Я старался не обращать внимания, но какая-то часть меня с самого начала знала, что я буду смотреть. Может быть, удастся найти какую-нибудь зацепку, убедиться, что они лгут о ее смерти. Или Рейчел даст мне совет или предупредит о том, что нужно делать дальше. Я не знал. Но что я знал точно, так это то, что не мог упустить шанс увидеть ее снова. И хотя в глубине души знал, что она мертва и все, что показано на видео, произошло давным-давно, я все равно чувствовал, что, смотря на это, я каким-то образом был с ней.
Ее лишили всего, что она знала, когда она едва вступила во взрослую жизнь, и годами держали в ловушке только потому, что она была особенной. Над ней ставили эксперименты. С ней обращались как с собственностью. Лишили возможности иметь друзей, семью или жизнь. И несмотря на все это, она оставалась прекрасной. Не только снаружи, но и внутри. Я годами наблюдал за ней, узнавал ее в тысяче мельчайших аспектов, которые так мало кому удается узнать по-настоящему. Я видел ее доброту и милосердие в ее поступках, даже когда она боролась с похитителями. Я видел ее силу, когда она день за днем просыпалась в своей тюрьме и не сдавалась. И я видел красоту ее души в картинах, полных клубящихся красок и... как бы это сказать... чуда. Она рисовала все, что видела, с такой заботой и любовью, несмотря на то что жила в мире, который полностью ее покинул.
Но я ее не бросил. Я бы посмотрел каждый кусочек видео, до которого смог дотянуться. Постарался бы сохранить в памяти каждый ее кадр. Не ради них и их дурацкого проекта. Но ради себя. И для нее. Возможно, мне осталось не так много сделать в своей жизни, прежде чем они запрут меня где-нибудь или убьют, но я мог сделать это напоследок.
Рейчел не умрет в одиночестве.
Я смотрел почти не отрываясь, останавливаясь только для того, чтобы быстро перекусить и сходить в туалет, первые два дня. Потом просил охранников поставить фильм на паузу, но они лишь качали головами и говорили, что Соломон сказал, что запись должна проигрываться без перерыва, пока не закончится. К четвертому дню я был в ступоре. В первые три дня я то и дело засыпал, а на четвертый вырубился на несколько часов. На кровати стояли два подноса с едой: завтрак и обед. Я в панике оглянулся на экран, опасаясь, что что-то пропустил, но Рейчел, похоже, тоже только просыпалась. Я заметил, как она приложила руку к животу, вставая с кровати, и почувствовал, как у меня самого скрутило живот. Ей было больно. Рейчел взглянула на камеру и попыталась улыбнуться, после чего перешла к подготовке нового холста для рисования.
Это была вторая из трех картин, которые она написала за последние дни. На первой был изображен интерьер старомодного кинотеатра с точки зрения человека, сидящего в последнем ряду. На экране было лишь изображение кувалды, упирающейся в кирпичную стену. Я не понимал, что это значит, и стал сканировать картинку в поисках какого-то послания или другой подсказки. В результате я нашел то, что могло быть таковой, хотя и этого не понял.
Рейчел, должно быть, поняла, что они знают, что она делает с картинами, и не хотят ее останавливать, потому что последние три она поставила гораздо ближе к камере. Я все еще щурился и внимательно изучал картину, когда понял, что на откинутых сиденьях в следующем ряду вдоль переднего края сидений были латунные номерные знаки. Хотя с точки зрения картины они были перевернуты, ракурс был достаточно удачным, чтобы, заметив их, я смог прочитать.
Я ничего не понял, но старался запомнить их, сосредоточив все свое внимание на картине, пока она наконец не забрала ее. Уже тогда я понял, что живопись отнимает у нее много сил, и, как и раньше, я стал разговаривать с ней, уговаривая ее отдохнуть, пока не вспомнил о ее теле в соседней комнате. Я почти остановился, но нет. Может, она не могла понять, что я с ней разговариваю, а может, могла. В любом случае, разговор с ней не повредит, и я чувствовал себя не так одиноко и грустно, наблюдая за ней.
