Paperlost

#comment_261015342

Такой вот оксюморон, да.
В общем, вот вам небольшая загадка - определить по вводным данным мою профессию. Только, чур, в профиль не подглядывать)). По двум пунктам у меня есть помогающие руки, остальные приходится полностью выполнять самому((.

Итак, я:

1. Врач.
Все медикаменты - от бинта до внутривенных инъекций и сильнодействующих препаратов - на мне. Ко мне приходят с недомоганиями, болезнями, ожогами, рваными травмами и прочим косплеем на Happy three friends. Моя задача - поставить диагноз, выдать таблетки и следить за состоянием больного.

2. Продуктолог.
Количество, качество, сроки годности - хотя бы по скоропорту я должен знать. Еще нужно следить за товарным соседством(или как это там называется), чтобы молоко не попало вдруг в кладовую к мясу или наоборот. Следить за расходом продуктов и, в случае чего, его ограничивать - тоже моя обязанность.

3. Пожарный.
Все, касаемо огнетушащих средств - моя прямая ответственность. Пожарные рукава должны перекатываться на новый шов каждый месяц, или как минимум, раз в три месяца. Все огнетушители - заряжены и исправны, все дымовые извещатели должны работать.

4.
Юрист. Как бы должен знать нормы ТК, специальное право и еще некоторые юридические аспекты... Но вот юриспруденция - моя ахиллесова пята. По ней я все еще плаваю.

5. Переводчик.
Официальная переписка на английском - тоже часть моей работы. Наверное, самая ненапряжная, часть. Люблю составлять все эти, по-дурацки официальные, конструкции, по типу - Hereby we inform your company, according with your request, with best regards, etc.

6. Охранник.
Все, что касается допуска на наш объект, находится в зоне моей ответственности. Мною ведутся 7 журналов по охране и выписываются иногда декларации. Металлодетектор, журнал посещений, обходы. Ни один преступный элемент не пройдет.

7. Завхоз. Так как я МОЛ( материально ответственное лицо), то должен знать где и что у меня находится (600 наименований по всему объекту, без учета количества в одном наименовании). Если нет желания раскошелиться на покупку сворованного кем-нибудь, барахла, то лучше знать где и что лежит.

8. Инструктор по ТБ. Иронично, учитывая количество моих собственных производственных травм. Но, так или иначе, я провожу инструктажи и слежу за безопасностью выполнения работ.

9. Бухгалтер. Табеля, рассчетные листы, учет человекочасов и прочая отчетность для получения зарплаты - моя жопный боль. Тут главное - крепкий кофе и ненавязчивая музыка.

10. И вишенкой на торте - все вышеперечисленное, это вообще НЕ моя основная работа по специальности. Это просто дополнительные бонусы к профессии на которой я работаю.

Еще я умышленно умолчал о некоторых своих доп. обязанностях, ибо будет спойлер.

Итак, какие у нас варианты, Холмс?

Свой человек в Анкоре.
3169 слов (15-20 мин)

Над Анкором нависла липкая, утренняя тишина, слышно было только как у берега мерно выстукивает завод по производству рыбной муки и жира. Тукомолка в этом месяце работала почти без остановки. Рыбы хватало, и конвеер едва поспевал, заставляя сейнеры и мелкие рыболовные шхуны простаивать по целому дню. Мешки с мукой и бочки с жиром шли с тукомолки непрерывным потоком.
Оставалось еще полчаса до пересменки и, грузчики, утомленные ночными работами и с ног до головы измазанные в костной муке, встречали очередной свой рассвет, на ногах

***

Шелест волны, плавящейся о причал, обещал хорошую рыбалку и алюминиевые лодки одна за одной неспешно выходили в бухту. Никто вперед не лез, каждый знал свое время выхода и свое место в общем потоке. Если бы рыбы могли разговаривать, они рассказали бы как каждое утро с берега в море выходит косяк в две сотни огромных сверкающих рыбин и, выпустив внутренности наружу, рыбины эти начинают охоту.

Выставить на место сорванные поплавки, обычно, не отнимало много времени, но сегодня мысли Немуса занимали вовсе не они и потому с четырьмя поплавками он провозился раза в два дольше, чем следовало бы. Если бы с ним был отец, он высказал бы ему много неласковых слов за нерасторопность. Но отца в лодке не было, не было его и на берегу, и вообще-то среди живых его тоже не было. Пески проглотили его когда Немусу не было и восьми. Проклятая пустыня за стеной откусывала от города маленькие человеческие жизни и Немус давно привык к мысли, что, может, однажды пустыня придет и за ним. Но пока он рыбачил и ночевал в порту ему нечего было бояться, пока еще не пришло его время стать пищей пустыни.

Последний перегрузчик уже как две недели ушел из Анкора а весь военный флот ушел и того раньше. Десятка два сейнеров выходили на ночной лов и возвращались ближе к обеду, когда приливное течение позволяло безопасно пройти все банки и отмели. Остальные суда стояли на верфях, так что причалы всегда пустовали. Что-то назревало, и Анкор полнился слухами, догадками и предположениями о надвигающихся бедах. С восточного побережья тоже не приходило хороших вестей. Весь флот стоял на рейде Катерпиллара, милях в двухста северо-восточнее и ждал отмашки Багрянорожденного.

Неспокойные слухи о предательстве Архипелага, множились, и Немус никак не мог взять в толк, с чего бы островитянам понадобилось к ним соваться. При жизни отец часто бывал на Архипелаге – в те времена они возили с маленькой группы необитаемых островов, железную руду, бревна и почву. По рассказам отца, люди на Архипелаге не выглядели нуждающимися – у них было все – и вода и рыба, рис с кукурузой и даже сладкие фрукты, которых самому Немусу никогда пробовать не доводилось. Отец говорил, что фрукты слишком быстро портились чтобы их брать с собой на переход, но однажды он привез с собой горсть семечек и сказал Немусу посадить их в землю и хотя бы из одного из них однажды обязательно проклюнется маленькое деревце, которое когда-нибудь вырастет и даст сладкие плоды.

Опуская в воду новенькую, еще не успевшую опробовать морской воды, сеть, Немус думал о маленьком деревце, оставленном дома в самодельной теплице. Двадцать восемь ростков, проклюнувшись почти сразу, погибли у него на глазах, и он никак не мог спасти их ни от тли, ни от мха, ни от удушающей горькой влажности морского воздуха. Все они бурно рвались в рост и вдруг, в какой-то момент истончались у основания, где выступал коричневый поясок. Не проходило и двух дней как крошечное деревце бессильно падало на почву с далекого необитаемого острова. Двадцать восемь бесплодных попыток. Двадцать девятая с самого начала казалась пустой, бесполезной тратой времени, и все же, Немус изредка поливал бледное, проклюнувшееся, казалось только для того, чтобы тут же увять, растение. С тлей и сухим летним воздухом он ничего не хотел делать, надеясь поскорее забыть этого бледно-зеленого уродца. Он даже посадил еще одно семечко, не дожидаясь пока слабый росток завянет окончательно. Но новая семечка даже не проросла, в то время как бледный уродец после сезона дождей, неожиданно пошел в рост и уже через неделю он был длиннее самого длинного пальца на Немусовой руке – среднего. Через месяц растение превратилось в молодое деревце и Немус, прикупив дорожающей на глазах, почвы, пересадил его в алюминиевое ведро. Он понятия не имел, когда дерево станет плодоносить, но готов был ждать столько, сколько потребуется.

Натянутая между грузилами и поплавками, сеть пришла в движение и Немус нахмурился. Течение здесь редко бывало сильным, но сегодня, похоже, был не самый удачный день для постановки сети в этом месте. Холодная вода облизывала огрубевшие руки и ее горький запах, которым молодой рыбак пропитывался на протяжении всей жизни, каждый день с самого рождения, показался ему, вдруг, незнакомым. В нем было что-то новое, и Немус никак не мог уловить, что именно. Подняв голову, он огляделся по сторонам и увидел, что остальные рыбаки, сменив сорванные прошлой ночью, поплавки, спешат проверить дальние сети, чтобы с удочками уйти подальше от берега в поисках удачи. Никто, кроме него, похоже, ничего не замечал.

- Что готовишь ты нам сегодня, океан? - пробубнил он себе под нос, вглядываясь в острую как бритвенное лезвие, полоску горизонта. Запах все еще чувствовался в воздухе, когда Немус вдруг заметил смятение спешивших от берега, рыбаков. Махая изо всех сил деревянными веслами, они расступались в стороны, хотя ничего, что могло бы их потревожить, Немус не видел. И все же, странная тревога других рыбаков передалась и ему, так что он, опустив снасти в воду, тоже взялся за весла.

- Эй, чего там? – крикнул он, но вряд ли его мог кто услышать за пол-мили и Немус, на всякий случай сделал пару гребков в сторону. Но ничего, ровным счетом, не произошло, только отчего-то на душе стало еще тревожнее, его словно что-то подгоняло поскорее убраться отсюда.

Вглядываясь в темную поверхность воды, он все пытался разглядеть там хоть что-нибудь. Да только что там можно было разглядеть в мутной прибрежной воде? Но откуда бы взяться тогда и дурному предчувствию? Предчувствие рыбака - это ведь, почти знание.

В тот самый момент, когда Немус уже хотел было поднять взгляд от воды и махнуть остальным, что-то скользнуло прямо под его лодкой. Он почувствовал это ледяное прикосновение словно бы собственной кожей и в тот же миг, безвольной куклой он повалился на дно лодки. Ударившись затылком о банку, он даже ничего не почувствовал, просто небо в его опустевших глазах дернулось. Холод через кожу заползал все глубже и глубже, проникая до самых костей, и пропитывая их. Он чувствовал как крошечные разряды электрического холода щекотят все его внутренности, и от этих прикосновений он кричал и смеялся, подставляя свое корчащееся, мокрое от слез, лицо бесстрастному холодному небу. Легкие были наполнены воздухом до отказа, но странным образом, Немус задыхался. Он не мог выдохнуть этот, забившийся и застывший воздух. Он ощущал как разум буквально ускользает от него сквозь пальцы, словно бы в насмешку, оставляя за собой жалкие, изорванные в клочья воспоминания. В этих воспоминаниях жизнь его обернулась печальной шуткой, пустой и злобной, которую никто не осмелился бы проговорить даже один на один с собой в гальюне. Пустая и бессмысленная.

- Но как же яблочки? – скрипя зубами, простонал Немус, и тут же захлебнулся слезами. – Как же они без меня?

И холод, словно сжалившись, начал понемногу отступать – медленно и нехотя. И когда Немус сумел сипло выдохнуть скопившийся воздух, он почувствовал, как ужас, терзавший его все эти несколько секунд, медленно испаряется. Закашлявшись, он вдохнул еще раз и, скрючившись, громко и протяжно завыл, выпуская из себя весь пережитый ужас. Алюминиевая лодка мерно покачивалась на волнах и несколько встревоженных рыбаков, споро работая веслами, возвращались, чтобы узнать, как непутевый Немус пережил прикосновение Лорелеи.


***


Знаменитый город-на-стене заявил о себе задолго до того, как показаться на горизонте. Марая чистое голубое небо, в воздух, с востока поднимались плотные клубы черного дыма. Рыбоперерабатывающие заводы на побережье не останавливались даже ночью. Анкор – грозная и грязная столица Остры, встречала любое входящее судно тысячами деревянных поплавков, обозначающих края скрытых от глаз ловушек и сетей. Едва ли не половина всего населения здесь занималась рыбалкой. А те кто не занимался, обычно имели свои морские фермы, где выращивали моллюсков.

