Год тысяча восемьсот семьдесят восьмой
🕌📸🇷🇺 🇹🇷 Русский солдат около Адрианополя (Эдирне), 1878 г.
🕌📸🇷🇺 🇹🇷 Русский солдат около Адрианополя (Эдирне), 1878 г.
На дворе был 1829 год. Шла очередная из многочисленных русско-турецких войн. Правил Россией тогда император Николай I. Война уже подходила к концу, перевес русского оружия был очевиден. Русские войска успешно действовали практически по всем направлениям, и, вроде бы, ничего не предвещало беды…
Накануне
Адмирал С.К. Грейг - командующий русским флотом в русско-турецкой войне 1828-1829 гг.
В один из майских дней 1829 года три наших корабля патрулировали небольшую территорию в Черном море, как вдруг заметили приближение турецких крейсеров. Как только крейсера рассмотрели поближе, стало ясно: бой давать бесполезно, ведь два надвигающиеся турецких корабля превосходят наши по оружию более, чем в 10 раз. Фрегаты и бриги не могут справиться с крейсерами. Это знает каждый моряк.
Давать бой необходимости не было, да и Севастополь был недалеко – там можно укрыться. Поэтому решение было принято простое: покинуть зону опасности как можно скорее, пока крейсера не подошли слишком близко. Так и было сделано. Однако одному из бригов, наименее мощному, не удалось уйти из-за неблагоприятных погодных условий. Он был настигнут турецкой эскадрой и готовился принять смерть…
То был бриг «Меркурий», находившийся под командованием капитана-лейтенанта А.И. Казарского. Перед началом боя капитан обошел весь личный состав, убедившись в абсолютной готовности экипажа принять бой и смерть. Быстро был предложен план: сражаться до последнего, а когда возможности сопротивляться не будет, максимально близко подойти к одному из крейсеров, выстрелом из пистолета зажечь собственный пороховой отсек и отправиться к праотцам, захватив с собой в этом адском плане максимальное число турок. Для реализации плана был заранее заготовлен тульский пистолет, помещенный у входа в пороховой отсек. Воспользоваться им должен был последний из оставшихся в живых член экипажа.
Капитан А.И. Казарский решил, что не смотря на неизбежность гибели брига, флаг не должен быть опущен ни при каких условиях. Для этого было приказано прибить его гвоздями к мачте. Умирать – так с музыкой, как настоящие патриоты.
«Они несут нам «Георгия»»
Капитан Александр Иванович Казарский, командир брига "Меркурий"
Когда все приготовления к бою были закончены, оставалось только ждать, пока турки подойдут на достаточно близкое расстояние, чтобы начать бой. Спешка могла только навредить в такой ситуации и капитан, сидя на задней корме в ожидании нужного момента, заметил, что матросы начинают нервничать. Тогда он сказал, как сейчас принято это называть, «эпичную» фразу: «Чего боитесь? Не бойтесь! Они несут нам Георгия!» Конечно же, имелась ввиду награда – кормовой Георгиевский флаг и орден святого Георгия.
Это было настоящее затишье перед бурей. Сложно представить, сколько же мужества надо иметь, чтобы вот так спокойно сидеть и смотреть прямо в глаза своей смерти, плывущей на борту турецкого крейсера. Может, товарищ капитан еще покуривал в этот момент крепкую папиросу? Но таких деталей история до нас не донесла. А тем временем турки подошли достаточно близко и бой начался…
Огонь и вода
"Бриг "Меркурий", атакованный двумя турецкими кораблями", И.К. Айвазовский, 1892 г.
Вопреки ожиданиям врага, русские не сдались сразу, хотя это было единственное, что можно сделать, для сохранения своей жизни (с точки зрения здравого смысла). Более того, на удивления туркам, бриг не пошел ко дну в первые же минуты боя под натиском турецкого оружия, а начал оказывать сопротивление. Неслыханная дерзость!
С крейсеров громко звучал призыв сдаваться, но ответа не было. Наши матросы только успевали откачивать воду из трюмов и тушить пожары то здесь, то там, однако бой продолжался.
Кто бы мог подумать, что даже в такой безвыходной ситуации русские моряки нашли из чего извлечь преимущество! Дело в том, что турки могли стрелять только с одной стороны своих кораблей и должны были делать это очень осторожно, чтобы не задеть друг друга, а «Меркурий» мог отстреливаться с обеих сторон. Бриг очень удачно маневрировал, огрызался и начал постепенно попадать по крейсерам, что стало большой неожиданностью для врага.
Так продолжалось около 4 часов. Маневр, выстрел, откачка воды, тушение пожара и снова – маневр, выстрел… Экипаж нашего брига наверняка потерял счет времени и жил тогда только одним моментом – настоящим. Ведь это все что у них было. И каждый очередной момент, как они думали, мог стать последним в жизни.
Тем не менее, турки, пораженные таким яростным сопротивлением маленького брига, чьи силы были в 10 раз меньше, чем у крейсеров, начали нести уже существенные потери, всё больше осторожничать и даже постепенно отступать. Поймав удачный момент, бриг вырвался из окружения и ушел на безопасное расстояние, оставив турецкие полуразрушенные корабли тлеть, а турецких офицеров – в шоке осознавать всё произошедшее. На следующий день бриг присоединился к одному из отрядов и был уже в полной безопасности. Сражение закончилось победой капитана А.И. Казарского и его команды.
Победа: невероятно, но факт
Георгиевский кормовой флаг, которым награждали корабли в Российской империи
Это была невероятная победа. Немыслимая. Невозможная. Весть об этом удивительном сражении тут же облетела весь мир. Иностранные военные специалисты, политики и журналисты просто не могли поверить, что такое вообще может быть, хотя все факты были у них перед глазами, хронологию боя можно было проследить, что называется, «по горячим следам».