Вторая картина, к которой она приступила после того, как я проснулся, была более странной, чем остальные. Она выглядела так, будто находилась в комнате с изогнутыми стенами, сделанными из корней деревьев, а в центре комнаты стоял маленький столик, сделанный из того же материала. Некоторые корни вокруг комнаты были насыщенного красного цвета, но другие части, включая стол, выглядели обгоревшими и черными. Я присмотрелся и увидел над столом тень человека – руки держали какой-то длинный сверток овальной формы.
Я долго рассматривал картину, снова и снова прокручивая в голове, после того как она забрала ее. Я не мог понять смысла. Ни в чем. Я был недостаточно умен, и подвел ее.
После той картины Рейчел долго спала. А на пятый день, последний, она встала и сразу же снова принялась за работу. На этот раз она рисовала быстрее, и хотя я видел, как она иногда морщилась, она никогда не теряла решимости, проводя кистью по холсту. Закончив работу, Рейчел подняла картину и повернула ее к камере, подарив мне маленькую усталую улыбку.
Вид на картину открывался с крыльца какого-то дома. Дом находился за городом, и утренний вид на двор и землю за его пределами был прекрасен, но вблизи картина изображала две руки. Крепко держась друг за друга, их сцепленные пальцы, казалось, светились красным и оранжевым в лучах восходящего солнца. Глядя на картину, я расплакался.
Отчасти потому, что я не знал, что это значит, и испытывал растущее чувство отчаяния при мысли, что последние работы Рейчел могут оказаться бессмысленными для меня. Отчасти потому, что знал, что прошло уже пять дней, и чувствовал, что близок к концу. К ее концу.
Но было и нечто большее, чем все это. Последняя картина... даже с учетом всего остального в моей голове и сердце... давала мне надежду. Надежду на что, я не знал. Но я начал думать, что, возможно, единственным посланием Рейчел на последней картине было то, что каким-то образом, где-то все будет хорошо.
За краем картины я заметил движение в комнате. Торопливо входили люди с каким-то медицинским оборудованием. А потом монитор стал черным.
–Ты хорошо справился, Томас. Очень, очень хорошо. За последние пять дней видеозаписи мы зафиксировали тысячу сорок семь микровариаций в поведении Рейчел, которые, по нашему мнению, могли соответствовать твоему поведению, реакциям и эмоциональным состояниям во время просмотра видео. Как и прежде, вы оба оставались синхронизированными, словно находились в одной комнате. Это действительно поразительно.
Я сидел, уставившись на Соломона. Слушал, что он говорит, но не влспринимал. Я просто хотел, чтобы все закончилось. Что бы это ни было, я просто хотел, чтобы это закончилось.
Прочистив горло, он продолжил.
– Вот почему мы решили перенести имплантат из тела Рейчел в твое собственное. Это одна из многих причин, по которым мы ее сохранили. Все это время инородное тело еще подавало признаки жизни, но едва-едва, и мы боялись пытаться его удалить. Мы надеемся, что, учитывая вашу связь с Рейчел, оно примет тебя. Возможно, оно даже будет процветать в тебе больше, чем в нашей девочке.
Я вскочил на ноги, и только поднятый пистолет Соломона удержал меня от нападения на него.
– Не смей, блядь, говорить о ней в таком тоне. Как будто кому-то из вас есть до нее дело. Я прикончу тебя на хрен.
Лицо Соломона слегка потемнело, а губы сжались.
–Нет, не прикончишь. Но если пустые угрозы помогают тебе чувствовать себя лучше, валяй. Это только усложнит ситуацию, а не облегчит.
Почувствовав укол страха, я сел обратно.
– Что это за штука, которую вы собираетесь в меня засунуть?
Мужчина несколько секунд смотрел на меня, прежде чем ответить.
– У меня есть соблазн не говорить ничего после твоей глупой и, честно говоря, обидной вспышки. Но я буду выше этого. – Вздохнув, он продолжил. – Томас, где-то есть дерево. Очень особенное дерево. Мы подозреваем, что это то самое дерево, которое Рейчел нарисовала для тебя, хотя не можем сказать наверняка, поскольку так и не смогли его найти. Оно либо очень хорошо спрятано, либо способно скрываться, если пожелает.
Я просто смотрел на него, пытаясь убить его одним лишь взглядом.