И еще верфи. Раньше Баофенг часто бывал в Анкоре и он еще помнил что больше всего грязи и сажи исходит именно от них. Хочешь заработать – будь готов испачкать руки по самые уши; любимая поговорка на каждой верфи. Сколь грязны, столь и доходны были эти места. Заполучить в свои руки верфь – голубая мечта многих в Анкоре, но на сегодняшний день, всего четыре человека сумело ухватить удачу за хвост. Четыре человека, и каждый из них присягал на верность самому Багрянорожденному, трое из них состояло в Эдвейсе – верховном совете из двадцати четырех человек. И только один не пришелся ко двору, хотя его послужной список был не хуже, чем у прочих. Баофенг знал этого человека накоротке, и с некоторым сомнением мог бы, наверное, даже назвать его другом. Только его судов он не увидел на переходе - одиннадцать перегрузчиков, четыре боевых корабля и три крошечных, проворных танкера. Вся остальная флотилия Остры неспешно стягивалась у Катерпиллара на границе Архипелага, создавая нездоровую ситуацию, в которой островитяне не сказать, чтобы чувствовали себя спокойно. Это не было похоже на отработку маневров по поимке кенгам, не было это похоже и на дипломатический жест. Чем это пыталось казаться, Баофенг и собирался выяснить.

Крошечные юркие лодочки на веслах, сновали между поплавками подобно паукам, проверяя, не попала ли в сеть какая добыча. Их было так много, что в какой-то момент штурман на руле отчаялся пробраться через весь этот лабиринт из сетей и лодок, и начал было отворачивать, чтобы уйти севернее, но капитан спокойной рукой перехватил штурвал. Плавно возвращая судно на курс, он глянул на штурмана, который с сомнением во взгляде, рассматривал раскинувшиеся впереди, поля поплавков.

- Разбегутся, - лениво протянул капитан Ишань, и нависшие над глазами, тяжелые бровные дуги сошлись у переносицы. – Руль не дергай, иди курсом, который задаю. Сейчас держи промеж крайних левых поплавков, тех, что с зеленым флажком и не вздумай рыскать, если не хочешь по приходу вылететь на берег.

Гигантский город-урод вырастал на глазах и длинноносые ржавые лодочки ловко ускользали от режущей ленивую полутораметровую зыбь, каравеллы Увери. Кривая линия, из, нависающих друг над другом, коричневых от ржавчины, домов, тянулась вдоль всей бухты, полностью закрывая вид на материк. Металлические контейнеры, выставленные один на другой и забетонированные со стороны, выходящей в сторону суши – вот что это были за дома, и Баофенг знал это, видел обратную сторону города, эту сплошную стену, которую исправно реставрировали, подмазывали и вообще, следили за ней куда лучше, чем за самим городом. Если бы однажды люди покинули Катеррпиллар, эта стена простояла бы еще лет пятьдесят, пока морской воздух полностью не сгрыз бы металлические дома и не принялся за стену.

Чем ближе судно подходило к городу, тем все явственнее чувствовалась всепроникающая, въедливая рыбья вонь. Вечная, как сам океан, она исходила от двух небольших заводов, расположенных в северной оконечности города.Заводы эти останавливались один раз в день, всего лишь на каких-то полчаса, за которые десяток техников-инженеров должны были осмотреть все механизмы и что-то заменить, по необходимости. После этого, пыхтящее, скрежещущее чудовище снова запускали, и оно продолжало резать свежевать и толочь рыбу, которая бесконечным потоком поставлялась в Катерпиллар доброй полусотней рыболовных шхун и еще сотней-двумя вольнонаемными рыболовами. Город жил рыбой, и от двух пыхтящих заводов зависело, будет ли завтра на ужин что-нибудь, кроме морских водорослей.

Прикрыв нос рукой, Баофенг спустился с мостика. «Нежный носик» - услышал он пренебрежительный голос капитана. Но старого посла в последнюю очередь волновало мнение такого человека как Ишань. Сейчас его заботило совсем другое.

Придерживаясь за леера, он спустился на камбуз, где необъятная как сам океан, кок, неспеша сервировала стол для капитана. Бездумный взгляд ее скользнул по лицу Баофенга. Прожевывая листья дурмана, эта некрасивая, женщина когда-то бежала из Остры на архипелаг в поисках лучшей жизни, и теперь, спустя четыре десятка лет, влекомая странной судьбой-насмешницей, возвращалась в родную гавань. Рука ее механически выписывала в кастрюле восьмерку, а лицо оставалось бесстрастным.

- Хэй, мы уже рядом, а, ваше переговоршество? – спросила она, глядя куда-то сквозь посла. – Я эту вонь ни с чем не спутаю, как же. Дохлая рыба, нефть и железо, а? Люминий, хотя бы не пахнет. Вы когда-нибудь нюхали люминий, ваше переговоршество?

- Нет, - покачал Баофенг головой. – Мне больше по вкусу запах печёной наваги.

- В домне он воняет пердежом, - доверительно поведала кок, и рука ее замерла, так и не закончив очередную восьмерку в кастрюле. – Я то думала, что умру прямо там, с лопатой в руке. Просто ухну в эту раскаленную кастрюлю с расплавленным люминием и поминай как звали. Никогда уже не забуду этого. Знаете, уж лучше здесь, лучше кашеварить и вечером глазеть на закаты, чем свариться заживо в люминии.

- Кашеварить можно было и в Остре. – заметил старый посол.

- Можно, - согласилась женщина, снова зашевелив рукой и выписывая восьмерки поварешкой. – На архипелаге я видала вещи и пострашнее кипящего металла, видела, как люди превращаются в сомнамбул, как сжигают целую деревню, чтобы спасти соседнюю, как уходят на материк и возвращаются не в своем уме. Но знаете, что; на камбузе у меня вы никогда не найдете ни одного столового прибора из люминия. Вот так вот.

- Очень интересно, - покивал Баофенг и осторожно улыбнулся. – Но звучит не очень разумно.

- Неразумно и соваться в будку к рычащей собаке. -отмахнулась кок. – Ваше переговоршество, обед будет через полчаса. Обязательно приходите и хорошенько покушайте. А пока отдохните хоть немного. На вас ведь лица нет.

- Конечно, конечно, - замялся Баофенг. – Не буду вам мешать своим назойливым присутствием. Прошу меня простить.

Оставив кока с ее безжизненным взглядом одну на камбузе, посол поднялся по трапам и перебрался в пустующую кают-компанию. Провонявшее табаком, грязное помещение встретило его тишиной. В иллюминаторах, задраенных наглухо, плясали немые волны.

Растянувшись на широкой дубовой лавке, посол шумно выдохнул и попытался расслабиться. Непослушное тело страдало от двухнедельного перехода. Было время, когда он мог без особого неудобства целыми месяцами мотаться на таких корытах, в сравнении с которыми Уверь показалась бы личным императорским паромом. Щедрые капитаны поили его вином, угощали редкими деликатесами, которые не всякий мог добыть на архипелаге, и останавливаясь в порту они ухлестывали за дикими, но улыбчивыми островитянками. Жизнь тогда давалась как-то проще, и все что ни делалось, все было к лучшему. Даже набеги кенгов на северные острова не казались такой уж насущной проблемой, ведь им всегда можно было дать бой.

Но годы неумолимо выползали из будущего, на секунду останавливаясь в настоящем, и сразу же вслед за тем, соскальзывая в прошлое, которое маленькими грузиками оттягивало вниз щеки и уголки глаз. Крепкое, ладно сложенное тело спустя каких-то двадцать пять лет, уподобилось бесформенному мешку с тощими, торчащими из него, нелепыми, конечностями. Они вечно мерзли, особенно когда погода стояла влажная. А в море воздух был влажным всегда.

Правое плечо, выбитое когда-то в драке с неотесанным капитаном-пьяницей, ныло со вчерашнего дня, но даже эта ноющая боль не помешала старому послу, растянувшемуся на лавке, незаметно для себя самого, задремать. Во сне он видел своего отца, который учил его держать удочку одной рукой. Ветер играл разметавшейся отцовой бородой и старик улыбался маленькому Бао, когда тот снимал с крючков двух полупрозрачных кальмаров. Они прыскали в отца водой, и утирая соленую бороду, он хохотал так, что удочка скакала в его единственной руке, рискуя выскользнуть из пальцев и пойти ко дну. Но Бао знал, что отец бы никогда не упустил удочку за борт, даже если бы для этого пришлось потерять и вторую руку.

Разбудил посла капитан. Он просунул свою плешивую голову в кают-компанию и в свете косых лучей, заглядывающих в иллюминаторы, увидел старика.

- Господин посол! – бодро гаркнул он. – Вы эдак всю войну пропустите.

Вздрогнув, Баофенг приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на капитана.

- Не будет никакой войны, - ответил он тихо, и поднявшись, оправил смявшийся на груди, камзол. – Это было бы невыгодно обеим сторонам, дорогой капитан.

Скептически хмыкнув, Ушань покачал головой и закрыл за собой дверь. Баофенг поднялся и не задерживаясь, покинул, ставшую душной, кают-компанию.

На палубе заканчивали швартовку. Двое матросов в линялых парусиновых штанах укладывали последний швартов на кнехт. Береговой мальчишка, единственный, кто встречал судно и накидывал швартовые концы на киповые планки, махнул на прощание рукой и спешно скрылся за угол небольшого крытого жестью, строения, над которым возвышался город-стена. Катерпиллар нависал над головой, закрывая солнце беспорядочно навалившимися друг на друга домами-контейнерами, между которыми уныло свисали похожие на паутину, проволочные нити с вывешенным бельем.

На пирсе осталась только печальная псина, внимательно наблюдавшая умными глазами как палубная команда осторожно опускает на причал трап-сходню. Никто и не думал организовывать встречу – это было понятно еще по заходу в бухту, и все же неприятное чувство кольнуло Баофенга где-то под грудиной, и он беспокойно пошевелился. Несуразный капитан Ишань стоял рядом и, взглянув на посла, он переступил с ноги на ногу.

- Есть вообще какой-то смысл? – спросил он, разглядывая нависший над головой ржавый город. – Я имею в виду, может мы по-тихому свалим отсюда? Вы же не собираетесь тащиться через весь этот бедлам без сопровождения?

Босоногий мальчишка, наблюдавший за ними с крыши ржавого контейнера, торчавшего в общем массиве на высоте метров в десять, с интересом глазел на незнакомое судно у причала. Заметив его, Ишань нахмурился.

- Эй, дядька, вы с чего такой пузатый? Обрюхатил вас кто? – крикнул мальчишка и эхо пустеющей улицы раздвоило его голос. Капитан показал мальчишке кулак, а тот показал капитану язык.

Спускаясь по трапу, Баофенг никак не мог отделаться от неприятной мысли, терзавшей его весь путь от архипелага. Что, если все уже началось, что, если его присутствие здесь уже несколько дней как бессмысленно и единственное, что он сможет сделать, так это задорно посучить ножками, когда его голова покатится по грязным улицам Анкора. Сглотнув, вставший поперек горла ком, старик спустился на причал и не оглядываясь, побрел вперед, в зиявшую впереди, расщелину улицы.

«Что, Бао, страшно тебе» - спросил он сам себя и рассеянно улыбнулся «Остра приветствует тебя тыльной стороной ладони, и как бы от удара не слетела у тебя голова с плеч».

В воздухе стоял крепкий запах тухлятины и рыбьего жира, так что старого посла немного мутило. Узкие грязные улочки Катерпиллара не были ему в новинку. Город с полумиллионом жителей являл собой самый большой промышленный центр Остры, он же и был столицей, в которой вот уже почти два столетия размещалась резиденция Багрянорожденного – человека, благоразумностью которого Баофенг когда-то восхищался. Теперь он откровенно не понимал, что происходит и что хочет выиграть Остра из этого противостояния, кроме ослабших позиций и набегов кенгов, которые станут более активными.Все это отчего-то напоминало одну большую ошибку.