Из 115 человек команды брига, погибло 10. Весь личный состав был приставлен к награде. Капитан-лейтенант А.И. Казарский был произведен в звание капитана второго ранга (т.е. как бы «перепрыгнул» одно звание – капитана третьего ранга) и получил орден святого Георгия IV класса, а сам бриг был награжден Георгиевским флагом и вымпелом, как и предсказывал капитан А.И Казарский, глядя смерти прямо в глаза.
* * *
Такие события, свободные от пропаганды и политики, делают нашу историю по-настоящему интересной и захватывающей. Это увлекает даже больше, чем любой самый искусно написанный роман. Нам не нужно искать героев где-то на стороне или в кино. Они есть в нашей собственной истории, надо только знать ее, ценить и уважать.
В продолжение темы интересно почитать:
Спустя почти год после начала Крымской кампании, в которой Российская империя противостояла международной коалиции в составе Великобритании, Франции, Османской империи и королевства Сардинии, стало очевидно, что главной ареной боевых действий на Крымском полуострове станет Севастополь, с потерей которого Россия не смогла бы продолжать войну. Последовавшая осада продолжалась 349 дней…
Всем хорошо известно, что 11 сентября 1854 года по приказу светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова, ещё до начала обороны города, командным составом севастопольского гарнизона было принято решение затопить семь кораблей на входе в гавань, чтобы защитить Севастополь от неприятельского флота. Зимой было затоплено ещё шесть кораблей, а перед сдачей города на дно отправили весь флот. За счёт потопленных кораблей освободившимися матросами и артиллерийскими орудиями был усилен гарнизон, что вместе с самим «заграждением» оказало большое влияние на дальнейший ход событий. Мало кто знает, что история могла пойти другим путём, если бы все остальные члены командования прислушались к мнению вице-адмирала Владимира Алексеевича Корнилова, который считал, что нужно выйти в море и дать противнику решительный бой, и если не одолеть врага, то хотя бы погибнуть с честью.
Затопление кораблей в бухте Севастополя.
5 октября 1854 года состоялась первая бомбардировка Севастополя силами коалиции, которая велась как с суши, так и с моря. Несмотря на огромное количество выпущенных ядер, она не увенчалась успехом. Общие потери русских войск в этот день составили 1250 человек, однако и у самой коалиции выбыло из строя примерно 1000 солдат. Невосполнимой утратой в этот день стала гибель вице-адмирала Корнилова в результате ранения на Малаховом кургане. В остальном, для коалиции этот обстрел пользы не принёс, а наоборот, лишь ухудшил положение, так как теперь союзникам стало ясно, что лёгкой и быстрой победы здесь им не видать, а обороняющаяся сторона ещё сильнее уверилась в том, что победа в схватке с превосходящим по численности противником возможна.
Памятник вице-адмиралу Корнилову.
Во время Великой Отечественной войны среди солдат ходила поговорка: От одной спички трое не прикуривают. Появилась она именно при обороне Севастополя. Дело в том, что у англичан и их союзников на вооружении имелись нарезные штуцерные ружья. Стреляли штуцеры довольно далеко и точно, в связи с чем русские солдаты и матросы приметили своеобразную закономерность – когда ночью караульные решали покурить, то по первому, кто закуривал трубку, вражеский стрелок замечал местоположение цели, на втором курильщике прицеливался, а в третьего стрелял. С тех пор пошло поверие, что если в компании дать прикурить третьему, то его обязательно убьют.
Второй батальон Стрелковой бригады английских войск, вооружённый штуцерами, переправляется через реку Альму.
Многие видели фильм «Тонкая красная линия» о сражении американцев с японцами на Тихоокеанском ТВД в ходе Второй мировой. Это название не просто плод воображения создателей киноленты, а английский военный термин, означающий отчаянную оборону, у которой почти нет шансов на успех. Впервые он появился в ходе Крымской войны. В октябре 1854 года, опасаясь скорого штурма, командование севастопольского гарнизона дало добро генералу Липранди и его 16-тысячному отряду на атаку войск коалиции у Балаклавы. В ходе сражения шотландский пехотный полковник Колин Кэмпбелл, в надежде сдержать безумный натиск русской кавалерии, пошёл на нарушение всех правил британской военной науки и растянул фронт, выстроив своих солдат в шеренгу не по четыре, а по двое, создав тем самым тонкую линию, которая из-за традиционного цвета мундиров солдат выглядела красной. Кэмбелл добился желаемого и сдержал натиск русских кавалеристов, а в газете «Таймс» эту отчаянную попытку сдержать врага из последних сил окрестили «тонкой красной линией».
Тонкая красная линия.
Крымская война породила своих героев, и одним из самых известных был Пётр Маркович Кошка. Он в числе многих матросов после затопления их кораблей был направлен на берег для поддержки защитников Севастопольской крепости. Кошка участвовал в 18 диверсионных вылазках, в одиночку ходил в стан противника. Он был по-настоящему смелым и находчивым человеком. Во время одной из таких вылазок Кошка, вооружённый лишь ножом, взял в плен трёх французских солдат. Однажды, оскорблённый тем, что солдаты коалиции рядом с одной из своих траншей по пояс закопали тело убитого российского сапёра, в одиночку под огнём противника выкопал его и унёс в один из бастионов. В истории также фигурирует случай, когда Кошка пробрался во вражеский лагерь и забрал из французского котла говяжью ногу. Он не побоялся посреди белого дня украсть у врагов лошадь, которую потом продал. Этот отчаянный матрос был дважды ранен, но после недолгого лечения всякий раз возвращался в строй и вызывался добровольцем на любую самую рискованную миссию. Он пережил осаду Севастополя и уволился с флота лишь в 1896 году, имея множество наград и должность квартирмейстера. Умер он так же героически, как и жил, спасая на родине двух девочек, провалившихся под лёд.
