Хотел начать писать о чем то новом, но произведении братьев Стругацких меня не отпускают. Сижу и думаю, что однообразие контента это не есть хорошо. Но воспоминания, как я подростком, зачитывал их книжки до дыр накрывают меня с головой. В итоге не смог остановиться и перечитываю заново весь цикл Полудня.

А еще решил поэкспериментировать немного. Местами текст написан в высоком литературном стиле. Давайте представим, что мы в Арканарсканаре, слушаем как Дон Румата рассказывается эту историю Барону Пампе за бокалом эсторского. Посмотрим, что скажут в комментах. Может, обзовут занудой, а может, оценят. И так начнем.

Роман "Трудно быть богом". Совсем необычная фантастика. Настоящий вихрь времен, где прошлое и будущее сплетаются в причудливый узор настоящего. Стругацкие, словно опытные ткачи, соткали полотно, где каждая нить – это судьба, каждый узел – выбор, а общий рисунок – вечный вопрос о природе человечности.

Название: "Трудно быть богом"
Авторы: Аркадий и Борис Стругацкие
Дата выхода: 1963 год

Интригующие факты о прогрессорстве

• Четыре месяца 1963 года – вот и весь срок, за который родилось это дитя гения. Словно вспышка сверхновой, озарившая литературный небосклон.

• "Наблюдатель" – так изначально хотели назвать книгу братья. Но разве может бог быть просто наблюдателем?

• Два эпиграфа – два столпа, на которых держится философский свод повести. Абеляр и Хемингуэй – средневековье и современность, мысль и действие.

• Арканар – мир, застывший во времени, словно муха в янтаре. Но так ли он далек от нас?

• Десять глав, пролог и эпилог – словно двенадцать ударов часов, отмеряющих время до полуночи человечества.

• "Мир Полудня" – утопия, в которой эта антиутопия нашла свое место. Ирония? Или предупреждение?

• Экранизации – попытки поймать ветер перемен в сети кинопленки. Но разве можно заключить бурю в бутылку? (отдельно хочу сказать о последней экранизации Германа - очень спорно, разочаровывающе, но при этом крайне кинематографично. Не советую)

Танец на лезвии бритвы: между утопией и реальностью

"Трудно быть богом" – это зеркало, в котором отражается наша собственная душа, искаженная гримасой вечного выбора между долгом и совестью. Стругацкие создали не просто гибрид жанров – они сотворили новую вселенную, где космическая опера разыгрывается на подмостках средневекового балагана.

"Как легко быть богом, как трудно быть человеком!" – эхом отдается в душе каждого читателя.

А что бы сделал ты, оказавшись на месте Руматы? Смог бы удержаться от соблазна всемогущества или поддался бы искушению переписать историю?

Сюжет: когда благие намерения мостят дорогу в ад

Земной наблюдатель в средневековом аду. Дон Румата – словно Данте, заблудившийся в кругах арканарского ада. Но его проводник – не мудрый Вергилий, а собственная совесть, раздираемая противоречиями. Как остаться человеком, когда вокруг торжествует бесчеловечность? Как не запятнать руки, пытаясь очистить мир от грязи?

Игры престолов по-арканарски. Политические интриги Арканара закручены туже, чем струны на лютне менестреля. Дон Рэба, словно паук, плетет свою паутину заговоров, в которой увязают все – от короля до последнего крестьянина. И в центре этого водоворота – Румата, пытающийся удержать равновесие на шатком мостике между двумя мирами.

Восстание "серых" – средневековый фашизм. "Серые" – словно тень, падающая на светлое будущее человечества. Их марш – это топот сапог по осколкам надежды.

"Все, что они могут, это убивать. Поэтому они сильны, только пока им позволяют убивать", – горько замечает дон Румата.

Персонажи: люди и нелюди

Дон Румата – Прометей в средневековом антураже. Главный герой – словно канатоходец над пропастью морального выбора. Бог для местных, человек для себя – он разрывается между долгом и совестью, словно Одиссей между Сциллой и Харибдой. Его внутренний конфликт – это зеркало, в котором отражается каждый из нас, столкнувшийся с несправедливостью мира.

"То были дни, когда я познал, что значит: страдать; что значит: стыдиться; что значит: отчаяться", – признается Румата.

Его слова – вся боль человечества, осознавшего свое несовершенство.

