– Прочла я ваш роман, Эдуард, мне очень понравился. Только конец плохой, – говорит Жанна.

– Почему плохой?

– Ну мне не понравился.

– Так он плохой, или вам не понравился?

– Меня не зацепил. Понимаете, Эдуард, концовка должна цеплять.

– Кому должна?

– Вы давайте не умничайте. Я вам как издатель говорю: концовка плохая.

– А, по-моему, хорошая.

– Вы вообще критику не воспринимаете?

– А где тут критика? Не понравился – это не критика, это мнение.

– Если вам мое мнение неважно, то Константину тоже концовка не понравилась.

– Ну мне еще Константина слушать. Человек до сих пор над словом саксофон смеется.

– Константин такой же читатель, как и все остальные. Поэтому концовку советую переписать.

Заходит Яков.

– О, Эдуард! Прочел я ваш роман, Эдуард. Прекрасный роман, только первые две главы – совершеннейшая скучища.

– Начало как раз великолепное, – парирует издатель.

– А, по-моему, можно лучше, – считает Яков.

– Что значит лучше? – спрашивает Эдуард.

– Ну как-то, чтобы… эммм… – задумывается Яков.

– Чтобы вам понравилась?

– Ну например.

– То есть мне переписать роман с концовкой под Жанну и началом под Якова?

– Отличное у вас начало, не слушайте вы Якова. А вот концовку, это я вам как издатель говорю, нужно переделать. Успеха у романа иначе не будет.

Заходит Константин.

– О, Эдуард! Прочел я ваш роман, как другу скажу: вы можете лучше. Смешно, конечно, особенно про саксофон, но концовка подвела.

– Под монастырь?

– Вы давайте не умничайте, – повторяет издатель Жанна. – Вам люди говорят, что концовка плохая. Вы для кого вообще пишете? Или вам мнение читателя неинтересно? Так зачем вы тогда вообще этим занимаетесь?

– Нравится мне.

Заходит Изабелла.

– О, Эдуард! Я ваш роман прочла. Ни черта не поняла, но концовка забавная. Вам бы писать понятнее. Для людей, что ли.

Эдуард вздыхает.

– Вы ее не слушайте, – машет рукой Жанна. – Я вам как издатель говорю, концовка неудачная.

– Да. Не очень, – соглашается Константин.

– И название поменяйте, – советует Яков. – Слишком высокопарно. Талант у вас есть, а вкуса не хватает.

– Вы, может, тогда сами за меня роман напишете?

– Вы давайте без этого, – заявляет Жанна. – К критике нужно относиться с благодарностью.

Заходит Аристарх.

– О, Эдуард. Я ваш роман прочел. Прекрасный роман!

– А концовка? – спрашивает Эдуард.

– Хорошая концовка, – говорит Аристарх.

– А начало?

– И начало. И название замечательное.

Заходит пёс. Эдуард напряженно ждет, не выскажет ли своего мнения собака, но та молчит.

Заходит толпа из пятнадцати человек.

– О, Эдуард! – говорят в толпе. – Прочли мы ваш роман…

– Да где вы все его читаете? – восклицает Эдуард. – У меня рукопись в одном экземпляре, а читателей уже больше, чем у всех моих предыдущих книг.

Пёс тем временем принимается вылизывать зад. Жанна, глядя на эту сцену, наконец, понимает задумку автора и оценивает концовку иначе. С улицы доносятся звуки музыки.

– Ха-ха-ха, саксофон, – смеется Константин.

невинное создание

– Вячеслав, мне кажется, у меня в доме завелся призрак.

Вячеслав хмурится, взгляд становится жестким и холодным.

– Это призрак мужчины?

– Я не знаю, я не видела. Слышу только, что по ночам кто-то ходит по кухне и гремит.

– Значит, мужчина.

– Да почему мужчина? Может, это полтергейст? А у полтергейста нет пола. Я хочу, чтобы вы посмотрели.

