Иркутский фотограф девять лет снимал людей, обитающих вокруг Байкала – и рассказал о том, почему на озере очень тяжело жить
Антон Климов девять лет снимал «непарадный» Байкал, чтобы понять, как вокруг него живут люди. Этот опыт он обобщил в фотокниге «Байкализм», которая вышла этой осенью. «Это не про отдых, не про туризм, это как некая болезнь, как вид коммуникации с Байкалом», – так расшифровывает название сам Антон.
СПРАВКА
Антон Климов – документальный фотограф, член союза фотохудожников России. Работает в жанрах репортажной, рекламной и документальной фотографии. Принимал участие в персональных и групповых выставках в России и Италии. Снимал для изданий Forbes, Spiegel, Le Parisien, РБК, Lenta.ru, «Такие дела», «Огонек». Победитель конкурса «Молодые фотографы России-2016». Обладатель государственных стипендий для выдающихся деятелей культуры и искусства России.
«Байкализм» - первая фотокнига Антона Климова. Параллельно с ее подготовкой в Иркутске полгода шла фотовыставка «Глубокая вода», посвященная Байкалу.
«На многих снимках у меня взрослые грустные люди»
– Давайте начнем с короткой предыстории: как вы начали этот проект? Откуда пришла идея?
– Я живу на Байкале с детства, а фотографией занимаюсь последние 18 лет. И естественно, я постоянно езжу на озеро и снимаю его. В 2015 году я начал учиться в школе современной фотографии «Док-док-док». И там с кураторами школы придумал проект – снять Байкал именно в контексте социального пейзажа, того, как там живут люди.
Байкал фотографируют очень много, издаются книги, но почти все они о том, какой он красивый. Вот, смотрите, пейзаж зимний, пейзаж летний, вот облачко, вот цветочек – так или иначе, тема одна: Байкал и его природа. А мне стало интересно как раз снять жизнь человека. И вроде бы все сложилось.
Поначалу я думал, что сделаю все за год-два. Но в процессе стало понятно, что проект не заканчивается – все-таки Байкал большой, только береговая линия порядка 2 тысяч километров. И есть много ролей и способов посмотреть на его. Например, два года подряд я был гидом для тайских туристов – смотрел на Байкал их глазами, наблюдал, как они его воспринимают, как коммуницируют с ним. Это тоже было любопытно.
В 2020 году в Питере я со своим проектом участвовал в выставке современного искусства – она называлась «Немосква не за горами». Были и другие выставки. Я уже понимал, как они делаются, и мне захотелось освоить какой-то новый медиум. Я решил, что это будет книга. И это оказалось сложно – от идеи до воплощения прошло около четырех лет.
– А в чем были трудности? Ведь вроде бы все просто – сделал фото, определил тематическую последовательность, и готово…
– Тут ответственность как будто больше – один раз отдаешь в печать, и исправить уже ничего нельзя. И если уж делать, то по высокой планке. А у меня не было опыта, я сначала даже не понимал, в каком порядке собирать фотографии.
Тема [жизни на Байкале] все равно очень широкая. Есть такое понятие, что когда говоришь обо всем, то говоришь ни о чем. Опытные люди советовали мне выбрать одну узкую нишу, идею – и вокруг нее выстроить весь нарратив. И вот с этой идеей до какого-то момента был затык, мне не было ясно, про что именно моя книга.
В итоге в 2023 году я прошел обучение по созданию фотокниг, и после него напечатал первую версию, такой черновик на самой дешевой бумаге. И стал спрашивать мнение о ней у самых разных людей.
В Швейцарии у меня есть друг, Огюстьен Ребетта, он занимается книгоиздательством. Я отправил ему книгу, и он сказал: «Фотографии можно собрать сильнее». Оказалось, я выбирал снимки, с которыми у меня связаны какие-то личные эмоции. И первый отбор был как бы про мир Байкала вокруг меня. А Огюстьен убрал много личных снимков, отбор стал строже и объективнее. Даже название «Байкализм» появилось уже с ним: увидев отбор, я вспомнил слово, которое придумал много лет назад. С одной стороны, это коммуникация человека с Байкалом, а с другой – некая болезнь, не совсем легкое времяпровождение. Это не про туризм, не про отдых – слово как будто содержит в себе напряжение. И оно оказалось как раз тем, про что был новый отбор.
– В каких локациях на побережье вы снимали? Сколько мест удалось объехать и что это за места?
– [На Байкале] я был и на севере, и на юге, на западе и на востоке. Во всех регионах [где он пролегает], и во всех известных точках тоже был. Я совершал такие вылазки-экспедиции. Например, приезжаю на север на две-три недели, смотрю на карту – недалеко, скажем, село Холодное. Любопытное название. Садился на автобус, ехал, проводил там день. И таких вылазок у меня было много. Где жил? Есть гостиницы, где-то можно найти «бабушкин дом». К кому-то я приезжал по работе, как фотожурналист – и жил у самих героев.
