anf770

Председатель Департамента поставок механического вооружения Стэрн с самого начала применения Mk I считал главной их проблемой двигатель и трансмиссию и настаивал на разработке агрегатов, специально рассчитанных для танка. После посещения танковых частей на фронте и ознакомления с производством французских танков Стэрн и Вильсон убедились в необходимости коренной модернизации. Выпуск Mk IV дал Департаменту некоторый выигрыш времени, чтобы заняться этим. 3 марта 1917 г. в местечке Олдбери, близ Бирмингема, провели сравнительные испытания различных схем танков. Шесть танков представляли собой Mk II без спонсонов, с новыми системами трансмиссии (3 - с механической, 2 - с электрической, 1 - с гидравлической), один - прототип быстроходного «танка преследования» Триттона с ходовой частью по типу «Маленького Вилли», впоследствии воплотившийся в средний Mk A «Уиппет», еще один - танк - транспортер орудий.

Первый вариант «ромбовидного» танка с механической трансмиссией был, по сути, предсерийным образцом Mk IV. Второй вариант - «Вильсон Эписайкл Тэнк» с планетарными механизмами поворота (см. далее), Третий - «Вилкинс Малтипл Клатч Тэнк», отличавшийся отсутствием главной коробки передач и трехскоростными бортовыми коробками передач с постоянным зацеплением шестерен. Вращение от двигателя через карданный вал и конические пары передавалось поперечным валам, связанным с бортовыми коробками передач. Каждая коробка передач давала 3 скорости вперед и 1 назад, включение передач производилось дисковыми муфтами. Выходной вал коробки передач находился во внутреннем зацеплении с ведущим колесом гусеницы.

В «Фостер-Даймлер Петройл Электрик Тэнк» двигатель приводил в действие электрогенератор, питавший два тяговых электродвигателя с последовательным возбуждением. Электродвигатели через червяные пары соединялись с бортовыми передачами, скорость их вращения регулировалась перемещением щеток по коллекторам без искрения. По сути, это была перенесенная на Mk II электротрансмиссия танка «Сен-Шамон», заинтересовавшая Стэрна во Франции. На танке «Вестингауз Петройл Электрик» фирмы «Бритиш Вестингауз» двигатель был смещен к корме и вращал два электрогенератора, последовательно установленные на валу. Каждый из них питал электродвигатель соответствующего борта, скорость регулировалась от 0 до 6,4 км/ч с помощью реостатов, задний ход включался особым ключом. Бортовые передачи с цепью Галля сохранились. Стоит заметить, что электротрансмиссии «Сен-Шамон», «Бритиш Даймлер», «Бритиш Вестингауз» и разработанного тогда же американского «Холт Газ Электрик» оказались громоздки и недостаточно надежны.

Танк «Уильямс-Дженни Гидраулик» имел гидравлическую трансмиссию, впоследствии использованную на Mk VII (см. далее).

Таким образом, уже в 1917 г. наметились различные направления развития танковых трансмиссий. Для дальнейшей доводки выбрали прототип Вильсона, давший наибольшие скорости хода при сравнительно небольших габаритах и совместивший удобство управления с надежностью работы и удобством обслуживания.

Выпуск новой модели тяжелого танка Mk V планировали начать в августе - сентябре 1917 г., но серийное производство смогли подготовить только в декабре. Выпуск начала «Метрополитен Кэрридж, Вэгон энд Файненс Компани». Первоначально планировали заказать на 1918 г. 4000 танков, но после неудачи танков под Ипром военное министерство, рассмотрев доклад министра снабжения Черчилля, 11 ноября 1917 г. сократило заказ до 1350 машин. Возражения подполковника Стэрна и его претензии на монополию в «танковом вопросе», вопреки намерениям Черчилля, вызвали перевод Стэрна еще в октябре 1917 г. на другой пост, связанный с попытками координации британской, французской и американской танковых программ. Как и Суинтон, Стэрн не мог теперь влиять на развитие британского танкостроения. Регулярные «срезания» заказов и кадровые игры многие объясняли намеренным саботажем, инициированным производителями «классических» средств - артиллерийских снарядов и легкого оружия, - к «экономии» которых могли привести танки. Но куда большую роль, нежели интриги, играла обычная бюрократическая возня и сложности постановки совершенно нового дела.

