Хоррор
Телеграм - Смешно до икоты!
Ответ на пост «Испуг»
Был у меня такой случай этим летом. Собираемся в другой город, договариваюсь с другом, что остановимся у него (большой дом). Он живет с девушкой и ребенком. Мы должны приехать поздно ночью, и договорились, что он дверь на ночь не закрывает, мы просто заходим и проходим в первую комнату - гостевую и спокойно распологаемся там (мы и сами с детьми). А утром уже увидимся на завтраке.
И вот, время полчетвёртого ночи/утра, я подъезжаю к дому, дети спят в машине. Я беру какие-то вещи, иду в дом, чтобы сразу всё нужное на ночь отнести и вернуться за детьми.
И вот, картина. Ночь, темнота. Я уже на грани проваливания в сон от усталости и поздней ночи, открываю дверь чужого дома, свет не горит. Но в глубине дома есть большой зал, и большая прихожая через арку переходит в него. И с порога я вижу, как в конце этого зала в темноте горит тусклый свет ночного светильника, в пятне этого света, среди полной темноты, на полу, в центре комнаты сидит мальчик лет 10 и собирает конструктор. В полчетвертого ночи, блять. И меееедленно так отрывается от конструктора, поворачивает голову и смотрит неотрывно на меня. Прямо как в фильмах ужасов.
- Здравствуй.
- Здравстуйте.
- Мы в гости приехали, думали все спят.
- Я знаю. Я вас жду. Проходите.
Я сначала подумал, что я уже давно задремал и это глюки! Прошел в боковую комнату. Положил вещи, возвращаюсь в машину. Прохожу прихожку, голову поворачиваю - ни мальчика, ни света, ни конструктора - пусто. Мне становится как-то стремно вообще тут останавливаться. Спустя пару секунд включается мозг и я понимаю, что пацан-то этот - ребенок девушки друга, который просто играл на полу...вроде отпустило.
Уже утром выяснилось, что пацан проснулся ночью и долго не мог уснуть и решил поиграть в конструктор. Пока играл - заигрался надолго, а там и мы приехали. Пока я вещи относил, он за 10 секунд собрал весь конструктор и ушел спать.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Миазмы
Город Воронеж, остановка «Дом архитектора», бывший «Детский мир». Заброшенный подземный переход: четыре лестницы, соединённые двумя широкими бетонными трубами, — посреди одной найден растерзанный труп молодого парня. При обыске остатков верхней одежды, среди прочих личных вещей, был обнаружен флеш-накопитель объёмом 16 гигабайт, с одним текстовым документом — письмом неизвестному адресату — и несколькими фотографиями.
⠀
Содержащийся в документе текст приведён без сокращений. Фотографии засекречены и не могут быть опубликованы.
⠀
⠀
Самым трудным было осмыслить всё и решиться написать это. Психолог говорил, что мне нужно писать, когда становится страшно.
⠀
Прости за странное начало, мне нельзя останавливаться и обдумывать написанное, времени всё меньше.
⠀
Самое странное, что можно было сделать в моей ситуации — это сесть за компьютер и написать о произошедшем, но иначе я не могу успокоиться. Меня колотит, ноги отказываются идти.
⠀
Я не могу позвонить тебе, не могу написать сообщение, мне кажется, что нависшей надо мной опасности под силу прослушивать звонки и контролировать мои выходы в интернет. Поверь, я не хочу подставлять тебя и тем более подвергать опасности, но предупредить просто обязан, чего бы мне это не стоило.
⠀
Ты, наверное, помнишь, что у меня в конце коридора из-за шкафа выглядывает дверной косяк. Дело в том, что до нашей семьи в этой квартире жил какой-то чиновник. Он пробил в стене дыру и соединил две квартиры, чтобы жилплощадь увеличить. Потом его посадили. А мы, как въехали, эту дверь заварили. Мама собиралась её обоями заклеить, но что-то не сложилось. А потом, как они с отцом погибли, мне стало совсем не до этой ерунды.
⠀
Ты не смейся только, я не мистифицирую. Квартира по другую сторону двери, кажется, какая-то нехорошая. Чиновника посадили вскоре после объединения квартир — это первое. До него там жили два брата, монтажники какие-то, и оба через пару недель после переезда на одном турнике посреди коридора повесились — это второе. Кто до них там проживал, не знаю, но мой сосед снизу говорит, что про неё ещё с начала нулевых разные байки ходят. Говорили, что там в стене арматура радиоактивная замурована, представляешь. Люди ходят, спят, едят, а сами постепенно слетают с катушек и умирают. А ещё на остановке знакомую бабку расспросил, говорит, в конце девяностых там какой-то маньяк трёх беспризорников удерживал, приковал их на цепи к трём батареям в комнате, чтобы они друг до друга не добрались, и оставил умирать.
⠀
Мне после всех этих историй как-то неспокойно стало. Хожу по коридору, кошусь на эту дверь, а в груди всё инеем покрывается. Прикупил себе в хозтоварах железный засов, кое-как приладил эту железяку к двери, четыре самореза испортил, но вроде крепко посадил. Только не помогло мне. Смотрю на эту конструкцию и, знаешь, бывает смотришь на молодую мать с коляской, и вот она останавливается, на секунду отрывает руку, телефон достать или нос почесать, а ты смотришь на эту коляску, которую никто не держит, и сердце от жути сжимается. Мать вроде рядом, в паре сантиметрах, но она не держит коляску! Вот и здесь, вроде всё на месте, сварочный шов, засов, но как будто что-то не так. Ну я и задвинул дверь шкафом, забил его всяким хламом, для веса, и вроде отлегло.
⠀
А на прошлой неделе, через пару дней после нашей с тобой последней встречи, я услышал, как кто-то в эту дверь стучит! Дело было утром, я только-только открыл глаза, проснулся раньше будильника, а в по двери что-то колотит. Меня точно пришили к простыне, даже пошевелиться не мог, уже придумал себе, что это зло из пустой квартиры проголодалось и ко мне пришло. А потом до меня донёсся сначала громкий кашель, а потом разговоры. Меня отпустило. Решил, что злая квартира получила новых жильцов.
⠀
Но вот в чём дело. Голоса слышу, и кашель противный, такой свистящий и одновременно влажный. Но слов разобрать не могу, и тогда не смог. Как будто от деменции загибаюсь, звуки знакомые, интонации тоже, и слышимость хорошая, а смысл фраз понять не могу.
⠀
В тот же день встретил на лестничной клетке соседку, которая живёт напротив, и между делом поинтересовался, не знает ли она чего о новых жильцах. Та только плечами пожала и вниз потопала.
⠀
А вечером, когда пришёл с работы, пока искал ключи в кармане, как-то невзначай на соседскую дверь посмотрел, и, ты только представь, в этот самый момент, как я голову повернул, с той стороны кто-то засмеялся. Издевательски так, точно напугать меня хотел. А я по дурости своей возьми да в ответ засмейся, тоже с такой зловещей интонацией. И вдруг оттуда со страшной силой ударили, железная дверь ещё секунд пять дребезжала. Меня пот прошиб, я чуть губу себе не откусил от ужаса, быстро открыл свою дверь и заперся изнутри. Потом немного успокоился, но осадок неприятный остался, всё-таки больше их тут живу, а они, новосёлы хреновы, меня пугать вздумали.
⠀
Посреди ночи подскочил с кровати…
⠀
Веришь вот, сейчас пишу это, а у самого пальцы леденеют, ты даже не представляешь, как мне страшно, с ума бы не сойти.
⠀
Посреди ночи, говорю, подскочил с кровати, и не пойму никак, что произошло. В голове сразу тихий хриплый шёпот напомнил золотое правило, мол, если проснулся ночью без причины, значит на тебя кто-то смотрит. А я вообще ничего не вижу, темнота абсолютная, даже собственных рук не разглядеть. Начал себя по щекам хлопать, а они у меня в мурашках. Лоб в поту, в горле сухо, а в душе пожар, чувствую, что сейчас завою от ужаса, но ещё больше боюсь звук издать.
⠀
И тут прямо подо мной смех. Ох, боже, я сейчас весь продрог, писать это страшно, от макушки до ног как иголками прошлись. А ты представь мои чувства в ту ночь. Смех тихий, но по-прежнему издевательский. Я быстрее на пол, упал неудачно, коленом в стену въехал, но стерпел. До выключателя кое-как допрыгал, хлопнул по нему, думаю, сейчас тварь прямо у меня перед лицом окажется. Но в комнате пусто, ни души, кроме меня, всего мокрого и дрожащего, как на морозе.
⠀
Постепенно обмозговал ситуацию. Всё никак не мог понять, как подо мной мог кто-то смеяться. Кровать у меня сборная, помнишь же? Без основания, матрас на ДСП, а они на трёх опорах. Никак под меня не залезть, только если матрас поднимать и в щели проскакивать. И вот стою я, думаю об этом, чувствую, что колени начинают трястись. Видимо, подсознание уже догадалось, а я за ним ещё не успел. И вдруг, как обожженный, выбежал из спальни, на кухне схватил нож и вжался в угол. Я решил, что этот смеющийся упырь поднял кровать, залез под неё, а потом она стукнулась об пол, отчего я и проснулся.
⠀
Сидел в углу минут десять, если не больше, потом на ватных ногах дошёл до входной двери, проверил замки, убедился, что всё закрыто. Сам проскользнул в гостиную, включил музыку на компьютере, чтобы не страшно было, и пошёл твёрдым шагом с ножом в руке прямиком за чудовищем. Еле поднял кровать с матрасом, но никого не нашёл.
⠀
На следующий вечер пригласил в гости Ларису, она с собой притащила своего корги, говорит, пусть побегает тут, пока мы кино смотрим. Я всё думал, рассказывать ей про ночь или нет, ещё подумает, что я трус какой-то. Но решился всё-таки. Она меня сразу успокоила, сказала, что часто на границах сна — когда уже почти уснули или только проснулись — люди слышат разные звуки. Например, думаешь о том, как тебя дед по имени зовёт, и отчётливо слышишь его голос. Или вспоминаешь мелодию будильника и вздрагиваешь от неё, хотя в комнате тишина. А у меня вот смех отпечатался в памяти.
⠀
И знаешь, помогло, как камень с души. Я уже себя трижды проклял за то, что вместо действий, вертелся на месте, как флюгер, становясь то параноиком, то бесстрашным рационалистом. Но к несчастью спокойствие длилось недолго. Мы сидели перед телевизором в гостиной, когда Ларисин корги принёс в зубах глаз. Я сфотографировал его, это не бутафория и не похожий кусок курицы, а настоящий глаз! И рожа у пса в кровище, мы уж думали, что поранился, но он даже не скулил, положил рядом с нами эту мерзость и сел рядом. Лариса в панике потащила питомца в ванную, обмыла, вытерла, ещё раз осмотрела, нет ли ран. А я тем временем места себе не находил, как заведённый по квартире носился, во все углы заглядывал, и как будто неведомая сила мне мозги запудрила, ты только подумай, не удосужился проверить за шкафом в коридоре.
⠀
Не помню уже, что на нервах сказал Ларисе, извинялся за что-то, искал объяснения, но мысли путались, язык заплетался. Проводил её до остановки, а сам как вернулся, так словно прозревший быстрее к шкафу. А там вся заваренная дверь в крови. Ты не подумай, что я напутал или на нервах себя накрутил, все фотографии ищи на флешке.
