Маки, как символы памяти и скорби, также имеют глубокий смысл. Они ассоциируются с природой и восприятием красоты, а их яркий цвет привлекает внимание, создавая незабываемый визуальный эффект. В сочетании с образом девушки, маки подчеркивают ее связь с родной землей и культурой.

Эта работа не только визуально привлекательна, но и наполнена глубоким смыслом, отражая богатство славянских традиций и природы.

Эта работа не только привлекает внимание, но и оставляет пространство для интерпретации, позволяя каждому зрителю увидеть в ней что-то своё.

.

Далее – области
- только по верхнему уровню можно держаться – на чистой скажем так схеме или системе – по типу – как которая может быть связана с шестым кругом – та же новозаветная – или – новая система
- а по нижнему уровню только – на области противоречий и схеме противоречий и системе противоречий – та же – ветхозаветная – или – старая система
И далее – кто из элиты из плохого зла тьмы плохого – еще вне рамок одной жизни существования и прочего живет существует и прочее и хочет проводить политику и в следующих жизнях существованиях и прочих – как например – может – тот темный – то эти попытки нужно и надо и нада – пресечь
А то типо – натворил плохого зла тьмы плохого в одной жизни – а потом – ну ладно – убивайте меня и меня – а потом – в следующей жизни с накопленным в предыдущей – он еще сильнее и еще больше плохого зла тьмы плохого может творить
Я путешествовал по всем эпохам и меня подовздевали на прошлые жизни существования и прочее и по всем эпохам и даже на глубину не одной жизни существования и прочего назад и вглубь и внутрь и вниз – ну вот и плохое зло тьму плохое – нужно лишить возможности жить и существовать и прочее больше чем одной жизнью существованием и прочим

Далее кто скажет – типо – синее зло тебе обеспечено – типо – я сумасшедший – и хуже и псих и хуже и у меня искаженный рациональный разум и хуже и искаженная синяя паранормальная энергия и хуже и искаженный паранормал и хуже и искаженное сознание само собой и хуже – то – тут получаются – те же всяки о которых я говорил и эпоха всяк
Ну сами подумайте – насчет всяков и кто против – всяков – от всяков – никто не откажется – это есть это проверено это факт – всяки – сейчас – самое ценное что есть в мире и мире – ну да – могут сказать – ну – всяки должны быть только для элиты а не элита – пусть живет без всяков – а я пишу – а вот посмотрим – как посмотрит на это неэлита – если прочитает
И если я буду не со всем миром и миром – а только с элитой – то значит и разум и ум у меня уменьшиться и там уже будут вопросы другие решать и будет решать – например – как построить завод элитных автомобилей или сыграть на фондовой бирже или кого то наипать

Область ниже и фундаментальнее – инопланетян – лучи излучения – магия тьмы – и тут впринципе думаю можно жить на энергиях – сути – наверное лучше хотя может и не всегда с остальными составными элементами сути – и жить так – чтобы после тебя и тебя осталась лишь энергия с сутью или как то так – но информация где то должна быть – да в кодах может – может в самой сути слов – но это уже более поверхностно и там где то она может храниться

Далее – кто познал плохое зло тьму плохое – те уже ничего не бояться и им на все пофиг – ну тупые дегенераты

