Proigrivatel

Пока я отдыхал, другие Одарённые с аспектами земли ловили у поверхности разлетевшиеся в разные стороны диски. Не у всех получались такие крупные ладони, как у меня, но каждый в команде «земляков» мог подхватить падающий диск, утащить под землю и раздавить каменными плитами.

Я открыл глаза и уставился в монитор перед собой. Там шла трансляция с военных дронов и вертолётов, которые крутились в полукилометре над Лаваноидом. Пришелец вроде притих.

Огромный, диаметром в сотню метров, космический шар полгода назад рухнул в горах за Волгой. Чудом не зацепил ни наш Тольятти, ни ближайший Жигулёвск.

В это же время по миру приземлились ещё двадцать девять его братьев. Поблизости от крупных городов-мегаполисов. А наш, видимо, сбился с курса и упал около Тольятти.

Инопланетный корабль покрыт сегментированной коричневой бронёй и совершенно неуязвим для атак земного оружия ни с земли, ни с воздуха. Оптимальным местом для удара было круглое десятиметровое жерло на боку шара. Но открывалось оно лишь в минуты атаки, выплёвывая очередями огненные конструкты из лавы, и тут же захлопывалось.

В штабе ВКС никак не могли придумать, как избавиться от непрошеных гостей, а мы тем временем уже полгода отбивались от атак местного Лаваноида с разной степенью успеха.

Пришельцы не двигались со своих точек приземления, лишь заунывно плевались огненными конструктами в разные стороны, и всё! Зачем им это надо? Смысла никто пока не понимал.

«Десять минут перерыв», — устало прошелестел в гарнитуре голос координатора.

Я со вздохом откинулся на спинку кресла, разминая затёкшую шею.

— Ром, — постучали мне по плечу. Оглянулся. Света улыбалась мне, вытирая полотенцем залитое потом лицо. Все тут мокрые как мыши — прокачали через себя огромное количество энергии эгрегора.

— Чего, Семицветик? — улыбнулся я. Мы сидели вокруг Светланы, спиной к ней.

— Говорят, к нам американца пришлют в помощь! Том Вэй, ты же слышал? Из новых мигрантов. Он нереальный Одарённый! Наконец-то с ним познакомлюсь! А-а-а! Жесть!

Слева от меня зафыркал Андрюха, залопотал, ломая язык:

— Я лублью Матьюшка Россыя! — И захихикал. Потом пояснил нормально: — Утром в новостях видел.

Я пожал плечами, стараясь не показать растущей досады.

— Представь, он собирается взорвать Лаваноид! — Света сверкала глазами от возбуждения.

— Пупок развяжется! — весело подал голос один из братьев-близнецов. Оба «земляки», как и я.

Остальные ребята из команды Защиты тоже подключились к беседе. Мне же обсуждать америкоса не хотелось. Не знаю почему, но восторженное отношение Светы раздражало, во рту становилось кисло и возникало желание что-нибудь поломать.

У этого Тома Вэя аспект огня. Один из сильнейших Одарённых планеты. Не Золотая лига, конечно, но крепкая Серебряная точно. Да, Том виртуозно владел огнём. Но чем он может нам здесь помочь, я не представлял.

А уничтожить Лаваноида пока никому не удалось. Только однажды десяток Золотых «земляков» накрыл шар около Вашингтона гигантским саркофагом. Продержался саркофаг всего пару суток.

Ну а Том? Видел его — тощий, что тот богомол. Волосы красные дыбом, как у панка. Только чёрные глаза с разрезом выдавали его азиатское происхождение. Стрёмный, короче. И почему он девчонкам так нравится?

Я вон и в качалку хожу, и второй Одарённый города. Ну а морда лица… Да нормальное лицо для пацана с Тольятти, чё?

«Внимание! Минутная готовность к наземной атаке», — раздался голос в наушнике.

Я пошевелил босыми ступнями под столом, глубже погружая их в землю — нужен хороший контакт со своей стихией. Здесь для нас, «земляков», специальная «прорубь» сделана.

Поехали!

Наземная атака отличалась от воздушной только количеством снарядов — Лаваноид веером выплюнул сотни дисков, и они огненной массой поскакали вниз по горным склонам. К сожалению, я даже с помощью эгрегора Тольятти не дотягивался до другого берега, потому сволочи безболезненно рванули к Волге, в который раз расчерчивая горы чёрными выжженными полосами.

Масса огненных дисков посыпалась в воду. С треском и грохотом над рекой взвилось облако густого пара, перекрывая обзор дронам.

Водник методично топил лавовые конструкты, матерясь сквозь зубы, но снарядов было слишком много.

Когда раскалённые диски, рассекая волны, словно глиссеры, долетали до нашего берега, я с близнецами стал песчаными ладонями вбивать снаряды в землю.

За нашими спинами Света скрипела зубами, пропуская через себя море энергии. Девушка-медсестра крутилась рядом, периодически промакивая у неё кровь, сочившуюся из носа.

Наземная атака была тяжёлой именно из-за количества объектов, но мы справились.

«Подземка, — буркнул наушник. — Земляки, на позицию».

Я вылез из кресла, снял гарнитуру с уха. Переглянулся с близнецами, помахал на прощание Светику и прыгнул солдатиком в «прорубь» под столом, словно в воду.

Рядом в землю ушли ещё двое — брательники не отставали. Мы заскользили сквозь толщу земли к Волге. Финалочка сегодняшнего нападения Лаваноида — подземная атака огненными змеями. Шар в этот момент уже поворачивается жерлом вниз и стреляет очередями в землю под собой.

Я с парнями завис ниже русла Волги, ожидая извивающихся тварей в толще земли.

***

— Ром, бегом к Иванычу, — окликнул меня на следующий день Андрюха Терехов.

Устало кивнув ему, я одёрнул футболку и направился к начальству, поскрипывая кроссовками по линолеуму коридора.

В кабинете куратора, кроме самого Сергея Иваныча и его помощника, было довольно много незнакомого народу. Они говорили все разом, сидя за длинным столом и попивая чай из пластиковых стаканов. Русская речь мешалась с английской, кто-то смеялся.

Куратор поманил меня рукой и представил всем:

— Роман Максимов, аспект земли, Бронзовая лига.

Тут же забубнил переводчик, исковеркав моё имя. Люди кивали мне, улыбались, а я уставился на одетого во всё белое парня с ярко-красной гривой волос. Он спокойно стоял у окна в дальнем углу. Том Вэй собственной персоной. Так вот ты какой, горный козёл!

Том поднял голову, мазнул по мне равнодушным взглядом глаз-щёлочек и снова уткнулся в свой смартфон.

— Сядь, Ром. Нам нужно, чтобы ты закатал нашего гостя Том в каменный кокон метровой толщины и зашвырнул его в жерло Лаваноида.

«Да с удовольствием!» — чуть не ляпнул я, но сдержался, сцепив зубы, и задвигал скулами, чтобы погасить злорадное веселье. Куратор зыркнул на меня раздражённо.

— По последним данным, внутри Лаваноида лавовая масса однородная, а вся аппаратура, по всей видимости, находится в обшивке. Наш новый огневик попробует проникнуть внутрь. Взрывчатку туда кидать бессмысленно, а вот у Одарённого шанс взорвать эту махину изнутри не нулевой.

Похоже, он не шутил. Их больше беспокоило не как парень там выживет, а где лучше подвесить видеодроны, чтобы происходящее записать с нужных ракурсов.

— Чтобы дотянуться до шара, временный бункер с командой Защиты разместим под землёй в районе Западного пляжа. Это слева от Кунеевского леса, — пояснил куратор присутствующим.

Дальше несколько часов разрабатывали задуманную операцию.

— Ну как? — встретила меня на улице после совещания Светик-Семицветик, сверкая широкими глазами. — Видел Тома? А поговорил с ним? И какой он? Ну Ро-о-ом! Мы же друзья! Ну что ты морду корчишь? Ром, а ты автограф взял?

Хотелось покрутить пальцем у виска, но я промолчал и побрёл в общагу. В голове вертелись недавние слова куратора, сказанные мне полушёпотом:

— Без разницы, попадёшь ты коконом в жерло или нет. Нам нужны красивые кадры с работой Тома. Важно показать, что он действует на благо нашей страны самоотверженно и с полной отдачей, понимаешь? Потому, Ром, потерпи. Скоро этот цирк уедет.

***

«До начала атаки сорок минут. Господин Вэй, Роман, займите позиции», — забормотала гарнитура в ухе.

Я нырнул в «прорубь» бункера и пошёл на глубину. Добрался до нужной точки минут через двадцать. Высунул из земли голову и огляделся. Лаваноид нависал прямо надо мной. Пышет жаром, словно доменная печь. Удушающе воняет горячим железом, я даже закашлялся, случайно вдохнув. Вся земля вокруг выжжена в толстый слой пепла.

Заметил фигурку Огненного — он умеет летать, потому добрался своим ходом. Том лихо описал полукруг в воздухе и мягко приземлился на небольшой скальный выступ.

За ним следовали несколько дронов, пронзительно жужжа пропеллерами.

Американца заливало оранжевое вечернее солнце, и выглядел он супергероем, сошедшим со страниц комикса. Том ещё немного покрасовался перед камерами, а потом вспыхнул костром.

Мой выход. Я щедро зачерпнул силы из источника Семицветика и с грохотом слепил каменный кокон вокруг огневика. Из пепла поднялись две гигантские ладони, одна ухватила этот «Киндер-сюрприз» в камне.

Затем я уставился на жерло шара, ожидая следующего хода Лаваноида. Шарик не разочаровал, выплеснув в сторону Тома десяток огненных дисков. Одной рукой я сшиб диски на землю, благо они только что вылетели и шли кучно, а другой метнул кокон внутрь жерла.

И сжал зубы от напряжения – получится или нет? Впрочем, если даже промахнусь, я могу повторять этот фокус, пока Том внутри кокона не задохнётся или не взболтается в омлет.

Чёрт! Не получилось! Навстречу кокону шар просто плюнул комком бесформенной лавы, сшибив американца вниз. Вот же дрянь! Мой кокон грохнулся на землю, подняв в воздух облако пепла, и раскололся. Изнутри выкатился взъерошенный Огневик и что-то проорал в мою сторону, но его моментально вбило в землю очередью из дисков.

У меня аж кишки скрутило от ужаса! Капец козлёнку!

Висевшие вдалеке военные вертолёты стали подбираться ближе. Но чем они помогут?

Я же попытался нащупать своим аспектом тело америкоса под землёй. Вроде… Вроде… Есть! Иди к папочке! Завернул Тома Вэя в небольшой лёгкий кокон и потащил к себе.

А шар над нашими головами заистерил — стал швыряться пулемётными очередями: лавовые кляксы шлёпались вокруг, шипя и булькая сверкающим огнём.

Не знаю, жив американец или нет, но сейчас главное — вернуть его на базу и передать медикам. О провале потом подумаем. Ну, не получилось! От нас многого и не ждали.