В одной руке посол держал трость, которой выискивал на узкой дорожке хоть что-нибудь тверже глинистой кочки, в другой – сверток папируса с посланием верховного Арха. Опираясь на крепкий, отполированный шершавой ладонью, набалдашник из черного дерева, старик непрестанно оглядывался, припоминая расположение дорог. Людей на улицах было мало, а те, кого Баофенг встречал, поспешно отводили взгляд от чужеземца, словно одними своими глазами он мог разносить смертельную заразу. Редкие любопытные взгляды провожали его, и старик не слышал за спиной даже шепота. Сжавшись плотной пружиной, город ждал чего-то недоброго и Баофенг был для них дурным знамением.

Резиденция Багрянорожденного показалась из-за угла деревянной, разваливающейся хибары, когда Баофенг почувствовал неладное. Кто-то преследовал его от самого причала, но ощутил он это только сейчас, и ощутил так, что седые волосы на затылке зашевелились.

Оглянувшись, старик увидел только кривые, изгрызенные временем и эррозией, ступеньки, спускающиеся в ржавые трущобы. Но Баофенг чувствовал неладное, а предчувствиям, старый посол, уже давным-давно приучил себя доверять. Нужно было пошевеливаться, и поскорее добраться до монаршей резиденции, только там он мог быть в безопасности.

За окном гудела вьюга. Снежинки, кружась в диком непредсказуемом танце, липли к стеклу и мерцали в теплом свете разноцветной гирлянды. Илья самостоятельно приклеил ее к окну при помощи кусочков узорного скотча, пока мама с папой колесили по городу и искали в магазинах шампанское.

Закутавшись поплотнее в мохнатое одеяло, Илья уселся поближе к елке, так что широкие нижние лапы деревца касались его макушки. Стеклянные шары дребезжали над головой из-за малейшего движения. От елки пахло хвоей и Новым Годом.

Из комнаты отца доносился ленивый голос Фрэнка Синатры. Его Jingle bells влегкую мог бы усыпить любого, но в свои восемь лет, Илья вполне мог сварить себе кофе в кофе-машине, что он, в общем-то и сделал.

Сидя под переливающейся, сверкающей елкой и потягивая переслащенный кофе, мальчишка щурился от удовольствия. В этом году хохочущий бородач точно не проскользнет незамеченным. Нет, сэр, товарищ майор-полковник! Ни родители, ни, даже, фейерверк, не помеха такому опасному ниндзе, как Илья Новиков. Каждый хороший ниндзя знает что главная его сила - в бесшумности.

Свет по всей квартире мальчишка, конечно же, предусмотрительно выключил. Если Дед Мороз как-нибудь проберется незамеченным в комнату, то елка его ослепит, в то время как Илья, прячущийся под ней, точно увидит его в свете гирлянды. План был безупречен. Оставалось только допить горячий кофе и ждать.

Через пять минут кофе был выпит и ниндзя заскучал в своей засаде. Где-то вдалеке бабахнуло два фейерверка, за стенкой голосистый дядька с надрывом запел Черного ворона. А родители все еще не возвращались.

- Мам, можно мне еще кофе? - прошептал Илья в сторону.
- Я говорила, что кофе тебе пока еще рано. - ответил он сам себе, передразнивая свою маму тонким визглявым голосом.
- Да и фиг с ним. Новый год же! - воскликнул Илья, вскочив на ноги и позабыв о самом главном преимуществе ниндзя.

Внезапно, свет в квартире погас. Что-то хлопнуло в комнате у отца и наступила звенящая тишина. Веселье за стенкой смолкло и отчего-то никто там не стал возмущаться наступившей темноте.

- Не очень честно, - выдавил из себя Илья и шмыгнул обратно под ворсистое одеяло. Пустая чашка покатилась по полу, издавая какие-то лязгающие звуки. По ковру потянуло холодом.

Если старик думал так его надурить, то у него могло и получиться. Только Илья был готов и к такому. Батарея телефона показывала сто процентов и, разблокировав дисплей, Илья включил фонарик.

Холодный свет брызнул во все стороны и Илья сразу же увидел массивный силуэт в дверях. Затылок вдруг похолодел и мальчишка почувствовал как вздыбились все, даже самые крошечные волоски на его теле. В дверном проеме, чуть пригибаясь, стоял он - Дед Мороз. Тяжелая синяя шуба на его плечах была покрыта ледяными узорами и там под ними угадывалось какое-то движение, как если бы там плескалась вода. Густая борода до пояса, слепила мальчишку своей белизной.

Встретившись, было, с ним взглядом, Илья тут же отвел глаза. Сверкающие в свете телефонного фонарика, лучистые шарики в глазницах старика имели мало общего с человеческими органами зрения. У Ильи возникло странное чувство, что взглянув на мгновение в эти странные глаза, он как-будто посмотрел на ночное небо, полное звезд.

- Я тебя вижу, - обиженный немного на то, что не может заставить себя посмотреть в глаза Деда Мороза, буркнул мальчишка.

- Я тоже вижу тебя, Илья, - прошелестел старик-великан и сделал абсолютно бесшумный шаг к мальчику. - Ты, должно быть, ждешь от меня подарок?

- Нет, - нахмурившись, ответил Илья. - Хотел застать тебя врасплох.

Старик сипло усмехнулся, и приблизившись, опустился рядом с Ильей. От него тянуло полярным холодом и, задрожав, мальчишка поплотнее укутался в одеяло.

- У тебя это почти получилось, прошептал Дед Мороз, и в шепоте его слышался треск застывающих океанов.

Испуганный и уязвленный, Илья боялся поднять глаза, и кутался в одеяло. Еще минуту назад он так хотел собственными глазами увидеть волшебного Деда Мороза, может поиграть с ним или рассказать глупый короткий стишок.Но теперь он хотел только одного - чтобы этот странный старик поскорее ушел.

Стянув с одной руки тяжелую, переливающуюся океанической глубиной, перчатку, Дед Мороз протянул Илье руку. Испещренная какими-то знаками, она тоже была синей, только гораздо светлее чем перчатка, почти-что бирюзовой.

Эти символы - это руины, вспомнил вдруг Илья. Как на молоте у Тора из Марвел. Должно быть старик никакой не Дед Мороз и он просто ошибся домом.

- Нет, дружок, я не Тор, - улыбнулась Илье борода. - Хотя и знаю его. А скажи-ка мне Илья, не холодно ли тебе?

- Мне никогда не холодно! - гордо соврал Илья.

- Что же, поприветствуй тогда меня как настоящий муж. - протягивая ледяную ладонь мальчику, проскрежетал старик.

Дрожа от холода, Илья высунул правую руку и осторожно вложил в огромную ладонь старика-великана. Колючий мороз сковал маленькое тело мальчишки и одеяло, в которое он кутался, вдруг показалось ему наждачной бумагой.

- Тепло ли тебе, Ильюша? - прогудел страшный старик и телефонный фонарик медленно затух. Илья успел увидеть на дисплее пятипроцентный заряд батареи. Все вокруг накрыл мрак, остались только полыхающие ледяным пламенем, глаза старика.

- Х-х-холодно, - клацая зубами, пробормотал Илья. - Очень холодно.

Старик сдавил ладошку мальчишки сильнее и Илья судорожно выдохнул. Словно миллион острых игл разом впились ему в мозг, и почти вся рука до самого плеча зашлась судорогой.

- Тепло ли тебе, Ильюша? - громыхнул старик, обдувая лицо мальчишки своим дыханием и Илья едва успел закрыть глаза, иначе они бы заледенели.

- Нет, это тебе тепло! - крикнул Илья бессильно разрыдавшись, и ледяная рука в ту же секунду отпустила его ладонь.

- Твоя правда, Ильюша. - покивал Дед Мороз, разглядывая засиявшие желтым огнем, руны, на своей руке. - Тем только и живу, теплом ваших детских сердец. Такая вот моя проклятая природа.

Боясь открыть глаза, продрогший насквозь, Илья, тихонько хныкал. Не так он хотел, ведь он думал просто застать Деда Мороза и посмотреть как волшебник будет выкручиваться. А выкручиваться пришлось ему самому. И лицо горит от холода, еще и ресницы слиплись ото льда.

- Ты извини старика, - прошелестел Дед Мороз. - Надеюсь мой подарок хоть немного сгладит твою обиду.

Илья почувствовал как что-то мягкое легло ему на колени, но он все еще не мог открыть глаза. Усиленно растирая маленькие капли-сосульки на ресницах заледеневшими пальцами, он услышал как хлопнуло в отцовой комнате окно. В ту же секунду снова замельтешили разноцветные огни гирлянды, свет которых для Ильи был приглушен слипшейся кожей век.

Холод, словно бы ускользнул вслед за стариком и в квартире снова стало тепло. Ледяные капли на ресницах таяли и разом распахнув глаза, Илья вдруг услышал хруст ключей в двери.

Мама с папой, румяные и веселые, ввалились с тяжелыми пакетами в прихожую, включили свет и замерли, оба в недоумении уставившись на Илью.

- Это откуда? - нашелся наконец папа, пальцем показывая куда-то на скрещенные под одеялом, ноги Ильи.

Мальчишка посмотрел вниз и увидел у себя на коленях белоснежный клубок, из которого на него уставились две черные бусинки глаз.

- Это что, горностай что ли? - медленно разуваясь, спросил папа. - Где ты его взял?

Осторожно, боясь сделать лишнее движение, Илья прикоснулся к зверьку и тот послушно прильнул к его холодной руке, на которой виднелась крошечная, едва заметная руна.

Огнеупорный (прод)
3793 слова (20-25 мин)

Туман не входил в планы дяди Сережи. Но совсем уж не допускать такого варианта даже в мыслях, было бы слишком наивно. Туманы приходились частым гостем на побережьях. Особенно на этом и особенно в конце лета.

Малик тащил на спине мешок с дядей Сережей. Он шел с магнитным компасом в одной руке и с холодной бледной ладонью Ильи - в другой. Гори шел чуть позади, обвешанный сумками и пеналами. На спину он взял серебристый контейнер - причину их двухнедельного перехода. Даже в маске Эден боковым зрением видел, как майор настороженно оглядывался, временами впадая в дрему, но почти сразу он вскидывал бледное лицо и вглядывался в туман за их спинами. Дядя Сережа умирал, это стало очевидно еще с утра.

Капли заразного тумана стекали по выпуклым пластиковым маскам и Малик, движениями, исполненными бессильной злобы, раз за разом смахивал их в сторону. С фильтров, спрятанных под маской возле шеи, тянулась нескончаемая водяная дорожка. Смысла в этих фильтрах было уже не больше чем в мухобойке при нашествии саранчи.

- Далеко еще? – спросил Малик, раздвигая возникший перед группой, плотный кустарник. Голос его доносился словно из-под земли.

- Скоро уже, - слабо отозвался у него за спиной дядя Сережа. – Это что за кусты такие? На что похоже?

- Кусты да кусты! – в сердцах выкрикнул Малик. – Какая к хренам разница?

Остервенело прорываясь вперед, Малик не переставал сыпать ругательствами и Илья, которого он с силой тянул за собой, вдруг принялся упираться, жалобно подвывая:

- Дверь, Дэс. Не отпускай дверь, держи ее.

— Вот еще этого мне точно не хватало! – взорвался Малик. – Мне же мало этой колючей херни, да? Мало мне тащить всех вас и глотать реоселлов!

- Какой херни? - прохрипел вдруг дядя Сережа и лицо его посерело от ужаса. – Малик, стой, это шиповник? Стой Малик, там берег.