Перенаправление зла – хорошо и нормально и лучше может быть в таком мире и мире – и помогает – когда как и кому как
- суть – скажут а если тебя так – а я скажу – нет – тогда видно что сразу – это враги и плохое зло тьма плохое или тупое зло или тупые бараны – суть – я глобальный – у меня глобальность и суть и многое и история – а тут нужны – обычные и обыкновенные для перенаправления зла – а обычно лучше и само плохое зло тьма плохое – но иногда может быть нужно и из своих
Суть – кровь за кровь – жизнь за жизнь – навеки и на все жизни и воплощения – бесконечно и вечно
Кто против – тот не знает и если будет против открыто потом хуже ему будет в 5 раз или до 5 раз или больше и хуже
Кстати в глобальном – даже те же войны помогают – ради глобального – даже жертвы стран оправдывают
И все по библии и ветхому завету и по новому и по торе – согласуется
Венера мстительна и никогда не забудет
Венера мстительна
Суть – что такое венера !?... – чувства – ум – первичное – жесткие и мягкие принципы – девственность – первичная девственность – первозданная девственность – девственность ума – девственность по сути – вот что такое венера – но да – те кто рожден не с венеры – обычные и обыкновенные – но тоже под влиянием венеры – но магия и волшебство сильны – и они и из обычных и обыкновенных могут сделать необычных и необыкновенных
Да – критует хуже – по меркурию и еще хуже по солнцу – но они через венеру тоже – и поэтому венера и тут
Кстати все цивилизации – и звездные и драконы и рептилоиды и серые и превосходящие и орионцы и белые и все остальные – все через венеру – но пока вопрос насчет всех остальных – потому что первичка – венера
Как бы вы не хотели – но пока другую планету не можете создать что бы с ней была рядом не венера
И венера – первичнее – библии и торы и евангелия – потому что все оттуда пошло – и первичка – это – венера
Ну и по видам девственности
Тут – проходные должны быть и неприкосновенные и те кто должен влиять на мир и мир – а остальные – нет – и те кто должен – войти в жизнь новую лучшую и вечную
- девственность – ну это просто девственность
- девственность первичная – это чистый ментал – чистая соль – звездные чистые
- девственность первозданная – это достижение определенного уровня понимания – первозданной девственности – как иисус христос говорил про чистых сердцем
- девственность ума – ну это – венера – те кто с венеры
- девственность по сути – ну это – кто что хочет – кто хочет – и хорошего нормального и лучшего
И все это – венера и под венерой
Вскрыть зло
Сначала я и может и надеюсь и не только с самого детства – вскрывал зло – причем и хорошее и плохое – как для себя и себя и мира и мира – то есть оно уже было – но для себя и себя и мира и мира – что выйти из сумрака и мир и мир вывести из сумрака – ну так бы всем и всем хорошо делать – а не находиться в сумраке – и не только любовью вскрывал зло но и вообще по жизни и прочему и существованию
Вот интересно – если жить и существовать и прочее в плохом зле тьме плохом всем или многим нравиться – то может накрыть их тьмой плохого зла психбольной и сумасшедшей – всех и всех кто плохое зло тьма плохое – и элиту и остальных – может получиться
Животные – люди – животные – это плохо – животная часть человека – плохо – и это уже не человек – а хуже животного в 5 раз или до 5 раз или больше и хуже
У меня нет такого проявления как животное – мне нужен был и нужен – погружак – чтобы видеть и понимать и – защита – животная часть защищает – и я бы с радостью отказался от животной части – если бы в других условиях и обстоятельствах

Погружак просто так во тьму и в глубокую тьму – это плохо – у меня и у многих – думаю бывает тоже такое же – но не просто так и не для чего то – а вынужденно – а просто так и для чего то – есть глубокий сон глубокий черный сон глубокий тяжелый черный сон
Суть – этот погружак во тьму – в умственно – интеллектуале – а просто так и для чего то – нужно в чувственно эмоционале – и это я сказал что

— Тащи его! — голос Талагии, хриплый от дыма и напряжения, прорвал оглушительный грохот ливня и треск пожара. — Тащи, пока этот старый баран не зажарился в собственном соку!

Трап, отплевываясь от гари и грязи, ухватил колдуна под мышки. Магистр был безмятежно-неподвижен, и лишь слабый, бессмысленный стон вырывался из его пересохших губ, когда гном волоком потащил бесчувственное тело по раскисшей, кровавой земле. Баронесса, схватив мага за ноги, помогла донести его костлявую тушу до низкого навеса, под которым жались купеческие повозки. Швырнули его туда без особой нежности, как мешок с прокисшим зерном. Снарядом, выпущенным из катапульты хмеля и собственной глупости. Он свое уже отслужил.

— Мое добро! Мои тюки! Проклятые варвары! — один из купцов, толстый, заплывший жиром и слезливый, метался у своих повозок, хватая себя за трясущиеся щеки. Его дорогой, расшитый кафтан был забрызган грязью и кровью, а в маленьких, запавших глазах стоял животный ужас, замешанный на отчаянной, всепоглощающей скупости. — Все пропало! Сгорело! Растащено!