Я крепко обхватил руками кокон с американцем и дельфинчиком поплыл почти по самой поверхности. Каждый раз выныривая наружу, давал огневику подышать и снова падал на глубину.

В какой-то миг почувствовал, что мне помогают: сама земля подталкивала вперёд — это явно близнецы-братья отследили меня и включились в гонку.

Поднырнуть под Волгой возможности не было — Том задохнётся. Поэтому я ухнул с грузом в воду, надеясь, что водник нас подхватит.

Вдруг камень в руках стал дёргаться. Очухался, болезный! Кокон неожиданно прошили огненные трещины, и он рассыпался битой скорлупой. В воду выпал злющий Том Вэй. Обматерил меня и взлетел в воздух в потоках воды и шипящего пара.

— Гоу! — Заорал он, развернувшись и тыкая пальцем в сторону шара. Тот вроде успокоился и больше агрессии не проявлял.

— Возвращаться, что ли? — завопил я в ответ.

— Зе стоун кокун дьелай, Рёма! Мне не заплатьят! Факин кокун! — сипло заорал он мне и рванул обратно.

Вот же придурок! Сам ты кокун! Но делать нечего, я устало вздохнул и нырнул в землю. Надо значит надо.

Что было дальше, я слабо помню от усталости — мы как-то добрались до Лаваноида. Я нёсся внизу, а огневик по воздуху. Летел он низенько, порой теряя высоту, словно попадал в воздушные ямы. Уже на месте Том Вэй зло глянул на меня и окутался огненным покровом. Я следом нарастил вокруг него мощный каменный панцирь.

Лаваноид снова лупанула по нам дисками, но я устало отмахнулся от них одной пепельной рукой, а второй от всего сердца засадил каменный подарок в жерло пришельца. И он тут же завяз в огненной лаве, как в дрожжевом тесте. Лопай, радость моя!

Лаваноид дёрнулся и засвистел жёлтым дымом из боков, словно гигантская скороварка.

Я же распластался на земле в слое серого пепла. Может, руками-ногами ангела нарисовать? Но сил двигаться уже не было. Я минус!

Несколько секунд ничего не происходило. А потом Лаваноид начал надуваться, будто резиновый. Броня расползлась, и из щелей стала вытекать лава.

— Пора валить, — сказал я себе и ушёл в землю, как лежал, спиной вниз. Скальная порода вокруг меня затряслась, словно началось извержение вулкана. Гулко ударило молотом по земле.

Через пару минут я всё же выскочил наружу чуть в стороне — любопытство взяло верх. Шар раскололся на несколько частей, и вокруг него всё было залито горящей лавой. Зарево поднималось до неба, смрадный чад чёрным хвостом тянулся в сторону Жигулёвска. Надеюсь, Том выжил — это же его родная стихия, нет? Я уже помочь ничем не могу.

Плохо помню, как добрался до бункера. Плыл в земле лет, думаю, сто. Когда вынырнул из «проруби», меня подхватили под руки и выудили наружу.

Краем глаза заметил заплаканное Светкино лицо. Не переживай, Семицеветик!

***

После уничтожения Тольяттинского Лаваноида нашу группу перекинули в Питер — нужно позаботиться и о других пришельцах, припёршихся к нам без приглашения.

К сожалению, Света осталась дома — она крепко привязана к Сердцу Тольятти и помогает сейчас восстанавливать город. Это и правда похоже на чудо, когда на твоих глазах приходят в порядок дороги, нарастает кирпичная кладка на стенах домов, окна затягиваются стеклом. А улицы словно наполняются светом, расширяются и убегают вдаль.

Это всё делает наша Светик-Семицветик. Скучаю по ней!

«Том Вэй, герой Тольяттинской бойни, сегодня выписывается из больницы! — вещала с экрана журналистка. — Мы попытаемся задать ему пару вопросов».

Я вырубил экран и посмотрел на ребят. Они уже устроились в своих креслах и ждали моей команды. Седовласый старик в центре комнаты приветственно кивнул. Это проводник, дающий нам связь с Сердцем Питера.

— Поработаем, парни! — улыбнулся я, падая в своё кресло и вставляя в ухо гарнитуру. Две босые ступни погрузились в мягкую землю.

Ну что ж!

Постучим по шарам!

Автор: Аркадий Рэм
Оригинальная публикация ВК

Я не могу встать. Борьба с водой вымотала меня. Ползу на четвереньках обратно в комнату. Темнота в коридоре смотрит на меня с жалостью и омерзением. Не могу её осуждать.

Резкий высокий звук бьёт по барабанным перепонкам. Кто-то снаружи трезвонит. Дверь или телефон? Не могу разобрать, да это и не важно — в любом случае я не отвечу. Мне нужно доползти до кровати и провалиться в сон.

«Открой дверь НЕМЕДЛЕННО!»

«нет»

«Сей-час-же, тупая тварь!»

«не могу»

«Какая дрянь! Ты пожалеешь!»

Я лежу в кровати, пытаясь заснуть, и думаю, что уже жалею. Закрываю глаза, жду, но облегчение не приходит. Мешает звонок, который не хочет затыкаться, и крики, разбирающие меня на косточки и находящие каждую из них всё более жалкой и бесполезной.

Звонок устаёт орать, захлёбывается и замолкает. У голоса в голове то ли закончились косточки, то ли появились другие дела, но и он отступил. От облегчения потекли слёзы. Вода в них начала было со мной говорить, но слишком быстро высохла. Осталась только соль, стягивающая щёки. Неприятно, но не помешало мне заснуть.

***

Из темноты сна меня крючком за щёку выдернул вернувшийся визжащий звонок в дверь. Голова гудит. Глаза продолжают пялиться из тёмных углов. Она тоже скоро вернётся. Это невыносимо. Нужно что-то сделать.

Воткнуть себе в уши спицы?

Открыть дверь?

Убежать подальше?

Подойти к двери и сказать им, чтобы оставили меня в покое — отличный вариант. Позволит мне продолжать разлагаться на плесень и липовый мёд на своей кровати.

Встать. Дойти до входной двери, не обращая внимания на то, какими взглядами провожают меня покрытые годовой пылью куртки на вешалке. Посмотреть в глазок? Незачем.

— Проваливайте…

Получилось? Вряд ли. Язык пересох и еле ворочается во рту. Но звонок затих. Снаружи прислушались. Не ушли, потому что звука шагов не было. Кто-то пророс у меня за дверью и будет ждать, пока я не открою.

— Проваливайте!

В этот раз уже громче. Я чувствую, что дверь не одобряет мою грубость, но мне всё равно. Я хочу отдохнуть. Сзади меня Она начинает кричать о том, что меня надо поместить в палату мер и весов как пример никчёмности.

— Саша, открой дверь… — существо снаружи говорит мягко, увещевает. Но я не ведусь, мне хватило воды. Больше на эту уловку я не попадусь.

— Нет. Ты меня не обманешь! — я отвечаю зло. — Свали уже!

Снова тишина. Шагов опять не слышно, но мне плевать, я разворачиваюсь, обхожу Её и иду обратно в кровать. Одеяло ждёт меня. Во всём мире только оно меня любит. Оно обнимает меня, жалеет и поёт мне колыбельную:

Баю-бай, баю-бай,

Поскорее засыпай,

А когда придёт беда,

Будем вместе навсегда.

Спи, мой маленький кулёк,

Каждый день и каждый год.

В тёплом коконе моём

Смерть придёт и в этот дом.

Одеяло обнимает меня со всех сторон, я плыву на волнах песни, мне тепло и хорошо. Существо снаружи опомнилось и начало меня звать. Но мне нет до этого дела. Как и до того, что Она продолжает орать. Может быть, не нужно было бросать таблетки в унитаз, но теперь уже поздно. Пусть хотя бы унитаз Её не слышит, у него и так тяжёлая жизнь.

Я погружаюсь в тёмный вязкий сон. Меня это радует, ведь там тихо.

***

Меня снова нагло выдёргивают из сна. В этот раз кто-то трясёт меня за плечо. Это уже начинает злить. Я просто хочу остаться здесь, с тем, кто меня любит. Почему мне всё время мешают?! Одеяло пытается сопротивляться, удержать меня, но пришелец снаружи грубо отбрасывает его в стену.

Это последняя капля! Я вскакиваю с рёвом и начинаю бить пришельца по его мерзкой уродливой роже. Он падает на пол и пытается уползти, но я не даю такого шанса. Сажусь сверху и продолжаю бить, кулаками вбивать его в пол. Мщу за одеяло, которое тоскливо поскуливает, лёжа у стены. Ему больно!

Наконец, эта тварь перестаёт дёргаться. Мои руки и всё вокруг в жёлтой слизи. Мне противно. Но не настолько, чтобы подставлять их под воду. Она стоит и молча на меня смотрит. Лицо удивлённое. И странно удовлетворённое. Так нужно было заслужить Твоё одобрение, хочется спросить, но я молчу. Мне уже всё равно.

Я снова обнимаю одеяло, жалею его, и мы засыпаем вместе.

***

Темнота иногда прерывается белоснежным до боли в глазах адом. Тут настолько холодно, что я горю. Лежу, не могу пошевелиться. Меня удерживают множество змей, таких же белых, как снег вокруг. Месиво из гладких тел постоянно двигается, они давят на меня своими мышцами, не дают вдохнуть полной грудью.

Снежные демоны приходят смотреть на меня, смеяться надо мной, веселиться за мой счёт. Они пытают меня — режут холодом, светят в глаза острым светом, бьют меня, не дают спать. Показывают мне ужасные кровавые картины. Их забавляет мой страх.

Я пытаюсь кричать, но не хватает воздуха. Я вырываюсь, но змеи держат крепко, их не проведёшь. Шипят на меня и не отпускают. Мне больно и страшно. Я мечусь ещё сильнее в бессмысленной попытке вырваться.

Выбиваюсь из сил, и возвращается блаженная темнота.

***

Изредка темноту прерывает лицо. Оно выглядит озабоченным, даже расстроенным. Глаза смотрят на меня и, кажется, в них стоят слёзы. Вода в них не говорит со мной.

Лицо настойчиво что-то пытается до меня донести, но я не понимаю, что. Я ничего не могу сделать, я — ничтожество. Поэтому закрываю глаза, чтобы не видеть неизбежное разочарование на этом лице.

Темнота хорошая. Она ничего от меня не ждёт и не требует. Дарит мне забвение.

***

Я просыпаюсь, с трудом разлепляю глаза и пытаюсь осознать себя в пространстве. Чувствую на основании языка горький привкус и желание блевануть. Осматриваюсь. Белые стены, пахнет спиртом и лекарствами. Больничная палата? Пытаюсь подняться, но смирительная рубашка удерживает меня. Прошибает холодный пот. Это ощущение мне слишком хорошо знакомо. Я что… опять?

