед выпорхнувшей в дверь поджарой, элегантной Зинаиде Аркадьевне.

«Ладно, что с ней поделать. Радоваться надо, что не на лавочке, в халате сидючи, с соседками кости прохожим моет. Мне бы до ее лет дожить в такой форме и с таким энтузиазмом»...

***

— Чего ты там бурчишь опять? Приехали погреться и расслабиться, называется.

— Нехорошо мне что-то… Голова раскалывается и глаза сейчас лопнут, кажется.

— Это тебя жаба душит. Ты бы рад был, чтобы мы никуда, кроме дачи маменьки твоей, нос не высовывали. Весь день раком в огороде, морда комарами искусанная, зато денежки целы. Неужели нельзя, как нормальным людям, отдохнуть раз в год по-человечески? Всех денег не соберешь, а море - это для здоровья полез… Толя… Толя!!! Помогите, кто-нибудь! Врач нужен! Нам нужен врач! — крепкая, как гриб-боровик, женщина заметалась по теплому песку, одной рукой придерживая широкополую шляпу, второй страхуя мощный бюст от выхода в открытый космос из хлипкого, но очень модного, купальника...

*

Апрель

«Оп-па…»,— Иван насторожился, добавил звук и даже наклонился вперед, будто примагничиваясь к экрану. Низкий, грудной голос ведущей только добавлял тревожности в озвучиваемый ей текст.

Новости были плохими. Очень плохими.

Уже спавшая было, гриппозная волна снова начала подниматься, круто, угрожающе. Это уже было неправильно. Но еще неправильнее было то, что повторно заболевали и те, кто болел в начале эпидемии. И уже совсем ни к чёрту - частота, с которой, в конце острого периода, у больных проявлялись симптомы, уж слишком похожие на энцефалит.

Выходные мужчина провел у ноутбука. Искал, читал, смотрел, фиксировал все упоминания о странностях этого гриппозного сезона.

К концу месяца необычный грипп стал новостью номер один. Слишком много заболевших и осложнений. Было очевидно, что источников распостранения заражения несколько. Как бы еще и не в каждом источнике был свой, доморощенный штамм. В России преобладал, как осложнение, энцефалит; в Испании - миокардиты, в Китае - пневмония, в Америке - инсульты у молодых и спортивных…

*

Май

Последний месяц весны никого не порадовал.

Погода, солнечная и жаркая выше всех норм, помочь придавить вирус не смогла. Официально объявленная, наконец, пандемия нового зоонозного гриппа позволила странам закрывать границы и вводить карантины.

*

Июнь

Наигравшийся непривычной забавой — карантином — мир начал сходить с ума. Правительства, одно за другим, переставали вводить хоть какие-то ограничения. Просто не хватило бы силовиков, чтобы заставить все население соблюдать новые правила.

Невзирая на границы и континенты, население разделилось на три лагеря. Первые дисциплинированно дичали, ограничивая контакты, носили маски и респираторы, мыли руки и всё, что можно было помыть. Вторые — делали всё ровно наоборот, веря в профилактическую силу оптимизма, свободы личности и вольного иммунитета. Третьи — заклинали и лечили новый вирус шапочками из фольги и противовирусными амулетами, молитвами и камланием, чесноком, спиртом, мочой, настоянной на молодых огурцах и сушеными под полной луной козьими «орешками».

*

Июль

Цифры на счетчике заболевших и умерших сменялись с нарастающей, день ото дня, скоростью. Не осталось ни одного общественного здания, которое не использовалось бы под больницу. Все, что могло использоваться, как крематорий, только так и использовалось.

Грипп можно было бы лечить и даже с хорошим прогнозом. Если бы больных было меньше. Если бы хоть часть их была легче. Если бы только хватало на всех сразу коек, лекарств, а самое главное - врачей…

*

Август

Интернет для населения отключили. Но было уже поздно: фанатики всех мастей объединились и устроили международную акцию неповиновения. Громили закрывшиеся магазины, рестораны, ночные клубы, перекрывали дорогу скорым и спасателям, и так уже немногочисленным. На улицы, в помощь полиции и медикам, вышла армия.