— Сгорело? — его тощий, как жердь, компаньон, судорожно прижимая к груди кожаный кошель, озирал горящую таверну с видом человека, наблюдающего за собственной медленной казнью. — Это еще не сгорело, Вальд! Это только начинается! Нас ограбят, прирежут и скормят воронам! И все из-за этих… этих проклятых имперских блестяшек! — он ядовито, с ненавистью кивнул в сторону легионеров, чистивших клинки.

Их охранник, могучий детина с чумазым лицом, молча, стиснув зубы, перевязывал окровавленное предплечье обрывком собственного плаща. Его тяжелый топор был воткнут в землю рядом, как мрачный памятник только что отгремевшей битве. Он смотрел на своих хныкающих хозяев с нескрываемым презрением старого солдата к трусливым торгашам.

Орт стоял на коленях в грязи, заломив руки, угрюмо созерцая свой гибнущий мир. Слезы катились по его обезображенному оспой лицу, смешиваясь с дождем и сажей.

— Шишка моя… шишечка еловая… — выл трактирщик, не скрывая больше своего отчаяния, обращаясь к несправедливому небу. — Все прахом! Посуда… три бочки с элем… кровля… кто теперь за все заплатит? Кто?!

Талагия, вытирая залитый кровью клинок «Ненасытного» о плащ мертвого разбойника, холодно бросила через плечо, даже не глядя на него:

— Предъяви счет тем лесным тварям. Может, смилуются и расплатятся медяком. Или своей шкурой.

Она повернулась к своим людям. Легионеры, изможденные, в изодранных, помятых и залитых грязью доспехах, уже строили импровизированное укрепление из купеческих повозок и тюков. Их лица, под стекающими струями дождя, были серы, осунулись и выражали глубокую усталость. Воздух свистел сквозь щели в латах вместе с ледяным ветром.

— Потери? — поинтересовалась легат лишенным всяких эмоций голосом.

К ней подошел декан, мужчина с начинающими седеть у висков волосами и свежей, глубокой царапиной на щеке. В его глазах читалась даже некая скука, но не паника.

— Один убит. Еще один… — он коротко, сдержанно кивнул в сторону темного угла под навесом, где на разостланном плаще лежало неподвижное тело. — Жив еще. Но … к утру, думаю, кончится. Двое легко – царапина на руке, удар тупым по шлему, голова гудит. Остальные целы.

Талагия молча, скупо кивнула. Цена оказалась ниже, чем она опасалась в самые горькие мгновения бойни. Благодаря выучке, умениям Трапа и тому таинственному лучнику на крыше. Ее глаза метнулись к охотнику. Тот сидел на покосившемся плетне в стороне, спокойно, методично смазывал тетиву салом из небольшой роговой баночки, словно только что вернулся с удачной охоты на оленя, а не с кровавого поля битвы. Казалось, ни буря, ни резня, ни зарево пожара не произвели на него ни малейшего впечатления.

— А эти? — она мотнула головой в сторону двора, усеянного мертвецами, которые дождь уже начинал затягивать в свою грязную пучину.

— Три дюжины. Может, больше. Часть утащили с собой, когда отступали. Видел, как волокли.

Три дюжины. Целая орда по здешним провинциальным меркам. Не простая банда разбойников, жаждущих поживиться купеческим добром. Это была засада. Четкая, спланированная, смертоносная атака. Кто-то знал. Кто-то их ждал.

Лю Ленх медленно, словно во сне, подошла к телеге. Черный сундук по-прежнему стоял на своем месте, немой и невредимый, как будто прошедшая вокруг бойня была лишь дурным сном. Крупные капли дождя скатывались по его идеально гладкой, отполированной поверхности, не оставляя ни малейшего следа, не впитываясь в дерево. Он был холоден, как могильная плита в зимнюю стужу, и так же безмолвен и равнодушен.

Казалось, даже всепожирающий огонь и острая сталь не смели коснуться его, обходя стороной, как нечто не просто ценное, но и запретное. Что могло быть внутри? Серебро? Древние колдовские гримуары? Могучие, но бесполезные артефакты из самых глубоких подвалов Магистерия? Ни то, ни другое, ни третье не стоило того, чтобы воодушевить несколько дюжин головорезов на такую самоубийственную, отчаянную атаку.