⠀
И кровь не пятнами стелется, а сочится из щелей по бокам. Меня, наверное, всего свело судорогой. Я с омерзением дотянулся до медной ручки, дёрнул на себя, и дверь поддалась. Никакого сварочного шва не было, теперь оттуда брызгали красные струйки, в нижней щели что-то застряло и противно хлюпало. Это были подгнившие кусочки мяса, и я почему-то очень сомневаюсь, что оно принадлежало какому-нибудь известному животному.
⠀
И эта чёртова дверь, она показалась мне такой хлипкой и ненадёжной. Только прилаженный мною же засов сдерживал ту мерзость, что изо всех сил старалась пробиться с той стороны в мою квартиру.
⠀
И этот запах. Так смердит мясо, забытое на неделю в целлофановом пакете. Он вони заболели виски, в груди зашевелились вязкие потоки рвоты. Я ринулся к компьютеру, хотел написать Ларисе. Съедающее меня изнутри чувство вины межевалось с выжигающим душу ужасом. Было очень неудобно, что её пёс мог отравиться гнилым мясом, подброшенным соседями, но в то же время я понимал, что переживать об этом в моём положении — несусветная глупость.
⠀
Пошевелил мышкой. Монитор зажёгся. И увиденное сломало что-то внутри меня. На экране большими буквами было напечатано: «СНИМИ ЗАСОВ, СВОЛОЧЬ».
⠀
Я верю тем, кто заявляет, что за ночь поседел от ужаса. По волосам словно пропустили ток, я затрясся, будто приговорённый на электрическом стуле. В припадке уронил со стола клавиатуру, разбил кружку с недопитым кофе, скрутился, как раненый в живот, и едва не задохнулся от кома в горле.
⠀
Как нашатырный спирт на меня подействовал звонок телефона. Взяв себя в руки, я поднял трубку, даже не обратив внимания, что звонят со скрытого номера. Тихий старческий голос в приказном тоне пробурчал: «Не смей звонить никому, падла…»
⠀
Я не дослушал, сбросил и дрожащими пальцами набрал «02». Пошли гудки, потом неприятные стуки бьющейся о пластиковый корпус трубки, а затем послышался голос: «Я же сказал, не вздумай, скотина!» Слова разрывной пулей влетели в голову.
⠀
Еле поднялся, вышел в коридор, взял куртку, хотел покинуть квартиру, но, взявшись за ключ, услышал смех в подъезде. Вернуться бы сейчас в прошлое и отвесить себе звонкую пощёчину, отогнать от глазка, не дать увидеть то раздирающее сознание порождение, занявшее лестничную клетку.
⠀
Господи, как же мне страшно вспоминать это воплощение уродства. Я могу ошибаться в деталях, но в общих чертах ошибиться невозможно. Пёстрые жёлтые трубы, покрытые чёрными перьями и извивающиеся, как дождевые черви, тянулись из соседней квартиры к большому, размером с дверь, мохнатому комку. Из этого эпицентра мерзости прорастали тонкие, как у мухи, лапки и бурые изогнутые отростки, походящие на обугленные культи человеческих рук. Всё это создание извивалось, тряслось, сворачивалось в невозможные формы и растягивалось, испуская чёрный дым. До сих пор жалею, что не успел его сфотографировать.
⠀
Я отпрянул от глазка и помчался в другой конец коридора, проверить засов, как вдруг обнаружил, что моё лицо и руки покрыты мерзкой серой плёнкой, походящей на молочную пенку. Содрал её с себя, бросил на пол, добежал до засова. Дверь, посвистывая смазанными кровью петлями, болталась взад-вперёд. Засов всё ещё держался, но пара удерживающих его саморезов уже поблескивала верхней частью резьбы, будто намекая мне, что в квартире больше нельзя задерживаться. Но куда я мог пойти? Ведь на лестничной клетке всё ещё смеялся ужасный выродок.
⠀
Тогда я забаррикадировал обе двери, а сам заперся в гостиной, сел за компьютер и стал писать это.
⠀
Обещаю, я постараюсь как можно быстрее найти какой-нибудь способ запечатать этот кошмар и не дать ему расползтись дальше. Как будет возможность — сразу с тобой свяжусь. Главное — сохрани фотографии.
⠀
Моя квартира уже заполнилась проклятыми миазмами этой гадости, просочившейся из соседней квартиры. Но я чувствую, что пока пишу, прилипнув к монитору, им до меня не добраться. Так легче переживать окружающий кошмар.
⠀
Теперь я намериваюсь сохранить всё, вылезти из окна на крышу магазина, спрыгнуть на землю. И, понимаешь, я будто чувствую, что меня караулят под окнами, этот смеющийся урод точно кинется за мной, на этот счёт сомнений не осталось. Но я придумал, как его запутать, я перебегу дорогу по закрытому переходу! Осталось только решиться. Флешку брошу в твой почтовый ящик. И если ты сейчас читаешь это, то у меня получилось, и не всё ещё потеряно.
----
Автор: Евгений Шорстов | @Shorstov
2022
© Все права на озвучивание рассказа принадлежат YouTube-каналу DARK PHIL. Другие озвучки будут считаться нарушением авторского права. Благодарю за понимание!
Послушать можно здесь
Брюзга
Страшна в России старость. А одинокая старость вдвойне страшнее.
⠀
Моё столкновение с ужасными событиями, описанными ниже, случилось в начале года, когда я твёрдо решил добить нужную сумму денег на собственную квартиру. Начал работать удалённо, в свободные дни впахивал грузчиком на промзоне. Стал ужасным скрягой, трясся за каждую копейку, ел в забегаловках и точках быстрого питания, брал первое, мясо и побольше мучного, чтобы пополнить силы и не перегореть посреди рабочего дня.
⠀
До заветной цели оставалось около ста тысяч, когда я съехал из прекрасной съёмной двушки в трёшку в том же доме, но в соседнем подъезде. Правда снимал я не всю квартиру, а одну комнату, справа от ванной и туалета. Здесь я планировал остаться на пару месяцев и уже весной освоить собственную жилплощадь.
⠀
Хозяином квартиры был Толик — неприятный на вид худосочный дед с пухлыми губами и низким морщинистым лбом.
⠀
Свой рассказ я пишу, что называется, по горячим следам. В той панике, что властна надо мною сейчас, я могу упустить какую-нибудь мелочь или не сделать очевидного вывода, но мне действительно важно поделиться с вами той обидой и страхом, что меня переполняют.
⠀
Во избежание необоснованной критики хозяина моей комнаты расскажу о его личности. Толика действительно никто не любил. Хозяином он был отличным, однако соседом — ужасным. На своём веку, если верить сплетням, что я слышал, Толик сжил с десяток соседей сверху и трёх — снизу. Вывести из себя его могло что угодно, от частого топота и звуков телевизора до неприятного скрежета тела по кафельной ванной и, как он сам говорил, громкого кашля, который рвёт ему душу.
⠀
Соседей снизу он изводил сам, но делал это мастерски. Стоило люстре на потолке еле заметно дёрнуться от шагов наверху, как Толик подскакивал со своего продавленного дивана, вставал посреди комнаты и, раскачиваясь, как борец сумо, громко топал ногами до тех пор, пока снизу не начинали стучать по батарее. На любые выпады в свой адрес Толик спокойно отвечал, что всему виной не он, а его соседи сверху, обнаглевшие настолько, что своим топотом не дают жизни ни ему, ни людям, живущим ещё ниже.
⠀
Хозяйка двушки вообще шептала, что человек это страшный, связанный с нечистой силой и чёрным колдовством, однако я ей не поверил. Ко мне Толик относился хорошо. Не думаю, что дело в деньгах. Те крохи, что я платил ему за квартиру, мало кого могли задобрить. Скорее я заполнил небольшую часть той прожорливой пустоты, что уже несколько лет с аппетитом поедала старика изнутри.
⠀
Жены он лишился в начале девяностых, ушла от онкологии. Единственная дочь окончила институт и переехала куда-то на Урал. Вот и остался он в родных стенах совершенно один — без семьи и друзей. Как и любой одинокий человек Толик до смерти боялся вечеров, когда пустая квартира кажется особенно пугающей. Со мной же вечера стали весёлые. С удалённой работой я расправлялся по ночам, грузчиком трудился утром и днём, и к пяти часам обычно был полностью свободен. Мы сидели в его просторной гостиной, чаще играли в шахматы, реже — в карты. Толик, с виду такой чёрствый и противный, оказался весьма мягким и сентиментальным, к примеру третью комнату в квартире он держал закрытой, иногда убирался там и менял бельё на небольшой кровати. В этой комнате раньше жила его дочь, и Толик был свято уверен, что однажды она навестит старого отца и останется ночевать в своей родной комнатке. Однако дочь, как я позже выяснил через своего одноклассника, ныне служащего в МВД, скончалась от проблем с печенью ещё в нулевых.
⠀
Постепенно взгляд мой мылился, плохие поступки Толика будто проходили мимо, прятались в тени душевных вечеров. Соседи стали подозрительно коситься на меня, с ухмылкой расспрашивали, не извёл ли меня брюзжащий дед, но я лишь пожимал плечами и старался быстрее закончить неприятный разговор.
⠀
Неделю назад Толик ликовал. Сверху поселились новые жертвы его террора. Он, как бы между делом, рассказал мне о своём плане. Дед хотел купить в зоомагазине пищалку в виде жёлтой курицы, просунуть её в вентиляцию и ручкой от швабры давить на неё по ночам. Я было хотел ответить ему, что это плохо, что не стоит мешать другим людям, но не нашёл в себе сил. А Толик, сияющий от предвкушения очередной пакости, на радости сделал мне драгоценный подарок. Сказал, что благодарен мне за беседу и поставил на стол четырёхтомник Гайдара в зелёной обложке — издание 1955 года, почти антиквариат. Тут-то меня и сковало, я попросту не смог выдавить из себя недовольное замечание. С тех пор совместных вечеров у нас не было, началась самая страшная неделя в моей жизни.
⠀
В понедельник я взял выходной. В квартире сверху весь день громко двигали мебель, на кухне гремели чем-то тяжёлым, над моей комнатой пищал и хныкал ребёнок. Толик был рад этому шуму, хотя умело прятал радость за маской бешенства. Он стучал вилкой по батарее, но соседи не реагировали; он звонил председателю и участковому, но те подолгу не брали трубки, а потом объявляли, что разберутся и отключались.
⠀
Во вторник я вернулся домой поздно, после работы встретился с друзьями. Толик встретил меня на лавочке у подъезда, он сидел неподвижно, с сигаретой в зубах.
⠀
— Ты говорил, ужастики любишь? — спросил он, не поздоровавшись.
⠀
— Уважаю, — кивнул я.
⠀
Толик затянулся и многозначительно покачал головой.
⠀
— В восьмом часу звонок в дверь, — чуть тише начал он, — открываю. Соседи сверху, новые эти. Баба пришла, худая как спичка, с коробкой. Тянет мне, говорит, мол, от нас к вам, чтобы жить нам без ссор и ругани. Видать, наплёл кто-то уже про меня. Ну да ладно. Я коробку оставил на кухне, а сам отлить, думал, вдруг там сладкое, сейчас с чаем съем. Вернулся, а коробок на полу, раскрытый, чтоб его. Понял, нет?
⠀
Меня пробрала дрожь.
