Повесть "Невидаль", глава 9
Начало:
Повесть "Невидаль", глава 1
Повесть "Невидаль", глава 2
Повесть "Невидаль", глава 3
Повесть "Невидаль", глава 4
Повесть "Невидаль", глава 5
Повесть "Невидаль", глава 6
Повесть "Невидаль", глава 7
Повесть "Невидаль", глава 8
Вой сменился жалобным поскуливанием, будто сама тайга стонала от боли. Второй выстрел прекратил мучения животного.
- Версты две, - определил расстояние Гущин, прислушиваясь к эху. - Не далече!
- За мной! - приказал командир, отводя затвор винтовки.
В его голосе появилась привычная сталь, хотя глаза оставались пустыми.
- Помогай, Яшка, - буркнул Лавр, с трудом поднимая тяжелый «Льюис». - Один не дотащу…
Малой кивнул и его худенькие ручонки вцепились в приклад. Оружие показалось ему невероятно тяжелым в сравнении с привычной трехлинейкой.
Остатки отряда двинулись вперед, пробираясь по схватившемуся за ночь снегу. Каждый шаг давался с трудом - ледяная корка проваливалась под ногами, острые края резали сапоги и валенки, как зубы неведомого зверя, пытавшегося проглотить чекистов. Холод пробирался под одежду, кусал щеки, заставлял слезиться глаза.
Внезапно лес расступился, открыв взору неожиданную картину. Среди заснеженных елей и обломков скал возвышалась полуразрушенная каменная часовня. Ее стены были покрыты мхом, отчего казались черными в ночи. Купол давно рассыпался, о том, что он вообще был, напоминал только покосившийся крест, словно склонившийся в мольбе. Окна зияли пустыми провалами, как глазницы черепа.
- Тут, - прошептал Осипов.
Словно подтверждая его догадку, раздался резкий хлопок запала и нечто, похожее на пузатый огурец, шлепнулось в снег в нескольких шагах от бойцов.
- Ложись! - завопил Григорий, бросаясь плашмя и увлекая за собой Яшку.
Мир взорвался огнем и грохотом. Черные комья мерзлой земли, перемешанные с жухлой травой и белыми хлопьями снега, взметнулись в воздух. Осколки со свистом пронеслись над головами - один, злобно урча, впился в ствол ближайшей ели, вырвав кусок коры и обнажив светлую древесину.
Запахло смолой и гарью.
- Вот же нехристи… - пробормотал Гущин, стряхивая с треуха щепки и землю.
- Все целы? - обернулся Осипов.
- Цел, - отозвался Шелестов, дрожащими пальцами вытирая грязь с лица.
- И я цел, - ответил Лавр, уже разворачивая похожий на фабричную трубу ствол «Льюиса» в сторону часовни. - Григорий Иванович, давая я этих сволочей гранатой…
- Отставить гранатой, - процедил комиссар сквозь зубы. Он приподнялся на локтях, и его голос, хриплый от напряжения, гулко разнесся по лесу: - Варнак! Сдавайся! Ты окружен!
Тишина.
Только ветер шевелил ветви, да где-то вдали капало с крыши часовни. И вдруг...
- Люди?! - раздался из руин удивленный и странно радостный окрик. - Люди! Сдаюсь! Сдаюсь, братцы!
Гущин и Осипов переглянулись. Сдаваться было совсем не в духе Лехи-Варнака - того самого кровожадного бандита, чья слава гремели от Волги до Урала.
- Так, Лавр, - медленно проговорил Осипов, его глаза, узкие как щели, не отрывались от черного прямоугольника двери часовни. - Ты - здесь. Если полезут - всех в штаб к Духонину...
- Есть! - оскалился пулеметчик. Старый солдат с характерным щелчком передернул затвор «Льюиса», укладываясь за валун так, чтобы прикрыть и себя, и подходы к часовне.
- А мы... Яшка!
- Я, Григорий Иванович! - паренек вздрогнул, но голос его звучал тверже, чем можно было ожидать.
- Берем в клещи. Ты заходишь слева, я - справа. Кого увидишь - вали, и не думай...