К тому же – таких необычных головорезов. Слишком дисциплинированны они были. Слишком слаженной и тихой была их первая атака. Если только… если только сундук не был набит до краев чистым, звенящим золотом, но… у баронессы слегка закружилась голова, когда она попыталась представить себе это немыслимое состояние. Если в этом ящике золото – его хватит, чтобы купить с потрохами добрую половину провинций Империи вместе с крестьянами, баронами, графьями и их замками.

Она медленно, почти невольно, положила ладонь на крышку сундука. Дерево было неестественно холодным, будто впитывало в себя все тепло мира, несмотря на зарево пожара всего в нескольких шагах.

«Ненасытный» у ее бедра тихо, глухо заурчал – не злобно, не жадно, а с каким-то странным, почти любопытствующим гулом, словно ощущал не добычу, а нечто… иное.

— Что же ты за зверь такой? — тихо, почти беззвучно прошептала баронесса, вглядываясь в непроницаемую поверхность. — И кому ты так насолил, что по нам решили пройтись целым войском?

Сундук молчал, храня свою тайну за непроницаемыми стальными оковами. Он был просто куском черного дерева и холодного металла. Но в его абсолютном, безразличном молчании чувствовалась такая бездонная угроза, что по спине Талагии пробежала ледяная мурашка, не имеющая ничего общего с ледяным дождем.

Где-то там, в непроглядной чаще, за сплошной стеной небесной воды и тьмы, затаились те, кто остался в живых. Они ждали. Зализывали раны. И, без тени сомнения, планировали новую атаку. А у них на руках был этот груз, притягивающий беду, как магнит железные опилки, пьяный маг, горящая таверна, раненые и куча трупов, которые к утру начнут раздуваться и смердеть. Трап, тяжело подойдя к ней, мрачно посмотрел на сундук, потом на пылающие руины, из которых валил черный дым.

— Не так я представлял себе свое изгнание, — прохрипел он с горечью в голосе. — В следующий раз, клянусь Всеотцом, попрошусь прямиком в рудники. Там, по крайней мере, сухо, сытно и никто не пытается зарезать во сне.

Посланница Триумвиров не ответила. Она неотрывно смотрела в слепую, мокрую, живую тьму за пределами колеблющегося круга света от пожара. И ждала. Чутко, каждым нервом, ожидая, когда эта бесконечная ночь грома преподнесет им свой следующий, смертельный сюрприз.

Тишина, наступившая после отступления первой волны, была обманчива, тягуча и гнетуща, как черная смола. Ее разорвал не человеческий крик, а низкий, леденящий душу, протяжный звук рога, донесшийся из самой глубины чащи. Он был похож на рев раненого быка, призывающего свое стадо к последней, отчаянной бойне.

И тьма заколебалась, зашевелилась, ожила, откликаясь на зов. Из-за деревьев, с тяжелой, неумолимой поступью, вывалилась вторая волна нападающих. Их было больше. Намного, неизмеримо больше. Молния, разорвав небеса надвое, на миг озарила частокол темного леса. И в центре наступающего строя, подавляя своим видом всех остальных, шел один, чья стать и размеры заставляли сомневаться в реальности происходящего. Исполин. На голову, если не на две, выше самого рослого легионера. Его плечи были невероятно широки, казалось, он не пролез бы в дверной проем, а в ручищах он сжимал обоюдоострую секиру, каждый из клинков которой был размером с тележное колесо. Дождь, стекавший по его темной, странно блестящей коже и массивным, начищенным до зловещего блеска доспехам, лишь подчеркивал чудовищную, нечеловеческую мощь этой фигуры. Лица под рогатым шлемом не было видно, только сгусток мрака, из которого исходило тяжелое, свистящее, как у мехов, дыхание, слышимое даже сквозь оглушительный шум ливня.

— Клянусь наковальней и молотом Всеотца… — прошипел Трап, сжимая рукоять своего молота так, что костяшки на его руках побелели. — Что это за диво такое? И чем его кормили, спрашивается? Целыми деревнями?

Орт, все еще стоявший на коленях в луже, поднял заплаканное, искаженное абсолютным отчаянием лицо. Увидев нового великана, он не закричал, а издал тонкий, похожий на писк пойманной мыши звук и повалился на бок, бессмысленно хватая ртом мутную, отвратительную жижу, смешанную с пеплом, дождем и чужой кровью. Его мир разрушился окончательно и бесповоротно, и никакой, даже самый большой трактирный расчет не мог покрыть убытков от появления такого «гостя».