Матрос Пётр Кошка (в центре).
25 октября 1854 года до сих пор считается траурным днём у английских военных. В этот день во время Балаклавского сражения в результате «неточности переданного приказа» английская лёгкая кавалерия бросилась в самоубийственную атаку на артиллерийские позиции русских войск. За 15 минут под ураганным огнём пушек полегло 600 человек. Чтобы понять масштаб трагедии, нужно внести небольшое уточнение: дело в том, что лёгкая кавалерия в Великобритании считалась элитой среди всех родов войск, и служили там исключительно представители благороднейших дворянских семей. Журналист «Таймс», который в тот момент наблюдал за происходящим на поле боя, впоследствии говорил следующее: «Я не мог поверить, что эта горстка людей собралась атаковать целую армию, выстроенную в боевом порядке. Но так оно и оказалось». Об этом событии во всех европейских газетах напишут как о случае, когда отчаянная храбрость заставляет забыть о благоразумии. О гибели английских кавалеристов позже сложат стихи Альфред Теннисон и Редьярд Киплинг.
Атака лёгкой кавалерии под Балаклавой.
Во многих городах России есть медицинские учреждения, носящие имя Николая Ивановича Пирогова. Благодаря деятельности этого хирурга оборона Севастополя стала заметной вехой в развитии полевой медицины. Прибыв в крепостной лазарет, он был шокирован количеством раненых, антисанитарией и неорганизованностью работы персонала. Сперва он взялся за тех, кто нуждался в помощи уже две недели. Пирогов десять дней без сна и отдыха с утра и до вечера оперировал. После этого Николай Иванович принялся за организационную деятельность. Согласно его методике, всех поступающих в лазарет начали подразделять на пять групп по степени тяжести полученного ранения. Также благодаря главному хирургу Севастопольской крепости почти все операции проводились с использованием анестезии. Большое количество раненых офицеров и солдат были обязаны Пирогову сохранением конечностей, так как именно он первым ввёл практику применения гипсовых повязок. За свои заслуги во время Севастопольской обороны Николай Иванович Пирогов был награждён орденом Святого Станислава I степени, что давало ему право на потомственное дворянство.
Хирург Н. И. Пирогов в Севастополе.
Во время осады Севастополя было организовано первое в мире женское медицинское формирование по оказанию первой помощи раненым – Крестовоздвиженская община сестёр милосердия. По сути, это движение является первым аналогом «Международного движения Красного Креста». Одной из первых военных сестёр милосердия, и, наверное, самой известной в тот период, стала Даша Севастопольская. На момент прибытия в крепость ей было 18 лет, она не имела медицинского образования, и для того, чтобы добраться до театра военных действий, ей пришлось продать всё своё имущество. Навыки оказания первой помощи она изучала прямо на полях сражения. Затем она организовала первый передвижной перевязочный пункт. Так как никто из солдат не знал фамилии девушки, её стали называть Даша Севастопольская. Благодаря деятельности Даши удалось сохранить жизни многим солдатам и офицерам. После войны девушка по личному указу императора была награждена медалью «За усердие» с Владимирской лентой.
Даша Севастопольская (Дарья Лаврентьевна Михайлова) — предположительный портрет.
Игнатий Владимирович Шевченко, прозванный за богатырское телосложение «Воронежским битюгом» в честь породы лошадей-тяжеловозов, был матросом 30-го флотского экипажа Черноморского флота. Во время обороны Севастополя он участвовал в многочисленных вылазках во вражеский лагерь. Известен случай, как однажды ночью в качестве добычи он принёс мортиру небольшого калибра. В ночь на 21 января 1855 года он в составе отряда из 250 человек под руководством лейтенанта Бирилёва (которого, к слову сказать, с Шевченко связывала своеобразная дружба) участвовал в вылазке в район Зелёных горок, где находился правый фланг неприятельских траншей. Незаметно подойдя к траншеям, отряд бросился в штыковую атаку. Несмотря на ожесточённое сопротивление противника и сильный огонь англо-французских батарей, храбрецы шесть раз бросались в атаку, от чего противник нёс тяжёлые потери. Выбив неприятеля, отряд Бирилёва начал его преследование. Сам лейтенант, руководивший атакой на следующую траншею противника, не заметил, как в него прицелилось несколько зуавов. Это увидел Шевченко и прикрыл своего командира грудью. Бирилёв, увидев смерть матроса, бросился на врага с саблей, чтобы отомстить, но его опередили остальные участники вылазки и заняли третью траншею. Ночные охотники Бирилёва потеряли в ходе операции 7 человек убитыми, ещё 34 были ранены. Французы не досчитались больше сотни человек. Поступком матроса были тронуты все защитники крепости от рядовых и матросов до высшего офицерского состава. Меншиков лично диктовал писарю приказ, в котором говорилось о храбрости и самопожертвовании матроса Игнатия Шевченко. Узнав о его подвиге, со всей страны начали стекаться денежные средства, на которые в дальнейшем из пушек времён русско-турецкой войны отлили памятник и установили в Николаеве у центральных ворот флотских казарм.
Памятник Игнатию Шевченко в Севастополе.