- В смысле - валить? - Малой захлопал глазами, его пальцы нервно теребили цевье трехлинейки.
Осипов резко развернулся, схватив парнишку за плечо. Его глаза в темноте горели холодным огнем.
- В смысле - маслину в бубен. Все понял?
- Ага! - Малой глотнул воздух и кивнул, слишком резко, слишком по-мальчишески.
- Тогда - вперед!
Комиссар махнул рукой, и они разошлись в разные стороны, как тени.
Григорий двигался, прижимаясь к стенам часовни. Камни, покрытые вековым лишайником, были шершавыми под пальцами. Каждый шаг давался с трудом - снег предательски хрустел под ногами, а ветер норовил сорвать с головы папаху. Он шел, пригнувшись, «Маузер» наготове, ухо ловило каждый звук из темноты. Где-то впереди шаркнула нога по каменному полу - или показалось?
Яшка тем временем крался слева, его худенькое тело дрожало от напряжения. Он то и дело оглядывался назад, на Гущина, будто ища поддержки. «Браунинг» в его руках казался игрушкой, но паренек сжимал его так крепко, что пальцы побелели. Вдруг - шорох! Яшка замер, сердце колотилось так, что, казалось, его слышно на весь лес. Из-за угла показалась тень... нет, всего лишь ветка…
Оба - и командир, и боец - сближались с противоположных сторон, как клещи, готовые сомкнуться на шляпке ржавого гвоздя, торчащего из подошвы Революции.
Григорий первым вошел в руины. Часовня дышала заброшенностью - из трещин в каменном полу пробивался бурьян, а в углах уже вздымались молодые деревца, словно природа пыталась забрать свое обратно. Воздух был спертым, пахнущим плесенью и... табаком. На этот едва уловимый запах комиссар и пошел, держа «Маузер» наготове.
Первые два помещения, освещенные призрачным лунным светом, просочившимся через прорехи в кровле, оказались пусты. Но вот в третьем…
У дальней стены, прислонившись к грубо отесанному камню, сидел человек в лисьем полушубке. Его ноги, одетые в изодранные ватные штаны, были вытянуты вперед. Левая заканчивалась почерневшей культей, правая ступня еще держалась на лоскутах кожи, но выглядела так, будто ее пропустили через мельничный жернов.
Пол был усеян пустыми консервными банками, окурками, обрывками бумаги. На двух деревянных ящиках, поставленных друг на друга, лежал американский «Винчестер» - чистый, ухоженный, явно любимый.
- Ля... - выдохнул раненый, и в этом звуке была и боль, и странное облегчение. - Брат!
Увидев чекиста, он даже не дрогнул. Не сделал попытки схватиться за винтовку или вытащить «Кольт» из новенькой коричневой кобуры с маркировкой «US». Просто улыбнулся - той самой улыбкой, что Григорий помнил с детства, когда они вдвоем таскали яблоки из сада дяди Игната.
- А я-то гадал... - хрипло проговорил Варнак, - что за Гришка Осипов в ГубЧК появился... Думал, однофамилец - и тезка в придачу. Никак не ждал, что родной брат к краснопузым переметнется!
Григорий ощутил, как по спине пробежали мурашки. Его пальцы сжали «Маузер» так, что костяшки побелели.
- А я, как про Леху-Варнака услышал - сразу смекнул. Ты это...
- Знал бы батька, что ты коммунистом родился - собственноручно удавил бы, - оскалился бандит, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, что когда-то пугал всю округу.
- Коммунистами не рождаются, - резко парировал комиссар. - Коммунистами становятся.
Он сделал паузу, глядя на изуродованные ноги брата.
- Будто тебя не удавил бы, узнай он, что ты налетчиком станешь.
Варнак рассмеялся - громко, искренне, как в те времена, когда они вдвоем убегали от сельского старосты, теряя по пути украденные яблоки. В своем саду тоже росли и яблони, и груша. Но те, со двора дяди Игната, казались вкуснее и слаще.
- Тоже удавил бы!
Тишина повисла между ними, густая и тяжелая, как деготь. Где-то снаружи послышались осторожные шаги.