Но мне некого спросить — рядом никого нет. Лежу, пытаюсь не сблевать, смотрю в белый потолок и провожу инвентаризацию в голове в попытках найти в этом бардаке последнее воспоминание. В голове появился образ спущенных в унитаз таблеток. Засосало под ложечкой. Это плохо. Очень-очень плохо.

Я закрываю глаза в надежде, что всё вокруг исчезнет, окажется неправдой, и я снова буду в своём убежище, в одиночестве и безопасности. Зажмуриваюсь посильнее и жду. В желудке что-то мечется и ломится наружу, не хочет оставаться внутри меня.

Впрочем, сейчас и мне этого не хочется — каждая клетка моего тела опухла и болит, а мочевой пузырь готов лопнуть. Мысль о том, что внутри меня оказалось столько воды, приводит в ужас. А ещё страшнее то, что причина ужаса от меня ускользает.

«Мне холодно…»

«Кто здесь?!»

Распахиваю глаза, осматриваюсь, но в палате никого нет.

«Согрей меня…»

Голос внутри моей головы. Но там не может быть никаких голосов. Не должно быть. Зову:

«Помогите! Подойдите ко мне! Пожалуйста…»

«Мне холодно! Мне холодно! Мне холодно! Мнехолодномнехолодно!»

Голос уже визжит. Хочется заткнуть уши, но руки надёжно зафиксированы. Вряд ли бы это помогло, но слушать это просто невыносимо. Крик иглами протыкает барабанные перепонки и отскакивает эхом внутри черепа.

Я перестаю чувствовать своё тело. Весь мой мир состоит из сумасшедшего визга. Боли. И холода, который уже поднимается по рукам и ногам. Ползёт по венам. Замораживает сосуды, захватывает внутренние органы. Выпадает снегом из глаз.

Я замерзаю. Покрываюсь инеем.

Вода в моём теле орёт на меня, пока мы вместе становимся льдом.

Автор: Александра Гаранина
Оригинальная публикация ВК

— Ничего не мятые, не бубни. Я их гладил.

— Космы свои чёрные причеши.

— Причешу, — послышалось сквозь зубы.

— Спину выпрями, — раздалось сразу после хлопка по позвоночнику.

Паша непроизвольно дёрнулся от такого внезапного нападения и попытался контратаковать подзатыльником. Но товарищ был не так прост и резко наклонил корпус вперёд.

— Оп, увернулся, — рука прошла прямо над головой. — Штрафной пендель хочешь?

— Да как ты надоел сегодня, а. Ну хуже мамки, — Паша явно начинал раздражаться.

— Не ори на мать, тебя ещё учить и учить. В конце концов, ты в моей квартире живёшь.

— Это временно.

— Это временно тянется уже второй год. Когда работу нормальную найдёшь?

Эту нападку Павел решил проигнорировать. Плотный букет вернулся владельцу в руки.

— Ты хоть придумал, куда её поведёшь? — шатен неряшливо смахнул с себя не успевшие впитаться капли.

— Да, на ипподром.

После этого заявления в воздухе повисла неловкая пауза. Егор резко тряхнул головой, чтоб прервать её и выдать очередную остроту.

— Зачем? Чтоб понять, почему тебе в зубы не смотрят?

— Ой, ты сегодня прям заноза в заду. Нет, посмотреть на лошадей, представить, словно я отважный рыцарь, борющийся за сердце дамы на ристалище.

— Паш, с твоей комплекцией спички тебе из ристалищ светит только за сахар в магазине бороться со стариками. И то я скорее поставлю на старика, чем на тебя.

— Тебе снова напомнить древнее крылатое выражение?

— Сам пшел на хер.

Уверенность, которая обычно у Павла таяла с каждым часом, сегодня держалась крепко. Неудивительно, намерение сделать предложение Лене зрело уже года полтора, за которые уже успели пройти все стадии принятия.

— Ну, я пошёл.

— Бывай, ихтиандр.

К счастью для Егора, в этот момент Паша уже закрывал дверь, что помешало ему кинуть чем-нибудь. Но настроение никак не испортилось, ведь сорок минут спустя Павел уже был на месте, рука об руку со своей высокой избранницей в лёгком летнем платье.

— Паш, скажи мне, а зачем мы на ипподроме? — девушка недоумённо нахмурилась, когда они прошли входную арку. — Я же говорила, что мне по душе больше рыси и другие кошачьи. Да и сейчас тут будто никого.

— Милая, это сюрприз.

— Паша, я понимаю, что сюрприз, но я переживаю, что сюрпризом станет то, что ты проиграл квартиру, сделав ставку на скачках, как мой дедушка.

Об этой детали жизни своей половинки парень как-то не спрашивал, что заставило его незыблемую уверенность дать трещину.

— Ну, ты же знаешь, — Павел непроизвольно старался скрыть смятение потоком неловких смешков. — Я никогда не болел лудоманией.

— А куда тогда делись те пятнадцать тысяч, что ты потерял на ставках на Интернешонале, чтоб было “интереснее смотреть”?

— Ну смотреть было действительно интереснее.

— Паша!

Дело принимало скверный оборот, а ведь ещё даже их не усадили на лошадей. Нужно было что-то срочно придумывать. К счастью, в этот момент к паре подошли работники ипподрома, и план Павла стал воплощаться в жизнь. Он видел, как возлюбленную усаживали на пустых трибунах, пока его самого провожали в служебные помещения, где был приготовлен для него доспех.

— Слушай, какой-то ты худенький для таких лат. Может, не будешь в полных доспехах садиться на коня?

Павел только отмахнулся.

— Я уже решился.

— Твои похороны, брат.

С помощью мата, пота, нечеловеческих усилий и банки вазелина, простого парня всё-таки удалось одеть в броню, чтоб он смог хоть немного передвигаться.. С лязганьем и поддержкой двоих работников Паша показался на свет в своём облачении. Пот уже начинал заливать глаза.

— А сейчас объявляется поединок за сердце прекрасной Елены.

Девушке такой поворот явно не понравился, она вскочила со своего места и уже собиралась рваться на арену, как Павел наконец вновь появился на арене, в своём гремящем облачении.

Павел что есть силы материл Егора за его шутки про комплекцию. Но после пары минут в полном доспехе Павел нехотя признал, что друг был прав. Ему привели статного чёрного коня, украшенного цветами, в турнирной сбруе. Шуточный противник уже седлал коня. А у парня возникли проблемы. В латах с трудом давалось даже поднять ногу.

— Ну ты и доходяга, — прокряхтел работник, помогающий взобраться на коня

— Ага, моего друга не знаешь?

— Не знаю, знаю только то, что тебе явно в зал не помешает сходить. Благодари местных реконструкторов, что они тебе вообще дали это в аренду.

Парня это задело, но всё же это было правдой. С трудом перехватив копьё и щит, Паша уже приготовился стартовать.

— Ну, давай горн.

А дальше всё как в тумане. Скорость, звук удара, полёт, искры из глаз, темнота, гудящая башка.

— Паша! Паша, ты в порядке? Паша, ответь, молю!

После падения с лошади Паша не был уверен, что он Паша. Тело звенело, пот лился где только могла просочиться вода.

— Паша, ну вот ты дурак. Ну зачем весь этот спектакль? Будто я тебя любить меньше буду, если у меня не будет какой-то экстравагантного события перед свадьбой. Мне уже хватило историй, как подруги с живыми бобрами фотографировались и по итогу остались со швами на руках.

Лена с трудом стянула с возлюбленного шлем.

— Мне кажется, что с такими выдумками ты уже просто до свадьбы не доживёшь. Давай мы просто тихо распишемся и пойдём поедим хороших хинкалей в ресторане?

И пускай всё тело парня болело, встать он смог только с помощью трёх человек, но всё же он был счастлив. Ведь несмотря на всё, он выбрал правильную женщину.

Автор: Ярослав Кулындин
Оригинальная публикация ВК

Пырнуть ножом за косарь, избить за «самсунг», который держит заряд не больше тридцати минут, украсть из бардачка старый фонарик, мыльницу-радио, аптечку. Воровали всё и не останавливались ни перед чем.

Каждый час в каналах ТГ, писавших летопись наших дней, появлялись скверные новости. Точнее, они из них не пропадали. Да и посты с #втакси собирали много реакций: от смайликов говна до сердечек в огне. «Ржаки» перемешивались с трешем и трагедиями, как белый пушистый снег с грязью и кровью. Контент будет всегда!

У Виктора за сотни поездок случилось только одно приключение. Не желая расплачиваться, лудоман выпрыгнул прямо на ходу. Лехой его звали. Сам представился, всю дорогу ныл, что сливает в онлайн-казино и жизнь, и семью. Ближе к финишу сиганул с заднего сиденья на скорости около тридцати километров в час.

«Ладно хоть притормозить немного успел!» – вспоминал Виктор. Тогда он сразу понял, что его кинут. Кидалы – еще те суетологи, но так себе актеры. Схема одна. Безнал не ставят, налика тоже нет. Тянут время, мол, сейчас переведут с карты на карту или кто-то встретит, расплатится.

Окраины. Слова «pizza», «burgers», «craft» меняются на «пивасик с газик», «беляши», «суши жуй», стеклянные новостройки-свечки с завистью и злостью смотрят на облезлые двухэтажные дома барачного типа. И там, и там горит свет, живут разные судьбы, люди. Работающих фонарей все меньше. Через один… через два… километр темноты.

До коттеджа, который Виктор не мог продать уже три года, оставалось около сорока минут езды. Он обращался к риелторам, публиковал объявление о продаже, но вскоре все отменял. И так по кругу, каждые полгода. Воспоминания, как капризная хозяйка, то указывали на дверь, то любезничали и не выпускали из дома.

«Пустые дороги. В непогоду это даже опаснее плотного трафика. Снег валит, ничего не видно, и раз – перед носом ДТП или затор. Затормозить не успеешь, как вписался! А у меня машина, как у деда корова – кормилица!» – рассуждал Виктор, прищуриваясь и пытаясь разглядеть впереди хоть что-то. Накопившаяся усталость давала о себе знать.

Дальний, ближний свет. Толку мало. Снег проглатывал всё.

Виктор решил остановиться у автобусной остановки, перекурить, размяться. Раньше там работал ларек. Сожгли.

– Не подбросите до поселка? – из темноты послышался женский голос. – Устала ловить машину, а здесь вы.

– Куда вам? – опешил Виктор, наблюдая, как девушка лет тридцати в короткой черной осенней куртке и шапке с каким-то дурацким бумбончиком подходила к нему.

– В поселок.

– Это я понял. Вам который налево или направо?

– Налево, то есть направо. От шоссе направо! В Яр мне.

Виктор прикинул, что ему ехать совсем в противоположную сторону, да еще и пять с гаком километров по плохой погоде в час ночи. Опять не выспаться.

– Прыгай. У меня не курить и ваши дудки электрические тоже!