27 августа 1855 года, после усиленной артподготовки по руинам бастиона Малахова кургана, войска коалиции пошли в атаку. Они встретили серьёзное сопротивление, но Малахов курган пал. Дальнейшая оборона Севастополя с потерей господствующей высоты стала бессмысленной. Интерес здесь представляет тот факт, что одним из семерых выживших защитников Каменной башни на этом направлении атаки оказался тяжело раненный артиллерист Василий Иванович Колчак, который в будущем станет отцом Александра Васильевича Колчака – одного из вождей Белого движения в период Гражданской войны. Кто знает, возможно, если бы Василия Ивановича не откопали французы или решили бы «облегчить его страдания» ударом штыка, история нашей страны пошла бы по другому пути…
Василий Иванович Колчак.
Всем хорошо известно, что такое балаклава – шапка-маска с прорезями для глаз и рта, которая полностью закрывает лицо. Последнее время балаклавы часто используют силовые структуры, а также различные участники митингов или криминальный элемент. Такое же название имеет пригород Севастополя, и это не случайное совпадение. Во время обороны города здесь шли ожесточённые бои с англичанами. Солдаты британской армии были непривычны к русской зиме даже в её южном варианте, а с 1854 на 1855 гг. она выдалась очень холодной. Большая часть солдат не получила зимнего обмундирования, и кто-то из солдат придумал вязаную шапку, которая закрывала голову, оставляя открытым лишь часть лица.
Одной из визитных карточек Севастополя является Туманный колокол, установленный в Херсонесе. Он был отлит из трофейных пушек русско-турецкой войны в 1776 году, а в 1803 по приказу Александра I был установлен в Севастополе для предупреждения моряков об опасности. После падения Севастопольской крепости французы вывезли его вместе с другими трофеями. В «плену» колокол пробыл почти 60 лет, находясь в соборе Парижской Богоматери. В 1913 году он был возвращён России в знак дружбы. Его вернули в Севастополь и установили в храме Святого Владимира. После революции, когда многие монастыри были уничтожены, а их колокола отправлены на переплавку, Туманный колокол не тронули, так как он обеспечивал безопасность судоходства на Чёрном и Азовском морях. Его лишь переместили на побережье, где он и стоит по сей день.
Туманный колокол.
США принимали участие в Крымской войне и в обороне Севастопольской крепости. Мало того, в этом конфликте они выступали на стороне Российской империи. В военных действиях Америка участия не принимала, но она поставляла медикаменты, а хирурги из США работали в Севастополе под руководством Пирогова. После войны, когда французы и англичане, находящиеся в США, решили закатить пирушку в честь победы, в помещение, где они все собрались, ворвалась толпа разъярённых американцев. Они начали избивать празднующих и громить всё, что попадало под руку.
Медаль «За защиту Севастополя».
Несмотря на падение Севастополя, сами нападающие по достоинству оценили мужество защитников крепости, которые пережили шесть жесточайших бомбардировок, почти полностью уничтоживших крепость и сам город. Учреждённая медаль «За защиту Севастополя», которую получили все участники обороны, стала первой в своём роде, так как вручалась за кампанию, которая закончилась поражением...
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Автор: Евгений Норин.
Читайте ранее:
Вожаки восстания метались по Чечне, не получая помощи. Бунт в Дагестане был подавлен довольно быстро и малой кровью. Даже сравнительно небольшие отряды русских сумели энергично организовать контрмеры, мобильные отряды вторгались в самые дикие ущелья в поисках противника. Надо отметить, что русские вообще на удивление уверенно работали в ущельях. Традиции Кавказской армии времен Барятинского, судя по этим маневрам, еще далеко не были забыты. Благо, на Кавказе действовали многие части, воевавшие в горах десятилетиями. Скажем, участвовавший в операции Тенгинский полк воевал в Чечне еще во времена Лермонтова (который в этом полку и служил). К тому же помощь войскам оказали местные лоялисты, выгонявшие бунтовщиков из аулов. Вдобавок к регулярным войскам и казакам русские на лету сформировали несколько сотен из чеченских, осетинских, ингушских и кумыкских волонтеров. 10 мая началось общее наступление на мятежные районы Юго-Восточной Чечни: из Грозного, Хасавюрта и Анди. Точкой рандеву этих отрядов назначили Беной. В этом походе, что интересно, участвовали перековавшиеся жители Дагестана, которым обещали широкую амнистию в обмен на поимку главарей мятежа. Алибеку, однако, долго удавалось уходить от преследования. Свистунов, полковник Батьянов и терский атаман Смекалов, на чьи плечи легла эта операция, вовсю задействовали для поимки лидера восстания команды добровольцев из некогда мятежных районов. Правда, успех этих поисков был ограничен: далеко не все местные милиционеры выказывали такую храбрость и предприимчивость, какой от них ожидали. Между тем Свистунов и Батьянов отлично понимали, что только энергия и непрерывные успешные действия способны придушить мятеж и не позволить Алибеку мутить народ повсюду. Поэтому погоня продолжалась. Свистунов действовал жестко, даже жестоко: мятежные аулы без разговоров уничтожались вместе с посевами и скотиной. Свистунов, однако, исходил из предположения, что только таким образом можно быстро принудить к покою мятежный край — и в итоге оказался прав. Генерал требовал «…безусловной покорности и отнюдь никаких обещаний не давать, внушать убеждение, что торговаться с нами они не могут и в случае малейшего непослушания теперь же уничтожать хлеба и аулы, а зимой выморить голодом в лесах». Зарево над аулами оказалось слишком мрачным зрелищем для жителей уцелевших поселков. К тому же авторитет Алибека мог бы взлететь на недосягаемую высоту, если бы он сумел разбить хоть один русский батальон, но в этом-то как раз и заключалась главная трудность. Крупные бои начинались по-разному, а заканчивались одинаково: залпы орудий, мюриды, повисшие на штыках, бегство. Мятежникам катастрофически недоставало дисциплины, чтобы противостоять армии. Поэтому стратегия Алибека состояла главным образом в том, чтобы бороться с царской властью где-нибудь, где нет казаков и солдат регулярной армии. Впрочем, и тут смелых повстанцев подстерегала тысяча опасностей. Как-то раз русские пошли на иезуитскую хитрость: приманили мятежников на маленький отряд дагестанских ополченцев, за которыми скрытно шли пехотинцы с пушкой. После того как коварство открылось, многим уже оказалось поздно убегать.