- Твои? - насторожился Осипов, вжимаясь в неровную каменную стену. Его ладонь крепко обняла рукоять «Маузера».
- Твои, - ответил Леха, слабо мотнув головой. - Моих... больше нет.
Не успел командир сделать шаг из тени, как в каморку ворвался Яшка. Корча свирепую гримасу, он направил «Браунинг» прямо в грудь Варнака. Но судьба сыграла злую шутку -нога зацепилась за корягу, и паренек растянулся на гнилом полу. Пистолет, звякнув, покатился к ногам бандита.
Шелестов замер. Но - что поразило даже Осипова - не завопил, не заплакал, не стал молить о пощаде. Просто зажмурился и напрягся, приготовившись к последнему выстрелу в своей жизни. Приготовился умереть молча, как подобает настоящему чекисту и настоящему коммунисту.
- Хорош у тебя боец, - усмехнулся налетчик.
В его голосе прозвучала не столько издевка, сколько нечто похожее на уважение.
Прошло несколько томительных мгновений. Выстрела не последовало. Когда Малой осмелился открыть глаза, перед ним оказался его же «Браунинг» - Леха держал его за ствол, протягивая обратно.
- На... - прохрипел бандит. Он не мог не узнать пистолет Юсупа, но не подал вида. - Не теряй больше, карась. В следующий раз могут не вернуть.
Яшка, все еще не веря своему спасению, осторожно взял оружие. И только тогда заметил стоящего в тени комиссара. Тот смотрел на него строго, неодобрительно качая головой.
Паренек перевел взгляд с Григория на Алексея... Сходство было очевидным - те же пронзительные глаза цвета уральской стали, та же характерная горбинка носа, даже манера сжимать губы.
- Да, - глухо подтвердил чекист. - Братья мы, братья.
В голове у юнца мелькнула страшная мысль - а вдруг комиссар, тот самый Осипов, которому он верил больше, чем себе, предал их всех? Рука с «Браунингом» дрогнула, ствол нерешительно пополз в сторону командира...
- Сдурел? - резко оборвал его Григорий, одним точным движением выбивая пистолет. - Иди, зови Гущина. Да коней сюда подведи.
- Ага... - растерянно пробормотал Малой, потирая онемевшие пальцы.
Подобрав оружие, он направился к выходу. Сначала шел медленно, оглядываясь через плечо, будто ожидая выстрела в спину. Потом шаг его ускорился, перешел в бег - не от страха, а от желания поскорее покинуть это странное место, где враги оказывались братьями.
А в часовне вновь воцарилась тяжелая тишина. Два брата смотрели друг на друга через годы разлуки, через баррикады гражданской войны, через пропасть сделанных выборов.
Осипов достал из кармана смятую пачку «Дуката», вытащил две папиросы. Одна за другой они вспыхнули в пламени спички, оранжевый свет на мгновение осветил его изможденное лицо. Одну он протянул брату.
Леха жадно затянулся, но сразу закашлялся - глухо, с хрипотой, будто в легких у него булькала вода.
- Небось, махорку куришь, - усмехнулся Григорий, подбирая «Винчестер». Он ловко провернул оружие в руках - тяжелое, сбалансированное, с массивной скобой. - Хорош винтарь!
- Да, - прохрипел Варнак, хлопая по кобуре. - Вот еще «Кольт». Новенький!
Чекист поднял бровь:
- Где взял?
Бандит оскалился, обнажив золотую фиксу:
- Так у вас, родимых, и взял! Два мешка муки отдал за него.
- Дорого, - поморщился комиссар, проводя пальцем по штамповке на стволе винтовки.
- Ты, брат, не поверишь, - Леха вдруг залился смехом, который тут же перешел в новый приступ кашля. - Я точно так же сказал! Но мне, за ради того, чтобы красную сволочь сподручней стрелять, никаких денег не жалко!
Он смеялся долго, истерично, пока слезы не потекли по его грязным щекам. Потом затих, вытер лицо рукавом и тяжело дышал.