Дон Рэба – макиавеллиевский злодей. Антагонист, вызывающий одновременно отвращение и восхищение – словно змей-искуситель, предлагающий яблоко власти. Его коварство и жестокость шокируют, но нельзя не признать его ум и харизму. Рэба – это темная сторона власти, ее изнанка, скрытая за пышными одеждами благих намерений.

"Умные нам ненадобны. Надобны верные", – его кредо звучит как приговор разуму, как гимн слепой преданности.

Арата Горбатый – революционер без революции. Трагический персонаж, чьи благие намерения разбиваются о суровую реальность, словно волны о скалы. Он – напоминание о том, что даже самые светлые идеи могут привести к катастрофе, если за ними нет понимания человеческой природы.

Научные концепции: прогресс vs. традиция

Стругацкие поднимают вопрос: можно ли ускорить развитие общества извне? Теория базисного феодализма, на которой основана миссия землян, разбивается о реальность Арканара, словно хрустальный шар о каменный пол истории.

Прогрессорство – благо или проклятие? Идея "управляемого прогресса" звучит заманчиво, словно песня сирен. Но авторы показывают ее этические последствия с беспощадностью хирурга, вскрывающего гнойный нарыв. Вмешательство в естественный ход истории может привести к катастрофе, подобной взрыву сверхновой.

Технологии vs. мракобесие. Контраст между высокими технологиями землян и средневековым невежеством Арканара создает уникальную атмосферу, словно встреча двух временных потоков в одной точке пространства. Это не просто конфликт культур, это столкновение эпох, грозящее разорвать ткань реальности.

"Человек рождается слабым. Сильным он становится тогда, когда нет вокруг никого сильнее его", – мудро замечает Будах, обнажая парадокс власти и ответственности.

11 парадоксов прогрессорства

Говоря о парадоксах прогрессорства в книге "Трудно быть богом", можно выделить следующие критические противоречия:

1. Парадокс вмешательства. Прогрессоры стремятся ускорить развитие общества, но при этом не имеют права напрямую вмешиваться в его естественный ход. Это создает постоянное внутреннее напряжение у героев, вынужденных балансировать между желанием помочь и необходимостью соблюдать невмешательство.

2. Парадокс морального превосходства. Земляне считают себя морально и технологически превосходящими арканарцев, но вынуждены притворяться такими же, как они. Это приводит к внутреннему конфликту и ставит под сомнение истинное моральное превосходство прогрессоров.

3. Парадокс исторической боли. Прогрессоры стремятся избавить другие цивилизации от страданий, через которые прошло человечество, но именно эти страдания сформировали их самих. Возникает вопрос: не лишат ли они другие цивилизации важного опыта, пытаясь оградить их от боли?

4. Парадокс культурного релятивизма. Прогрессоры оценивают другие общества с позиции своей культуры, но при этом должны уважать чужие традиции и ценности. Это создает постоянное противоречие между их собственными убеждениями и необходимостью принимать чужой образ жизни.

5. Парадокс ответственности. Обладая огромными знаниями и технологиями, прогрессоры несут огромную ответственность за свои действия, но при этом не могут полностью контролировать последствия своего влияния на другие общества.

6. Парадокс свободы воли. Прогрессоры стремятся направить развитие общества в определенное русло, но при этом должны сохранить свободу выбора для его членов. Это создает противоречие между желанием контролировать и необходимостью предоставлять свободу.

7. Парадокс технологического превосходства. Земляне обладают невероятными технологиями, но вынуждены скрывать их, чтобы не нарушить естественный ход развития общества. Это приводит к постоянному внутреннему конфликту между возможностями и ограничениями.

8. Парадокс эмоциональной вовлеченности. Прогрессоры должны оставаться объективными наблюдателями, но неизбежно эмоционально вовлекаются в жизнь изучаемого общества. Это создает риск принятия необъективных решений под влиянием эмоций.

9. Парадокс долгосрочных последствий. Действия прогрессоров направлены на улучшение жизни общества в долгосрочной перспективе, но могут приводить к краткосрочным негативным последствиям. Это ставит вопрос о моральной оправданности их действий.

10. Парадокс культурной ассимиляции. Прогрессоры стремятся сохранить уникальность изучаемой культуры, но само их присутствие неизбежно влияет на нее. Возникает вопрос: не уничтожают ли они то, что пытаются сохранить?

11. Парадокс божественности. Прогрессоры обладают почти божественными возможностями с точки зрения местных жителей, но остаются людьми со всеми человеческими слабостями и ограничениями. Это создает постоянное противоречие между их воспринимаемым статусом и реальной сущностью.