Схема вооружения осталась прежней. Стандартным танковым пулеметом стал «Гочкис» Mk I* под патрон калибра 7,7 мм (.303), снабжавшийся прицелом Пальмера. Появился кормовой пулемет - его шаровую установку поместили в дверце кормового люка-лаза. Этот пулемет служил для круговой обороны на случай осады одиночного танка пехотой противника (кормовые пулеметы потом будут часто появляться в различных танках). Для тех же целей лючки для стрельбы из револьверов выполнили даже в крышке люка рубки.

На Mk V установили коробку передач Уолтера Вильсона и специальный танковый рядный двигатель известного инженера-двигателиста Гари Рикардо (Ricardo). «Рикардо» стал первым специально разработанным танковым двигателем. Опыт эксплуатации первых танков позволил выработать довольно жесткие требования к двигателю: увеличение габаритной мощности, уменьшение размеров системы охлаждения, работа в широком диапазоне нагрузок, при любых углах наклона, повышенная прочность, возможность обслуживания в полевых условиях. При том - не использовать алюминий или высоколегированные стали, необходимые для авиационных двигателей. Двигатель имел клапанное распределение. Поршень, соединенный с шатуном через трубчатый придаток, двигался внутри втулки, охлаждаемой всасываемым воздухом. Карданный вал с противовесами уравновешивал двигатель, уменьшал вибрацию. Снижен износ поршней и цилиндров, несколько повышен КПД, уменьшено образование нагара. Улучшена система смазки. Мощность «Рикардо» - 150 л.с. (112 кВт) при 1250 об/мин, при тех же габаритах, что у «Даймлер» (на испытаниях «Рикардо» развивал мощность 200 л.с. при 1600 об/мин). Разъемный картер позволял обслуживать двигатель, не снимая его с крепления. Две выхлопные трубы выводились на крышу в глушитель. Радиатор - трубчатый. Решетки системы охлаждения на Mk V разместили в бортах. Вентилятор перегонял воздух от левого борта через радиатор к правому. Вскоре решетки стали прикрывать броневыми жалюзями или уголками-крышами. Установленный в корме бензобак разделен на три отсека - в случае пробоины в одном горючее в других сохранялось, снижалась и пожароопасность. Общий запас горючего - 422 л. Повышались скорость и запас хода. Система выхлопа оставалась негерметичной, и, хотя вентиляцию несколько улучшили, внутренний объем танка по-прежнему заполнялся отработанными газами.

Вращение от двигателя передавалось карданным валом через дисковое сцепление на 4-скоростную планетарную коробку передач, а от нее через пары конических шестерен - поперечным валам. Шестерня на конце поперечного вала сцеплялась с венцом (планетарной шестерней) одноступенчатого планетарного механизма поворота (ПМП) с внутренним зацеплением или «эпицикла». Водило ПМП соединялось с зубчаткой, приводящей через цепь Галля вал бортовой передачи. Сателлиты и солнечная шестерня ПМП жестко соединялись с тормозными барабанами - при переключении передач ленточным тормозом тормозилась солнечная шестерня, на стоянке - водило с сателлитами. Изменилась и бортовая передача. Трансмиссия обеспечивала скорости: I - 1,37, II - 2,28, III - 3,96, IV - 7,0 км/ч, задним ходом - 1,37 км/ч. Поворот танка теперь производился двумя рычагами по бокам от сиденья водителя. Органы управления включали также педали тормоза и сцепления, рычаг коробки передач, муфту реверса. Разработка планетарной коробки передач стала большим достижением Вильсона, который с самого появления Mk I не терял надежды улучшить трансмиссию танка и управление им. Управление силами одного человека намного повышало эффективность действия танков и их среднюю скорость, маневренность на поле боя, позволяла уменьшить дистанцию между машинами в колонне на марше, уменьшило утомляемость экипажей. По мнению экипажей, управление Mk V было «детской игрой» по сравнению с предшественниками. Командир освобождался от помощи водителю, т. е. улучшилась «командная управляемость» танка. Новая трансмиссия понравилась настолько, что специалисты 20-й эскадрильи RNAS сами установили на Mk II эпициклическую коробку передач Ланчестера.

На первые 200 танков ставили уширенные гусеницы. При длине опорной поверхности около 1,4 м ее площадь составляла 9380 см²×2. Уширили и грязеочистители. Потом пришлось использовать запасы старых «узких» траков. Намного повысить ресурс ходовой части не удавалось - гусеницы выходили из строя после 80 км пробега.

