Здравствуйте, чем на досуге занималась шпана в деревнях. Какие у них были увлечения и жизненные позиции. Был бы рад услышать реальные истории из жизни. На какие дела они ходили в юношестве и по каким правилам жили
Наткнулся на рекламу сейчас и вспомнилось.., продаются заводские рогатки сейчас и как таковой ценности для меня не представляют но сколько воспоминаний из детства не передать
Еще по шпане ее нужно было найти и ладно с кустарника, а с березы достать без белого брюха и штанов врятли удастся, а еще бывает облом снизу кажется идеальной, а как срежешь то кривая, если под другим углом смотреть, обточить ее не сильно и сложно а вот дальше поиск резины и там кто на что горазд:
- от велосипедной камеры как советовали "старшие" - шляпа полная, не тянется и ей если только самой кидаться толк будет...
- от противогаза совкового (коих на складах валялось предостаточно) - хорошая в своем роде но появись маленькая трещина и именно в ней - порвется шлепнув оставшейся частью по еп...лу лицу
- от диэлектрических перчаток - наиболее долго живущая получалась хоть и не самая лучшая (их проще было достать (мне по крайней мере)
- следом наверное две выделю равнозначных и сложных для добычи - внутренняя оболочка от прорезиненного пожарного шланга и от внутренностей волейбольного/футбольного мяча (но не от всех) хоть и порванные где такое валяется но встречал в деле обе конструкции
Еще встречал своего рода "винтовки" когда к палке цепляли (но более длинные резинки" и оттягивали соответственно вдоль этой палки дальше и сильнее мощность и тяжесть камней была больше и дальность куда выше - но хромала точность крч. сильно но в никуда...
И как то само собой разумеющеюся все по шпане таскали такие рогатки. Помню хоть и бегал быстро (и в марафонах участвовал тоже но позже) местный старшой "алигофрен" - его погоняло от старших а среди шпаны не помню как то благороднее..., догнал (т.к. видел что у меня рогатка) догнал, перевернул и начал трясти за ноги, - у меня было 2 шт. одна моя пристрелянная др. ту что сделал и хз как она себя показала бы) сыпятся камни из карманов, какая-то мелкая шняга типо фантиков и я догоняю что надо скинуть "опытный образец" а нормальная осталась под ветровкой, как только он увидел что упало то что "ему" было нужно меня бросают на землю а он идет пробовать "трофей" (хрена тебе лысого за воротник :)) ну не без потерь жизнь слаживается еще один урок усвоен...
Разбивали в основном бутылки - лучший поход был к местной свалке где из них строились сооружения или ставилась одна и соревновались кто в нее попадет и с дальнего расстояния (там же их и с карбитом взрывали если у кого был)
Неработающие фонари - еще один повод...(как потом и рабочие - но возле своих домов и где часто ходили - считалось плохим тоном, если разбить фонарь у другана напротив частного дома к примеру) их защита из толстого стекла сначала трескалась потом осыпалась за 3-6 попаданий
Воспоминания почему-то положительные от всего этого, не считая индивидуумов которые стреляли из них друг в друга (хотя если у тебя была то в случае чего с такими придурками можно было и применить), рассказывали что одному попали в глаз (тот сам не лучше не удивлюсь если сам затеял) но проморгавшись пронесло... ничего не повредили
Не так интересно описывать каждый случай в отдельности сколько его пережить тогда был адреналин, весело и вся жизнь впереди...
P.s. предложенные теги брак и супружество, развод мужчины и женщины, - видимо ноги от заголовка хотя тоже верно :))
Сейчас, когда в Интернетах идёт жаркие споры о сериале "Слово пацана" и обсуждается подростковая преступность в СССР можно вспомнить и более раннюю историю 60-х из моего сибирского города раскопанную журналистами Томских новостей.
— Герой войны. Научный работник. Революционер. Известный врач. Партизан. Какой-то начальник.