⠀
Мы поднялись в квартиру, обыскали каждый уголок, даже комнату дочки Толика, но ничего не нашли. Я предположил, что соседка принесла в коробке крысу или летучую мышь, чтобы проучить сварливого старика, предложил Толику расставить мышеловки, но тот отказался что-либо предпринимать. Он совсем поник, пожелал мне спокойной ночи и заперся у себя в комнате. Я же зарядил две мышеловки, заложил щели в двери старым байковым одеялом и провёл целую ночь за работой.
⠀
Около трёх часов из-за стены, за которой располагалась комната Толика, донеслись приглушённые голоса. Я решил, что бессонный дед включил телевизор, и не уделил странным разговорам особого внимания, и как позже оказалось — зря.
⠀
В среду днём позвонили в дверь. Толик задремал после обеда, поэтому открывать пошёл я. На пороге стояла высокая черноволосая женщина средних лет. Она спросила, не занят ли я, и смогу ли помочь её мужу поднять к ним на шестой этаж кровать.
⠀
Большая прямоугольная коробка в два метра длиной и в полметра высотой стояла этажом ниже. Меня этот факт немного смутил. Как её здоровый муж, мрачный, широкоплечий, на две головы выше меня, смог дотащить коробку только до четвёртого этажа. Однако я согласился, помог дотащить тяжёлую коробку до квартиры. Внутри было совсем пусто, ни мебели, ни других коробок.
⠀
— А где ваш малыш? — с натянутой улыбкой, из вежливости поинтересовался я.
⠀
Муж с женой переглянулись и в недоумении покрутили головами.
⠀
Я тогда подумал, что происходящее всё больше походит на завязку ужастика. Отчего-то стало некомфортно находиться в чужой квартире. Я попрощался и слинял оттуда. Остаток дня из квартиры сверху доносился странный жужжащий звук, перерастающий в противный скрип, точно кто-то орудовал шуруповёртом. К вечеру всю утихло.
⠀
Ночью вчерашние странные разговоры повторились, я приложился ухом к стене, но слышно стало хуже, и тогда меня осенило. Говорили не в комнате Толика, а где-то в глубине квартиры. Я вышел в коридор, прислушался, расслышал отчётливое «Что вам от меня надо?», донёсшееся с кухни, поежился и вернулся к себе.
⠀
Ранним утром меня разбудила страшная жажда. Я опустил ноги с кровати и наступил во что-то вязкое. В темноте было не разобрать, какой противной субстанцией был покрыт весь пол в комнате. Я шёл, опираясь на стены, едва не поскальзывался, как на льду. В груди клокотало, нарастала паника, в нос бил приторный смрад. Хлопая руками по стене, я никак не мог отыскать выключатель. В горле ужасно пересохло, каждый вздох отзывался жутким хрипом. Ноги липли к полу, точно к расплавленному асфальту. Так и не найдя выключатель, я двинулся к двери, она оказалась распахнута. Прошёл в коридор, принялся искать дверь ванной, но в кромешной тьме, казалось, не было ничего, кроме холодной пустоты и мерзко хлюпающей под ногами слизи.
⠀
— Дядь Толя! — услышал я свой хриплый голос и продрог, оцепенев от ужаса.
⠀
В другом конце коридора что-то булькнуло. Затем во тьме вырисовался силуэт, но это был не Толик, а щупленький ребёнок лет четырёх. Неожиданно люстра, подобно молнии, прыснула светом в коридор, и в жёлтой вспышке я увидел заплывшее лицо, изо рта и носа его желейными змеями рвалась блестящая слизь. Перед глазами пронеслись пугающие кадры, будто этот уродец с распухшим лицом взрослого мужчины и телом малыша выбирается из принесённой соседкой коробки и прячется в самом тёмном и пыльном уголке квартиры.
⠀
Я кинулся обратно в комнату, но сразу упал, пойманный за ногу липкой слизью. Руки увязли в противном желейном месиве, спина онемела от испуга, в локтях закололо. Мне не удавалось высвободить ногу, не доставало опоры, а из коридора тем временем донеслись шлепки. Лёжа в растяжку, прикованным к полу, с едва не выскакивающим из груди сердцем, я слушал, как они приближаются ко мне и был уверен, что это бежит изрыгающий слизь урод.
⠀
Рядом с левым ухом что-то звонко плюхнулось на пол, я дёрнулся в противоположную сторону и услышал громкий смех. Люстра расщедрилась на ещё одну вспышку, и в этом кошмарном мгновении я увидел перед своим лицом иссиня-чёрное лицо Толика, покрытое сочащимися гноем порезами. К горлу подкатила вязкая рвота, я оттолкнулся свободной ногой, с болью вырвал руку из цепкой хватки слизи и — проснулся, покрытый мурашками и потом.
⠀
Сквозь нестиранный годами тюль в комнату пробился тёмно-синий утренний свет. Первым делом я кинулся в коридор, включил свет, осмотрел пол и стены — ничего, ни единого склизкого следа. Но развернувшись, я схватился за грудь и попятился. По полу за мной тащился мокрый след блестящей слизи. Я поднял ногу, увидел, что вся она до щиколотки покрыта вязкой плёнкой. В беспамятстве ринулся к кровати, схватил смятое одеяло и в ужасе бросил его на пол. Руки вымазались в слизи. Глаза застилали горячие слёзы, в памяти жёлтыми вспышками попеременно мерцали лица заплывшего урода и изрезанного Толика.
⠀
Собравшись с мыслями, я перестелил постель, вымыл пол, заложил стиралку. Толик проснулся спустя несколько часов, выглядел он расклеившимся, весь красный, со слезящимися глазами. Упросил меня сходить в аптеку, а сам вернулся в комнату, лёг на продавленный диван и, свистя заложенным носом, задремал.
⠀
У подъезда я встретил соседа снизу, он чуть заметно улыбнулся и спросил:
⠀
— Как дела у вас? — И, не дождавшись моего ответа, всё так же улыбаясь, продолжил: — Шумите по ночам, носитесь туда-сюда.
⠀
Я нелепо отшутился и поспешил в аптеку, а по возвращении собрал вещи и позвонил другу. Толик зашёл в комнату, жалобно посмотрел мне в глаза, потёр в руках кружку с растворённым лекарством и, промычав что-то себе под нос, ушёл на кухню. Я стыдливо отводил взгляд, но отказываться от переезда не собирался. Оставаться в квартире с неведомым злом, выпущенным из коробки, я совсем не хотел.
⠀
Друг обещал заехать через полчаса. И следующие тридцать минут стали самыми томительными в моей жизни. Поначалу я думал выйти к подъезду, но не решился стоять с чемоданами на морозе. Страх понемногу отступал, подсознание подбрасывало успокаивающие мысли.
⠀
«Монстры не нападают днём», — думал я.
⠀
Но где-то на горизонте блестящей капелькой мерзкой слизи мерцало скверное сомнение. Что-то в тишине квартиры было не так, что-то издевательски, безо всякого приличия нарушало обещанную подсознанием безопасность. Я прислушался.
⠀
Голоса. Снова эти странные разговоры. Голова стала морозной, будто я жадно откусил мороженого. Ноги сами понесли меня на кухню.
⠀
— Он уезжает, что ещё надо? — причитал Толик. Дед стоял на табуретке, опёршись о стену дрожащими руками, и, запинаясь, говорил в решётку вентиляции: — Не убивайте, не убивайте.
⠀
Я приблизился к Толику в надежде услышать, что ему ответит чужой голос, но тот молчал. Дед резко обернулся, увидел меня, закричал и грохнулся на пол. Что-то в его теле хрустнуло. Толик схватился за бедро и протяжно завыл. Я протащил его по полу до комнаты, уложил на диван, соорудил шину из швабры и ремней, позвонил в скорую. Диспетчер, услышав адрес и фамилию пострадавшего, резко сменила тон, грубо заявила, чтобы я не занимался ерундой, и бросила трубку.
⠀
Толик лежал, прикрыв лицо руками, и плакал. Меня обуяла ужасная злость. Стиснув зубы, я помчался к соседям сверху и заколотил им кулаками по двери. Открыл мрачный муж, толкнул меня, прижал к стене и тихо пробасил:
⠀
— За брюзгу обидно? Ноги уноси, дурак.
⠀
С трудом я вырвался, отшатнулся от злобного соседа. В дверях показалась его исхудалая жена, она смотрела на меня исподлобья и улыбалась. Повисла тревожная пауза, я ещё раз посмотрел на мужика, увидел его мрачное лицо, и, плюнув на всё, побежал вниз по лестнице.
⠀
У нашей двери стоял сосед снизу и робко заглядывал в тамбур. Я, разозлённый, схватил его за ворот куртки, но тот оттолкнул меня, нахмурился и сказал:
⠀
— Сказано же тебе, уезжай, пока не поздно, а то… — сосед вдруг осёкся и посмотрел за моё плечо.
⠀
Я обернулся. На площадке между этажами стояла худая женщина.
⠀
— Вы чего над дедом издеваетесь, сволочи? — прорычал я в гневе.
⠀
— Кто ещё над кем издевается, — огрызнулся сосед, ещё раз взглянул не женщину и спешно удалился.
⠀
Я заперся в квартире, позвонил другу и отменил поездку. До обеда провозился с Толиком, поил его обезболивающим, заново перевязывал ногу, успокаивал, говорил, что странные голоса в вентиляции — это издёвка соседей сверху.
⠀
К часу дня меня сильно разморило, я отошёл на несколько минут, хотел полежать у себя в комнате. Сам не знаю, как отключился, видимо, на нервах сказалось ночное происшествие. Проснулся от звонка в дверь, за окнами уже стемнело. Вышел в коридор, прильнул к глазку — никого. Только отошёл от двери, как звонок повторился. Раздражённый, я поплёлся обратно, открыл дверь с намерением высказать шутникам всё, что о них думаю, но вдруг краем глаза заметил в комнате Толика какое-то движение. В голове моей что-то звонко лязгнуло, по рукам побежал холодок. На груди беззащитного деда сидел тот урод с залитым слизью лицом. Длинными костлявыми руками он впился Толику в шею и, подёргивая острыми локтями, душил недвижимо лежащего старика.
⠀
За моей спиной с грохотом распахнулась дверь, в квартиру ворвался сосед сверху, схватил меня за горло, оттащил в подъезд, поставил у ступеней и пинком отправил вниз по лестнице. Я неудачно упал, заработал себе несколько переломов и сотрясение мозга. Очнулся уже в больнице, с перетянутой бинтами головой и с аппаратом Илизарова на ноге.
⠀
Сегодня утром списался с хозяйкой своей бывшей съёмной квартиры, расспросил у неё про Толика. Она говорила неохотно, но всё-таки призналась, что пару дней назад он куда-то пропал. Про странную семейку хозяйка ничего не знала, однако несколько раз оговорилась, что другие соседи слышали, как старик целыми ночами разговаривал с телевизором, а после того, как я случайно свалился с лестницы, вообще ушёл из квартиры, даже не закрыв за собой дверь.
⠀
— Забудь о нём, — сказала она в заключение, — возвращайся лучше ко мне, я тебе скидку сделаю. А там, глядишь, квартиру брюзги выкупишь…
⠀
Я не дослушал её и сбросил.
⠀
Вечером выпросил у соседа по палате ноутбук и написал всё это. Не могу сказать, что ничего не понял, да и соседей, провернувших всё это, тоже можно понять. Но нужно ли их понимать? Стали бы они понимать теперь уже покойного Толика?