Но стрелок словно не слышал. Остервенело прорываясь вперед, он уже едва ли не плакал, как вдруг, земля ушла у него из-под ног, и он ухнул вниз, чувствуя, как внутренности приклеиваются к легким, и как само по себе останавливается дыхание. Всего секунда, и ноги скользнули по слякоти, после чего мир вокруг завертелся. Судорожно хватая руками воздух, Малик пытался уцепиться хоть за что-нибудь, хоть как-нибудь остановить сумасшедшую карусель перед глазами. Остановил Малика выступающий из песка гранитный валун. Врезавшись в него спиной, Малик услышал сдавленный вопль и после этого все сразу затихло.

Скинув с лица треснувшую кривой линией, маску, Малик посмотрел на желтое месиво из глины и крови на своей ладони. Желто-красная ладонь двоилась и плясала перед его глазами.

- Дэс, - прошептал он, рассматривая медленно воссоединяющиеся в одну, ладони, и боясь пошевелиться. – Дэс, ты как там?

Но дядя Сережа молчал и только море рокотало где-то совсем рядом. Тогда Малик позвал снова, надеясь и в то же самое время боясь услышать голос старика. К ногам с обрыва скатились несколько земляных комков и Малик, чувствуя себя обманутым и брошенным на произвол судьбы, мальчишкой, крикнул в сторону уходящей в туман, глиняной волны:

- Санитар! Шевели ты жопой! Нам нужна помощь, урод!

Гори что-то рявкнул сверху и еще несколько комков ненавистной глины ударили стрелка в подошвы сапог. Появившиеся силуэты санитара и мальчишки, оскальзываясь, осторожно спускались вниз.

- Да быстрее! – заорал Малик, и попытался высвободиться от ремней, которые крепили к его комбинезону, спальный мешок с Дэсом. Боль в левом плече тут же парализовала руку, и она безвольно повисла вдоль туловища. Малик думал, что вскрикнет, но лишь всхлипнул.

- Ты как? – приблизившись, скороговоркой выпалил Гори. Голос его за маской звучал глухо. – Давай срежу ремни.

Выдернув из сапога складной нож Гори быстро освободил Малика от ремней. Почувствовав, как спальный мешок свалился с его спины, стрелок, с помощью здоровой левой руки, тихо отполз и упал боком на мокрый песок. Плечо пульсировало от боли, но совсем не об этом сейчас думал Малик, не о своем невезучем плече. Все его мысли сейчас были с младшей дочкой Кариной, которая спасла его когда-то, заплутавшего в ночи. Но не в этот раз, девочка, в этот раз ты не в силах помочь своему папке.

Дэс был единственным кто знал эти места, но даже он потерялся в тумане, и вывел их куда-то к обрыву. Только он, он один, как командир, отвечал за доставку груза и за жизнь каждого вверенного ему бойца. Но он не справился и Малик не хотел подбирать ему оправдания. Оправдания для слабых – так всегда говорил Малику его папаша и сейчас эти, давно забытые слова всплыли в его памяти спасительным кругом.

- Ну как же так, дядя Сережа? – пробормотал где-то у него за спиной, Гори, и Малик, пошевелившись, застонал и перекатился на спину. Крошечные капельки падали ему на лицо и Малик открыл рот, уже совсем и не думая ни о каких дурацких бактериях. Прохладный воздух щекотал небо и во рту стоял сладкий вкус металла. Реоселлы охотно проникали в открытые раны, об этом знал любой мальчишка.

- Дэс, держи дверь! – пронесся в тумане, вдруг дикий крик и Малик, вздрогнув всем телом, рассмеялся. По щекам его покатились слезы, и глядя в небо, отгородившееся от них туманом, он все смеялся и смеялся, пока смех его не захлебнулся в рыданиях.

- Эй, Мал, - позвал его Гори. – Не расклеивайся, давай. Тут нет твоей вины.

- Я знаю, - всхлипнул стрелок и, судорожно выдохнув, повторил. – В этом нет моей вины.

- Ну да, - грустно усмехнулся санитар. – Ладно, дай посмотрю руку.

- Дэс, дверь! – проорал в тумане Илья и, Гори, поморщившись, кивнул Эдену в ту сторону, откуда доносился крик. Мальчишка поспешил за лейтенантом, пока санитар, склонившись, ощупывал плечо Малика. Стрелок не мог разглядеть лица Гори за запотевшей маской, но, странным образом его не покидала мысль, что там, под конденсатом санитар изо всех сил пытается скрыть сморщенный от гадливости, нос. Даже плечо он, казалось, ощупывал с излишней осторожность, которая никак не вязалась с его циничной натурой.

- Гори, забирай плату за Дэса, - облизнув губы, и стараясь разглядеть хотя бы что-нибудь под маской, пробормотал Малик. – Мне ничего не надо, ты не думай обо мне плохо.

- Что? – санитар, отпустив плечо стрелка, выпрямился и, черт дери эту маску, Малик совершенно не мог понять, что же там с лицом Гори. Как можно было понимать друг друга, если не можешь увидеть, что о тебе думает тот, с кем разговариваешь? Эта неопределенность выводила Малика из себя, но он только выдавил улыбку и пожал плечами.

- Мне чужие деньги не нужны. – сказал он и, закусив губу, уставился на санитара.

Хотел ли Гори ему что-то ответить или нет, Малик так и не узнал. Разнесшийся по берегу протяжный и низкий рев заставил всех одновременно вздрогнуть и когда он затих, Гори и Малик слышали только удаляющийся в тумане, вопль Ильи. Дэс, дэс, дэс, дэс! – и больше ничего.

- Они отходят, - придя в себя, вскрикнул Малик. – Они отходят, Гори. Скорее, пацан, беги с ящиком туда, мы за тобой.

- Бежать куда? – растерянно спросил выскользнувший из тумана, Эден. – Я потеряюсь.

- На звук беги, тупица! – приподнявшись на песке, проорал ему чуть ли не в самое лицо, Малик. – Гори, давай, помоги мне подняться. Я дойду, ты просто помоги встать. Пацан, что стоишь?! Беги быстрее.

Дернувшись, словно вспугнутый зверь, Эден коротко взглянул на санитара и, подтянув на плечах лямки, побежал по песчаному берегу. Рев прокатился по пляжу еще раз и затих. И тут, в грохочущем прибое, Эден различил голоса.


**


Магистр поднимался на мостик всего один раз, чтобы взять образцы воды. Ни словом не обмолвившись, он выскользнул в плаще под начинающийся дождь и, неспеша прогуливаясь с воронкой и пробиркой в руках, набрал себе зараженной воды. Обратно на мостик он заходить не стал, спустился к своей каюте по внешнему трапу. Палтус проводил его задумчивым взглядом.

Погода портилась на глазах и прохладный ветер с моря, усиливаясь с каждой минутой, плотнее прижимал перегрузчик к причалу. Подкрадывающаяся с кормы, волна играла с Огнеупорным, перекатываясь под ним и заставляя скрипеть сплющенные резиновые кранцы.

- Ну что,Палтус, вызывай Мило, - рассеянно глядя в иллюминатор, буркнула Раска. - Пускай прогревает обратку.

- Добро, - кивнул скучающий на высоком стуле, Палтус и, подтянув к себе переговорную трубку, повторил слова капитана. Секунд пять из трубки не было слышно ни звука.

- Чего там? – рявкнула она неожиданно. – Отвязываемся?

- Да, дед. Готовь инжектор к пуску, магистраль на охлаждение. Отшвартовываться будем на носовом кранце. Потом сразу идем на якорь.

- Я вас к исполнению принял, - пророкотал, откашлявшись, механик. – Уж лучше ебисалей кормить чем ждать тут невесть чего. Нездоровая эта земля.

- Знал бы ты дед, насколько ты прав. -хмыкнула Раска, но механик, конечно же, ее не услышал. Палтус, прикрыв усилитель переговорной трубы кожухом, спрыгнул со стула и вопросительно приподнял бровь.

- Поднимай, - кивнула Раска. – Пускай готовятся. На берег, пускай отправляют Тука, если забудем – не беда, еще такого же олуха найдем. И скажи боцману чтобы все в плащах были – я прослежу.

Палтус кивнул, и, оставив Раску одну на мостике, неслышным шагом спустился на нижние палубы. Меньше чем за полчаса, застывший в тишине, перегрузчик, ожил. Боцман не без труда запустил на корме генератор, а на носу матросы, как попало напялившие черные, простеганные плащи, ругались и спорили между собой, какой швартов надо будет оставить последним. Даже Хемеш, прятавшийся последние полчаса в каюте, взбудораженный шумом, поднялся на мостик. Демонстративно игнорируя капитана, он, со скорбным лицом прошоркал на правый борт к дальнему иллюминатору и уткнулся в него носом. Раска, устроившись в капитанском кресле закинула ноги на маленький столик и, изредка поглядывая в сторону магистра, обдумывала, что следовало говорить Рэю, если курьеры не просто задержались, а сгинули по пути вместе с грузом. Но этот высокомерный придурок н’Гэйнси отчего то был уверен, что груз обязательно будет, без вариантов.

Поднявшийся на мостик, Палтус, выглядел бодро. Раска знала, что сейчас он в своей стихии, и когда они будут отходить, от штурвала его и клещами не отцепишь. Такой же, как и она, в прошлом – кенг, он терпеть не мог всей портовой возни, и больше всего в своей поломанной жизни, этот лысоголовый черт любил крутить штурвал.

- Погудим на прощание? – ухмыльнулся здоровяк и Раска, встретив его взгляд, закатила глаза к подволоку.

- Играйся. – махнула она рукой и, Палтус, едва сдерживая по-детски беззастенчивую улыбку, протянул руку к опускающемуся из подволока, стальному тросу, который оканчивался самодельной ручкой из железной трубки. Он с силой потянул ручку вниз и на верхнем мостике протяжно заревел горн. Отпустив, Палтус дал пружине выпрямиться, чтобы меха снова набрали воздух, после чего, улыбнувшись ругающимся на носу, матросам, он снова потянул трос вниз.

- Ну все, давай вставай на руль, а я на крыло. – поднимаясь со стула, и пытаясь остановить зевоту, проговорила Раска. – Отвяжемся и можешь сразу идти спать Я потом тебя щадить не буду, если не выспишься.

Палтус бодро кивнул и Раска, накинув висевший на крючке плащ, вышла на крыло. Капли дождя, еще не слишком частые и крупные выстукивали мелкую дробь о капюшон, и хоть ветер успел немного подняться, туман и не думал рассеиваться.

- В жопу бы ему эту его дудку засунуть! – орал кто-то на носу и Раска, перевалившись через леер, попыталась высмотреть горлопана, но, как назло, сгустился туман.

- Ты еще там слово скажи и будешь с ковриками за боротом полоскаться весь переход! – крикнула она и хоть ее хриплый девичий голос и прозвучал совсем не грозно, матрос решил не искушать судьбу и умолк. Никого не обманывали ни показная обходительность, ни улыбающиеся морщинки вокруг глаз самой бешеной, самой кровожадной кенгской акулы. Может Рэй н’ Гэйнси и научил ее кое-каким приемчикам и манерам, чтобы дикарка не слишком обращала на себя внимание, но на своем перегрузчике она вольна была делать все что ей заблагорассудится. И хотя многих эта ее настоящая натура пугала до дрожи, зато перегрузчик ужасной кенгской акулы никогда не простаивал в порту дольше недели, в отличие от других транспортов, которые едва могли наскрести себе даже на провиант.

Довольная произведенным впечатлением, Раска, с улыбкой прошла по крылу и посмотрела, как идет подготовка на корме. Там все уже были готовы, боцман только ушел и за него остался крепкий, поджарый плотник - Ваер. На корме проблем не должно было возникнуть.