– В любом случае, у нас есть кое-что получше. Древний срез с дерева. Его добыли ценой больших жертв и потерь, и долгое время изучали без особого успеха. Однако в последние годы нам дали... совет, что этот срез можно вырастить в подходящей почве. Мы думали, что такой почвой была Рейчел, и хотя он развивался внутри нее, девушка умерла прежде, чем завершился необходимый рост. –
Наклонившись вперед, он улыбнулся мне. – Однако мы знаем, что ты можешь преуспеть там, где она потерпела неудачу.
Я сопротивлялся, когда они пришли, но это не имело значения. Очнувшись через некоторое время, я почувствовал тупую боль в груди и увидел небольшой, уже заживающий шрам на верхней части живота. Я не ощущал ничего особенного, кроме небольшой боли, но знал, что со временем все изменится. Может, у меня было больше времени, чем у Рейчел, а может, и меньше. Это не имело значения. Я просто...
Какой-то тихий голос... откуда? Он был не в комнате. Он звучал в моей голове. Я почувствовал волнение. Возможно, это был голос Рейчел. Возможно, она каким-то образом осталась в том дереве, которое они засунули в меня?
Но нет. Хотя я никогда не слышал голос Рейчел, я чувствовал, что это не он. Этот голос был слишком нежным, чтобы его можно было услышать или понять, и напоминал музыку, доносящуюся из далекой комнаты, которую ты чувствуешь в глубине своего сознания, не осознавая этого. Это была... мелодия, что-то вроде песни. Но это была не песня Рейчел. С содроганием я понял, что то была песня того, что находилось внутри меня.
Поначалу я испугался, но это длилось недолго. Оно не пыталось причинить мне боль. Оно было заперто здесь так же, как и я. Но оно начало петь: пришло время освободиться.
Я встал и подошел к двери, и в этот момент свет погас. Дверь передо мной щелкнула, и когда я протянул руку и повернул ручку в темноте, она легко открылась. Как такое возможно? И если оно могло это сделать, почему оно не помогло Рейчел выбраться? Ответа не было, но не было и времени. За углом уже слышался топот сапог, а в дальнем конце коридора зажглись фонарики.
Они затащили бы меня обратно. Заковали бы меня в цепи или вытащили эту штуку, прежде чем мы смогли бы уйти. Если я и мог выбраться, то только сейчас. Голос снова запел, побуждая меня идти дальше в темноту, бежать, пока мы не окажемся в безопасности.
Каждая дверь открывалась для меня, каждый поворот скрывал меня из виду. Люди, искавшие меня, отдавали приказы по рации, спрашивали у кого-то, почему задерживается включение генератора. Каким бы ни был ответ, коридоры оставались темными, и я плыл по ним, слепой, но не падающий, потерянный, но не найденный.
Когда я добрался до последней двери, то распахнул ее в яркий полдень. Легкие загорелись от первого глотка свежего, не переработанного воздуха. Я ждал, что голос скажет мне, куда идти, но он замолчал. Так что я закрыл дверь. Паника начала подниматься в моей груди. Неужели меня поймают из-за того, что я не знаю, куда идти? Я оказался возле неприметного коричневого здания в глуши. Справа тянулась дорога, а слева был...
Лес Рейчел, с ее первого рисунка.
Я сразу понял, что это тот самый лес, и не только потому, что он так идеально совпадал с картиной. У меня было какое-то странное чувство, похожее на магнетизм, словно у птицы, что знает, в какую сторону лететь. Оглядевшись по сторонам, я почувствовал, что меня словно тянет, к лесу. Это было правильно. Каким-то образом я знал, что это тот путь, по которому мне нужно идти.
Дойдя до края леса, я услышал шум людей, выбегающих из здания. Я подумал о том, чтобы спрятаться, но понял, что это плохая идея. Они просто поймают меня… я почувствовал непреодолимое желание зайти глубже в лес. И бросился вперед, почти с невероятной скоростью, но ни разу не споткнувшись и не оступившись. Время от времени я слышал шум за спиной – охранники рассредоточивались для поисков, но звуки становились все слабее по мере того, как я убегал. Я успел подумать, что они потеряли меня окончательно, как вдруг услышал слева от себя короткий кашель. Кто-то подобрался совсем близко, и я это пропустил.