Грузинские волонтеры
Иррегулярные части русских войск
Капитан Вишневский, участвовавший в этой операции, замечал по поводу мятежников:
«Это были лишь нестройные толпы, плохо вооруженные, необученные и недисциплинированные. Единственное достоинство этих сынов природы — способность к малой войне. Восстание проявлялось в разных местах, но у восставших не было согласованности и общего плана действия».
Русские быстро поняли, что лучший способ управиться с партизанами — завести собственных. В этом качестве выступили казачьи отряды. Их тактика с поправкой на технические условия напоминала операции современных войск спецназначения. Скрытное выдвижение в партизанский район, засада на тропе, уничтожение попавшихся мятежных отрядов, быстрое возвращение из рейда. Чеченцы не могли чувствовать себя в безопасности даже в глухих ущельях. В аулах их ждали пехотинцы с пушками, в дикой местности — летучие казачьи отряды в засадах. В горах поселился страх.
Капитан Вишневский описал действия таких отрядов:
«Дни и ночи ходили люди по 2–3 человека сначала по дороге, затем углублялись все более и более в глубь леса. Над всякими чинили свой собственный суд — просто говоря, отправляли на тот свет. Эта партизанская команда навела на окрестных жителей такой страх, что они не осмеливались появляться ближе 6–7 верст от, дороги. Мера была крутая, жестокая, но весьма действенная; кроме того, из этих партизанов вырабатывались надежные проводники, в которых у нас ощущался сильный недостаток».
Войско Алибека распадалось. Целые отряды голосовали ногами и покидали вождя. Алибек вдобавок от отчаяния принялся палить непокорные ему аулы. Ничем кроме полной безнадеги такое решение объяснить невозможно: население только приучалось бояться «лесных братьев». Кое-какие наиболее упорные в мятеже аулы русские переселили на равнину, так что к концу августа хребет восстанию в Чечне был сломан. Алибек с последними четырьмя сотнями сподвижников готовился зимовать в маленьком глухом ауле. Однако двое разведчиков из местных обнаружили лагерь и доложили русским. К Смекалову явился чеченец, желавший купить себе амнистию за счет атамана восстания. Операция, однако, не обещала быть легкой. Шли дожди, предстояло карабкаться по склонам гор. Смекалов и Батьянов разработали дерзкий план захвата своего противника. В предутренних сумерках по скользким тропам под проливным дождем отряды подошли к лагерю с разных сторон. Обнаружив, что его окружают, Алибек бросился в бегство — и напоролся на засаду. Русские сумели незаметно обложить противника сетью позиций, с которых теперь вели расстрел мюридов. Однако главный приз так и не достался им: хотя почти все были убиты или пленены, среди бежавших оказался имам. На этом кампания в Чечне, по сути, завершилась: Алибек бежал в Дагестан. Батьянов добивал лишь мелкие отряды.
Однако пока русские добивали последние очаги сопротивления в Чечне, взорвался Дагестан, казалось бы, надежно замиренный. Поначалу здесь бунтовали только несколько сел, однако в мае поднялся аул Асахо в наиболее дикой южной части этой области. Трехдневный приступ оказался исключительно сложным, попытка устроить коридор для выхода хотя бы женщин и детей увенчалась ответом «Наш дом — наша могила». В селе началась дикая свалка, женщины вели огонь вместе со своими мужьями, однако русские, невзирая на потери, сломили сопротивление и усмирили село, хотя для этого его пришлось спалить почти до основания.
Дагестанцы
В Дагестане восстание развивалось по той же логике, что и в Чечне. Тем более именно туда бежали наиболее упорные мятежники из Ичкерии. В Дагестане чаще бои принимали характер штурма аулов, а не перестрелок в лесах. Эти бои были даже упорнее, чем в Чечне: защитники аулов не ждали пощады и сами не щадили врага, так что битва регулярно перетекала в резню, по итогам которой селение уничтожалось целиком. В конце концов, психологический перелом наступил и здесь. Как и в Чечне, главарей восстания выдали сами дагестанцы. К 20 ноября 1877 года восстание прекратилось. Алибек сдался сам и был доставлен в Грозную. Полевой суд приговорил его и 11 товарищей к повешению. Один из главарей, когда ему объявили приговор, заметил: «Я не удивлюсь тому, что вы меня повесите, ибо если бы мы победили, то я повесил бы московского русского царя». Еще около 300 человек были приговорены к смертной казни в ходе других процессов. Менее значительные участники восстания приступили к производительному труду в Архангельской и Тобольской губерниях. Восстание в Чечне и Дагестане могло оказать значительное влияние на происходящее на полях сражений западнее, но в итоге благодаря быстрой и эффективной реакции армии лишь отвлекло некоторые силы от основной борьбы.
Участники кавказского восстания после оглашения приговора
Вторая попытка
Между тем казалось, что русские усилия на фронте потерпели полное фиаско. За месяцы войны удалось взять Ардаган — и, в общем-то, все. Несмотря на это, Лорис-Меликов не был обескуражен. Командующий попросил подкреплений (он получил лишнюю дивизию), и теперь спокойно их ожидал.