Рубку увеличили, в ее крыше выполнили прямоугольный люк с откидной крышкой. Кроме того, в корме на крыше выполнили дополнительную рубку со смотровыми лючками. Эго дало круговое наблюдение из танка, а также улучшило вентиляцию. Два больших люка выполнили позади кормовой рубки над радиатором. Еще на Mk II и III пытались прикрыть смотровые щели стеклом, но стекло быстро трескалось и теряло прозрачность. Поэтому на Mk IV стекла заменили откидными стальными щитками с сеткой мелких отверстий. На Mk V щели снабдили небьющимися стеклопакетами типа «триплекс» (ведь автомобильные «триплексы» выпускались в Англии Э. Бенидиктусом с 1912 г.).

Направляющие с балкой самовытаскивания были аналогичны Mk IV, но теперь, благодаря дополнительной рубке, работа с ней стала безопаснее. На направляющих могли крепить также машину или секцию пехотного штурмового моста. Изменили и буксирные приспособления - вместо проушин с пальцем установили шарнирную серьгу. Вместо сигнальных флажков стали использовать семафор (оптический телеграф») - на крыше за кормовой рубкой крепили стойку с двумя рычагами с красным и белым дисками. Стоит заметить, что Герберт Уэллс еще в 1903 г. предполагал использование семафора для взаимной связи «путешествующих крепостей».

Mk V начали поступать в войска в мае 1918 г., и до конца войны изготовили 400 машин - по 200 «самцов» и «самок». Впервые Mk V вышли в бой у Амель 4 июля 1918 г. и до конца войны вместе с Mk IV были основой Танкового корпуса. Еще после боя Mk V с германскими танками у Виллер-Бретонне 24 апреля, выявившего беспомощность «самок», решили один пулеметный спонсон на них заменить пушечным. Тасуя спонсоны на уже изготовленных танках, получили Mk V «композит», или «комбинированный», с одним 57-мм орудием и 5 пулеметами. В войсках эту «кривобоко» выглядящую машину, естественно, тут же окрестили «гермафродитом».

Уширение германцами траншей на линии «Зигфрид» и желание уменьшить колебания на ходу привели к идее удлинить танк примерно на 2 м. В Центральных мастерских Танкового корпуса во Франции корпус Mk V разрезали в поперечной плоскости позади спонсонов и вставляли дополнительную секцию длиной 1,83 м. Соответственно, наращивали гусеницу, ставили удлиненный карданный вал. В бортах дополнительной секции выполняли двери и шаровые установки, в которые перенесли пулеметы из спонсонов. Облегчилась работа наводчиков. Масса танка возросла на 4095 кг. Не ухудшив продольной жесткости, удалось увеличить ширину перекрываемого рва до 3,96 м, улучшить сцепление гусениц с грунтом, правда, скорость снизилась до 4 км/ч, а из-за удлинения опорной поверхности при той же ширине колеи уменьшилась поворотливость. В измененной кормовой рубке смонтировали шаровые установки.

Удлиненный танк получил обозначение Mk V* («звезда»). Увеличение внутреннего объема позволило перевозить, кроме экипажа, от 20 до 24 пехотинцев. Теоретически танки должны были доставлять пехоту (а лучше - пулеметные расчеты) через позиции противника к последнему объекту атаки - обычно это была третья линия траншей - и тем самым ускорить прорыв обороны. Mk V* успели даже прозвать «троянским конем Танкового корпуса» (45 лет спустя имя «Троуджен» британцы дадут гусеничному БТР FV432). Но попытка высадить десант 8 августа 1918 г. под Амьеном оказалась неудачной - солдаты в танке угорали, а тряска вымотала их так, что понадобилось время для отдыха Mk V* можно считать если не предтечей, то отдаленным прообразом БМП Серийный выпуск Mk V* путем переделки Mk V и постройки новых наладили в мае 1918 г. на заводе «Метрополитэн Кэридж», и до конца войны изготовили 200 «самцов» и 432 «самки». То есть танкам придавалась прежде всего транспортная роль.

Модификация Mk V** отличалась двигателем, форсированным до 225 л.с. и смещенным назад. Освободив обитаемое пространство и совместив рубки управления и наблюдательную (с двумя шаровыми установками), получили единое обитаемое отделение. Гусеничный обвод стал более угловатым в задней части. Запас горючего увеличили до 908 л, Всего собрали 25 таких танков. В боях они не использовались. Два Mk V** передали в Королевский инженерный корпус.

Уже после войны, к весне 1919 г., на заводе «Джон Фоулер энд Компани» в Лидсе на Mk V поставили упругую тросовую подвеску и гусеницу с независимым шарнирным креплением траков системы «Снэйк» («змея») подполковника Филипа Джонсона. Так испытывали ходовую часть для проектируемого среднего танка Mk D - этот танк считался важным элементом стратегического «Плана 1919».