- Ваер, отдавай все веревки! – крикнула Раска, и парень, даже не поднимая головы, рьяно принялся сбрасывать швартовы с кнехтов, бегая от одного к другому, как угорелый. Пытавшийся поспеть за ним, молодой матрос, имени которого Раска так и не потрудилась запомнить, бегал за Ваером с выпученными глазами.

Убедившись, что на корме проблем не возникнет, Раска бросила взгляд в сторону носа. Подоспевший боцман уже распорядился, и матросы, скинув два лишних швартова, ждали пока Тук разберется на корме. Но Тук, отчего-то не спешил. Ваер, не щадя горла, орал в туман изощреннейшие ругательства, но кормовые швартовы так и висели на кнехтах, скрытых в тумане.

Прошло почти полминуты, и корма уже начинала медленно отходить от сыплющегося причала. Ваер поднял голову и окликнул Раску:

- Капитан, может обратно на кнехты положить?

- Не надо, - покачала Раска головой и устало потерла лоб. Чтоб этого тупого сукина сына, Тука, даже скинуть веревки не в состоянии, кретин. Не хотелось доставлять Хемешу удовольствия позлорадствовать, но, похоже, по-другому было никак.

- Ваер! – рявкнула капитан. – Клади концы обратно, пацана отправляй на руль.

Повернувшись к ассистенту, она скинула плащ.

- Палтус, принимаешь командование, - сухо бросила Раска, - Матрос на руле. Отходите по твоей команде, я буду на последнем швартове. Все понял?

- Отойдем, капитан, - кивнул Палтус. – Вы только не простудитесь.

- Лучше волнуйся за Тука, а не за меня. – нахмурилась Раска. Швырнув плащ на капитанское кресло, она ураганом пронеслась по мостику и распахнув, грохнувшую о переборку, дверь, помчалась вниз. Пролетев командирскую палубу и палубу рядового состава, она выскочила на грузовую. Огнеупорный стоял под углом к причалу, упираясь скулой в скрипевший под боротом резиновый кранец и Раска даже из-под надстройки услышала, как потрескивает на носу единственный набитый швартов. Два других швартова, боцман с матросами, ожесточенно матерясь, укладывали на кнехт.

Не дожидаясь, пока Ваер подтянет корму обратно, Раска добралась до носа и, перемахнув через леер, в четырех метрах нависающий над причалом, приземлилась на бетонную крошку. Сапоги болезненно отыграли по пяткам, но Раска не обратила на боль никакого внимания. Бетонные камешки хрустели под ногами и густой туман рваными кусками летел в ее разгорячённое страшное лицо. Если бы Хемеш увидел ее в эту минуту, то вряд ли бы сумел спокойно уснуть на обратном переходе.

- Тук, ублюдок червивый! – прокричала Раска в туман.

- Я здесь. – отозвался откуда-то слева приглушенный голос и Раска едва удержалась от того, чтобы не выхватить из-за голени короткий разделочный ножик. Вместо этого она повторила тяжелое, отпечатавшееся в ее памяти напутствие н’Гэйнси:

«И еще кое-что; держи себя в руках, Огнеупорная. Акулы назад не умеют плавать, так что следи за тем, что пытаешься сожрать».

Она следила. С тех самых пор как в зубы ей попался этот неуловимо странный человек, она внимательно следила за тем, что она пытается сожрать. До той самой встречи, до столкновения с Рэем н’ Гэйнси, с этим чудиком, вечно кутавшимся в тряпки, она отчаянно верила в свои силы, и в этой своей, лишенной разумного начала, вере, она могла бы перекусить даже стальной лом. Но капитан боевого корвета Гелос, в тот злополучный день, играючи поймал ее безумную веру в собственную неуязвимость, и так же легко переломил ее об колено. Ей тогда было семнадцать и весь мир только и ждал, как бы поскорее упасть на колени перед ее неукротимостью и неутолимой жаждой крови. Только вот один кретин по имени н’Гэйнси, похоже ничего об этих чаяниях мира не знал. Он изуродовал ее, выбил ей три зуба и поставил ее на колени, он заставил ее смотреть как уходит ко дну ее, бордовая от крови алийцев, «Рванина». Рэй оказался хищником, который был ей не по зубам и, хоть она так и не перестала втайне его ненавидеть, страх и уважение странным образом переплелись в ней и застыли твердым, неделимым слепком. Урок, который преподал ей капитан Гелоса, обошелся дорого, и хоть она никогда и не задумывалась о своей привлекательности для противоположного пола, все же, в последнее время ее все чаще посещало болезненное чувство неполноценности. Особенно это чувствовалось в общении с вышестоящими чинами и портовыми служаками. За четыре года Раска так и не стала для них своим капитаном, она для них все еще была кенгом-выскочкой, подстилкой Рэя. Но время всегда расставляет все по своим местам, уж это капитан Огнеупорного поняла еще в свои семнадцать. Недалекие дураки еще успеют понять кто она такая и чего стоит ее железный акулий хват.

Тук едва не сбил ее с ног. Здоровяк, путаясь в собственных ногах, вынырнул из тумана и, цепляя руками воздух, ухватил Раску за плечо чтобы не упасть. Капитан почувствовала, как под тяжестью, упавшей на ее плечо, проседают и скрипят камни под подошвой сапога.

- Капитан, это вы. – выпрямляясь, изумленный и одновременно польщенный, пробормотал Тук. Про руку на плече Раски, недалекий малый, кажется, вовсе позабыл.

Капитан шагнула в сторону, подступив к нему вплотную и, не пытаясь скрыть своего недоброго намерения, с размаху крепко врезала ему ладонью по уху. Пошатнувшись, Тук отдернул руку от капитанского плеча и прижал к оглохшему уху. Чуть не брякнувшись на колени, он прошептал что-то себе под нос и затрясся всем телом.

- Просто скинуть веревки, Тук! – изо всех сил стараясь сдержать рвущуюся наружу ярость, проорала Раска. – Ты хоть на это способен? Скажи – ты способен скинуть эти гнилые веревки?

Сжавшись перед ней, как потревоженная хищником, голотурия, здоровяк с пухлыми губами и бородой-мочалкой, трясся и подгибающиеся колени едва держали его. Детское лицо скорчилось в гримасе боли и большие голубые глаза умоляли понять его, простить его неспособность к чему-либо, то есть, вообще, ко всему.Не удержав отвращения, Раска влепила ему звонкую пощечину.

- Не надо! – вскрикнул Тук и подался назад. – Мальчишка. Это все он, это мальчишка мне так сказал.

Тыкая пальцем куда-то в сторону, здоровяк все отступал и отступал назад, не удосуживаясь даже подумать о том, что где-то у него за спиной может быть край пирса. Тупой животный страх, кажется, сожрал те крупицы разума, что роились в его безразмерной волосатой башке.

Раска только сейчас заметила осторожно выступающего из тумана паренька с измазанным в грязи лицом и сальными патлами, свисающими до плеч. Одетый в обноски и весь мокрый, он напомнил ей утопленников, которых она в далеком и безрадостном детстве, каждый день вылавливала с другими деревенскими детьми на берегах после очередного рейда алийцев по островам. Тощий как жердь, мальчишка придерживал за лямки металлическую коробку на спине и глупо пялился то на Раску то на матроса.

- Ты еще кто? – бросила Раска. – Что это там у тебя за спиной?

- Груз. – отозвался мальчишка и его голос показался капитану самым бесцветным из всех, что ей приходилось слышать. Словно парень и не говорил вовсе, а просто открывал рот, и она сама додумывала за него то, что он должен был сказать. Взгляд его стеклянных глаз не отрывался от нее. Кажется, шрамы на ее лице были ему столь же интересны, как и ей то, что находилось у него за спиной.

- Вы опоздали почти на пять часов, - не пытаясь скрыть раздражения в голосе, заметила Раска. – И где, мать твою за ногу, Дэс? Где главный?

- Умер, кажется. – пожал плечами мальчишка и потянулся снять с плеча коробку с лямками. – Вот ваш груз.

Раска подхватила протянутую ей лямку и металлическая коробка, весившая хоть и прилично, но явно не на заявленные Рээем, тридцать тысяч дианов, повисла на вытянутой руке. Отступив назад, мальчишка присел на бетонную крошку и, согнувшись, спрятал лицо между коленей. Скуливший рядом Тук, наверное, одобрил такой трюк, но капитана он не впечатлил.

- Эй, икреныш, ты это кого поиметь пытаешься? – процедила она, опуская коробку на причал. – Ты откуда вообще приперся?

Но паренек как будто и не слышал ее, он, кажется, даже совсем не дышал.

Раска сделала шаг и носком сапога, опрокинула мальчишку на спину. Раскинув руки в стороны, он безвольно упал на камни и из носа побежала струйка крови. Кукла – вот кто он сейчас был, и его огромные черные зрачки смотрели в бездну реолия. Бактерии пожирали мозг мальчишки и даже целый мешок пурии уже не помог бы ему.

Гадливо поморщившись, Раска отступила назад и, чуть было не запнулась о Тука. Матрос печально всхлипнул и хотел было отползти, но голос в тумане намертво приковал его к древнему причалу.

- Стоять! – гаркнул медленно выползающий из тумана, широченный силуэт. – Я должен видеть ваши ладони. Эй, волосатый, твои тоже!

Разглядев в руках приближающегося здоровяка, пистолет, Раска нехотя выставила вперед свои ладони, как бы показывая, насколько они чистые. Если это были кенги, то очень скоро они пожалеют об этом, даже если она сама уже будет плавать кверху брюхом. Рэй умел находить людей – неважно, кенгов ли, алийцев или археев, и эта его способность иногда казалась Раске даже какой-то мистической.

- Я бы тебе не советовала, - спокойно проговорила Раска, разглядев, что это вовсе не один, а два человека. Просто один придерживал другого под плечо. – Ты не похож на дурака, парень, так что, если кенги тебе что-то пообещали – забудь. Они своего слова никогда не держат. Знаю о чем говорю.

- Ты капитан перегрузчика? – осторожно опуская товарища и перехватывая пистолет в другую руку, спросил Гори.

- Именно, – опуская и скрещивая руки на груди, ответила Раска. – А ты, я так понимаю, Дэс?

- Дэс погиб, - ответил санитар и, поджав губы, кивнул на металлическую коробку под ногами у Раски. – С нашей стороны груз доставлен. Теперь ваша очередь.

- Чудно. Но с этим возникнут проблемы, - улыбнулась Раска, и санитар, по-видимому, приняв улыбку за издевательскую насмешку, вытянул вперед руку с пистолетом. Капитан не могла не заметить, что оружие не переставая пляшет у него в руке. Это было нехорошо, парень мог случайно пальнуть в любой момент.

- Без уплаты мы трупы. – прохрипел висевший на плече санитара, боец и поднял голову. Окаймленное черной бородой, лицо его было бледным как простыня.

- Если бы вы поспели вовремя, проблем бы не было, - нахмурилась Раска. – Сейчас я отшвартовываюсь и на эту возню у меня нет времени. Если готовы ждать погоды, то прошу на борт. Мы идем на якорь и будем штормовать. Там магистр с вами рассчитается и груз заодно проверит.

- И сколько ждать? – поморщился санитар.

- Ну, неделя, может повезет и циклон только заденет краем. Думаю, что там можно уже будет пытаться вас высадить, - кивнув на мальчишку и Малика, Раска улыбнулась Гори. - Да и как ты вообще думаешь дотащить обратно мальчишку и этого? Похоже, большого выбора у тебя нет, а?

Облизнув губы, санитар растерянно улыбнулся и поглядел на Эдена, растянувшегося на камнях, потом краем глаза на Малика, который что-то бормотал ему в плечо. Раска знала, что значит эта бессильная улыбка. Так бывает, когда обстоятельства оказываются сильнее, и обрушиваясь, подминают под себя. Гори медленно опустил пистолет, сунул в коробку на поясе и перехватил поудобнее бредившего стрелка.

