Мудрость Ур-Намму этим не ограничивалась. Он направил свою энергию на то, чтобы сплавить вверенные ему народы и земли в единое целое не только на словах, но и на деле.

Для этого он разделил территорию не на города, как это было всегда, а на провинции, для которых сам определил границы. Он учёл ошибки прошлого, когда каждый город работал на самоуправлении и при первом удобном случае отделялся, поэтому теперь ни о каком самоуправлении речи не шло. Все провинции, попавшие в руки Ур-Намму, управлялись непосредственно и лично Ур-Намму. Да, везде сидели наместники, но фактически у них не было никакой власти, кроме как фиксировать события, отчитываться о них в центр и выполнять распоряжения, исходящие центра. Наместников назначал лично Ур-Намму, и в любой момент он же мог их уволить. Кроме того, за работой наместника следил военный комиссар (как будто бы лугаль, но уже не совсем), который чуть что отправил бы донос царю. Вероятно, если бы подозрения начал вызывать комиссар, донос отправил бы уже наместник.

И вся эта земля, вообще любая земля, какая была, теперь принадлежала государству. То есть, построил Ур-Намму в своей Месопотамии какой-то Союз Шумерских Социалистических Республик с национализацией и колхозами.

Далее, Ур-Намму свёл законы в письменный кодекс, на данный момент древнейший из дошедших (вероятно, они существовали и раньше, но были уничтожены или потеряны). Особой жестокости в стиле "око за око" тут не найдёшь, - бюрократические шумеры предпочитали почти за всё откупаться деньгами. Да и сама бюрократия вышла на новый уровень - стали фиксировать в документах вообще всё: свадьбы, рождения, смерти, покупки, продажи, долги. Период третьей династии Ура из-за этого стал рекордсменом по количеству глиняных табличек.

Для рационального распределения налогов место сбора организовали в Ниппуре (раньше он был скорее священным городом, теперь стал скорее всесоюзным складом). То есть туда все сдавали, что могли (животных, зерно, кожаные изделия, горшки, пиво, ткани), а оттуда уже распределяли туда, куда было нужно, где чего не хватало. Учитывая, что денег ещё толком не было (хотя меры серебра уже использовались), шумеры в этом плане подобрались к коммунизму чуть ли не ближе, чем мы.

Ур-Намму был не только политиком и бюрократом, в душе он был ещё и увлечённым прорабом. Он развёл бурную деятельность по реставрации старых зданий, пришедших в негодность за время гутиев, и по постройке новых. Он возводил храмы, стены, дворцы, общественные здания и каналы, и он же построил, или по крайней мере начал постройку величайшего зиккурата в Уре, который частично сохраняется до сих пор.

Параллельно Ур-Намму следил за тем, чтобы избавиться от недобитых гутиев, которые ещё иногда проявляли остаточную активность на границах его государства. Считается, что так он и погиб, во время одного из сражений.

Началось долгое правление его сына Шульги (𒀭𒂄𒄀 "Сильный юноша", 2094-2046 гг. до н. э.), который продолжил политику отца и даже пошёл на этом пути дальше. Он, по сути, превратил всю страну в один большой колхоз и постановил, что каждый советский шумерский гражданин должен трудиться в нём. Большую часть свободного населения Шульги поделил на рабочие отряды, где мужчина назывался "гуруш" ("юноша"), женщина - "нгеме" ("рабыня"), а чиновники распределяли их на работы туда, где это было необходимо, легко отрывая от родных мест и даже меняя род их деятельности ("Мне всё равно, что ты всю жизнь лепил горшки, горшечников у нас много, езжай-ка ты в Лагаш, там нехватка пастухов, и удои падают!"). Также для мужчин, по крайней мере в Уре, была введена воинская повинность.

Все гуруши и нгеме были внесены в списки, где значились их имена и места работы, к которым они были прикреплены. По этим спискам рассчитывались пайки, отмечались больничные листы и свидетельства о смерти. Паёк, кстати, судя по записям, был вегетарианским: туда входили ячмень, кунжутное масло, пиво, рыба, и по праздникам ещё финики.

Далее, Шульги ввёл закон о всеобуче, ну или по крайней мере, велел по возможности принимать в школы всех детей, независимо от достатка или знатности. Потому что грамотных людей, умевших писать и считать, для поддержки всего этого механизма, было нужно очень много. Царице на обед подали двух голубей? Записать! Сдох баран, и его отдали собакам? Почему ещё не записано? И печать не забудьте. Женщины, кстати, работали на тех же должностях, что и мужчины, что в плане писцовой деятельности, что чиновничьей.

