Можете посоветовать хорошее снотворное?
В определённый период своей жизни я стал активно увлекаться туризмом, но, вследствие нелюдимой натуры, редко брал кого-то с собой в походы. Да, многие возразят, что путешествовать по бескрайним лесам заснеженной Сибири будет гораздо безопаснее в компании верного спутника, товарища, на которого всегда можно положиться. И я полностью согласен с подобным утверждением, однако, к большому сожалению, подобных людей среди моих немногочисленных знакомых не нашлось. Походам по непролазной тайге они предпочитали поездки в солнечные и тёплые уголки нашей земли. Никто из них даже близко не понимал той романтики, что царила в этих нетронутых человеком местах на самом краю цивилизации. Во время одной из подобных вылазок со мной случилась крайне неприятная ситуация, послужившая катализатором дальнейших событий. Согласно запланированному маршруту, я должен был пройти через небольшой, по местным меркам, отрезок тайги и выйти прямо к просёлочной дороге. Там меня бы ждал человек, вместе с которым мне предстояло проехать добрых две сотни километров до ближайшего города. Вот только то ли по моему недосмотру, то ли из-за ошибок в картах, я, по-видимому, немного отклонился на восток, из-за чего пропустил пункт назначения. По началу я списывал долгую дорогу на свою усталость и медленный темп, а когда заметил ошибку уже начало темнеть. Как назло, вопреки всем прогнозам мет центра, отовсюду стал завывать пробирающий до костей ветер, через несколько десятков минут переросший в непроглядную метель. Из-за нулевой видимости я ещё больше сбился с пути, добрых полчаса блуждая практически наугад среди царившей повсюду белоснежной мглы. Метель всё не утихала и я уже было хотел присесть отдохнуть у одной из сосен, как вдруг увидел вдалеке между деревьев очертания хижины. Небольшой русской избы из простого сруба, прямо как в старых сказках. Из последних сил продираясь сквозь буран, я добрался до строения и с надежной всем телом навалился на закрытую дверь. Та с протяжным скрипом отворилась и я практически запрыгнул внутрь, тут же захлопнув её, тем самым отделяя себя от бушевавших снаружи холодных ветров. Не веря своему счастью, я ещё несколько минут сидел на холодном полу и грел руки от переносной керосиновой лампы, которую всегда брал вместе с собой в походы. Немного придя в себя, я решил осмотреть избу и вытянул вперёд свой единственный источник тепла и света. От увиденного у меня по спине прошёл лёгкий холодок. Нет, в комнате не было ничего ужасного или шокирующего - она даже не выглядела заброшенной. В углу избы была старая русская печь с небольшой лежанкой на ней, чуть поодаль у стены стояла простая деревянная кровать с накинутой поверх простынёй, а в самом центре помещения находился длинный стол с парочкой приставленных к нему стульев. Странным и одновременно тревожащим было то, что у меня ни с того ни с сего возникло ощущение, будто бы я прожил тут всю свою жизнь. Я буквально мог описать любую выбоину и трещинку на срубах этой избы, узнать на слух скрип каждой половицы. Что-то дико кричало, буквально вопило во мне из-за этого ощущения, но перспектива замёрзнуть в объятиях царившей за окном метели заставила собрать всю волю в кулак и попробовать переждать в этом странном месте хотя бы до утра. Вокруг всё выглядело так, будто бы кто-то ухаживал за этим местом, хотя никаких вещей кроме простыней и тряпок я не заметил. За окном царила кромешная тьма и завывания ветра с каждой минутой становились лишь сильнее. Не найдя чем растопить печь, я перекусил говяжьей консервой и не раздеваясь лёг на кровать, укутавшись в принесённое с собой одеяло. Даже не смотря отсутствие источников тепла, внутри было относительно тепло и уютно, из-за чего я достаточно быстро вырубился. Той ночью мне снились странные и завораживающие сны. В них я будто бы наворачивал круги по этой самой хижине, занимаясь обычными повседневными делами – вытирал пыль со столов, готовил в печи какую-то еду. Повсюду царило чувство некоего умиротворения, словно бы мне уже приходилось заниматься этим множество лет и ничего другого в жизни было и не нужно. Но стоило только взгляду зацепиться за окно, как я увидел за ним непроглядную мглу. Она казалась мне пугающей и враждебной. Я не мог оторвать от неё взгляда и когда мертвенный холод сковал всё тело, я проснулся. Из окна пробивались лучи утреннего солнца и я, лениво разлепив веки, встал с кровати и стал собирать вещи. Прождав ещё некоторое время в ожидании хозяев, я оставил несколько банок консервов на столе, как бы извиняясь перед ними за причинённые неудобства, после чего вышел на улицу. Несмотря на отличную погоду и яркое солнце, меня тут же обдало морозным ветром, заставив съёжиться от холода. Не теряя времени я сверился с картами и спустя пару часов дошёл до трассы, откуда попутками добрался до ближайшего города. С тех самых пор в походы я больше не ходил. Жизнь словно бы вернулась в привычное русло - дом, работа, редкие посиделки с друзьями. Но самое странное и в то же время тревожащее заключается в том, что после возвращения меня преследует один и тот же сон. В нём я лежу на кровати в той самой хижине, в то время как за окном царит кромешная тьма, а ветер мерно завывает за закрытыми окнами. И мне так спокойно на душе, что после пробуждения весь окружающий мир кажется холодным и бездушным местом. Чувство тревоги и страха теперь преследуют меня, куда бы я ни пошёл. Коллеги, друзья, знакомые –все они стали будто бы чужими, холодными. Молчаливые кивки и односложные ответы теперь являются частым аккомпанементом наших разговоров, будь то простое общение или рабочие собрания. Даже оказываясь в родной квартире, где я рос и жил всю свою жизнь, меня не покидает это всепоглощающее чувство холода. С каждым разом засыпать становится всё сложнее. Закрывая глаза, я буквально кожей чувствую, как что-то смотрит на меня, под завывания ветра подходит всё ближе и ближе, и, в конце концов, застывает, склонившись прямо над моим лицом. Но стоит только раскрыть веки, как это нечто пропадает, оставляя после себя мерзкое чувство пробирающего до костей холода. Лишь сны о той самой хижине приносят успокоение. К сожалению, в ближайшее время у меня не будет никакой возможности вернуться туда - нужно продать квартиру, закрыть кредит, рассчитаться на работе. Всё это займёт не меньше нескольких месяцев, но с каждым днём мне становится только хуже. Поэтому прошу у вас помощи – можете посоветовать хорошее снотворное? Главное, чтобы рубило наповал, но не без сновидений.
Мистическая игра-"Дорога по ту сторону"
Слышали ли вы когда-нибудь про такую игру? Если нет, то усаживайтесь поудобнее и читайте внимательно, ибо в этой статье я подробно расскажу, что эта игра из себя представляет.
Сам я узнал о ней недавно. До этого никогда не слышал. Игра представляет собой способ перемещения в другой мир, именно это и есть смысл этой игры. Личность создателя игры неизвестна, также как и происхождение этой игры в целом.
Для тех кто не совсем разбирается, что вообще такое мистические игры, то я расскажу. Мистическая игра- это алгоритм определённых действий, как правило нестандартного характера, выполняемых с целью призвать какую-либо сущность, в большинстве случаев недружелюбно настроенную к игроку. Из некоторых таких игр можно извлечь выгоду. Наша сегодняшняя игра не совсем призывает сущность, это конечно тоже в какой-то степени есть в этой игре, но главное в ней-это то, что она позволяет игроку перенестить в другой мир. Мистические игры не являются мобильными или компьютерными, ибо в эти игры играют в реальной жизни.
Теперь когда я ввёл вас в курс дела, я могу приступать к описанию нашей сегодняшней игры.
Начнём с вещей, которые вам нужны для игры, а именно реквизит:
Лист бумаги (не тетрадный.)
Ножницы.
Скотч.
Чёрный карандаш (именно чёрный, а не простой, не путайте.)
Зажигалка или спички.
Игла.
Дорогая вам вещь или вещь, к которой вы эмоционально привязаны (она будет служить оберегом для вас.)
Мобильный телефон.
Деньги (нам нужно будет взять их с собой.)
Теперь как играть:
Играть в эту игру можно только 26 числа любого месяца. Подготовимся к ритуалу. Первым делом вырежте из листа бумаги два круга среднего диаметра. На одном вы должны нарисовать следующее: мысленно разделите круг на четыре части и из левого верхнего края проведите диагональную линию в правый нижний край, затем из правого верхнего края проведите диагональную линию в левый нижний край. Должен получиться крест (не плюс, а крест.) Дальше, ваш круг будет разделён на 4 ячейки треугольной формы, в левой ячейке нарисуйте маленький круг, ведя карандашом по часовой стрелке, затем также сделайте справа. Проткните палец иглой и капните по одной капле крови в середины этих маленьких кругов, сначала в левый, а затем в правый. После сверху вниз чёрным карандашом проведите вертикальную линию так, чтобы она делила бумажный круг напополам. Подожгите круг посередине так, чтобы только его середина прогорела насквозь (полностью круг сжигать не нужно.) Приклейте два кусочка скотча на бумажный круг так, чтобы его можно было потом к чему-либо приклеить. Второй круг, пока ещё пустой положите в карман, он вам ещё понадобится.
