Красный медведь. Серия #2
Юлька пришла в десять утра. Время было без пятнадцати одиннадцать, когда мы уже лежали голые в обнимку, немножко вспотевшие и довольные. Она сказала, что любит меня, глядя в глаза, и снова обиделась на то, что я не сказал ей «люблю» в ответ. Ну, я сказал, конечно, когда она попросила, но вот чтобы сам, то меня всегда коробит, когда мне нужно признаться в любви. Да, я люблю Юльку, эту милую девчонку с отличным задом и мягкими волосами до плеч, и она знает это. Бесят эти манипуляции! Девушки – это те же мамы. Пытаются контролировать тебя.
Удивительно действует сон на человека. Вот ты весь вечер, переходящий в ночь, беспокоился о маме, а теперь проспал до девяти утра, потом позвонила Юля, сказала, что находится неподалёку, в десять приходит в гости, и вот вы занялись любовью, и до половины двенадцатого дремлете в обнимку. Потом идёте в душ, готовите вместе еду совершенно без одежды, едите, чай пьёте, Юля предлагает сходить в магазин за вином, потом посмотреть фильм и снова заняться любовью, а ты такой думаешь: да, можно, почему бы нет? Но тут же вспоминаешь про маму. И становится стыдно. Это всё сон виноват. Он вытравляет всякое сострадание. Надо идти к маме, никакого вина и фильмов.
И вот мы прощаемся с Юлей у дверей ограждения, за которым находится пансионат: долго целуемся, крепко обнимаемся, – в общем, все эти ритуалы нежности влюблённой пары. И я звоню в звонок. Говорю, кто я, мне открывают, прохожу на территорию. Меня тут уже знают, конечно, пропускают без документов, улыбаются, как добропорядочному сыну. Хотя какой я там добропорядочный? Пришёл в два часа дня, а хотел рано утром. Мда. Вот такой я. Сынок. Ну уж какой есть. Может быть, они улыбаются мне, потому что я им плачу деньги за содержание мамы? Может быть.
В общем зале тире гостинице пространство поделено на зоны, как в детской комнате. Не так ярко, но визуально ясно: тут просмотр телевизора (три раза в день по часу), тут у нас настольные игры, здесь уголок чтения, зона встреч с посетителями, где я и сижу на стуле, положив руки нас стол. Жду, когда позовут маму. Не знаю, захочет ли она видеть меня, разговаривать. Тяжело всё это. Даже скучать начинаю по нашей ругани в квартире, постоянных спорах обо всяких мелочах. Зато общались. Иногда даже шутили, смеялись. Но и не всё так плохо, с другой стороны. Тут хорошие сиделки, мама под присмотром.
Вчерашний выход мамы на территорию поздним вечером всё же показался мне. Я просто перенервничал, это стопроцентно. Когда я был маленьким, раза три у меня были подобные галлюцинации. Помню, в одной из них мне привиделась мама, стоящая в комнате, хотя на самом деле ещё не вернулась домой из магазина, задержавшись на кассе. Я так переволновался тогда, так соскучился по маме, что она мне даже померещилась. Может быть, и сейчас такое. Ну а как по-другому? Но по камерам видеонаблюдения всё же гляну, для своего спокойствия…
Маму не приводят уже минут десять. Видимо, не хочет она идти. Ну, ладно. Я смотрю по сторонам, вижу этих стариков, многие из которых еле передвигаются. Моя мама хотя бы на своих ногах, подвижная. Боевая старушка моя. А дед вон с редкими седыми волосами на голове, как у птенчика какого-то, сидит такой маленький, скрюченный, на диване сбоку от телевизора, и ждёт, видимо, когда будет час просмотра. Смотрит в одну точку, думает не пойми, о чём. Соображает он что-то, интересно? Может, оплатить ему отдельную комнату с телевизором? Тут есть такие. Но вот я вижу мою маму, и становится уже не до деда.
У меня чуть было челюсть не отвисла, не могу поверить: мама улыбается мне и садится такая ухоженная, в платьице в цветочках, красных и синих. Куда, интересно, нарядилась? Волосы собрала в пучок. Сияет мама. Посмотреть приятно. Сначала челюсть чуть не отвисла, а потом я едва не плачу, когда она садится напротив, и я смотрю в её счастливые глаза. Привет, мама, говорю ей. И тут она начинает говорить и говорить, как в лучшие времена:
«Привет, сынок. Как выгляжу? Мне тут женщина по комнате подарила своё платье. Говорит, неношеное. А ей велико уже. Я его постирала в стиралке, в самом деле как новенькое. Пропадать, что ли, добру…» – и говорит, говорит.
Я смотрю на неё и не могу поверить, что она находится в пансионате, в доме престарелых. Да, она выглядит почти как бабушка мне, а не мама, потому что я поздний ребёнок, но в душе-то она у меня молодая. И я очень рад, что она сегодня такая энергичная. На неё, бывает, находит энергичность, даже вот когда началась эта грёбаная деменция. Полгода назад, может быть, помню, она была такая же подвижная, незадолго до Нового года. По её желанию мы тогда пригласили всех близких родственников за неделю до самого праздника. Хорошо провели время. Я, конечно, маменькин сынок, и мне эти родственные застолья нравятся. Ну ладно, сейчас не об этом.