- Ладно, показывай куда идти, - проговорил он. – И пусть кто-нибудь возьмет мальчишку.

Раска удовлетворенно кивнула и покосилась на притихшего, и с детской непосредственностью, пялившегося на курьеров, матроса.

- Тук, надеюсь хоть это ты сможешь? – спросила она.

- Смогу что? – всколыхнулся здоровяк и Раска, не сдержавшись, отвесила ему крепкую оплеуху, отбив ладонь о деревянный затылок.

Огнеупорный
3111 слово (15-20мин)

Дымка пришла с востока, и окутав побережье, превратила и без того влажный воздух в жидкий пепел. Маленькие капельки на иллюминаторах тяжелели и неспеша скатывались вниз на палубу, где скапливались в блестящие смертоносные лужицы. Даже морская вода не была настолько гибельно опасной.

Перегрузчик «Огнеупорный» с полупустыми трюмами стоял у причала в полной тишине, слышно было только как поскрипывают под бортом резиновые кранцы. Вахтенный ассистент на мостике скучал и с задумчивым видом клевал носом. Вчерашняя швартовка к причалу в ночи и два порванных швартовых отняли у экипажа все силы и дотянуть до утра оказалось совсем непросто. Рассветные часы на вахте всегда были самыми тяжелыми.

- Ну и как оно, Палтус, как у нас тут дела? – разнесся по мостику хриплый, заспанный еще, голос Раски. Вахтенный, развернувшись на стуле, слегка приподнялся. Его блестящая лысина почти коснулась подволока.

- Пока никого, кэп, - пожал он массивными плечами и тут же плюхнулся обратно на стул. – Капитан, а может все-таки мы отвяжемся да отойдем мили хоть на две? Неспокойно на душе как-то.

- На душе! – хохотнула капитан и, прошествовав к небольшому, обустроенному в углу мостика, шкафчику, извлекла с нижней полки бутыль. Мутная брага чуть плескалась на донышке. За полуторанедельный переход это была уже седьмая бутылка. – С каких это пор, сукин ты сын, у тебя есть душа? Выиграл в карты что ли?

Неопределенно хмыкнув, Палтус повернулся к иллюминатору. Причал, к которому они ошвартовались рассыпался на глазах, но рыжие от ржавчины кнехты, хоть и начинали выступать из бетонной крошки, все же держали сносно. Один кнехт по корме и один – по носу, и на каждый по три швартовых. «Огнеупорный» даже без прижимов и шпрингов стоял теперь у причала как вкопанный. Погода держалась самая что ни на есть, благоприятная, особенно, если сравнивать со вчерашней. Вот только проклятый туман…

- Три часа, - отхлебнув из бутылки, проговорила Раска, вглядываясь в серое месиво за иллюминатором и поправляя рукой золотистую копну волос на голове – последнюю гордость, которую ей удалость спасти. – Дадим этим голотуриям сухопутным еще ровно три часа. Этот старый комар уже всю кровь из меня выпил со своей отшвартовкой.

Повернувшись к вахтенному, Раска взвесила бутылку в руке.

- Ну, давай, пусть будет три с половиной, нет, пять. – с неохотой поправила она себя. – Потом они пускай сидят тут и землю жрут. Вот штормовать у причала я точно не собираюсь.

- Хорошо, - кивнул Палтус. – Я боцману скажу как на мостик поднимется. А, похоже вот он и идет.

Повернувшись к двери, вахтенный выжидательно на нее уставился, но она оставалась на месте.

- Ну значит ошибся, - улыбнувшись, глянул на капитана здоровяк и опустив голос до шепота, добавил. – Похоже у нас завелись уши с ногами.

- Ручку вверх и от себя! – крикнула Раска и, рассмеявшись, прошла к двери. – Дорогой наш душка магистр, пора бы уже запомнить. Вы же уже почти бывалый моряк.

Железная ручка осторожно приподнялась и дверь тяжело отошла в сторону. Тощему старичку едва удалось поймать ее, чтоб она не грохнула о переборку. Закрывая дверь, он выглядел немного смущенным и уязвленным.

- Доброе утро капитан, - глядя сквозь толстые линзы очков, приветствовал ее овечьим блеяньем, опрятный, облаченный в строгий мундир старичок. – Не хотел вас тревожить до вахты. Я ведь все понимаю – эти бдения ночные, всякие эти ваши узлы, швартовки, раскантовки.

- Что еще за раскантовки? – хмыкнула Раска.

- Ну бортом вы к причалу, когда пристаете. – пробубнил магистр, еще больше смущаясь, и тут же отмахнулся. – Вы сами знаете, о чем я говорю. Я к вам не за этим пришел. Вы туман на улице видите?

- Ну затянуло малость, - взвешивая в руке бутыль и разглядывая остатки содержимого, проговорила Раска. – И что с того? Мы отвязаться сможем, не переживайте, Хемеш.

- Я не к тому, - замахал тощими ручками старик. – Вы же, например, не можете знать наверняка, насколько безопасна земля в этой местности. Чем мы сейчас дышим? Вот вы можете мне сказать, капитан? Нет! Может и не стоит тогда задирать нос и пытаться меня поддеть каждый раз, когда я к вам поднимаюсь? Что за дела такие?

- Поддеть? - не глядя на Хемеша, дружелюбно хохотнула Раска. – Успокойте свою умную голову, магистр.

- Моя голова – не ваша забота, - все кипятился Хемеш. – И я уж точно обойдусь без ваших советов, а вот вы без моих – вряд ли и полдня проживете.

Палтус, нахмурился и переглянулся с капитаном. Вздохнув, Раска передала ему бутыль.

С самого начала экспедиции магистр Хешем только и делал что ставил ей палки в колеса. Чем больше она шла на уступки, тем сложнее было потом отвоевывать свою территорию. Маленький худосочный магистр хорошо понимал, что делает, Раска же далеко не всегда могла проследить ход его мыслей и зачастую Хемеш умело обставлял дело так, что капитан в глазах своего же экипажа выглядела полной недотепой. Ее это невероятно злило, но сделать с этим она ничего не могла. Раска и без магистров знала, что она не слишком то далекого ума, да и на верфь ее переманили не за широкий кругозор, а за умение уцелеть в любой, даже в самой поганой истории. И если Хемеш откровенно не понимал с кем он играет в привычные для него, подковерные игры, это были только проблемы Хемеша.

- Ведь опасны здесь могут быть не только дождички, - словно бы не замечая недоброе выражение изуродованного лица капитана, яростно талдычил магистр. – Бактерии могут содержаться и в тумане. И я вам больше скажу. Я сегодня на рассвете брал пробы воздуха. И таки да, незначительное содержание присутствует.

- И это должно что-то значить? – уперев руки в бока, буркнула Раска. – Правильно! Это значит лишь то, что после отшвартовки вы выдаете каждому по капсуле пурии. В чем проблема? Вы врач по роли, и я брала вас как врача в первую очередь, не как умника из Коллегии.

- В первую очередь я ученый, и я курирую эту авантюру! – гневливо сжав кулачки, рявкнул в ответ старик. – И это ваше «я брала вас как врача» здесь неуместно. Вы получили распоряжение от верфи, так же, как и я получил распоряжение от Коллегии. И я не вижу ни одной причины чтобы и дальше подвергать нас всех опасности.

Стиснув кулаки, Раска несколько секунд с удивлением смотрела на взъярившегося магистра и все же улыбка сама собой растянула ее губы. Хоть ее и успела посетить мысль о том, чтобы прямо вот сейчас сломать шею старикашке, да швырнуть его за борт, ей все же не стоило этого делать. Старые времена прошли, в новом мире цена на кровь возросла кратно. Теперь приходилось терпеть многое и многих. Но даже в прежние времена драка с трухлявым книжным червем, да еще и безоружным, в любом случае, оставила бы пятно на ее репутации. К тому же, хорошие отношения с Коллегией еще не вредили ни одному капитану. Пороть сейчас горячку было бы очень недальновидно. Но и разжать кулак оказалось непросто.

- Вас что-то развеселило, капитан? – процедил магистр сквозь зубы.

- Вы меня развеселили, наш душка магистр, - выхватывая из рук заскучавшего ассистента бутылку, отозвалась Раска и весело подмигнула старику. – Я поняла, вы хотите чтобы безопасно и без тумана. Я тоже бы этого хотела. Как там правильно говорится то, Палтус?
- Не ходи срать в шторм, если боишься намочить портки? - предположил ассистент.
- Мысль здравая, - кивнула Раска. - Но по моему, это звучало как-то немного по другому.

- Заканчивайте свое выступление, капитан, - с заметным трудом справившись с собой, проговорил магистр. - Через час мы отшвартуемся и отойдем. Вы спустите шлюпку с двумя матросами и они на берегу произведут обмен. Все, разговор окончен.

- Какой ты грозный, - хмыкнула Раска. – Ты ведь, старик, похоже, и вправду по-хорошему то не понимаешь.

- Я бы попросил вас обращаться ко мне на ВЫ. – холодно отозвался магистр.

- Попросил бы он. – покачала головой капитан и, залпом проглотив остатки браги, она со всего размаху швырнула бутылку на палубу. Брызнуло во все стороны стекло и магистр, вскрикнув, закрылся руками. Палус, вскочивший было со стула, тяжело опустился обратно и ухмыльнулся - капитан наконец-то взялась за дело обеими руками. Вот так представление намечалось. Ну а переживать тут было особо и не о ком. Глупый дед-препарион долго выпрашивал, и наконец у него получилось.

- Капиатан здесь я, - тяжело роняя каждое слово, протянула Раска, и, прислонившись к столику под иллюминатором, вцепилась в магистра своим акульим взглядом от которого даже бывалые капитаны могли бы струхнуть. – Ты хорошо знаешь с каким трудом Коллегия выбивала тебе это место и чего им это стоило. Ты думаешь, что заказ спустили из верхов верфи Ревенга, так? Это, конечно, серьезные люди, да. Думаю не надо тебе объяснять насколько. Таких как мы, Хемеш, они глотают не жуя. Но даже не они хозяева экспедиции, как тебе и твоей любимой Коллегии было передано. Ты может быть слышал про такого человека как н'Гэнси? Ни о чем не говорит фамилия?

- Тень нашего монарха, акрона Багрянорожденного. – подсказал Палтус, с интересом наблюдавший за происходящим. Раска метнула в его сторону короткий, не сулящий ничего доброго, взгляд, и ассистент, пожав плечами, отвернулся к иллюминатору. Но дурацкая улыбка на его лице от капитана не укрылась.

- Вы меня запугивать пытаетесь? - дрожа от негодования и медленно опуская руки, пробормотал магистр.

- Зачем? Просто даю вам шанс подумать, - повернувшись обратно к старику, вздохнула капитан. – Или вы, магистр, работаете над своими стекляшками и не лезете в мои дела, или я ссаживаю вас на берег прямо сейчас и уж там вы распоряжайтесь кем хотите. Отвечать за результат экспедиции мне одной, а не вам. И потому приказы здесь отдавать буду только я, и потому, стоять у причала мы будем до последнего.

Щелкнув языком, капитан оттолкнулась от столика и не спеша прошествовала к иллюминатору за спиной у магистра. Может ее походка, конечно и не выдавала всего того, что творилось в душе, но Палтус знал Раску слишком давно, чтобы обмануться. Разгорячившись, она только лишь набирала обороты, и вскипающая злоба пожирала в ней все разумное, злоба ее искала выхода, элементарного логического завершения. Ей стоило большого труда зарекомендовать себя после многих лет кровожадной жизни на стороне кенгов. Если бы не выбор, перед которым ее однажды поставил капитан н'Гэнси, кто знает куда бы завела ее кривая дорожка. Но Раска стояла здесь, на своем собственном перегрузчике «Огнеупорный», цену которого она выкупила на самых опасных, на самых жирных контрактах и заказах. Ей дали шанс, и она его не спустила сквозь пальцы, как это бывало со многими. Ее пальцы были цепкими. И отпускать себя сейчас на волю разгоравшейся ненависти она тоже не собиралась. Однако, Палтусу, все же казалось, что стоило бы поскорее проводить магистра с мостика. Незачем было рисковать стариком и искушать капитана.