Это была только подготовка к игре, а сейчас будет сама игра. Запомните начало игры ровно в 1:33 ночи. Точно в это время позвоните в такси, именно в это время, не позже, не раньше (кампания такси не имеет значения, звоните в любую.) Когда на той линии возьмут трубку, то молчите в течении 10 секунд, затем бросьте трубку, после сразу же позвоните снова на этот же номер, когда на той линии возьмут трубку, сразу же начните говорить. Говорите спокойно и сдержаннно. Закажите такси на свой адрес. Если вас спросят куда вам нужно ехать, то назовите адрес, который я сейчас расскажу как выбрать. До звонка в такси откройте карту на вашем мобильном телефоне. Запомните вам нужно ехать к северу от вашего дома в лес. Для удобства выберите любой дом, который будет рассположен близко к лесу, прям впритык. Этот адрес и назовите если вас спросят. Если же ваш дом и так стоит около леса, то выберите другой лес, который будет к северу от вашего леса или если нет другого леса, то смотрите на продолжение вашего леса к северу и найдите там любой дом (дом не имеет значения, главное чтобы он стоял близко к лесу, впритык к нему.)
Далее когда вы сделали заказ, через некоторое время вам позвонит неизвестный номер, возьмите трубку и молчите, "человек" на той линии скажет вам что-то вреде: приехал и ждёт. Молча бросьте трубку и неспеша выходите из дома. Не забудьте взять с собой весь реквизит, перечисленный выше, он вам ещё понадобится. Если же взяв трубку на той линии будет тишина, то просто покашляйте. Говорить ни в коем случае нельзя. Вышедши из дома, около него должна стоять машина. Если её там не окажется, то заканчивайте игру, это плохой знак, отметите заказ, возвращайтесь домой и ложитесь спать. Однако если машина будет стоять около вашего дома, то сядте в неё так, чтобы вы сидели позади водителя. Однако перед тем, как сесть в машину, незаметно для водителя наклейте на дверь машины через, которую вы садитесь в неё, ваш бумажный круг с рисунком так, чтобы этот рисунок был направлен на машину и прижимался к машине. Сидя в машине во время поездки не разговаривайте с водителем, просто молчите, даже если он будет что-то спрашивать всё равно молчите и не смотрите ему в лицо, особенно в глаза. С виду водитель выглядит как обычный человек, однако он не тот, за кого себя выдаёт. Если он спросит вас куда ехать молча покажите ему на своём мобильном телефоне, на карте, заранее выбранный вами адрес способом, описанным выше. Водитель тронется- поездка началась. Во время поездки нельзя смотреть на навигатор и своё местоположение, ни на своём мобильном телефоне, ни на мобильном телефоне водителя. Нельзя спать и перемещаться по машине, сидите тихо на одном месте всю поездку. Спустя какое-то время, во время поездки водитель вдруг свернёт на странную дорогу. Её описывают, как пустую и мрачную. Она отличается от прежней дороги, по которой вы ехали. Оказавшись на этой дороге вы почувствуйте тревогу, не паникуйте и сидите спокойно. Когда вы окажетесь на этой дороге, вы должны сжать руке вещь дорогую вам или вещь, к которой вы эмоционально привязаны (она должна быть у вас с собой, она относится к реквизиту для игры), дальше вы должны расслабить тело и закрыть глаза. Не открывайте глаза до тех пор пока машина не остановится, но здесь тоже не спешите, откройте глаза, когда машина не только будет остановлена, но и когда водитель даст вам понять, что поездка закончена. Если вы сделали всё правильно, то открыв глаза вы будете уже не в своём мире. Заплатите водителю за поездку и выйдите из машины, через ту дверь, которую садились. Незаметно для водителя отклейте бумажный круг от двери машины. Если круга на машине не окажется, то завершайте игру- возвращайтесь обратно, а как это сделать я расскажу чуть позже. Отсутствие бумажного круга на двери машины- это плохой знак, значит вам здесь не рады. Однако если бумажный круг на месте, то зайдите неглубоко в лес и сожгите круг. Вы можете находиться не в своём мире максимум до 4:33 утра. До этого времени вы должны успеть вернуться обратно в свой мир. В противном случае вы останетесь там как минимум на месяц, до следующего 26 числа, когда вы снова можете попытаться вернуться обратно в свой мир, попытки сделать это другого числа будут плочевны. Как описывают этот мир, он похож на наш мир, я бы даже сказал точная его копия, лишь с небольшими и незначительными отличиями, которые сразу заметить трудно.
Теперь правила поведения в другом мире:
Ни с кем не разговаривать (в том мире не стоит ни с кем контактировать, не доверяйте там никому, эти "люди" не те, за кого себя выдают.)
Не спать.
Не направляться к себе домой (не захоить в свой дом/квартиру, точнее его/её копию не в своём мире.)
Теперь, как же вернуться обратно в свой мир и закончить игру?
Чтобы вернуться вам нужно быть на том же месте, где вас высадил водитель после прошлой поездки. Достаньте ваш второй бумажный круг из кармана и сделайте такой же рисунок на нём, как на предыдушем, только в этот раз сделайте всё в обратном порядке по этой инструкции:
Снизу вверх посередине круга проведите вертикальную линию так, чтобы она делила круг напополам. Проткните палец иглой и капните по одной капле крови на обе половинв круга, сначала на правую, затем на левую. После обведите чёрным карандашом вокруг капли вашей крови, ведя карандашом против часовой стрелки, чтобы получился маленьки круг, сначала справа, затем слева. Дальше проведите диагональную линию от левого нижнего края к правому верхнему, затем проведите вторую линию от правого нижнего края к левому верхнему краю, так чтобы получился крест, для удобства можете мысленно разделить круг на четыре части, так будет легче. В конце подожгите бумажный круг посередине, как в первый раз. И наклейте на него два кусочка скотча, чтобы можно было потом приклеить круг к двери машины.
Вызовите такси по тому же номеру, по которому вызывали в первый раз. Так же первый раз молчите в течении 10 секунд после бросьте трубку, затем тут же перезвоните на этот же номер и в этот раз уже закажите такси на адрес, на котором вы сейчас находитесь (главное помните, это тот адрес, на который вас в прошлый раз привёз водитель, вы должны быть там.) Если вас спросят куда вам нужно ехать, то назовите адрес своего дома. После заказа пройдите за тот дом, на адрес которого вы заказали такси, нужно чтобы водитель не видел вас когда подъедет к дому. После заказа, через некоторое время вам позвонит неизвестный номер, возьмите трубку и молчите, всё должно быть так же как в первый раз. Если нужно, то покашляйте (в том случае, если на той линии будет тишина в течении нескольких секунд.) После неспеша выйдите на сторону дома, где стоит машина и направьтесь к ней. Перед тем как сесть также, как в первый раз, незаметно для водителя наклейте бумажный круг на ту дверь машины, через которую вы садителесь в неё. В том же положении, в котором было в первый раз, а именно чтобы рисунок быть повёрнут в сторону машины и прижиматься к ней. Сядьте позади водителя. Также молчите и не смотрите ему в лицо, особенно в глаза. Если он спросит куда ехать, то молча покажите ему на своём мобильном телефоне адрес своего дома. Как только водитель тронется, вы должны на протяжении всей поездки сжимать в руке дорогую вам вещь, к которой вы эмоционально привязаны, держать тело расслабленным и глаза закрытыми. Нельзя открывать глаза на протяжении всей поездки. Но не засыпайте. Что будет если заснуть до конца неизвестно, но на всякий случай делать этого не стоит. Когда вы почувствуйте что машина остановилась и по мимо этого водитель вам даст понять, что поездка закончена, то откройте глаза. Если вы сделали всё правильно, то открыв глаза вы окажетесь в своём мире. Заплатите водителю за поездку и выйдите из машины через ту дверь, которую садились в неё и незаметно для водителя отклейте бумажный круг от двери машины, отойдите подальше, подождите пока машина уедет и сожгите круг. Однако если круга на двери машины не будет, то это знак того, что вам больше не стоит туда возвращаться, вам там больше не рады. А если круг на месте, то вы сможете ещё поиграть в эту игру (в эту игру можно играть несколько раз.) Придите домой, примите тёплый душ и ложитесь спать.
Игра работает так, что 26 числа любого месяца с 1:33 ночи до 4:33 утра граница между нашим миром и параллельным становится тонкой, что позволяет пройти через неё. Тот водитель такси является никем иным, как демонической сущьностью и переправщиком между мирами. Его предназначение- переправлять людей из их мира в другой. Он может выглядеть как совершенно обычный человек, сказать что он демон трудно, но это лишь облик.
На завершение хочу сказать, что игра действительно интересная и необычная. Я никого не принуждаю играть в неё, это уже вам решать хотите вы её попробовать или нет. Выбор за вами.
Ответ на пост «Новый конкурс для авторов от сообщества Крипистори! Призовой фонд 23500 рублей, 5 мест для победителей и призы симпатий»
Пурга
Мне нравилось останавливаться в лесном домике из сруба, который притаился в глуши таёжных лесов. За четыре года приезд в эти дикие места превратился в традицию. Мой, и без того короткий, отпуск пролетал незаметно. Здесь я отдыхал душой и телом. Вдалеке от людей и мирской суеты, которой с лихвой хватало на работе. Моя работа мне нравилась, но отдыхать тоже нужно себе позволять. Так я себе говорил.
Алексей Тихомиров, охотник со стажем и школьный друг, пускал меня в эту избушку, пока они с друзьями уезжали добывать лося, оленя, кабаргу или глухаря. Обычно добытчиков не было два или три дня. Они наслаждались охотой, мне же она была неинтересна. Что толку от такой охоты, если ты стреляешь, а никто не стреляет в ответ? Охотники смеялись, подначивая меня на новые колкости. Затем они уезжали на чудном грузовике с газогенераторной установкой, а я оставался стеречь избушку и следить за нехитрым хозяйством.
Мы с Солодом, тощим серым псом, наслаждались этим временем. Тишина, прерываемая трелями птиц, треском деревьев от местных морозов, завыванием ветра на заснеженных сопках. Чай с травами и ягодами на костре. Сиг или ряпушка на углях. Красота.