Тронулись с места. Виктор прибавил печку, чтобы обдуть теплым воздухом замерзшую пассажирку. Боковым зрением видел, как сильно ее трясло.

– Саша. Я Саша. Александра. Но Александра мне не нравится. Поэтому Саша! – представилась попутчица, отстукивая зубами морзянку и грея раскрасневшиеся от холода ладони.

– Витя. Все нравится и все бесит одновременно. Поэтому просто Виктор.

Повисла пауза. «Шшык, шшык» – слышно только работающие дворники.

– Не боитесь ехать непонятно с кем по ночам? Почему такси не вызвать?

– Боюсь, но что делать? Домой надо. Телефон сел. Как залила его, совсем зарядку не держит! – ответила Саша. – Да и вы на маньяка не смахиваете!

– Не смахиваю? А есть прямо отличительные признаки? Ладно, забудьте! – решил не разгонять тему дальше, прибавив громкость радио. – Что ночью на остановке забыли?

– Долгая история! Лучше не будем об этом, – отмахнулась девушка. – Оказалась, и всё! В летних кроссовках. Хорошо хоть куртку теплее взяла и шапку. А вы куда едете, в гости?

– Какие гости?! Домой. Куда же еще в такую дерьмовую погоду?!

– Тоже в Яр, что ли?

– Нет. Мне налево от шоссе.

– Это в коттеджи около дачных сообществ?

– Угу!

«На заправку тогда после заеду. Пожрать там же возьму».

Виктор не сразу понял, кого именно ему напоминала попутчица. Только после того, как она, согревшись в салоне, расстегнула куртку и распушила волосы, всё стало предельно ясно.

– Я, может, покажусь вам странным, но меня не отпускает. В городе, да вообще в мире, до фига придурков. Концентрация дури как на метро Маркса утром в час-пик. А вы близ трассы, одна, ночью! Совсем нестрашно? Не хочется по-отцовски вас отчитывать, да и кто я такой? Но…

– Перестала бояться. Как-то надо жить. Я, как моя подруга Машка, обратно в свой колхоз не хочу. Хоть убейте, но не поеду домой. Да, не всем повезло родиться с богатыми мамами и папами. Ладно хоть в Яру зацепилась! – затараторила Саша.

– То есть вы не местная?

– Нет, но мне кажется, все самые страшные места города я изучила получше здешних. Ага! Им даже не снилось, в каком городе они живут. За угол центра бы заглянули!

– А вы заглядывали?

– Не хочу об этом. Пожалуйста, просто отвезите меня домой.

Виктор еще хотел что-то добавить, но сглотнул вопрос вместе со слюной. По радио заиграла невнятная рэп-тарабарщина.

В поселке Саша указала на нужную улицу, поворот, дом, подъезд. Ощущение внутри словно двадцать лет назад. Машина времени существует, стоит только открыть глаза. Магазин «Дёшево всё!», как попало запаркованные иномарки во дворе, шатающийся алкоголик, стая собак.

– Спасибо. Вы меня просто нереально спасли! – отстегивая ремень безопасности, поблагодарила Виктора Саша.

– Погоди! – он открыл бардачок. В нем лежало штук десять перцовых баллончиков. – У меня тебе подарок! Такой же странный, как наша беседа. Возьми.

Девушка опешила, испуганно посмотрев на водителя.

– Бери, бери! Мало ли… пригодится! А лучше, чтобы ты им никогда не воспользовалась!

– Ну окей. Мутный вы какой-то, простите. До свидания! – схватив «дезодорант от людей», Саша спешно покинула автомобиль, нырнула в подъезд.

Дома пусто. Холодно.

– Даш, прости, задержался. Подвозил девушку. Не бросать же ее ночью на дороге? Еще и шапку забыла. Если бы не колесо, я бы тебя тогда забрал с работы, а не тот придурок! Но мы его найдем, я его найду! – с порога обратился в темноту Виктор, поставив пакет с едой быстрого приготовления, из которого торчал бумбончик шапки.

Ему никто не ответил.

Выцветшая фотография по-прежнему молчала.

Автор: Вадим Сатурин
Оригинальная публикация ВК

Бабушка говорила, что всем нам нужно уходить. После смерти мы хороним тела, чтобы душа смогла закончить своё плетение и отправиться в небытие. Но я не хотел отдавать Вафлю, и, как оказалось, он тоже хотел остаться. Для меня стало открытием, что мы разговаривали с ним на равных. Мы играли, болтали, баловались и шутили. Я потерял счёт времени, перестал есть и спать. Вафля оставался в мире духов, а я не мог вернуться в свой, боялся потерять его. Бабушка долгое время ничего не делала, пока в одно утро не вытащила меня из кровати и не связала, посадив на пороге. Она хотела научить меня плести, и я запомнил тот урок на всю жизнь.

Вафля исчез, а я не мог простить бабушку, хоть сейчас и понимал её. Позже, когда я выплакал все свои детские слёзы, она сказала, что Вафля должен был исчезнуть сам, ведь прошло уже три недели после его смерти. Она решила, будто он пил из меня жизнь, но на самом деле я слишком увлёкся, не надо было играть с ним так часто.

От мельтешения ярких искр у меня тут же закружилась голова и заломило в висках, я сразу никого и не увидел, потёр переносицу, попытался отделаться от воспоминаний и почувствовал холод ветра ― полегчало, а когда я вернулся, то сразу увидел его…

Лис лежал в корнях жимолости. Он прижал уши к голове и следил за мной прозрачными глазами. Я опустил взгляд к черепу и почувствовал невидимую нить, что держит души на земле, но её присутствие было столь мелким, что даже духи не могли увидеть её.

― Это твоё? ― я протянул ему череп, но ответа не получил. Может быть, решил, что я обращаюсь не к нему? ― Я могу помочь тебе уйти, ты хочешь уйти?

Несколько минут он не двигался. Я всё так же продолжал сидеть на корточках, упираясь коленом в мокрую землю. Лис пытался сравняться с корнями жимолости. Несколько мелких духов с интересом наблюдали за нами, умостившись на облезлых ветках куста.

― Кто ты?― тревожно спросил он наконец, навострив уши.

― Я соберу твою душу, чтобы ты продолжил путь.

Лис поколебался:

― Зачем?

― Чтобы покинуть это место.

Лис поднялся и, понюхав воздух, вновь посмотрел на меня, о чём-то размышляя.

― А зачем мне покидать это место?

Я ответил словами бабушки:

― Чтобы найти покой…

Лис облизнулся и плавными движениями, не задевая сухой травы, направился ко мне. Духи вновь оживились, запрыгали, замигали и разлетелись, словно светляки, потревоженные ветром.

― А что ты здесь делаешь? ― спросил он и сел напротив.

― Собираю кости, ищу хозяина, вплетаю в его души непрожитые уроки и провожаю в последний путь.

― Зачем?

А я задумался, действительно, зачем. Вафля хотел остаться со мной, несмотря на то, что ему будет лучше там. Я не видел этого небытия, о котором говорила бабушка, но она всё твердила и твердила, что лучше ничего не чувствовать, не злиться, не любить, не болеть, не переживать, потому что она устала. Но Вафля-то не уставал.

Я отвёл глаза и сжал челюсть. Бабушки нет уже как двадцать лет, а я до сих пор злюсь из-за щенка.

― Я не знаю.

― Все уходят?

― Нет.

― А можно я останусь?

Я ответил:

― Да, ― и тут же спросил: ―Но почему ты хочешь остаться?

Лис думал долго, так долго, что даже несколько особо любопытных духов разочарованно перелетели на соседний куст.

― Не знаю, ― наконец ответил лис, ― ты спрашивал у других?

Я кивнул.

― Что они отвечали?

― По-разному.

― Что ты с ним будешь делать? ― лис посмотрел на свой череп.

― Оставлю здесь, ― я покрутил его в руках и заглянул в пустые впадины глаз.

― Аа… ― лис замялся, потом вновь подался, замешкался. ― А кости… их можно…

Я продолжил за него.

― Хочешь, чтобы я отнёс твой череп в другое место?

Рыжий тут же оживился:

― А ты можешь?

На мгновение я задумался. Темнеть начнёт примерно через два часа, а по темноте идти опасно.

― Могу. Если это недалеко.

Духи слушали наш разговор и шевелились, гудели как осы, негодовали, завидовали. Я понимал их. Когда-то эти неживые существа не могли покинуть место захоронения и лишь витали в воздухе вокруг своих костей. Не всем везёт путешествовать после смерти. Только спустя очень долгое время, когда кости становятся пылью и разносятся на километры, они могут пойти по следу своего праха.

― Что я буду должен для тебя сделать?

Я усмехнулся и подумал про себя: «Мёртвый лис, что ты можешь для меня сделать? Какие сокровища скрываются в твоих костях, чтобы меня это заинтересовало? Я уже готов отнести тебя, куда захочешь», но всё-таки спросил:

― Просто скажи, куда нужно отнести его… тебя...

― Домой.

Я хотел было ответить, что он ошибается, что нет у него дома, что ни у кого из нас его нет, мы лишь скитальцы, проживающие свою жизнь там, где нам меньше всего рады, и детям природы это должно быть очевидно. Но я никогда не переубеждал их, не заставлял уходить. В глубине души знал, что променял бы свою жизнь на холмы и лес, на голод и холод, на страх и тревогу, лишь бы после смерти стать бессмертным духом, обнимающим деревья.

Лис следил за моим лицом и как будто бы знал, о чём я думаю, но не отвлекал, ждал. Я посмотрел на череп, поёжился от холодного ветра, отряхнул влажную коленку и сказал:

― Веди меня… ― я хмыкнул, ― к своему дому.

Он повёл меня в чащу, не тревожа ни ветра, ни травинки. Проходил насквозь кусты, а я следил то за ветками, норовящими хлёстко ударить меня по лицу, то за пушистым хвостом, мелькавшим в поваленных деревьях. Еловые стволы блестели и переливались от облепивших кору духов. Лес жил, несмотря на то, что многие из его обитателей давно потеряли свои тела.

Я даже и не знал, сколько времени мы ломились сквозь чащу. Звук треснувших веток пугал всю живность вокруг, а мёртвых притягивал, я отмахивался от них, как от назойливых мошек, что норовили попасть в глаза или залезть в рот.

Дорога затягивалась, а промокшая штанина добавляла неприятных красок в эти приключения. Я кожей ощущал то, что день сменяется вечером, а вечер скоро перетечёт в ночь, но не торопил своего проводника. Он всё так же вёл меня вглубь леса по тропинке, видимой только ему. Тревожно смыкались деревья за спиной, обступали спереди, и, если б не светлый хвост и холод черепа в кармане, я давно развернулся бы обратно и пошёл домой.

― Мы уже близко, ― сказал лис, и я наконец увидел, как впереди еловая чаща расходится, земля освещается ускользающим днём, разрастается холмами и обрывается на склоне.