Философские идеи: вечные вопросы в новом свете

Свобода воли vs. детерминизм. Могут ли земляне изменить ход истории Арканара? Или все предопределено, словно движение звезд по небосводу? Этот вопрос звучит особенно остро в контексте современных дебатов о свободе воли и нейронауке, словно эхо, отражающееся от стен лаборатории времени.

Ответственность знания. Румата обладает знаниями, способными изменить мир Арканара. Но имеет ли он право их использовать? Это вопрос, актуальный для каждого ученого и политика, словно дамоклов меч, висящий над головой каждого, кто обладает силой изменить мир.

"Вы не боги, вы судьи", – говорит Будах, подчеркивая тяжесть ответственности, лежащей на плечах землян, словно атлант, держащий небесный свод.

Язык и стиль: симфония слов

Язык Стругацких в "Трудно быть богом" - это симфония слов, где каждая нота звучит в унисон с душой читателя. Они виртуозно сплетают:

• Высокий стиль средневековых диалогов, звенящий, как клинок толедской стали

• Научную терминологию землян-наблюдателей, холодную и точную, словно скальпель хирурга

• Живые, сочные обороты простонародной речи, пахнущие хлебом и потом

Эта языковая алхимия создает уникальный сплав, в котором прошлое и будущее сливаются в вечное настоящее человеческой души.

"Целыми неделями тратишь душу на пошлую болтовню со всяким отребьем, а когда встречаешь настоящего человека, поговорить нет времени", – сетует дон Румата.

В его словах слышится эхо вечной человеческой трагедии одиночества среди толпы.

В этом калейдоскопе слов и образов рождается новая реальность, где каждый читатель находит отражение собственных страхов, надежд и сомнений. Стругацкие создали не просто книгу - они сотворили зеркало, в котором отражается душа человечества, со всеми ее изъянами и величием.

"Трудно быть богом" - это не название, а приговор каждому, кто осмелится взять на себя ответственность за судьбы других. Это крик души, застрявшей между долгом и совестью, между знанием и действием.

Критический взгляд: алмаз с трещинами

Этот роман - настоящий литературный бриллиант, сверкающий гранями философской мысли! Но даже в самом совершенном камне порой прячутся микротрещины. Давайте же взглянем на них через лупу беспристрастного анализа, не забывая, впрочем, что именно эти несовершенства порой придают драгоценности особый шарм.

Идеализация землян-коммунаров. Как наивный румянец на щеках юной девушки, она может вызвать снисходительную улыбку у искушенного читателя наших дней. Но разве не в этой вере в лучшее будущее кроется очарование утопии?

Как писал Оскар Уайльд: "Карта мира, не включающая Утопию, не стоит даже беглого взгляда".

Финал повести. Словно недопитый бокал изысканного соанского вина, он оставляет послевкусие незавершенности. Но не в этом ли его гениальность?

Как сказал бы Чехов: "Искусство писать - это искусство вычеркивать".

Может, Стругацкие намеренно оставили нам пространство для размышлений, как художник оставляет на полотне незаполненные участки?

Женские персонажи. Да, они словно наброски углем на полях рукописи - едва намеченные, почти прозрачные. Но разве не так же выглядит женщина в глазах мужчины, погруженного в пучину морального выбора когда на чаше весов лежат человеческие жизни?

Набоков: "Литература - это изобретение другой природы".

Но эти шероховатости - лишь песчинки на весах Фемиды, когда на другой чаше лежит монолит гениальности Стругацких. Их произведение - как древний фолиант, каждое прочтение которого открывает новые смыслы.

"Но больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми", - шепчет Дон Румата.

Эти слова эхом отдаются в наших душах, заставляя вздрогнуть от осознания собственных страхов.

Влияние и актуальность: пророчество, завернутое в фантастическую обертку

Я думаю, роман "Трудно быть богом" - это настоящая машина времени, портал в будущее, замаскированный под научную фантастику. Стругацкие, словно древние оракулы, предвидели вопросы, которые будут терзать человечество десятилетия спустя.

Этика вмешательства. О, как актуально это звучит сегодня! Словно заголовки газет оживают на страницах книги. Каждый день мы балансируем на грани между желанием помочь и страхом навредить.

Махатма Ганди говорил: "Будь тем изменением, которое ты хочешь видеть в мире".

Границы допустимого насилия. Эта тема звенит, как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. В мире, где добро и зло так часто меняются местами, кто решит, где проходит эта граница?

"Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем"- Ницше.

