Всем привет!

Продолжаю в своём рассказе двигаться на восток, и на этот раз речь пойдёт об одной из самых известных романтических пар в средневосточной, особенно персидской, поэзии и прозе – о шахиншахе Хосрове II Парвизе и его жене Ширин. Но такая ли это красивая любовная история, как принято считать, или там «всё не так однозначно»?) Вот сегодня и разберемся. И ещё покажу пару пикантных изображений тем, кто дочитает до соответствующих разделов)) А пока, как обычно, немного истории. Эту часть читать не обязательно, но познавательно.

Есть мнение, что история Хосрова и Ширин началась ещё в правление его отца – Ормизда IV (579-590), о чьей печальной судьбе я просто не могу не поведать, поскольку она сильно повлияла и на судьбу Хосрова Парвиза.

Ормизд был сыном того самого знаменитого Хосрова I Ануширвана (531-579), о котором я уже в прошлый раз много рассказывала (например, тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 9. «Сказание об Ануширване» и «Шахнаме») и дочери ябгу Тюркского каганата Истеми, которую по некоторым сведениям звали Тукум (или же Какам, или Факим, о самом этом брачном союзе и его значении я рассказывала мельком тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»). Брак этот должен был скрепить союз между двумя сильными государствами, но мало того, что с этим ничего не выгорело, так и тюркскую царевну, похоже, не любили в Эраншахре, что не могло не сказаться и на отношении к её сыну как знати, так и подданных.

«...Сын тюрка не должен царить нипочём,
Никто его видеть не хочет царём!
Отродье хаканово, семя в нём зла,
И видом — как та, что его родила...»

(Цитата из "Шахнаме").

Недовольные аристократы, которые тянут одеяла на себя – давняя проблема Сасанидского Ирана, и, возможно, именно тот фактор, что его в итоге погубил. И с проблемой этой разные шахиншахи боролись по-разному. Так Кавад I, дед Ормизда, грязно использовал Маздакитское движение, чтобы решить часть своих проблем, а потом сам же и слил Маздака вместе с самыми упорными последователями, Хосров Ануширван мог пугать новым возвращением маздакитов, если детишки знать и народ не будут вести себя хорошо («Хотите как в 490-е?!»), а вот Ормизд, поскольку отец его правил успешно и почти неприлично долго, пугать призраком ком…маздакизма уже не мог. В итоге ему пришлось прибегать к старому проверенному методу – террору. И метод этот чреват тем, что одна ошибка, и ты ошибся. Особенно, когда ты в это время ведешь войну на два фронта, а именно это Ормизд и делал.

В это время продолжалась очередная Ирано-византийская война (579-591), в которой с византийской стороны отличился будущий император Маврикий (об этом тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 15. «Ираклий» и «Хроники длинноволосых королей»). Война была очень продолжительной и завершилась успехом для Византии (хотя Йемен отошёл-таки к Сасанидам), причем дело было не только в военном гении Маврикия, но и в том, что византийцы подстрекали к войнам и восстаниям всех соседей Сасанидов, до которых могли достучаться.

Примечательно тут то, что примерно в этот период нарушился баланс на Ближнем Востоке, т.к. и Византия, и Сасаниды утратили своих арабских вассалов: Юстин II устроил неудачную заказуху в отношении Гассанидского царя аль-Мундира, после чего тот закономерно послал таких союзников на то, что арабы называют зебб; царь же Лахмидов ан-Нуман III в 602-м году был казнён Хосровом, а его царство уничтожено, о чём я в другом посте ещё подробнее расскажу. Позже это ещё сыграло свою роль для обеих империй.

Арабы, хазары и грузины были в числе тех, кого византийцы смогли натравить на персов, но особых проблем не доставили, чего не скажешь о тюрках, к коим ромеи подмазывались уже давно. Не помогло даже родство Ормизда с Кара-Чурин-Тюрком (576-599), который, будучи не только 9-м и последним правителем единого Тюркского каганата, но и сыном Истеми-кагана, приходился Ормизду дядькой. Но родственные отношения порой на политику не влияют, вот и тут в условиях кризиса каган особо не сомневался, прежде чем отправил своего сына, Савэ-шаха, с огромным войском в Иран. И неизвестно, чем бы всё кончилось, если б не генерал по имени Бахрам Чубин, который не только одолел тюрков, но и привёз Савэ-шаха в Ктесифон извиняться и просить у кузена мира, который тот не замедлил заключить.

И вот ежу было понятно, что не надо с такими как Бахрам ссориться…Ежу понятно, а Ормизду было не понятно. Чем же так он обидел своего генерала, не вполне ясно (на этот счёт были разные версии), но этого хватило, чтобы Бахрам Чубин успешно поднял восстание. Из-за этого окружение шахиншаха устроило заговор и свергло Ормизда, ослепив и бросив его в темницу, где он вскоре и умер, а шахом сделали Хосрова, который из-за ссоры с отцом в результате интриг Бахрама же на тот момент находился в Адурбадагане (ныне провинция Восточный Азербайджан в Иране).

Но такое положение вещей длилось недолго, и вскоре на трон уселся сам Бахрам Чубин. Причём всё, что сумел сделать в этой ситуации законный правитель в лице Хосрова – это бежать подальше аки Симба из известного всем мульта, причем не куда-нибудь, а к давним врагам, где его, как ни странно, очень тепло принял тогда уже император Маврикий. Настолько тепло, что усыновил и нашёл ему жену – Марию (есть даже неподтвержденная версия, что то была дочь самого Маврикия), а потом ещё дал войско, с которым Хосров и вернул себе власть, выгнав Бахрама к тюркам, где тот в 592-м году, всего примерно год спустя после потери власти, был убит подосланным казачком.

А у Хосрова Парвиза (592-623) после этого всё стало хорошо. На какое-то время. В благодарность за помощь он заключил мир с Византией и счастливо жил со своей женой (или жёнами), вплоть до 602-го года, когда узурпатор Фока сверг Маврикия и убил его со всей семьей и многими приближенными. Интересно тут, что в дружбу с христианами начали играть ещё предшественники Хосрова II, особенно Хосров Ануширван, который охотно привечал у себя несториан, чтобы подгадить византийцам, но при этом сам мог начать их кошмарить. Именно в Сасанидской империи зародилась Церковь Востока, от которой когда-то отделилась существующая и поныне Ассирийская церковь Востока. Но Хосров в этих непростых отношениях с христианами зашёл дальше остальных – две из трёх известных его жён были христианками, сам шахиншах стал активно вмешиваться в дела христианской церкви своей страны и добавил свои скальные рельефы в Так-е Бостан с явным влиянием христианских канонов.

Кстати,  строительство, искусство  и наука при нём тоже развивались и процветали. Похоже, именно в годы его правления был реконструирован древний храм Ардвисуры Анахиты в Кангаваре (надписи указывают на реконструкцию именно на рубеже VI-VII веков). При его дворе жили и творили одни из самых знаменитых поэтов и музыкантов его времени – знаменитые музыканты Барбад Мервези (ум. 628), Бамшад (ум. 634) и арфистка Нагиса, какое-то время переводчиком и секретарем служил не менее знаменитый поэт Ади ибн Зайд (ум. в 600-х), о котором я в следующей заметке расскажу подробнее, вероятно, во времена Хосрова Парвиза мог жить и работать в Гондишапуре родоначальник знаменитой династии медиков Бухтишу I. И всё это на фоне настоящей восточной роскоши его дворца, точнее дворцов, потому что в его времена были построены как минимум Касри-Ширин, названный так в честь его любимой жены, и расположенный неподалеку Хош-Кури. Руины их можно увидеть до сих пор.

Но всё это великолепие было получено дорогой ценой – Хосров выгребал всё что только можно у всех слоёв населения, и своего, и на захваченных во время войн территориях. Сбор налогов не прекращался даже во время наводнения 628-го года в Месопотамии. Даже сейчас драхмы того периода встречаются чаще всего, средневековые авторы сообщали, что в 603-м году была произведена перечеканка монет, и в казне после всех выплат оказалось 3296 тонн серебряной монеты в 200000 кошелях. Через семнадцать лет, в 30-м году правления, казна насчитывала сумму, большую ровно вдвое – 400000 кошелей, 1 млрд 600 млн драхм.

Неуверенный в завтрашнем дне Хосров при этом якобы не только тратил огромные суммы на двор и представительства, но и схроны ухитрялся делать. С учётом длительности его правления и очередной войны с Византией к 628-му году народ окончательно озверел от такого положения вещей. Когда началась критика со стороны вельмож, Хосров не придумал ничего лучше, кроме как устроить репрессии. Да ещё вдобавок начались гонения даже на христиан.

Терпеть больше не было сил ни у кого, и чтобы прекратить этот беспредел и спасти то и тех, что ещё можно было, знать организовала заговор, который возглавил старший сын Хосрова, от Марии – Шируйе, у которого был свой интерес – Хосров вроде как собирался передать трон не ему, а Марданшаху, сыну от Ширин. В итоге к заговору присоединились и простые жители столицы, а Хосрова будто бы даже оказалось некому защищать, и его без особых проблем заперли в замке одного из марзпанов, а вскоре после и вовсе убили. Новым шахом под именем Кавада III всего на несколько месяцев стал Шируйе, ухитрившийся даже за этот срок понаделать много нехорошего, включая убийство сыновей Ширин.

В общем, правление Хосрова II стало последним ярким периодом в истории Сасанидского Эраншахра, перед тем как тот вновь оказался во власти смут, приводивших к трону и уносивших с него не только детей и внуков Хосрова, но и случайных людей, а всего спустя 23 года после смерти и знаменитого шахиншаха, и его наследника государство Сасанидов прекратило своё существование. О жизни Хосрова Парвиза и о том, как он и его страна докатились до жизни такой, повествуется не только в знаменитой поэме Фирдоуси «Шахнаме», но и в сегодняшней, не менее известной, поэме

«Хосров и Ширин» Низами Гянджеви

Время действия: VI-VII века, ок. 570-628гг.

Место действия: государство Сасанидов (современные Ирак, Иран), Кавказская Албания/Армения (территории нынешнего Азербайджана и, возможно, Армении) и Византия (современная Турция).

Интересное из истории создания:

О самом Низами Гянджеви я подробно уже рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 82. «Семь красавиц» и «Шахнаме»), так что сегодня только о поэме. Как и «Семь Красавиц», «Хосров и Ширин» (перс. خسرو و شیرین) входит в сборник «Пять поэм» («Хамсе»), причем это вторая поэма сборника, написанная в период с 1175/76 по 1191-й годы. Написана она, как и другие поэмы Низами, на персидском языке и состоит примерно из 6500 двустиший-маснави. По тогдашнему обычаю в ней содержатся не только религиозные восхваления, но и в адрес сельджукского султана Тогрула III ибн Арслана (1176–1194) и его вассала Джафара Мохаммада Джахан-Пехлева (1175–1186), правителя государства Ильдегизидов, второй столицей которого была Гянджа, родной город поэта.

Кстати, по этому поводу я хочу добавить ещё одну интересную вещь. Реальная Ширин, похоже, была арамейкой, но откуда-то пошла традиция приписывать ей армянское происхождение. Армянкой назвал её и Низами, но при этом, если судить по географическим названиям, упомянутым в тексте, все или почти все владения тётки Ширин (а затем и её самой) лежали на территории нынешнего Азербайджана, где тогда располагалась находящаяся в зависимости от Эраншахра Кавказская Албания, и в тот период как раз шли процессы, которые на недолгий срок, по сути, вернули ей самостоятельность: управлявшаяся с V века марзпанами страна оказалась передана в управление Михранидам, и в 628-м году правнук основателя династии, Вараз-Григор (628-636), стал управлять Кавказской Албанией (Алуанком) фактически самостоятельно. Столицей их стал Партав, другое название которого Барда. Другой город с похожим названием – Берд в Армении, но очень вряд ли, что имелся в виду в тексте он, тем более что этот город впервые упоминается в Х веке.

Ну и самое интересное – в заключительной части поэмы упоминается Афак, любимая жена Низами, умершая примерно в 1178-1180-м году, по некоторым сведениям, незадолго до фактического завершения им данного произведения. И, пожалуй, это самое романтичное место во всей поэме, особенно, если знать историю любви этой пары: Афак была рабыней, подаренной Низами правителем Дербента Дара Музаффарр ад-Дином примерно в 1170 году. Но вместо того, чтоб держать её при себе в качестве наложницы, как многие в те времена и делали, поэт освободил её и сделал законной супругой. Союз их, похоже, продлился не очень долго, но был счастливым, и в нём родился сын Низами Мухаммад. И я просто не могу не процитировать те самые строки:

«…Вняв сказу этому, пролей потоки слез,

Омой мою Ширин водой из горьких роз.

Она весенним днем, подобно розе милой,

Склонилась над своей безвременной могилой.

Кыпчакский мой кумир! Мой нежный хрупкий злак!

Погибла, как Ширин, и ты, моя Афак.

Прекрасен лик и стан, и разум твой был ярок!