В панике я стал искать место, где можно спрятаться. Вокруг были только кусты, деревья и... вон там. Колодец. Не просто колодец, а колодец с рисунка Рейчел, с такими же изношенными стенами из серого камня, закрытый обветренной деревянной крышкой. На мгновение я почувствовал радость узнавания, но это чувство быстро улетучилось. Чем это поможет? Они проверят колодец, если найдут его, а у меня не было никакого способа спуститься в него, не поранившись и не застряв. И тут меня осенила идея.
Пригнувшись и держась за кисть, я подошел к колодцу и осторожно надавил на крышку. Сначала она сопротивлялась, но когда я надавил чуть сильнее, деревянный круг отошел в сторону настолько, что стало ясно, что его кто-то сдвинул. Оглядевшись по сторонам, я отступил в кусты, и тут же услышал приближающиеся мягкие шаги.
– Думаешь, он спустился в колодец? Будем надеяться, что нет. Если он это сделал, то, скорее всего, сломал себе шею, и тогда нам крышка.
Я увидел, что двое мужчин приближаются. Оба в темных бронежилетах и с автоматами. Старший из них пожал плечами.
– Лучше так, чем если бы он прятался там, а мы не проверили.
Выглядя раздраженным, младший кивнул.
– Я посмотрю. – Он подошел к колодцу и сдвинул деревянную крышку в сторону, свалив ее на землю. Нажал кнопку на винтовке, и на стволе зажегся фонарик. Он начал светить в колодец, второй в это время оглядывался по сторонам. Я боялся, что он увидит меня, если пошевелюсь, но не мог ждать. Я просто должен был сохранять спокойствие. Думать наперед и двигаться быстро.
Я все ждал, что услышу их крик или почувствую, как что-то или кто-то ударит меня в спину, но ничего не происходило. Когда послеполуденный свет начал тускнеть, я увидел, что деревья впереди редеют. Я приближался к дороге. Она выглядела как обычная общественная дорога: несколько машин проехали в одну сторону, пока я выходил из леса и поднимался на холм к шоссе.
Мысль о том, чтобы ехать автостопом, особенно так близко к месту, где меня держали, пугала, но я не видел выбора. На мне были треники, футболка, которую они мне дали, и собственная обувь, но не было ни денег, ни документов, ни телефона. Единственным шансом было уйти достаточно далеко, чтобы попытаться найти помощь.
Я слегка подпрыгнул от шипения гидравлических тормозов, когда рядом со мной остановился большой грузовик. Пассажирское окно опустилось, и пожилой мужчина с седыми волосами и седеющими усами наклонился и посмотрел на меня сверху вниз.
– Заблудился, сынок? Тебя подвезти?
Я посмотрел на дверь грузовика. На ней красовался логотип: "Martinez and Sons Construction and Hauling". Ниже был изображен мультяшный человек, бьющий кувалдой по стене. Подняв голову, я улыбнулся ему.
Я проснулся через пять часов, когда мы остановились на стоянке для грузовиков где-то в Неваде. Я планировал бодрствовать всю дорогу, но всего через несколько минут усталость взяла свое Я взглянул на Оливера Мартинеса, и он одарил меня белозубой ухмылкой.
– Я устал, но ты так спал. Мне нужно заправиться, принять душ и перекусить. После этого я отправлюсь в Калифорнию. Если хочешь ехать дальше, возвращайся сюда через час. Устраивает?
Я кивнул и, выйдя из машины, еще раз поблагодарил его за поездку. Я чувствовал себя разбитым от недостатка сна, но в остальном был в порядке. Мне нужно было решить, стоит ли просить помощи в этом месте или лучше ехать с Мартинесом дальше. Он казался очень милым парнем и наверняка постарался бы помочь, если бы мог, но я не хотел подвергать опасности других людей, если это возможно. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что мы находимся в довольно милом городишке. Я решил, что стоит осмотреться несколько минут, а потом уже решать, что делать.
Я прошел всего три квартала по улице, когда увидел вдалеке мерцающие огни. Кинотеатр. Подойдя ближе, я почувствовал, как у меня защемило в груди. Это был тот самый кинотеатр с картины Рейчел.
