Правильная палата или Теремок - часть Печатного двора на Никольской улице в самом центре Москвы. Это уникальный памятник древнерусской архитектуры, построенный в 1553 году по указу Ивана Грозного. Именно здесь была напечатана первая на Руси книга.
Первой точно датированной печатной книгой в Древней Руси стал "Апостол" в 1564 году, изданный Иваном Федоровым и его ближайшим сподвижником Петром Мстиславцем.
К слову, именно здесь по указу Петра I с 1703-го начали издавать первую русскую газету "Ведомости".
В 1872-1875 годах Теремку соорудили крыльцо, декорировали фасад, выходящий на Театральную площадь, а верх перестроили в русском стиле XVII века. Интерьеры расписывали палехские мастера.
В начале XX века в здании располагался музей печатного дела, а в настоящее время в нем находится Российский государственный гуманитарный университет.
Сейчас Правильная палата находится на реставрации - последний раз работы здесь проводили 40 лет назад. Часть фундамента подвалов находится в аварийном состоянии, да и само здание, расположенное во внутреннем дворе, нужно привести в порядок. Реставраторы укрепят фундамент и выполнят вычинку кирпичной кладки стен и сводов. Также будет сделана гидроизоляция и система отопления.
Фигура Андрея Боголюбского, князя, перенесшего столицу Руси во Владимир и заложившего основы будущей государственности Северо-Восточной Руси, всегда привлекала внимание. Однако не меньший интерес, чем его деяния, вызывала его внешность. Образ князя, знакомый многим по учебникам, — с выраженными скулами и узким разрезом глаз — во многом является результатом научной парадигмы середины XX века.
Основа для «восточной» версии
Главным аргументом в пользу наличия у Андрея Боголюбского азиатских черт стало его происхождение по материнской линии. Его отцом был Юрий Долгорукий, представитель рода Рюриковичей. А матерью — половецкая княжна, дочь хана Аепы Осеневича.
Этот брак был политическим союзом, заключенным в 1108 году дедом Андрея, Владимиром Мономахом, для умиротворения южных границ. На протяжении долгого времени в исторической науке доминировало представление о половцах как о народе исключительно монголоидного типа. Эта установка и легла в основу первой научной реконструкции.
В 1940-х годах известный советский антрополог Михаил Герасимов, основоположник метода восстановления лица по черепу, провел исследование останков князя. Останки были извлечены из Успенского собора во Владимире. Основываясь на строении черепа и историческом факте о половецком происхождении матери, Герасимов создал скульптурный портрет. В отчете отмечалось, что череп в целом европеоидный, однако лицевой скелет, особенно в области орбит, носа и скуловых костей, имеет «несомненные элементы монголоидности».
Эта реконструкция, выполненная авторитетным ученым, на десятилетия стала каноническим изображением Андрея Боголюбского и прочно вошла в массовое сознание, в том числе через школьные учебники.
Пересмотр данных о половцах
Современная наука более осторожно подходит к однозначным выводам о внешности половцев (также известных как кипчаки или куманы). Во-первых, это был не единый этнос, а крупный союз кочевых племен. Во-вторых, сохранились письменные свидетельства современников, идущие вразрез с идеей об их тотальной монголоидности.
Например, арабский ученый XIV века аль-Омари, описывая половцев, указывал на их нетипичную для кочевников Азии внешность, упоминая белокурые и рыжие волосы. Китайские источники также сообщают о представителях этого народа, имевших голубые глаза и рыжеватые волосы. Вероятно, половцы представляли собой смешанный в антропологическом отношении народ, среди которого был широко распространен и европеоидный тип. Кроме того, как отмечают историки, даже при наличии смешанных корней, Андрей Боголюбский мог попросту не унаследовать основные внешние черты своей матери.