Дербентом правящий тебя мне дал в подарок.

Ее фата была как воинский доспех,

А рукава узки. К ней не проник бы грех.

Всем недоступная и всех прекрасных строже —

Она стелила мне супружеское ложе…».

Низами хорошо выписывал трагедию Хосрова и Ширин, но на слёзки меня стало пробивать именно от этих строк.

О чём:

История начинается прямо с рождения и малолетства Хосрова, повествуя о том, какой он был хорошенький мальчик, и как все ему в попу дули в нём души не чаяли. Не удивительно, что, став подростком, юный Хосров имел всё, что только мог пожелать юноша его возраста и положения, и, когда вот я об этом начале задумалась, дальнейшая история заиграла для меня новыми красками. Хоть после одной шумной пьянки-гулянки строгий отец принца, Ормизд, и наказал по полной даже не сынка, а тех, кто с ним был, Хосров повинился, но выводы, похоже, сделал не совсем те, что нужно. Надо было понять, что весь мир не обязан исполнять его хотелки, а он почему-то решил, что папа у него очень суровый, и не надо его лишний раз злить.

А тут ещё некий Шапур, видно, желая выслужиться перед будущим шахиншахом, взял да расписал ему облик раскрасавицы Ширин, да так мастерски, что парень лишился спокойного сна от своих юношеских грёз и желаний. Вот тут-то Шапур и взялся за дело по-настоящему, пообещал принцу, что всё будет, и отправился на Южный Кавказ, чтобы своими психологическими трюками влюбить в Хосрова Ширин заочно. И этому грёбаному Кашпировскому это удалось! Да ещё как! Внушил бедной девушке любовь на всю жизнь, да ещё подбил её на побег из родного дома, чем причинил немалые душевные страдания её тётушке Михин-бану.

И самое дурацкое, что в Ктесифоне Ширин Хосрова не застала, потому что он, вероятно, уже поссорился с отцом из-за подкинутых Бахрамом Чубином монет с именем самого Хосрова, чем вызвал подозрения в нелояльности у Ормизда, и счёл за лучшее на время уехать подальше. И вот первая встреча случилась вопреки всем планам, когда Хосров покидал столицу, а Ширин туда ехала и остановилась совсем ненадолго, чтобы помыться у источника…

Отрывки:

Вот так причины начала конфликта между Ормиздом и Бахрамом Чубином изложил Фирдоуси:

«…[Хормозд узнает

о нечестности Бахрама Чубине

и заключает союз с хаканом]

Верховный дабир повелителю шлет

Посланье: «Будь счастлив, владыка владык!

Мол, радуйся вечно, владыка владык!

Будь вечно пред взором венец твой и лик!

Знай, два одеянья йеменских извлек

Бахрам, всю в жемчужинах пару сапог,

Да пару серег, что носил Сиавуш,

Нам мудрость в наследье оставивший муж,

Извлек, и не диво, что взял их себе,

Труда ведь немало затратил в борьбе...

Вступает в беседу с Шахаком-гонцом

Владыка: скажи, мол, что знаешь о том...

Шахак ему тот же рассказ повторил,

И гнев властелина тогда охватил.

Промолвил он: «Сбился с пути Чубине,

У ж голову видит свою на луне!

Одно, что правителя чинских мужей

Ударил — в согласье с природой своей.

Второе, что серьги себе он избрал.

Зачем же, ужели владыкою стал?

Труды свои сам он по ветру пустил,

Добро сотворенное в зло обратил…».

После этого разгневанный Ормизд послал своему генералу прялку и женскую одежду, мол, крысить могут только бабы (Неправда, конечно, но какая теперь разница?)) Ну и дальше завертелось…Чеканка монет с именем Хосрова Парвиза, и его бегство, в ходе которого (т.к. Низами упоминает эти обстоятельства с монетами) Хосров и повстречался впервые с Ширин:

«…Хосров Парвиз один, без этой свиты верной,

Направился к ручью; рысцой он ехал мерной.

И луг он пересек, и вот его глаза

Увидели: блестит затона бирюза.

Орел на привязи — и где восторгу мера? —

Не дивный ли фазан у чистых вод Ковсера?

Конь тихо ел траву у золотых подков,

И тихо, чуть дыша, в тиши сказал Хосров:

«Когда б сей образ лун был мой, — о, что бы стало!

Когда бы сей скакун был мой, — о, что бы стало!»

Не знал он, что Луну вот этот вороной

Примчит к нему, что с ней он слит судьбой одной.

Влюбленных множество приходит к нашей двери,

Но словно слепы мы: глядим, любви не веря.

И счастье хочет к нам в ворота завернуть,

Но не покличь его — оно забудет путь.

Повел царевич взор небрежно по просторам,

И вот Луна в ручье его предстала взорам.

И он увидел сеть, что рок ему постлал:

Чем дольше он взирал, тем больше он пылал.

Луну прекрасную его узрели взгляды.

И место ей не здесь, а в небе, где Плеяды!

Нет, не луна она, а зеркало и ртуть.

Луны Нехшебской — стан. Взглянуть! Еще взглянуть!

Не роза ль из воды возникла, полукроясь,

Лазурной пеленой окутана по пояс.

И миндаля цветком, отрадное суля,

Была вода. Ширин — орешком миндаля.

В воде сверкающей и роза станет краше.

Еще нежней Ширин в прозрачной водной чаще

На розу — на себя — она фиалки кос,

Их расплетая мглу, бросала в брызгах рос.

Но кудри вихрились: «Ты тронуть нас посмей-ка!

Ведь в каждом волоске есть мускусная змейка!»

Как будто их слова над ухом слышал шах.

«Ты — раб, мы — господа, пред нами чувствуй страх!»

Она была что клад, а змеи, тайны клада

Храня, шептали всем: «Касаться их не надо».

Нет в руки их не брал, колдуя, чародей.

Сражали колдунов клубки опасных змей.

Наверно, выпал ключ из пальцев садовода, —

Гранаты двух грудей открыли дверцы входа.

То сердце, что узрит их даже вдалеке, —

Растрескается все — как бы гранат — в тоске.

И Солнце в этот день с дороги повернуло

Затем, что на Луну и на воду взглянуло.

Вот струи на чело льет девушки рука, —

То жемчуг на луну бросают облака.

Как чистый снег вершин, ее сверкает тело.

Страсть шаха снежных вод изведать захотела.

Парвиз, улицезрев сей блещущий хрусталь,

Стал солнцем, стал огнем, пылая несся вдаль.

Из глаз его — из туч — шел дождь. Он плакал, млея:

Ведь поднялась луна из знака Водолея.

Жасминогрудая не видела его

Из змеекудрого покрова своего.

Когда ж прошла луна сквозь мускусные тучи,

Глядит Ширин — пред ней сам царь царей могучий.

Глядит пред ней Хумой оседланный фазан,

И кипарис вознес над тополем свой стан.

Она, стыдясь его, — уж тут ли до отваги! —

Дрожит, как лунный луч дрожит в струистой влаге.

Не знала Сладкая, как стыд свой превозмочь,

И кудри на луну набросила, как ночь;

Скрыв амброю луну — светило синей ночи.

Мглой солнце спрятала, дня затемнила очи.

Свой обнаженный стан покрыла черным вмиг.

Рисунок чернью вмиг на серебре возник.

И сердце юноши, кипением объято,

Бурлило; так бурлит расплавленное злато.

Но, видя, что от льва взалкавшего олень

Пришел в смятение, глазами ищет сень, —

Не пожелал Хосров приманчивой добычи:

Не поражает лев уже сраженной дичи.

В пристойности своей найдя источник сил,

Он пламень пламенных желаний погасил.

Скрыть терпеливо страсть ему хватает мочи,

И от стыдливой честь его отводит очи.

Но бросил сердце он у берега ручья.

Чья ж новая краса взор утолит? Ничья.

Взгляни: две розы тут у двух истоков страсти.

Здесь двое жаждущих у двух глубин во власти.

Хосрову в первый день путь преградил поток,

Луну во глубь любви ручей любви повлек.

Скитальцы у ручьев свои снимают клади,

Размочат жесткий хлеб и нежатся в прохладе.

Они же у ключей большую взяли кладь,

И ключ все мягкое стал в жесткость обращать.

Но есть ли ключ, скажи, где путник хоть однажды

Не увязал в песке, горя от страстной жажды?

О солнце бытия! Ключ животворных вод!

И ты, рождая страсть, обходишь небосвод.

Когда он от пери отвел глаза, взирая,

Где паланкин для той, что прибыла из рая, —

Пери, схвативши плащ, из синих водных риз

Вспорхнув, бежит к коню, — и мчит ее Шебдиз…».

Ну и не могу не процитировать угарный момент из главы о свадьбе Хосрова и Ширин) Последняя просила будущего супруга не набухиваться в тыкву, но тот её советам не внял. И вот что вышло:

«…Когда же должен был, почтителен и тих,

К невесте царственной проследовать жених, —

Его, лежащего без памяти и речи,

К ней понесли рабы, подняв к себе на плечи.

И вот глядит Ширин: безвольный, допьяна

Царь упоен вином. Себя укрыв, она

Тому, кто все забыв, лежит как бы сраженный,

Другую милую отдаст сегодня в жены.

Она схитрила, что ж, — ты так же поступай

С тем, кто придет к тебе, упившись через край.

Из рода матери всегда жила при Сладкой

Старуха. Словно волк была она повадкой.

И с чем ее сравнить? О диво! О краса!

Скажу: как старая была она лиса.

Две груди старая, как бурдюки, носила.

И плеч ушла краса, колен исчезла сила.

Как лук изогнутый» была искривлена

С шагренью схожая, шершавая спина.

Ханзол, несущий смерть! Кто глянул бы не косо

На щеки, — в волосках два колющих кокоса.

Ширин, надев наряд на это существо,

Послала дряхлую к Парвизу для того,

Чтоб знать, насколько царь повержен в хмель могучий

И сможет ли Луну он отличить от тучи.

Старуха полога раздвинула края,-

Как будто из норы к царю вползла змея.

Как сумрак хмурая — таких не встретишь часто,-

Была беззубая, но все ж была зубаста.

Царю, когда к нему вошла сия лиса,

Уже овчинкою казались небеса.

Но все ж он мог понять, — он на усладу падкий:

Не так весенние ступают куропатки.

Не феникс близится — ворону видит он.

Влез в паланкин Луны чудовищный дракон.

«В безумстве я иль сплю? — он прошептал со стоном.

Где ж поклоняются вот этаким драконам?

Вот кислолицая! Горбунья! Что за стать!

Да как же горькая сумела Сладкой стать?»

Хосрова голова пошла как будто кругом.

Решил он: сей карге он сделался супругом.

…Старуший слышен крик… Промолвила Луна:

«Спасти ее!» И вот к царю идет она…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

«Хосров и Ширин», без всякого сомнения, прекрасно написанная поэма. Там действительно очень красивый образный язык и порой встречаются неизбитые для русскоязычного читателя метафоры, местами я реально ловила эстетический кайф. Но вот что касается содержания…

Если не знать, что это средневековый автор из исламской страны написал, то местами это произведение конкретно так походит на типичный современный бабский роман, ей-богу) Так и подмывает наспойлерить, но я удержусь. Скажу лишь, что по современным меркам по большей части там любовью и не пахнет, а пахнет токсичными созависимыми отношениями с элементом абьюза, а иногда и с попытками откровенного насилия. И Низами много и часто нахваливал своего гг, но за всеми этими эпитетами проступал образ той ещё капризной слабохарактерной крысы без проблесков совести. И тут можно лишь со вздохом заключить, что любовь зла – полюбишь и…Хосрова.

Потому что вот образ Ширин-то автор выписал так, что в неё и читатель мог бы влюбиться – в отличие от Хосрова, она не только красива, но ещё и умна, последовательна, честна, бесстрашна, обладает чувством собственного достоинства, но вместе с тем изумляет и своей преданностью. В отличие от возлюбленного она предпочла быть либо с ним, либо ни с кем. Да, её эта верность явно не самому достойному её человеку раздражает немного, потому что невольно думаешь, что такая женщина достойна большего, но вместе с тем, читая всю эту историю, и понимаешь Ширин, и проникаешься к ней каким-то благоговением. И особенно любопытно вся эта история читается, если предположить, что автор противопоставил свою историю любви истории любви Хосрова и Ширин. Не знаю, есть ли там такое двойное дно, но и исключать его не могу.

В общем поэма точно стоит того, чтоб её прочитать, но ради главной героини, а не ради истории неземной взаимной любви. Потому что, на мой взгляд, её-то там как раз и нет. Если кто-то хочет, чтобы я наспойлерила и объяснила свой вывод, то я могу это сделать ниже в коммах. Если нет, то всем рекомендую разобраться, что там к чему, самим.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии. Или можно подкинуть денежку. На одну книгу уже собрала, на вторую - нет.

Список прошлых постов сегодня не приложу, т.к. он не поместится.

Потеплений между двумя сверхдержавами древности – Римской (а затем Византийской) империей и державой Сасанидов было мало (в основном воевали), но иногда случались.