Очень немногие ответят, что Сергеем Вицманом звали студента-дружинника, ровно 50 лет назад — 2 мая 1966 года погибшего при задержании вооруженного преступника. И уже единицы вспомнят, какой общественный резонанс вызвала гибель 20-летнего ТИРиЭТовца. Сегодня с помощью газетных архивов и воспоминаний очевидцев мы покажем вам события начала мая 1966 года.
В 1966 году Сергею Вицману было всего 20 лет. Он учился на 4 курсе ТИРиЭта (ныне ТУСУРа) и, как многие парни того времени, входил в оперативный комсомольский отряд при Кировском райотделе милиции.
До ТИРИЭТа С. Вицман поступал в другой известный томский вуз — Политехнический. В архивах вуза сохранилась личная карточка студента:
Оперотрядовцы вместе со штатными милиционерами несли дежурство, участвовали в рейдах и оперативных мероприятиях.
В ночь с первого на второе мая 1966 года Сергей Вицман вместе со своим товарищем Борисом Вохминцевым пришли на очередное дежурство в отделение милиции. (Кстати, Борис Константинович Вохминцев после окончания института более 30 лет проработал в милиции, закончив службу в звании полковника. К сожалению, состояние здоровья на сегодняшний день не позволило ему встретиться с нашим журналистом).
Ночью в дежурную часть поступило сообщение об убийстве сторожа нефтебазы на Южной, а затем еще одно: в одном из домов застрелена женщина. К утру было установлено, что убийца один, и это шофер нефтебазы Пангин, ранее судимый. Он отобрал у сторожа нефтебазы, пожилой женщины, карабин с тридцатью патронами, и при попытке позвать на помощь застрелил ее. Затем отправился на квартиру к своей сожительнице и на почве ревности двумя выстрелами через окно убил ее прямо в постели, после чего скрылся.
Сергей Вицман. Фото из частного архива
Утром оперативная группа, в составе которой были дежурный по УВД Евдокимов, Вицман и Вохминцев, отправилась в село Аникино, где жила мать Пангина. Хозяйка сказала, что сын дома не появлялся, но оперативники решили проверить, так ли это. Евдокимов вошел в дом, Вохминцев направился к летней кухне, а Вицман стал подниматься по приставной лестнице на чердак. Прятавшийся там преступник выстрелил в Сергея в упор.
Вскоре прибыла хорошо вооруженная оперативная группа. Так как Пангин сразу заявил, что живым не сдастся и будет отстреливаться до последнего, была дана санкция на его уничтожение. Чердак дома обстреляли из пулемета, и поднявшиеся туда милиционеры нашли труп преступника.
А Сергей Вицман скончался в тот же день в больнице. Студента оплакивал весь город.
И не просто оплакивал. Молодые люди массово вступали в оперативные отряды, давали клятву по мере сил бороться с преступностью, как Вицман.
В газеты приходили десятки писем от студентов и трудящихся:
И даже стихи. Нам известны как минимум два стихотворения, посвященных подвигу Сергея Вицмана. Первое начинается словами «Плывет над городом июль, идет по городу патруль. И всё как в том же мае…», но кто его автор, и как оно звучит полностью, увы, не нашлось.
А второе нам удалось отыскать в газетных подшивках целиком. Его автор — продавец книжного магазина Валентина Валиулина:
Именем Вицмана решили назвать улицу, на которой он жил.
Бюро обкома комсомола призвало молодежь еще больше сил отдавать охране общественного порядка.
И 7 мая 1966 года более 300 студентов, большинство из которых вступили в оперативные отряды под впечатлением от убийства Сергея, вышли в большой рейд по борьбе с хулиганьём.
То, что в газетах обтекаемо назвали мероприятием по охране общественного порядка, по воспоминаниям участников было самым настоящим полустихийным бунтом, актом мщения. Студенты, наконец, показали шпане, кто в Томске хозяин.