- Давай уже, спрашивай, брат, - наконец проговорил он, пристально глядя на Осипова. - Я ж вижу, куда ты все время косишься...
Григорий кивнул на изувеченные ноги:
- Волки?
Лицо Варнака вдруг стало серьезным. Он потянулся за новой папиросой, но рука дрожала так, что пришлось закурить с третьей попытки.
- Не, брат. Не волки, - он затянулся, выпуская клубы дыма. - Невидаль.
В углу часовни что-то звякнуло. Оба брата невольно повернули головы, но там была только ворона, добравшаяся до остатка тушенки в жестянке.
- Брехня, - решительно заявил Осипов, но уже без прежней уверенности. - Нет никакой невидали!
- Ты это моим ногам скажи, - огрызнулся Леха, с ненавистью глядя на свои изуродованные конечности. - Или Юсупу с Алтыном, которые в петлю полезли. Или Фомке с Сашкой, которых она на моих глазах разодрала! Есть она - невидаль! Хотя... - он внезапно усмехнулся. - Я ж тоже поначалу думал, что никакой невидали нет.
Бандит запустил руку за пазуху, долго копался в потаенных карманах, пока не извлек кожаную флягу. Встряхнул ее возле уха - пусто. Огорченно швырнул в угол, где та глухо ударилась о камень, спугнув ворону.
- Кончилось? - спросил Григорий, хотя знал ответ.
- Как в комиссариате, - невесело усмехнулся Варнак. - На сухую придется... Слушай, братка, как дело было.
Он перевел дыхание, собираясь с мыслями. В часовне стало так тихо, что слышно было, как где-то скребется полевая мышь.
- Друзья мои...
- Подельники, - поправил чекист.
- Да называй как хочешь, - махнул рукой налетчик. - Решили, что двадцать тысяч на пятерых может плохо поделиться, - он стукнул кулаком по ящикам, и те отозвались звонким, почти музыкальным звуком. - Настояли на проводнике, если, мол, я решу их в горах кинуть. Да я ж не такой! Я - не урка какой-нибудь, я - грабитель идейный!
- Верю-верю, - кивнул комиссар, и в его голосе прозвучала странная смесь сарказма и усталости.
- Вызвался только мельник. Егором звать. Угрюмый, как грозовая туча! Хоть на ремни его режь - слова не вытянешь! - Леха закашлялся, вытирая пот со лба. - Поупрямился сперва, не без этого. Ну, Васька таких уговаривать умеет... умел.
Варнак замолчал, прислушиваясь к звукам снаружи. Где-то далеко завыл ветер.
- Пошли Висельной тропой, через Горелый лес. В первую же ночь Юсуп вздернулся. Я значения не придал - всякое бывает, замотался человек... зачем в душу лезть, коли душа покоя просит? Потом - Васька-Алтын. И именно в тот день, когда у него шнурок с крестиком порвался. Тут я уж насторожился. Два висельника кряду, да оба без крестов - не бывает такого!
Леха нервно затянулся, дым клубился вокруг его бледного лица.
- Фомка с Сашкой радовались - золото на троих лучше, чем на пятерых! А я чую - ведет нас мельник не туда. Уже Гнилое болото должно быть, а он нас круто на север забирает.
Грабитель прервал рассказ, потянувшись за новой папиросой. Григорий молча дал прикурить, и братья на мгновение замолчали, наблюдая, как табачный дым смешивается с холодным воздухом часовни.
- Тут я за «Кольт» схватился, - продолжил Леха, и его голос стал жестким. – «Говори, красная морда, куда ведешь, не то пулю между глаз пущу...»
- А дальше?.. - нетерпеливо потребовал командир, подавшись вперед.
Бандит закашлялся, вытирая пот со лба меховым рукавом. Когда он заговорил снова, голос дрожал, словно натянутая струна:
- Дальше... эх, братка, ты мне не поверишь! Стоял передо мной мельник этот, Егор... Стоял, как ты сейчас, в двух шагах. И вдруг - бац! - и нет его! Как сквозь землю провалился! Кони взбесились - Сашку с Фомкой с седел сбросили, сами в чащу кинулись. Мой жеребец на дыбы - ящики с золотом в снег посыпались. Слава тебе, Господи, что вы, красные, добрые ящики делаете, а то бы нам теперь по лесу на карачках ползать, каждый червонец собирать...