Пёс откликался по имени и неизменно мне радовался, когда встречал с дороги. Он радостно вилял хвостом и мчался ко мне, пока я спускался из кузова УралЗИСа в рыхлый снег у охотничьей избы. Мне нравился этот пёс. Добродушный зверь, но с норовом. Он долго сидел со мной, когда я встречал дни и провожал их на деревянных мостках у озера. Потом он убегал к себе в конуру, греться и ждать моего возвращения, чтобы хрипло тявкнуть при моём приближении к избе.
Отдых мой проходил всегда размеренно и без неожиданностей. Случалось удивляться, но приятно. Я не спешил, наслаждался видами природы. Утро начиналось у меня с зарядки и растирания снегом. Затем я неплотно завтракал, одевался и отправлялся на встречу с этими местами. Удил рыбу в проруби и мелкой речке в часе ходьбы от моего временного пристанища. Наблюдал за птицами и прочей мелкой живностью. Солод не ходил далеко от избы и неизменно встречал меня по возвращении. После обеда я читал художественную литературу и немного записывал мысли в толстый блокнот, который неизменно путешествовал со мной. Вечерами я колол дрова и купался в проруби. После водных процедур, уже в тепле дровяной печи, выпивал рюмку водки и плотно ужинал. Ярче снов, чем в этом месте, я не видел никогда за свою жизнь. Это было отличное время. Затем настало иное время.
***
Утром третьего дня я пристально осматриваю снежинку. На светлой коже моей рукавицы покоится этот шедевр природы. Солнечный свет играет с крохотными кристаллами льда, которые составляют удивительную композицию. Почему я раньше не отмечал этой симметрии и красоты? Некоторые творения природы слишком малы, чтобы быть замеченными человеком. А те, что попадают с поле зрения, хрупки и недолговечны. Они бывают, неспособны выдержать длительное внимание наблюдающего человека. За моими рассуждениями, не замечаю, как моё неосторожное дыхание плавит снежинку, и она теряет прежнюю красоту и точность форм. Сдуваю с рукавицы остатки снежинки. Продолжаю наслаждаться рассветом над обледенелым озером.
Вечером предыдущего дня погода резко испортилась, налетел ветер и снег. Непогода застала меня врасплох на прогулке. Я еле нашёл дорогу к избушке в непрекращающемся снежном вихре. Было страшно и холодно. К счастью, я благополучно добрался до сруба, отогрелся, поужинал и сразу заснул.
Теперь я сижу у мостков на длинной лавочке. Она крепко сколочена из двух распиленных вдоль стволов ели. Я радуюсь озорному солнцу и ясному небу. Солод лежит рядом со мной, распластавшись на лавке. Он смотрит на меня со значением, будто понимает философский ход моих мыслей. Я гляжу на пса и испытываю любопытное ощущение, что четвероногий друг мог бы ответить на мой вопрос. По этой причине я его задаю.
- Понимаешь ли ты, Солод, всю глубину великолепия посреди которого тебе посчастливилось обитать?
Пар отлетает от моих губ, устремляется вверх и чуть поодаль, затем исчезает. Пёс смотрит на меня с интересом, однако тут же зевает и кладёт морду на скрещенные перед собой лапы. Не понимает. А может и понимает, но виду не подаёт. Отвожу взор, чтобы дальше любоваться красотами озера и другими прелестями местной природы. Вдруг пёс встаёт, вытягивается и начинает пристально смотреть в сторону избы. Я тоже оборачиваюсь в ту сторону и вглядываюсь в окрестности охотничьего дома. На мгновение глаз отмечает быстрое движение в тени прямо у избушки. Солод вскакивает и мчится к срубу, заливаясь громким лаем. Моя рука по привычке тянется к поясу. Осознаю, что служебный ПМ остался в столице. С собой я привёз наградной ТК. Пистолет и патроны в рюкзаке. Рюкзак на лавке у печи, в жилом помещении сруба. Не дай бог хозяин тайги. Тогда и пугнуть зверя будет нечем.
Несколько секунд мозг перебирает варианты развития событий. Фантазия рисует мне какие-то странные образы, мне даже становится жутко от таких мыслей. По телу пробегает дрожь, будто возвращая меня во чрево вчерашней метели. Ничего, по сути, и не произошло, однако тело уже предоставляло реакцию на внешние раздражители. Опыт учил меня доверять этим сигналам. Сигналы поступают тревожные. Лучше наблюдать за картиной из укрытия. Так и поступаю. Быстро перебегаю от лавки у озера к невысокой иве чуть поодаль и хоронюсь за сугробом у ствола дерева.
Начинаю вести наблюдение. Первую минуту ничего не происходит. Тяжесть неопределённости давит на мозг, заставляя кровь стучать в висках. Гоню от себя дурные мысли, начинаю глубоко дышать. Вдыхаю носом, выдыхаю ртом. Жду. Чего жду, пока не понял. Но необходимость ожидания присутствует, значит нужно лежать спокойно. Обстановка тревожная. А ведь утро так хорошо начиналось…
Вот началось. Слышу скрип двери и какую-то возню за избушкой. Звучит выстрел. Трёхлинейка, как пить дать. Вижу Солода, который выбегает из-за угла сруба и мчится по направлению к озеру. Вслед за псом появляется мужчина. Я не без труда, но узнаю его. Это Вениамин, друг Алексея. Заядлый охотник и весельчак. Однако сейчас сложно узнать в этой фигуре того человека. Веня имеет весьма потрёпанный вид, лицо перекошено. Телогрейка на груди расстёгнута, шапки на голове нет, на лице кровавые подтёки. В его руках винтовка Мосина. Он перезаряжает оружие умелым движением и вскидывает. Пёс бежит к тому месту, где сидел пару минут назад я. Он ищет глазами меня. Но меня нет. Я под ивой в сугробе. Усилием воли подавляю желание встать, закричать или ещё как-то повлиять на происходящее безумие. Звучит выстрел. Солод падает навзничь, поднимая на воздух снежную взвесь. Лежу спокойно. Дышу глубоко. Наблюдаю следующую картину. Вениамин медленно приближается к псу, держа того на прицеле. Движения мужчины довольно быстрые, но какие-то дёрганые, грубо исполненные. В целом было похоже на Вениамина, но отличалось в мелочах. Я подмечаю это инстинктивно, а затем и додумываю. Нет, не так. Я просто знаю. Точно знаю это. В это же мгновение я ощущаю покалывание в затылке. Взор окутывает дымка. Так иногда со мной случается, когда я резко встаю из приседа или положения лёжа. Покалывание усиливается, пересекая границу болевых ощущений. Длится это несколько секунд. Затем покалывание исчезает так же внезапно, как и пришло ко мне ранее.
Медленно приподнимаюсь на локтях и выглядываю из-за сугроба. Человека с винтовкой не видно. Пёс лежит в снегу на полпути от избушки к озеру. Мохнатый бок ритмично поднимается и опускается. Я начинаю искать глазами человека. Позади меня раздаётся звук. Я его узнаю сразу же. Затвор трёхлинейки отводится назад и выбрасывает гильзу отстрелянного патрона. Стремительно поворачиваюсь, опираясь на левый локоть. Вениамин стоит в трёх шагах от меня. Следующее движение его рук досылает новый патрон в патронник. Резким движением вскакиваю, перехожу в перекат, раздаётся оглушительный выстрел. Группируюсь и провожу подсечку. Не успеваю удивиться, откуда во мне столько прыти. Охотник летит в снег. Винтовка летит куда-то следом. Успеваю отметить этот факт краем глаза. Завязывается борьба. Вениамин оказывается весьма сильным и ловким. Я еле ухожу от его захватов. Бью пару раз кулаком ему в челюсть. Эффекта будто и нет. Он продолжает ожесточённо сопротивляться. Несмотря на мою боевую подготовку, противник быстро перехватывает инициативу. Я перехожу в оборону. Вениамин с лёгкостью ломает мою защиту. У моего оппонента явно в запасе гора выносливости в дополнение к стальной хватке. Он проводит бросок, я приземляюсь на спину в снег. Воздух со свистом покидает мои лёгкие. Мне нечего противопоставить этой неуёмной мощи. Противник говорит со мной насыщенным басом тембром.
- И это всё? Я думал, что ты мне хотя бы ровня.
Охотник наседает на меня и начинает душить двумя руками. Пытаюсь вырваться. Безуспешно. Бью наотмашь по рукам, плечам и груди противника. Безрезультатно. Свет потихоньку меркнет. Я теряю сознание. Звуки борьбы и тяжёлого дыхания Вениамина отдаляются от меня, постепенно унося меня в неведомую даль. Там темно и тепло, но тревожно. Растворяюсь во тьме. Длится это долго, однако сложно сказать, сколько именно.
Звуки постепенно возвращаются, за ними свет дня. Я лежу на снегу и глотаю воздух онемевшими губами. Должно быть, я в этот момент похож на пойманную рыбу, которую рыбак кидает на берег. Я добыча. Беспомощная жертва. Мне не нравится это чувство. Гоню его далеко от себя. Синее небо с белыми облаками и голые ветки ивы. Вот что я вижу перед собой. Красиво. Мне так хорошо и тепло поначалу. Затем приходит боль и холод. Эти чувства выдёргивают меня из комфортного плена фантазий.
Усилием воли привожу тело в сидячее положение. Оглядываю себя и обстановку вокруг. Рядом со мной лежит Солод. Пёс мёртв. Рядом лежит Вениамин, тоже бездыханный. На шее охотника рваная рана, под ним снег весь красный. Протягиваю руку, чтобы погладить мёртвого пса. Как только я касаюсь его холки, происходит невероятное.