Если вдруг выдавался день, когда голубей не подавали, бараны не дохли, а все правовые акты были оформлены, то всегда нужны были люди для обработки старинных текстов - их восстанавливали, переписывали, организовывали и каталогизировали. Уважение к прошлому граничило с фанатизмом, древние шумерские времена, когда не было не то что гутиев, но даже ещё и этих богопротивных аккадцев, возводились в эталон.

При Шульги была доведена до идеала система дорог, по которым бесконечно туда-сюда носились гонцы с посланиями. Каждый день и каждую ночь, сотни и тысячи посланий, докладов, отчетов, жалоб и просто записок.

При нём же достроили тот самый зиккурат в Уре (кстати, тут наша версия коммунизма тоже похожа на шумерскую, как минимум один зиккурат у нас имеется - на Красной Площади, в местном аналоге Ура).

Во внешней политике Шульги тоже активничал: он старался убедить окружающих торговать и сотрудничать с ним, завоевал почти весь Элам, расширил свои земли до такой же степени, как это было при Саргоне и Нарам-Сине. И, как и Нарам-Син, Шульги был обожествлен ещё при жизни. В честь него выполнялись ритуалы, в небе его именем назвали звезду, а в календаре его именем назвали месяц. Возможно, он решил, что нечего ждать милости от богов, можно объявить себя богом и раздавать милости самому. Своими руками "мы наш, мы новый мир построим". Когда он умер, посчитали, что он ушёл на небо (а не как простые смертные, в том числе его отец Ур-Намму - под землю).

Сына Шульги звали Амар-Син (𒀭𒀫𒀭𒂗𒍪 "Бессмертный Син", 2046-2037 гг. до н. э.), и он был достойным сыном, полностью продолжавшим дело отца. Кроме того, у него была строгая еврейская аккадская мама, которая пережила мужа и которая, вероятно, следила, чтобы Амар-Син вёл себя хорошо и был хорошим мальчиком.

И всё действительно пока работало нормально, хотя гигантская машина и начала поскрипывать. То восстание где-то на границе, то к сроку не доставили трёх быков для жертвоприношения, и вот уже гонцы носятся между Ниппуром и Уром, чтобы выяснить, из-за чего произошла накладка. И вот уже кто-то ворчит: "При Шульги такого не было! Шульги на вас нет!"

Трон унаследовал брат Амар-Сина по имени Шу-Син (𒀭𒋗𒀭𒂗𒍪 "Принадлежит Сину", 2037-2028 гг. до н. э.), и его задачей уже было не поддерживать то, что работает, а бесконечно тушить пожары, которые грозят вот-вот схлопнуть всю систему.

Во-первых, едва на границах перестали бояться нашествия гутиев, немножко выдохнули и перестали закрывать калитку на ночь, как появились новые ребята, на этот раз семитские кочевники, дальние родственники аккадцев - амореи. Но если аккадцы уже давно были "свои", то эти новые люди пугали.

Во-вторых, параллельно проблемы стали накапливаться изнутри. За столетия, которые шумеры потратили на то, чтобы развить гигантскую систему ирригации и земледелия, произошло не менее гигантское накопление в почве солей и минералов, которые вода приносила с далёких гор и накапливала в резервуарах. Когда содержание солей в почве стало избыточным, это в итоге начало снижать её плодородие. Первым делом сократились урожаи пшеницы, которая особенно чувствительна к условиям. К рубежу III-II тыс. до н.э. шумеры массово перешли от пшеницы к более устойчивому ячменю, но затем не выдержал и он. Уменьшение количества зерна привело к уменьшению количества мяса, потому что для животных стало не хватать корма. Писцы времён Шу-Сина фиксировали, что "земля побелела", а шумеры начали чахнуть, болеть и грустить.

На чахлых, больных и грустных шумеров очень удобно было нападать бодрым и активным амореям. Шу-Син попытался оградиться от них гигантской стеной, но платить было толком нечем - ни строителям, ни солдатам для охраны строителей.

Тем не менее на двести километров эту стену всё-таки выстроили, правда, амореи её обходили, или даже перелезали через неё, как только рядом не оказывалось охраны.

Причем амореям вовсе даже не обязательно было нападать. Кто-то, конечно, нападал, а кто-то просто приходил в качестве беженцев, например, искать работу. Местные могли смотреть на них свысока, плеваться в их сторону, ворчать "Понаехали!", но всё-таки принимать на работу, которую им не хотелось делать самим. Таких гастарбайтеров становилось всё больше, и вот уже обнаруживались целые районы, где жили только они, и зайти туда приличному шумеру или даже аккадцу было страшновато.