Иван Лазарев
Мухтар-Паша
Однако Мухтар-паша был окрылен. Снятие осады с Карса создало у него превратное впечатление о собственных возможностях. Турки задумали масштабное контрнаступление против Эриванского отряда и главных сил русских. Однако из этой затеи вышел пшик. Турки с определенным трудом добились небольших местных успехов и не решились развивать наступление ввиду серьезных потерь. До конца сентября ничего значительного на Кавказском фронте не происходило. Упоминания достойно лишь вытеснение турецких десантов с черноморского побережья. Однако осенью Меликов получил подкрепление, и теперь располагал 56 тысячами солдат против 38 тысяч турок, так что русские могли действовать уверенно. Основные силы турок укрепились на Аладжинской позиции — цепи высот в 30 км восточнее Карса. Поскольку Карс представлял собой крупнейшую крепость в этом районе, русские сосредоточились на его захвате, однако для этого турок нужно было для начала побить в поле. Сказано — сделано. 19 сентября началась Аладжинская битва. Первоначальный план состоял в отсечении защитников высот от Карса и недопущении их отхода в крепость. Однако на сложной местности атакующие колонны действовали несогласованно, и в итоге турок поначалу просто потеснили. Отряд, посланный в обход турок, оказался слишком слаб для возложенной на него задачи решительного удара в тыл и попал в окружение, откуда с трудом выбрался. Однако русские учли ошибку первого дня, и на второй повторили тот же прием, но лучше организовали бой. Интересно, что несмотря на глубокий обходной маневр колонны генерала Лазарева и сложную местность, ушедший в охват отряд протянул с собой линию полевого телеграфа. Мухтар не счел отряд в своем тылу серьезной проблемой и направил против него последовательно 15 батальонов. Однако турецкий отряд, отправленный против обходной колонны, попал под очень резкий удар хорошо взаимодействовавших пехоты и конницы. Русские прежде неприятеля заняли удобные позиции и застали турок на марше. Отряд Лазарева обосновался в тылу у турок. Мухтар понял, что угроза нарастает, однако отступление уже представляло для него серьезные трудности. Русские атакой в лоб сбросили турок с командных высот, а позиции, на которые нацелились главные силы армии, уже оказались захвачены обходным отрядом. Мухтар-паша ускакал в Карс, а его войска отходили уже самостоятельно, в меру способностей отдельных командиров организовать отступление. Поскольку турки оказались зажаты меж двух огней, отступление быстро переросло в бегство. Толпы людей бежали под обстрелом со всех сторон. Несколько продолжавших сопротивление укрепленных позиций были безыскусно разбиты правильным боем. К вечеру всяк на турецкой стороне спасал свою жизнь, как мог. За час до полуночи генералы, сохранившие управление хотя бы остатками частей, организованно сдали своих людей.
Аладжинское сражение. Нижегородские драгуны преследуют турок
22 из 38 тысяч солдат на турецкой стороне выбыли из строя, из них 8 тысяч, включая семерых пашей, попали в плен (у русских выбыло около 1300 человек). Вся артиллерия была взята. Так что можно смело говорить о решительной победе. Кавказская армия опять продемонстрировала способность к тактической импровизации и умение на ходу исправлять ошибки, а битву, несмотря на численное превосходство, выиграли не банальным накатом превосходящих сил, а изящным обходным движением. Собственно, именно маневр Лазарева в тыл туркам сделал поражение оттоманов настолько жестоким. Имея у себя в тылу целый корпус, турецкие войска по большей части не могли даже убежать.
Увы, Лорис-Меликов все же не был Суворовым. Ему, в общем и целом хорошему командиру (в конце концов, сумел же он воплотить в жизнь сам по себе Аладжинский погром!), недоставало дерзости и энергии. Поэтому русские не воспользовались моментом паники, охватившей турок на подходах к Карсу, и короткая заминка позволила противнику укрепиться в городе. Тем не менее Карс блокировали, а передовой отряд Геймана устремился к Эрзеруму, не позволяя туркам собрать силы для контрудара. Мухтар-паша с оставшимися у него полевыми войсками и резервами пытался заградить русским путь на хребте Деве-Бойну. Однако пассивная оборона на фронте длиной в 20 с лишним километров привела к тому, что русские в привычном стиле послали турок в нокаут: на левом фланге османской армии удалось нащупать слабое место. В прорыв вошел Эриванский полк (один из старейших и самых прославленных в русской армии) и начал охватывать фланг главной турецкой позиции. Мухтар бежал в Эрзерум.
Однако попытка ворваться в Эрзерум, предпринятая вскоре, не удалась. Преследование бегущих турок опять не было решительно организовано, и русским пришлось зазимовать вокруг Эрзерума в тяжелейших условиях. Во время суровой зимы умер и сам Гейман.
Тем часом в тылу у осадного корпуса под Эрзерумом шла осада Карса.
Осада Карса
Карс в 1877 году был, конечно, не самой современной крепостью, однако природные условия и усилия людей позволяли рассчитывать на нее как на крепкий орешек. Город защищала, кроме самой крепости, сеть полевых укреплений в окрестностях. Между тем русские переоценили храбрость и организованность гарнизона. В первые пару дней после Аладжинской победы брать Карс можно было голыми руками. Солдаты разбежались по домам. Возглавивший оборону Карса Гусейн-паша с трудом сумел выгнать свое войско на позиции. Однако в городе имелся многочисленный гарнизон, доходивший до 18 тысяч человек. После того как за несколько дней Гусейн сумел навести порядок, они стали серьезной силой.
Для блокады и впоследствии штурма Карса выделили специальный отряд под командованием Лазарева — 28 тысяч солдат.