Новейшие исследования: 2007 год
Точку в споре о чертах лица князя поставила экспертиза, проведенная уже в XXI веке. В 2007 году по инициативе Московского Фонда международного сотрудничества имени Юрия Долгорукого специалисты Российского центра судебно-медицинской экспертизы провели повторное, более глубокое обследование останков князя с использованием современных технологий.
Выводы этой комиссии кардинально отличались от заключений Герасимова. Эксперты установили, что Андрей Боголюбский принадлежал к числу типичных представителей среднеевропейского варианта большой европеоидной расы. Этот антропологический тип, как отмечается в исследовании, наиболее распространен среди населения России, Украины, Беларуси, а также у чехов, других славянских народов и у немцев.
Для данного типа характерны светлая пигментация кожи и волос, средний рост, прямые или волнистые волосы и прямая спинка носа. Согласно заключению 2007 года, присутствие каких-либо монголоидных черт в его внешности полностью исключено.
*********************** Подпишись на мой канал в Телеграм - там доступны длинные тексты, которые я не могу выложить на Пикабу из-за ограничений объема.
А в TRIBUTE, на SPONSR или на GAPI ты найдешь эксклюзивные лонгриды, которых нет в открытом доступе (кому какая площадка привычнее)!
Когда сегодня говорят о «русском хлебосольстве», в голове всплывает картинка с румяными девицами, кокошниками и столом, который ломится от яств. Мол, душа нараспашку, бери что хочешь. Это всё красиво, но к действительности имеет мало отношения. Гостеприимство было не аттракционом неслыханной щедрости, а, в первую очередь, социальным механизмом.
«Гость дорогой» — это не просто вежливый оборот. Он в прямом смысле дорогой. Хлеб — это не просто еда, это плод трудов весны и лета. Потерять урожай значило обречь себя на голод. Поэтому, когда хозяйка выносила хлеб, она демонстрировала не столько радушие, сколько достаток: «Смотри, у нас так много еды, что мы можем ею поделиться, не умерев к весне».
А в паре с хлебом шла соль. Сейчас она стоит копейки, и мы морщимся, если ее много. Но в те времена соль была консервантом, стратегическим ресурсом и, зачастую, единственным способом сохранить мясо или рыбу. Она была настолько ценной, что из-за нее даже вспыхивали бунты.
И вот этот ритуал: хозяин отламывает кусок хлеба, макает в свою солонку и протягивает гостю. Это не просто «перекус с дороги». Это был своего рода тест и общественный договор. Принимая хлеб-соль, гость как бы говорил: «Я съел твою еду, я теперь под твоей защитой, и я не собираюсь грабить этот дом». Отказ от такого угощения был более чем просто «невежливостью», это был прямой вызов. Это означало: «Я не принимаю твоих правил, я тебе не доверяю, и я, возможно, пришел с дурными намерениями». Это равносильно отказу пожать протянутую руку, только с куда более серьезными последствиями.
Разумеется, уровень гостеприимства зависел от того, кто пришел. Если это был просто путник, ему полагался стандартный набор «хлеб-соль». Но если являлись гости «повышенной важности» — например, сваты, — тут уже пекли целый каравай. Это также была демонстрация статуса: «Смотрите, мы можем себе позволить испечь столько муки за раз. Мы серьезные люди, с нами можно иметь дело».
Как только формальности с хлебом-солью были улажены и доверие установлено, начинался, собственно, «пир горой». И первое, что подавали, был квас. Опять же, не потому, что это «исконный духовный напиток». Причина была куда прозаичнее. Квас — продукт брожения, кислый и ядреный. Он был нужен, чтобы помочь желудку справиться с тем, что будет дальше. Древнерусская кухня была сытной, часто жирной. Квас работал как средневековый пищеварительный фермент, помогая усвоить тяжелую пищу. Гостю полагалось пить его шумно, «полным горлом», показывая, что он ценит заботу хозяев о его пищеварении.