Я не спрашивал, куда мы идём, не потому, что мне было всё равно, я боялся нарушить вот эту грань, где я мог разговаривать с лисом. Духи животных совсем не ручные. Никогда не поймёшь, что им нужно и что они хотят, человеческая речь их может спугнуть – это не люди, для которых поговорить считается ритуалом.

― Здесь, человек. Оставь мои кости на земле, ― сказал лис, остановившись у обрыва. Он обмяк, точно всю жизнь стремился к своему Граалю и наконец нашёл его, заворожённо всматриваясь в его позолоченные грани. Я боялся подойти ближе, чтобы посмотреть туда же, но череп не бросил. Сел на корточки, медленно подползая к краю, и больше всего боялся не понять, спугнуть наваждение от близившейся разгадки.

― Здесь мой дом.

Я замер, даже мысли остановились. Взгляд заметался по холмам и голым деревьям, костлявыми пальцами царапающими серое небо. В такие моменты я пытался поймать любое слово дикого духа, будто оно было водой, а я рыбой, выброшенной на песчаный берег. Дом?

― Здесь дети моих детей.

По спине пробежали мурашки. Я пытался смотреть, но ничего не видел. Духи мельтешили тут и там, заслоняя собой всё. Но я боялся посмотреть иначе, перестать слушать лиса. Я продолжал осматривать, но становилось темно. Но я сидел и думал непонятно о чём, пока духи, мелкие, точно мыши, не начали обступать холм с поваленной на него корягой.

― Я боялся, что мы с ними никогда не встретимся. Сегодня последний день.

Я всё силился увидеть, как из-под старого покорёженного пня вылезет рыжая лиса, выведет на охоту свою маленькую стаю, но сумерки и духи не давали это сделать. Коряга когда-то была упавшим деревом. Об этом говорил обломанный пень, острыми гребнями торчащий вверх. Этому мёртвому духу хотелось увидеть семью. Семья была его домом, решил я и вдруг увидел движение.

― Я умер давно. Ещё там, рядом с рекой. Моё время пришло. Но я знал, что у меня осталась семья.

Я не мог разобраться, мельтешит трава или из-под бревна пытается вылезти животное. Духи мелькали, отвлекали.

― Почему ты не ушёл, человек? ― спросил лис, и я чуть не поперхнулся.

― Я хотел узнать, почему ты выбрал это место, ― сказал я, и лис удовлетворённо промолчал.

Из-под бревна вылез дух, такой же, как и находился сейчас рядом. Прозрачная, бестелая лиса. Она покрутила шеей, попыталась втянуть воздух, но сконфуженно фыркнула. За ней по очереди вылезли четыре щенка, медленно, будто они ещё живые. Как и мать, пытались опознать запахи и опасливо озирались на мелкие огоньки, как оказалось, не зря. Один из самых сноровистых и дурных душков прыгнул на хвост лисёнку, и тот пискнул, бросился к матери.

Я ненароком улыбнулся, но вдруг затаил дыхание. Эти духи не были похожи на остальных. Я чувствовал их плетение, видел, знал, что они…

― В тот день пришёл ветер и мокрое небо, оно рычало. Моя старшая дочь осталась с выводком. Она была одна. Охотники поймали её самца. Никто не смог им помочь.

Лиса вылизывалась и периодически смотрела за щенками, которые уже начали охотиться за потревоженной ветром травой, прыгали за духами, пытаясь поймать, а те мотыльками разлетались в разные стороны.

― Дерево держалось долго. Оно крепло корнями в земле, где ещё мои предки выкопали нору. Оно выхаживало нас долгое время, но решило уйти в тот момент, когда моя старшая дочь собралась на охоту. Её сломало прямо на выходе. Дерево закрыло путь щенкам, а они были ещё слишком маленькими, чтобы вырыть другой лаз.

Я не моргал, боясь спугнуть виде́ние, где души лис сплетутся в красивый узор, растворятся и исчезнут. Но этого не происходило, духи лисят прыгали, бегали, веселились. Их мать спустилась с пригорка. Её шкура отблескивала чёрными пятнами, обрисовывала узор, как и на шкурах четверых лисят, играющих друг с другом в догонялки. Чернота. Они то драли друг друга за уши, то отскакивали и прыгали на мать, которая, в конце концов, подняла мордочку к холмам. Она смотрела на нас всего мгновение, и в этом взгляде я увидел и боль, и доброту, и непомерную мудрость. Она кивнула не то в знак приветствия, не то прощания, и лис ответил ей тем же.

Я старался не моргать. Чёрные пятна становились всё больше, свет маленьких душ горел ярче. Глаза защипало, и я потёр их рукой, а когда разомкнул веки, всё закончилось. Лиса с лисятами растворились.

― Моего дома больше нет, ― сказал дух.

Я кивнул и поднялся. Сумерки плавно перетекали в ночь, но духи освещали тропы и деревья, я видел довольно много.

― Я всё ещё могу отправить тебя в небытие.

Но он ответил не обернувшись:

― Я хочу помнить их.

― А как же другие твои дети? Ты говорил, что это была старшая.

― Она была последней.

Я замялся:

― А зачем тебе помнить их?

Он не ответил и положил голову на лапы, всё так же не поворачиваясь. Я чувствовал его боль так же ярко, как и свою. Внутри начал разгорался огонь.

Я вспомнил и Вафлю, и свои слёзы, и проклятья. После смерти бабушки я всегда спрашивал разрешения, прежде чем отправлять духов в небытие, взять на себя ответственность за их переход всегда казалось мне диким. Да, они всегда говорили о своих желаниях, и они были мирные. Духи хватались за жизнь, желали бродить по лесам или не испытывать голода и страха, но лис выбрал путь страдания, он хотел быть и помнить о смерти своих любимых.

Я вгляделся в его плетение. Оставалось совсем чуть-чуть, чтобы он наконец смог забыться, но не подходил и не брался за нити. Я боялся предать и себя, и Вафлю, и обещание никогда не делать того, что сделала бабушка.

― Ну чего же ты медлишь? ― спросил лис и посмотрел на меня. ― Думаешь, я не знаю, что ты хочешь?

Его слова ударили мокрым хворостом по рукам, и я дёрнулся, тут же взял недостающую петлю и закончил вязь так же быстро, как отдирают пластырь. Не знаю, кому в этот момент было больнее ― мне или ему. Но мне точно по сердцу полоснули бритвой, и я чуть не задохнулся.

Лис вдруг поднялся. Его плетение засветилось, замерцало. Он бросил на меня недоумённый взгляд, и его глаза загорелись, точно звёзды, шерсть вздыбилась, хвост вытянулся в струну, словно перед прыжком. Настала оглушительная тишина, лис дёрнул ухом, будто его кто-то позвал, и тут же растворился.

Обратная дорога показалась мне тяжелее. На душе было так же темно, как и в лесу. Неожиданно на плечи навалилась усталость, будто я долгие годы тащил на них камень, который нужно было скинуть ещё двадцать лет назад.

Автор: Юлия Зубова
Оригинальная публикация ВК

Я сделал пару торопливых пометок в блокноте, затем нашел глазами официантку и помахал ей, прося счет. Четыре кружки кофе и блюдо оладий обошлись в доллар тридцать пять центов. Оставил на блюдце четыре блестящих кругляша с профилем Кеннеди. Почти законченная повесть стоила щедрых чаевых.

Упаковывая портативный “Гермес 3000” в футляр, я невольно залюбовался оливковым корпусом печатной машинки, причудливой вязью логотипа, клавишами мятного цвета. Красота и надежность вещей — то, что кажется почти забытым в наше время одноразовых заменителей.

Мне не терпелось показать повесть Бекке, а потом Гарри. Я решил сделать несколько ксерокопий — тут рядом, на углу.

...Прыщавого подростка за копировальным аппаратом я видел первый раз. Обычно меня обслуживала бойкая веснушчатая девчонка. Кажется, ее звали Лиз. Уже предчувствуя подвох, протянул парню кипу машинописных листов.

— В двух экземплярах, пожалуйста.

— Ага… Да, сэр, сейчас. Так… Секунду… Это вот сюда, потом жмем сюда…

Парень запорол три листа, прежде чем смог сделать первую нормальную копию.

— Сэр, может, вам лучше, ну… просто сфоткать или отсканировать?

— Простите, молодой человек?

— Ну… типа, отсканировать и… записать… типа, на диск.

— Какой диск? Как вы себе это представляете?

— Ну… а какой это формат? Или...

Я молча указал на настенный календарь со знававшим лучшие времена Элвисом.

— Какое сегодня число?

— Ну, двадцать третье июня.

— Какой год, молодой человек?

— Ну, типа, семьдесят пятый…

— А теперь целиком.

— Двадцать третье июня тысяча девятьсот семьдесят пятого года, сэр.

— Так о каком диске вы толкуете?

— Блин… Простите, я опять накосячил. Ну а что тогда? Типа, дискета? Кассета?

— Верните мне мои листы, пожалуйста. И копии, будьте добры. Сколько с меня?

Еще вечность парень потратил на то, чтобы подсчитать в уме сумму.

— Ну, типа, с вас семнадцать центов.

— У меня только квотер.

Смотреть, как это прыщавое недоразумение пытается наскрести мне сдачу с четвертака, было мучительно. Впрочем, парень тоже страдал — на лбу у него вздулись вены. Кажется, бедняга впервые видел монеты.

— Вот. Типа, восемь центов. Правильно?

— Правильно, молодой человек. Скажите, как вы вообще получили эту работу?

— Ну, Лиз приболела… Попросила подменить…

— Понятно. Передайте ей, что я очень жду ее возвращения. Прощайте!

Хорошего настроения и след простыл. Всегда злился на себя за это. Ведь такое плодотворное утро. Закончил повесть! Ладно, почти закончил... Но нет — теперь плетусь по улице с кислой физиономией из-за какого-то юнца. Вообще, об инциденте следовало бы сообщить. Я плачу столько денег вовсе не затем, чтобы чувствовать себя персонажем нелепых скетчей. Нелепых и неуместных.

Я спустился на паркинг. Синий “Мерседес” стоял на своем месте — в гордом одиночестве. Мне уже не терпелось выехать на улицу. Этот роскошный 116-й я арендовал неделю назад, но каждый раз за рулем немецкого красавца был как первый. Еще немного — и благородная “берлинская лазурь” кузова вновь начнет переливаться на солнце. Хорошо, что сегодня солнечный день. Впрочем… они здесь всегда солнечные.

С первой передачи переключил сразу на третью и прямиком на четвертую. “Мерседес” стрелой вылетел из подземного гаража. Когда стрелка спидометра достигла отметки восемьдесят миль в час, я выдохнул. Скорость успокаивала. Хоть я и знал, что через пять минут на КПП у границы Элизиума придется притормозить.