В 298 году после жесткого поражения персов при Сатале шахиншах Нарсе был вынужден согласиться с требованиями императоров Диоклетиана и Галерия и подписать Нисибисский мирный договор. По нему к Риму переходили территории в Месопотамии и Закавказье, границей между двумя империями обозначалась река Тигр, а Армении – вечному яблоку раздора между двумя государствами - гарантировался суверенитет. Мир продержался почти 40 лет – до тех пока Шапур II не вторгся в Армению, что спровоцировало очередную войну между Персией и Римом.

Еще более интересный мир случился в следующем столетии. Как пишет византийский историк Прокопий Кесарийский, перед смертью император Восточной Римской империи Аркадий, опасаясь за судьбу своего малолетнего сына и наследника Феодосия, назначил ему опекуном шахиншаха Йездегерда I. И не прогадал.

«Когда царь персов Йездегерд увидел доставленный ему документ, он, и ранее известный своим великодушием, проявил добродетель, достойную большого удивления и вечной памяти. Он не стал пренебрегать поручением Аркадия, все время хранил с римлянами нерушимый мир и сохранил Феодосию державу. В самом деле, он тотчас же отправил послание к римскому сенату, в котором не отказывался быть опекуном василевса Феодосия и угрожал войной всякому, кто попытается устроить против него заговор».

Впрочем, мир продлился недолго. Аркадий умер в 408 году, Йездегерд – в 420-м (по преданию был убит конем, внезапно появившемся из озера). А уже на следующий год, при шахиншахе Бахраме V, разгорелись боевые действия в Армении.

Ответную услугу персам оказал спустя сто с лишним лет император Византии Маврикий. В 591 году трон в Персии занял юный Хосров II. Однако сразу же ему пришлось столкнуться с мятежом – против шахиншаха выступил могущественный полководец Бахрам Чубин, прославившийся победой над Тюркским каганатом. Хосров бежал в Константинополь и попросил у василевса помощи – 40-тысячное войско и золото на его содержание. Маврикий не отказал (потребовав взамен некоторые территории). В итоге на ромейских копьях Хосров окончательно пришел к власти, после чего между империями установился прочнейший мир – такой, что в Византии появилась поговорка: «Сидеть беззаботно, точно во дни Маврикия».

Увы, но через 10 лет красота закончилась. В 602-м Маврикий и его сыновья были убиты по приказу узурпатора Фоки, Хосров объявил траур, после чего двинул войска на Византию – чтобы отомстить за своего благодетеля. Началась самая длительная, ожесточенная и кровопролитная война, продолжавшаяся четверть века. В итоге обе сверхдержавы настолько ослабли, что стали легкой добычей новых захватчиков – арабов. Византия лишилась самых богатых восточных провинцией, а царство Сасанидов и вовсе перестало существовать.

В качестве иллюстрации – серебряное блюдо с шахиншахом Йездегердом I, убивающим оленя.

Всем привет!

Я обещала подробнее рассказать про Хосрова I Ануширвана, и вот этот день настал. Кстати, я уже упомянула, что с его именем связывают «Золотой век» Сасанидской эпохи, но сказала ли я, что само его имя – Husraw (пехл.) – означает «С доброй славой», а прозвище – Аnōšag-ruwān – «С бессмертной душой», и с этим связано немало легенд? Вот одну я сегодня расскажу, а пока немного истории. Эту часть можно пропустить, но она, как всегда, может быть очень полезна для понимания произведений, о которых я рассказываю, не только сегодняшнего.

Хосров даже не был старшим сыном Кавада I, но зато был любимым, и именно это и сделало его шахиншахом в 531-м году. Его старший брат, второй сын Кавада, Замасп лишился права на трон из-за потери глаза (увечных царями иранцы не делали принципиально), а вот старший сын Кавада – Кавус, правитель Табаристана (нынешний Мазендеран, южное побережье Каспия), сошёл с дистанции из-за своей связи с маздакитами, когда на них начались гонения, и был казнён. Его сын, Бав, решил держаться от центра подальше и, видимо, это сработало, т.к. он стал основателем династии Бавандидов, правивших Табаристаном аж до XIV века.

Хотя едва ли знать симпатизировала тогда Маздаку, Хосров им тоже не нравился, потому что с порога стал продолжать политику централизации власти, начатую ещё его отцом. Из-за этого представители знати попытались возвести на трон сына Замаспа (тоже Кавада), и так у царя царей стало на двух братьев меньше (ибо, похоже, досталось не только Замаспу, но и опальному Ксерксу). Да и остальной родни поубавилось, потому что из этих двух историй он сделал соответствующие выводы. Уцелел будто бы только тот самый его племянник Кавад, который был ещё мальчиком, и которого пожалел военачальник Адургунбад.

После этого власть Хосрова всерьёз больше никто не оспаривал, и он преспокойно занялся своими государственными делами. А дел там было невпроворот, потому что времена Кавада I  были тяжкими для Эраншахра, сказывались последствия войн и внутренних потрясений, связанных с заговорами, движением маздакитов и последующими гонениями на них, периодами голода и эпидемий. Так что и население уменьшилось, и денег в казне было – пёс наплакал. Отчасти поэтому, видимо, Хосров и не стал выпендриваться, когда византийцы завели речь о мирных переговорах, и заключил тот самый (не)вечный мир с ними.

После этого он занялся реформами – поотбирав земли у опальных аристократов, разделил все свои владения на четыре области (назывались они "кусты") и стал лично назначать там наместников, марзпанов (к слову, в Кавказской Албании и Армении это означало полную ликвидацию царской власти до конца самой власти Сасанидов), равно как и других чиновников крупных уровней, реформировал налоговую систему, создав прогрессивную шкалу для взимания поземельной и подушной податей, причем в форме денег, а не натуры, что, наконец-то, наполнило прохудившуюся казну баблом, при этом само количество и размер налогов для большей части населения понизились.

Помимо этого, Хосров организовал регулярные войска, причем расширил круг тех, кто мог поступить на военную службу после усиленной многолетней подготовки. Фишка тут была в том, что финансировалось это всё из казны, и подчинялось войско отныне только шахиншаху, ставшему единственным главнокомандующим, т.к. должность эранспахбеда (командующего армией) была упразднена. Подобные преобразования не только защищали Хосрова от очередного восстания, но и быстро помогли восстановить армию, а потом нарушить мирный договор и начать войны как с византийцами, так и с эфталитами, да ещё и в Химьяре (ныне Йемен) мутить свои мутки. Подробнее об этом я уже рассказывала в предыдущих постах, так что не буду на этом подробно останавливаться. Скажу лишь, что Византия в результате должна была Персии много денег, а Хосров в ответ пообещал лишь не ущемлять христиан на своих землях, а владения эфталитов вообще у них персы отобрали и разделили по Амударье с владыками Тюркского каганата. Химьяр же в результате трёхстороннего конфликта между Эраншахром, Аксумом и Византией оказался в фактической зависимости от персов вплоть до арабских завоеваний.

Но не только войнами занимался Хосров Ануширван. Иначе не было бы при нём никакой «золотой эпохи». Ещё он активно занялся как восстановлением того, что было разрушено, так и строительством новых дорог, мостов, каналов, даже основал несколько новых городов по примеру своих предков (традиция, кстати, приписывает ему основание таких городов как Беленджер и Семендер в Дагестане, и есть мнение, что именно тогда и именно персы стали называть Дербент этим названием, они же перестроили Дербентскую крепость (если точнее цитадель Нарын-кала), заменив каменной кладкой стены из кирпича-сырца и придав ей современный вид).

Да вдобавок к этому Хосров оказывал покровительство деятелям науки и искусства. При нём продолжал занимать пост великого визиря Бозоргмехр, сын того самого героя и военачальника Сухры (о котором подробнее рассказывалось тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 87. «Маздак» и «Шахнаме»). И, кстати, с именем визиря связывают создание игры в нарды, мол, это был такой ответ индийским шахматам. Ещё есть версия, что знаменитый врач той эпохи, Борзуя (перевёл Панчатантру с санскрита на пехлеви), и Бозоргмехр – один и тот же человек. Но, даже если это и не так, то и сам великий визирь оставил после себя многие труды, а при Ормизде IV (579-590) был наместником Хорасана.

Помимо этого, и чтобы было кому науку и философию развивать, и явно не без того, чтоб побесить Юстиниана, Хосров дал приют семерым философам после закрытия императором Афинской академии, в т.ч. неоплатоникам Дамаскию и Симпликию Киликийскому. Второй, кстати, был учеником первого и, несмотря на это, потом поддался уговорам Юстиниана и в 532/533-м переехал в Карры, а ещё он известен как автор комментариев к «Началам» Евклида, правда, до наших дней его труд, увы, не дожил. К слову, Хосров, похоже, был приятно удивлен общением со всеми этими товарищами, настолько, что создал нечто среднее между прообразом университета и научной школы в г. Гондишапур (Хузестан), где занимались изучением не только философии и теологии, но и медицины, и активно переводили всё, что только можно, на пехлеви и сирийский язык. Причем, можно сказать, что именно это место дало базис для возникновения в дальнейшем того, что принято называть «золотым веком ислама».

Постепенно имя Хосрова Ануширвана стало обрастать легендами и, да, пользовалось почитанием даже у исламских правителей и мыслителей. Так что неудивительно, что выглядит так, как оно выглядит, сегодняшнее произведение

«Сказание об Ануширване»,

которое я дополню также отрывком из «Шахнаме».

Время действия: VI-й век, ок. 531-579гг. н.э.

Место действия: Сасанидское государство Эраншахр (современные Ирак, Иран, Туркмения).

Интересное из истории создания:

Точное имя автора и даже время создания данного сочинения неизвестны. Начальное повествование ведется от имени неизвестного рассказчика про некого Абу-л-Хайра Амри, посетившего храмовый комплекс Адур-Кушид в Парсе (причем фишечка в том, что святилище-то было зороастрийское). Предположительно это происходило в конце X – начале XI в., что делает ещё более любопытным и сам факт посещения храма огня вроде как мусульманином, и то вступление, которое автор написал к своему сочинению (там есть и традиционное исламское славословие, и зороастрийская формула, восхваляющая Ахура-Мазду). Лично я полагаю, что это связано с т.н. «иранским интермеццо» – как раз в Х-XI веках Ираном правили Буиды, которые, хоть и были шиитами, но вместе с тем были заинтересованы в возрождении и поддержании всего иранского в противовес арабскому.

При этом датой переписки всего сборника, куда вошло данное произведение, значится «год 896 древнего месяца мордада» (при датировке по эре Йездигерда III это соответствует июлю 1527 г. н.э., при датировке по Табаристанской, или постйездигердской, эре – июлю 1547 г.), короче, как ни крути, переписана рукопись была в XVI веке.

Сам текст «Сказания» на новоперсидском языке, занимает в сборнике 14 страниц и до 2008-го года, похоже, на русский язык не переводился, хотя и хранился в коллекции нынешнего Института восточных рукописей РАН в Санкт-Петербурге. Перевод сделан А.И. Колесниковым и помещен в издание «Письменные памятники Востока, № 1 (8)» от 2008-го года.

О чём:

Рассказчик вначале подробно описал тот самый храмовый комплекс Адур-Кушид в Парсе, а затем добавил, что посетил это место тот самый Абу-л-Хайра Амри, разговорился с местными жрецами, и один из них принес ему пергамент с текстом «Фаррох-наме», «Книги Счастья», позволив взять её и перевести с пехлеви на новоперсидский, что, мол, и было сделано.

И вот после этого и начинается рассказ об истории этой книги – её создал для своего повелителя Хосрова Ануширвана некий Йунан. И далеко не всегда этот Йунан пользовался милостью Хосрова. Когда Ануширван занял трон, он, опасаясь заговоров и восстаний (и я-то в своей исторической справке написала, что не зря, и почему), занялся кадровыми чистками и расправами над бывшими служителями своего отца и другими неугодными. Под раздачу вот-вот должен был попасть и дастур Йунан.

Чтобы избежать незавидной участи, он сбежал в храм огня Адурхварре, и там, будучи человеком сведущем во всяком разном, составил для себя гороскоп и обнаружил, что не только приблизится к новому шахиншаху, но и обретет в нем и покровителя, и благодетеля, и ученика. Именно это и подстегнуло его не продолжать игру в прятки, а взять да написать Хосрову напрямую письмо. Что из этого вышло – предлагаю всем выяснить самим.

Отрывок:

Для начала не могу не поделиться, как обычно при рассказе о Сасанидах, отрывком из «Шахнаме»:

«…[Бузурджмехр изобретает нарды

и Нушинраван отправляет его в Хинд]

Муж мудрый в чертог отправляется свой,

И доску и циркуль кладет пред собой.

В покое покойном воссел в тишине —

Ведь мысль заостряется наедине.

На шахматы — хиндскую мудрость — взглянул,

"Усилием духа свой ум подстегнул.

В нем разум и светлое сердце слились,

Так создали нарды * и чудо, и мысль.