⠀
Я вряд ли стану копаться в этом деле дальше. Да, я знаю, что пропавший не мог разговаривать с телевизором, потому что телевизора в квартире попросту не было. Знаю, что на самом деле было в той злосчастной коробке из-под кровати, и какой ящик и для каких целей весь вечер собирал жужжащий шуруповёрт. Но другая коробочка — та, которую Толику передала новая соседка — никак не выходит у меня из головы.
⠀
Я бы очень хотел узнать, как работает эта служба по сживанию одиноких брюзжащих стариков, кто эти двое — мрачный муж и худая жена — на самом деле, и что за дьявольское существо они упаковали в коробочку… но, наверное, никогда не узнаю.
⠀
⠀
----
Автор: Евгений Шорстов | @Shorstov
2022
© Все права на озвучивание рассказа принадлежат YouTube-каналу DARK PHIL. Другие озвучки будут считаться нарушением авторского права. Благодарю за понимание!
Послушать можно здесь
Окна домов
Аудио версия истории: https://youtu.be/ccjKm8RgImA
Автор истории Роман «Chainsaw» Чёрный: https://vk.com/chainsaw_creepy
Автор на Пикабу: https://pikabu.ru/@FaggotKorovyev
Сейчас я выложу кое-что, что сам лично предпочитаю считать фантастическим рассказом — это звучит куда разумнее возможных альтернатив, и мне так в целом проще, потому что рассказ этот мне не по нутру. Кто автор — мне неизвестно. Небольшое вступление об обстоятельствах обнаружения этого текста:
Я живу в Москве, и недавно случилось так, что мне потребовалось поехать на другой конец города, чтобы забрать свой заказ из интернет-магазина. А поскольку делать мне было особенно нечего, на обратном пути к метро я заткнул лишние дырки в голове наушниками и принялся нарезать широкие зигзаги по незнакомому району. Есть у меня такая привычка, бесцельно гулять. По пути мне встретился приличный с виду бар, и когда я выбрался из него, уже порядочно стемнело, а я порядочно набрался. Толком не знал, где нахожусь, но, примерно сориентировавшись на местности, выбрал направление вроде бы в сторону станции метро. Не прошёл я и пары километров, как понял, что совершенно напрасно забыл отлить в баре. Что в таких ситуациях делают парни? Ссут на всё подряд, конечно. Оглядевшись и никого не увидев, я подобрался к стене дома, мимо которого шёл. В грязи газона лежала чёрная пластиковая флэшка, я запросто мог её вообще не заметить. Как долго она там пробыла — не знаю. Из любопытства я сунул её в карман для зажигалки, после чего забыл на пару недель, и обнаружил вновь только позавчера перед стиркой. На флэшке (несмотря на перенесённые невзгоды, она читается, хотя часть фото побилась) я нашёл текстовый файл с названием "дневник.txt" и несколько фотографий. Найти тот самый дом теперь, по очевидным и описанным выше причинам, не представляется возможным (но я всё же попытаюсь на следующих выходных).
Делюсь с вами содержанием текстового файла почти без изменений — я лишь поправил парочку запятых и опечаток там, где это резало глаза.
Дневник
На самом деле это не дневник — я никогда не вел дневников, это было бы неосмотрительно. Этот текст — отчет о событиях последних месяцев. Получится, скорее всего, скомканно и обрывочно, я пишу это на последних своих нервах (вы еще поймете, почему), и времени у меня не так много. Если нашли его — прочтите и распространите. Я не надеюсь на какую-то помощь, но люди должны хотя бы знать. Я даже не очень надеюсь, что это вообще кто-то прочтет. Интернет у меня отключен, покинуть квартиру не могу, поэтому, как только закончу, запишу текст и фотографии на три имеющихся у меня флэшкарты и выкину их из окна. Почти как бутылки с записками, последний отчаянный жест.
I
Я поступил на филфак, как и надеялся. Филфак в столице дал мне счастливейшую возможность покинуть отчий дом. Институт или армия были единственными легитимными способами вообще его покинуть, и если бы я провалил поступление — сам заявился бы в военкомат. Попросил бы отослать меня куда подальше. Сил выносить царящую дома атмосферу у меня почти не оставалось. В армии мне пришлось бы очень жестко, но, поверьте, я был готов рискнуть, лишь бы выйти из под влияния отца. Мой отец — долбанутый психопат и ублюдочный домашний тиран, и я бы ни за что не написал этой правды даже в анонимном послании, если бы у меня ещё оставались надежды вернуться к нормальной жизни.
Итак, я сделал это. Экзамены были профанацией, но я думал, что заработаю сердечный приступ прямо перед доской с фамилиями поступивших абитуриентов. Моя фамилия в списке нашлась.
Родители сняли мне однокомнатную квартиру где-то на задворках вселенной. С одной стороны к дому вплотную подступают гаражи и невнятная промзона, с другой же — дорога, пустырь и лес из таких же панелек с редкими вкраплениями магазинов и детсадов. Мне было наплевать. Я прекрасно чувствовал бы себя и в общаге, и в любом обгаженном бомжатнике, лишь бы быть предоставленным самому себе. Идею с общежитием (оно мне полагалось как понаехавшему издалека) отец отмел сразу: никакого блядства и пьянок для его сына, только усердная учеба. Сразу были налажены (небезвозмездные) контакты с кураторами и деканатом, о любом моем косяке отец узнал бы мгновенно.
Я не знаю хозяина этой однушки и никогда его не видел, отец нашел ее сам, обо всем договорился и платит за нее по карте, так же, как и переводит мне месячное "довольствие" (он бывший военный). Я нахожусь прямо сейчас в этой квартире на восьмом этаже двенадцатиэтажного, длинного, как Левиафан, здания.
II
Я впервые в жизни дышал таким воздухом — это был замешанный на выхлопных газах запах Свободы. Я волен был идти туда и делать то, что считаю нужным, а не только то, чего от меня ожидают. Шли недели, но эйфория никак не спадала. Семнадцать лет я провел то в одном, то в другом неизменно крохотном помещении в компании забитой тени пустой женщины, бывшей моей матерью, и Отца. Впервые надежда на освобождение замерцала во мне. Все, что мне было нужно, — это финансовая независимость. Я стоял вечером на балконе, обдумывал свои планы найти подработку переводчиком\копирайтером и курил сигарету — необычайно вкусную оттого, что я мог курить ее не украдкой. В этот момент я и заметил нечто неладное. Как я уже говорил, дом этот длинный, и одна его сторона поворачивает буквой П, образуя небольшой дворик — так что я видел окна собственного дома практически напротив.
В каждом освещенном окне неподвижно стояли люди и смотрели во двор.
Я абсолютно ничего не понял. Машинально посмотрел на часы — 00:25. На улице совершенно точно не раздавалось никаких громких звуков, которые могли бы всех привлечь к окнам. Район вообще на удивление тихий. Горела где-то четверть всех окон, но все же достаточно много. И в каждом — каждом! — окне стояло по человеку, а кое-где несколько. Выглядело это почему-то достаточно жутко, и я так и не смог разобрать, на что все пялятся. Буквально через минуту все почти синхронно отошли от окон, затерявшись в глубине квартир.
III
Я не придал событию какого-то особенного значения. Но через пару дней картина повторилась полностью. На этот раз я уже стоял на балконе с сигаретой и банкой недорогого пива, когда в каждом из освещенных окон появилось по фигуре. От неожиданности я выронил наполовину докуренную сигарету и слегка обжег пальцы. На часах было 00:34, и люди простояли у окон примерно 50 секунд.
На следующий вечер в полночь я стоял на балконе, переводя взгляд от окон на циферблат и обратно. В руках я держал телефон, желая сфотографировать аномалию. Это произошло в пятнадцать минут первого. В точности как и в предыдущие разы, люди одновременно подошли к своим окнам. Я успел сделать несколько снимков, но это оказалось по большому счету бесполезно: у меня купленная отцом исключительно для дела "звонилка", и ее камера снимает в темноте... да почти никак. И все же у меня в руках оказалось какое-никакое документальное подтверждение творящейся в моем доме непонятной херни. Что с моими соседями? Что это вообще должно означать, какой-то безумный ритуал? Перекачивая фото на ноутбук, я вспомнил, что обыкновенный для картонных панелек гам, раздающийся за стенами, вроде бы почти затих на те секунды, когда в окнах появились фигуры. Хотя с балкона судить было сложно.
На следующую ночь я подтвердил свою теорию. В многоквартирных домах всегда, кроме глубокой ночи, шумят за стенами. Телевизор, ссора, топот сверху, справа кто-то брякает осточертевшие мне однообразные гаммы на пианино — хотя уже поздновато для этого. В какой-то момент после полуночи — всегда в разное время в промежутке от 00:10 и до 01:00 — все, кроме телевизора и приглушенной российской попсы, словно отрезает. В окнах появляются фигуры. Стоят. Исчезают — фоновый шум жизни большого дома возобновляется как ни в чем не бывало.
Это значит, что и мои соседи по этажу, а также мои соседи сверху, каждую ночь принимают участие в шизоидной пантомиме — бросая все дела, подходят к окнам и смотрят во двор. Просто с моего балкона этого не видно. Когда я понял это, мне стало очень неуютно в моей новой квартире.
IV
Вытаскивая мусор, я познакомился со своей соседкой. Это самая обычная тетка. С дочерью и мужем живут через стенку, сами не так давно сюда переехали. Мы посмеялись над какой-то шуткой, я клятвенно пообещал не устраивать концерты и дебоши. Обычный треп ни о чем. И что, вот она тоже каждую ночь подрывается смотреть в окно, стоя перед ним как истукан?
У меня был план. Я стал в полночь выходить во внутренний двор здания. Мне хотелось понять, что привлекает там внимание всех этих странных людей, но во дворе не было абсолютно ничего. Днем там играли на площадке дети, на лавочке за сколоченным из досок столом балагурили престарелые мужички, а в хоккейной коробке ребята постарше изредка гоняли мяч. Ночью же весь район вокруг дома вымирал — и, в общем, как раз это не было особенно странным. Просто все сидели по домам: зажигались и гасли окна, во многих были видны цветные зарницы от экранов телевизоров.
Первый этаж дома полностью занят магазинами, аптеками и парикмахерскими, а на втором мне никак не удавалось как следует разглядеть стоящего там в "момент Х" человека. Я выходил во двор несколько раз — до тех пор, пока однажды, патрулируя и вглядываясь в окна, в темном проеме на уровне второго этажа, лишенном всяких занавесок, не разглядел наконец вполне ясно стоящих женщину средних лет и маленькую девочку, чья голова едва торчала над краем рамы. Они стояли, неподвижные, вплотную к стеклу, неотрывно глядя прямо на меня, а губы их совершенно синхронно шевелились. Они произносили какие-то слова. Их больной взгляд в упор совершенно лишил меня самообладания, и я сбежал.
Следующей же ночью я вышел к освещенной редкими фонарями дороге, на другую сторону дома, закурил и стал выжидать. Дом вставал надо мной, как утес, растеряв всю уютную привычность, присущую панелькам. В воздухе этого места словно что-то изменилось. Да, в этот раз люди подошли к окнам на эту, внешнюю, сторону, чего раньше не случалось. Во всех до единого окнах — в темных тоже, а не только там, где горел свет, теперь-то я это понял — стояли люди, сотни людей, и смотрели они не куда-то во двор, как я почему-то сначала решил. Все это время все они смотрели прямо на меня. Стояли и смотрели, не отрывая глаз. И, наверное, синхронно что-то говорили. А спустя пол минуты отступили вглубь квартир, оставив покачиваться множество штор и занавесок. Полная тишина, и самые страшные тридцать секунд моей жизни.