Чаще всего я бываю на острове Ольхон – это любимое место иркутян, такое место силы. Там интересно и красиво – каждый год я там провожу с семьей по 2-3 недели в палатке.
Еще есть известная Листвянка, поселок на Байкале, максимально близкий к Иркутску. Он считается «воротами Байкала», но мне как иркутянину стыдно за это место. Оно не очень презентабельно выглядит для людей, у которых это – единственная возможность увидеть Байкал. Многие ведь так и делают – приезжают на два часа и двигаются куда-то дальше. Листвянка вся неблагоустроена. Там плохо с набережными – она напоминает, не знаю, Анапу середины девяностых: все заставлено дешевыми развлечениями, люди на берегу пьют водку, едят рыбу… В общем, максимально неэстетично и с годами становится только хуже.
Я одно время не хотел туда ездить, чтобы не смотреть на это. А потом понял, что моя задача – как раз фиксировать, как далеко Листвянка может скатиться в своем безобразии.
– Вы рассказывали, что с Байкалом «коммуницируют» три главные группы людей: это местные, живущие на побережье, иркутяне – и условные «москвичи» или вообще туристы. У каждой из групп своя оптика и отношения с озером. Какие они?
– Давайте начнем с местных. Классический представитель Байкала – это такой деревенский мужик, который постоянно находится в неком конфликте. Все больше ему запрещают какие-то привычные для него дела – рыбалка, охота, работа на производстве. И все больше предлагают заняться чем-то, что не очень в его менталитете – тем же туризмом, обслуживанием. И ему приходится с этим мириться. У меня на многих фотографиях очень грустные взрослые люди. Это мое личное ощущение от диалогов с ними. Они чувствуют большую невостребованность в очень востребованном месте – вот суть конфликта.
А кто, например, освоил туристический бизнес, построил турбазу, у тех другие проблемы. С одной стороны, их поджимает короткий сезон – всего 4-5 месяцев в году, когда на Байкале много людей. В другое время там практически никого нет, кроме местных. И экономика не всегда складывается.
А еще турбазы часто прикрывают, потому что они якобы построены не по закону и не по правилам – и эти правила тоже часто переписывают. Соответственно, с точки зрения бизнеса местный житель не всегда может вкладываться в инфраструктуру. Сервис на Байкале всегда оставляет желать лучшего – там, в общем, неказисто, не пойми как, но дорого. Это известная проблема.
А еще, мне кажется, на Байкале очень тяжело жить. Потому что там очень суровый, изменчивый климат, причем внезапно изменчивый. Там сильные ветра, довольно холодно. Все местные ходят с такими обветренными лицами – и внутри, мне кажется, от всех этих конфликтов, они тоже колючие, суровые и обветренные.
В отличие, кстати, от нас, иркутян. Мы традиционно присваиваем себе Байкал, говорим, что любим его, будем защищать, если что… Это наше место силы. И при этом мы живем в удобном месте, не сталкиваясь с проблемами, с которыми имеют дело местные. Ну, хорошо устроились!
И третья категория – это те, кто едет на Байкал из условной Москвы или Китая. Там свой конфликт – они сталкиваются с уже упомянутым сервисом, высокими ценами – на проживание, экскурсии, авиабилеты, и в какой-то момент у них возникает вопрос: «Зачем я за эти деньги сюда ехал? Мог ведь в какую-нибудь Турцию слетать». Вот такое часто звучит.
– Иностранцы – это как будто четвертый тип «оптики»… Их тоже много? Кто они?
– Это было еще до ковида – в какой-то момент китайские туристы просто хлынули сюда огромным потоком. Их стало настолько много, что Иркутск стал перестраиваться под запросы китайцев. На [одной из главных улиц] Карла Маркса появились китайские вывески, там зачем-то начали продавать янтарь… В каких-то магазинах цена выросла в разы, и на удивленные вопросы местных продавцы отвечали: «Это не для вас цена, ваша – вот здесь». С наступлением ковида это все поутихло.
А в плане восприятия… Для азиатских туристов Байкал – это вообще не «место силы» или единения с природой. Так, очередной новый фон для селфи.
«Вода в Байкале все еще чистая. Но не везде»
– Какие из местных жителей Байкала вам запомнились? Что за истории стоят за фотографиями?
– Есть, к примеру, семья Копыловых – они живут в бухте Крестовая, в отдалении от трассы. Чтобы до них добраться, нужно по бездорожью ехать минут 40. У них в одной части бухты ферма на 250 коров, а в другой – маленькая турбаза. В семье шесть человек, плюс пара-тройка помощников – и вот таким количеством людей они их обслуживают.