– Покорно благодарю, но дурака я из себя делать не позволю!

– Не нужно быть таким ревнивым, Вячеслав, – ласково просит Ангелина и гладит его по руке. – Вы же знаете, что я верна вам.

– С чего бы мне это знать?

– Потому что я так говорю.

– Знаю я современные нравы.

– Я к современным нравам отношения не имею. Пожалуйста, приходите вечером. Мне одной страшно теперь.

Поздний вечер. Вячеслав и Ангелина сидят на диване в гостиной. Наступает полночь. На кухне начинают раздаваться звуки.

– Я боюсь, – Ангелина вся сжимается.

– Ну этого я так не оставлю, – Вячеслав проходит на кухню.

Там стоит прозрачная фигура мужчины и стучит дверьми навесных шкафов.

– Так и знал, – цедит сквозь зубы Вячеслав.

Он возвращается в гостиную и презрительно смотрит на Ангелину.

– Что там? – тихо спрашивает она.

– То, чего я и ожидал. Ведь знал же, что не стоит вам верить. Вы такая же, как и все.

– Я не понимаю, – шепчет Ангелина.

– Теперь вы для меня мертвы, – выпаливает Вячеслав и уходит прочь из квартиры, громко хлопнув дверью.

Вся дрожа, Ангелина медленно проходит на кухню и осторожно выглядывает из-за стены. Прозрачный мужчина по-прежнему стучит дверьми шкафов без особой надобности. У Ангелины не выдерживает сердце, она падает без чувств. Очнувшись прозрачной, она подходит к призраку, который и не думает прекращать шуметь.

– Можно я тут с вами? – робко спрашивает она.

– Можете стулья подвигать.

– Хорошо.

Принимается двигать.

– Слушайте, а это довольно весело, – улыбается Ангелина.

– Ну не просто же так я этим занимаюсь.

Тут возвращается Вячеслав. С порога он заявляет:

– Ангелина, простите, что я вспылил. Я знаю, что не должен был. Мне следует доверять вам.

Он видит прозрачную Ангелину в компании с прозрачным мужчиной.

– Дрянь! – свирепеет Вячеслав и уходит вновь.

невинное создание

– Василий, я пришла к вам с ядом.

– Я же просил сок.

– Сок я тоже принесла.

– А яд зачем?

– Травить вас буду.

– За что это?

– Достали вы меня, сил нет.

– Зачем же меня предупреждать? Недальновидная вы, однако, девушка, Кристина. Я же теперь буду начеку.

– Об этом я не подумала.

– А я вам сколько раз говорил, что хитрее нужно быть. А у вас что на уме – то и на языке.

– Проклятая честность.

– Давно вам говорю, чтобы пришли на мой курс по вранью.

– У меня денег нет.

– Я вам скидку сделаю.

– Не сделаете – вы же врете всегда.

– Вам только на пользу. На практике лучше всего учиться.

– Вот потому и хочу вас отравить, что вы сплошную ложь вокруг себя распространяете.

– На одну честность долго не проживешь.

– Всем расскажу, что вы лжец!

– И хорошо, что расскажете – больше людей на курс запишется. Никто же не пойдет, если лектор обманывать не умеет.

– Тогда я всем расскажу, что вы честный!

– Это я сомневаюсь – вы врать не умеете.

Кристина нервно дышит – возразить ей нечего.

– Держите свой сок треклятый.

– Он отравлен?

– Нет.

Василий пьет. Хватается за горло, падает на пол, корчится.

– Ах! – спохватывается Кристина. – Вы уж простите, Василий. Врать-то я правда не умею, но забывчивая очень. Это я другой сок не отравила, а этот отравила. Совсем из головы вылетело.

– Дрянь вы эдакая! – задыхается Василий.

– Извините, пожалуйста.

невинное создание

– Я решила назвать дочь Аксиньей!

– Чью дочь?

– Мою дочь.

– У вас есть дочь?

– Нет.

– Или вы ждете дочь?

– Нет.