- Дальше…
Леха нервно облизал пересохшие губы. Глаза его бегали по сторонам, словно он снова видел тот страшный момент.
- Дальше... следы на снегу сами по себе появляться начали. Сперва к Сашке подошли... И тут... - голос Варнака сорвался на хрип. - На моих глазах его пополам разорвало! Как портки старые... Я - драпа! Куда глаза глядят!
Рассказчик замолчал, тяжело дыша. Пальцы его судорожно сжимали и разжимали край полушубка.
- Что стало с Фомкой - не знаю, не видел. Только визжал он, как порося режут. А я приметил часовню эту - и сюда. Чую - сопит за спиной кто-то. А я не поворачиваюсь - признаю, чуть под себя не наделал. Вдруг - хвать меня за ногу… повернулся - боль такая, хоть волком вой, а никого нет! Бахнул, куда придется, да давай деру. На порог уже - и тут она меня за вторую ногу цап… зубами, гадина! - он с силой отшвырнул окурок.
- Кто - она? - не понял Осипов. - Кто - зубами?
- Да невидаль же! - завопил Варнак, и в глазах его вспыхнул безумный блеск. - Разве ты не слышишь?! Человечьим языком тебе говорю! Невидаль проклятая!
- Как же ты так чудесно спасся, если невидаль тебя уже цапнула? - с сомнением покосился на брата Григорий. - Что ей помешало кончать тебя?
- А ты не понял? - оскалился Леха улыбкой сумасшедшего. - Место-то святое! - он хлопнул ладонью по стене. - Не может она сюда! И в голову не может пробраться к тем, кто крестик носит! Да я ж в вас гранатой не со зла… думал - она, невидаль вернулась!
Комиссар медленно опустился на ящик, чувствуя, как дрожь пробегает по спине.
- Послушай, брат... - начал он осторожно, - ты говоришь, вчера ночью Егора видел?
- Точно! Как тебя сейчас вижу! - уверенно кивнул Варнак.
Чекист перевел взгляд на свои дрожащие руки. Вчера ночью... Вчера ночью Егор неотлучно был с отрядом. Сердце Осипова сжалось от внезапного понимания - перед ним сидел безумец, окончательно потерявший связь с реальностью.
Наверно, так и сходят с ума. Моментально, внезапно…
Леха внезапно потянулся к нему, и Григорий увидел в его глазах ту самую мольбу, что бывает у раненых зверей, когда они понимают - конец близок.
- Брат... - голос Варнака стал тихим, хриплым, будто скрип колодезного ворота. - Я знаю... не жилец уже... Сам бы, да грех на душу брать не хочу... - он замолчал, глотая воздух, словно рыба, выброшенная на берег. - Не желал я тебе такой участи, но... прости, Гриня... Больше некому... все ж, ты мне брат, хоть и красный…
Комиссар почувствовал, как в горле застрял ком. Он понимал без лишних слов - о чем просит брат. И понимал другое: иного выхода нет. Еще когда вызывался добровольцем идти по следу банды, он знал, чем это может кончиться. Хотел лишь одного - увидеть последнюю родную душу в этом мире перед тем, как...
Но так даже лучше. Никто не будет пытать Леху, как это любят делать некоторые несознательные товарищи. Никто не станет глумиться над телом.
Чисто, быстро, по-братски...
Размышления прервало дикое, неестественное ржание. Не то испуганное, не то предсмертное. Лошади орали так, будто их резали.
Осипов резко поднялся, и деревянный ящик под ним жалобно скрипнул. Он шагнул к оконному проему, где когда-то были стекла, а теперь зияла черная дыра, обрамленная облупленной штукатуркой.
Снаружи, в лунном свете, метались тени. Яшка и Гущин, согнувшись, тащили за поводья взбесившихся коней. Животные вставали на дыбы, били копытами, закатывали белки глаз - казалось, они почуяли саму смерть...