При его сыне Ибби-Сине (𒀭𒄿𒉈𒀭𒂗𒍪 "Названный Сином", 2028-2004 гг. до н. э.) стену забросили, в городах начались восстания из-за голода и постоянного напряжения, конец был близок и неизбежен.

Кстати, обычный голод не был так уж страшен шумерам, потому что они могли есть саранчу, и даже делали это с удовольствием. То есть саранча сжирала урожай, а шумеры сжирали саранчу. Жареная саранча была по мнению шумеров отличной закуской к пиву (а ещё, кстати, лук и чеснок, ароматные были ребята). Но вот если толком ничего не выросло, то и саранча не прилетит. И пиво делать не из чего. Совсем грустно.

В это время на многих постах уже отмечаются товарищи с аморейскими именами (видимо, сыновья тех, кто пришёл как гастарбайтеры накануне), а ребята гуруши из рабочих отрядов разбегались и с удовольствием присоединялись к аморейской шпане.

Потом произошёл скандал, который стал предпоследней страницей в истории третьей династии Ура. Дело было так. Ибби-Син послал одно из своих военачальников, его звали Ишби-Эрру, покупать зерно где-то на западе страны, потому что в Уре еды катастрофически не хватало. Пока Ишби-Эрру отсчитывал корзины и тюки, его гонец уже летел в Ур, чтобы запросить у царя шестьсот барж для доставки. Царь ответил, что взять баржи можно у местного наместника. То есть сказать наместнику, что баржи нужно отдать, именем царя. Ишби-Эрру действительно пошёл к наместнику, но попросил не баржи, а войско и поддержку, чтобы вместе восстать против Ибби-Сина. Так и произошло, - откололся целый регион с центром в Исине, где Ишби-Эрру основал первую династию Исина.

Кстати, имя Ишби-Эрру означает "Насытился Эрра", а Эрра - это бог чумы и эпидемий, и так обычно называли детей, которые рождались после того, как старшие дети в семьи умирали.

А последней страницей в истории третьей династии Ура стало пленение Ибби-Сина эламитами, которые увели его к себе в город Аншан, где он и сгинул. Так закончилось Шумерское Возрождение, а Элам на время стал сильнейшим государством Месопотамии.

Продолжение следует

Источники:

• Сьюзен Бауэр "История древнего мира"

• Азимов "Ближний Восток"

• Емельянов "Очерки о шумерах"

А где-то там, за пределами этого экрана-иконы, ревут турбины новых истребителей, буравят вечную мерзлоту алмазные свёрла, летят в космос болванки, нашпигованные амбициями сверхдержавы. Космодромы плюются огнём в стратосферу, а мы скидываемся медяками на ампулу. Ампулу, цена которой – годовой бюджет маленького африканского государства. Это не шизофрения, нет. Это выверенная, откалиброванная до микрона система расщепления сознания. Чтобы ты одновременно чувствовал и гордость за ракеты, и своё личное, глубинное, эсэмэсочное ничтожество.

А деньги? Где деньги, Лебовски? Где те водопады бабла, что вымывают из дворцов очередного борца с коррупцией? Те самые миллиарды, что лежат в коробках из-под обуви, как дохлые тараканы. Их нет. Они – цифровой пар, фантомная боль ампутированного бюджета. А реальность – вот она, в слезах матери на экране, в номере короткого телефона, в твоей руке, которая уже тянется к смартфону, чтобы откупиться от этого экзистенциального ужаса.

И каждый вечер – один и тот же фильм, один и тот же ритуал. Меняются только лица детей, но выражение глаз – то же. Мальчик Алёша, девочка Маша – это уже не имена, это переменные в уравнении национального ужаса. А фонды эти, выросшие на каждом канале, как грибы после кислотного дождя, – это не насосы для сбора денег. Это гигантские ментальные ретрансляторы, транслирующие одну-единственную мысль, один сигнал, пробивающий любой информационный шум: «Бойся. Не рожай. Это лотерея, и твой билет уже проиграл».

Это не крик о помощи. Это – гимн бессилия. Хорошо срежиссированный, с правильным светом и слезливой музыкой. Торжественная месса в храме тотальной безнадёги. И ты сидишь, смотришь на этот пиксельный алтарь, и понимаешь: они не собирают деньги.

Они собирают твой страх. И урожай, надо сказать, охуенный.