– Тогда о чем речь?

– О дочери.

– Какой дочери?

– Моей дочери.

– У вас нет дочери.

– Но может быть.

– А может и не быть.

– Но если будет, я назову ее Аксиньей.

– А если будет сын?

– Я назову его Аксиньем.

– Вы за что его заранее ненавидите?

– Как раз наоборот! А – это самая сильная буква кириллицы!

– А я?

– А что вы?

– Я – самая слабая?

– Нет, вы сильная!

– Не я в смысле я, а в смысле буква я.

– А.

– Так что?

– Что?

– Что насчет я?

– Я – это умственные способности!

– Это вы про себя или про букву?

– Про букву.

– А если нет ни а, ни я, то можно сразу топиться?

– Ну почему же. У вас, например, Руфь, имя из четырех букв. А имена из четырех букв говорят об уме и практичности!

– Вы еще и нумеролог?

– Конечно.

– И астролог?

– Да. И хиромант.

– По рукам читаете?

– Естественно.

– И что у меня на руке написано?

– Неприличное слово.

– Это для вас.

Напомню, что под амнезией подразумевается временное забвение, когда человек в результате физической или психической травмы забывает те или иные прошлые события. Например, не может ничего о себе вспомнить. Но у него то и дело в сознании сверкает молния, казалось, бы навсегда утраченных воспоминаний. Эту "молнию прошлого" называют дежавю.

Яркий и увлекательный кино пример схватки ретроградной амнезии с периодическими дежавю можно увидеть в очень энергичной и веселой комедии с элементами фарса "Дежавю" (СССР-Польша, 1989), выпущенной в прокат накануне распада СССР.

По сюжету американский гангстер в середине 20-х годов прошлого века едет в советскую Одессу, чтобы выполнить заказное убийство лидера местной мафиозной группировки.

По стечению обстоятельств, он то и дело впадает в амнезию. В результате этого он забывает о том, кто он и что именно делает в Одессе. Ему внушают, что он безобидный профессор-энтомолог, который едет транзитом через нее на Суматру ловить бабочек. А тем временем, местная мафия его уже вычислила как наемного киллера и следует за ним по пятам, чтобы его устранить.

Смотрю этот фильм и думаю, что некоторым сейчас совсем не повредит подобное когнитивное обнуление, чтобы спокойно и счастливо начать жить с чистого листа, забыв о прошлых ошибках, неприятностях и бедах. Тот случай, когда амнезия работает психологически только в плюс.

Но в этом фильме грехи прошлого главного героя так просто его не отпускают. Его то и дело назойливо вытаскивают из рая кратковременного забытья, напоминая, кто он и зачем именно сюда приехал. Работа есть работа, а долг есть долг!

– Лариса, вы в бога верите?

– Не верю.

– А он в вас верит.

– Он вам сам сказал?

– Да.

– Часто с ним видитесь?

– Созваниваемся иногда.

– Контактом поделитесь? Я тоже поговорю.

Вечером.

– Алло.

– Это бог?

– Да.

– Это Лариса.

– Я узнал.

– Вы чего там Кириллу обо мне наговорили?

– Да вроде ничего. Только то, что я в вас верю.

– А чего в меня верить? Я не гипотетическая и ни от кого не прячусь.

– Я в вас верю, потому что вы в себя не верите.

– Послушайте, у Кирилла и так с головой не все в порядке, еще и вы его провоцируете. Перестаньте ему названивать, кто бы вы ни были.

– Я бог.

– Я вас найду и полиции сдам.

– 9-я Советская, дом 7.

Лариса приходит по адресу. Звонит в дверь.

– Открыто.

– Где вы тут?

– Проходите в комнату.

Лариса проходит.

– Ой ты господи. Вы бы хоть оделись, что ли.

– Вы как меня нашли, если я вам номер квартиры не сказал?

Лариса в ступоре.

– Сами, значит, к богу пришли. А где полиция?

– Мне не удалось их убедить.