День сурка начинается в шесть утра – и длится до позднего вечера. Например, [зимой] они выкладывают коровам комбикорм и идут на Байкал минут 40 долбить лед, чтобы те могли попить. Пока коровы пьют, они очищают коровники. Вокруг не ловит сотовая связь, ходят волки, которые периодически едят этих коров, и которых надо отстреливать… И вот при вопросе: «А почему бы вам не переехать в город и не оставить это все?» – на тебя смотрят как на идиота.
Люди прожили всю жизнь в красивейшем месте (а там правда очень красиво и как-то свободно) – и им непонятно, как можно жить в четырех стенах, в бетонной коробке. По-моему, это в менталитете деревенского человека – он где родился, там и пригодился: «Вот мое дело, и я буду его делать. Здесь я полезен, а что там в городе, не знаю». Я много с таким сталкивался.
– Из ваших рассказов складывается впечатление, что Байкал до сих пор скорее диковат и не обустроен, чем наоборот. Удивительно это слышать, учитывая мировую известность озера. Почему так складывается?
– В том-то и дело, что даже вышепомянутая Листвянка, самое проходное место, куда все едут без исключения, совсем не облагорожено. Классический русский конфликт – дураки и дороги, как еще описать. Никто системно этим не занимается.
Но какие-то очаги, где построены очень качественные инфраструктурные объекты, все же есть. Например, поселок Танхой. Это прекрасный пример того, как можно работать за государственные деньги. И какую классную, действительно на европейском уровне, инфраструктуру можно построить, если эти деньги не воровать. Там есть прекрасный музей, там есть экотропы для прогулок – и все это выглядит очень хорошо.
– А нет ощущения, что чем меньше «цивилизации» и инфраструктуры, тем лучше для озера? Пусть бы и оставался диким и нетронутым…
– Да, многие говорят, что для сохранения экологии не нужно строить дороги, чтобы было меньше туристов. А я считаю, что наоборот. На том же острове Ольхон именно из экологических соображений было бы правильнее построить дороги. Тогда люди перестали бы создавать свои – не раскатывали бы почву, истребляя растения и микроорганизмы. Это самый простой пример.
Я как-то был в Японии – и удивился тому, насколько тщательно и с любовью там инфраструктура встроена в природу. Вообще другой уровень коммуникации с природными и человеческими объектами. Это опыт, которого нам сильно не хватает. И может, ментально мы пока не готовы его перенять. У нас такое понятие – чтобы сохранить природу, нужно человека от нее оградить, не пускать, запретить. И тогда она будет в целости. Но мы же понимаем, что не пускать невозможно. Тем более, что запреты действуют наоборот. И лучший способ – это сделать такую инфраструктуру, чтобы человеку не хотелось пользоваться ничем другим.
– Кстати, давайте подробнее поговорим об экологическом состоянии. Байкальский ЦБК уже больше десяти лет как закрыт. Что сейчас угрожает чистоте озера?
– Я не эксперт по экологическим вопросам, поэтому скажу, опираясь на свои наблюдения. Есть какая-то цикличность в том, кто сейчас виноват в проблемах Байкала – тренды как будто меняются.
Несколько лет назад много говорили о такой водоросли, как спирогира – она поедает микроорганизмы, байкальскую губку, отвечающую за чистоту озера. Было вычислено, что спирогира появляется из-за фосфатов, попадающих в воду. А фосфаты находятся в стиральных порошках – люди пользуются ими, потом все это попадает в реки или напрямую сливается в Байкал. Спирогира еще выглядит неприятно – такая слизь. И какое-то время все просто кричали: «Люди, одумайтесь, покупайте только «экологические» порошки, не сливайте фосфаты в Байкал»…
А потом выяснилось, что спирогира циклично появляется каждые сколько-то лет, и не факт, что именно из-за фосфатов.
Сейчас, например, ведутся разговоры о строительстве ГЭС в Монголии – российские экологи утверждают, что это сильно повредит экосистеме Байкала.
Про вырубки леса актуальная тема… Короче, тут постоянно что-то меняется, появляются какие-то новые интересы. Сложно за всем этим уследить.
– Давайте тогда опираться на ваш опыт. У вас есть много фото байкальской воды. По вашим ощущениям – чистая ли она до сих пор?
– Тут показатель такой: могу ли я подойти с кружкой и попить из Байкала. В каких-то местах уже нет. В той же Листвянке, где постоянно ходят катера. На Ольхоне – не в таких количествах, как раньше. Когда мы живем там в палатках, то все равно набираем из Байкала воду. Но мы ее кипятим, прежде чем пить. А в каких-то местах я периодически пью [некипяченую] – и со мной ничего не случалось. Визуально вода чистая, красивая.