Тело пса рассыпается на множество осколков. Крохотные частицы льда красноватого оттенка. Это схоже с разбитым вдребезги закалённым стеклом. Я тут же инстинктивно отдёргиваю руку. Осколки с едва уловимым потрескиванием начинают подниматься в воздух, будто над ними не имеет власти земная гравитация. В этот момент рассыпается тело Вениамина. На снегу остаются следы крови и потрёпанная одежда. Частицы мертвых тел, а ныне парящие соринки, кружат вокруг меня. Я отмахиваюсь от них, как могу. Нахожу в себе силы, чтобы встать и начать бежать в сторону сруба. Осколки жалят меня, словно слепни. Они впиваются в кожу и проникают глубже, чтобы принести боль. Меня будто обжигают одновременно тысячи ледяных игл. Я не понимаю, что происходит. Впрочем, я не понимаю ничего из происходящего уже какое-то время. Неопределённость раздражает, однако будоражит сознание. Это запускает процессы познания. А, как известно, тяга к познанию является мощной мотивацией к развитию и росту.
В голове начинается яркий калейдоскоп образов. Они сменяют друг друга, кажется бесконечное число раз. Затем картинки гаснут. Ничего не понимаю. Стою и тяжело дышу. Мысли роятся в голове, словно треклятый гнус. За мыслями, не замечаю, как боль уходит. Её сменяет чувство внутреннего покоя. Внезапно. Как будто бушевал океан, накатывали огромные валы. И вдруг штиль. Ни дуновения ветерка. Чертыхаюсь и иду к избе. Останавливаюсь. Думаю. Иду искать в снегу «Мосинку». Не имею понятия, что здесь творится этим утром. Но оставаться безоружным, при таких вводных данных, нет никакого желания. Здравый смысл никто не отменял.
***
Прошло около получаса. Пока я сидел в тепле и размышлял над тем, что же произошло и что делать дальше, ответ оформился сам собой. Умываюсь в тазике у двери комнаты. Вдруг кто-то ломится в дверь. Не стучит. Именно ломится. Я коршуном бросаюсь к винтовке, хоронюсь за печкой и смотрю в оба окна комнаты поочередно. Дубовый засов я опустил, когда пришёл. Через дверь будет тяжело проникнуть в избу. Я осматриваю магазин винтовки. Два патрона. Загоняю один в ствол. Кобура с моим пистолетом теперь на поясе. Ещё восемь выстрелов. Приободряет. В окне мелькает тень. Кто-то смотрит через стекло. Громко спрашиваю «кто там?». Затем сообщаю, что здесь вооруженный человек, готовый биться за свою жизнь. В ответ какое-то бормотание. Не могу разобрать. Перебегаю за лавку, что ближе к окну. Повторяю свой вопрос. В ответ слышу знакомый голос. Это Алексей! Предлагаю продолжить диалог у двери. - Миш, впусти! Продрог люто. Там жуть такая случилась на охоте, ты не поверишь! – голос моего товарища с той стороны двери прерывист, он явно запыхался. Я рад услышать его. Но и впускать не тороплюсь. - Алёша, я тут уже видел Вениамина. Он застрелил Солода. Вот только это был не Вениамин, а кто-то иной, - кричу я ему. – Чем докажешь, что ты это ты настоящий? Молчание. Оно длится долгих несколько секунд. Я настороженно вслушиваюсь. - Эту рыбу, камбалу, видел как-то на балу. После бала камбала одиноко вдаль плыла. Потому что камбала… - Алексей протянул последнее слово. - На балу перебрала. Хорошо хоть уплыла, - заканчиваю фразу. Я поднимаю засов и отхожу за порог комнаты. Держу на прицеле единственный вход в избу. Прикрываю дверь комнаты, чтобы, в случае чего, захлопнуть её и запереть на толстый металлический крюк. Кричу Алексею, чтобы заходил внутрь. Раздаётся скрип петель. Мой товарищ вваливается в сруб. Велю ему запереть за собой дверь. Он водружает дубовый засов на его прежнее место. Алексей измотан и безоружен, к тому же ранен. Предлагаю пройти в комнату и снять тулуп, чтобы я осмотрел раны. Товарищ смотрит на меня с благодарностью. По его просьбе наливаю ему водки. Сам не пью. Когда достаю гранёный стакан, он лопается у меня в руке. Аккуратно достаю второй. Алексей смотрит на меня с удивлением. Мы много говорим. Я повествую товарищу о сегодняшних странных делах. Он же сбивчиво рассказывает мне историю охоты, которая вызывает у меня противоречивые чувства. Я промываю его глубокие ссадины и, как умею, перевязываю его руку. Мы ещё недолго общаемся. Алёша немного ест, снова выпивает водки и засыпает. Я сижу и стерегу его сон. Попутно обдумываю рассказ товарища. *** Выдвинулись охотники утром первого дня. Алексей, Вениамин, Серго и Степан выдвинулись на грузовике. Ехали на встречу с местным охотником, что из коренных. Он должен был провести их к избушке, где им предстояло жить пару дней, и рассказать про свои охотничьи угодья. Поездка прошла спокойно, без происшествий. Охотники оставили грузовик на одной укромной поляне. Они укутали автомобиль брезентом и заложили пушистыми ветвями лиственницы. Мужчины надели рюкзаки, лыжи, взяли оружие и отправились на встречу с местным промысловиком. Кудай, так звали того якута, оказался разговорчивым и весьма радушным. Он отвёл моих товарищей в лесной домик, один из нескольких в пределах его угодий. После размещения в срубе хозяин подробнейше рассказал о данной местности, флоре и фауне. Поведал он и про опасности. Тропы хищников, опасные спуски и подъёмы, ручьи со стремительным течением, места схода лавин и прочее. Велел не заходить в пещеру, что была неподалёку. Гиблое место. По рассказам жителей этих мест, ни один человек или зверь, что заходил в пещеру, назад не возвращался. Все мужчины поклялись не ходить туда. Кудай остался доволен. Затем началась охота. Первый день прошёл удачно. Добыли двух глухарей и косулю. Второй день запомнился встречей с медведем. Никто не стрелял. Разошлись миром. Добычу в избу принёс лишь Кудай. С дюжину соболей, что попались в ловушки, да обнаружил пёс якута, западносибирская лайка. Вечером случилась пурга. В это время Серго отлучился из сруба и пропал. Его искали, кричали, но не смогли найти тем вечером. Было принято решение дождаться рассвета и продолжить поиски. Однако ещё до рассвета в дверь избы постучали. Пёс, которого из-за непогоды оставили в избе, заливался лаем и рычал. Дверь всё же открыли. На пороге стоял Серго. Все присутствующие обрадовались. Однако радость встречи длилась недолго. Серго молча, без причины напал на Степана, повалил и начал душить. Буяна пытались оттащить, били прикладом ружья и ногами. Ему всё было нипочём. Удары не причиняли ему вреда, а сила и удаль, с которой тот отталкивал защитников Степана, поражала. Кудай достал своё ружьё, прокричал слово «деретник» и выстрелил в голову Серго. Все присутствующие зафиксировали прямое попадание пули в голову. Страшная рана образовалась в теменной области черепа, оттуда сочилась кровь, с края раны свисал кусок скальпа. К удивлению всех собравшихся, Серго не остановился. К этому моменту Степан уже был бледен лицом и не подавал признаков жизни. Прозвучал второй выстрел. Пуля вошла в грудь обезумевшего охотника. Серго кинулся на Кудая и отнял у того ружьё. Верный пёс бросился защищать хозяина, за что тут же поплатился жизнью. Безумец с хрустом поломал пса тремя движениями. На пол упало уже бездыханное тело пса. Алексей и Вениамин схватились за винтовки и принялись стрелять. Пули прошивали тело Серго, но прыти его не унимали. Он уже схватил Кудая за волосы на голове и с силой притянул к себе, как меткий выстрел Алексея поразил шею незваного гостя. Тот сразу ослабил хватку и Кудай смог вырваться. Утренний гость грохнулся на колени и будто впал в ступор. Кудай схватил топорик для мяса и костей, что лежал на печке. Якут подскочил к сидящему, схватился за окровавленные волосы и тремя ударами снёс тому голову с плеч. Отвечая на заданные в воздух вопросы Алексея и Вениамина, Кудай поведал им свою правду. Серго ушёл в пургу на зов злобного духа, пурга его убила, а тело занял дух. С того момента это уже не был Серго. Это был деретник. Живой мертвец. Теперь его следовало похоронить по местным обычаям. А именно закопать животом вниз, с отрубленной головой между его коленей. А лучше сжечь вместе с избушкой. Алексей проверил пульс у Степана. Пульс отсутствовал. Мужчины перетаскали наружу все вещи, которые считали ценными. Затем Кудай запалил сруб. Когда изба запылала, охотники наблюдали за этим с безопасного расстояния. Огонь озарил поляну и разогнал сумрак ночи. Из объятой языками пламени избы раздались крики. Это был Степан. Вениамин побежал к избе, Алексей тщетно пытался его остановить. Кудай расчехлил ружьё. Какое-то время мужчина звал по имени и пытался подойти к строению, однако жар не пускал его близко. Когда Вениамин встал напротив окна, сквозь остатки оконной рамы, на него выпрыгнул горящий человек. Степан подхватил бывшего товарища и потащил за собой в лес, будто тот весил не больше ветки лиственницы. Кудай прицелился, но в этот момент раздался какой-то звук позади мужчин. То ли шуршание, то ли шёпот. Алексей обернулся. Увидел высокую тёмную фигуру без головы. В эту секунду прозвучал выстрел в ночи. Что-то острое порезало руку Лёши, распоров несколько слоёв одежды. Свет померк в его глазах, он упал без сознания. В себя мой товарищ пришёл уже в ином месте. Это была мрачная пещера, которую освещал какой-то странный фонарь бледно зелёного цвета. Свет медленно пульсировал. Что-то тихо гудело, будто бы под землёй. Не было видно никого, однако чувство чьего-то присутствия не покидало Алексея. Затем он услышал голос. Обладателя этого голоса не было видно. Более того, даже не было ясно, откуда доносится его звуки. В один момент Алексей понял, что голос звучал прямо у него в голове. - Слушай, человек, и запоминай. Тебе даётся шанс спасти свою жизнь. Отправляйся к дому у озера, откуда ты прибыл. Приведи ко мне носителя Серого льда. Убеди или приведи силой. Большего тебе не потребуется. С тобой отправится соплеменник, увенчанный силой. Поспеши, тогда ты спасёшь себя. Если же попытаешься сбежать или промедлишь – умрёшь мучительной смертью. Белый свет озарил Кудая. На другом краю пещеры от был подвешен на каких-то жгутах. Охотник яростно пытался вырваться. Тут же по жгутам пробежали искры. Лицо Кудая перекосила гримаса боли. Охотник прокричал проклятие. - Будь ты проклят, Улу Тойон!!! - Давно не слышал это имя. Пусть будет так. Мне больше по нраву Чёрный лёд. Как меня не зови, а вы всё равно выполните мою волю. Или погибнете. Выбор за вами. Алексей оказался в незавидном положении. Бывший Вениамином слуга Чёрного льда поднял моего товарища и выпроводил из пещеры. Сначала они дошли до сгоревшей избы. Там они взяли лыжи, слуга вооружился винтовкой Алексея. Он связал запястья пленника и потащил за собой на лыжах. Скорость то создание развивало весьма приличную. К утру третьего дня, они добрались до озера, обогнули его и вышли на открытую местность. Здесь слуга снял с Алексея лыжи, привязал того к дереву, заткнул рот кляпом. Потом обратился к пленному. Грубый голос не был похож на Вениамина. Внешность стала под стать голосу. Тело слуги дурно пахло и имело явные следы разложения. В тепле бы это выглядело ещё печальней. - Пойду, гляну на этого человека. И почему он так важен для Чёрного льда? Если я потерплю неудачу, ты приведёшь его в пещеру. После того Алексей слышал выстрелы. Это звучала его винтовка. Он с большим трудом освободился от пут и добрался до сруба.