«До убийства Вицмана кто-то из студентов регулярно „получал“ от шпаны, главным образом, из Заисточья — небезопасно ходить было не только там, но и прямо по Ленина. Первое, что вспоминается в связи с этим — идешь вечером, и вдруг — сигаретные „огоньки“ в подворотне. Все, сейчас обязательно привяжутся. Все это тянулось еще с послевоенных времен, когда в бедные 40-е и 50-е многие попадали под очарование блатной романтики. Воровали, попадали в колонию и так далее — они и были тут силой, а вовсе не студенты. После убийства Вицмана чаша терпения переполнилась. Я с соседями по комнате ходил в тот самый „рейд“ 7 мая — тогда в нем участвовало человек 300, а первая, более малочисленная вылазка прошла практически сразу после убийства, числа 2-3-го. Милиция отстранилась, нам не мешала. Шли толпой и просто били все эти „огоньки в подворотнях“. После этого Ленина от Лагерного до Почты стал безопасным для студентов — можно было безбоязненно ходить в любое время суток. А Томск после этих событий как раз и стал полноценно „студенческим городом“».
В «Записках давнишнего томича» А. Петрова, тоже, скорее всего, описывается именно май 1966, а не осень 1963-го (орфография и пунктуация автора сохранены — прим. ред.):
»... из Заистока при потворстве милиции совсем распоясались в городе, они помимо Заистока установили свою власть и над улицей Ленина в районе Заистока и над городским садом. Периодически избивали на Ленина и в Горсаду молодых людей, просто так для развлечения. В Заисток вообще никто не совался, все боялись. Всё это продолжалось до осени 1963 года. Терпение студентов лопнуло, поднялся Политехнический институт, несколько тысяч студентов двое суток прочёсывали Заисток и округу, заходили во все дома, и везде где находили молодых людей просто избивали их... Милиция тоже исчезла, понимали, что студенты делали за них правое дело. Мой друг Игорь, который никакого отношения к Заистоку не имел, случайно чуть не попал в эту мясорубку. Он со знакомым парнем шёл вечером по Советской около Горсада. Их остановила бригада студентов, спросили, где вы живёте? Парень ни о чём плохом не думая сказал, на Максима Горького. Это улица в Заисточье. И тут же получил удар по лицу. Игорь мгновенно сориентировался и бросился убегать. Как он говорил, спасло его только то, что по Советской шёл трамвай и он на ходу сумел зацепиться за него и уехал, преследователи отстали. После этой осени в городе наступила тишина».
Это был не последний рейд дружинников, посвященный памяти Сергея Вицмана. В течение еще нескольких лет в начале мая оперативные группы комсомольцев устраивали масштабные рейды по городу. Правда, в последующие годы все уже было гораздо спокойней.
Могила Сергея Вицмана, фото: газета Радиоэлектроник
Источники:
Газета «Молодой ленинец», №53, 6 мая, 1966, №56, 13 мая, 1966, № 56, 13 мая, 1966, № 54, 9 мая, 1967
Газета «Красное знамя», 4 мая 1967 г., 6 мая 1966 г., 7 мая 1966 г., 12 мая 1967 г., 15 мая 1966 г.
Газета «Радиоэлектроник», 2006 г.
Текст: Катерина Кайгородова, Елена Фаткулина
Работа с документами: Александр Мазуров
Редакция благодарит Максима Фельзингера за фото С. Вицмана
Личная карточка студента С. Вицмана — Центр документации новейшей истории ТО.