– Привет. Добро пожаловать в "Феникс".
Парень, стоявший у прилавка со сладостями, выглядел немного моложе меня, и хотя казался достаточно дружелюбным, выглядел слегка обеспокоенным.
– Если вы пришли на двойной сеанс фильмов ужасов, то, к сожалению, второй фильм идет уже минут тридцать. Я могу дать вам скидку в полцены, если захотите посмотреть.
Я покачал головой, стараясь не выглядеть настолько странным и сумасшедшим, насколько себя чувствовал.
– Нет, все в порядке. Я... узнал это место по картине, которую нарисовала моя подруга. Поэтому я решил спросить, не знаете ли вы что-нибудь о ней.
Он поднял брови и пожал плечами. – Ну это довольно странно. – Он улыбнулся и добавил: – Странно, но интересно. Кто она?
– Ее зовут... ну, Рэйчел Донован.
Я ожидал, что он будет выглядеть удивленным, взволнованным или рассерженным, но сразу же понял, что это имя ничего для него не значит. Покачав головой, кассир снова пожал плечами.
– Простите, такой не помню. Я бы сказал, что вы можете спросить у владельца, но на этой неделе он в отпуске.
Кивнув, я задумался, что еще можно спросить, как сделать так, чтобы это место имело значение, как другие ее картины.
–Может, в этом месте есть что-то уникальное? Его история или что-то еще?
– Дружище, ты явно не местный. Здесь очень скучно. Не только кинотеатр, но и весь город. – Нахмурившись в раздумье, он добавил. – Единственное, что я знаю об истории этого места, так это то, что здесь когда-то был дом, который сгорел. Это случилось в 1920-х или 30-х годах, тогда тут ещё и городом не было. Я больше ничего не знаю, но все равно готов поспорить, что это самое интересное, что здесь когда-либо происходило.
Я разочарованно вздохнул.
Я повернулся, чтобы уйти, когда парень снова окликнул меня.
– Эй, парень, извини, что не смог помочь больше. Если вернешься, я дам тебе скидку на фильм. Вдвое дешевле. Если меня не будет, передай им, что Маршалл разрешил.
Я помахал рукой и попытался улыбнуться, направляясь к двери с тяжелым сердцем. Зачем ты привела меня сюда, Рейчел? Что здесь может помочь?
Я снова вышел на улицу, остановившись посмотреть на яркие мигающие вывески театра, словно они собирались подать мне какой-то тайный сигнал, когда краем глаза заметил движение. Вдоль театра проходила аллея, которая уходила за него к... чему-то. Что бы там ни было, свет далекого охранного фонаря отбрасывал тени вдоль стены переулка, и эти тени двигались.
Вместо страха я почувствовал волнение. Рейчел привела меня сюда, и мне оставалось только верить, что это неспроста. Нужно искать…
Тени плясали из-за листьев, колышущихся на ветру, которого я не чувствовал. Дойдя до дальнего конца аллеи, я увидел, что за театром есть небольшой задний двор, обнесенный забором из цепей, а по другую сторону забора стоит дерево с картины Рейчел, с его темно-красной извилистой корой и пеной зеленых листьев, покачивающихся в ночном воздухе.
Я почувствовал прилив тепла в груди, и снова зазвучало далекое пение. Это было то самое место. Особое дерево, которое невозможно найти, если только оно само не захочет, быть найденным. Оно стояло на краю небольшого заросшего участка, окруженного со всех сторон зданиями и дворами, о которых почему-то забыли, когда делили эту землю, и, несмотря на его расположение, у меня было отчетливое впечатление, что я первый, кто увидел его за очень долгое время.
Я полез через забор. Колючая проволока впилась в ногу и разорвала штанину, когда я перевалился через верх. Выступило немного крови, но я почти не замечал этого. Теперь я чувствовал запах дерева, и это был насыщенный, приятный аромат, не похожий ни на один из тех, что я чувствовал раньше. Потянувшись к нему, я почувствовал, что пение становится громче, когда я прикасаюсь к нему. Я почувствовал себя сильнее и меньше боялся, а когда увидел свет, открывающийся у его корней, не задрожал, а улыбнулся.