Ответственность знания. Бремя Прометея, вечно терзающее умы человечества! В эпоху, когда информация правит миром, мы все немного доны Руматы, балансирующие между знанием и действием.

Спайдермен сказал бы (да, я не боюсь смешивать): "С большой силой приходит большая ответственность".

"Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные", - пророчествует Дон Румата.

Слова Руматы, как предупреждение, как набат, призывающий нас к бдительности.

Заключение: вечная классика

Некоторые вещи не подвластны времени, "Трудно быть богом" как философский камень, превращающий свинец повседневности в золото мысли. Это зеркало, в котором отражается не только прошлое и настоящее, но и туманные очертания будущего.

Несмотря на мелкие трещинки, этот литературный алмаз продолжает сверкать, отражая свет человеческой мудрости и глупости, надежды и отчаяния. Она не дает нам готовых ответов, но учит задавать правильные вопросы.

Как сказал бы Сократ: "Я знаю, что ничего не знаю".

"Если бог берётся чистить нужник, пусть не думает, что у него будут чистые пальцы…" - эти слова Дона Руматы звучат как предостережение всем, кто мнит себя спасителем человечества.

Они напоминают нам о цене, которую приходится платить за вмешательство в ход истории.

Рейтинг: 9/10

Глубина идей: 10/10
Проработка персонажей: 8/10
Стиль повествования: 9/10
Актуальность: 9/10

"Трудно быть богом" - пропуск в мир большой литературы, ключ к пониманию человеческой природы. Прочитать ее - все равно что пройти курс философии, психологии и политологии, но только гораздо увлекательнее и без занудных лекций.

Вопрос для дискуссии

О, этот вечный вопрос, преследующий каждого читателя! Представьте себя на месте Дона Руматы. Вы - бог среди людей, всесильный и всезнающий. Но каждое ваше действие может изменить ход истории, разрушить судьбы тысяч людей. Что бы вы выбрали? Остаться безучастным наблюдателем, позволяя злу торжествовать? Или рискнуть всем, пытаясь изменить мир к лучшему? И самое главное - какую цену вы готовы заплатить за свой выбор? Свою душу? Свою человечность?

Больше историй на нашем канале в Дзен: https://dzen.ru/electricdreamsstories

В реальной же мировой  истории существовал кардинал Фабрицио Руффо, который вполне мог послужить Стругацким для создания образа дона Рэбы.

Сходство их в том, что Руффо тоже решил свои политические задачи путем мобилизации темных, невежественных и фанатичных люмпенов (лаццарони) против тех, кто пытался добиться хоть какого-то социального прогресса в стране.

В 1790-е годы Неаполь присоединился к Первой коалиции против революционной Франции. В 1796 году война с Францией закончилась, и государства установили дипотношения. Понятно, что королева  Мария-Каролина терпеть не могла Французскую  республику, казнившую ее собственную сестру Марию-Антуанетту. К возобновлению войны с Францией побуждал неаполитанскую королеву и английский двор через лорда и леди Гамильтон. И вот в 1796 году армия Бонапарта вязнет в Египте, армии Директории терпят поражения в Северной Франции, а французский флот разбит при Абукире лордом Нельсоном. Час мести, казалось, настал.
В Неаполе Фердинанд и Мария-Каролина встречали лорда Нельсона как героя. Во время этого  триумфа и зародился знаменитый роман одноглазого адмирала и леди Гамильтон, при чем связь эту в тот момент поощряли и законный муж Эммы и ее любовница - королева Мария-Каролина (их связывали лесбийские отношения). Французский посол в Неаполе заявил протест против столь демонстративного лобзания с врагами Франции и объявил войну от имени своего правительства. Тогда Фердинанд и начал череду своих невероятных глупостей.
Вот, кстати, эта знаменитая парочка - Нельсон и леди Гамильтон:

Первой из глупостей короля было вторжение в оккупированный французами Рим. Фердинанд триумфально въехал в Вечный город и отправил оттуда письмо Пию VI с сообщением, что враги Святого престола повержены. Появление французской армии под командованием Шампионне вынудило Фердинанда отступить да что там! бежать, бросив армию.
Боясь французов, Фердинанд даже не пытался защищать свою столицу, а ночью переправился со своей семьей на английский флагман "Vanguard", которым командовал Нельсон. Бегство это случилось 21 декабря 1798 года. Напрасно делегации горожан и знати умоляли короля вернуться во дворец или, хотя бы, избрать для отъезда корабль неаполитанского флота. Перепуганный король верил только жене, та верила только леди Гамильтон, а последняя была без ума от лорда Нельсона. 23 декабря английский флот покинул Неаполитанский залив и через три дня прибыл в Палермо. По пути флот настигла буря, корабль чудом избежал гибели, а во время переезда умер один из королевских сыновей.
Брошенная королем столица была сдана французам королевским наместником. Узнавшие о капитуляции лаццарони перебили всех, заподозренных в профранцузских симпатиях, и в течение нескольких дней защищали Неаполь. Понятно, что регулярная французская армия разбила восставших, и 23 января 1799 года в Неаполе была провозглашена Партенопейская песпублика. Так Фердинанд  лишился своих континентальных владений и остался лишь Фердинандом III Сицилийским.
Но фортуна переменчива. Или выражаясь благочестиво, Провидение было все же на стороне католического монарха, а не безбожников-революционеров. Правда, орудием Провидения в силу своей тупости и запуганности Фердинанд быть не мог. Вместо короля отвоевывать государство отправился кардинал Фабрицио Руффо (1744-1827).
Итак, кардинал Руффо с горсткой приверженцев высадился в Калабрии 8 февраля 1799 года и объявил Священную войну против безбожников-французов и их приспешников-республиканцев. Поддержка Руффо была массовой, города один за другим сдавались кардиналу, а его армия стремительно росла. Понятно, что простому обывателю вся эта война была по барабану, и поэтому большинство кардинальской армии составляли, как бы сказать помягче, отъявленные подонки из числа лаццарони - тогдашних люмпенов. Зверские убийства республиканцев, насилия, грабежи - все это было составляющей стремительного продвижения Руффо к Неаполю. Историки до сих пор спорят, сознательно ли Руффо избрал такую зверскую тактику или просто махнул рукой на действия своих приверженцев. Наиболее известным "зверем" армии Руффо был человек по имени Фра Диаволо (каково имечко!), который любил на досуге попивать кровь своих врагов из их же черепов. Впрочем, по версии в романе Александра Дюма "Луиза Сан-Феличе", кровь врагов (причем, еще живых) пил мясник Гаэтано Маммоне, чей образ ну точно просится в роман Стругацких.
Тем не менее, вся эта кампания официально называлась армией Святой веры (Санта-Феде), а члены этой банды-армии остались в истории с именем санфедистов. И термин этот стал нарицательным для обозначения "контрреволюции снизу" , прикрывающейся христианскими знаменами.

Фра Диаволо собственной персоной:

К сожалению, в этой войне российский император Павел I ошибочно оказался на неправильной стороне истории - вступил в союз с извечным и историческим врагом России - Англией. Поэтому армия и флот России во главе с Суворовым и Ушаковым воевали на стороне Англии и Фердинанда. Именно успехи русской армии и флота обеспечили победу Руффо, потому что отвлекли силы французов. Позже Павел I поймет свою историческую ошибку и начнет склоняться к союзу с Францией против Англии но будет уже поздно: пробританский заговор завершится его убийством.
В июне 1799 года (прошло каких-то четыре месяца) Руффо был уже под Неаполем. Чтобы избежать ненужного кровопролития, Руффо обещал республиканцам амнистию, а желающим - даже возможность эмигрировать. Кардинал все же был официальным королевским наместником. Республиканцы поверили ему и сложили оружие.
И вот тут-то и начинается следующая подлая страничка жизни короля Фердинанда. Пока Руффо одерживал победы и убивал революционеров, пусть и руками санфедистов, король ему доверял. Как только Руффо завершил войну, король моментально устранил его. В Неаполь прибыл Нельсон, который от имени короля сообщил, что условия мирного соглашения Фердинандом не приняты. Повезло только тем, кто, сомневаясь в слове Руффо, успели уехать. Все же, кто поверил кардиналу, пали жертвами невиданных в истории Неаполя массовых репрессий. Руффо в знак протеста, подал в отставку, и уехал. На это демарш уже никто не обратил внимания.
Первым был казнен неаполитанский адмирал Караччоло, потомок знатнейшего рода. Король в свое время бежал из Неаполя в Палермо не на флагманском корабле своего флота, а на нельсоновском фрегате. Оскорбленный Караччоло перешел на сторону республиканцев. Теперь же Караччоло был обманом заманен на корабль Нельсона и здесь повешен на глазах всего Неаполя. Дальше - больше, были повешены все члены республиканского правительства. Одним из министров была женщина, и для большего поругания для нее была выделена виселица повыше, чтобы чернь полюбовалась наготой несчастной. На островах расправу творили англичане. Так, католические священники на Прочиде поголовно перешли на сторону республиканцев, за что их также повесили. Поскольку лица духовного звания не могли быть казнены, их предварительно лишили сана и отрубили пальцы на правой руке, дабы те не могли уже ни благословлять паству, ни служить предсмертную мессу.
Пересказывать все ужасы, которые творили торжествующие монархисты, нет смысла - так это мерзко. Ужаснее всего, что и просвещенный адмирал Нельсон был активным участником этих репрессий. Все это делалось, разумеется, с ведома и по прямому приказу Фердинанда.
Репрессии продолжались почти год.