Дворовый молодой музыкант душевно исполнил песню К. Ступина "Грузный удар"
Про сериал "Слово пацана" написала вот этот коммент #comment_291076363
текст ниже:
Да правда задрали уже. Если пацанва шарахается по стройкам, курит с 5 лет, нюхает клей по подвалам(и такое в регионах есть до сих пор), то ты хоть обпоказывайся им хорошего, доброго кино, толку не будет. Сама выросла в Волгограде, детство и подростковый возраст пришелся на середину 90-х, начало 00, у нас там чего только не было в те годы. Ну вот, из серии. Идем мы всем классом в кинотеатр смотреть "Судьба человека". Потрясающее произведение, все выходят из кино, обсуждают, даже пацаны скупую пацанскую слезу пускали. Доезжаем до своего района(привет, Дар-гора) и всё, пздц. Эти же пацаны в этот же день "сажают на деньги" и отжимают телефон у моего знакомого.Вопросы "с какого района?", "Кадинские, или Стариковские" были вообще в норме жизни. Ну вот ничего не сделаешь с этим. У нас и район на район ходили на "стрелки", школа на школу, я однажды в таком побоище даже поучаствовала, и даже по морде съездила девчонке из другой школы, за что меня потом пытались на колени поставить, а я их нахер послала, ну толпой и запинали. Через пару дней наши "старшие" про это узнали, устроили в той школе тотальный пздц. По одному отловили тех, кто меня там на колени ставить пытался и кого в унитаз головой макнули, кого на колени поставили, кого обхаркали. Я не говорю про то, что неформальную молодёжь за футболку/"патлы"/рюкзак/куртку могли прям отпи*дошить до кровавых соплей. Мне "повезло", что у меня отец родной был в авторитете(мы не жили вместе, но все вокруг в курсе были, чья я дочка) и с "пацанами" с 3х лет в "квадрат", "казаки-разбойники" и прочие детские игры играли, пока и их не приобщили к говну этому. Меня не трогали, а вот "патлатого" парня моего один раз прям нормально так отмудохали и телефон забрали, я потом за него просила, чтоб вернули. Вернули. Мне "доходчиво" объяснили, чтоб до дома он меня больше с такими "патлами" не провожал, мол ещё раз увидим- "стрижка-вспышка" ему обеспечена. А мне было лет 14-15. Ну это же жесть полная. Мне вспоминать про всё это тяжело, не то что романтизировать, как некоторые пытаются это всё выставить. Блин, да к нам на дар-гору таксисты ехать отказывались в вечернее время, года так до 2008, ибо дай бог оттуда живым вообще уехать. Я посмотрела 5 серий сериала, могу свое мнение высказать на тему тех, кто говорит, что это пропаганда и романтизация. Дебилы просто. И сами в таком не жили, не посмотрели даже, вообще не понимают, о чем речь идет, а всё лезут со своими вскукареками в стиле "дитятки насмотрятся, пойдут убивать". Открою секрет. Дитятки эти без всяких сериалов и так и грабят, и убивают, и в группировки собираются весьма успешно. Короче, долго могу про это говорить, но уже прям выклинивает вот эта дурость.
Ну, и добавлю, что добрая такая часть этих моих знакомых "пацанов" кто сидит(некоторые не по одному разу), кто отсидел уже, кого в живых нет.
А про Кадина и Старикова меня до сих пор трегерит, когда на кладбище наше ворошиловское (и новое и старое) приезжаю, навестить могилы родных своих. Как заходишь, там просто я хз не могилы прям на входе в кладбища, а чуть не пирамиды Хеопса. И рядышком "братва" с "пирамидами" попроще. Тьфу, позорище ссаное...
С отцом родным я вообще не общаюсь сейчас, ибо человек до сих пор в той эпохе живёт. Работать не хочет, думает, как бы кого на*бать повыгоднее. Объяснения мои, и не только мои, что так уже не работает, что надо по-другому, вообще на ноль понимания натыкаются. И таких оооооооооой, как много, даже среди моих знакомых.
Я могу миллион постов написать про свое детство и подростковый возраст, как это всё было "круто и романтично", про отца, который я вообще даже знать не хочу, чем занимался, но воспоминаний прикольных хватает(ну, например, как я была у него и бабушки в гостях и приехали на "разборки" к отцу чеченцы. С калашами, мля. Отец с ними пошел разговаривать, а мы с бабушкой под калиткой лежали и в щелку смотрели. Бабуля с ружьём, а я с рукой на карабине поводка огромной кавказской овчарки. Охерено романтично в 10 лет, да?), про "старшаков", про то, что со многими случилось.
Суть остается в том, что всегда дети подражали героям книг и фильмов. Старшее поколение не даст соврать, что в "гардемаринов", "мушкетеров", "ковбоев и индейцев" все играли в детстве.