Под деревом обнаружился скрытый туннель. Туннель, наполненный сладким воздухом, похожим на запах дерева, но в то же время отличающимся от него. И в туннеле не было темно – нет, совсем не было. Он светился своим собственным золотистым светом, который звал меня, побуждал идти вперед. Пока я оглядывал темный участок, начался дождь. У меня мелькнула мысль, что я покидаю этот мир.
И оказалось, что я совсем не против этого.
Туннель продолжал расширяться, полого спускаясь вниз, и был достаточно высоким, чтобы я мог пройти в него, не наклоняясь. Корни дерева уходили все дальше и дальше, пронизывая грунтовые стены по мере того, как я шел дальше и дальше. Оглянувшись, я увидел, что туннель за мной закрылся, но меня это не удивило. Единственный путь, который имел значение, был путь вперёд.
Я шел, наверное, несколько часов, но не чувствовал ни усталости, ни голода. И не беспокоился, что заблудился, хотя не имел ни малейшего представления о том, где нахожусь и куда иду. И все же я почувствовал прилив счастья и волнения, когда свернул за угол и увидел что-то в туннеле впереди. Подойдя ближе, я понял, что это кирпичная стена, но как только я начал думать, что нашел тупик, стена исчезла, открыв темную комнату.
Я остановился на краю туннеля, глядя на пол того, что выглядело как подвал. Он был пуст, но в свете дерева я смог различить что-то нацарапанное на полу. Это была цифра два. Вспомнив картину Рейчел с театральными креслами, я почувствовал, как участился пульс, а затем вышел в комнату.
Это был пустой подвал дома, и, поднявшись по лестнице и открыв дверь, я увидел, что остальная часть дома тоже пуста. В доме не горел свет, но яркие солнечные лучи лились через все окна, а вдалеке слышался шум волн, разбивающихся о берег. Мне хотелось выйти и посмотреть, где я нахожусь, но я заставил себя сначала проверить дом на наличие людей или подсказок. Но их не было. В доме не было никаких признаков присутствия людей, кроме номера, выцарапанного на полу внизу.
Когда я вышел на улицу, в носу у меня защипало от соленого воздуха. Дом находился недалеко от пляжа на небольшом необитаемом острове, и я с удивлением поняла, что узнаю его на картине Рейчел. Сойдя с крыльца, я не увидел никаких признаков присутствия людей, но я был не совсем один. Ведь на некотором расстоянии от дома стояло дерево.
Я знал, что это не может быть то же самое дерево, что и на заброшенном участке, но в то же время четко знал, что это оно. Или, по крайней мере, другая часть того же дерева, которое прокладывало туннели и появлялось в моем мире и в этом.
Ведь эта мысль пришла мне в голову, как только я вышел из дома. Я не думал, что это мой мир. Не совсем. Вдалеке виднелся остров побольше, и на нем могли быть люди. Отели, машины и самолеты. А может, и нет, может здесь этих вещей не существует. В любом случае, моя новообретенная интуиция становилась все сильнее, и я мог сказать, что... как это называется? Кон... нет, текстура вещей как-то отличается, хотя бы немного. Не плохо и не страшно, просто все в ней по-другому.
Тем не менее, после пары часов исследования острова и осмотра дома я начал чувствовать себя ужасно одиноким, даже рядом с деревом. Я решил вернуться в туннель и продолжить путь. Стена подвала исчезла, когда я подошел к ней, и я снова вошел в туннель.
Спустя некоторое время я обнаружил вторую версию дома. Как и в первом случае, стена исчезала, превращаясь в подвал, но этот был далеко не пустым. Это была какая-то мастерская, полная незнакомых мне инструментов. Я опустил взгляд и увидел на полу нацарапанное "43". Кто это делал? И почему?
Я собирался исследовать дом, на этот раз более осторожно, поскольку, похоже, здесь были люди, но тут я замер. У кирпичной стены, рядом с небольшим штабелем досок, лежала кувалда. Стараясь не шуметь, я подкрался и поднял ее, после чего направился обратно в туннель.