Дальше на стол шла каша. Но ценность представляла не сама крупа, а то, что сверху. Кашу приправляли шкварками, жареным луком, грибами и, главное, маслом. Жир — вот что было настоящим богатством. А к этому богатству подавали кисель. Причем чаще всего овсяный — сытный и плотный. Но если гость был не особо почетный или хозяева победнее, могли выставить и гороховый.
Были и ритуалы, отгоняющие злых духов и задабривающие домовых с помощью тех же хлеба-соли. Причём, это скорее вопрос не мистики, а психологии. Когда ты оставляешь краюху для домового, ты не кормишь духа. Ты совершаешь небольшой, понятный ритуал, чтобы убедить себя, что сделал всё, чтобы в хозяйстве был порядок. А совет из «Домостроя» накормить врага хлебом-солью, «и тако обратиши его в дружбу», — это чистая психология власти. Ты показываешь врагу, что ты сильнее, у тебя есть ресурс, ты ставишь его в положение зависимого, обязанного тебе.
Так что хлебосольство — это в первую очередь про выживание, безопасность и социальную иерархию. А вся эта «широта души» — красивый бонус, который приписали потомки, забывшие, каково это — зависеть от погоды и опасаться каждого стука в дверь.
Картина: В. А. Бер. «Хлеб да соль». 1874 год
*********************** Подпишись на мой канал в Телеграм - там доступны тексты, которые я не могу выложить на Пикабу из-за ограничений объема.
А на SPONSR и GAPI ты найдешь эксклюзивные лонгриды, которых нет в открытом доступе!
Архиепископ, позже Митрополит Антоний Храповицкий 1916-1917:
Государь... обладает качествами частного человека, но не государя. Его кротость переходит в слабость, упорство – в безволие перед сильными характерами, а благочестие – в непонимание реальных нужд Церкви и народа.
Он не умеет править. Он ждет указаний свыше, но не слышит голоса земли и голоса своих верных архипастырей. Он отгородился от жизни стеной мелких семейных интересов и придворных докладов.
После 1905 года он потерял веру в себя и в самодержавную власть как силу, но не нашел ничего взамен, кроме роковых колебаний.
Архиепископ Никон Рождественский, член Святейшего Синода 1910-1917:
Государь добр, но эта доброта губительна. Он не может сказать твердого "нет" дурным советам и "да" – необходимым, но трудным мерам. В нем нет государственной воли.
Он верит в свою "миссию", но эта вера слепа и не подкрепляется ни знанием, ни действием. Он уповает на Промысл, сложив с себя ответственность правителя.
Его упорство в мелочах и нерешительность в главном погубили Россию. Он не внял ничьим предостережениям – ни нашим, синодальным, ни думским, ни военным.
Протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский:
Государь был безусловно умным человеком, но ум его был кабинетный, неглубокий, лишенный широты кругозора и государственного воображения... Он был поразительно неспособен к быстрому восприятию обстановки и решительному действию.
Он страдал каким-то психологическим параличом воли, особенно когда дело касалось важных государственных вопросов. Он мог часами выслушивать противоречивые мнения и... бездействовать.
Его вера в Божий Промысл была искренней, но принимала фаталистический, почти суеверный характер, оправдывающий его собственную бездеятельность.
Он был хорошим семьянином, но плохим Государем. Его любовь к семье, к покою, к мелочам быта заслоняла от него гигантские задачи управления империей в страшную военную годину.
Митрополит Вениамин (Федченков) (в те годы архиерей, позже митрополит РПЦЗ и РПЦ)
Царь был чрезмерно мягок и доверчив там, где нужна была твердость и недоверие. И недоверчив и упрям там, где нужно было прислушаться. Это была роковая неуравновешенность характера.
Он не чувствовал пульса народной жизни. Его народолюбие было отвлеченным, книжным. Он не понимал ни крестьянина, ни рабочего, ни солдата в окопе.