Он сделать велел два мохре из кости *,

И метки из тика на них нанести.

Устроил он схожие с хиндской игрой

И поле сраженья, и воинов строй *.

Разбил оба войска на восемь частей,—

Воителей быстрых, грозы крепостей.

Вот темное поле, отряды бойцов

Врагу с четырех угрожают углов.

Там бьются два равновеликих царя,

В движении вольном на поле царя.

Бросая вперед за отрядом отряд *,

За ходом сражения зорко следит.

То тот побеждал, то другой падишах,

То бой на равнине, то схватка в горах.

Случится, захватят вдвоем одного,

Лишается войско бойца своего.

Доколь не понес пораженье в бою

Кто-либо, они оставались в строю.

Такие, как я рассказал, изобрел

Он нарды, к владыке с той вестью пришел.

Расставил игру, рассказал обо всем,

О силе царей, о сраженье самом.

Владыка Ирана был ошеломлен

И долго пребыл в размышлении он.

Из действий царей благородных извлек

Успеха урок, пораженья урок.

Так молвил: «И духом и счастьем своим,

О чистый душою, пребудь молодым».

Такой был владыки Ирана приказ:

«Собрать двадцать сотен верблюдов для нас.

Ту дань, что давал и Мекран, и Хайтал,

И Чин, и румиец, и то, что сбирал

Как подать в казну шаханшаха Иран,

Возьмет из казны тот большой караван.

И вот караван шаханшаха готов,

Избавлено сердце от этих трудов.

Посланца раджи повелитель призвал,

Немало о знании с ним толковал.

Радже составляются строки письма

Исполнены знаний счастливых, ума.

Вначале восславлен владыка миров.

Кесра Нушинраван

Защитник от дивов, извечных врагов.

Писал возглавлявшему Хиндский удел,

Простертый с Каннуджа по Синдский предел:

Посол умудренный, мол, прибыл ко мне,

Шатрандж нам доставил и чатр на слоне.

Властителя Хинда слыхали наказ,

Исполнили все, чего ждали от нас.

О сроках условясь с твоим мудрецом,

Мы дух наш украсили знанья венцом.

Немало мобед, разуменьем благой,

Изыскивал, справился с вашей игрой.

И ныне в Каннудж отправляется он

К высокому Хинда радже снаряжен.

Везет он верблюжьих две тысячи нош,

В них дружеский памятный дар обретешь.

Мы нарды кладем вместо шахмат твоих,

Желали бы силой помериться в них.

Найдешь, знать, брахманов, чей разум благой,

Чье знанье управится с нашей игрой…».

Кстати, шатрандж (чатранг) - это раннесредневековая форма шахмат, а «Каннудж» – это, очевидно, чуть искаженное «Каннаудж», город в Уттар-Прадеш, на берегу Ганга, который в своё время был столицей империи Гурджара-Пратихара (VI-XI), возникшей на обломках империи Гуптов. Если повезет, о ней я расскажу позже.

И я такое не планировала, но вынуждена признаться, что, помимо самого начала, в "Сказании об Ануширване" меня больше всего заинтересовал последний отрывок, где повествуется о некоем исламском правителе (комментаторы выделили две версии, кто это мог быть), который прошёл путь от ненависти до любви к почившему легендарному шахиншаху (да-да, речь о Хосрове), и дошёл до того, что решил посетить его гробницу.

«…Три дня с ним обращались как с гостем. На день четвертый Мамун призвал его к себе и сказал: «Эй, старец, в "(Книге) владык Ирана"  я прочел, что гробница Справедливого царя расположена на горе. Хочу знать, где находится эта гора». Старец, поклонившись, сказал: «О повелитель верующих! Ты спросил про очень удивительные вещи. Знай же, что этот старец и есть служитель при той гробнице. Должность пира при ней у нас (в семье) наследственная, от поколения к поколению. И никто, кроме нас, в эту гробницу попасть не может. Обычай таков, что, если кто-то другой осмелится туда проникнуть, он будет поражен огнем и там погибнет. Но, о повелитель верующих, в "Книге (деяний) справедливого царя Ануширвана" написано: "Придет поклониться мне падишах из арабских падишахов, связанный родством с Пророком, который должен появиться". Я увидел знак, что тот падишах – только ты».

Мамуну эта речь очень понравилась. Он стал расспрашивать о политике и обычаях Ануширвана, а тот старец отвечал на вопросы. (Далее) Мамун спросил: «А теперь скажи, как следует идти к той гробнице, какой дорогой?» Старец ответил: «Отсюда до той горы – пять фарсангов, на самой же горе есть ущелье в двенадцать фарсангов. При входе в ущелье находится скала из гранита высотой в семь фарсангов. Ее венчает холм высотой в 300 гязов. Усыпальница расположена на вершине того холма. Погребальная камера (помещение) сложена из гранита, пол отделан серебром, а свод - золотом; в него вставлены старинные жемчуга, так что свод напоминает небо в звездах. Внутри (помещения) установлено ложе из жемчуга. На том ложе упокоился Справедливый царь, накрытый одеждами в жемчугах, златотканным покрывалом. У его изголовья положена золотая корона с вшитыми в нее драгоценными каменьями. На его подушке лежит дастар из (храма) Адар Гушасб. Самое тело настолько искусно обработали лекарствами, что, говорят, оно никогда не испортится и не потеряет вида. И еще сказано, что дастар никто, кроме Бога Всевышнего, не сможет оценить, потому что огонь его не сожжет и земля не сгноит. Никогда ни от чего он погибнуть не сможет, кроме как от кислого уксуса. Когда на него прольют уксус, он погибнет». (Далее старец) сказал: «Путь к той горе проходит по горным тропам (через перевал?), и тот путь разрушили».

Мамун распорядился, чтобы привели рабочих и восстановили мосты. Мамун, Хусейн Сахл и Ахмад Халид сидели каждый на (носилках, которые несли) рабы, а иранский старец стал впереди. Мамун остановился, обутый в парчовые туфли, и взял с собой двадцать манов молотой кайсурской  камфоры.

День и ночь они были в пути, пока не прибыли на то место. Когда были уже недалеко от гробницы, Мамун спешился и сказал: «Негоже, увидев место упокоения Справедливого царя, оставаться верхом». Подойдя ко входу в гробницу, они взялись за ручку двери, чтобы ее открыть, как дверь открылась сама. И вот Мамун, Хасан  Сахл, Ахмад Халид и иранский старец оказались внутри гробницы. Когда взгляд Мамуна упал на лицо Ануширвана, сердце его объял ужас…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Скажу честно, пока читала именно приведенный отрывок, всё гадала – случится ли вотэтоповорот, и прольют ли на тело Хосрова «кислый уксус»)) В остальном, должна признать, саспенса и движухи в этом маленьком произведении практически нет. Зато есть интересные мысли, над которыми мне было и в наше время с высоты своего жизненного опыта занятно поразмыслить. Кроме того, там есть и отсылки на некоторые исторические события времен Хосрова Ануширвана.

В общем на вау-эффект рассчитывать не стоит, но ознакомиться я бы всё-таки рекомендовала, тем более что читать там немного. Больше ничего не могу добавить, а то придется заспойлерить то, что я спойлерить не хотела.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии. Кроме того, всё ещё не завершен сбор на редкие книги, чтобы максимально полно раскрыть историю VI века. Благодаря неравнодушному подписчику мне удалось добыть книгу "Империи шёлка" и создать пост о Тюркском каганате, но пост о принцессе Пхёнган и истории ранней Кореи на примере книги Чхве Сагю всё ещё ждёт своего спонсора, и им можете стать именно вы.

Список прошлых постов искать тут:

История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 2. «Меровинги. Король Австразии»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 3. «Баллада о Хуа Мулань»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 4. «Борьба за Рим»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5. «Меч на закате»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.1 «Туманы Авалона»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6. «Сага о Хрольфе Краки»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 6.1. «Беовульф»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 5.2. «Тристан и Изольда»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7. «Юстиниан»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 7.1 «Князь Велизарий»

История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»

Особенно прошу обратить внимание на пост о "Князе Велизарии" - он явно недополучил внимания.

Всем привет!

Вот мы и подобрались к рубежу V-VI веков н.э., и мне посчастливилось найти настоящую литературную жемчужину, благодаря которой я смогу сегодня рассказать о трех государства того периода – империи Сасанидов, Византии и государстве эфталитов. И начну с Персии, т.к. это будет логичнее всего.

В прошлый раз я рассказала, что на смену Бахраму Гуру пришёл его сын Йездигерд II (440-458), который прославился тем, что заварил кашу с насильным обращением подчиненных государств Южного Кавказа в зороастризм, а расхлёбывать заваренные им каши пришлось не только ему, но и его вдове, царице Денак, а также наследникам – Ормизду III (458-461/62) и Перозу I, он же Фируз (461/62-484). Причем преемником Йездигерд будто бы назначил Ормизда и, похоже, не учёл, что тот нравился далеко не всем, так что очень скоро после воцарения нового шахиншаха в стране вспыхнула междуусобная война. В итоге Ормизд был свергнут (и, по некоторым сведениям, убит), а Эраншахр ослаб, чем воспользовались не только армяне, но и кто похуже – эфталиты.

Кстати, о них. Я о них уже не раз упоминала, но толком так и не рассказала. Видимо, вот он шанс. Эфталиты (они же абделы и белые гунны) на самом деле (во всяком случае по основной версии) к гуннам особо никакого отношения не имели, это был ираноязычный народ (или скорее группа племен), которые, возможно, произошли от массагетов и издревле жили в Средней Азии. В 440-м году примерно их вождем стал Хингила I (ок. 440-490), который к 457-му году подчинил себе Чаганиан, Тохаристан и Бадахшан, занял Мерв и, в общем-то, тем самым и создал то самое эфталитское государство, причем на достигнутом они не остановились, и стали продвигаться дальше на восток (захватили Кашгар, Хотан и Кучу), юго-восток (покорили частично территории современного Афганистана, Кашмир и Пенджаб, и стали угрожать Гуптам) и даже начали наезжать на иранцев.

Царей (или вождей) их называли хушнавазами, и вторым таковым стал после Хингилы Мегама (ок. 490-493), а после него знаменитый Торамана (ок. 493-515), который и привёл к краху империю Гуптов. Пожалуй, до конца его правления эфталиты всё ещё переживали период подъёма, и всё переигралось только после поражений его наследника Михиракулы (ок. 515-530). Но это совсем другая история, и я, надеюсь, дорасскажу об этом в другой раз. На рубеже V-VI-го веков эфталиты были во всех смыслах на конях, контролировали Великий Шёлковый путь, богатые и развитые Согдиану и Бактрию держали на правах вассалов, посылали послов в Северную Вэй, конкурировали с жужанями и успешно вымогали дань из государства Сасанидов. И началась эта позорная для иранцев история вот именно тогда, во времена Ормизда и Пероза.

По одной из версий брата Пероз одолел именно благодаря помощи эфталитов, за что потом отдал им некоторые территории. А, став сам шахиншахом, подумал, что негоже раздавать территории всяким варварам и начал против эфталитов войну. Те будто бы раз его одолели и заманили в ловушку, он выбрался и, вместо того, чтоб сделать выводы, продолжил в прежнем духе. И это на фоне нападок на иудаистов и христиан, восстания 481-484-х годов в Армении и тотального голода, охватившего Эраншахр по причине жесточайшей засухи. Царь от Ахура-Мазды прям-таки. Благо, пока он воевал, страной управляли более разумные люди и, благодаря их мерам, всё не пошло совсем уж по одному месту. Предполагают, кстати, что экономикой страны могла тогда рулить мать Ормизда и Пероза – царица Денак.

Ну а Пероз вторгся в 484-м году на эфталитские территории, попал в очередную ловушку и был эпично разгромлен. Сам он будто бы погиб вместе с некоторыми из своих сыновей, а часть его военачальников и сын Кавад оказались в плену вместе с теми ценностями, что царь повёз с собой в поход. На смену ему пришел Балаш (484-488), который приходился родичем Перозу (хотя степень родства точно не ясна) и которого тот оставил за главного на время своего провального похода. Это спровоцировало очередную, хотя и менее масштабную междуусобицу, и, к несчастью для себя и страны, Балаш оказался не слишком сильным и инициативным правителем, да ещё вдобавок государство ему досталось в плачевном состоянии, и наложенная эфталитами дань подъёму тоже не способствовала. Поэтому у него распоясались представители знати из «Семи великих домов» и стали во многом сами управлять, как умели. Судя по всему, даже неплохо справились.