V
Мне стали сниться кошмары. На балкон я больше не выходил, задернув плотные шторы и скрепил их найденными в ящике шкафа булавками. По подъезду утром и вечером буквально крался, и не чувствовал себя в безопасности, пока не отъезжал на метро на пару станций от своей. Я больше ни на грош не доверял вполне обыденным звукам за стеной: фортепиано, перфоратор, утренний кашель соседа на площадке, звук работы лифтов, отвратительная попса и топот детских ног — мне казалось фальшивкой буквально всё. Кто-то пытается меня обмануть, я упускаю что-то ужасно важное. Будучи достаточно замкнутым человеком, я еще не обзавелся в Москве приятелями настолько близкими, чтобы рассказать им о происходящем и попросить о помощи. Что вообще я мог рассказать — что мой дом целиком заселен сумасшедшими, что против меня действует заговор соседей? Вывод, очевидно, был бы обратный: псих тут только один, и это я. Но я не чувствовал и не чувствую себя психом. Только лишь человеком, наткнувшимся по своему невезению на какой-то ужас, скрывающийся под маской повседневности. На свое "довольствие" я не мог переехать даже в хостел. В деканате мне объяснили, что раз я написал отказ от общежития, то больше претендовать на него не могу, все места распределены. Я собирался запостить рассказ обо всем этом в интернет, но мне нужно было больше данных. И, конечно, я ни на минуту не забывал про своего отца. Не пропускал ни единой пары и занимался достаточно прилежно, стараясь вдобавок меньше времени проводить в квартире. Поэтому я следил за жильцами дома только в выходные.
Они все оказались ненастоящими. Они не жили, а симулировали жизнь. Это стало мне очевидно достаточно скоро. Для проверки я пытался понаблюдать за жителями соседних домов, но это быстро наскучило: люди вели себя нормально и ничего не замечали. Чего нельзя сказать о существах, населяющих улей, замаскированный под дом. Улей, в котором я теперь жил.
Они выходили из дома и целеустремленно шли по своим важным делам. Садились в разнообразный общественный транспорт... и просто наматывали круги, глядя в окно. Ездили по кольцевой, совершали бессмысленные пересадки и возвращались. Заходили в магазины и выходили, ничего не купив. Ехали в центр, шли куда-то, затем просто разворачивались и ехали тем же маршрутом домой. Изображали оживленные разговоры по выключенным мобильникам — это я видел дважды. Насколько я мог судить, никто из них не работал, и к ним не приходили гости "извне". Дети! Дети с веселыми криками бегали друг за другом по площадке и лепили куличи в песочнице. Лепили и ломали раз за разом один и тот же куличик, с определенной периодичностью бегали по одной и той же траектории. Никто никого не салил. Не детская игра — имитация. Дом как замкнутая система, чьи жители осуществляют массу активностей — совершенно бессмысленных, но оставляющих впечатление обычной жизни у стороннего наблюдателя. Только я уже не был сторонним, и смотрел очень внимательно. Я стал подозревать, что от этого зависит моя жизнь, что мне просто необходимо понять, что за хрень тут происходит.
В природе есть небольшие жучки, называемые ломехузами. Попадая в здоровый муравейник, они откладывают там свои яйца. Жучок выделяет некое вещество-эйфоретик, подпав под воздействие которого муравьи теряют способность действовать и соображать. Они теряют интерес и к жуку, и ко всему вообще, прекращают работать и искать еду, бродят кругами без дела. Яйца ломехуз неотличимы от муравьиных, а когда из них появляются личинки — одурманенные муравьи продолжают кормить их, как своих. С виду пораженный муравейник выглядит совершенно как обычный, но стоит лишь внимательно приглядеться, как становится очевидно, насколько неправильно пошли здесь дела.
Ломехуза. Вот о чем я думал, сидя на лавке, прежде чем войти в подъезд и закрыть за собой дверь. В дом, где ноутбук не видит ни одной wi-fi сетки, кроме моей. Где, оказывается, сдается много квартир по привлекательной цене — чуть ниже рыночной.
VI
В моих кошмарах я брожу по пустым подъездам и странному лабиринту квартир-коридоров дома. Не происходит ничего, но это чувство... Словно стройный хор нашептывает мне какие-то слова, но я их не понимаю; и моя тревога постепенно превращается в панику, и я ищу выход на улицу, но не могу его найти. Сорвавшись, я позвонил-таки отцу. Вердикт: либо я прекращаю дурковать, учусь и живу здесь, либо он забирает из ВУЗа документы и везет меня домой. Положил трубку. Я просто не могу вернуться обратно. Но и здесь я оставаться не могу.
Каждую ночь все население дома смотрит на меня. Пережив пару истерик, я, кажется, истощил себя эмоционально. Машинально хожу на пары и аккуратно веду конспекты, в которых потом ничего не могу разобрать. Нехитрая еда потеряла свой вкус, хотя какой там вкус у покупных пельменей. Планы найти работу ушли на третий план. Свинцовая по утрам голова. Вечерами бездеятельно лежу на кровати и прислушиваюсь к звукам за стенами: кто-то смотрит фильм, кто-то орет на ребенка. Все — ложь. Так прошло еще несколько недель.
Сегодня я поздно, за полночь, возвращался из библиотеки, и, идя мимо соседской двери, просто взял и дернул за ручку. Трудно сказать, зачем. Мое состояние апатии тому виной. Дверь открылась в квартиру, планировкой похожую на мою. Через прихожую я увидел освещенную, почти не обставленную комнату, а в центре на голом полу сидели спиной друг к другу мои соседи: тетка, ее муж и девчонка помладше меня, которую я пока не встречал. Дочь. Никто не отреагировал на мое появление. Муж с абсолютно пустым лицом смотрел в стену перед собой. Мать и дочь оживленно спорили насчет того, можно ли дочери пойти куда-то с ночевкой. Живые, такие настоящие голоса. Отвернись, и сможешь с улыбкой представить себе милую домашнюю сценку. Их лица — что тетки, что дочери — также не выражали абсолютно ничего. Они даже не смотрели друг на друга — они смотрели прямо перед собой. Спор прервался на полуслоге.
А потом все трое посмотрели на меня.
VII
Я заканчиваю свой отчет, а за окном уже светает. Я захлопнул железную дверь, запер замок и собачку, привалился к ней спиной. Отдышавшись, тихо сдвинул крышечку глазка: конечно, все трое неподвижно и безмолвно стояли прямо за дверью. Я снова звонил отцу на последние деньги и кричал что-то непотребное. Назвав меня чертовым наркоманом и сказав, что "так и знал", он сбросил звонок. Он приедет, но на машине ехать в Москву из нашего города нужно около восьми часов. Интернет не работает, первое число месяца, как нельзя кстати. Несколько раз я прерывался и ходил посмотреть в глазок: сейчас за дверью стоит бесшумная толпа. Наверное, собрался весь подъезд. В доме очень тихо. Во всех окнах, что я вижу отсюда, замерли фигуры, и больше они от окон не отходят. Я очень ошибся, мне следовало валить отсюда сразу. Отец приедет, да. Я только боюсь, что дверь откроет его исполненный почтения совершенно нормальный сын. Извинится за свое поведение. Может, даже предложит познакомить с соседями. Они такие милые люди.
Дед по соседству
Это случилось пять лет назад. Мы с моей новоиспеченной женой получили жилье для малоимущих. Обоим было чуть за двадцать. Дела с деньгами тогда были совсем плохи, и данная двушка была как манна небесная. Особые условия, помощь от государства. Лучше просто не придумаешь в нашем то положении. Всяко лучше, чем платить непомерно большие суммы за аренду.
Со всей бумажной волокитой было покончено, первоначальная сумма внесена, и мы уже с самого утра были готовы въезжать в свое новое жилье. Нам отдали ключ, и мы сразу же направились на осмотр. Первый этаж. Старенькая потертая дверь. Ключ долго не хотел проворачиваться в замочной скважине. Помню, я вертел его и так, и сяк, пока жена стояла за моей спиной и смотрела на мои старания. Но наконец замок поддался, и мы зашли внутрь.
— Надо будет поменять, — с недовольством сказал я, обиженный упорством замка.
До этого мы успели посмотреть квартиру лишь по фотографиям. Нас жутко торопили, говорили, что желающих много, и за такую мизерную сумму мы можем даже не успеть купить. Дом был не новый, но прошлые жильцы спешно съехали, даже не забрав с собой мебель. Что опять же плюс, будет меньше трат. Но состояние обоев было совсем плачевным. Их точно надо было менять. Мы прошлись по квартире. Прошлые жильцы съехали уже давно, на поверхностях скопилась пыль, а почти во всех углах возле потолка нависла паутина. Причем в каждом углу она была обитаема, с жирнющими пауками. Что было неудивительно, окна оставались приоткрыты, а этим летом расплодилось слишком уж много мошки. Моя жена и близко не хотела к ним подходить, и я посмеивался над ней, собирая шваброй паутину.
Прошло совсем немного времени, как мы зашли, и в дверь тихонько постучали.
— О, наконец-то новые соседи, — перед нами стоял невысокого роста дед. На нем были вытянутые в коленях треники и бессмертная майка-алкоголичка. Остатки седых редких волос были зачесаны назад. Лицо выбрито. Он стоял, ссутулившись и опершись на трость, — меня Аркадий Аркадиевич зовут, и я паук. Будем знакомы, — и он протянул свою слишком уж худую морщинистую руку.
Когда мы брали квартиру, нам говорили, что у нас единственным соседом на этаже будет странноватый, но безобидный старичок. Поэтому называние себя пауком меня не сильно удивило. Все-таки преклонный возраст, старческий маразм.
— Саша. А это моя жена Люся, — я пожал руку и кивнул через плечо, — а чего прошлые жильцы съехали? Мы спрашивали, когда покупали. Но нам так никто ничего вразумительного не сказал.
— А. Так у них арахнофобия оказывается была. Прям у всех, у паренька того, у жены его, и у сынка их конечно. А я ж паук как-бы, ну вы понимаете, — и он хрипло засмеялся.
Мы с женой натянуто улыбнулись, решив подыграть старому маразматику.
— Ну я рад, сильно рад, что наконец соседи будут, — дед еще раз тряхнул мою руку, — вы заходите сегодня ко мне вечерком на чай. Я такой чай делаю, закачаетесь.
Он хохотнул, ударив ладонью по моему плечу, и пошел к себе.
— Странноватый он, конечно. Хоть и выглядит безобидно, но у меня от него дрожь по спине, — Люся сложила руки на груди, продолжая осматривать квартиру.
— Ну ничего, привыкнем. Может его чай все странности скомпенсирует, — улыбнулся я.