— Моя родненькая… моя кормилица… — его всхлипы, жалкие и беспомощные, тонули в нарастающем реве приближающейся толпы. — Посуда… все мои запасы… пять бочек вина… десять бочек эля … ой-ой-ой…

Купцы, Вальд и его тощий компаньон, уже не метались в истерике. Они забились в узкую, грязную щель между двумя своими повозками, прижавшись друг к другу, как перепуганные поросята, учуявшие запах крови на ноже мясника. Их трясло мелкой, непрекращающейся дрожью, а глаза, вытаращенные от животного ужаса, бегали по двору, подсчитывая уже не убытки, а последние секунды до неминуемого, кровавого конца.

— Легион, ко мне! — голос Талагии, сдавленный, но твердый, как гномья сталь, пробился сквозь оглушительный гул грозы и треск пожирающего здание пожара. Она уже стояла у телеги, ее окровавленный плащ прилип к латам, а в руке «Ненасытный» жадно ловил отблески пламени, словно предвкушая новую жатву. — В круг! Щиты сомкнуть!

Уцелевшие бойцы Магистерия, едва успев перевести дух после первой волны, с молчаливой, отчаянной решимостью снова встали в строй. Их щиты, иссеченные зазубринами и вмятинами, образовали шаткую, но непрерывную стену вокруг злополучного сундука. Лица под забралами были бледны от усталости, но руки, сжавшие эфесы мечей, не дрожали. Воины видели, что идет на них, и прекрасно понимали, что шансов устоять ничтожно мало. Но долг есть долг. Они оставались легионерами до последнего вздоха.

Лю Ленх метнула короткий, оценивающий взгляд на охотника. Тот уже не сидел на плетне. Бесшумно, как тень, он взобрался на остатки полуразрушенного сарая, чья соломенная крыша еще не была целиком охвачена огнем, и занял позицию. Тетива его длинного лука была натянута тугой дугой, стрела с широким, охотничьим наконечником была неподвижно нацелена в самую гущу приближающейся толпы — прямо в массивную грудь рогатого великана, возглавлявшего атаку.

— Эй, стрелок! — крикнула ему баронесса, отбиваясь от навязчивой, холодной мысли, что эта атака станет для них последней. — Благодарность Триумвиров тебе обеспечена…

— Лучшим надгробием… — перебил легата гном, мрачно усмехнувшись.

— Если выживем! — закончила мысль посланница. — Как звать-то?

Охотник не повернул головы, все его внимание было приковано к цели, вся его поза была воплощением сосредоточенности. Но голос, на удивление спокойный и ровный, легко донесся сквозь шум ливня и грохот.

— Ной.

— Ной? — переспросила Талагия, поднимая с земли брошенный кем-то небольшой, круглый, обожженный деревянный щит. — И что ты тут забыл, Ной? Прибыток с оленьих шкур в такую погоду явно не оправдывает риска!

На мгновение ей показалось, что тень улыбки, быстрой и едва заметной, тронула невидимые в глубине капюшона губы.

— Чувство долга, — просто и без пафоса ответил он, и тетива звякнула, коротко и сухо, отправляя стрелу в самую гущу наступающих. Кто-то громко вскрикнул и рухнул в грязь. — Перед Легионом.

— Долга? — фыркнула баронесса, но медный привкус подозрения уже встал у нее в горле. — Дезертир?

Ной уже вкладывал следующую стрелу, его движения были точны и выверены, будто он находился не на окровавленном поле боя, а на тренировочном плацу. Ее вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа, но сейчас было явно не до допросов. Рогатый исполин был уже в пятидесяти шагах, и земля буквально ходуном ходила под его тяжелой, сокрушительной поступью. Его чудовищная секира, поднятая над головой, жаждала кровавой жатвы.

— Товсь! — закричала Талагия, и в ее голосе впервые за эту долгую, бесконечную ночь прозвучала не холодная решимость, а нечто иное — мрачное предвкушение конца, готового обрушиться на них со всей неумолимой яростью грозового неба.

Весь цикл целиком ЗДЕСЬ