Просто хватит наводить панику на ровном месте. И так они и грабят, и убивают, и в тюмах по малолетке чалятся.
Всегда дико смешно со всей этой пацанской тематики и вот почему. В детстве во дворе был чёткий пацанчик, двигался за различные мутки, щемил лохов и т.д. За глаза у него было погоняло Говно. Он обижался конечно на такую кликуху и мог в бубен дать если услышит как ты его так зовёшь.
И вот однажды кто-то в подъезде на стене написал "Говно - лох". Так этот кадр не придумал ничего лучше чем всех собрать у этой надписи и начать допытываться кто это его лохом назвал. До сих пор смешно.
В шестой класс я перешел, гордясь прилипшим кредо хулигана. Вскоре дневник начал пухнуть от двоек и замечаний.
Мать стала частым гостем школы, куда её вызывали для бесед.
— Лариса Петровна, у Сережи огромные проблемы с успеваемостью. Контрольная по математике – два, русский – два. А домашнее он и вовсе не делает, — распекала классная маму.
— Тебя мама одевает, обувает, кормит? – вмешивался социальный педагог. – Вижу, одевает. А ты что? В сущности своей у тебя одна единственная обязанность – учиться. А ты что? Вот, Лариса Петровна, посмотрите – его тетрадь. Сереж, я тему объясняла сегодня? А задание давала? Ну. А ты чего? Ничего не написано. Ну. И так весь месяц, полюбуйтесь.
Я прятал глаза, сбивчиво извинялся, а потом, как это водится, обещал все исправить.
Но вместо этого стал прогуливать школу.
А через месяц меня поймали на краже. Слоняясь октябрьским утром, мы с компанией оказались в магазинчике, где с витрины на нас дразняще смотрел дорогой шоколад. Казалось бы, украсть шоколадку – такой пустяк. Можно было и глаза закрыть. Но глаза никто не закрыл.
— Сергей. Это Пра-во-на-ру-ше-ни-е. Понимаешь? Ты преступил закон. Ты, можно сказать, преступник! Понимаешь? И тут уже ни я, ни мама тебе не помогут. Теперь твое наблюдательное дело будет храниться в ми-ли-ци-и. А мама будет платить штраф, — повторяла социальный педагог на учебном совете..
— А тебе что, еды дома не хватает? Мама тебя не кормит? Ты почему такое себе вообще позволяешь? – вторил сотрудник ПДН, приглашенный на беседу.
— Сережа! А я ведь говорила, – причитала мать.— Ну что теперь делать? Виктория Михайловна, ну что теперь делать?
— А ничего. В сущности, теперь он уже все сделал. Теперь будете стоять на учете. В ми-ли-ци-и. Городской учет. А дела там хранятся по семьдесят лет. Я правильно говорю? Теперь обещаниями не отделаешься.
На учет меня действительно поставили. И не успел я порадоваться новому статусу – учетники самые крутые и отпетые – как меня потащили к продавщице. Извиняться. Но самое страшное и неотвратимое наказание ждало впереди.
Отныне я должен был посещать футбольную секцию при школе. Руководитель секции, он же учитель физкультуры с угрожающей фамилией Стальной и не менее угрожающим прозвищем Сталин, слыл чуть ли не людоедом. Поговаривали, что Вадим Юрьевич прошел все мыслимые и не мыслимые горячие точки и теперь у него иногда клинило голову. Впрочем, проверять никто не рисковал. Хватало высеченного профиля физрука, гортанных обрывистых фраз, наводящих ужас, и режущего слух свистка. А сама секция служила чем-то вроде наказания для провинившихся. Сюда, как в ссылку, отправляли всех прогульщиков и нарушителей дисциплины.
Футбол мне никогда не нравился. И эта нелюбовь усугублялась тем, что прокуренные к двенадцати годам легкие (к тому моменту курил я уже как два года) напрочь отказывались правильно функционировать во время долгих и утомительных пробежек.
Я задыхался и все время старался отлынить от тренировок, но грозный физрук неустанно следил за тем, чтобы все выкладывались на полную.