Мы вернулись к квартирным делам. После того, как убрали пыль где только можно, мы решили сразу же перевезти свои вещи. Это у нас заняло почти весь день. Но к вечеру мы сидели на диване. Уставшие, но довольные. Мы включили тихую приятную музыку, открыли по «дошираку», достали бутылочку красного сухого, и наслаждались романтическим вечером. Где-то часов в девять нашу идиллию прервал тихий скрежет. Он исходил от стены. Той, которая была общей с нашим соседом. Это было протяжное скрежетание, как будто с той стороны по стене скоблили металлической зазубренной палкой. Мы с женой напряглись, стали прислушиваться. Все стихло. Но ненадолго. Опять это что-то стало скрестись об стену. Шкряб, шкряб, шкряб. Тишина. И снова шкряяб, шкряяб, шкряяб. Тишина, и опять. Шкряб. Шкряб. Шкряб.
— Что он там делает? — с недовольством спросила Люся.
— Не знаю. Может успокоится?
Но звуки не прекращались. Я слегка подшофе, в раздражении вскочил с дивана и направился к соседу. Люся тоже встала и шла за мной. Я постучал в дверь.
— Аркадий Аркадьевич, что это у вас там такое? Что-то случилось? — я как мог скрывал раздражение.
Еще несколько шкрябов. Затем множественные быстрые, но тихие постукивания за дверью. Шипение. Глухой удар. Шкрябанья стихли. И наконец голос деда издалека.
— Да нет, все хорошо. Подождите минутку, я сейчас открою.
Снова множественные постукивания. Будто много маленьких ножек бегали по стенам. Они становились то громче, то тише. Приближаясь и отдаляясь от двери. Затем приглушенное шуршание вместе с теми же постукиваниями, словно по полу тащили что-то тяжелое, типа мешка с картошкой. Громкий удар, мешок с картошкой бросили в угол. Дверь открылась.
— Что там такое происходит, — я с беспокойством, в напряжении заглянул внутрь. А дед только улыбался.
— Да мухи сопротивляются, представляете? — он открыл дверь пошире, — а вы, кстати, вовремя пришли, чайник только что вскипел.
Я вопросительно посмотрел через плечо на жену. Та едва заметно помотала головой, давая понять, что не знает, что делать. Было видно, что она была слегка напугана. Я тоже немного помедлил, но затем шагнул вперед.
— Да, почему бы и нет. Заодно расскажите, что за мухи такие у вас.
Я зашел внутрь. В нос сразу ударил застоявшийся пыльный воздух. Квартира была обставлена той классической советской мебелью, которая, к слову, неплохо сохранилась. Был виден свежий лак на стульях. Не единой царапины на книжных шкафах, которые упирались в потолок. Стекла в них нисколько не были замутнены. Да и сами книги в них выглядели как новые. Мягкий и тусклый свет ламп придавал квартире приятную, уютную ауру. Я оставил обувь на входе и ступил ногой на мягкий махровый ковер.
— У вас тут все такое одновременно и старое, и будто такое новое, — сделал я неуклюжий комплимент.
— Ну так. Это в моей натуре — многое знать про долгое хранение. А вы проходите, проходите, я пока пойду чаек заварю, — ответил он и заковылял на кухню.
Я прошел вперед. Один махровой ковер заменялся другим. Ноги утопали в теплоте, но по спине проходился неприятный холодок. Мы с женой прошли к дивану, что стоял возле низенького столика. Этот диван был прислонен к той стене, которая была для нас общей. Я присмотрелся, и заметил на обоях неровные длинные царапины. И как мне показалось, они были будто бы оставлены ногтями.
— Чего это вы на стену уставились, узор понравился? — дед выглянул из кухни.
— Это у вас мухи так сопротивляются? — прямо спросил я, указывая на царапины.
— Да представьте, не нравится им, что я их ем, — дед хихикнул.
— Очень странная мания у старикашки, — шепнула мне на ухо Люся, — что только не выдумает, чтобы впечатление произвести.
— Не верите, что я Паук? — он вскинул брови, — а хотите, расскажу, каково это быть пауком? Только подождите, чай тут доделаю.
Он хлопнул дверью на кухню. Затем оттуда послышались чавкающие, режущие звуки. Как будто он там разделывал гнилую тушу большим тесаком. Уж точно не чай готовил. Опять постукивания по стенам. Волочение мешка, и опять чавкающие, раздирающие звуки. Тихое клацанье. И тишина.
— Может вам там помочь? — крикнул я, подходя к двери. Я посмотрел на жену и, устало вскинув брови, покачал головой.
— Нет, нет, не беспокойтесь. Уже иду.
Он нес в руке небольшой пузатый чайничек, рассчитанный как будто специально на троих человек. Он поставил его, затем достал из шкафа красивые фарфоровые чашки. Он сел и начал разливать чай. Чай проходил через ситечко, воткнутое в носик чайника, оставляя на нем темно бордовые чаинки. Жидкость вращалась густым водоворотом, и эту тяжелую взвесь в чае было видно даже издалека. Мы отпили немного, отметив для себя терпкий вкус, и дед наконец начал.
— Так вот. Быть пауком в наше время довольно легко. Никто не верит мне, что я действительно паук. Думают, что я просто свихнувшийся дед. Ох уж эта безосновательная рациональность, — он усмехнулся и с удовольствием хлебнул из чашки, — вот вы ведь тоже мне сейчас не верите, хоть я вам прямо это говорю.
— Ну в это довольно сложно поверить, — я решил говорить откровенно, — мне кажется, что вы даже сейчас стучали и скребли по стенам, просто чтобы пошутить над нами.
— А вот и нет, — он вроде бы даже обиделся, — мне же надо как-то питаться, а мои маленькие мушки сопротивляются. Знаете, как это раздражает? Ты его умотаешь паутинкой, закутаешь, а он дергается. По стене стучит, внимание соседей привлекает. За что я, конечно, извиняюсь. Никакого воспитания не осталось у них нынче. Если уж попался. То веди себя прилично.
Он закончил свою печальную тираду, в это время яростно помешивая ложкой чай, и теперь смотрел на нас, ожидая реакции.
— И что же, вы всеми подряд питаетесь, без разбора? — Люся решила подыграть ему.
— Ну нет, конечно, я что, варвар какой, что ли? Только негодяями всякими. Ворами да грабителями. Мне за ними никуда ходить даже не надо.
— Сами приходят? У вас квартира то не особо богато выглядит. Красть то нечего, — не сдавалась Люся.
— Ага. Вот только расскажи вокруг, что ты пенсию большую получаешь, ее дома хранишь, копишь, и никуда не тратишь. И сразу куча молодцев найдется, которые думают, что с хромым одиноким дедом расправиться — это лучший способ разбогатеть.
Я внезапно поймал себя на мысли, что будь я пауком, жаждущим высасывать людей, то делал бы точно также. Повисла пауза. Неловкая тишина. Можно было даже, наверное, почувствовать, как в воздухе витают напряженные мысли. Но эту паузу прервал стук в дверь.
— Ох. А я вам не сказал, что у меня сегодня еще гости будут? Точнее обед, хе-хе-хе, — старик встал и радостно поковылял открывать.
— Саша, пойдем отсюда, а? Мне совсем теперь не по себе, — со страхом в голосе прошептала мне на ухо Люся.
А я просто смотрел, как дед ковыляет в темную прихожую. Свет сейчас был только в комнате, где мы находились с женой.
— Кто там? —наигранно спросил дед, подмигивая нам. Я увидел в темноте его хищную улыбку.
— Проемы для дверей пришли замерять, — раздалось с той стороны.
Дед открыл дверь. А новый гость, не мешкая, быстро закрыл ее за собой, схватил деда за воротник и приставил к его шее нож. Мы с женой не успели ничего сказать, как он потащил его вперед, к нам в комнату. А дед не переставал улыбаться.
— Дернитесь — его порешу, а потом и вас. Где нычка, а? —обратился он к деду.
Гость был в черной балаклаве, голос грубый и низкий. Он был намного крупнее деда и тащил его за шкирку, как пушинку.
— Ой сынок, не тяни так сильно, майку порвешь еще.
— Не шути со мной дед, где нычка? А ну показывай.
— Ладно, ладно. Не суетись только. Суетливые вы нынче пошли какие. Пойдем, вон в кладовке у меня там все.
Дед кивнул в сторону неприметной двери, и грабитель потащил его к ней. А мы с женой так и остались сидеть, боясь двинуться. Грабитель взялся за ручку двери, намереваясь ее открыть. Но дед рукой прижал дверь, не позволяя этого сделать.
— Ты точно хочешь ее открыть? Может, передумаешь? — ехидно спросил дед.
— Старик, клянусь богом, хватит шутить, — и он с силой дернул на себя дверь.
Мы хорошо видели, что оказалось за ней. Хоть в кладовке и была полутьма, плохо освещаемая тусклой лампой нашей комнаты, но мы отчетливо видели толстые белые нити, свисающие сверху, паутинным узором переплетающиеся между собой, плотно закрывающие углы. А в этих густых нитях, в их толще были подвешены несколько, как мне показалось вначале, манекенов. Очень худых. Иссохших, потрескавшихся. Но я присмотрелся, и понял, что это были тела. Высушенные до капли. Или лучше сказать выпитые. Их скомканная морщинистая кожа затвердела и была похожа на окаменевшие складки серой ткани. Впалые глазницы, выступающие кости скул, иссохшие губы. Мертвецы смотрели из полутьмы кладовки, слегка покачиваясь в белых сетях.
Грабитель сделал шаг назад. Он отпрянул от страха. Любой бы отпрянул. Он был готов кинуться прочь отсюда. Но старик схватил его за грудки своей сухой морщинистой рукой.
— Теперь уже поздно, сынок.
Его кисть треснула напополам с тыльной стороны. И из нее вверх вырвалось темное мохнатое сочленение. По всей руке пошла трещина, разрывая ее и высвобождая лохматую толстую лапу паука. Дальше трещина прошлась по бокам старика, выпуская наружу его длинные, заточенные на концах ноги. Они расправлялись угловой спиралью, достигая почти трех метров в длину, упираясь в стены и потолок. И его лицо. Его рот расползся в широкой маниакальной улыбке. Она не выдержала и начала рваться в углах. Челюсть ушла вниз и из-под нее появились клацающие жвала. Вертикальная прорезь и вместо лица кластер темных, блестящих жемчужин. Тело паука поднялось над грабителем.
Вор истошно заорал, пытаясь вырваться из лап паука. Он даже махнул ножом, но паук резко ударил по руке и выбил его. Лапа паука ткнула грабителя в грудь и тот упал. Спицеподобные ноги быстро застучали по полу, и паук налетел на него сверху. Его лапы будто гладили вора, когда заматывали того паутиной. Он переворачивал его, вертел вокруг оси, наматывая паутину с брюшка по всему телу грабителя. А затем, когда вор был крепко замотан, жвалами вонзился в плечо, впрыскивая парализующий яд. И резко бросился вместе с ним в кладовку. Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Шкрябанье. Быстрое топанье паучьих ног внутри кладовки, шипение и снова шкрябанье. А мы с женой сидели, вжавшись в диван, и не могли пошевелиться, словно паралитический яд впрыснули не в него, а в нас.
Паук несколько минут шумел в своей кладовке. Но, наконец, звуки стихли. А после этой тишины дверь открылась, и из кладовки вышел дед. Как ни в чем не бывало. Его кожа была на месте, и у него было столько ног, сколько должно быть у человека. Он спокойно, также чуть прихрамывая подошел и сел напротив нас.
— Ну, как-то так, — он поковырялся пальцем в зубах, — я что хотел этим всем сказать… Я человек честный. Люблю открытость, не люблю секреты. Хочу, чтобы мне верили на слово.