Что сейчас "в тренде" ?
Несколько лет назад народ сходил с ума по SCP
потом переключились на Бэкрумс
А что сейчас в "моде" ?
Север в моих рассказах. Песни Олгы
Часть вторая
А она уселась под лиственницей, обхватив руками ноги, уткнув острый подбородок в колени. Николай привалился к стволу рядом.
Вот же как забавно-то: холод не чувствуется, несмотря на то, что на нём только свитер с рубашкой. Батюшки, да он в одних носках! Видно, обрезанные катанки, по-сибирски -- валенки, которые Николай нашёл в зимовье и надел вместо тапочек, свалились и потерялись. Из дырки на носке торчал большой палец -- розовый, точно Николай в бане на полке сидел, а не в сугробе.
Он скосил глаза, увидел, что незнакомка тоже уставилась на его палец, и расхохотался. Ему ответил звонкий смех, похожий на звук, с которым сосульки падают с крыш в оттепель.
Николай осмелел и обнял девчонку за плечи, она доверчиво прильнула к его груди. И таким тёплым было объятие, что он пожелал, чтобы эти минуты никогда не кончались.
Радужные круги расплывались перед глазами, с мелодичным звоном осыпалась с чёрных ветвей снежная крупка, солнце пробивало тучи розоватыми лучами, грудь распирала не испытанная ранее нежность, а голова кружилась от любви.
- Как тебя зовут? - шёпотом, боясь отпугнуть счастье, спросил Николай.
- Олгы, - ответила девчонка.
Он не понял тогда, было ли это имя или другое слово, но порадовался его звучанию.
Олгы вся сжалась, отпрянула от Николая, сунула руку за пазуху своего малахая. Раздались странные всхлипы, хныканье, и Николай похолодел: "Плачет? Я чем-то её обидел? Поди, не девка из кабака, чтобы её лапали". Однако тут же вспомнил о более чем свободных обычаях северных эвенков, которые в знак дружеского расположения могли подложить в постель к любому хоть жену, хоть сестру или дочь.
А плач, похожий на мявканье, слышался уже отчётливо. Николай обеспокоенно отодвинулся от Олгы. Она подняла на него грустные чёрные глаза. Но в них не было ни слезинки! Пока Николай любовался их сухим, жарким блеском и стрельчатой тенью ресниц на щеках, Олгы откинула косую полу своей одёжки, достала что-то. Николай перевёл взгляд. О боже!..
В руках Олгы ворочался маленький скелетик. Крохотные беззубые челюсти выпачканы красным, в мелких костяшках пальцев запуталась вырванная клоками собачья шерсть.
"Лайки Устына!" - мелькнула мысль.
Николай отшатнулся. Но Олгы так жалобно и проникновенно на него смотрела, протягивая шевелившуюся пропастину, что он замешкался и не убежал прочь. Да, конечно, эти останки -- видимость, а вот Олгы живая, настоящая.
А в мозгу завёл-запел печальную и дивную историю голос, не слушать который было невозможно.
... Олгы должна была стать в своём роду тёлкой-матерью. Так называли очень молодых девушек, которые приносили дитя сразу после первых признаков женской зрелости. Только невежи считают, что кровь северных людей выстужена морозами, высушена ветрами и вяло течёт из-за постоянного голода. Любовь северян не боится ни чужого взгляда, ни стужи. Родился на свет -- люби. Согревай своим телом другое тело, дай возможность умершим предкам вновь выйти на свет из утробы. Поэтому каждое дитя дорого. А если оно ещё от пришлого человека, то вовсе бесценно. Так не застоится кровь, будет здоров род.
Олгы взял одной ночью приезжий русский, который торговал с её родом. За мешки красивых шкур, оленину отдал ружьё и припас к нему. И ещё угостил всех спиртом.
Сначала хорошего человека согрела старшая жена, потом вторая... А третью он прогнал -- надоели. Олгы, по их примеру, натёрлась жиром и лежала, едва дыша, чтобы не пропустить ни одного звука, с которыми творится русская любовь.
Но кому нужна худющая страшила? Вот вторая жена отца -- красавица всем другим родам на зависть, жирная, как отожравшаяся по осени рыбина, неповоротливая от сала на боках и ногах. Пусть во рту не хватает зубов, зато у неё лицо круглое, как луна, и три подбородка!
Тут прихватило живот от обильной пищи, случавшейся очень редко, и Олгы голяком вылезла из чума.
Потом задержалась, не чувствуя холода под бледным и тусклым взором луны. Руки её в темноте белели, как крылья птицы, босые ступни так легко ступали, что снег не скрипел.
Русский тоже по нужде вышел, увидел танцевавшую Олгы и тут же навалился на неё.
Олгы громко смеялась, как другие женщины во время соития, несмотря на то, что ей было страшно и больно. Ничего не поделаешь, жизнь -- это страх и боль. Не чувствуют только те, кто ушёл к предкам.
Потом любопытная луна из неяркого пятна стала разноцветной, обрушилась на Олгы и запылала сладким пламенем в животе. "Однако, ребёнок будет", - решила Олгы и, прежде чем забраться в чум под полог, снегом вытерла с себя жир.
Уезжая поутру, русский только Олгы оставил подарок -- штуку красного полотна, настоящее богатство.
Но завистливые злые духи, которые давно затаили зло на род, не вынесли удачи, решили напакостить. Расцветили лица женщин багровыми пятнами, исторгли из их ртов кровавую пену. Такие же красные отметины Олгы видела у помщника русского купца. А когда пятна почернели, стали язвами, в роду начался мор...
Николаю бы задуматься: поветрие чёрной оспы случилось в прошлом веке, откуда же знать о нём этой пригожей тунгуске не старше восемнадцати? Значит, не человек она, а такая же, как скелет в её руках. Красота -- всего лишь ловушка-обманка, за ней скрывается нечто ужасное. И нужно если не жизнь свою спасать, то хотя бы душу.
Но он заворожённо слушал беззвучный рассказ, слушал сердцем, которое не билось, мыслями, подчинившимися чужой воле, всем своим существованием, которое закончится здесь, у чёрной лиственницы.
А голос тянул рассказ, похожий на песню, дальше...
Призвали шамана, чтобы он прогнал злых духов, отбил у жителей Нижнего мира остаток рода -- пять человек, и среди них Олгы. А потом осталась только Олгы и шаман. Но он не бил в бубен, а тихо хрипел рядом.
За поднятым пологом чума кишели твари, тянули когтистые лапы -- порвать человеческую плоть, насладиться истекающим кровью мясом, выпить чужую жизнь, утолить вечную жажду. А ещё дальше земля рвалась и трескалась, и в сполохах синего пламени медленно поднимались те, кто, дай им волю, может уничтожить весь мир.
Один глаз шамана закатился под тёмное сморщенное веко, другой неотрывно уставился на бубен. И Олгы поняла: чтобы им уцелеть, нужно бить в бубен. Быстро, очень быстро, быстрее мысли. И сильнее, чем это смогли бы сделать волосатые великаны, которые когда-то могучими руками подняли землю, как оленью шкуру, создали сопки и долины.
Но ровдужная рубаха, залубеневшая от рвоты, словно спеленала Олгы. Может, уйти вслед за родом? Ведь где-то далеко в Верхнем мире мужчины готовят оленье стадо к перегону, женщины разбирают чумы, скатывают шкуры. А горластые дети...
Дети! Будет ли ползать среди них ребёнок Олгы, мусолить в беззубых дёснах олений хрящик, поднимется ли на кривые ножонки, держась за шест чума? Вырастет ли он, вернёт ли в своих детях всех родичей, которые когда-то жили до него? Нет, однако. Ведь для того, чтобы после смерти жить, нужно сначала родиться.