Особенно выделились Шапур из рода Михран и полководец Сухра, а также его сын Зармихр из рода Суренов. Этот Сухра (он же Сухрай и Суфрай) провёл блистательный поход-реванш и вернул на родину не только плененного царевича Кавада и других, но и все богатства Сасанидов, захваченные хушнавазом эфталитов. Во всяком случае, так гласят легенды) Что более вероятно, дело решилось дипломатическим путем, и всё перечисленное персы просто, по сути, выкупили, причем за дорого. Дань выплачивать эфталитам они прекратили только во времена Кавада. Кстати, о нем…

Правление Балаша было, можно сказать, правлением мягкого человека с соответствующими послаблениями. Он принял меры, чтобы не доводить до полного истощения крестьянства, заключил Нварсакский договор, закончив тем самым Ваанскую войну (481-484) и поставив тем самым точку в вопросе религиозного и национального конфликта в Закавказье (государствам региона была предоставлена свобода вероисповедания и ещё некоторые плюшки) и даже, видимо, ослабил давление на христиан и иудеев в самом Иране. И, возможно, его религиозная политика стала причиной того, что на него заточили зуб мобеды и некоторые представители знати. Закончилось это тем, что Балаш был свергнут, вероятно, не без вмешательства того самого Сухры, а на трон посадили молодого Кавада I (484-498/499 и 501-531). И уж тут-то начались особо «интересные времена».

Теперь, чтобы лучше понимать, что да как, мне придется ненадолго обратить внимание на главного соседа и соперника Сасанидов – Византию. На момент прихода Кавада к власти там повторно сел на трон император Зенон (474-475 и затем 476-491), который очень хотел обратно свой Нисибин, ведь срок позорного договора, заключенного когда-то Иовианом (363-364) после неудачного похода Юлиана Отступника против персов, успел истечь ещё когда, а отданные города и области так к ромеям и не вернулись. И у той, и у другой стороны были политически нестабильные времена и серьёзные финансовые проблемы, так что переговоры шли плохо, а ситуация накалялась, и не помогло даже то, что Зенон умер, и к власти пришел Анастасий I (491-518). Того, кстати, на трон привела уже известным способом та же самая Ариадна, дочь Льва Макеллы, что когда-то сделала мужем и императором Зенона.

Анастасий был иллирийцем по отцу, а по матери происходил от брата Юлиана Отступника – Констанция Галла, но даже это делало его не очевидным кандидатом в императоры. Правда у него была хорошая репутация при дворе Зенона, и, возможно, именно это и сыграло решающую роль. Несмотря на религиозные распри и проблемы во внешней политике, страной он управлял даже неплохо – облегчил налоги, ввёл в обращение медные фоллисы, закрепил за арендаторами земельный участок после 30-летнего срока аренды и сделал ещё много чего. Но никейцы называли его нечестивым из-за его симпатий к монофизитству, и его положение поначалу, видимо, не было таким уж прочным. А в таких условиях ему тоже ничего иного не оставалось, кроме как требовать назад территории. Ситуация зависла в неопределенности.

А тем временем в государстве Сасанидов происходили странные и даже страшные вещи. Началось всё с того, что объявился там некий пророк Маздак, которого не устраивал текущий религиозный и государственный порядок, и он начал проповедовать и агитировать за реформирование зороастризма, за всё хорошее против всего плохого, и приобрел себе много последователей, включая и царя Кавада. Так Маздак стал верховным жрецом Эраншахра. Началось всё с хорошего – раздачи людям зерна, продолжилось сомнительным – раздачей женщин из гаремов. И чем дальше, тем круче.

Возможно, именно это привело к заговору, свержению и заключению Кавада. Вместо него на трон посадили его брата Замаспа (496/99-501). В этом есть определенная злая ирония, потому что ранее, в 493-м году, опасаясь, что непомерно усиливший свои позиции Сухра, может его свергнуть, Кавад от него избавился. Неизвестно, напрасны были его опасения или нет, но в стране у него надежной опоры не нашлось, кроме небольшой группы сторонников, что, очевидно, помогла ему бежать в земли эфталитов. Там он набрал войско и, подобно Перозу, вернул себе трон, сбросив брата. После этого, как ни странно, правил он довольно долго. Вывод из этой истории Кавад, похоже, сделал такой – не надо, чтоб тебя считали слабаком, надо хорошо кормить армию, и своевременно платить эфталитам…и пошёл войной на Византию. Причем резво прошелся по окраинным областям, захватив такие города как Феодосиполь и Амида. Помогал Каваду царь Лахмидов Ан-Нуман II (ок. 499/500-503), сын малика аль-Асуада и внук того самого Аль-Мунзира, который непосредственно воспитывал молодого Бахрама Гура.

В общем натворили персы всяких ужасов, всполошили византийцев, и те были только рады откупиться. Историки спорят, сколько именно они послали персам золота, но точно дохрена. Из хорошего тут было только то, что византийцев это встряхнуло, и они озаботились укреплением своих рубежей, чему персы при всем желании помешать не смогли, хотя это нарушало «добрососедские» договоренности. Всё, что смог Кавад, это демонстративно поглаживать христиан отличных от никейства течений, что многих в Византии наверняка бесило…Но Анастасий к их числу не относился)

В собственном же государстве Кавад продолжил укреплять свои позиции, чтоб случившееся не повторилось, и ближе к концу своего правления дошёл до того, что опрокинул бывших товарищей-маздакитов, с большинством из которых после этого нещадно расправились, ибо претензий к ним накопилось немало. И было за что. Одна только расправа над военачальником Сиявушем чего стоила. Сам Маздак был схвачен и казнен где-то в 524-528-х годах. Схожая судьба постигла и старшего сына Кавада – царевича Кавуса. После этого в фаворе остались один из сыновей Сухры, великий вазир Бозоргмехр, и Хосров Ануширван, в 531-м году ставший новым шахиншахом.

И, может, я рассказала обо всём этом длинно и скучно, но вот зато увлекательный рассказ обо всем этом можно найти в повести

«Маздак» М. Симашко

Время действия: V век, ок. 491-506 гг., и затем примерно 526-528г.

Место действия: государство Сасанидов (современные Ирак, Турция и Иран), государство эфталитов (современные Туркменистан и Узбекистан), Византия (современная Турция).

Интересное из истории создания:

Морис Давидович Шамис (1924-2000) был советским писателем, сценаристом и драматургом, который большую часть жизни прожил в Казахстане, но писал на русском языке. Родился он в Одессе в семье микробиолога Давида Лазаревича Шамиса и его жены, немки по происхождению, а своё имя получил, потому что родился в День Парижской Коммуны. Война застигла его 17-тилетним парнем, и школу ему пришлось оканчивать в эвакуации, в городе Мары на территории нынешнего Туркменистана. Позже служил в армии на границе с Ираном, а потом учился в Одесском учительском институте, который успешно окончил в 1946-м году, в 1950-м окончил также обучение на заочном отделении факультета журналистики Казахского университета им. Кирова и после этого в Средней Азии работал журналистом. Первая его повесть «В чёрных песках» была опубликована в 1958-м году в журнале «Новый мир» под псевдонимом «Симашко», под которым писатель печатался и впредь.

Но, пожалуй, самое известное его произведение – это всё же повесть (или исторический роман) «Маздак», якобы опубликованная в 1968-м году в Казахстане. Хотя в книге, что я читала, в конце стоит дата написания – «1967-1970», так что, скорее всего, публикация произошла всё же в 1971-м году. «Маздак» стал первым и на сегодняшний день единственным художественным произведением русскоязычного автора, посвящённым истории доисламского Ирана (Эраншахра), что делает его воистину уникальным, особенно с точки зрения моей подборки.

Интересно тут то, что кто-то узрел параллели между описанным в произведении приходом к власти маздакитов и Октябрьской революцией 1917-го года, причем с негативным оттенком. Сам Симашко отрицал наличие каких-либо параллелей, заявляя, что «не собирается, в отличие от Лиона Фейхтвангера, «осовременивать историю»». И я ему верю, потому что прямых параллелей там не увидела. Описанное в этой книге на самом деле прекрасно отражает любое подобное движение, и чисто политическое, и религиозное, и то, чем обычно такие истории заканчиваются. И именно в этом его мощь.

О чём:

История начинается с приёма византийского посольства в Ктесифоне для переговоров по Нисибину, и читатель уже было приготовился следить за Агафием Кратисфеном, как вдруг сменяется страница, и всё действо переносится в тот самый спорный Нисибин, где живёт христианский юноша Авраам, сын перса Вахромея, но не перс по матери. Однако, как оказалось, и отца-перса достаточно, чтоб при наличии определенных талантов, даже после прилюдного наказания за, по сути, чужие проступки в несторианском учебном заведении, привлечь внимание видного сановника Картира и отправиться на придворную службу в Ктесифон.

Но только никакого столичного блеска там Авраам не увидел – повсюду разорение, трупы умерших голодной смертью, интриги и заговоры. И волею случая Авраам смог узреть самого великого пророка Маздака и вызвать особое расположение самого царя царей, хотя поначалу даже не догадывался, что Светлолицый юноша и шахиншах Кавад – один и тот же человек. И только одно маленькое совпадение провело Авраама по краям всех пропастей…

Отрывки:

Для начала не могу удержаться и всё же процитирую отрывок о Перозе из «Шахнаме»:

«…Все ближе дружина к сокрытому рву,

Страх тайный терзает дружины главу.

Навстречу Пируз безрассудный, как вихрь,

Примчался, бойцов возглавляя своих.

Литавры, кимвалы гремят с двух сторон

И воздух от пыли в эбен* обращен.

Вот стрелы с одной стороны и с другой

Посыпались, кровь заструилась рекой.

Пируз к Хушнавазу помчался, и вспять

Пустился ведущий туранскую рать.

Коня повернул, спину кажет, и прочь

Несется, и следом бойцы. Во всю мочь

Пируз поскакал с малой горсткой мужей

Вдогон, скакуна его бег все быстрей.

В ров рухнул с вождями иранскими шах.

Являвшие львиную доблесть в боях,

Все царского рода: властителя брат,

Хормоз благородный и славный Кобад;

Всех доблестных, златовенечных число

Немалое: семеро там полегло.

Тогда, торжествуя душой, Хушнаваз

Ко рву прискакал и наружу тотчас

Всех, жизнь уберегших, извлечь повелел.

Престолом оплакан злосчастный удел

Пируза-царя, венценосцев других —

Раздроблены кости и головы их.

Дано лишь Кобаду конца избежать.

По ветру развеяны царство и рать!..».

Из «Маздака» я решила процитировать отрывок, который, на мой взгляд, лучше всего показывает всю суть этой истории:

«…Маздак молчал. Что-то новое, не свойственное ему, увидел Авраам в очертаниях тяжелой головы.

— Чего ты хочешь, датвар? — спросил Светлолицый.

— Они пришли к нам за правдой. — Розбех, задыхаясь, простер руку куда-то ввысь. — Нужно дать им право на убийство!

Мобедан мобед совсем вдруг исчез в своей хламиде. Великие пошатнулись и замерли. Тяжелый гуд послышался в наступившей тишине, словно огонь горел где-то в глубине земли. Это было, как если бы заткнуть пальцами уши. «Верящие в правду» ждали на площади, и плоские точильные бруски висели на их поясах.

— Мы не пустим краснорубашечников в дехи.

Дипераны вытянули шеи, стремясь увидеть заговорившего вдруг старика от людей-вастриошан. Из Атур-паткана был он Деристденаны накануне поехали туда, чтобы раздать пшеницу одного из Каренов, но сами люди-вастриошан не позволили им этого сделать...

Они сидели тихо, земледельцы в белых одеждах. И тогда заговорил старый азат со шрамом через все лицо из сословия артештаран:

— Твои люди, великий датвар Розбех, захотели коснуться нашего Огня в Шизе. Почему они лишают людей свободы совести?.. Они убили невинного человека лишь за то, что он обладает богатством. Среди твоих людей видели нечистых, осквернивших себя воровством. Зачем приобщаешь ты к нашему делу неугодных Мазде?..

Датвар Розбех снова выбросил белую руку из-под фиолетового судейского плаща. Его сухощавое лицо было неподвижно. Только светлые холодные губы чуть двигались и неумолимы были глаза.

— Вы темны и не знаете собственной пользы, арийские дехканы и люди-вастриошан. Огнем ослепили вас мобеды. Но нужнее огня вам хлеб и женщина. Почему же противитесь вы?!

Страдание слышалось в голосе неподкупного датвара. Весь Эраншахр знал и любил его, ненавистника великих, первого сподвижника Маздака. Все молчали. Но вновь прокатился подземный гул, и страшно, неистово закричал Розбех:

— Нет, не правдой и молитвами опрокинут будет Ахриман в душах великих! Смерть им, и пусть рухнут все стены на земле!..

Качнулась голова Маздака, и Аврааму вдруг показалось, что трудно ее стало держать великому магу. Печальная складка обозначилась на лице его, у самых губ. Не было ее раньше...

Светлолицый повел рукой:

— Говори, датвар!

Ровно, убеждающе заговорил опять Розбех... Да, нужно убрать огонь от глаз людей, чтобы увидели они мир в естественном свете. Под страхом смерти следует запретить посещать огнища. И не надо страшиться лжи, когда она служит правде. Гуркаганы из черных каризов пусть будут признаны, потому что лишь волчий язык разумеют великие. Обратно под землю уйдут силы зла, когда исполнят свое...