До дома домчался с ветерком. Правда, потом наступило неизбежное наказание — парковка. В сотый раз напомнил себе, что надо установить хотя бы завалящий парктроник. Парковаться, ориентируясь лишь по зеркалам заднего вида — нет, я все же не настолько люблю старую школу!

Одарив камеру биометрической системы широкой улыбкой, я вошел в прохладный холл нашего дома. Достал машинописные листы из папки, намеренно шелестя ими как можно громче — чтобы было слышно в студии.

Навстречу мне выбежал радостный Капитан Боб. В литературе он вряд ли понимал больше моего, но шебуршащие бумажки ему явно пришлись по душе. Ну нет, парень. Гибель рукописи в пасти золотистого ретривера в мои планы не входила.

Бекка, конечно же, работала. Смерив меня недовольным взглядом, она едва заметно кивнула. Стерео-панель перед ее глазами лишь немного сместилась в сторону. Даже звук гарнитуры не сочла нужным уменьшить.

— Бекка, прости, — я помню, что обещал отвезти Рона в школу. Но утром нахлынуло вдохновение… давно такого не припомню.

— Я не сержусь, Грэг, — Бекка произнесла это своим “деловым” голосом, который бесил меня просто до чертиков. И она об этом прекрасно знала. — К счастью, Uber работает исправно. Тем более, в твоей колымаге даже детского кресла нет. Я молчу про отсутствие элементарной системы безопасности.

— Главное, что тормоза исправны, — попробовал пошутить я, уже понимая, что разговор не заладился. — Зато я почти дописал повесть. Глянешь?

Бекка скривила губы, но всё же взяла рукопись. Она быстро пролистала ее, сохраняя бесстрастное выражение лица.

— С “Золотыми воротами” напортачил, — пробормотала она, возвращая мне повесть.

— В смысле? — я был готов к критике, но при чем тут мост? Повесть вообще не про мост!

— У тебя написано, что из окна Эрики были видны “Золотые ворота”. Но если она живет на границе с Китайским кварталом, из окон был бы виден Бэй-Бридж, а не “Золотые ворота”.

— Я все время забываю, что детство одного из нас прошло в Сан-Франциско. Не мое.

— Не принимай на свой счет, Грэг, — пробормотала Бекка, даже не посмотрев в мою сторону.

— Наверное, стоило выбрать другое место действия. Но мне хотелось сделать тебе приятное…

— Да-да, я слышу это каждый раз, Грэг. Может, вместо того, чтобы ездить в Элизиум, проводил бы больше времени дома? Поверь, мне было бы приятнее! Интернет, кстати, все еще бесплатный. Да и жена, как видишь, кое-на-что может сгодиться. Иногда.

— Ты прекрасно знаешь, зачем я туда езжу! Я всего лишь хочу, чтобы мои истории были настоящими!

Бекка все-таки снизошла до того, чтобы свернуть стерео-панель.

— Ты сам-то себя слышишь, Грэг? От того, что ты пьешь бурду из кофейника в дешевом дайнере, расплачиваешься бумажными деньгами и…

— Монетами.

— Что?

— Сегодня я расплачивался только монетами, Бекка.

— Отлично! Надеюсь, ты помыл после них руки? Так вот, позволь открыть тебе секрет. От того, что ты что-то там печатаешь на прадедушкиной машинке в декорациях семидесятых, ты не становишься Буковски! Даже Брэдбери не становишься!

Грудь снова налилась свинцовой тоской. Мне захотелось исчезнуть.

— Бекка, мы много раз это обсуждали. Мне важно погрузиться в подлинную атмосферу времени. Я хочу, чтобы мои тексты… Чтобы… Чтобы это была плоть от плоти эпохи!

— Только их никто не читает, Грэг! Давай смотреть правде в лицо. Люди давно не читают — особенно слезливые антиутопии, которые ты почему-то так любишь. Кому это нужно сейчас? А нейросети пишут в тысячу раз быстрее и уж точно не хуже. Боже мой, да даже Валентин напишет повесть, если его попросить! Правда, Валентин?

— Большой и малый формат, сатирический компонент, эротические сцены — на ваше усмотрение, — промурлыкал Валентин откуда-то слева. Домашний андроид всегда умел подобраться незаметно.

— Ты не понимаешь, Бекка. Мне важно чувствовать, что все это по-настоящему! Что мой рассказ — не цифровая мешанина из мегабайтов в облачном хранилище, а, мать его, текст! Машинописный! На чертовой бумаге!

— И за этим ты ездишь в Элизиум? Ищешь настоящее там, где все — обман? — Бекка недобро ухмыльнулась. — Что дальше? Может, и от своей колымаги откажешься? Поставь симулятор водителя и хоть на лимузине Кеннеди катайся!

— А что дурного в симуляторах? В детстве я вообще обожал играть в симулятор козла, и что?

— Ты, кажется, до сих пор в него играешь!

— Один ноль! — Валентин дополнил свой комментарий ехидной мелодией из старого стендап-шоу.

— Валентин, снизь-ка “юмор” до 25%! — гаркнул я. Приехали: андроид смеется надо мной в моем же доме.

Но, как ни крути, я был окружен. Хотя сдаваться не собирался.

— И что ты предлагаешь, Бекка? Подключиться к нейросети, предоставить ей сделать львиную долю работы? Писатели веками создавали шедевры лишь при помощи рук и головы. Софокл, Шекспир, Чехов...

— Ну так не останавливайся! Пиши рассказы на пергаменте, а можешь прямо на папирусе! Хотя погоди, вот идейка получше — нацепи шкуру и рисуй истории на стенах пещеры, чего размениваться на мелочи? Вот было времечко, правда, Грэг? Не то что сейчас — сплошные симулякры!

Все сегодня объединились против меня. Прыщавый юнец, золотистый ретривер, угодливый андроид и моя собственная жена.

Я подбросил листы в воздух. Предполагалось, что они красиво разлетятся, подчеркнув драматический эффект от моего ухода. Вместо этого кипа бумаг шмякнулась на пол — где ею тут же занялся Капитан Боб.

— Даже этого не можешь! — крикнула мне вдогонку Бекка.

Запрыгнув в “Мерседес”, я стартовал с третьей передачи. Прости, старик.

***

Подъехав к главному корпусу Элизиума, кое-как запарковался. Какое-то время стоял, просто дыша полной грудью и любуясь видом причудливого здания. Удивительным образом оно не вызывало в памяти ассоциаций ни с одной из исторических эпох — хотя и включала в себя их все. Надеюсь, проектировщик остался доволен и творением, и гонораром.

В вестибюле ко мне устремился услужливый андроид.

— Чем я могу помочь, мистер Грин?

— Мне хотелось бы видеть моего личного менеджера.

— Боюсь, мистер Мэй сейчас решает вопросы в 37-м Ковчеге. Я немедленно отправлю ему…

— Нет, не стоит. Думаю, я прогуляюсь. Значит, в 37-м?

Коридор со стеклянными стенами казался перенесенным сюда прямиком из старых фильмов о покорении космоса. За прозрачными экранами были скрыты Ковчеги — детально воссозданные островки той или иной эпохи. Заглядывать в окна, подсматривая за другими беглецами от реальности, было любопытно.

Кто-то сидел за столиком уличного кафе на Монмартре, навеки застывшем в “Belle Époque”. Записывая вирши прямо на салфетке, поэт прерывался только для того, чтобы заказать еще один бокал дешевого вина. Другой сочинял в метро — в грязном, исписанном граффити вагоне нью-йоркской подземки 1990-х. Третий писал за столом, в квартирке в убогой мансарде, ночью, при свете керосиновой лампы… Люди приходили сюда не за комфортом — в конце концов, человечество никогда не жило комфортнее и безопаснее, чем в середине XXI века.

Нет, им было нужно совсем другое.

Они хотели видеть то, что пишут. Смотреть, как рождается их текст, как пульсирует в их руках податливая глина слов. Они хотели чувствовать момент. Они бежали из XXI века в те времена, когда их ремесло еще что-то значило. Во всяком случае, им самим так казалось.

Я нашел Мэя в одном из последних Ковчегов. Как выяснилось, возникли неполадки в системе климат-контроля в Шумере. Клиентам, осваивающим клинопись, было важно делать это с полным погружением — то есть при температуре 100℉. Лично я даже представить себе не мог, как в такой духоте можно что-то соображать. А они умудрялись сочинять гимны о богах и героях, записывая их заостренной палочкой на глиняных табличках. Да, Элизиум предлагал муки творчества на любой вкус.

— Мистер Грин, сразу хочу вас заверить, что тот неприятный эпизод, имевший сегодня место у копировального аппарата…

— Все в порядке, Фред. Накладки случаются. Я по другому вопросу. Хочу включить в свой тарифный план еще один Ковчег.

— Да, конечно, мистер Грин, какой же. У нас сейчас имеются акционные предложения по Елизаветинской эпохе и “ревущим двадцатым”...

— Нет, Фред. Меня интересует, так сказать, актуальный момент. Современность.

По глазам Мэя я понял, что этот ответ он ожидал услышать меньше всего. Впрочем, менеджер прекрасно умел скрывать удивление. Очевидно, что тут он слышал и не такое.

— Конечно, мистер Грин. Не стану скрывать, данный Ковчег не пользуется популярностью, так что проблем с удобным временем для посещения не возникнет...

— Великолепно, Фред. Давайте сразу перейдем к настройкам. За основу я хотел бы взять мой дом.

— Прекрасно, мистер Грин. Сканирование и 3D-печать не займут много времени.

— У меня всего одно пожелание. Насчет моих домашних. Андроид типа jHome-35, золотистый ретривер и супруга.

— Все органические копии выполняются, как мы говорим, в масштабе один к одному. Уверяю, вы не заметите разницы, мистер Грин!

— О, вот это как раз и не требуется, Фред.

— Простите, мистер Грин. Я не…

— Дело в том, Фред, что всех моих домашних надо будет удалить. Просто оставьте мой дом, ноутбук, полный холодильник и забитый под завязку мини-бар. Хотя… нет, постойте.

Я ухмыльнулся с видом победителя.

— Пожалуй, андроида можно оставить. Только выставьте ему параметр “юмора” на 0%.

Автор: Илья Воробьев
Оригинальная публикация ВК

Много чего напихал в этот сайт — почти неделю сидел, моргая опухшими красными веками. Я настолько проникся проектом, что загорелся написать ещё одну книгу.

Вишенкой на торте было вывешенное на портале предложение о помощи. Типа телефон горячей линии (придуманный), плюс люди-телепортеры могли прыгнуть в безопасное убежище по специальному знаку на странице сайта.

Задумал целую спас-комнату, обитую мягкими матами, — кто его знает, как телепортнётся человек, насколько он умелый в прыжках. А может, он будет прыгать в состоянии аффекта после нападения на него.

Сначала сделал коллаж из левых фоток, а потом рассердился на себя: «Толя, ты халтуришь!»