К удивлению персонажей с особенно незамутненным сознанием, введенный режим ЧП не стал освобождением от кредитов, налогов и коммунальных платежей. Комендантский час, конфискация личного транспорта граждан и привлечение самих граждан к работам по ликвидации последствий беспорядков, склонили население изучать законы своих стран вместо развлекательных роликов от доморощенных гуру и проповедников.

К концу месяца ряды активно недовольных (и просто активных) сильно поредели естественным образом. Протестующие «против всего плохого» и мародеры банально вымирали, прихватывая с собой семьи и соседей. Смертность от гриппа летучих мышей, уже официально получившего это название, достигла 40 процентов и продолжала расти.

*

Сентябрь

Корона «испанского» гриппа, как самой массовой пандемии за всю историю человечества, покачнулась и упала.

Большие города затихли. Многоэтажные человейники стали грандиозными склепами нового века. Ресурсов и времени хоронить мертвецов уже не было. Здания просто консервировали, закрывали окна, заваривали подъездные двери, чтобы не допустить в них диких животных и бездомных людей.

Население самостоятельно или с помощью властей, начало концентрироваться в небольших пригородных и сельских поселках, изолированных микрорайонах. Научно-исследовательские институты и центры, работающие над созданием и производством вакцин, охранялись строже правительственных объектов.

*

Октябрь

Иван Родионович откинулся на спинку кресла, покрутил головой, повел плечами, помял рукой шею и прикрыл глаза. Устал… Как же он устал. Нужно поспать, хотя бы пять часов кряду.

Мог ли год назад он, наивный и жаждущий признания своего аналитического дара, предположить, что через год будет руководить собственной лабораторией, да еще и из, оборудованного за счет государственного финансирования, по последнему слову, домашнего филиала?

Бог с ней, карьерой, куда эпичнее было стать очевидцем очередного бутылочного горла эволюции для человечества. Кто, в здравом уме, мог предвидеть впадение человека двадцать первого века в средневековое мракобесие?

Что же, вирусы вновь внесли свои ценные коррективы в эволюцию вида, слишком расплодившегося, слишком сильно раскачивающего точно выверенное и уравновешенное общежитие, построенное природой для всех видов.

Треть популяции уже в лучшем из миров. Какую-то часть мы еще потеряем, но, в целом, у человечества неплохие шансы восстановиться. Возможно, даже в улучшенном варианте.

Природа использовала остроумный способ: будь заболевание позрелищнее, с выпадающими волосами и зубами, отслаивающейся кожей и массивными кровотечениями, никого даже не пришлось бы уговаривать соблюдать дистанцию и носить маску. Скорее убивали бы за вакцину вне очереди. А так: отбор-то, в итоге, идет по уровню интеллекта, наличию критического мышления, склонности думать не только о себе. Может получиться неплохо. Очень неплохо...

На конкурс от сообщества CreepyStory, июль.

P.S.

Сижу, дописываю финал. На фоне документалки крутятся. Заглядываю в поисковик за погодой и лента предлагает мне вот это: "У летучих мышей в Великобритании выявили новый коронавирус".

И вот тут мне стало совсем не по себе... Фантазировать в этом направлении расхотелось. Не буду больше, пожалуй.

Не знаю, что со мной не так... Мне не жалко, я действительно благодарна этим людям, но мне всегда страшно, что человека может любой ништяк обидеть, типа: я не считаю его профессионалом, думаю, что он без подачки даже задом шевелить не будет. Неделю страдала по этому поводу и репетировала, прежде чем принести бутылку мартини к 8-му марта стоматологу, которая вылечила мне несколько зубов подряд. Видела, что она обрадовалась, заметила самую тоненькую иголочку для анестезии, оценила приглашение приходить к ней в частный центр, куда она переходит работать... Но ничего это в моей голове не исправило.

Началось в молодости, с учительницы сына, которая занижала оценки ученикам и прямым текстом говорила родителям: "Вот если бы я подрепетировала Вашего ребенка, совсем за недорого, как своим, оценки сразу бы стали лучше". Перед любым подходящим праздником начинались стенания на родительском собрании, что "конечно, менять педагога в начальной школе - это очень, ОЧЕНЬ плохо для психологического состояния и успеваемости детей на ВЕСЬ школьный курс... но я просто без сил, наверное, буду уходить". Лечилось бессилие хорошим подарком, уровня кухонного комбайна, редкого еще в то время. До следующего повода. Обессиливала дама стабильно к Дню Учителя, 8-му марта, Новому Году и своему ДР. И иногда рандомно, чуть ли не ко Дню Победы.