Царь праздно проводя жизнь довел страну до точки кипения, запутался в отношениях с дворянами и буржуями и получил предложение уволиться по собственному, что и сделал. Церковь поддержала это решение и отреклась от самодержца.
Вся череда событий последующих за так сказать увольнением по собственному ввергла страну в гражданскую войну и достала и самого самодержца.
Пострадала кстати царская семья не за имя Христа, а в результате политических игр запущен им самим.
И за все это перед царём должны каяться потомки крестьян и рабочих? Ну вы серьезно?
Вот сейчас все ноют: “Россия на нефтяной игле, всё плохо, экономика сырьевая”. Ага. Только новость для вас, ребят — мы на игле сидим не первое тысячелетие. Просто раньше вместо нефти у нас тек воск. И сидели на нём с кайфом, с песнями, пока Европа при наших свечках Бога славила.
Представь себе Русь. Леса до горизонта, воздух пахнет дымом и липой, где-то вдалеке колокола гудят. Мужики с топорами по деревьям лазают, достают борти, пчёл выковыривают, воск топят в котлах. Кругом мёд, липовый дух, и ощущение, что жизнь удалась. Купцы по рекам гоняют ладьи, в бочках мёд, в мешках воск, поют, матерятся, смеются. На пристани Новгорода гул стоит, будто там вечеринка века.
Наш Новгород — торговый хаб, пока Европа свечами светится, мы леса разрабатываем (вики)
А туда уже приплыли немцы из Ганзы — такие средневековые барыги с Балтики. Смотрят: воск как золото, пахнет, горит, свечи из него ровные. А у них в Европе в каждом храме свечей жрут как у нас пельменей. Берут наш воск мешками, платят серебром, тканями, вином. Наши довольные, чокаются ковшами: “Живём, братцы! Пока пчёлы жужжат — экономика дышит!”
И ведь всё вроде красиво. Только один нюанс — делать что-то своё никто не спешит. Воск топим, свечи не делаем. Производство? Мануфактура? Не, зачем, пусть Европа сама лепит. Мы же поставщики. Сырьё и душа, всё как обычно. Европа молится, а мы пашем.
Пока они уже мосты строят, счёты изобретают, университеты открывают, мы всё ещё в лесу с бочкой мёда и мечтой, что купец вернётся с серебром. И возвращался, кстати, с таким лицом, будто весь мир в карман положил.
Но халява — штука временная. К XV веку всё пошло по жопе. Ганзейцы нашли свои источники, татары душат, торговля вялая, князья между собой грызутся. А мы такие сидим, как пчёлы зимой: жужжим, но никуда не летим. Европа уже делает своё, а мы всё ещё думаем, что мёд решит все проблемы.
И вот тут, спустя пару веков, врывается Пётр. Не из улья, не с пасеки — с корабля. Глядит на страну, пахнущую воском, и говорит: “Так, хватит плавить свечи. Будем плавить железо!” И всё, началась движуха. Верфи, флот, заводы, порох, академия, пушки, фигачим как черти. Пахать начали не на пчёл, а на будущее.
Но справедливости ради, и до Петра не всё было уныло. Русь не просто воск продавала. Она жила. Бились, строили, молились, любили. Люди из глины города поднимали, писали летописи, делали мечи, которых Европа боялась. Простые крестьяне держали землю, монахи спасали книги, купцы открывали новые пути. Не прожигали жизнь, а жили как могли — просто по-русски: тяжело, с мёдом и душой.
И всё-таки, какая бы игла ни была — воск, пушнина, нефть — Россия умеет вставать. Из леса, из пепла, из сугроба. У нас это в крови. Мы можем зависнуть, можем нырнуть, можем матернуться, но потом встанем, встряхнёмся и скажем: “А теперь делаем своё”.
Так что да, когда Европа молилась при наших свечках, мы ещё только учились плавить металл. Но и тогда, в гуще лесов и дыма, зародилась та самая русская мощь, которая потом и французов пинала, и немцев ломала, и в космос полетела.