После доклада о результатах применения танков в начале 1918 г. на заседании в военном министерстве с участием начальника Генерального штаба программу строительства танков увеличили до 5000. В июне Черчилль сообщил в Генеральный штаб, что текущая рабочая программа позволит британской армии к июню 1919 г. иметь 7000 тяжелых и средних танков. Параллельно начали размещать в США заказы на 10 000 тягачей для танковых и артиллерийских частей (часть из них предназначалась Франции).

Семён Леонидович Федосеев, «Танки Первой Мировой», 2010г.

У мексиканских индейцев цакатеков существовал такой обычай. Когда у отца рождался сын, то родителю приходилось пройти через ужасное испытание на выносливость. Этого человека, сидящего на земле, подвергали невероятным пыткам его же друзья. Они вгоняли в его тело орудия пытки. Это были либо тщательно заточенные зубы, либо острые кости.

В результате стараний приятелей все его тело фактически было продырявлено, как сито, и из ран обильно текла кровь. Цель этого чудовищного обычая — определение выносливости и мужества отца мальчика.

Подобная пытка способна была им предсказать, каким будет ребенок, когда вырастет, станет ли он выносливым, мужественным воином. Его отец мог выдержать жесточайшие пытки только благодаря опьяняющему воздействию особого кактуса пейоте, который он съедал перед испытанием.

Это скромное на вид растение у мексиканских индейцев считается величайшим даром богов. Небольшой, гладкий, без колючек кактус обладает мощными галлюциногенными свойствами. Стоит проглотить несколько кусочков, как человек начинает испытывать такое блаженство, такие приятные ощущения, словно он находится не на земле, а в раю.

Перед его закрытыми глазами чередой проходят живописные образы неведомого, фантастического мира, и они оказывают на его сознание такое сильное воздействие, что, как ему кажется, он входит в прямой контакт с самими богами.

Некоторые люди даже испытывают чувство невесомости в течение всего периода интоксикации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что это растение стало объектом поклонения.

Среди индейских племен возник даже особый религиозный культ, в, котором пейоте превратился в один из святых даров. Уже в 1890-х годах более пятидесяти племен индейцев, прожинавших к северу от Рио-Гранде, проповедовали культ пейоте.

Чтобы предотвратить опасные последствия от употребления такого сильнодействующего наркотика, американские власти пытались запретить его. Но все их усилия оказались тщетными, так как последователи этого странного религиозного культа употребляли это священное растение тайком. В конечном итоге культ был узаконен, а в 1928 году даже появилась Американская туземная церковь для поклонников пейоте.

Проповедующие этот культ люди называют себя христианами, несмотря на тот факт, что их великим духом до сих нор считается пейоте, который служит им своего рода святым причастием. Они верят в Христа, но видят н нем лишь одного из множества святых духов, ниспосланных на землю Богом. В некоторых регионах пейоте стал настоящей панацеей от всех болезней.

Там даже верят, что с его помощью можно избавиться от слепоты. Местные шаманы обычно любят демонстрировать всем желающим его невероятную силу для предсказания будущего, для обретения утраченной собственности, а также для вызывания дождя при засухе.

Шаманы после употребления пейоте обычно входят в полный транс. Пейоте настолько высоко ценится среди индейских племен, что их представители иногда совершают длительные путешествия только ради того, чтобы завладеть этим удивительным божественным средством.

Так, мексиканские уичоли могут пройти до 300 километров пешком, только чтобы раздобыть любимое зелье. Во время подобного паломничества в пустыню, туда, где растет этот кактус, у них, как правило, нечего есть, кроме самого кактуса.

Такой поход обычно возглавляет местный шаман, который первым обнаруживает ростки кактуса среди скал. Перед тем как сорвать растение, он выстреливает в него стрелой из лука, чтобы поразить обитающий в нем дух, не дать ему сбежать. Собрав в свои сумки драгоценное растение, индейцы возвращаются домой настолько изнуренными и измочаленными, что даже ближайшие родственники часто не в состоянии их узнать.

Но они все равно счастливы, счастливы оттого, что у них теперь есть запас драгоценного зелья — этого магического растения — на целый год вперед.

Станислав Талалай, Януш Талалай, «Самые невероятные в мире - секс, ритуалы, обычаи», 1998г.