Махнул рукой и спустился в подвал своего дома. Живу я в старом кирпичном коттеджике, оставшемся от родителей. На цокольном этаже у меня небольшой гараж, который по весне всегда затапливает, поэтому ничего важного там не держу.

За несколько часов выгреб мусор (точнее, распихал по углам), заказал в онлайне десяток спортивных матов по паре метров длиной. Это же можно использовать как спортзал в будущем, да? Мне бы не помешало.

Не поленился, заказал печать настенного баннера. Придумал знак — помесь QR-кода и китайских иероглифов. Буквально через пару дней его привёз зевающий курьер.

На сайте моментально появились сам знак и фото подвала, устланного матами — чтобы телепортерам не страшно было прыгать. По идее, помещение с уникальным рисунком на стене должно стать отличным ориентиром для телепортера. На что только не пойдёшь ради раскрутки книги.

— Толь, ты сумасшедший, — бормотал я себе под нос, обновляя на портале раздел новостей Научного Центра.

Ну и примерно через недельку всё закончил — откинулся на спинку компьютерного кресла и сказал сам себе, хихикая:

— И это хорошо, Толяшик! Да будет так!

Порой я даже бываю рад, что живу один — могу творить всякую дичь втихаря. И не бояться санитаров. Такое счастье!

Следующим моим проектом стал тестовый стенд для проверки способностей псиоников. В дальнем углу подвала я начал создавать фрагмент лаборатории — набрал в магазинах эзотерики и экстрасенсорики всякий чудесатый хлам: рамки лозоискателей, кубы, хрустальные шары, стеклянные пирамидки и доски для гаданий Уиджи. Добавил несколько странных приборов, помаргивающих диодами.

Для антуражности притащил пару черепов. Самому понравилось, насколько это загадочно всё вместе смотрелось.

Поставил свет из четырёх кольцевых ламп и устроил фотосессию. Здесь явно не хватало красивой фигуристой ведьм… лаборантки.

И пока я похабно улыбался, размечтавшись, где-то за мной громко хлопнуло, и мне в спину дунуло холодным ветром, словно шквальным порывом перед грозой.

Меня всего передёрнуло от испуга. Я резко развернулся на сто восемьдесят, уронив одну из ламп.

На матах в полумраке подвала сидел на корточках подросток-старшеклассник. Лохматый, в растрёпанной одежде. Огромные круглые глаза уставились на меня, а в них мерцали отражения колечек светильников.

Мы таращились друг на друга, замерев на десяток секунд. У меня сдавило горло — я не понимал, что происходит. Это кто? Что?!

Наконец пацан моргнул и огляделся. Почему-то поморщился. Не понравилось тут? Ну да — это подвал, и хлама по углам много. А потом малец медленно поднял руки над собой, глядя на меня не мигая. Пришлось на всякий случай сделать шаг назад. «Что он делает?»

Визитёр сложил ладони над головой лодочкой и… прыгнул точно вверх, в потолок. Я аж зажмурился, ожидая удар о бетонное перекрытие.

Но хлопнул воздух, обдав меня морозной свежестью. И больше никого, кроме меня, в подвале не осталось.

Я так долго таращился в пустое место на матах, что заболели пересохшие глаза.

— Это что за нахрен такое было, Толян?! — наконец, просипел я. — Мне не привиделось? Может, чердачок-то поплыл на старости лет у пейсателя?

Я аккуратно подошёл к матам, где недавно сидел подросток. На мягкой поверхности чётко выделялись две ямки, формой похожие на ступни.

Очень захотелось выпить. Всё произошедшее вообще не укладывалось в голове! Я застрял в каком-то ментальном ступоре. Не закричал от радости или испуга, не запрыгал и не затанцевал. Просто побрёл к выходу, спотыкаясь о провода на полу и медленно хлопая ресницами.

Вылез по крутой деревянной лестнице наружу. Дошёл до холодильника в коридоре и неожиданно захихикал над собой:

— Ты только что видел самого охрененно реального телепортера, бро! Ха! Ты видел настоящего псионика, Толян! Он в потолок прыгнул! Ха-аха! Ему у тебя не понравилось, сцуко! Ха-ха-а!

Я смеялся, уцепившись за ручку холодильника и согнувшись в поясе. А в мозгу с грохотом осыпались все представления о мире. Казалось, сама реальность шла трещинами, норовя засыпать меня осколками.

Смеялся я долго, уткнувшись лбом в тёплую поверхность холодильника, пока не отпустило. Затих, рвано дыша. Потом распрямился, распахивая дверцу. Выхватил бутылочку соджу из прохладного нутра, свернул ей башку-крышку и жадно вылакал ледяное пойло.

Стало чуть легче, и голова стала работать.

«То есть все эти фантазии насчёт сверхлюдей… Не шутка? Не плод моих коллег-писателей и сказочников?! Это реально? Реально? Это же был телепортер? Или мне показалось?»

Словно не доверяя себе, вприпрыжку понёсся в подвал, чуть не грохнувшись с лестницы. Уставился на следы в центре мата. Подсветил их фонариком мобильника. Потом мягко осел на пол, теряя силы.

— Толян, тут две версии, — привычно бормотал я себе, пытаясь открыть в мобильнике приложение фотоаппарата, — или у тебя окончательно снесло крышу, или ты видел сверхчеловека. Да блин! — это я уже приложению. — Когда надо, ни черта не запускается!

С грехом пополам сделал снимки отпечатков с разных ракурсов. Понятно, что это не доказательство. Просто для себя — как факт, что это не глюк.

Потом закрыл глаза, стараясь вспомнить внешность визитёра. Нужно записать, пока не забыл. Футболка парнишки и правда выглядела потрёпанной и местами рваной. Ворот был растянут. Что ещё? Тёмные джинсы. Обувь была, судя по отметинам, но не заметил, какая.

Лицо совершенно стандартное, тощее. Только глаза большие. Голова лохматая. Похож на тысячу школьников, что носятся по улицам нашего посёлка, добирая остатки августа перед школой.

Вздохнул и аккуратно записал всё, что вспомнил, в смартфон. Не густо с описанием внешности.

«Толяшик, со зрительной памятью у нас большие проблемы, бро!»

Следующие дни я проводил в подвале, надеясь, что телепортер заглянет ещё раз. На сайте, рядом со знаком, написал меленько:

«Не бойтесь! Поможем всем, чем сможем — крышей, едой и лекарствами!»

Но проходил день за днём, а никто не появлялся. Я установил камеру, чтобы всё автоматически записать. Весь свет направил на маты, поскольку все остальные проекты забросил. Я ждал! Сидел и ждал в оцепенении целыми днями.

Через полмесяца решил, что всё это мне приснилось. Ну придремал немного, бывает. Сидеть в подвале постоянно сил уже не было. Да и гонять вхолостую аппаратуру уже не получалось — камера стала глючить и вырубаться. Поэтому решил пойти немного другим путём.

Рядом с матами поставил журнальный столик, на котором разложил несколько лотков с ещё тёплой едой и пристроил небольшую аптечку. Плюс, секунду посомневавшись, положил рядом с коробками купюру в пять тысяч рублей. Подумал и положил ещё одну. Судя по виду подростка, деньги ему точно не помешают.

Так и повелось — утром и вечером я ставил на столик свежие ланчбоксы с едой, забирая старые нетронутые, и уходил к чёрту из подвала. Признаюсь, чувствовал себя идиотом. На душе было так горько. Но я всё больше склонялся к тому, что это всё бред, рождённый моим невеликим разумом.

Ближе к середине сентября привычно спустился в подвал. «Пора уже заканчивать эту историю. Сам-то себя не обманывай, бро! Телепортеры-хреноптеры! Дяде захотелось сказки?»

Внутри жгло обидой, словно при сильной изжоге. Не представляете, как же это грустно — прикоснуться к чему-то неведомому и получить пшик в итоге.

Печально убрал чистенькие пустые боксы для еды в пакет. Поставил свежие коробочки на их место. Выровнял аптечку на столешнице, и… не увидел рядом купюр. Я же их специально камешком придавил, чтобы не сдуло на пол сквозняком. Камешек вот он, а купюр как и не было.

С кряхтением присел на корточки, заглядывая под столик. Да блин! Где они? А потом глянул на пакет с пустыми ланчбоксами. Пустыми?! Что?!

Резко вскочил на ноги, аж в затылке закололо. Нервно зашарил в пакете, вытаскивая наружу пластиковые коробки. Они абсолютно пустые! Они…

— Тихо, Толян, — прошептал я, уронив пакет на пол, и судорожно стал растирать заболевшие виски. — Спокойно, бро! Это реально! Это, сцуко, реально!

Широкая улыбка лезла наружу, растягивая губы в идиотской гримасе. Хотелось хныкать от счастья! Всё это реально! Боги! Но как? Как мне не отпугнуть телепортера? Он же явно дико боится меня! Ребёнок напуган и, скорее всего, бродяжничает.

«Так, Толян! Надо притащить сюда побольше ламп! Поставить наконец камеру с датчиком движения… — идеи так и хлестали из меня, но я почти сразу сообразил: — Этим я только ещё больше напугаю парня! Может, ему одежды купить? И положить тут рядышком? А откуда я узнаю его размеры? У меня детей нет. Записку написать про размеры? Смешно».

«А лекарства не трогал?»

Я нервно открыл защёлки аптечки. Так и есть — парень часть содержимого забрал. А его я хорошо помнил. Не хватало пачки пластырей разных размеров. Нескольких упаковок жаропонижающего. Он простужен? И обезболивающих нет.

Я оставил на столике свежую еду, пополненную аптечку, а рядом положил ещё одну оранжевую купюру. Снова улыбнулся, аккуратно всё поправляя, и пошёл наверх.

День провёл как на иголках, постоянно прислушиваясь — нет ли каких-то шевелений в подвале? Вообще-то, ситуация немного пугающая, словно из ужастика. И кто же к нам в подвал наведается?

Ближе к вечеру не выдержал и спустился вниз, чтобы проверить помещение и столик. Никого не было — всё лежало нетронутым с утра.

Это печально, но ничего! Толян умеет ждать!

Оставил свежие ланчбоксы и снова потопал к лестнице: «Сегодня ночью явно не усну — буду лежать и прислушиваться…»

Додумать мысль не успел — сзади резко хлопнуло, и в спину прилетела волна холодного воздуха. Ура!!!

Я с широкой улыбкой развернулся и обалдел — на матах посреди комнаты стояла пара высоких парней в джинсах и серых футболках. Они крутили головами, равнодушно изучая подвал. Потом уставились на меня и синхронно подняли обе руки, выставляя открытые ладони в мою сторону.

«Да ну нафиг! Что-то мне этот жест не нрав…»

Волна огня клубами рванула в мою сторону. Я зайцем прыгнул на лестницу, благо она была рядом, и с воплем взлетел наверх. Под зад меня толкнул кулак горячего воздуха, поэтому вылетел как пробка из бутылки.