- Магистр Хемеш, могу я вас попросить, - кивнув в сторону двери, проговорил Палтус. – Мне нужно бы убрать стекло на мостике.

Как бы в подтверждение своих намерений, ассистент поднялся с кресла и взял ободранный веник, вместе с металлическим совком, спрятанным под столиком.

Возмущенный магистр хотел было наброситься с обвинениями еще и на ассистента, осмелившегося прогонять его с мостика под благовидным предлогом, но Палтус, выразительно глянув еще раз на дверь, покачал головой. Бросив неприязненный взгляд в спину капитана, препарион проворчал себе под нос что-то про дикарей-кенгов и поспешил вниз, громко ругаясь на трапе.

- Теперь будет гадить в два раза больше, - задумчиво выметая стекло из угла, заметил Палтус. – Старость, она никого не щадит, даже большеголовых.

Раска, наблюдавшая за стекающими по иллюминатору, водяными каплями, неопределенно хмыкнула, и ассистент продолжил мести уже молча. Ниже палубой гулко грохнула дверь и на мостике снова воцарилась тишина.

Раска, в общем то ничего не имела против Коллегии и с тем, что они втюхивают своих препарионов, которые, в большинстве своем оказывались куда сговорчивее чем Хемеш. Их работа была небесполезной. Все теоретические знания, все наблюдения, касавшиеся океана, разрабатывались в Коллегии. В общем-то, формально, Хемеш, конечно же мог озвучивать необходимые поправки в действия капитана, ведь ранг в Коллегии ему это позволял. Опять же, формально, Раска должна была прислушиваться к мнению магистра. Так, по крайней мере, задумывалось в Адмиралтействе, когда Хемеша назначали на Огнеупорный.Раска понимала, что на единоначалие там просто махнули рукой, не придав этому особого значения, что мол, разбирайтесь сами. Разбираться приходилось до сих пор.

- Эй, Палтус, - задумчиво позвала Раска в иллюминатор. -Ты, это самое, не бери в голову это все. Магистра даже не вздумайте трогать.

- Только строго по вашей команде. – не отвлекаясь от веника, отозвался Палтус.

- Это хорошо, - вздохнула Раска. – И без него забот хватает.

- Все еще отшвартовываемся через пять часов? – улыбаясь разбитому стеклу, спросил Палтус.

Раска бросила взгляд на примитивный металлический барограф на стойке. Тонкая иголка чертила на вращающемся барабане почти отвесную линию, и сейчас острие указывало на отметку в девятьсот девяносто гектопаскалей. Циклон стремительно приближался с юга.

- Похоже что придется отвязываться раньше, - отозвалась капитан. - Вот если бы Хемеш поспал до обеда, то и не пришлось бы нам сворачивкть сейчас кровь друг другу. Говорю тебе, Палтус, все зло в мире происходит из-за тех кто встает спозаранку.


***

Кислый, землистый вкус пепла, казалось, заполнил собой все вокруг. Весь мир сжимался в крошечный черный зрачок. Костя изо всех сил пытался подняться, но тяжесть, давившая на него сверху, заставляла лишь пригибаться все ниже и ниже – к самой земле.

- Я не хочу быть зрачком. – пробормотал он, чувствуя струящуюся по коже, теплую и густую смолу. Заходящее солнце слепило, и его, измазанное сажей, лицо, смотрело на запад, туда, где пульсировал свет.

«На ромовых полях ты найдешь утешение» - вдруг возник у него в голове далекий мягкий голос и свет на западе вспыхнул еще ярче прежнего, причиняя глазам невыносимую боль.

- Дай мне свободу! – пролаял вдруг Костя и в ужасе зажал себе рот ладонями. Он не собирался говорить ничего подобного, и все же, что-то внутри него противилось далекому голосу. Оно явно не искало утешения.

«На ромовых полях ты найдешь и свободу» - разнеслось в голове Кости, словно далекое эхо, отразившееся откуда-то из-под земли. И опустив глаза вниз, Костя с ужасом увидел, что пожирает собственные ладони. Он не думал кричать и все же закричал, распахнув рот, набитый пальцами.

***

- Не ори, а!

Малик в спальном мешке был похож на большую разъяренную рыбу. Приподнявшись, он продрал глаза, взглянул на небо и вздохнул. Вокруг стоял туман и понять, который сейчас час, было сложно. Однако стрелок имел на это свое мнение.

- Шестой час, парень. Ну пару часов поспи ты спокойно и дай другим поспать. – буркнул Малик, укладываясь обратно в спальный мешок. – Если снова заорешь, я тебе в рот кляп затолкаю, уж поверь мне, парень.

Костя беззвучно перевернулся на другой бок и стрелок у него за спиной громко фыркнул.

Устроиться в низине, полной сухих листьев, было не самой плохой идеей Малика. Даже санитар не стал с ним спорить, хотя за те три дня, что они провели в пути, их грызня порядком утомила даже дядю Сережу. Побледневший, осунувшийся майор почти все время проводил в спальном мешке. Малик с Гори несли его по очереди на спине, прицепив мешок к комбинезону импровизированными ремнями. Костя видел, что они теряют силы и с каждым днем им становилось все труднее подняться с майором на спине. Никто не хотел оставлять Дэса, хоть и пользы от него не было совершенно никакой, только вымотанные нервы и ноющая спина. Илья хотя бы первые дни двигался самостоятельно. Целиком утонув в себе, он, в конце концов, даже перестал бубнеть и не проявлял никакого интереса ни к воде, ни к еде. Вчера, Гори с рюкзаком, набитым медикаментами и боеприпасами, весь день вел лейтенанта под руку, потому что сам Илья не понимал в какую сторону надо идти. Человек и дерево в его глазах были неотличимы.

В лесной тишине отчетливо слышалось падение каждой капли и в воздухе стоял странный, ни на что не похожий запах. Костя никак не мог решить, пахнет ли ранней весной или сгнившими трупами птиц.

Это было его последнее путешествие. Гори каждый вечер за пустыми разговорами, вычищал кровь Кости, они на это убивали почти полтора часа, хотя оба знали, что ждет его, когда они наконец доберутся до места. Обратной дороги для него не было, доброхот-санитар просто изо всех сил пытался сгладить углы. Но чем меньше времени оставалось, тем яснее Костя понимал, что в нужный момент он не сумеет, он обязательно струсит и упадет на колени чтобы умолять и просить оставить его в живых. Раз за разом представляя направленное ему в лицо, дуло пистолета, он все сильнее чувствовал приближение этого момента, когда невозможно уже будет изменить хоть что-то. Короткий хлопок – и всему конец, и полный амбар сена, и сгоревшая в огне матушка-сомнамбула, все это больше не будет иметь никакого смысла, все было напрасно и утонуло в прошлом. Год или тысяча лет – не имело никакой разницы. Все уже было в прошлом, и даже он сам. Не было никакого смысла оставаться, чтобы увидеть конец своей истории, он мог и сам все сделать.

Приподнявшись, Костя беззвучно выскользнул из спального мешка и, стараясь не шелестеть листвой, сложил его вдвое и положил возле, зарывшегося в листву, Малика. Стрелок даже не пошевелился. Уже выпрямляясь, Костя увидел, что за ним следят. Дядя Сережа, укутанный в спальный мешок, лежал с открытыми глазами и следил за каждым его движением. Встретившись с ним взглядом, Костя только пожал плечами.

- Собираешься в дорогу? – тихо прохрипел майор и, вытащив из спального мешка руку, почесал встопорщенную грязную бороду. Измученный и полуживой, он выглядел жалко. И все же в его глазах еще теплилась жизнь.

- Простите меня. – прошептал Костя, опустив глаза в землю, укутанную листвой.

- Простить за что, парень?

Костя ничего не ответил. Он молча выбрался из ямы в нависшей над землей, туман. Холодный влажный воздух обжигал лицо и тыльные стороны ладоней. Хотелось кричать от ужаса, но Костя лишь тихо выдохнул, отпуская вожжи и смиряясь.

- Что в этом ящике? – прохрипел у него за спиной Дэс.

Вопрос заставил Костю вернуться, заставил его подхватить вожжи. Значит старик что-то увидел, заметил что-то в его взгляде. По какой-то причине он не считал Костю тронувшимся. Неужели все дело было действительно в ящике? Может и все те голоса, что слышал Костя действительно звучат оттуда, может все они и вправду там, а не в его голове?

- В этом ящике - голоса. - глухо отозвался Костя.

- Вон как, - усмехнулся старик. – Голоса, значит. И эти голоса говорят, чтобы ты уходил?

- Нет, - покачал Костя головой и обернувшись, посмотрел на старика. В глазах его стояли слезы. – Они ничего не говорят.

- Ничего не говорят? – хмыкнул дядя Сережа. – Хороший фокус. Как же это так – голоса и не говорят ничего?

Не чувствуя под собой ног, Костя опустился на край лиственной ямы и вытер под носом. Тяжесть, которую он тащил все три дня от тлеющего дома до этой ямы, давила на его тощие, и без того, изможденные, плечи. Ни пустые разговоры с Гори, ни утомленное по вечерам тело – ничего не спасало его, не снимало ни крупицы этого груза, который он тащил в одиночестве.

- Меня делят, - всхлипнул Костя. – На двух человек. И мне кажется что у них получается.

Кошмар курьера (прод)
1971 слово (10-15 мин)


Рычаг, сорвавшись, громко щелкнул и Эдену обожгло ладонь. Он вздрогнул и сразу понял, что арбалетная тетива сорвалась. Защищаться теперь было нечем. И все же он попал, он подстрелил кого-то из них.

- Уходи! – вжимаясь в угол, крикнул он, боясь даже пошевелиться. – Я буду еще стрелять!

В ушах гулко бухало, и все вокруг казалось каким-то смазанным, нереальным. Но руки крепко держали цевье. Он почти не сомневался в том, что теперь они и носа сунуть в дом не посмеют, попросту не захотят рисковать. Если, конечно, они не хотели, чтобы подстрелили еще кого-то. Эден сам себя убедил что, если сунется еще кто-то, он и его подстрелит, даже не пытаясь подумать о том, из чего, он, собственно, собирается в кого-то стрелять.

- Парень, не дури. – услышал он за дверью хриплый голос. – Выходи давай, никто тебя…

Последние слова утонули в нечеловеческом вопле и Эден, содрогнувшись, вдруг почувствовал, что внутри него все разом оборвалось. Волосы болезненно поднялись на затылке и в глазах заплясали бледные мушки. Он не хотел, но ногам побежала теплая струйка.

Человек не мог так кричать, это не мог быть хриплый голос майора и, вообще, никого из этих пришлых. Протяжный и низкий, он резонировал так, словно бы двое кричали одновременно, только у кого-то из дуэта все время немного проседал голос. Дребезжавшее стекло в окне вдруг треснуло и покосилось. Это могло быть только какое-то звуковое оружие.

Зажимая ладонями уши, Костя сжался в комок. Мысли в голове путались, он все пытался представить оружие, способное извлечь такой звук. Отец рассказывал ему о чем-то похожем, только там человек сразу терял слух и из ушей струйками бежала кровь. Звуковой импакт - как-то так это называлось.

По щекам Эдена побежали глупые и совершенно пустые слезы. Если бы он был не один, может быть, было бы не так страшно умереть.