I

Солдат не только убивает, он готов и сам умереть. Но есть миллионы и миллионы, которые, не умирая, не зная близости смерти, ежедневно - одни трудами, другие помыслами, третьи безразличием - участвуют в убийстве. Это - тыл. Тыл отравлен безнаказанным убийством, безответственной злобой. Он одурманен сознанием своей безопасности, животной радостью жизни, жаждой легких утех. Он развращен чтением рассказов о боях у уютного камина, дешевым патриотизмом и быстро текущими деньгами. Страшной болезнью заражены все классы и все возрасты. Ребята наслаждаются игрушкой, которая изображает повешенного немца. Старики бредят штыковыми атаками. Мирные рантье увлекаются спекуляцией. Дочери фермеров бегут в города, на заводы - «крутить» снаряды, - зарабатывают 20 франков в день и покупают пышные шляпы. Тыл лицемерно шепчет: «Когда же кончится эта война?» Но на деле он наслаждается ею. Он не понимает, что огонь не знает границ, что злоба, раздуваемая изо дня в день, может охватить весь мир; что не сегодня - завтра тыл может стать фронтом.

II

Есть громадные дома в Париже. Тысячи людей в них трудятся день и ночь. Скрипят перья, стучат «Ундервуды», гудят ротационные машины. Это - лаборатории, где разводят самых опасных микробов лжи и ненависти. На домах горделивые надписи: «Матэн», «Журналь», «Эхо-де-Пари». Каждый француз за одно су приобретает очередную порцию искусно выработанного яда.

Вот предо мной собрание сегодняшних газет. В «Эхо-де-Пари» с восторгом рассказывают, как после отступления немцев, найдя вокзал покрытым человеческими испражнениями, комендант заставил пленных очистить его без метлы, руками: «Пусть помнят запах своих соотечественников». «Матэн» мало ужасов войны. Газета печатает фотографию обыкновенного штыка-пилы сапера, с подписью: «Зазубренные штыки, употребляемые всеми бошами для нанесения особенно мучительных ран». На второй странице - донос: в таком-то городе жители приносят пленным папиросы - «стыдно». В «Журналь» некий профессор предлагает «русским друзьям» постараться взять Кенигсберг, срыть старый замок и поставить столб с надписью: «Срыт в память уничтожения Реймского собора». О гибели базилики он говорит отнюдь не со скорбью, но со злорадством: вот, мол, на что способны «боши»… Наконец, «Пти Журналь» печатает статью о каком-то особом запахе, присущем всем немцам. И это все за один день…

Недавно «Матэн» вышел с подзаголовком: «Русские в пяти переходах от Берлина». Часов в пять журналисты распределяют между собой описание боев «от специальных корреспондентов»: «Вы, мой друг, на этот вечер съездите во Фландрию, а вы будете ночевать на миноносце у Дарданелл». В кабинетах редакции, подсчитывая строки, «очевидцы» измышляют победоносные статейки.

Офицеры и солдаты не верят газетам, больше того - они ненавидят их. Читают охотно только объявления и хронику - то, что напоминает им о мирной жизни. Крестьяне, лавочники, женщины читают и верят, - верят, что война прекрасна, что стоит повесить Вильгельма и восторжествует правда, что все немцы - звери и что каждому солдату («пуалю») доставляет истинное удовольствие проткнуть штыком дюжину врагов. Верят - потому что хочется верить; от этого еще уютнее беспечному тылу.

III

Помню маленького редактора из Гренобля, пробравшегося на английский фронт. Он смертельно боялся далекой канонады, и его нельзя было уговорить дойти до штаба дивизии. Потом он описал все так, будто сам участвовал в боях и даже выгнал откуда-то германцев. Этот хвастунишка - истинный Тартарен, - дойдя до места прошлогодних битв у Сан-Назарета, заявил, что увезет домой череп немца. Он поставит его на камин и будет щелкать по носу. Он взял череп. «А что, если это француз?» - спросил кто-то. «О, спи спокойно, великий герой», - воскликнул журналист, положив череп на место.

Один итальянский корреспондент долго добивался, чтобы ему разрешили присутствовать при казни шпиона, а добившись, в восторге, за стаканом вермута рассказывал:

- Этот негодяй имел наглость до последней минуты сохранять спокойствие.

Были корреспонденты из Южной Америки в очень пестрых галстуках. Они скучали и очень заботились о том, чтоб от ветра не пострадал их цвет лица. Один аргентинец, пробираясь между трупов, сказал мне:

- Ужасно скучное занятие!.. Скажите, вы не пробовали новые духи Герлэн?