До того как папа умер, он любил охотиться. Я был тогда ребенком, никогда не ходил с ним и не помню почти ничего из того, на кого он охотился, но знаю, что у него была старая гончая, которая жила у него еще до моего рождения. Собака любила только его – ну, его и то, что он выслеживал что-то. Когда Рокер (его звали Рокерфеллер) улавливал запах, он словно впадал в транс. Он шел и шел, то в одну сторону, то в другую, и, глядя на него, казалось, что пес в припадке – потерян и уверен одновременно. Но что бы Рокер ни знал или не знал, он всегда находил то, что искал.
Сейчас я чувствовал себя Рокером. Я двигался все быстрее и быстрее, проходя то один, то другой поворот. Мне казалось, что я иду по следу чего-то или путешествую по воспоминаниям, которых у меня не было. Крепко сжимая кувалду, я слышал нарастающий гул далекой музыки в своей голове, когда повернул за последний угол, а потом все стихло.
Там была еще одна кирпичная стена, и по мере моего приближения она рассыпалась.
Это была еще одна подвальная комната, но гораздо меньше. В ней стояли стол, комод для одежды и старая металлическая кровать, разобранная на части. У дальней стены женщина долбила металлической ножкой кровати по старому кирпичу. Я почувствовал, что у меня начинает плыть голова. Она повернулась и посмотрела на меня расширенными от удивления и страха глазами… кувалда выскользнула из моей руки, я едва мог дышать, но смог вымолвить лишь одно слово.
Женщина смотрела на меня, уже не так испуганно, но все еще настороженным. Ножка кровати была частично приподнята в знак предупреждения.
Это была она, но не такая в то же время. Эта Рейчел была на несколько лет старше, и хотя в данный момент она выглядела напряженной и растерянной, в ее глазах не было той тихой грусти, которую я привык распознавать, наблюдая за ней в монитор. И все же я не знал, как ответить на ее вопрос, чтобы не показаться жутким или сумасшедшим. Я секунду смотрел на нее, не понимая, что происходит, когда она задала другой вопрос.
– Ты ведь вышел из туннеля под деревом, верно?
Я кивнул, благодарный за то, что на этот вопрос могу легко ответить.
Изучая меня, она продолжила.
– А откуда ты пришел? До туннеля, я имею в виду.
Я покраснел, пытаясь подобрать нужные слова.
– Ну, я родом из Техаса. То есть изначально.
Она на секунду усмехнулась, но быстро взяла себя в руки и попыталась снова выглядеть серьезной.
– Да, хорошо. Но... ты знаешь, как устроено дерево? Как ты узнал о туннеле? Как ты сюда попал?
Вздохнув, я потёр лоб и просто начал рассказывать.
– Послушай, я знаю, что это прозвучит безумно, но у меня была работа – наблюдать за женщиной, запертой в комнате, и этой женщиной была ты или другая версия тебя, и она попросила меня о помощи, а я не смог ей помочь, и тогда они забрали меня, и я узнал, что она давно мертва, но может видеть меня в будущем, а потом они поместили в меня что-то из дерева, которое было в ней и убило ее, а потом я сбежал, а потом я понял, куда идти, чтобы найти дерево с помощью вещей, которые она нарисовала, и я каким-то образом знал, как идти в туннелях, чтобы найти разные места, и я почти уверен, что туннели ведут в разные миры, и я раздобыл эту кувалду, а потом я...
– Подождите. Черт возьми. Сделай вдох. Ты сейчас потеряешь сознание. – Она снова улыбалась, и на этот раз не пыталась это скрыть. Она оглядела то, что осталось от кровати, затем посмотрела на кувалду, лежащую на полу. – И ты говоришь, кувалда?
– Так что да, я тебе верю.
– Я тоже была в тех туннелях. Мой бывший парень обманом заставил меня переехать сюда, и привязал меня к дереву.
– Ну, не в буквальном смысле. Занять его место в качестве... чего? Друга дерева или что-то в этом роде? Я не знаю. Все это довольно хреново, и я не понимаю всего этого.
– Но что я точно понимаю, так это то, что этот ублюдок замуровал меня здесь. Сначала я думала, что со временем смогу выковырять несколько кирпичей, но нет. На этот раз он обложил меня снаружи слоем бетона. Старый добрый Фил. Или Джастин. Или как его там. Сейчас я думаю о нем в основном как о мудаке.
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевел Дмитрий Березин специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