Мама предлагает пожарить шашлыки на территории пансионата. Погода прекрасная, шашлыки, мол, давно не ели, давай, сынок. Я знал, что у них тут есть мангальная зона, но как-то не думал использовать её для отдыха с мамой. А сейчас я в таком восторге от этой идеи, это просто жесть, я прямо окрылён. Договариваюсь за пять минут с дежурной по пансионату, нам даже продают мясо для шашлыка, нужный реквизит, дают термос с заваренным чаем, две фарфоровые кружки, ложки, вилки, тарелки, и мы с пакетами в руках (мама тоже взяла пакетик с посудой) идём к мангалам, стоящим напротив ряда беседок за зданием пансионата.
По пути мы проходим мимо яблонь, рябин, плакучих ив по тропинке, выложенной щебнем. Вспоминаю, что вот напротив этой вот плакучей ивы, которая была в нескольких шагах от тропинки, я видел нечто, я видел маму, приподнятую над землёй на полметра, с руками по швам, будто солдат. Неприятно обдаёт ядом в сердце, колет ужасно, болит. Твою же, а, мне всего двадцать пять! Нельзя же быть таким впечатлительным.
Я разжигаю костёр под руководством мамы. Честно говоря, я совсем не умею этого делать. Хотел поискать в интернете на смартфоне, но решил, что с подсказками мамы будет проще. Очень быстро угли уже тлели, шашлыки уже шипели над ними. Почувствовав жар от углей, я вспомнил сон с красным медведем, по коже пробежали мурашки. Ладно, стоп. И переключаю всё внимание на маму. Мы сидим в беседке, пока готовятся шашлыки, пьём чай. Мама почти смеётся, говоря полушёпотом, как тайну:
«Мне тут один мужчина сказал, что я куколка, представляешь? Молодая красавица, говорит. Ну, какая я красавица!»
«Здорово», – говорю маме.
Ничего не омрачает нашу посиделку. Я слушаю маму и поддерживаю каждую её реплику:
«Ну, мама, ты же в возрасте, конечно, но ещё не совсем старая. В душе ты всегда молодая, тебе всегда восемнадцать».
Мы кушаем шашлыки, мама говорит, что мясо немного жёсткое, но сойдёт. Я радуюсь. Просто радуюсь. Наслаждаюсь. Сидеть бы так вечность. Но нужно возвращаться в здание и смотреть видеокамеры…
Я прощаюсь с мамой со словами: «Давай как-нибудь посмотрим какой-то хороший советский фильм в вип-комнате». Она говорит, что можно. И вот я снова подхожу к дежурной, обняв маму на прощание, проводим взглядом до коридора, где начинаются жилые комнаты. Мы с дежурной идём по другому коридору, в помещение охранников, пристроенное к основному зданию. Там смотрим по мониторам, что мама в такое-то время смотрела телевизор вместе с другими.
Всё было нормально до того момента, пока я не попросил показать вид на сад в то время, когда я увидел маму у плакучей ивы. В ушах зазвенело, ноги похолодели, когда я увидел. Мама видна по камерам, визуально как будто в самом деле повисла в воздухе, но совсем немножко, скорей всего обман зрения. Руки не по швам, как мне показалось, а просто опущены. Но это детали, это не важно. Мама стояла, судя по видеокамерам, напротив ивы. По камерам видеонаблюдения она находилась там почти что до полуночи. С восьми вечера до без десяти двенадцать. Это какой-то глюк, говорят мне. Они вызовут компьютерщиков.
Я просто молчу и выхожу, потому что меня тошнит. Ничего не хочу никому доказывать. Это бред. Бред! Мне нужно разобраться самому. Я схожу с ума? Не знаю. Когда я прохожу через общий зал, уже идёт просмотр телевизора. Что-то садоводческое. Мама тоже смотрит, но не сидя, а стоя, ходя туда-сюда, уже в не платье, а домашнем халате, в очках для зрения. Мама замечает, конечно, меня, удивляется и подходит ко мне:
«Серёжа, ты ещё здесь? Я думала, что ты уже ушёл».
«Да мне надо было внести оплату».
«А-а, понятно. Ну ты заходи, не забывай маму. Тут хорошо. Я подружилась с женщинами. Но, надеюсь, я скоро буду дома. Мне уже лучше».
Я не могу слушать. Кружится голова. Тошнит. Ничего не соображаю. Мама что-то скрывает от меня. Моя ли это мама вообще? Она должна обвинять меня, что засунул её сюда. Она должна вечно что-то забывать. Я выбегаю за территорию, усиленно дышу. Через полчаса я уже напился водки с соком, купленные в магазине рядом с домом, и лёг спать как убитый. Ничего не снилось.