Он откинулся на спинку.
— Ну так что, теперь вы мне верите, или думаете, что я вам в чай что-то подмешал? — он громко и задорно засмеялся, — ну ничего, идите лучше к себе домой, отходите от стресса. И будем дальше друг к другу ходить, чаи пить.
***
Самое страшное в этой истории то, что по договору продать квартиру мы не могли еще пять лет. А на съемное жилье у нас просто не было средств. И все эти пять лет мы с женой гадали, был ли то психотропный чай, или же это было по-настоящему. Гадали и продолжали ходить в гости к деду.
Я к чему это все написал. Двушку по дешевке никто взять не хочет?
Написано для октябрьского конкурса "CreepyStory".
Если вы профи в своем деле — покажите!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Сосед
Уже неделю вся семья Ивановых пребывала в пресквернейшем настроении. Как и многие обитатели дома 12/2 по улице Мординова. Ибо у них заселился замечательный сосед. Но в отличии от того милого чудака, который по утрам наигрывал на кларнете и трубе, этот чудак на букву "М" использовал иные инструменты. А именно строительные, а точнее перфоратор.
Каждый день с семи утра с перерывами на пару часов до одиннадцати часов ночи сосед сверлил бетонные стены своей квартиры. Сверлил, сверлил и сверлил. И нет чтобы выработать один и тот же тип сверления, каждый раз он делал это по-разному. Будто откуда-то из самых промороженных в кость глубин Ада ему самим Сатаной был выслан буклет в сто тысяч страниц, о разных методах сверления.
Иногда это был резкий высокий визг, когда победитовое сверло с силой и на высокой скорости вонзалось в несокрушимый бетон. Иногда известковый шепот, когда сверло почти нежно, с невыразимой тоской и затаенной страстью ласкало неприступное каменное перекрытие. Иногда тяжелые неуверенные хрипы, когда и сверло лишь устало едва тыкалось в стену и буквально выкручивало бетонную крошку. А иногда параноидальный дребезг, когда сверло, как меч обезумевшего от мухоморного отвара викинга врезается и бьется в щиты и тела жалких англосаксов, врезалось и билось о стены, пол и потолок.
Да, поехавший сосед, судя по издаваемому им шуму, сверлил не только стены, как и полагается любому добропорядочному мужчине пересекшему черту тридцатилетнего возраста, но и потолок и даже пол. Это уже было за гранью.
И ладно бы это был ремонт. Ведь каждый гражданин имеет возможность и право, и даже чуть ли не обязанность, просверлить стенах своей родной бетонной квартирки пару дырок, чтобы повесить полку, или картину, или даже телевизор. Но никто не выносил мешки мусора, бетонного крошева и застывшего в нелепые лепешки штукатурного раствора. Никто не заносил пластиковых или гипсокартонных панелей, уголков и досок. Да оттуда даже ругань не слышалась. Что было совсем уж противоестественно для российского ремонта. Еще более бессмысленного и беспощадного, чем какой-то там жалкий бунт.
Зато ругань стала все чаще слышаться в квартирах, что окружали квартиру сверлильщика. Ругань пока, что осторожная, не совсем уверенная в себе. Пусть и крепкая, но не злонамеренная. Ругались соседи шумного соседа немного испуганно. Что было довольно странно для обитателей дома, ибо был он заселен народом простым, рабочим. Который, никогда не гнушался по-пролетарски, честно и незатейливо, заехать по ушам или по морде всяческим хамам, что шли супротив норм общественного жития.
Как будто все жильцы дома вдруг забоялись этого соседа. Будто сверлил стены не какой-нибудь обыкновенный мужик с "потекшей", вероятнее всего от просверленных им самим дыр, крышей. А, как минимум, Майк Тайсон в свои лучшие годы, к тому ставший одновременно депутатом Ил-Тюменя, окружным судьей, сыном сановного священника и бывшим чеченским полевым командиром. То бишь человек, с которых грех и страшно связываться. Хоть это и было не так. Ибо Майк Тайсон уже не так уж и крут, и тем более скорее всего даже не знает про существование Якутии, и тем более Якутска, и уж точно улицы Мординова. А судьи-депутаты-священники-чеченцы никогда не стали бы заселяться в старые КПД-шки, в которых пахнет пролетарским духом обычных рабочих людей. Впрочем, даже если кто-то из этой категории существ, включая и самого старину Майка, и поселились бы в квартире и стали бы так яростно сверлить почти круглыми сутками стены, то нашлось бы в доме достаточное количество простых, пусть даже и слегка поддатых, но крепких мужиков, которые вразумили бы их вмиг. Не считаясь ни с чем. Ибо водка и хорошая компания творят настоящие чудеса, пусть и криминального характера.
Но не было никаких криминальных чудес. Лишь страх. Не настоящий, от которого встает дыбом шерсть на загривке, бросает в пот, а руки сами сжимаются в кулаки и звериный оскал лезет на лицо. А какой-то иной. Липкий, промозглый, серый, тихий. Как будто зашел в гости к своей старой школьной учительнице, и увидел потертые и вылинявшие, но тщательно подклеенные обои на стенах, почерневший от старости книжный шкаф с облупившимся лаком, набитый пожелтевшими журналами, покосившийся и подпертый книжками в меру старушечьих сил, старый моргающий телевизор с выпуклым кинескопом и саму старушку, которая, старательно скрывая слезы радости, наливает в чашку с отбитой эмалью чай и пытается накрыть нехитрый стол. И вдруг понимаешь, что тоже можешь стать таким и скорее всего станешь. Не настоящий ужас, но что-то не менее ужасное.
И глава семейства Ивановых, а точнее Варвара Семеновна, жена Михаила Павловича, уговорила-таки своего мужа сходить к сверлильщику и разузнать как у того обстоят дела. По своим секретным женским каналам она уже выяснила, что жена сверлильщика имеет нездоровый вид. Была несчастная женщина бледна, грустна, с мешками под усталыми, посеревшими от тщетности бытия, глазами. Причем мешки были таких размеров, что возможно в них и выносился бетонный мусор, что возникал в процессе бесконечного сверления.
И Михаил отправился к своему безумного соседу на мужские разговоры. Бить он никого не собирался. Хотя такие варианты и проскальзывали у него в голове в последнее время все чаще и чаще. Но когда до двери соседа-сверлильщика осталось буквально пара шагов у того внезапно заработал перфоратор и раздался визг бетона.
Волна гнева, откуда-то из низа живота, бросилась в голову и затопила вполне спокойного Михаила. Взревев раненым животным, небольшим, но очень противным, ибо Михаил не был великаном, а весьма даже коротышкой, пусть даже и очень крепким, Иванов бросился на железную дверь соседа-сверлильщика и забарабанил по ней кулаками и ногами. Будь дверь живым человеком, но ей было бы несдобровать. Но она была железной дверью, самоделкой из толстой стали. Загудев бешено, но не сломавшись, она однако укоротила гнев Михаила и мужчина резко успокоился и взял свои нервы в узду. И вместо ударов стал жать кнопку звонка. Долго и натужно, с силой, как будто вымещая свою ярость на нее. Звонок звенел. Сверло визжало. Нервы Михаила рвались из под узды.
И вот по прошествии бесконечных полминуты, сверло успокоилось. Раздались усталые, почти бесшумные, шаги. Щелкнул замок и дверь отворилась. И перед Михаилом возникло странное существо, гуманоид, серый пришелец. Михаил икнул и моргнул. Пришелец пропал, зато вместо него появилась женщина. Скорее всего та несчастная женщина, жена сверлильщика. И она была точно такой, какой ее описала Варвара Семеновна. Бледная, тощая, с глазами навыкат, с черными кругами вокруг них, из-за чего они казались еще больше. Ну и серый цвет, показавшейся на миг инопланетной шкурой. Она была покрыта тончайшим слоем бетонной пыли. Что было неудивительно. И Михаилу вдруг стало страшно. Он почему-то сразу представил на месте этой женщины свою дражайшую Варвару такой же тонкой, серой, бесконечно усталой и, почему-то напуганной. Напуганной, до такой степени, что даже сам страх испугался и исчез. Пустой. Почему-то Михаилу показалось, что женщина испугана до пустоты.
- Здравствуйте, можно поговорить с ... - начал было Михаил и вдруг понял, что напрочь забыл как зовут его соседа-сверлильщика. Или может никогда и не знал. - вашим мужем...
-Да. Проходите, - прошелестело в ответ. От ее голоса и от того как это было сказано у Михаила, человека простого как кирпич и настолько же чувствительного, по спине пробежались мурашки. И мурашки эти были огромными как тот кузнечик из Новой Зеландии и жуткими как самый страшный эротический кошмар Ганса Гигера. Ибо голос женщины был менее человечным, чем предвыборная кампания Явлинского. Как будто открыли запечатанную столетия назад гробницу и затхлый воздух прошелестел в щели дверного проема. Мертво, древне, голодно.
Женщина кое-как подняла тощую руку и указала в коридор. На миг из-под длинного рукава свитера, в который она была одета, показалось запястье женщины. Оно было туго обмотано бинтами. Очень странными бинтами, в горошек. Ужасная догадка зародилась в мозгу Иванова, но тут же в страхе запряталась в глубинах сознания.
Громко сглотнув, Михаил проследовал по указанию. Женщина же осталась у двери. Она даже не повернулась проследить, куда направился Иванов. Совершенно потеряв к нему интерес, она опустила руку и устало прислонилась к открытой двери. Потянуло сквозняком и раздался свист. Нечеловеческий, ужасающий, пронизывающий до костей. Тихий и нежный. Как бы свистела мать детям. Мертвым детям. Мертвая мать. Михаил, догадываясь о чудовищной природе свиста, задрожал и покрылся холодным, липким и вонючим потом, но исполняя мужской долг, возложенный на него Варварой Семеновной, продолжил свое продвижение.
Еще никогда жалкий коридорчик в пять метров до комнатушки, где безымянный сосед-сверлильщик тяжело опускал перфоратор на пол, не казался Михаилу таким длинным. Под подошвой ботинок хрустело и шуршало. От стен, потолка и пола дуло. Не сильно, совсем слабенько, не ощутимо. Не дуло. Совершенно не дуло. Но дуло. Очень сильно.
Михаил ощущал себя так, будто его засунули в клетку с проржавевшими насквозь прутьями и подвесили на не менее ржавом строительном кране. На вершине горы, среди бескрайнего каменного плато, пронизываемого ужасающей силы ветрами. Сердце Михаила стучало все сильнее. Неслышимый свист становился все громче и пронзительнее. Неощутимый ветер из просверленных дыр казалось, срывал одежду, кожу и плоть с костей, размалывая сами кости в труху. Что опадет после и станет теми самыми хрустящими и шуршащими под ногами обломками и пылью. Но лишь казалось.
Михаил встряхнул головой. Гнев из низа живота приятно ожег грудь и вошел в голову. Вытеснив страх. На время, но вытеснив. И Михаил решил этим временем воспользоваться. Он чувствовал, что еще недолго и он вновь погрузится в этот липкий бесконечный свистящий ужас. Михаил, что есть сил, пнул дверь, за которой затаился сосед-сверлильщик, имя которого оказалось невозможно вспомнить. То есть слабо-слабо толкнул ее носком ботинка. Дверь бесшумно отворилась и Михаил увидел соседа.