Резко поднялся с подушки Маздак, и сразу встал вместе с ним Светлолицый. Открылись где-то невидимые завесы, и грозный гул ворвался в зал. Колыхнулось белое пламя светильников.

Авраам с диперанами поспешил по переходам верхних этажей к площади, где ждали деристденаны.

— О Маздак!..

Красным пахнуло в открытый зев дворца. Не из диперанской ниши под сводами, а вблизи увидел Авраам помост во всю ширину арки. Один Маздак стоял на нем, и Светлолицый сидел в вышине под короной на бронзовых цепях. Арийские железные крылья были на ней, означающие орла-властелина и петуха, приносящего счастье Эраншахру...

Голова Маздака приподнялась, оглядывая площадь перед дворцом, улицы и переулки, полные людей в красных одеждах. Он даже привстал на носках, чтобы дальше увидеть, и печальная складка у рта не видна стала при свете солнца. Люди склонились, положив ладони на глаза...

Что-то звякнуло под ногой. Авраам увидел обрывок бронзовой цепи, на которой сидели когда-то желтью львы по бокам трона Сасанидов. Их убрали после «Красной Ночи»...

Он уже много раз видел заполненную людьми площадь. И деристденаны уже дважды приходили сюда в великую годовщину. Но другими были сегодня люди...

Авраам оглянулся на узкую нишу под самым потолком арки и понял. Оттуда, с нечеловеческой высоты, смотрел он на людей, и муравьями казались они, чьи судьбы решает садовник. Здесь, у помоста, глаза и лица были у них...

Рука Маздака взметнулась над этими людьми:

— За правдой или ложью пришли вы сюда?.. Только губы шевельнулись у великого мага. Голос его весь без остатка ушел под своды и лишь потом низринулся на площадь, стократно усиленный. Красная волна покатилась по ней, достигла дальних деревьев и миллионоголосым воплем возвратилась назад.

— О-о Маздак!..

Первородный ужас был в глазах мужчин, стариков, детей. Они тянули руки к великому магу, страшась его недоверия, боясь остаться одинокими в этом мире.

А Маздак заговорил быстро и четко, с мягким северным пришептыванием... Свет отделить от тьмы – вот к чему должны от рождения стремиться люди. И не может быть послаблений в этой битве. Непобедима правда, пока ложь не проникнет в нее изнутри. Трудность в том, что ложь всегда может прикрыться правдой, но правда ложью – никогда. Малейшие ростки лжи должны быть отделены, иначе снова смешаются свет и тьма в мире. И наступит хаос, а при нем – беспредельна ложь и все несчастны...

— О-о-о!.. — простонала площадь.

— Свет зари на ваших одеждах!.. — Маздак шагнул к самому краю помоста. — Все больше людей побеждает тьму в своих душах. Бесконечен этот путь, и мы не увидим встающего солнца. Но слепы те, кто хочет приблизить его восход убийством, ибо убийство – всегда ложь. Разве пролилась кровь в великую ночь? Никто не знает имени азата, убившего эранспахбеда Зармихра, и не от Мазды ли был послан этот человек, чтобы люди не осквернили свои руки кровью? Нет, несовместимы кровь и правда, и не может быть у людей права на убийство!

— О-о...

Это вздохнули за спиной, и, обернувшись, увидел Авраам великих. Свет был у них в глазах, и руки тянулись к Маздаку. Из плоти и крови состояли они, открывшие свои дасткарты.

И только потом разрешающий знак тихо прочертила ладонь великого мага:

— Обороняясь от напавших на вас, убивайте без радости. Нет увлечения страшнее убийства…».

Эта речь сама по себе сильна и показательна, но, если знать, чем потом всё обернулось, то её значение возрастает многократно. Но спойлерить «я, конечно же, не буду».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Как это обычно и бывает, начиная читать книгу о религиозном реформаторе, не ожидаешь ничего увлекательного. В принципе тут было так же, но…с первых же страниц я подпала под очарование слога Симашко и поражалась тому, насколько красиво он пишет. Кажется, можно читать страницу за страницей просто для того, чтоб наслаждаться льющимися ручьем его строками, а о чем там – не так важно.

Хотя в смысловом отношении это оказалось тоже мощным и атмосферным произведением. Я не зря упомянула о некоторых биографических моментах автора – он явно видел места, о которых писал, собственными глазами, не все, но некоторые. И это чувствуется. Ему потрясающе удалось передать не только ужасы смутного времени и войны, но и образы Ирана, Ирака, Самарканда, Мерва и Константинополя тех времен, и на уровне лексики, и на уровне зарисовок.

Симашко явно с уважением относился к своим читателям и не занимался почти нигде разъясняловом персидских слов, органично вплетая их в русскоязычный текст. Мне не хватало сносок, но сам подход я уважаю, и сама пишу точно так же, разве что сноски у меня есть всегда. Единственное, что мне по-настоящему мешало – это то, что за образностью и красивостью изложения иногда ускользал от меня смысл происходящего. Но здесь опять же, и плюс, и минус, так происходило, потому что Симашко зачастую именно что показывал, а не рассказывал, как и советуют всем начинающим писателям. Но мало кто посвящает во все нюансы такого подхода. И нюансы эти выплыли на меня при чтении «Маздака» – то, что ты видишь происходящее, благодаря автору, не значит, что ты понимаешь суть происходящего, как это бывает и в жизни. Это шикарно как подход, но не очень удобно для чтения.

Что касается сюжета и идей, то история-то, на самом деле, не блещет ни оригинальностью, ни замысловатостью. Но тут важно не то, о чем рассказывается, а то, как. Отрывки из этой книги можно приводить на занятиях по психологии толпы – Симашко просто блестяще показал, как в толпе меняется восприятие, образ мысли и действия отдельно взятого индивида. Даже вроде бы такой умный и рефлексирующий человек как Авраам поймал себя на том, что вместе со всеми скандирует «Маздак!», хотя отчетливо видит, что перед ним вовсе не уважаемый им мыслитель и реформатор, принципы коего оставались неизменны до самого конца, а коварный душегуб, повинный во множестве смертей. И это далеко не всё. Меня действительно восхитила глубина проработки персонажей и уровень психологичности того, что я прочитала.

И ещё скажу, что Симашко – один из немногих, кому удаются эротические сцены. Кажется, что достаточно обрисовывать такие вещи широкими мазками, не называя вещи своими именами, приделать красивостей и вздохов, и всё, ничего сложного. Но я читала достаточно, чтобы утверждать, что это далеко не так. Симашко не облажался и тут, и его эротические зарисовки не только красивы, оригинальны и чувственны, но и важны для сюжета. Именно через них, через отношения гг с женщинами он показывал, как внутренне Авраам менялся – взрослел, мужал и познавал горечь жизни. При этом оставаясь человеком в лучшем смысле этого слова.

Что касается истории Маздака и его учения – как я и сказала, сама по себе она не несла ничего нового. Но это не делает её менее острой и жизненной, а потому правдоподобно-пугающей. Более того, Симашко тут в каком-то смысле выступил идеалистом, словно говоря «по-настоящему великие люди себе не изменяют. А если изменили, значит, это уже не они». В остальном же всё как всегда – то, что начиналось лавиной во имя справедливости с красивыми лозунгами, потом непременно скатывается в кровавый террор и превращается в вечно голодное, жадное чудовище, не способное насытиться, пока не пожрет само себя. Благодаря своему яркому, живому и выверенному языку Симашко сумел показать всё это с поистине пугающей реалистичностью. Убери образность из его изложения и оставь точность, расставленные акценты и мелкие детали, и описанные им сцены смогут потом стать сюжетом для кошмаров не на одну ночь.

В общем, я однозначно рекомендую эту небольшую книгу к прочтению. Я выделила некоторые незначительные минусы, и добавлю, что там несколько смазанный конец, но в остальном это поистине шикарная книга. Я давно не получала такого эстетического наслаждения при чтении и, скажу честно, редко видела настолько прекрасно написанные вещи, что у классиков, что у современных авторов. У меня в списке ещё одна или две книги Симашко, и я точно знаю, что буду их читать.

P.S. Пока писала эту часть своего обзора, слушала композицию «Shenidan» (feat. Dariush & Hayedeh), созданную из песен знаменитых иранских исполнителей. Подумала, что она отлично передает дух «Маздака». Не могу сюда прикрепить, но советую найти и послушать. Тоже очень атмосферно.

И, думаю, на этом я всё же закончу рассказ о поздней античности и перейду на раннее средневековье. Чуть позже запилю отдельный пост с навигацией по прошлым заметкам. Если понравился этот пост и/или вся серия, ставьте лайк, подписывайтесь, если ещё не подписаны, жмите на "жду новый пост" и пишите комментарии, можно также закинуть небольшой донат - зачастую на эти деньги я покупаю книги, которые не могу найти в свободном доступе, но которые очень хочется рассмотреть, чтобы сделать подборку ещё полнее и интереснее.

Всем привет!

Постепенно подвожу к концу V-го века н.э., остается ещё буквально четыре-пять книг, прежде чем я окончательно перейду к раннему средневековью. А сегодня снова вернусь к середине столетия, и снова буду крутиться вокруг истории Персии эпохи Сасанидов и государств Южного Кавказа, прежде всего, разумеется, Армении, но повезло мне найти произведение, которое затрагивает и другие государства региона. Поэтому сначала о них вот и расскажу.

Нашла я ещё одну карту, иллюстрирующую государства и их границы в прошлом. И вот по ней хорошо видно, что в V-м веке на Южном Кавказе существовали четыре государства – Армения, Иберия, Кавказская Албания и Лазика (она же Эгриси или Колхида). Начну с последнего.

Условное Колхидское царство возникло на побережье Чёрного моря примерно в VI-м веке ещё до н.э. Я говорю «условное», потому что нет единого мнения о том, было ли это единое централизованное государство или множество государственных образований со схожими культурой и языками. Но что цивилизация там какая-никакая уже была – это почти точно, т.к. о Колхиде и населяющих её племенах писали Скилак Кариандский (или тот, кто им притворялся, я понимаю, смешно, но так бывает)) и Страбон.

Уровень государственности, как я и сказала, древней Колхиды – под вопросом, но уже в древности там было развито земледелие и ремесла, и даже в Вани чеканили собственные серебряные монеты («колхидки»). Там же нашли и остатки сооружений, и различные артефакты эпохи античности. Вани находится примерно в 20км от Кутаиси, т.е. довольно далеко от побережья, так что, по меньшей мере, в I-м веке до н.э. что-то, что можно было назвать Колхидским царством, там всё же было. Впрочем, оно едва ли имело сильное влияние, и всё время оказывалось в подчиненном положении сначала по отношению к державе Ахеменидов, потом Понтийскому царству, а после – Римской империи. В состав последней эти территории как раз и вошли под названием провинции Лазика.

Но уже в I-III веках н.э. там образовалось Лазское царство (ок. 131-697гг. н.э.) со столицей в Нокалакеви (он же Археополис и Цихе Годжи). Есть предположение, что изначально оно было гораздо мельче, просто со временем подчинило себе окрестные территории и стало простираться от побережья Чёрного моря (нынешние Абхазия, Верхняя Сванетия, Гурия и Аджария) и до Лихского хребта на востоке, где граничило с Кавказской Иберией (Картли). Постепенно правители этого государства фактически избавились от римского владычества, а формальное подчинение выражалось лишь в защите подходов к римским рубежам воинственных варваров (вроде готов и позже гуннов), но вряд ли местные и без этого хотели кого-то подобного к себе пускать, так что не считается.

Кстати, первым царем Лазики называют Малассаса (упоминался в 131-м году как вассал Римской империи), его преемником, вероятно, был Пакор, современник императора Антонина Пия (138-161), а потом произошёл провал, и следующим известным на данный момент правителем стал Губаз I, правивший +/- в 456-466-х годах н.э. Его я упоминаю, потому что именно на годы его правления могли прийтись события, о которых я хочу поведать сегодня. А так вообще дальше чёткая преемственность царей Лазики тоже не вырисовывается, хотя в V-VII-м веках царство явно имело значимый вес в регионе.

Другим важным государством была Иберия, она же Иверия, Иберийское царство и царство Картли. Располагалось оно на территории современной центральной Грузии и частично Турции, возникло предположительно ещё в античные времена (ок. VI-III века до н. э.) и просуществовало до 537-го года. Первым царём Иберии считается Фарнаваз I, который, если и впрямь существовал, правил примерно в 299-234-х гг. до н.э. Основанная им династия Фарнавазидов просуществовала до 189-го года н.э., и их младшей ветвью по женской линии считались иберийские Аршакиды. Они-то и правили страной в период 189-284-го гг. Между этими династиями Иберией управляли ещё армянские Арташесиды после того, как Тигран II Великий расширил путем войны свою державу (Об этом я рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»). Но потом власть, похоже, вернулась к Фарнавазидам. К ним же, кстати, относились знаменитые Радамист и Фарсман, о которых однажды, может быть, я всё-таки тоже расскажу.