Но ребёнку ещё семь лун сидеть в Олгыном чреве. И так и не ставшая тёлкой-матерью Олгы нашла силы коснуться бубна.
А где колотушка, которая может всё: и время вспять повернуть, и жизнь подарить уже мёртвому, и загнать обратно тех, кто из-под земли лезет? Беда -- видно, поражённый болезнью шаман, падая рядом с очагом, уронил её в пламя. Теперь вместо огня лишь чёрные угли.
Олгы слышала, что лучшая колотушка получается из берцовой кости умершего шамана. А этот ещё жив. Но медлить нельзя -- твари Нижнего мира готовы вползти в чум, схватить всех, кто ещё может отдать им своё дыхание.
И Олгы вцепилась зубами в штанину шамана. Откуда нашлись у неё силы? Но старая, прожжённая у костров ровдуга затрещала. Подалась и жилистая плоть. Захрустели сухожилия. Рот Олгы оказался забит сгустками крови. А сплюнуть нельзя - вон уже тянутся чьи-то жаждущие морды, подползают ближе тела с острыми от голода хребтами. И Олгы приняла шаманскую кровь.
Твари с воем отползли от неё.
Олгы почувствовала, что может двигаться, изловчилась и нащупала среди груды скарба отцовский нож.
В уши хлынули завывание, дикий хохот, пронзительный визг и чудовищное грохотание неба, которое откликнулось на эту передачу шаманской власти, каких ещё не было с момента рождения самой земли.
И всё же Олгы сделала первый удар по туго натянутой оленьей коже. Пусть он был слаб и напомнил звук, с которым парное мясо падает на промёрзшую землю, пусть ещё жил розоватый мозг в короткой кости с обгрызенными сухожилиями, пусть новая шаманка, омытая кровью, сама была похожа на жительницу Нижнего мира, но твари отпрянули, попрятав головы. И было в этом движении что-то напомнившее поклон.
Окрепшая Олгы положила в мешок своё сокровище -- отрез красной материи, отделила голову шамана ножом, сунула её туда же -- ведь нужно с кем-то советоваться в долгом пути, который она задумала? -- и отправилась искать себе другой род, другой чум и стойбище, где можно родить ребёнка, дать ему свет дня и темень ночи, заботливую родню и покровительство духов. Нельзя без них, безродный всё равно что животное: кто имя даст, предкам укажет на младенца -- вот новый человек, защищайте и берегите?
Но болезнь выкосила весь край. Бродили беспризорные олени, у остовов стойбищ днём и ночью завывали волки.
Тогда Олгы решила идти к маячившим вдалеке горам, поросшим лесом. Прежний шаман, видно, сильно на неё рассердился, потому что молчал в ответ на все расспросы. И Олгы решила оставить его в лиственничном редколесье на границе земель, откуда приходили русские.
Она отхватила ножом нижнюю челюсть - пригодится при камлании изображать помощника, - подвесила останки за седые косы, обвязав их вокруг ветви крепко-крепко. Ударила в бубен изо всей силы, выпустила в безбрежное небо свою душу и затянула песню о том, каким сильным был прежний шаман, сколько он славных дел совершил и главное -- отдал свою кость для того, чтобы родился ребёнок Олгы.
Чьё бы сердце не растопила такая похвала? Наверное, каждый бы гордился собой. Но только не этот шаман. Сделал так, что колотушку спалили, а дитя не родилось. А может, сама Олгы лишила его силы, отняв кость.
Олгы не пришлось даже подойти к русскому селу. Не пустили. Но не собаки, которые убегали, только почуяв её в лесу. Не охотники, которые при встрече не могли отказать в кружке воды и куске хлеба чумазой, покрытой струпьями затянувшихся обморожений тунгуске.
Хорошо и тепло одетые люди наставили на неё остроги -- не подходи! Двое ещё и с ружьями были. Олгы не понимала их речи, вернее, слов не понимала, но знала: они боятся летучей болезни, которая мало кого щадила. Первыми умерли те, кто ездил торговать в далёкие земли. Значит, всему виной грязные, вшивые и блохастые тунгусы. Гнать их нужно, а стойбища лучше сжечь. Толку-то в том, что кресты на немытые шеи нацепили? Как были полуживотными, так и остались.
Олгы захотела услужить людям русского стойбища, глупо и бестолково поставленного средь леса, -- призвать силы, прогоняющие болезнь, похвастаться: она тварей Нижнего мира одолела, а уж те, которые здесь бродят, сразу разбегутся при звуках бубна. Открыла мешок, достала колотушку, положила возле ног челюсть шамана. Она никогда не забудет, как русские удивились и рассердились на что-то.
Из толпы раздались голоса. Олгы поняла только скрытую в них угрозу:
- Гляньте на её рыло -- всё в болячках! Новую заразу притащила!
- Мужики, да она ворожить, видно, собралась! Кости-то человечьи...
- Сейчас напустит порчу шаманскую -- до весны не доживём. Видали: псы разбежались, лошади хрипят и бьются! Защищаться нужно, братцы!
- Мало мы людей похоронили, так вот она -- новая напасть. Или мы, или она...
Один человек прицелился и выстрелил в Олгы. Пока она падала на снег, который почему-то стал чёрным, пока глядела последним взором в красное, как дарёное полотно, небо, все разбежались. Побоялись, что налетят духи, мстить будут? Или -- не умрёт Олгы, на них набросится? Но ведь сильные русские люди везде хозяева, чего им бояться Олгы, которая всего лишь новый род для своего ребёнка ищет?
Вернулись только наутро -- жечь её. Набросали на тело соломы, хвороста, подожгли. А Олгы, придерживая рукой рану на животе, чтобы не вывалился ребёнок, обидно смеялась над ними: ну кто так костёр для покойника складывает?
Только двое мужиков стояли безучастно в стороне. Один, седой и кряжистый, со свежими отметинами болезни на лице, не мог отвести взгляда от куска ткани, которую несколько месяцев назад пожаловал малолетней тунгуске, отдавшей ему девственное тело. Он долго болел, но выжил и теперь не знал, на самом ли деле это было или привиделось в горячечном бреду.
А другой, порченный головой, считавшийся дурачком сызмальства, видел голую молодку, которая то доставала из дыры от ружейного выстрела что-то шевелившееся и тетешкала его, как дитя, то заталкивала назад и заваливалась на снег, точно в приступе смеха.
Именно порченый побежал за малахаем для голой - хоть от ветра укрыть. Побродил с ним в руках по лесу и бросил недалеко от чёрной лиственницы. Уселся в снег и заголосил протяжно, оплакивая то ли несчастную, то ли свою судьбу изгоя. Там и нашёл его седой.
В тайге или тундре не принято бросать мёртвых птицам или животным, как, сказывают, делают в других местах. Коли пропал человек, готовят ему пустую могилу в земле летом, на дереве зимой. Верят, что побродит дух и явится рано или поздно к последнему своему пристанищу.
Седой грешник и порченый дурачок завязали малахай верёвками, чтобы получился мешок, и подвесили его к лиственнице.
Уходили от могильного дерева в сумерках. Тут и раздалось пение, тонкое и протяжное, как завывание ветра.
Седой оглянулся и увидел в прореху, как маленькая рука чешет длинную косу. Схватился за сердце и упал недвижимым.
Нашли их на следующий день -- затвердевшего, как железо, мертвеца и дурачка, окончательно потерявшего разум. Объявили это место проклятым, наказали всем обходить стороной. А дурачка, который, не стесняясь креста на шее, много наговорил неправды о шаманке, зазывающей женихов, первый раз внимательно выслушали и назвали - вот неожиданность-то! - ведуном...
Николай был уже не в силах слушать историю Олгы, барахтаться в зятягивавшей глубине её чёрных глаз. Он простил ей звериную жестокость, воспринятую от мира, в котором она когда-то жила, готов был отдать свою кровь для её нерождённого ребёнка. Склонил голову с жертвенной покорностью, с которой идёт к месту заклания олень, на которого руки хозяев накинут кожаные ремни, чтобы удушить. Без смерти нет жизни. Без жертвы нет порядка.
Может, сейчас это единственно правильный шаг -- возместить Олгы когда-то отнятое людьми Николаева племени, восстановить равенство между двумя мирами -- попранным достоинством хозяев земель и яростной силой русских покорителей Севера.
Николай был готов стать вечным спутником шаманки, пусть бы и пришлось для этого навсегда покинуть привычный мир. Тянулись минуты, часы, а может, дни. Ничего не происходило. И вдруг он почувствовал дикий холод, который словно отрезвил его, вернул сознание.
Рядом -- никого, даже снег не примят. Ушла Олгы, покинула его. Отказалась от жертвы, не захотела простить.
Так что ж медлить, нужно догнать её!
И Николай побежал, заковылял, встал на четвереньки, потом пополз. Имя шаманки срывалось с его губ сначала негромким криком, потом только облачком пара. Настал момент, когда двигаться дальше было невозможно. Он точно вмёрз в белую вечность, как крохотная лягушка в лёд.
Очнулся от боли в душном, вонючем нутре рыбы-кита, о которой ему пришлось читать в каком-то другом мире в какие-то другие времена. Рядом -- только протяни руку - что-то ходило ходуном, толкалось, шевелилось. Оказалось, это колыхался меховой полог. А ещё пищало радио, вопил маленький ребёнок, гортанно ругался взрослый. Ноздри выедал резкий запах подгорелой еды. Не его ли ногу кто-то жрёт живьём?
Боль стала нестерпимой, и Николай закричал.
Над ним склонилось широкое, как блюдо, лицо с раскосыми глазами.