Сосед сверлильщик не был гуманоидом-серым пришельцем, каким на первый взгляд показалась его несчастная жена. Он выглядел очень странно. Страннее своей серой, покрытой пылью с ног до головы, жены обмотанной подозрительными бинтами в горошек. Сосед -сверлильщик был так же неимоверно устал, нечеловечески тощ, и напуган до умопомрачения. Но в то же время его глаза горели неистовым пламенем, пальцы дрожали от возбуждения, а иссохший рот с потрескавшимися тонкими обескровленными губами щерился в самой наисчастливейшей улыбке, которую когда-либо видал Михаил.
Но Михаил был не дурак. Он был прост как кирпич и потому, обладая всеми способностями кирпича, увидел то, что не увидел бы какой-нибудь тонко чувствующий художник, поэт или гомик, что равнозначно. Он увидел, что пламя в глазах сверлильщика пламя нездоровое, больное, смердящее смертью и страхом, такое горит, наверное, в самых гиблых болотах заманивая своим нечистым светом туристов в гнилую погибель или на верховном газовом алтаре "Газпрома", где они приносят в жертву демону алчности надежды и будущее целого народа.
Он увидел что возбуждение, что волной прокатывалось по телу сверлильщика уже не человеческий трепет. А как будто что-то чужое, неестественное, инородное нашему миру, мечется под тонкой шкуркой сверлильщика. Совершенно отвратительное существо, бесформенное, зыбкое и беспорядочное, как половые отношения светских львиц. И такое же порочное, больное и заразное. Вызревая в гное и крови, в гнилых потрохах безумного соседа, ожидающее чтобы однажды вырваться на волю и поглотить все то немногое упорядоченное, светлое и доброе, что пока еще остается у людей.
Он увидел счастливую улыбку, но это было счастье безумного маньяка. Это была улыбка эсэсовца, который смотрит, как младенцев "недочеловеков" бросают в иссохший колодец, а следом кидают пару гранат. Это была улыбка полицейского, смотрящего как молча ползет между магазинных прилавков старушка, которой он прострелил живот, оставляя за собой смазанный багровый след. Это была улыбка людоеда, пожирающего жертву заживо, не забывая приправлять еще живую и страдающую человеческую плоть перед каждым своим укусом кетчупом "Хайнц". Это была улыбка демона, что сидит в бесконечно высоте, в иных пластах мироздания, смотря как умирает и гниет мир, развоплощаясь и становясь все зыбче и темнее, с каждым мигом погружаясь в тот хаос и ужас, что и является родным измерением демона, чтобы он наконец-то смог вволю пожрать несчастных человеческих душ и плоти.
Михаил не был чувствительным малым. И потому увидел все как оно было на самом деле, не обманувшись фальшивым налетом человечности на морде соседа-сверлильщика. Михаил обделался от испуга. Это была меньшее, что смог сделать наихрабрейший из людей, исключая конечно Варвару Семеновну, населяющих дом 12/2 по улице Мординова. Человек послабже окочурился бы на месте. Или спятил так глубоко и сильно, что никакая карательная психиатрия не смогла бы изгнать из него поселившихся в нем же бесов.
- А... Миша, привет. Зря ты пришел сюда,- тихо прошелестел- просвистел через сведенный в счастливой улыбке рот сверлильщик. И дрожащей рукой попытался пригладить свои волосы. Но рука столкнулась с твердокаменным колтуном, возникшим от соединения пота, бетонной пыли и волос. Улыбка сверлильщика стала еще шире и, что самое отвратительное, еще счастливее.
- Ч-ч-что... ты такое?- это было единственное, что смог придумать разум Михаила, скованный неземным ужасом.
- Я... всего лишь твой сосед. Твой старый друг, Петя... Вы все дружно забыли мое имя, - И Михаил вспомнил, что, действительно, у соседа-сверлильщика было имя. Ведь не может же человек с рождения носить имя сосед-сверлильщик. Если только он не был уж совсем нежеланным ребенком, которого одинаково ненавидели оба его родителя, и оба они являлись Даниилом Хармсом. Соседа-сверлильщика зовут Петя. Или, скорее всего, его звали Петей. Теперь-то он явно не Петя, и даже не Петр. Теперь он сосед-сверлильщик. И это его истинное имя.
- И Вася со второго этажа, и Коля Комиссаров, и Серега Макаров из четвертого подъезда. И, наконец, ты... мой друг, Миша. Зря вы все пришли сюда,- сверлильщик как будто грустно и нелепо махнул рукой.
И Михаил увидел. Фигура сверлильщика перестала занимать весь обзор и внимание Иванова и он увидел то, что его окружает. И это было не менее страшно, чем иноземная потусторонняя тварь, что гуляет под кожей бывшего Пети. А возможно и страшнее.
Дыры. Очень аккуратные и много. Все стены были в дырах. Даже в самом дырявом дуршлаге дыры находятся на большем расстоянии друг от друга, чем находились дыры проделанные сверлильщиком в бетонной стене. Стены были перфорированы настолько, что казалось чудом, что ничего не обвалилось, что стены все еще стоят, а не сложились неопрятной пыльной кучей. Как будто что-то там, по другую сторону дыр держит стену. Вовсе не из благородных порывов, а потому что это ему так надо, этому нечто. И в абсолютной ненормальной черноте дыр просверленных самым обычным перфоратором, нет, да и блеснут совсем необычные, голодные и жадные глаза.
Взгляд испуганно метнулся в стороны, потолок и пол тоже были в дырах. Но там было уже нечто иное. Не бездушная выстроенная в ровные шеренги пустота и механический голод дуршлага. А рисунок, плотный, но при этом нечеткий, зыбкий как кошмар, нечистый как фильмы Басковой и беспорядочный как фильмы Андреасяна. И казалось что с потолка через эти дыры льется что-то. Неосязаемое, но тяжелое, прозрачное, но смрадное, неощутимое, но пронизывающее, слюна с тысяч и тысяч бесконечно голодных пастей безумного демона-бога. А под полом плещется мертвый океан гноя и крови, что еще не пролилась с погибающей туши нашего мира, но скоро прольется. И целые цунами мучений и страданий взбаламутят мертвые слои гнили и перемешают их в самый сладкий и вкусный коктейль для адской твари, что бесконечно покоится на дне этого мертвого океана.
Михаил был простым человеком. Простым как кирпич. Но от подобного и кирпич бы поседел. И потому Михаил и поседел. Поседевший и обосравшийся повторно он вновь посмотрел на сверлильщика. Сверлильщик вновь обрел плоть, тяжко вздохнул-просипел-просвистел и нагнулся за перфоратором. Бинты в горошек, что опоясывали его спину треснули и лопнули, обнажая бледную нездоровую кожу соседа. И Михаил увидел дыры. Дыры в человеческой, в человеческой ли, плоти сверлильщика. Глубокие, ровные, почти не кровоточащие. Края дыр слабо шевелились, будто дышали. Вдыхали воздух. Выдыхали уже не воздух. А пары безумия, безнадежности, безысходности и еще десятка слов начинающихся на "без".
- Уходи, Миша... Зря ты все-таки пришел сюда. Не надо было приходить... Может я смог бы...- сверлильщик недоговорил. Вместо этого он включил перфоратор, подошел к стене и начал сверлить новую дыру.
Раздался визг и грохот переламываемого в пыль бетона. И привычный шум разбудил Михаила от ужаса. Как звонок будильник выдергивает от кошмара, так и шум сверла выдернул Иванова из лап оцепенения. И вмиг гнев за поседевшие волосы, ненависть к своему страху, омерзение от дерьма в собственных штанах вскипели из низа живота и взорвались мегатонной бомбой ярости. Взревев как гном, у которого наглый дракон упер Сердце Гор, с яростью же обиженного гнома Михаил налетел на сверлильщика. И ударил его. Прямо в беззащитную спину, чернеющую отвратительными отверстиями. И еще раз. И еще. И еще. Михаил бил, выпуская через свои пудовые кулаки, через могучие удары, весь тот страх и ужас, что охватили его в этой поганой квартире. Никогда еще Михаил не был так зол. Никогда прежде в жизни он не бил никого с такой яростью и силой.
И это сработало. Сверлильщик лишь глухо охнул и уже от первого удара Михаила налетел грудью на свой перфоратор, уронил его, ударился о стену и сполз по ней. Но Михаил не остановился. Он вновь и вновь бил по рыхлому истонченному и источенному дырами телу соседа-сверлильщика. И с каждым ударом страх и неземной ужас как будто отпускали Михаила. А так как его было много, и страха и неземного ужаса, то Михаил бил.
Когда Михаил закончил и обессиленно встал с колен, сверлиль... а точнее Петя походил на фарш. На сухой залежалый фарш. Не иносказательно, как в бравых боевичках. А реально превратился в фарш. Кулаки ярости Михаила взбили тонкую держащуюся на одном безумии и огромном количестве дыр плоть Пети в месиво из обломков костей, мяса и как будто иссохших потрохов. От Пети было на удивление мало жидкости. Как будто в отличии от нормального человека, состоящего на 80 процентов из воды, Петя содержал в себе жидкости максимум процентов на 15, не более.
Михаил пошатываясь, совершенно опустошенный вышел из комнаты, прошел по коридору, в котором уже совсем не дуло. Добрался до двери. Ногой отодвинул легонькое тело Наташи, бездыханно лежащее у двери. Наташа, жена Пети, раньше была весьма пышной женщиной. "И куда только все делось",- лениво подумал Михаил. И вышел из квартиры Сорокиных. Не забыв тщательно прикрыть за собой дверь.
Пошатываясь и кривясь от ощущения липнущих в бедрам обгаженных штанов, Михаил поднялся на свой этаж. Дверь в собственную квартиру была открыта. В прихожей сидела на обувной скамейке взволнованная и бледная Варвара Семеновна.
"Волновалась за меня, красавица моя",- подумал Михаил и криво улыбнулся. В ответ на улыбку жена лишь испуганно посмотрела на его кулаки, покрытые темной вонючей слизью и забрызганные слизью же рубашку и мокрые потяжелевшие штаны. Ее губы беззвучно шевелились, повторяя без конца: "Петя, Наташа, как же так... Петя, Наташа... как я могла забыть... Петя, Наташа...".
"Заладила",- подумал Михаил и чтобы заткнуть жену, схватил рукой за подбородок, притянул и нежно поцеловал в губы. Жена действительно перестала бубнить себе под нос. Вместо этого тяжело осела на скамейке и закатила глаза.
"Ладно, пусть поспит. Утомилась, милая",- подумал Михаил и хрустнул костяшками пальцев, повел могучими плечами, размял шею. А потом быстрым шагом дошел до стенного шкафа и достал оттуда свой перфоратор.
"Предстоит много славной работенки. Куда там Варя хотела перевесить этот книжный шкаф", -подумал Михаил, втыкая вилку перфоратора в удлинитель. Затем с молодецким гиканьем, лихим бесшабашным ударом снес книжный шкаф со стены, оголив изрядный кусок бетонной поверхности.
"Да... много работенки!", - улыбнулся еще шире Михаил и включил перфоратор. С визгом и грохотом сверло с победитовым наконечником впилось в бетон.
Из квартиры Васи со второго этажа, Коли Комиссарова с пятого, и Сереги Макарова из четвертого подъезда донесся аналогичный визг и грохот.
Мужикам предстояло действительно много работенки.
Конец.