Только когда в разбитом окне мелькнул свет, Костя понял, что источник звука не был снаружи. Он был в самом доме. Выгнувшись невероятным образом, этот источник, запустив, черные как уголь, пальцы-плети себе в пасть, мелко дрожал, издавая низкий вибрирующий звук. Плоский оранжевый глаз на морде, которая не могла иметь ничего общего с лицом Дарены Лемех, моргнул и уставился в окно, где мельтешил факел. Что-то было не так с этим рыбьим глазом, с его, словно бы размазанным по оранжевому белку, бледновато-красным зрачком. В своем раздраженном сознании Костя никак не мог уловить в чем же заключается странность, до тех пор, пока свет факела не сместился выше, на потолочные балки. Глаз, визжащего двумя голосами, чудовища, не был влажным и ни блеска, ни отражения на нем не угадывалось. Совершенно сухой, мертвый, он бессмысленно пялился в пустоту. Костя видел, как по чернеющей прямо на глазах, натянутой до предела, коже, на простыню стекала смола. Под мертвым рыбьим глазом черная гангрена поедала растянутый коричневый кружок. С нарастающим ужасом Костя понял, что это была родинка, совсем такая же, как и у него на левой ключице.

И вдруг, с непрекращающимся воплем, существо бросилось на стены.

***

- Что это? – спросил Илья и едва не выронил факел. Остекленевшими глазами глядя по сторонам, он вдруг заскулил и руки сами поянулись вверх, чтобы закрыть уши.

- Дверь! – оттолкнувшись от стены, выкрикнул дядя Сережа. Илья не слышал его голоса, но прочитал по губам и, схватившись за ручку, хотел было потянуть дверь на себя, но майор опередил лейтенанта, прижав ее плечом. Илья тут же оказался рядом, подпирая ручку и совершенно не понимая, что происходит. Санитар и стрелок, испуганные и растерянные, подбежали савтоматами на изготовку. По бледному, заострившемуся лицу Гори и по его обреченному взгляду, дядя Сережа понял, что только санитар знает с чем они столкнулись. Только он один не побежит в лес махая над головой руками от ужаса.

- МАЛИК! – проорал дядя Сережа с надрывом и на этот раз Илья услышал его хорошо. – СЕНО!

Стены дома содрогнулись и майора с лейтенантом припорошило сверху опилками и пылью. На стену один за одним, посыпались короткие удары, каждый из которых, едва не выбивал бревно из стены. От дальнего угла, удары неумолимо приближались к двери. Что-то там внутри отыскивало в темноте выход. Оно было уже совсем рядом, когда Илья вдруг резко дернулся.

— Это же сомнамбула, - вскрикнул он и отпрянул от двери. — Это же она, да?

Только сейчас он увидел торчавший из живота дяди Сережи оперенный конец болта, с которого непрестанно капало. Под ногами у майора была небольшая черная лужица. Грохнула о стену дверь амбара и Гори с Маликом, схватив по пуку соломы, запинаясь и матерясь, бросились к дому.

- Держи дверь, сукин ты сын. – выдавил из себя дядя Сережа, умоляюще глядя Илье прямо в глаза и сержант понял, что старик до сих пор считает, что у него все под контролем. Он даже сейчас хотел вернуться домой непобежденным, этот полулегендарный дорожный волк. Но Илья слишком хорошо понимал, что на этот раз старику уже не выкрутиться, удача отвернулась от него, а значит отвернулась и от них всех.

Обреченно глядя на дверь, лейтенант скинул винтовку с плеча и бросил факел дяде Сереже. Майор охнул от боли, но факел все же поймал и уже в следующий миг он кубарем катился вниз по тропинке мимо лейтенанта. Дверь разлетелась в щепки, исполосовав лицо Ильи, целившегося в дверной проем. Там извивалась тьма.

Завороженные, Гори с Маликом остановились возле дяди Сережи, который с трудом поднимался с земли. Древко болта больше не торчало у него из живота, оно обломалось и оставшийся кусок ушел под кожу. Дэс не поднимал затуманенный взгляд, не смотрел в дверной проем, потому что знал, что там увидит. Остальные с удивлением и покорностью во взгляде, смотрели как, цепляясь руками-плетями, наружу выползала сомнамбула, в пасти которой, словно кукольное, болталось женское лицо с распахнутыми глазами и ртом.

- Сержант! – взревел дядя Сережа и, стиснув зубы, едва не потерял сознание. – Открыть огонь!

- Есть открыть огонь! – не своим голосом проблеял Илья и, казавшийся чужим и далеким, указательный палец, медленно потянул спусковой крючок. Автомат, выплевывая пули в цель, весело заскакал в дрожащих руках.

Грохот стрельбы подействовал на застывших Гори и Малика как рубильник, подающий питание. Выхватив у дяди Сережи факел, Гори подпалил пук соломы и, удерживая его перед собой, бросился к дверному проему, из которого, защищая руками-плетьми, рыбью морду с безвольной головой в пасти, выплывала на свет сомнамбула. Со смешанным чувством омерзения и жалости, Гори увидел в свете огня, что под черной смоляной юбкой существа, просвечивают бледные женские ноги. Прежде чем он успел подумать, каким образом части двух совершенно разных существ могут функционировать вместе, несколько пуль просвистели прямо у него над головой и автомат позади утих. Времени на мысли не осталось. Врезавшись на всей скорости с пуком соломы в сомнамбулу, Гори сам едва не влетел в дом, но успел ухватиться за края дверного проема. Ласково, почти нежно, руки плети скользнули по его лицу и чудовище, объятое огнем и искрами, влетело внутрь, нелепо распластавшись на полу.

- Посторонись! – выкрикнул за спиной Малик и Гори едва успел отскочить. Еще один горящий пук соломы накрыл извивающееся тело сомнамбулы и в короткой вспышке огня Гори увидел вжавшегося в угол, мальчишку. Тот, казалось, не замечал происходящего. С какой-то маниакальной целеустремленностью он пялился на треснувшее окно, пока рядом во все стороны от существа, которое еще час назад пыталось быть его матерью, летели искры. Спасти его было уже невозможно. Единственное, что мог сделать для него Гори сейчас, так это переключить внимание. Мальчишка мог спасти себя сам.

Выдернув из висевшей на поясе, коробки, пистолет, Гори шумно выдохнул и почти не целясь, пальнул мальчишке в руку, которой тот вцепился в выпирающее из стены, бревно. Пуля прошила ладонь насквозь почти по центру. Мальчишка дернулся и завопил вместе с сомнамбулой в унисон, освобождая рвущийся наружу, немой ужас. И, прежде чем Гори успел сделать хоть что-нибудь еще, он почувствовал, как что-то туго стянуло ему шею. Пистолет, словно сам по себе выскочил из его руки, сломав попутно указательный палец. Мальчишка, глядя на происходящее вокруг немигающим взглядом, с диким воплем вскочил на ноги и слепо бросился к окну.

Звон разбитых стекол донесся до Гори, словно бы откуда-то издалека. Ему казалось, что его голова вот-вот взорвется. Он чувствовал, как глаза медленно выползают из орбит и их иссушает горячий воздух. Руки безвольно повисли вдоль тела и, пытаясь сдавленным горлом протолкнуть в лёгкие хоть глоток воздуха, Гори вдруг посетила мысль о том, что он вот-вот обделается в свои любимые походные штаны. Он бы засмеялся если бы мог, но на душе отчего-то стало грустно. С тупым равнодушием он отметил, как прямо перед его лицом что-то сверкнуло и хватка руки-плети тут же ослабла.

Не чувствуя под собой ног, санитар рухнул назад, на притоптанную тропинку, как подкошенный. Поднимая за собой пыль, мимо пронесся Малик еще с одним пуком соломы. Его борода тлела, испуская тонкие струйки дыма, но стрелок этого, кажется, не замечал. Горло горело огнем и никак не могло втянуть достаточно воздуха, сломанный указательный палец пульсировал болью.

Усилием воли удерживая себя в сознании, словно бы балансируя на одной ноге, Гори увидел прислонившегося к стене дома бледного дядю Сережу. Опираясь о стену, майор держался за черенок косы чтобы не упасть. Бледный и с косой в руке, он осматривался вокруг, как будто бы пытаясь понять, что здесь происходит. «Похоже на смерть» – было последней мыслью санитара, после чего все вокруг накрыл мрак.


**


Обложенный со всех сторон сухой соломой, старый деревянный дом горел ярко. Огонь быстро захватил стены и крышу и подобно дикому животному, метался из стороны в сторону, стараясь успеть везде. Сомнамбула, исчезнувшая в пламени, не подавала хоть каких-нибудь признаков жизни и для Малика это было не сказать, чтобы плохо. У него и без того хватало чем заниматься.

- Вояки, размать вашу, – ругался он, выплескивая на обожжённое лицо Гори воду из своей фляги. – Отцы-командиры хреновы.

Тяжело закашлявшись от воды, попавшей в нос, Гори с трудом разлепил глаза и застонал. Малик спешно закрутил фляжку и кинул ее мальчишке, который буквально пожирал его взглядом. Поймав фляжку изрезанными руками, мальчишка поморщился от боли, но тут же скрутил колпачок и плотно приложил холодное горлышко к губам.

- Малик, неси обезбол. – слабым голосом проговорил Гори и стрелок, поджав губы, поспешил к костру, где санитар оставил весь инвентарь. Вернулся он почти сразу, с небольшим красным пеналом в руке.

- Где-то здесь? – открывая пенал и опуская перед Гори, спросил Малик.

- Да, здесь. – кивнул Гори и, подхватив пенал, вынул самоукалывающий пластиковый шприц.

- Гори, может Дэсу тоже вколоть? – спросил стрелок, глянув в сторону амбара, где в свете огня Гори сумел различить серое пятно, которое могло быть только лицо майора.

- Не очень хорошая идея, Малик. – прокряхтел санитар, снимая со шприца колпачок-ограничитель и прикладывая шприц к плечу. Иголка безболезненно вошла под кожу. Эффекта пришлось ждать недолго и, почувствовав, что тошнота и головокружение отступают за ширму наркотического дурмана, Гори приподнялся и огляделся по сторонам. Нужно было делать свою работу.

- Где там Илья? – поинтересовался Гори, с Маликовой помощью поднимаясь на ноги. Перед глазами у него заплясали маленькие черные мушки, но он тряхнул головой и они начали пропадать.

- Крыша уехала. – пожал плечами Малик и брови санитара поползли вверх.

- Как это? – спросил Гори, оглядываясь по сторонам в поисках лейтенанта. Взгляд его зацепился за носки сапог, торчавшие из сарая. Малик, должно быть перенес Илью подальше от огня.

- Не знаю, – снова пожал плечами стрелок. – Лежит бормочет про дверь, вроде как удержать ее надо. Надолго у него это теперь, как думаешь?

Гори оставил вопрос без ответа. Приблизившись к майору, он опустился перед ни на корточки. Дядя Сережа открыл глаза и уставился сквозь стрелка и санитара.

- Завтра умру. – прошелестел он и, задрожав как осиновый лист на ветру, закрыл глаза и откинул назад голову.

- Ну, это уже мне решать. – печально хохотнул Гори и взглянул на возвышающегося рядом, стрелка. – Малик, принеси мое барахло. Сыграем с дядей Сережей в его любимую игру. Да, Дэс?

- Похоже, что я вытянул короткую. – слабо улыбнулся моргающим в небе звездам, Дядя Сережа

Когда стрелок ушел к костру за медикаментами , Гори поглядел на мальчишку, державшего пустую флягу в руке и невесело ему улыбнулся.

- Ну что, мальчик по имени Эден. Будем вытаскивать из Дэса твою долбанную деревяшку?