– Они у нас нынче безбожники.

– Вы кто вообще такой-то?

– Бог.

– Какой к черту бог? Бога не существует.

– А я тогда кто?

– Жулик.

– Никого никогда не обманывал.

– Не смейте больше с Кириллом общаться! Я пытаюсь его вылечить.

– Он сам со мной хочет общаться, не могу же я ему запретить.

– Вы поди предводитель секты?

– Я денег ни с кого не беру.

– Глядите, какой правильный. Как денег не брать – так это мы можем, а как не допускать людские страдания – то сразу ни при чем.

– Я создатель, а не управленец. Прошу прощения, Кирилл звонит.

Лариса выхватывает телефон из рук.

– Алло, Кирилл, это я. Я вам запрещаю сюда звонить. Нет тут никакого бога, только полуголый мужик. На наркомана похож. Можете сами прийти и убедиться. 9-я Советская, дом 7. Какая у вас квартира?

– Просторная – места всем хватит.

– В общем, подходите, я вас внизу встречу, – кладет трубку. – Вот теперь-то мы вас и разоблачим.

– Каким образом?

– Докажем, что бога нет. Одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять, что вы жулик.

– Как мой внешний вид доказывает, что меня нет?

– Вы-то есть. Только вы не бог, потому что бога нет.

– С чего вы взяли?

– Если бы он был, люди бы об этом знали.

– Ну некоторые люди знают. Вот вы знаете о существовании Евгения Анатольевича Казанцева?

– Нет.

– Тем не менее он есть. И ему не нужно ваше знание о нем, чтобы быть.

– Он и не бог.

– А кто бог?

– Бога нет.

– Почему же это бога нет, а вы, например, есть?

– Я себя доказать могу.

– Сомневаюсь.

– Мыслю – значит существую!

– Спорно.

Входит Кирилл.

– Я же вам номер квартиры не сказала!

– Да зачем он мне? К богу путь найти несложно.

– Здравствуйте, Кирилл.

– Здравствуйте, бог.

– Это не бог! – протестует Лариса.

– Как же это не бог, когда бог? – улыбается Кирилл. – Глядите, какой очаровательный!

– Какой-то голодранец!

– Не вижу противоречий.

– Я думал, вы женщина образованная, а вы, оказывается, даже Бодлера не знаете, – закатывает глаза Степан.

– Знаю я Бодлера, я просто его не читала, – закатывает глаза Марта.

– Послушайте, ну не читать Бодлера – это же неприлично и бескультурно, – еще сильнее закатывает глаза Степан.

– Всему свое время. А вот вы о Джоне Уильямсе даже не слышали, – в свою очередь еще сильнее закатывает глаза Марта.

– Я вам о писателях, а вы мне о композиторах, – глаза Степана закатываются в угол.

– Джон Уильямс и есть писатель, – глаза Марты закатываются так далеко, словно под диван.

– И что он написал, музыку к «Челюстям»? – саркастично спрашивает Степан и закатывает глаза что твои подвороты.

– «Стоунера» он написал, невежда вы эдакая, – глаза Марты заходят на второй круг закатывания, и вновь видны зрачки.

– Ой, читал я этого «Стоунера», – Степан закатывает пир с глазами.

– Ой, ну конечно, читали, – белеют глаза Марты после очередного закатывания. – Читали бы – знали бы, кто написал.

– Такая скука, что я даже не запомнил, – закатывает глаза до локтей Степан.

– Вам снобизм глаза не застилает, Степан? – спрашивает Марта и закатывает глаза под лоб.

– Не застилает, – передразнивает Степан и закатывает глаза под потолок.

– Вы глаза-то не закатывайте, – язвит Марта и закатывает глаза так, что их уже и не видно.

– На себя посмотрите, – Степан закатывает глаза в банку.

– Не могу, – спохватывается Марта и ничего не видит.

– Помогите! – кричит Степан.

Оба пропускают пурпурный закат.

невинное создание