В любом случае Фарнавазиды были в 189-м году свергнуты, и первым Аршакидом на иберийском троне стал вероломный племянник Амазаспа II – Рев I (189-216). Рев был сыном сестры Амазаспа и армянского царя Вагарша II. Так что, надо полагать, на последующие почти сто лет эти две страны ощутимо сблизились.

После Рева правили ещё пять царей из его династии, а потом к власти в Иберии пришли Хосроиды под руководством Мириана III (318-360). Примечательно тут то, что Аршакиды утратили иберийский трон из-за персидского вторжения, а Мириан III получил царство как раз из рук персов, поскольку и сам имел персидское происхождение (по одной версии он был сыном самого Шапура III, по другой происходил из рода Михранидов), и при этом первым браком он был женат на Абешуре, дочери последнего царя Аршакидов – Аспагура I (265-284).

Короче, удобный кандидат для Сасанидов. Ну или так казалось, пока Мириан не прекратил войны с Римской империей и не взял курс на сближение с ней, для чего, похоже, он и его уже вторая жена, царица Нана, приняли христианство и формально сделали Иберию ещё одной христианской страной региона. И, как и в случае с Арменией, замешана тут была женщина – св. Нина Каппадокийская, от которой вроде как приняла крещение Нана. Ну а там понеслось, и в Мцхете, уже тогда столице страны, Мириан построил деревянный собор, на месте которого сейчас находится кафедральный патриарший собор Светицховели. И дружба с Константином Великим завязалась вокруг того, что новоиспеченный христианский царь попросил императора прислать епископов и священников, а тот, не будь дураком, конечно же, прислал. Кто ж отказался бы?

Сыновья Мириана и Наны, Рев II (сам. пр. ок. 360-361) и Вазар-Бакур II (ок. 363-365), и их предполагаемые внуки, сын Рева, Саурмаг II (ок. 361-363 и затем в 370-378), и сын Вазар-Бакура, Митридат III (ок. 365-380 и в 370-378 диархом), держались тех же проримских позиций, что явно очень не понравилось Сасанидам. Вот эта чехарда у власти в Иберии, что видна по датам, вызвана как раз тем, что во внутренние дела Иберии открыто вмешивался шахиншах Шапур II. То же делали и ромеи, что привело к войнам и потере целостности. Причем Митридату пришлось особенно тяжко, потому что он вынужден был пытаться усидеть на двух стульях – и уверить Сасанидов в своей преданности (для чего в заложники посылал даже своих сыновей), и вместе с тем не ссориться с западными соседями и остановить нападки на христиан. А на годы правления его сына, Вараз-Бакура III (380-394), пришелся раздел Армении и вновь усилилось давление Персии, потому что в результате того договора ромеи заявили, что больше в Иберию не лезут. Да ещё вдобавок сам царь скончался тогда, когда его сыновья были ещё слишком молоды, чтобы править, и его место занял Трдат (394-406), ещё один сын Рева II и тесть Вараз-Бакура.

И, как меня ни соблазняет идея подробно рассказать о последующих царях Иберии, я этого делать не буду. Скажу лишь, что потом правили сыновья Вараз-Бакура III – Фарсман IV (406-409), Мирдат IV (409-411), единственный сын Митридата Арчил (411-435) и уже его сын Мирдат V (435-447), а после него знаменитый Вахтанг I Горгасали (447-502). И все эти годы маятник так и качался то в сторону ромеев-единоверцев, то в сторону персов, крайне заинтересованных в сохранении своего господства в регионе.

Что же касается Кавказской Албании (она же просто Албания, Алуанк, Ардан и Арран), то государство это возникло примерно в I-м веке до н.э. на территории современных Восточной Грузии, Азербайджана и Дагестана, и просуществовало до VIII-го века н.э. Крупнейшими городами и в разное время столицами Албании были Кабала (Кабалака) и Партав, а также Дербент (тогда предположительно Диауна, а позже Шахристан-Йездигерд, центр зороастризма, важный торговый пункт и крепость). В отличие от Лазики и Иберии, где говорили на картвельских языках, в Албании говорили на языках нахско-дагестанской семьи, в частности, на агванском.

В остальном история этой страны похожа была на историю соседних стран – изначально, с I по VII века н. э., ею правили Аршакиды (Арраншахи), которые, как и их армянские и иберийские соседи, происходили от парфянских Аршакидов (основателем династии в Алуанке был предположительно Вачаган Храбрый (ок. 300-336), а последними из неё Вачаган Благочестивый (ок. 485-510) и некий Пантелеймон), а после них правили Михраниды.

Как и соседи, агваны поначалу были язычниками и зороастрийцами, а с течением времени приняли христианство. Правда, в отличие от Армении и Иберии, происходило это не в одночасье, а наплывами и явно туговато. Но в любом случае в Кабале, в конце концов, тоже появился свой епископ. На момент интересующих нас событий Албанием управлял Ваче II (444-463), сын царя Асвагена (424-444) и дочери шахиншаха Йездигерда II. И ситуация политическая там была схожей с ситуацией соседей, но с некоторыми нюансами – похоже, агваны больше тяготели к Персии, чем остальные закавказские народы. Но это не помешало Ваче публично отречься от зороастризма и перейти в христианство, когда началось то, что началось.

Ну так а что же, собственно, началось? В прошлый раз я рассказала, как Армения потеряла своих царей и оказалась разделена надвое, что усилило на неё персидское давление, т.к. её восточная часть потеряла независимость и вошла в состав Персии, из которой шахиншахи стали присылать назначенных наместников – марзпанов, а также других чиновников. Марзпанами иногда становились представители армянской знати, но куда чаще – персидской. Первым марзпаном в 428-м году, когда умер последний армянский царь Арташес IV, стал перс Вех-Михр Шапур (428-442), назначенный Бахрамом Гуром. Причем управлял доверенными территориями он хорошо, и всё было тихо, мирно и спокойно, даже несмотря на первые попытки шахиншаха устранить давнюю проблему – византийское влияние на Армению через церковь. Для этого Бахрам пытался присоединить Армянскую апостольскую церковь к Церкви Востока (она же Несторианская церковь). И из этого даже что-то вышло. Но потом произошла двойная смена власти, и всё пошло по известному месту.

В 440-м году умер Бахрам V, а его место занял сын – Йездигерд II (440-458). А спустя два года умер и первый армянский марзпан, а на его месте оказался армянский князь Васак Сюни (ок. 387-454/455), который вместе с тем в 439-м году стал и первым марзпаном Иберии. И, казалось бы, чего бы не длиться миру и спокойствию? Ведь Васак – армянин, а Йездигерд слыл правителем деятельным и справедливым, который, в отличие от отца, не пировал, не охотился и не пополнял гарем все дни напролёт. И вроде бы так, но была у нового царя царей парочка досадных для вассальных христианских государств особенностей – он был очень набожным и рьяным зороастрийцем и при этом очень недоверчивым и подозрительным правителем. И, если б даже ему как царю и человеку было до лампочки, кому там у него армяне, агванцы и иберы поклоняются, то как стратег и военачальник он озаботился тем же, чем и его отец – а что, если византийцы из Западной Армении опять полезут в Восточную? Поэтому он не придумал ничего лучше, кроме как попытаться насильно насадить на Южном Кавказе зороастризм вместо христианства.

И тут уж, как говорится, просчитался, но где? Вместо решения давней проблемы он добился очередного всплеска патриотических чувств и религиозного рвения, а потом и восстания. Возглавил эту борьбу знаменитый Вардан Мамиконян (ок. 388-451), чья дочь Варданик (ум. 475) позже прославилась как святая мученица Шушаник, а племянники, Ваан и Вард Мамиконяны, возглавили армян в борьбе против персов в Ваанской войне 481-484-х годов. Именно о Вардане Мамиконяне, Васаке Сюни, Йездигерде и их сторонниках, их мотивах и борьбе и рассказывается в романе

«Вардананк» Д. К. Демирчяна

Время действия: рубеж V-VI веков н.э., ок. 447-455.

Место действия: государство Сасанидов, Армения, Иберия (современные Турция, Иран, Армения, Грузия).

Интересное из истории создания:

Дереник Карапетович Демирчян (Демирчоглян; 1877-1956) – армянский писатель, поэт, драматург, переводчик и педагог.

Родился в Ахалкалаке Тифлисской губернии в семье обанкротившегося купца Карапета Демирчогляна и начальное образование получил в армянской приходской школе. Однако потом всё переменилось, и будущий писатель учился уже в Геворкянской семинарии Эчмиадзина, потом в Нерсесянском училище в Тифлисе, в 1909-м году окончил педагогический факультет Женевского университета. Работал в Ардагане, потом в Тифлисе участвовал в работе Литературного общества «Вернатун», созданного по инициативе Ованеса Туманяна. В 1903 году он поехал в Москву учиться музыке. После окончания обучения в Женеве вернулся в Тифлис и занялся преподаванием. В 1925 году Д. Демирчян переехал в Ереван, где стал ученым секретарем художественного отдела Института науки и искусства.

При этом писать он начал, похоже, ещё в юности. Так первое его первое стихотворение «Будущее» напечатали ещё в 1893-м году в журнале «Тараз», а сборник стихов вышел в 1899-м году, потом настала очередь пьес, а в 1920-х Демирчян стал браться и за прозу. Так что нет ничего удивительного в том, что в 1934-м году он оказался делегатом от Армянской ССР на Первом съезде писателей СССР.

И самым его известным произведением является именно роман в двух книгах «Вардананк», написанный и изданный в 1943–1946-х годах. Переработанные издания выходили в 1951-м и 1956-м. Интересно тут то, что о национально-освободительной борьбе армян писал в годы ВОВ не только он, но и С.И. Зорьян (о чём я рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 77.1. «Царь Пап»), и то, что в своем романе «Вардананк» Демирчян изобразил армянское восстание в первую очередь как политическую борьбу за сохранение армянской национальной идентичности, а потом уже как религиозное противостояние, чего нет (или он менее очевидно) в том же «Самвэле».

Кстати, о названии этого романа сказано в самом же тексте: «…Народ назвал эти два течения по именам их вождей: «Вардананк» и «Васакианк»…», в честь Вардана Мамиконяна и Васака Сюни. Таким образом, в центре повествования во многом стоит не борьба армян с персами, а раскол внутри армянского народа, и борьба одной точки зрения с другой. Но подробнее об этом скажу ниже.

О чём:

По Армении прокатилась весть об изданном шахиншахом Азкертом (Йездигердом) приказе – всем христианам Армении в срочном порядке принять зороастризм. Реакция духовенства на это предсказуема, реакция народа в целом ожидаема, а вот истинное бремя принятия решения легло на плечи и головы князей-нахараров и марзпана – князя Васака Сюни. Васак – известный персофил и явно преклонялся перед мощью империи Сасанидов, поэтому не видел никакой проблемы в самой по себе смене религии. Зато он видел проблему в реакции на этот призыв армян, и в том, что за этим может последовать.

Вардан Мамиконян – давно немолодой полководец, владетель области Тарон, горячий патриот и истинный христианин, так что для него отречение от веры – ещё какая проблема уже сама по себе, но ещё больше его волновало другое – факт вмешательства персов во внутренние дела Армении. По его мнению, это только начало, проверка почвы, равно как и те злоупотребления и преступления, какие персы уже совершали на армянской земле под видом «просто сбора дани». И за свою родину Вардан готов был биться до последней капли крови, невзирая ни на что. Сторонников у него оказалось немало, по горькой иронии – даже в семье и в замке марзпана. Так что на сходке в соборе Арташата нахарары, духовенство и обезумевший от притеснений народ заключили соглашение о борьбе с захватчиками и написали-таки долгожданный ответ шахиншаху, в котором говорилось, что перехода в зороастризм от армян он не дождется.

Узнавший об этом Васак при помощи своих союзников попытался дать знать главному советнику персидского царя, Михр-Нерсе, что они все не при делах и готовы попытаться всё исправить, но Михр-Нерсе остался к этим заверениям глух. А вскорости в Армению пришла и ещё одна новость – разгневанный Азкерт вызвал мятежных нахараров и не уследившего за ними марзпана в свою резиденцию в Нишапуре. Хорошего никто ничего от этого не ждал, но все вызванные отправились в путь, потому что подготовка к войне ещё была не завершена. И в Нишапуре, оказавшись в заключении, под угрозой мучительной казни все армянские узники, невзирая на клятву, вынужденно и притворно отреклись от веры, но только за тем, чтоб им позволили вернуться домой. В Армению их и вправду вскоре отпустили, но с несколькими «но»…

Отрывки:

О послании Вардана Мамиконяна к царю Иверии:

«…Царь развернул и, увидев, что послание написано по-армянски, передал толмачу. Толмач пробежал письмо глазами, еще раз – уже медленней – перечел его и, заучив содержание, начал переводить вслух:

– «Царю Иверии от Спарапета армян Вардана Мамиконяна привет великий!