Испанцы поражались, как это до сих пор не прогнали немцев?

«Вот, если бы мы…»

Пожалуй, лучше всех были американцы - в них хоть сохранялось истинное любопытство. Раз в автомобиль, в котором ехал корреспондент-швед, попал маленький осколок снаряда. Легко контуженный, швед очутился на земле. К нему подбежал, ехавший сзади в другом автомобиле, американец и, не помогая приподняться, не спрашивая об его состоянии, сразу вынул записную книжку:

- Скажите, пожалуйста, что вы почувствовали в тот момент, когда снаряд разорвался?

IV

Они даже из войны ухитрились сделать забаву.

- Ах, чепец сестры милосердия так идет мне!..

Сколько новых предлогов для флирта.

- Милый Поль, завтра интимное «матинэ» в пользу ослепших солдат.

Сколько веселых игр - можно обратить в католичество негра, навестить в госпитале очаровательного капитана, в приятном обществе, перебирая все сплетни, повязать немного какие-то - вот смешное слово - «набрюшники». Занятно, и все смотрят с уважением:

- Они - истинные патриотки, они так любят Францию.

Прежде всего они - сестры милосердия, утешительницы наших бедных «пуалю». На фронт их не пустили, зато они кинулись во все тыловые госпитали. Конечно, грязные работы не для них - это сделают и служанки. Нет, они призваны врачевать души. А для этого, тихонько от доктора, они пичкают тяжело больных конфектами, докучают раненым душеспасительными беседами и флиртуют с сенегальцами. Врачи их ненавидят, солдаты отмахиваются от них, как он назойливых мух, но они неутомимы и неистребимы.

В большом госпитале, в Париже, лежат тяжело раненые. Патронесса, маркиза О., устраивает завтра литературно-вокальное утро «для выздоравливающих». Правда, выздоравливающих во всем госпитале человека два-три, остальные бредят и мечутся в жару, но зато придет столько блестящих юношей из всяких «ведомств»…

- Madame, - решительно заявляет старший врач, - музыка очень тревожит больных. Потом завтра у нас две операции: проносить через зал невозможно. Вам придется отменить ваше «утро».

- Нет, нет. Это совершенно невозможно, - ведь я же разослала все приглашения.

Они - добрые католички. Говорят раненым:

- Кто завтра пойдет на мессу, получит отпуск в город на весь день.

А вольнодумцев ангельским голосом вразумляют:

- Вы, Либон, можете, конечно, не идти. Кстати вы совершенно здоровы, и я попрошу врача, чтоб вас выписали.

Кроме утешения солдат, они заботятся об их семьях. Открывают мастерские. Вот пришла молодая женщина - за день она вырабатывает три франка. Уголь стоит так дорого, мальчик плачет. Может быть, madame увеличит плату за каждую рубаху, вместо пяти - восемь су. Но madame негодует:

- Я связала носки и кашнэ бесплатно. Вы - плохая француженка. Мы вам платим не за работу, а потому, что ваш муж на войне.

У «плохой француженки» изможденное лицо, красивые припухшие глаза. Она злобно усмехается, берет су и уходит. Она никогда не простит.

Как смерть сближает людей, и как разъединяет их жизнь! На фронте пали былые преграды, в тылу выросли тысячи новых, И когда я гляжу на этих щебечущих дам - порой вместо злобы, находит грусть. Они росли в светских монастырях и зачитывались Ростаном. Их научили выбирать шляпки к лицу и хорошо пудриться, любить не любя, не рожать детей, чтобы не испортить фигуры, изменять не мужу («fi donc!»), а любовнику… Их заповедями были светская хроника в «Фигаро» и психологические изыскания Бурже. Зимой - Ницца, весной - Париж, летом - Трувиль, осенью охота в Туренском поместьи… Пришла война. Иные из их партнеров по флирту или по танцам увидали подлинное лицо жизни. Бедные благотворительницы остались в золотой клетке, они прыгают и поют, как яркие попугайчики. Они расточают вокруг себя зло, сеют ненависть, сами того не замечая, не понимая даже, что такое зло: ведь их никогда не учили этому. Гляжу на них и почему-то вспоминаю очаровательные хижины Трианона, тысячи рабочих, умиравших на версальских работах, беспечную Марию Антуанету, которая касалась надушенного вымени хорошенькой коровы, мадригалы, лепет фонтанов и грозный гул толпы на парижском шоссе.

«Лик войны», Илья Григорьевич Эренбург, 1928г.