— Ссаный футбол. Ненавижу, — цедил я сквозь зубы мантру после каждой тренировки. И однажды попался.
— Да? А что же ты тогда навидишь? – громыхнуло над головой. В дверном проеме высилась грозная фигура. – Ну, Орлов. Что навидишь-то?
— Вадим Юрич, да я…это я… — я старательно подбирал слова, но мысли в голове путались, связывали язык.
— Может, сигаретки покурить? Или школу прое…прогулять? Понтануть перед сверстниками? Ну, что? Взрослый, да?
Вопросы физрука барабанили по затылку, обрушивали потолок на плечи. Раздевалка разом сузилась и опустела.
— Раз взрослый, то давай и поговорим по-взрослому. Хочешь?
— Нет! – выпалил я.
— Орлов, взрослого человека от ребенка отличает одна вещь. Знаешь, какая? Умение отвечать за свои слова. Пойдем.
Повинуясь, я поплелся за физруком. Вымеряя опустевший спортзал шажищами, он вещал:
— Я разрешу тебе не ходить на футбол и договорюсь и с твоей матерью и с директором, да хоть с самим чертом! Но ты мне должен кое-что пообещать.
— Что? – недоверчиво проблеял я.
— Ты должен мне пообещать, что вместо себя приведешь кого-то еще. Знаешь, я и сам не в восторге от тебя. Здоровый пацан, а толку на поле от тебя ноль. А у нас в конце четверти соревнования между школами. Так что думай сам, решай сам.
На горизонте замаячил слабый лучик надежды, и я уже стал прикидывать в голове достойные кандидатуры, как Стальной добавил:
— А если не найдешь, придется тебе хорошенько подготовиться к соревнованиям. Сроку тебе неделя. Понял, нет? Свободен.
Стоит ли говорить, что никакой замены не нашлось. Никто не хотел добровольно отдаваться в рабство физруку-садисту. Все знакомые крутили пальцем у виска и называли дураком, стоило только заговорить о школьной секции. Не помогли ни уговоры, ни угрозы, ни увещевания.
— А теперь, Орлов, мы будем готовиться к соревнованиям. Усердно готовиться. И если мы их выиграем, ты свободен. Понял, нет? – довольно улыбнулся тренер спустя неделю.
Потянулись дни подготовки к соревнованиям. Вадим Юрьевич решил, что двух тренировок в неделю мало и железной волей ввел нам пятидневный график. Обливаясь потом и проклиная себя, физрука и отмазавшихся знакомых, я, как исступленный, наматывал круги по залу, отрабатывал передачи и пасы. Пришлось бросить курить.
— Где прогресс, мешки? Играете, как беременные. Передача! Пасуй. Орлов, ты слепой или кривой? Итить твою мать, девочки.
Вскоре, не заметив улучшений, физрук ввел новое правило: плохо играешь на тренировке – остаешься после и убираешь зал. Играли мы одинаково плохо почти все, но чаще всего новому наказанию подвергался Паша (он загремел в команду за то, что разрисовал в кабинете физики все плакаты. Подрисовал какому-то физику гитлеровские усы, а легким росчерком Пашиного маркера Макс Планк стал Максом Панком). Но и этого изуверу казалось мало.
— Степанов! Когда было Куликовское сражение? Что? Неправильно! Еще десять кругов.
И бедный Степанов наматывал по скрипучим доскам зала еще десять кругов.
— Трофимов, что такое катет? Не знаешь? Еще десять кругов.
И растерянный Трофимов пускался вслед за Степановым.
Теперь, приходя после тренировок домой, я и думать не мог о том, чтобы ускользнуть на улицу. Распластавшись на кровати, я нырял в учебники и старался запомнить как можно больше. Уж очень не хотелось наматывать бесконечные круги после тренировки.
Приближались соревнования. На кону стояла моя свобода. Как назло за несколько дней матча начались итоговые контрольные. Внезапно раздобревший Стальной разрешил нам не приходить на тренировки и готовится к учебным испытаниям.