Государь, насколько ведомо мне, и в Иверию послал царь персов Азкерт повеление отречься от веры христианской и принять огнепоклонство. Хорошо зная многоопытность твою и полагаясь на великую мудрость твою, я уверен, что ты хорошо понимаешь, к чему приведет наши страны принятие такого повеления. Мы, армяне, отвергли требование царя и составили ответное послание. Если ныне и ты, государь, вместе с народом твоим решишь отвергнуть это злокозненное требование, то просим без промедлений поставить нас в известность о решении вашем, ибо грозен час и промедление гибелью веем нам грозит.

Спарапет армян Вардан».

Царь хранил молчание, не отводя пристального взора от посла.

– А что делает марзпан? – спросил он, наконец.

– Прилагает усилия завершить спор миром, – ответил сепух.

– Миром? – покачав головой, вымолвил царь. – Когда же это был угоден мир царям Персии? Не бывает мира с волком! Сказал бы, что он – марзпан, и поступает как марзпан…

– А как Спарапет? В добром ли здоровье? – помолчав, спросил он с улыбкой. – Сильно разгневан, да?..

Советник кинул многозначительный взгляд на царя.

– Этот человек не знает покоя! – задумчиво промолвил царь. – И вот снова у него повод к тревоге… Эх, не впервые персидская змея свертывается в кольцо и ложится нам на грудь! Вон персидский гарнизон засел в Тбилиси, на полдороге между Мцхетой и Цуртавом… Шагу нельзя нам сделать. О каком мире может идти речь? – вдруг воскликнул он с прорвавшимся гневом. – О каком мире, если приходится прятать свое войско от врага, который вторгся в нашу страну? А у вас разве не то же самое? Разве не стоят персидские гарнизоны и в ваших крепостях?..

– Мы, армяне, решили сопротивляться! – спокойно произнес сепух. – Мы все дали клятву и готовы принять войну, если нам ее навяжут.

– Трудное дело война!.. – покачал головой советник. – Пронеси, господи, такую беду…

– Другого выхода нет у них, – возразил царь. – Да избавит их господь!.. Но едва ли, – войны не миновать… Он опустил глаза и долго молчал, задумавшись.

– Ну что ж, ответ мы напишем! – наконец, вымолвил он. – Князья наши изучают указ царя персов и обсуждают ответ. Молю господа, чтобы даровал он нам разум и указал путь к единодушию! Армяне – братья нам. Их борьба – наша борьба. Будем надеяться, что с божьей помощью придем к общему решению.

– Я буду ждать ответа в Мцхете, государь, – промолвил сепух.

– Будешь ждать здесь? Нет, лучше не жди. Ты, я знаю, должен увидеться (если еще не виделся) с бдэшхом Ашушей. Поезжай к нему в Цуртав.

– Я должен вручить и ему послание от Спарапета, – подтвердил сепух, не желая ничего скрывать от царя и одновременно подчеркивая, что предпочтение было оказано царю и послание было вручено ему первому.

– Передай, пусть бдэшх прочтет, обдумает. Он человек разумный!.. -кивнул царь. – Пока съездишь к нему и вернешься, будет готов и наш ответ. А может быть, бдэшх и сам приедет сюда… Ну, это выяснится потом, – сказал он, взглянув на советника.

Скрестив руки на груди, советник молча поклонился…».

И об отъезде из Нишапура после «ложного отречения» и пира с царем царей:

«…Васак беседовал с сыновьями о своих планах. За эти последние два дня он стал необычайно общительным и поведал детям неожиданную новость: он берет их с собой в Сюник.

– Ах, отец, ведь я так стосковался по дому, матери, замку, родине! – запрыгал Нерсик.

– Ну, готовьтесь, завтра выезжаем! – приказал Васак.

– Но зачем же ты привез нас сюда? – спросил Бабик.

– Ну что ж, вы повидали мир, чужие края…

– Ничего хорошего мы не видели, – возразил Бабик. – Видели поклонение солнцу и огню, наглотались дыма от атрушанов…

– Об этом молчи! – оборвал Васак, сурово взглянув на сына.

– Молчу. Поговорим дома.

В этот момент вошел дворецкий Михрнерсэ: его господин приглашал Васака к себе. Васак пошел весьма охотно: его радовало расположение Михрнерсэ, достигнутое за последние дни. Он прилагал все усилия, чтоб еще белее подогреть это расположение, утвердить его и использовать.

Михрнерсэ был серьезен и задумчив. Он улыбнулся Васаку своей гримасой и вновь принял серьезное выражение. Это было плохим предзнаменованием.

– Я вызвал тебя для небольшого сообщения. Повелитель требует заложников.

– Заложников?.. – переспросил Васак, еще не совсем понявший всю серьезность этого заявления.

– Ну да, заложников. Обыкновенных заложников! Это простой и распространенный обычай. Он спросил у меня, кого из нахараров оставить заложником. А я сказал ему: «Поскольку это не имеет особого значения, пусть считаются заложниками сыновья марзпана. Они прибыли, чтоб получить воинское образование и, стало быть, все равно остаются. Так зачем же нам задерживать у себя нахараров?»

У Васака перехватило дыхание. Едва сохраняя хладнокровие, он спросил:

– Но если таков обычай, то ведь можно взять заложников и из числа нахараров?..

– А к чему держать нахараров здесь, когда у них есть дела в Армении? Да и Вардан скорей пожертвует жизнью, ко не останется заложником и не даст никого из своих! Впрочем, зачем нам лишние заботы? Мы возьмем заложников у вполне преданного нам человека! К чему брать у людей сомнительных? А преданнее всех, конечно, ты, государь марзпан. Да это и мне приятней: ведь я Бабика и Нерсика люблю, как собственных сыновей. Они останутся у нас, будут обучаться воинскому искусству, а ты в Армении посвятишь себя нашему делу. Мы же знаем друг друга, друг другу доверяем. Ты – одно, нахарары – другое! Да, заложником остается ведь и бдэшх Ашуша.

– Ашуша?! – содрогнулся Васак.

– Ну да! Царю царей так угодно. Уж не знаю, зачем он повелел так…

Васак чувствовал, что задыхается. Он ответил:

– Я безмерно счастлив, что ты так доверяешь мне… Я привез Бабика и Нерсика не только для того, чтоб дать им воинское воспитание, но в дар тебе… Однако…

– Они и будут жить при мне. Я не отпущу их никуда, не дам им терпеть какие-либо лишения – нет, нет! Они получат у меня хорошее воспитание! Ну, очень, очень рад, что и ты радуешься вместе со мной. Итак, вы выезжаете завтра. До завтра твои сыновья с тобой, после твоего отъезда они – мои сыновья. Иди же побудь с ними, успокой свою грусть, приласкай их, сын мой!..

Васак старался сохранить непринужденность, прощаясь с Михрнерсэ. Но в лагере, увидев сыновей, он почувствовал страшную, неописуемую боль в груди. Он как будто только сейчас почувствовал, как сильно любит их, и любит еще сильней потому, что теряет их: ведь еще неизвестно, как продвинется в Армении дело с отречением, как поведет себя армянский народ и сами нахарары. Сможет ли он убедить их, чтоб они подольше придерживались притворного своего отречения, хотя и оставаясь христианами в душе, и не мешали ему продвигать отречение от веры в Армении?..

– Что сказал тебе Михрнерсэ, отец? – спросил Нерсик. Васак молчал, с глубокой тоской глядя на сына.

– Не видишь? Что-то скверное сказала ему эта старая лисица! – вмешался Бабик.

Васак вызвал слуг и велел подать коня.

– Уезжаешь, отец? – спросил Нерсик. Васак молчал.

– Тогда и мы будем готовиться, отец!

Васак, вновь не ответив ни слова, быстро вышел и уехал в лагерь, к Гадишо…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Начну, пожалуй, с хорошего. Во-первых, в плюсы я, как обычно, возвожу то, что книга иллюстрирует не самые известные события не самого привлекательного для авторов художественной литературы региона. И лично для меня было приятной неожиданностью то, что Д. Демирчян уделил внимание не только Армении и Персии, но и Иберии. Во-вторых, если слить всю воду, то получается, в принципе, довольно последовательное, пошаговое освещение событий, которые привели к восстанию 450-451-х годов, и того, что было дальше. Ну и третье – противоречивый образ Васака Сюни. К нему я ещё вернусь.

И, если честно, на этом плюсы заканчиваются. Я скажу честно, что осилила только первую книгу из двух. Не только, потому что время поджимает, а у меня вечно что-то случается, из-за чего я делаю свои обзоры со скоростью улитки, но и потому что сама книга написана так, что шла у меня капец туго. Я то и дело прикладывала руку к лицу, вздыхала и думала, мол, прочитал одну книгу о борьбе армян с персами – прочитал их все. Потому что тут вот всё то же самое, чем так нервировал меня «Самвэл» и в меньшей степени, но поначалу тоже «Царь Пап» – тонны пафоса, глупые и пафосные призывы и прочие речи о спасении родины, христианства и народе-защитнике на кучу абзацев, все поголовно аморальные, жестокие и при этом невероятно тупые, за исключением Михр-Нерсе, персы, именно ненавидящие армян и именно потому что они армяне и христиане, предатели-персофилы, плоские герои, которых можно описать словами «слабоумие и отвага», небылицы и перегибы про зороастрийцев, чтобы было «посочнее», и это далеко не полный список бесячих штампов. А, да, ещё впихивание странных любовных историй, куда надо и куда не надо.  

Если история с поиском пропавшей невесты телохранителя из «Царя Папа» в конце концов зацепила даже меня, то история про любови с первого взгляда здесь меня откровенно раздражали. И тут таких историй целых три. Впрочем, было и исключение – это романтическая линия Васака Сюни и его молодой любовницы Вараздухт. И ей как раз внимания уделено было меньше, чем хотелось бы. А ведь именно эта любовная история показалась мне действительно цепляющей и настоящей, как и сам образ Васака.

Бесячий штамп таких романов – показывать врагами и предателями всех, кто с воплями «За страну армянскую/народ/родину/веру!» не кидается на персов/византийцев с шашкой наперевес. Вот и тут вышло то же самое. Не знаю, каким был настоящий Васак Сюни и какие у него были мотивы, но в романе Демирчяна это один из немногих здравомыслящих персонажей, в котором к тому же удается видеть и личность, и конфликт, и за которым поэтому интересно наблюдать, и даже ему в чем-то сопереживаешь. И, может, я не дошла до чего-то, что поменяло бы моё мнение (как это было с распорядителем дворца в романе «Царь Пап»), но я вот не увидела в Васаке предателя. Да, у него есть честолюбивая мечта, да, он не слишком избирателен в средствах, да, подвержен вспышкам гнева, да, думает о себе больше, чем есть на самом деле, но при этом лично мне он показался патриотом не меньшим, а то и большим, чем Вардан. Васак, может, восхищается в самом деле Персией, но при этом мечтает сделать Армению такой же могущественной (насколько реализуемы эти мечты – другой вопрос). Вардан же за идею готов рискнуть и даже пожертвовать всем. И я была целиком и полностью на стороне Васака в их со спарапетом перебранке:

«…Открытое выступление Васака встревожило его. Если подозрение подтвердится – значит, следует принять новое решение. Что же, выходит, что Васак пробует устрашить его могуществом Азкерта?

– Но зачем же вы обращаетесь ко мне, государи «Васакнанк»? – с неожиданной невозмутимостью спросил он вдруг. – Почему вы полагаете, что от метя так много зависит? Поговорите с самим народом…

– С народом будут говорить войска Азкерта! – с раздражением бросил Васак.

– Пусть не бахвалится много этот пес! – поднял голос Вардан. – Пусть он не доводит нас до отчаяния! Мы поднимем против него всю страну, и он еще увидит…

– Всю страну? – вспыхнул Васак. – Ты дерзнешь пойти и на это преступление? Кто дал тебе право ставить всю страну под угрозу гибели?..».

Весь патриотический пафос звучит мощно (и то не всегда) на страницах книг. В реальности же, как верно отметил на страницах этой книги, кажется, Васак же, более сильные и подготовленные народы в подобных ситуациях стирали более слабые и менее подготовленные с лица земли. И как в случае «Самвэла», я говорю, что надо просто знать, чем это восстание закончилось, и в моменте, и в перспективе. Если подумать, то тактика тянуть время была наиболее выгодной. Да и сама по себе смена религии никак не влечет за собой ни потерю языка, ни потерю национального самосознания, ни потерю земли. И именно это и есть самое слабое место подобных историй, на мой взгляд. Авторы как будто игнорируют тот факт, что все эти попытки насадить зороастризм в самом деле преследовали не религиозную, а политическую цель. А то, чем это обернулось, как раз опиралось на тогдашние представления о спасении души. И из-за этого теряется в этих историях логика. Вдумчивый читатель не сможет это не заметить, а на голых эмоциях далеко он не уедет.

Короче, я не могу ни советовать эту книгу, ни отговаривать от её прочтения. Меня она местами откровенно бесила, но было там и то, что нашло у меня эмоциональный отклик, то, что зацепило. Однако, самое главное, что нужно о «Вардананке» помнить перед прочтением – это книга своего времени и своего народа. Поэтому написанное в ней будет интересно далеко не всем. Но не упомянуть о ней я не могла.