- Во, молодец паря, глаза открыл. Значит, жить будешь. Ступню-то я тебе маленько резал. Ты её духу холода сам отдал. А он жадный, всю ногу хотел отобрать. Но ты не бойся -- я три раза прижёг. Зараза не пристанет, дух остатки не заберёт, - раздался уверенный и бодрый, какой-то счастливый голос незнакомца.
Позже Николай узнал, что "прооперировавший" его человек, эвен Костя Чуев, предпочитал сохранять хорошее настроение в любой ситуации. Падёж оленей -- жалко, конечно, но не беда - дотацию-компенсацию получит, задарма полгода жить будет. Брат в соседнем улусе помер -- сильно жалко, зато теперь ему хорошо: ездит на небесных упряжках, которые кормить не нужно. И жена, поди, новая, такая, какие только на небе и встречаются: пылкая, работящая и молчаливая. Старший сын из совхоза сбежал - большое горе, однако, отцу в одиночку не справиться. Но раньше посылок никто не слал, а теперь глянь -- ящики ставить некуда. Да и есть кому деньги за сданную пушнину отправить. А прежде ведь пропивать приходилось!
Когда Николай спросил про Олгы, эвен побледнел, сделал вид, что не услышал. Но увидев, как увечный попытался встать со шкур, покрытых самым лучшим одеялом, произнёс невесело, растеряв весь бодрый дух:
- Нельзя про неё в жилище говорить. Придёт без спросу, уведёт самого сильного мужчину. И всё -- даже тела не сыщешь. Или ребёнка похитит, оставит мать без глаз, отца без души*
Николай помотал головой по плоской подушке:
- Нет. Олгы справедливости ищет.
- Ничего не знаешь! - сердито воскликнул Костя. - Молчи лучше. Вас, русских, Олгы особенно часто забирает. Любит баловаться с вами. В Хильтыкиме почти все дома опустели. А ты говоришь - "справедливости". Вот эта справедливость Олгы нужна.
И Костя похлопал себя по штанам внизу живота.
Николай оторвал затылок от подушки, чтобы сесть и возразить, но нога полыхнула такой свирепой болью, что он потерял сознание.
Боль долго грызла его. В бреду приходили Устын и напарники, стояли возле, пока не начинали таять от тепла очага сосульки, в которых превратились их волосы, а плоть не становилась мягкой и текучей. Видно, отпускала их Олгы, чтобы поддержать Николая. Ведь должен же кто-то из рода быть рядом, когда умирает человек?
Но Николай звал только Олгы. Костя в такие минуты пугался чего-то, заставлял Николая проглотить едкую жидкость - смесь спирта и какой-то сыпучей гадости. Потом, когда Николай к ней пристрастился, ему рассказали, что это был порошок из ядовитых грибов, которые свежими несут смерть. А сушёными - забвение и яркие сны. Молодёжь, чтобы впечатлиться неизведанным, даже пила мочу стариков, привыкших к мухоморам.
И порошок приносил облегчение: грызущая боль отползала за полог, голова становилась лёгкой и светлой. И-за снежной сверкавшей завесы улыбалась ему девчонка в малахае, танцевала, а потом исчезала в глубине невозможного сияния.
Николай не обрадовался, когда понял, что выздоравливает. Значит, Олгы почему-то навсегда отказалась от него.
Костя ругал мёртвую шаманку, обвинял её во всём: и в неудачном отёле, и в болезнях людей, и в пропаже собак. По его словам, даже мор зверьков, которых жрёт песец, случился из-за неё. Сколько обрядов совершено ещё Костиным отцом возле могильного дерева, сколько оленей задушено -- всё ей мало!
А Николай отвечал ему рассказом, который услышал от самой Олгы.
Весь Чуевский род заезжал к Косте при первом удобном случае -- навестить больного, найденного во время охоты в трёх днях ходьбы от стойбища и спасённого при помощи ножа. Не зря из-за этого ножа много лет тому назад все переругались, таких теперь не достанешь. А ещё любопытно было: как этот найда (найдёныш) смог выбраться живым из могильного леса. Неужто шаманка отпустила жениха? Или... вовсе найда не жив, а так, только притворяется.
Осматривали культю, которая затянулась, как на собаке; говорили с Николаем, пожимали ему руку -- тёплая. Значит, жив. Предлагали вызвать санавиацию, отправиться в больницу -- отказался. Прикидывается? А когда через полгода пожаловали власти да милиция, потому что выборы были на носу, найда увидеться с ними не захотел и попросился в род Чуевых. Стало быть, жив ничуть не меньше, чем все остальные, -- ну какой дурак откажется от чести быть в родове орденоносца-оленевода, про которого несколько раз писали в газете "Правда"? Это мёртвому или духу всё равно, а живой к славе тянется.
И только Николай знал, что он давно мёртв, что оставил своё дыхание, сердце и мысли возле чёрной лиственницы с кожаным мешком.
Добраться бы да поклониться в землю по-русски, повиниться за то, что так несправедливо устроен мир. Но сам он, одноногий, не дошагает. А люди не повезут -- прокляты навеки те места.
Только и остаётся, что рассказывать людям о том, что поёт шаманка Олгы долгими северными зимами.
***
"Ребёнок -- глаза матери, душа отца" - эвенкийская поговорка.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Север в моих рассказах. Песни Олгы
Часть первая
В промороженных ветвях слышалось пение - тонкий протяжный звук, похожий на вой ветра. Из прохудившегося кожаного мешка, привязанного к лиственнице, торчали жёлто-коричневые костяшки и обындевелые пряди. Ветер наматывал волосы на чёрные загнувшиеся ногти.
Если бы кто-то рискнул подойти к могильному дереву, то сказал бы: шаманка Олгы косы заплетает, духов зовёт, жениха приваживает. А может, так и было на самом деле. Заскучала Олгы без мужчины, иссохло и потрескалась её лоно, стало ломким, как кора дерева. Но в мёртвой плоти таилось желание. Вот и голосила Олгы в надежде, что услышит её путник.
У обглоданного ветрами, чёрного ствола лиственницы -- сугроб. Только по весне, к концу мая, он потёмнеет и просядет. Обнажится прах тех, кто утешал Олгы долгими зимами, отдавал ей тепло своих жизней, веселил гаснувшим стуком сердец, щекотал затухавшим дыханием. Сколько их, женихов, сюда приходило? Наверное, сама Олгы не знает. Нет толку считать кости. Живой, горячий нужен. Чтобы пылкое мужское естество напитало недвижную Олгы жизнью.
Хотите узнать правду про шаманку Олгы, которая всё никак не может истлеть, качается в мешке на могильном дереве?
Поднесите водки Николаю, который прибился к роду Чуевых молодым и с тех пор живёт в нём, не смея покинуть эти места.
Старик насыплет в кружку порошка из мухоморов, размешает и выпьет. Посидит, не поднимая отёчных век, ощущая, как растекается по жилам едкое тепло, как уходит вечная стылость из негнувшихся рук и ног, как оглохшие уши начинают слышать, а слепые глаза - видеть. Но не семейство Чуевых, которое устроилось под пологом на ночь и ждёт рассказа -- так легче засыпается. Не младшую невестку Любку, охочую до мужних ласк, готовую к тому, чтобы под долгие речи Николая делать нового ребёнка. Не самих Чуевых, которые, чтобы ничто не помешало рассказу старика, жуют хлеб и суют в беззубые рты младшим детям. Они быстро заснут под звуки любви и монотонные слова.
Понесётся на чёрных оленях ночь, чтобы на краю мира встретить светлый день, своего суженого, пересесть в нарты со снежно-белой упряжкой. Потечёт рассказ Николая, которому скоро будет внимать только звёздная вечность, чьё недремлющее око наблюдает за спящими через дымоходное отверстие чума.
Глаза старика видят не дальше того времени, когда он с товарищами подрядился добывать пушнину и оказался в чёрном от времени зимовье у чёрта на кулижках. Словно его жизнь началась со снегопада, который в одну ночь превратил октябрьскую тайгу в призрачный мир белых громадин и голубовато-синих теней.
А в ушах Николая по-прежнему, как много лет назад, стоит горестный вопль старшего артельного, эвена-полукровки Устына.
Три собаки, три мохнатых друга были у него. Три брата в обличье лаек. А утром Устын с трудом открыл заваленную сугробом дверь, свистнул и не дождался псов, которые пыхтят от радости, поскуливают в ожидании кормёжки.
Может, погнались за зайцем или каким другим зверем, сдуру выскочившем к зимовью? Или, упаси Бог, росомаха набрела на охотничье жильё.
Но ведь лая-то артельщики не слышали. Их только позавчера высадили из вертолёта на вырубленный пятак посредь тайги. За день пришлось сделать трудный переход до зимовья, где уже дожидались сброшенные с вертушки припасы. Вот и заснули как убитые.
Не слишком ли крепко развёл Устын спирт? А может, починать запас вообще не стоило -- впереди долгие месяцы лесного отшельничества. Случись что -- только многоградусная жидкость заменит и лекарства, и этих, как там прозываются врачи, -- терапевтов.
А от избушки к сопке по ровному первозимнему покрову тянулись три борозды. Одна кончалась алым пятном у жиденьких молодых елей; другая взбиралась на склон и пересекалась с третьей на размётанном дракой снегу. И не брусничник на нём краснел.
Николай высунулся на крик из двери. Устын, наклонившись вперёд, как против сильного встречного ветра, бежал к сопке. Николай зажмурился от резавшей глаза белизны, а когда разомкнул веки, старшего уже не было.
Что делать-то? Проявить рвение и броситься за ним? Или последовать его наказу не высовываться -- вчера, уже еле шевеля языком, Устын поведал о таёжном мороке и велел при странных обстоятельствах держаться вместе, на зов и крик о помощи по темноте не отвечать, после захода солнца сидеть в зимовье.