Но советская историография, которая единственная была доступна Стругацким, подавала образ Руффо как вдохновителя убийств, отсюда у них столь отвратителен дон Рэба. Между тем, Руффо после занятия Неаполя, напротив, пытался остановить бессмысленные казни, за что и был отстранен от дел Фердинандом. Это присутствует и в романе "Луиза Сан-Феличе", но книга была практически незнакома советским читателям и вряд ли прочитана Стругацкими.

Вообще, в произведениях советского периода часто встречаешь вымышленных персонажей, которые идеально подходят под реальные фигуры исторического масштаба. Например, один из положительных персонажей фильма "В моей смерти прошу винить Клаву К." (снят в 1979 году), личность очень сильная и целеустремленная уже в возрасте 15 лет, необыкновенно соответствует молодому... Вообщем, одному из всем известных сегодня людей, которого мы достаточно часто видим по  телевизору, имеющему серьезный вес в мировой политике. Аналогии между ними я попытался проследить в другой заметке - https://www.litprichal.ru/work/515267/, там же можно посмотреть фильм и убедиться своими глазами.

Будах отодвинул от себя опустевшее блюдо из-под пирожков.

- Вы задаете странные вопросы, дон Румата, - сказал он. - Забавно, что те же вопросы задавал мне благородный дон Гуг, постельничий нашего герцога. Вы знакомы с ним? Я так и подумал... Борьба со злом! Но что есть зло? Всякому вольно понимать это по-своему. Для нас, ученых, зло в невежестве, но церковь учит, что невежество - благо, а все зло от знания. Для землепашца зло - налоги и засухи, а для хлеботорговца засухи - добро. Для рабов зло - это пьяный и жестокий хозяин, для ремесленника - алчный ростовщик. Так что же есть зло, против которого надо бороться, дон Румата? - Он грустно оглядел слушателей. - Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.

- Мир все время меняется, доктор Будах, - сказал Румата. - Мы знаем время, когда королей не было...

- Мир не может меняться вечно, - возразил Будах, - ибо ничто не вечно, даже перемены... Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира? Нет зданий прочнее пирамидальных, это вам скажет любой знающий архитектор. - Он поучающе поднял палец. - Зерно, высыпаемое из мешка, не ложится ровным слоем, но образует так называемую коническую пирамиду. Каждое зернышко цепляется за другое, стараясь не скатиться вниз. Так же и человечество. Если оно хочет быть неким целым, люди должны цепляться друг за друга, неизбежно образуя пирамиду.

- Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? - удивился Румата. - После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы...

- Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим... Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека.

- А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?

- На это способны только высшие силы...

- Но все-таки, представьте себе, что вы бог...

Будах засмеялся.

- Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!

- Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?

- У вас богатое воображение, - с удовольствием сказал Будах. - Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами...

- Вы мне льстите... Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..

Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.

- Что ж, - сказал он, - извольте. Я сказал бы всемогущему: "Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей".

- И это все? - спросил Румата.

- Вам кажется, что этого мало?

Румата покачал головой.

- Бог ответил бы вам: "Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими".

- Я бы попросил бога оградить слабых, "Вразуми жестоких правителей", сказал бы я.

- Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.

Будах перестал улыбаться.

- Накажи жестоких, - твердо сказал он, - чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.

- Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.

- Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.

- И это не пойдет людям на пользу, - вздохнул Румата, - ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.

Не давай им всего сразу! - горячо сказал Будах. - Давай понемногу, постепенно!

- Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.

Будах неловко засмеялся.

- Да, я вижу, это не так просто, - сказал он. - Я как-то не думал раньше о таких вещах... Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, - он подался вперед, - есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!

Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках...

- Я мог бы сделать и это, - сказал он. - Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?

Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:

- Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными... или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.

- Сердце мое полно жалости, - медленно сказал Румата. - Я не могу этого сделать.

P.S: Любимый отрывок из книги.