Грохнулся на кухонный стол. Ножки его подломились, и мы со столешницей съехали в сторону окна.

Из дыры подвала вверх ударил фонтан огня, поджигая выцветшие обои, и врезался в потолок. В кухне стало нечем дышать.

Господи боже мой! Я со звериным воем понёсся в коридор, вышибив дверь. Больно ударился плечом, но ринулся дальше, стараясь не замечать боли. Вылетел на улицу, спрыгнул с высокого крыльца и рванул к дощатым воротам. Прочь отсюда!

А за спиной с хлопком вылетели окна и осыпались сверкающим стеклянным крошевом. Оглянувшись, вовремя увидел, что в мою сторону тянется дымный язык пламени, пытаясь достать и сожрать!

— Мать вашу! Бро, падай! — заорал я сам себе и бухнулся пузом в жухлую траву.

Огонь лизнул воздух надо мной так близко, что запахло жжёными волосами. Я же вжимался в землю, судорожно вертя головой.

В доме уже царствовал огонь — чёрный дым струился по всей поверхности черепичной крыши и столбом уходил в небо. Пламя гудело внутри, грызло что-то, чавкая и урча, тварь!

Я вжался в угол забора, сердце бешено колотилось в груди, от ужаса не получалось продышаться. Ждал, что сейчас из дома, охваченного огнём, как терминаторы, выйдут давешние парни, которые всё это устроили. Но пламя продолжало гудеть басом, постепенно убивая мой дом — и больше ничего не происходило.

А я лежал в траве и смотрел слезящимися глазами на огонь с шапкой густого чада. Старался не думать, сколько внутри сгорело памятных и дорогих мне вещей, фотографий и документов. И лучше не считать стоимость уничтоженной аппаратуры. Ну и самое дерьмовое — млять, я же теперь бездомный!

Где-то далеко пронзительно закричала женщина — соседи заметили пожар.

***

В больнице я провёл больше двух недель — лечил обожжённые ноги, частично подпалённую спину. Постричься пришлось налысо, так как весь затылок обгорел. И вот такой красавчик, я понимал, что ещё хорошо отделался. Потому что всё произошедшее сильно походило на предупреждение: «Не влезать! Убьёт!» Да, типа намекнули. А была бы задача добить — добили бы.

Я всё осознал и принял к сведению. Снял небольшую комнатку в общаге на окраине города и затих. Ни к чему мне такие проблемы! Забыли, проехали. Да, судя по всему, реально существуют особенные люди. Но, похоже, это тайна немного… охренеть какого масштаба! Следующего предупреждения может уже и не быть — эти люди просто разотрут меня, как плевок по асфальту. Нафиг-нафиг!

Я тихонько восстанавливал документы, долечивался и удалённо работал. К счастью, некоторые накопления у меня остались, и была возможность купить простенькую квартиру в городе. Вопрос: сидеть здесь на попе ровно или уехать в другой регион и начать всё с чистого листа? Например, на Сахалин?

Хотя с возможностями этих «серых» парней — телепортацией и пирокинезом — найти меня и сжечь могут где и когда угодно. Поэтому дёргаться «за горизонт» бессмысленно.

Совру, если скажу, что выкинул эту историю из головы. Я помнил всё до последней секунды. Но страх за свою жизнь перевешивал значимость того, что я узнал. Честно? Несколько недель ждал, что за мной придут и поставят в этой истории точку.

Я стал дико бояться открытого огня. Даже не мог пользоваться газовыми плитами — лучше спокойно запустить микроволновку и не нервничать.

Меня отпустило только с первым снегом, в конце октября. Я уже занялся покупкой квартиры — жить в общаге то ещё удовольствие. И не столько убитая комната пугала, сколько местный контингент. Не так всё страшно, понятно, но некоторые липучие соседи выматывали.

Пару раз мотался на пепелище. Стоял там, с тоской разглядывая то, что осталось от моего дома. Закопчённые кирпичи, беспомощные дыры вместо окон и остов крыши с обгоревшими балками, торчащими в разные стороны, словно кости распотрошённой рыбины. Всё это мило и уютненько припорошено снегом. Участок нужно бы расчистить для нового обустройства, но денег на это пока нет.

Часто я размышлял, где сейчас тот странный пацан-телепортер и нашёл ли он себе приют на зиму. С его возможностями он мог спокойно ускакать в тёплые страны и греться себе на тропическом пляже. Но что-то свербило в груди. Кажется, не всё так просто у этого парня.

Надеюсь, его не поймали эти «товарищи» в серых футболках. Что, вообще, у них происходит, и почему человек с такими способностями настолько потрёпан и измучен?

Чем больше думал об этом, тем чаще представлял загнанного в угол ребёнка, который рад просто доброму слову и любой простенькой еде. Я такие ужасы себе нарисовал, что аж вернулась бессонница.

«Не, Толян, прекращай! Он хоть телепортнуться куда-то может, а вот куда ты поскачешь, если за тобой придут?»

И я прекратил мотать себе нервы. Это всё пустое!

***

К Новому году не выдержал. Наш город постепенно украшался. Заморгали на деревьях новогодние гирлянды, открывались микрорынки с ёлками, а по улицам и площадям носилась с санками и надувными бубликами разноцветная ребятня. А где-то запуганный ребёнок-телепортер мёрз в тёмном углу заброшенного здания, боясь лишний раз выйти на улицу.

«Да хватит уже, Анатолий!»

Но одним морозным утром в типографии, где я раньше заказывал баннер со знаком, раздался телефонный звонок. Сонная девочка-менеджер грустно сообщила позвонившему, что, к сожалению, мощности все заняты, так как скоро праздники, но, безусловно, за тройную оплату ваш баннер будет срочно отпечатан.

К тому моменту я снова включил сайт Научного Центра псиоников. Да, я его не уничтожил — просто выключил «от греха». Жаль было проделанной работы.

Утром следующего дня один идиот уже трясся в загородной электричке, уезжая подальше от города. Я решил развернуть баннер в лесу.

Всей душой понимал, что творю несусветную глупость, но сжал зубы и делал — я себе ни за что не прощу, если останусь в стороне.

Рассвет встретил на лыжах, медленно и неумело шагая в глубь соснового бора с заснеженным шатром из ветвей под редкие крики птиц и неведомый перестук вдалеке.

Что делать, если снова придут поджигатели, я не смог придумать. Постараюсь убежать, что ли?

— Толик, ты балбес, — сказал я сам себе и начал разворачивать на снегу едко пахнущий пластиком квадратный двухметровый баннер.

Разложил его на небольшой поляне прямо поверх сугробов. Сделал фото с сугробами и знаком посередине да залил на сайт. Сколько придётся ждать и смогу ли я вообще дождаться, не думал. Решил, что неделю вполне могу сюда поездить. А если не получится, то я сделал всё, что мог.

На этой поляне проторчал весь световой день и дико промёрз, хотя постоянно отпаивал себя горячим чаем и ел сытные бутерброды. Осмелевшие птицы чвиркали прямо над головой, по веткам порой носились белки. Кто-то тяжёлый прошагал мимо поляны — за соснами не было видно. Надеюсь, лось. Медведи здесь, говорят, не водятся.

Я сидел метрах в двадцати от баннера, накидав на снег валежника и разложив поверх него походную «пенку». Саму поляну видел в щели между деревьями, и этого было достаточно. Когда стало немного темнеть и тени вокруг загустели, наливаясь синевой, я понял, что пора сворачиваться.

Угрюмо прошагал к поляне, ковыряясь в изрядно похудевшем рюкзаке: «Надо же, почти всё стрескал. Да ты силён, бро!»

Сам баннер можно припрятать где-то поблизости — не тащить же его обратно. Всё равно завтра раскладывать заново.

Вот как раз в этот момент на поляну из воздуха выпал знакомый подросток. Он упал «солдатиком», вбив баннер в сугроб. Провалился почти по пояс. Мне в лицо дунуло холодным ветром с запахом моря, и я замер статуей, боясь лишний раз пошевелиться.

Паренёк засёк меня и длинным прыжком вылетел из сугроба. Прыгнул в сторону, кувыркнулся по снегу и спрятался за ближайшей сосной, настороженно выглядывая оттуда.

Оскалился, показав ряд острых зубов. Его глаза стали наливаться красным и слегка засветились в набегающих сумерках.

«Млять! Что это?! Ты, вообще, что такое? Толь, тебе пора валить! Толян, бро!» — вопило у меня в голове.

Но я стоял, словно парализованный. Ни пацан, ни я не двигались.

— Хочешь есть? — через долгую минуту просипел я, запуская руку в рюкзак. Там ещё оставалось несколько бутеров.

На парне была замызганная тканевая куртка. Из-под сползшего на затылок серого капюшона торчали грязные лохмы.

Подросток внимательно смотрел на меня, но челюсти сжал.

— У меня есть горячий чай, — зачем-то добавил я, боясь лишний раз моргнуть и спровоцировать этого… Ну, он явно же не человек, да?

Медленно вытащил из рюкзака завёрнутый в целлофан бутерброд с большим куском варёного мяса и протянул парню. — Голодный? Хочешь?

Телепортер моргнул, перевёл взгляд на свёрток в моих руках. Шевельнулись ноздри, словно принюхивался. Потом медленно несколько раз кивнул.

— Я просто хочу помочь, парень, — мягко сказал, боясь нарушить установившееся равновесие. Потом шагнул к баннеру. — Нужно свернуть знак от греха. А то выскочат пироманы чёртовы…

— Могут, — донеслось сиплое от сосны. — Эти люди… У них бизнес на псиониках. Им или подчиняешься, или дохнешь. Я вот… пытаюсь найти третий вариант.

— Что за бизнес такой?

— Ну, воровство технологий, диверсии, политика. Много грязи всякой, — парень опустил голову, разглядывая чёрный снег под ногами. Потом поднял на меня тёмные от усталости глаза. — Вы точно поможете?

— Всем! Чем смогу! — совершенно искренне ответил, стараясь не думать о бойцах-пирокинетиках. Да, помочь парню — это будет чертовски тяжело, но я готов. И, видимо, телепортер это почувствовал и чуть расслабился. Даже вышел из-за дерева.

— Не трогайте картинку пока, — неожиданно попросил псионик. Вытащил из кармана куртки маленький смартфон и нажал несколько кнопок, словно отправил сообщение.

В этот же миг в воздухе, в метре над баннером, появился мальчонка лет десяти. Он рухнул вниз, быстро оглянулся и стал резво выбираться из сугроба. Тут же из воздуха выпала девочка и с протяжным «о-о-ой» исчезла в яме почти с головой.

В следующие несколько минут ещё три подростка появились на поляне, вбив баннер со знаком почти в землю. Дети шустро обступили старшего полукругом и молча таращились на меня.

А я смотрел на них и охреневал от происходящего.

Толян, вот куда ты вляпался?

Автор: Аркадий Рэм
Оригинальная публикация ВК