Много чего наболтал выпивший Устын. Тогда Николай только переглянулся с тремя напарниками, такими же неопытными, как он сам, но зато смелыми. Удача, как известно, только таких и любит. Стоило ли заключать договор с Союзохотхозом и лететь в глухомань, если на коротком поводке у старшего ходить! Пусть они этот договор подписали по пьяни, спешно, из-за угрозы ответить за драку в кабаке, но всё равно чувствовали себя суровыми орлами, без которых планы Союзохотхоза рухнут.
- Ты чё истуканом встал? Отойди, а то обмочусь, - сказал над ухом напарник, самый младший по возрасту.
Память старика Николая постоянно давала сбой, и имена товарищей, кроме эвена Устына, он забыл напрочь. Три ли года миновало с того утра, тридцать ли три -- какая разница? Весь его век с каждым часом, каждой минутой прожитой жизни отняла Олгы, с которой в первый раз он встретился именно в тот день.
Николай посторонился, пропустил напарника и услышал, как за углом зажурчало.
В воздухе закружилась радужная крупка, и каждая снежинка в рыхлых грудах сугробов откликнулась сиянием острых, бивших прямо в глаза лучей.
- Колька, дверь закрой, избу выстудишь, - крикнул из тёплой духоты третий товарищ.
А Николай даже шевельнуться не смог. Под пляску разноцветных бликов снежное пространство выдохнуло ему в уши слова:
- Заждалась я... Иди ко мне...
Николай вышел из зимовья, повернулся кругом -- никого. И тут же шустро заскочил обратно. Не было сил глядеть на сверкавший мир. И невмочь слушать голос, истончившийся до невнятного шёпота.
Перед Николаем стоял вечно недовольный третий артельщик -- мужик сет сорока. Он больно пихнул Николая в грудь костистым кулаком и прикрикнул:
- Уши заложило? Дверь закрывай!
Николай стал тихо оправдываться:
- Устын за собаками побежал. Только их, наверное, волки задрали. А сам он пропал. И этот... вышел до ветру, да, видно, заблудился.
Напарник оттолкнул Николая и вышел, не забыв плотно закрыть за собой дверь.
Через секунду вернулся и вызверился:
- В другой раз шутить во дворе будешь. Хоть всю ночь -- в избу не пущу.
- Да чё такое-то, поспать не дают, - донеслось с нар.
Это четвёртый член их наспех собранной артели, не считая Устына, высокий, красивый и хамоватый парень, подал голос. Вчера он выпил чуть ли не больше всех, полистал журнал при свете керосинки и заснул, не дожидаясь наказов старшего.
- Да тут Колька байки вздумал травить, - с недобрым прищуром ответил товарищ. - Устын-де собак потерял. Волки постарались. Малой по нужде вышел и пропал. Вот Колька их и выглядывал. И нас морозил, чтобы не залёживались.
- Так ведь... - начал растерянно Николай.
Но напарник резко распахнул дверь.
Устын и малой маячили перед крыльцом. Выглядели больными, но не с похмелья, а точно на самом деле доживали последние минуты. Руки безвольно вытянуты вдоль туловищ, головы, точно запорошённые печным пеплом, скорбно склонены на грудь.
- Да заходите уж! - рявкнул сердитый.
Николаю почудилось, что ноги малого и Устына чуть шевельнулись над снегом.
Устын приподнял подбородок, глянул исподлобья.
Николай не стал ждать и одним прыжком подскочил к злополучной двери, захлопнул её, задвинул засов.
- Охренел совсем?! - взревел напарник.
А Николай, еле шевеля языком, сказал:
- Так у старшего глаза белые...
Видно, вчерашние Устыновы рассказы впечатлили не только Николая, потому что напарник враз растерял свой гонор и неуверенно протянул:
- И что теперь? Вот так мы сразу попали, что ли?..
Четвёртый их товарищ бросился к сроду не мытому оконцу и стал оглядывать двор. Достал из кармана платок, попытался протереть стекло. Потом поскоблил его ногтем. Обернулся и сказал:
- Разыгрываете, черти.
Сердитый крикун кивнул на дверь:
- Пойди да проверь.
Николай замотал головой:
- Нельзя. Это духи -- забыли, что ли? Обряд бы нужен, так Устын рассказать не успел, заснул.
До сих пор старик помнит, как смельчак, презрительно поглядев на трусов, наслушавшихся сказок, надел охотничьи сапоги-торбаса на меху, накинул доху и толкнул дверь.
Она открылась со скрипом.
- Ну, кто со мной на поглядки? - спросил храбрец.
Не дождался ответа, вышел и растворился, исчез в сплошном сиявшем мареве.
Николай сразу понял, что напарник не вернётся. Почему не задержал, не нашёл нужных слов, чтобы остановить? Наверное, его воля уже тогда превратилась в хлопья снега, которые летят, куда дует ветер, или покорно валятся на землю.
За окном быстро стемнело. Николай сунул в топку поленья, серые от времени, сложенные у каменного печного бока ещё теми, кто жил в зимовье до Устыновой группы. Спички ломались, щепа не хотела загораться. Он намаялся, пока из щелей перестал идти дым и за заслонкой загудело пламя. Дважды оно съедало дрова, дважды выстужалось зимовьё. Вот только утро никак не наступало.
Злой, горластый, но осторожный напарник сначала метался по зимовью, швырял по углам рюкзаки и мешки, ругал на чём свет стоит Союзохотхоз, который не снабдил мелкие группы рациями, потом тряс, потрошил и пытался вновь собрать радиоприёмник, корпел над наручными часами. Спрашивал что-то у Николая, орал, грозился.
Ответить было нельзя -- Николаю словно перехватило глотку. А потом он и вовсе оглох, только видел, как шевелились губы напарника, как резко открывался его рот. После он стал наскакивать на Николая, как драчливый пацан. От оплеухи, которую отвесил немтырю отчаявшийся разговорить его товарищ, Николай упал головой к печке и обхватил голову руками.
Когда поднялся, всё вокруг стало другим. Печь покрывал иней, в углах зимовья блестела наледь. Даже новенький календарик на стене, который Николай купил в городе и повесил на гвоздь, затянула искристая плёнка. На нарах -- сбитые одеяла.
Николай сначала почему-то подошёл к календарику, протёр его. Картинка и дата поведали, что сегодня двадцать третье октября тысяча девятьсот восьмидесятого года. То есть позавчерашний день, когда они впятером добрались до зимовья.
А вот какое время суток, не понять. Совершенно нереальный, "потусторонний" сумрак перед глазами мог скрывать и дневной свет, и ночную мглу. Обындевелый кругляш часов не порадовал тиканьем, когда Николай поднёс его к уху.
Где же сердитый? Не ушёл ли вслед за товарищами? Николай потянул одеяло с нар просто так, ведь под ним не мог скрываться человек - объём выдал бы лежавшее тело.
А вот почти распавшийся скелет с раздробленной лобной костью, в лохмотьях истлевшей одежды, - мог.
Николай поглядел на свою правую руку с присохшим бурым пятном и не понял, как оказался у двери.
Череп с вмёрзшими в глазницы льдинками проводил его белоглазым взглядом.
Николай брёл по серому снегу, похожему на пепел, и не пытался оглянуться и посмотреть -- а сколько же он сделал шагов? Может статься, ни одного -- такая тягость одолела всё его тело.
Мысли спотыкались об Устыновы наказы -- зимовьё не покидать, держаться всем вместе, глазам не верить.
Глазам не верить?! Так он только что сделал это -- отдал себя во власть видению, сбежал, покинул спасительную избушку.
Николай остановился.
А если повернуть назад? Может, на своё счастье, он недалеко успел уйти в царство морока, таёжного наваждения, которое сгубило уже тьму-тьмущую охотников?
Как же трудно сделать хотя бы одно-два движения -- всего-то переступить ногами да развернуться. Смотреть по сторонам необязательно, лишь бы видеть свои следы, которые ведут к зимовью.
Николай преодолел странную скованность, похожую на ту, что случается во сне: хочешь руку поднять и не можешь; нужно бежать со всех сил, а ноги не двигаются. Медленно, слишком медленно для того, чтобы всё это было в реальности, повернулся и...
Ночной мрак стал наконец днём. На Николая снизу вверх смотрела круглолицая темноглазая девчонка, улыбалась и яркими губами, и ямочками на румяных щеках, и белейшими мелкими зубами, каких у аборигенов этих мест не встречается, потому что крепкий чай, трубки да папиросы, которые не выпускаются из рук лет с пяти, усеивают дёсны тунгусов, или эвенков по-новому, зловонными бурыми пеньками.
Николаю бы обратить на это внимание, да где там! Как дурачок, разом позабыл, что случилось ранее. Обрадовался нежданной встрече, залюбовался дружелюбной смешливой мордашкой. Так захотелось ему смахнуть снежинки, застрявшие в прямых тёмных ресницах, тронуть щёки цвета зимней зари, прижаться ртом, иссохшим от волнения, к пухлым губам, даже на вид мягким и горячим.
В глубоких миндалевидных глазах незнакомки мелькнуло понимание. И радость. Но она отскочила на два шага и указала рукавом здоровенного, не по росту, малахая (так в этих краях называли широкую запашную одежду без пояса) туда, где должно было находиться зимовьё.
Но его не было. Вместо избушки и стоявшей стеной тайги -- чёрные лиственницы, какие растут на болотистой почве. Невысокие, с редкими ветвями и кривоватым стволом, согнутым ветрами.
- Не верь... -- прошелестело в Николаевой голове.
Но он не обратил внимания на столь слабый звук, который заглушался мощным биением сердца, толчками крови в жилах.
Пошёл вслед за девчонкой, которая точно летела над снегом.