Поскольку этот генерал сыграл огромную роль в финальных боях на Кавказе, следует присмотреться к нему поближе. Иван Давидович Лазарев родился в Шуше и присутствовал при боевых действиях с самого нежного возраста. В пять лет он побывал в осаде у персов вместе с дедом. Как и множество других командиров русской армии, он воевал на Кавказе. Гергебиль, Хубар, Дарго, Гуниб… Он начал со службы рядовым добровольцем, и к концу жизни первый из трех заслуженных им «Георгиев» был солдатским. К началу войны он уже пользовался авторитетом, но именно кампания осени 1877 года стала его звездным часом.
При этом русские ввиду предстоящих холодов и трудностей снабжения распустили часть иррегулярной кавалерии. Отправка горцев домой имела двоякую цель. С одной стороны, легкая конница не требовалась в таком количестве при осаде, с другой — возвращающиеся домой кавказцы рассказывали о разгроме турок, и сами гасили способное опять разгореться пламя мятежа. Вместо вспомогательной кавалерии под Карс прибывали осадные орудия. Лазарев расселил деревни возле Карса, чтобы исключить сношения крепости с внешним миром, и начал устраивать батареи перед крепостью. Чтобы исключить гибель рабочих от огня из крепости, земляные работы вели с 8–9 часов вечера, когда темнота не позволяла неприятелю вести прицельный огонь. К 6–7 часам утра сооружение укреплений заканчивалось. Лес покупали у жителей окрестных селений. В общем, Лазарев планировал одолеть противника лопатой. Когда батареи смонтировали, русские принялись вести огонь, особое внимание уделяя его непрерывности. Так, с одной из батарей давали по 8 выстрелов в час днем и по 4 в час ночью без остановок. Постепенно прибывали новые орудия, и их концерт действовал все более угнетающе на гарнизон. Служба на осадных батареях была не синекурой, турки постоянно вели огонь и периодически повреждали наши полевые сооружения. Впрочем, батареи были заложены на совесть, и у землекопов было больше работы, чем у хирургов и священников. Вылазки турок также оказывались неудачными. Наиболее примечательной оказалась сшибка 24 октября, когда русские захватили полевую батарею, выдвинутую турками из крепости. Эта история чуть не создала аналог атаки легкой бригады под Балаклавой: адъютант неверно понял приказ и велел одному из командиров «обходить», не уточнив, в каком направлении, однако тот сориентировался самостоятельно, и русские быстрым набегом разгромили турецкую батарею, забрав заодно 70 человек в плен.
Для того, чтобы добавить в жизнь гарнизона дополнительного адреналина, русские еженощно отправляли к Карсу группы «охотников», которые вели беспокоящий обстрел, старались уложить караульных, вели разведку и вообще вредили противнику, как могли. Смысл этих рейдов был двоякий: турки не могли спокойно отдыхать, и при этом приучались к тому, что ночные обстрелы — это не штурм, а просто «фоновый шум». Однако главный смысл походов ночных охотников состоял в разведке. К Лазареву непрерывно стекались сведения о подходах к крепости, расположении турецких аванпостов перед фортами, состоянии дорог, ведущих к Карсу. Турки же из-за ночных набегов ежечасно находились в напряжении — и тем не менее именно поэтому прозевали настоящий штурм.
Турки-обыватели
А настоящий штурм, разумеется, готовился. Лазарев и его штаб неделями, скрючившись в три погибели, корпели над картами, и наконец разработали рабочий план штурма крепости.
C 30 октября по 5 ноября русские вели интенсивную бомбардировку. Штурм собирались начать несколько раньше, но отложили из-за плохой погоды. В ночь на 6-е число приготовили массированную атаку всеми силами. Из пехоты формировались штурмовые колонны, которые усиливали саперами для подрыва укреплений, пролома стен, подрыва дверей, крыш. На случай, если придется уходить с захваченных позиций, с собой взяли артиллеристов с орудийными передками (двухколёсными повозками — прим. ред.) — они должны были немедля утащить трофейные орудия, либо развернуть их на противника. Каждой колонне придавали местных жителей в качестве проводников, а чтобы их не опознали в таком качестве и не подстрелили, их одели в русские шинели. Еще одна важная мера: русские намеревались жечь костры вдоль маршрута, по которому войска уже пройдут. Дело в том, что штурм планировался в темное время, и командиры боялись, что по темноте не получится быстро эвакуировать раненых.
По соображениям секретности, до войск довели приказы только незадолго до наступления. Около 4 часов пополудни бойцам велели проверить оружие и переодеться в чистое. Бойцов как следует покормили за несколько часов до атаки. В семь вечера все были готовы. В восемь вечера колонны выступили.
Штурм Карса
Ночь была превосходная для атаки — мороз, тусклый лунный свет. Колонны шли молча, на подходе к стенам они разделились на небольшие группы. Тишину нарушала только редкая стрельба впереди — это охотники развлекали турецких часовых.
В крепости царило спокойствие: турки привыкли к постоянным обстрелам и не восприняли шевеление за стенами как что-то опасное. Когда часовые подняли тревогу, русские уже преодолели почти все расстояние до крепости. Прятаться стало бессмысленно, и под треск винтовок и рев тысяч глоток «Ура!» штурм начался.