Окончательно меня добила информация, что в классе создана традиция: дети по дороге в школу, каждый день, покупают чипсы, шоколадки и подобную мелкую ерунду, чтобы угостить учительницу. Вроде - дело добровольное, никто никого не заставляет, но отношение к тому, кто этого не делает, в классе сильно портится.

Подарки по поводу, угощения без повода, конфеты-торты-букеты учителю ко всем праздникам (кроме узко специализированных, типа Дня Пограничника); 

сборы в фонд класса - на запасные ручки, тетрадки, и туалетную бумагу в объемах, которые позволили бы всем ученикам класса приходить в школу только для того, чтобы обильно воспользоваться туалетом на каждой перемене; 

помимо сборов на окна, шторы, линолеум, парты, краску, лампочки, ремонт актового зала, потом аренду этого же зала - чтобы дети родителям спектакль показали... 

Родители с не самым большим достатком тихо скрежетали зубами, но терпели - ждали, что, может быть, у кого-то первого не выдержат нервы и он пожалуется. Если победит - всем будет хорошо, если проиграет - что ж, все в белых пальтишках, а борцун за права один в дерьме. Борцунов-камикадзе, ожидаемо, не находилось.

Потом была ЛОР, которая у всех пациентов спрашивала, есть ли у них дача. Далее следовала жалоба, что она вот очень любит не рыночные-магазинные кабачки(малину/клубнику/помидоры/огурцы), а дачи-то и нет, вот беда-то. В следующий визит понятливые облизывались доктором с ног до головы, а у недогадливых и гайморит не находился, который терапевт увидела. Причем перейти в категорию недогадливых мог и понятливый пациент, если в следующий визит к врачу приходил без очередного "гостинца". Проверено на нескольких людях. Работало, даже если гостинец был только что куплен на рынке.)

С тех пор мне всегда кажется, что такие персонажи встречались в жизни у всех. Что любой человек может оскорбиться на подарок за его профессиональную деятельность, посчитать, что его приравняли к такой вот пиявке.

Единственный человек в моей жизни, которого я регулярно, без каких-либо напрягов, абсолютно спокойно снабжала сумками со всевозможными зимними заготовками - педиатр, которая вела сына все детство. Просто потому, что однажды, встретившись на улице, разговорились. Оказалось, что не умеет она вот в эти наши обычные икра-лечо-маринады-компоты. А я - оголтелый заготовитель, сделать чего-то 5 баночек и остановиться просто физически не могу, спать спокойно не буду. Причем первой пожаловалась на проблему я.

Конец лета и начало осени у меня проходит в запасательстве истинно промышленных объемов. Семья уже заелась, уходит за зиму далеко не все, только что-то новенькое и необычное каждый год (при том, что ассортимент утверждается всей семьей), а выбрасывать - натура кулацкая не позволяет. Вот мы и нашли друг друга.) И у меня "продукт" не пропал, и ее семья рада. Даже размышляя в заготовительском приступе, сколько баночек закатать очередного зимнего салатика - 15 или 20, решала: "20! У нас же еще доктор есть."

А больше это нигде в моей жизни не работает. С деньгами - еще хуже. Тут, кроме сказанного, еще и, как говорит про подарки деньгами на ДР невестка: "Много нету, а мало - стыдно". В итоге: редкие откровенные вымогатели с порога - вызывают брезгливость и просто раздражают. А вот с теми, кто просто хорошо делает свою работу: и не даю - страдаю, что надо было, вдруг подумают, что жадина неблагодарная, и даю - страдаю, что обидеть могла.

Как правильно-то, блин? Особенно ценно было бы мнение самих медиков. Какая благодарность от пациентов самая желанная? Родственница, работающая в медцентре регистратором, ржет: "Быть нормальным пациентом и не есть докторам мозг - лучшая благодарность".