На математике меня ждал новый сюрприз. Если раньше как можно скорее сдавал работу, чтобы урвать хотя бы несколько минут ничегонеделания, то теперь впился в графики функций и уравнения и не отпустил их до тех пор, пока не прозвенел звонок. Во время диктанта моя рука, словно сама расставила запятые в нужных местах и перепроверила каждое написанное слово. Так же легко я справился с географией, историей, английским… Я справился со всеми контрольными и не получил ни то что бы двойки, даже тройки! Правда, был еще один секрет успеха – я боялся повернуть голову и наткнуться на Сталина. Настолько физрук измотал нервы своими наказаниями.
— Ну что, готовы? – спросил Вадим Юрьевич в день соревнований. – Стас, ты, кажется, математику завалил, да? Ну, тогда на скамью запасных. Сегодня не играешь. Остальные на поле.
— Но Вадим Юрич! Мы же так долго готовились! Почему скамейка? Пожалуйста, – взмолился Стас. Недопуск до игры означал многое. Означал пожизненное рабство в команде.
— Перепишешь контрольную – будешь играть. Все. Понятно, нет? Остальные погнали.
Игра не задалась с первых минут. Команда двадцать седьмой школы, с которой мы встретились на поле, была подготовлена куда лучше. У них и форма была, в то время как мы играли каждый в своей одежде, и запал в глазах. К тому же, соперников пришла поддержать целая куча народу. Облепив стены вдоль зала, болельщики двадцать седьмой размахивали самодельными плакатами, визжали, кричали, топали ногами и взрывались аплодисментами после каждого гола в наши ворота. Не помогли нам ни наставления тренера, ни долгожданная свобода, стоявшая на кону. Матч мы проиграли.
Раздевалка встретила нас звенящей пустотой и зависшим в воздухе презрением. Говорить не хотелось. Попадав на лавки, каждый утирал пот и готовился к худшему. В отдаляющемся с каждой минутой победном гуле соперников слух ловил приближающиеся шаги Сталина. Что теперь ждет нас, не знал никто. Мое воображение рисовало страшные картины. Вот настала очередная тренировка, и разъяренный физрук хлещет нас чеканными командами. И мы бежим. Бежим так долго, что легкие начинает жечь огнем, ноги ломит, пот застилает лица, разъедает глаза, льется на дощатый пол. А мы все бежим и бежим. Мы наматываем круг за кругом. Десять. Двадцать. Сто. Тысяча… Пухлый вратать Паша не выдерживает. Он тает на глазах, и когда я делаю очередной виток по залу, то замечаю вместо Паши мутноватую лужу пота на полу. И мы бежим дальше. Год, два, десять, двадцать… Родные и друзья забыли о нас, будто и не существовали мы никогда. А физрук продолжает подгонять, режет мозг свистком. И мы бежим дальше…
— Молодцы, — вырывал меня из кошмара голос Стального. – Нет, я не об игре. Играете вы по-прежнему, как беременные. Зато каждый из вас получил то, зачем сюда пришел. Ты, Влад, кажется и двух слов не мог связать на английском, а теперь отлично шпрехаешь. Ты, Орлов, был еще той шантрапой, а теперь погляди – все четверки. И курить бросил. Красавец. Мужчина!
Голос физрука обволакивал раздевалку, струился по стенам и потолку. В его словах не было прежних стальных нот, была, скорее, усталость, истома, наступающая после удачного завершения работы. Вадим Юрьевич еще долго что-то говорил, но я не слушал. Лишь робкая догадка, зародившись где-то в глубине, росла и заполняла всего меня. Мы свободны! Не знаю, почему именно физрук стал нашим воспитателем и кому вообще в голову пришла идея проворачивать такие эксперименты, так наставлять на путь истинный, но, черт возьми, мы были свободны!
— И вот еще что, — обрубил физрук сам себя, добавляя привычной чеканности голосу. – Запомните: не доходит через голову – дойдет через ноги. Понятно, нет? Свободны.