«Время там застыло»
– Слушайте, если окинуть взглядом прошедшие девять лет, что вы снимаете Байкал – как менялись объекты вашего наблюдения? Какие тенденции можно отметить?
– Если смотреть книгу, то идея как раз в том, что время как таковое там отсутствует. Фото могли быть сняты вчера, а могли – десять лет назад. Где-то стало чуть получше, где-то похуже, но в целом ничего особо не поменялось. Время там застыло. Проблема это или нет, решать зрителю.
– У вас есть любимые фото в книге? Расскажите о них.
– Мне очень нравится одна фотография – она простая, и когда на нее смотришь, поначалу будто бы не воспринимаешь. Это фото разной байкальской сувенирки – магнитов и всяких таких штук. Я его сделал в конце 2019 года, до ковида, в период «китайской» волны. Но если приглядеться, что там продается… Само сочетание будоражит мой мозг. В центре там три вида матрешек. Это русская национальная игрушка всем знакомой формы, но одна – с изображением китайских правителей. Вторая – это женский военизированный образ с гранатой. То есть вы раскрываете матрешку, а внутри – граната. Каково! И третья – такая, иконическая матрешка.
Все три образа максимально далеки друг от друга, но вместе они собрались одной компанией на байкальском прилавке.
– И максимально описывают сегодняшнюю реальность…
– Да, именно сегодняшнюю! Когда спустя несколько лет я собирал книгу и увидел это фото, то удивился, какой удачей было это снять. Пожалел даже, что не купил какой-нибудь из наборов – я бы хотел его иметь у себя в коллекции странных вещей.
– Ну то есть всё это готовилось уже давно, судя по вашей фотографии.
– Как человек, который объехал много мест на Байкале, можете посоветовать, скажем, три неочевидные локации, куда стоит попасть новому человеку?
– Без ограничений по логистике? Тогда начнем с бухты Песчаной. Туда сложновато и дороговато добираться, но летом это можно сделать на рейсовом теплоходе из Иркутска. Больше туда ничего не ходит. Зимой придется ехать на воздушной подушке, что еще дороже. Зато в радиусе нескольких километров там огромное количество пейзажей невероятной красоты. Можно прогуляться по лесу, там много скальников и в глубине, и на берегу. Для 3-5 дней путешествия это прекрасное место.
Номер два… Пусть это будет сочетание: поселок Танхой, о котором я рассказывал, и арт-резиденция «Устье», недалеко от него. Это очень аутентичная турбаза на берегу Байкала, там живут художники. Не сказать, что там какая-то невероятная природа – просто каменистый пляж. Там тоже, как и везде на Байкале, постоянно меняется погода – может идти дождь, потом солнце, а потом будет снег. Но художники создали там какую-то особую рукодельную атмосферу… В ней хочется просто оставаться как можно дольше, впитывать в себя.
Если не париться по поводу логистики и еще больше вложиться деньгами, то можно поехать на север Байкала. Там, наверное, пусть будет связка Северо-Байкальск – село Байкальское – Хакусы. Это тоже маршрут на несколько дней.
Север-Байкальск – это город, застрявший в 80-х, у него какое-то свое, совершенно чудесное очарование.
Байкальское, мне кажется, самое приятное по атмосфере село на Байкале – по крайней мере, я там не почувствовал того депрессивного настроения, как в других поселениях. Там люди рады тому, что имеют, и прекрасно себя чувствуют. А может, это мне так повезло.
А Хакусы – вообще уникальное место, туда надо добираться на лодке из Северо-Байкальска. Это стоит, в общем-то, денег, но там расположены горячие источники под открытым небом, и они работают круглосуточно. Там растут сосны – прямо такая глухая тайга. Нет никаких поселений, только парочка турбаз, и горячие источники, где можно прекрасно провести время. Знаете, бывают источники, которые выглядят, как гигантская поликарбонатная теплица, где все толпятся и обтираются друг об друга. А в Хакусах всем хватает места. Можно приходить хоть в два часа ночи, и быть там буквально одному.
– Будет ли у вашей книги какое-то продолжение? Или вы закончили байкальский цикл?
– Смысл книги был как раз в этом – закрыть гештальт, чтобы не оставалось чувства незавершенности, и я мог делать что-то другое. Сейчас я в поисках нового стиля и языка. Снова пошел учиться в фотошколу «Док-док-док», на курс “Опыты современной фотографии”. Хочу научиться снимать по-другому, может, менее документально, но более концептуально. Пока это сложно мне дается. Но мимо Байкала я вряд ли буду проходить, он близко, и так или иначе я там бываю. Что из этого выйдет, не знаю. Жизнь богаче наших планов.