Часть редутов стремительно очистили штыками. Однако турки быстро пришли в себя и открыли огонь. В одном из штурмовых отрядов последовательно погибли оба командира, а их солдаты залегли под огнем. Однако охотники, за время рейдов изучившие местность, захватили одну из флешей. В это время одна из колонн в темноте сбилась с пути и вышла на турецкие укрепления наобум. Вместо укрепления Канлы (южный угол крепости) она атаковала лагерь значительно правее. Однако здесь солдаты и офицеры быстро сориентировались, не отвечали на огонь турок, которые посылали пули в темноту, и сумели подойти к батареям османов в упор. Штыковая атака обрушилась на турок из собственного рва, и батальон капитана Малашевского ворвался в Карс. Это была личная инициатива Малашевского: он просто понял, что план, как обычно бывает, не выдержал столкновения с противником, и правильно рассудил, что всегда будет прав, если возьмет ближайшее укрепление на штык. Началась резня, во время которой Малашевский с огромным трудом собрал часть своих людей. К счастью, до капитана-берсерка неведомо как добрался адъютант, сориентировавший его и двинувший приблизительно к запланированной цели. В это время ту половину батальона, которую он в темноте не отыскал, возглавил штабс-капитан Аракчеев, который принялся просто пробиваться на улицы, истребляя всех, кого встречал по дороге. В процессе он случайно рассеял неприятельский конный резерв.
Другая колонна сидела в захваченной флеши возле укрепления Канлы и не могла пробиться вперед. Попытка обойти турецкое укрепление не удалась, и колонна оказалась в отчаянном положении. Турки начали контратаку, и Лорис-Меликов, узнав о критической ситуации, бросил туда резервы. В критический момент боя в тыл Канлы въехал конный отряд, за ним туда смогла пробиться пехота, и турок загнали в капитальную каменную казарму, откуда начали выкуривать. В конце концов полковник Бульмеринг уговорил турок сдаться: он в одиночку вошел в укрепление и заявил, что соседние укрепления пали. Турки действительно не услышали оттуда стрельбы и поняли, что сопротивление бесполезно.
Что же, собственно, произошло? Пока штурмовали Канлы, восточнее шло отдельное сражение за укрепление Хафис. Здесь русские сумели быстро занять валы и согнать турок во двор укрепления. Бой за Хафис увенчался тем, что саперы динамитом взорвали ворота укрепления, и пехота толпой вломилась внутрь, истребив всех, кто оказывал сопротивление. Входы в укрепленные здания подрывались саперами при помощи динамита, после чего внутрь врывались штурмовые отряды. Вскоре пала еще и высота Карадах. Еще дальше к северо-западу русские быстрым прорывом овладели позицией Араб-Табия — почти без потерь. Восточнее Карса, таким образом, турецкие позиции сменили хозяев.
В противоположность драматическим событиям у Канлы, чуть западнее укрепление Сувари было взято стремительной атакой и не смогло оказать почти никакого сопротивления. К девяти часам форт пал, при этом у штурмующих было всего несколько раненых. Тишину оглашал только треск револьверов — это достреливали израненных турок. Однако у следующего форта Чим колонна попала под убийственный огонь и отошла. Чим, кстати, не смогла взять и колонна, наступавшая на Карс с запада: залитая лунным светом лощина перед фортом стала полем смерти для множества солдат. Тем не менее главное дело колонны, наступавшие с юга, уже сделали: турецкая линия обороны южнее города Карс рухнула.
К рассвету Гусейн мог только констатировать, что его карта бита. Карс освежевали: из укреплений внешнего периметра обороны остался только Чим. В три ночи он узнал, что какие-то части русских уже просочились на улицы, а Карадах пал, как и почти все другие укрепления. Пока имелась возможность, Гусейн-паша ушел из Карса оврагом. В общем-то, к этому моменту Карс уже пал, просто еще не все это поняли. Однако основная масса защитников Карса уже не имела никакого желания сражаться. Цитадель пала простецки: когда русские готовились ломать ворота, из окна выглянул некий турецкий полковник, попросил не шуметь, открыл ворота и сдал первому попавшемуся офицеру арсенал и казну, после чего со спокойной совестью пошел спать.
На рассвете гарнизоны не взятых еще фортов попытались пробиться на Эрзерум под командованием отдельных энергичных командиров, но эту попытку пресекли, перехватив беглецов. Сопротивляться уже никто не имел ни сил, ни желания. Турки толпами сдавались. Лишь очень немногие сумели вырваться из Карса. В 10 утра Лорис-Меликов въехал в покоренный город. Поначалу он просто не поверил донесениям с поля боя, а наутро лично поехал посмотреть, что происходит — и застал полностью подконтрольный город и офицеров, увлеченно считающих трофеи.
Штурм Карса не относится к широко известным успехам русского оружия. Между тем это убедительная победа, достигнутая над упорным противником. 17 тысяч турок (в том числе множество раненых) во главе с пятью пашами попали в плен. У русских погибло 488 человек, 1785 солдат и офицеров были ранены. Чуть ли не половина потерь пришлась на упорнее всех дравшийся форт Канлы. Успех, обратим внимание, был достигнут при весьма умеренных потерях. Можно только отметить тщательную подготовку Лазарева и его штаба к штурму, нетривиальное решение о ночной атаке и блестящие действия офицеров и рядовых. Выход из строя командиров колонн, потеря ориентировки в темноте — только вносили изменения в рисунок боя. Разумная инициатива и дерзость на всех уровнях командной цепочки позволили, не теряя темпа, обрушить оборону гарнизона сразу в полудесятке мест.
Карс стал последним успехом русских войск на Кавказском театре. Дальнейшая осада Эрзерума не окончилась до общего финала всей войны. Мороз и малая пропускная способность дорог в тылу русских сделали обложение Эрзерума крайне затруднительным делом. К тому же в осадном корпусе начался тиф. До 21 января продолжалась мучительная осада, после чего турки оставили эту крепость без штурма.
Николай Каразин. Падение Карса. Скорее всего изображен один из подрывов оборонительных сооружений саперами
***
В рамках русско-турецкой войны Кавказ был, конечно, второстепенным фронтом. Однако проходившие здесь кампании влияли и на ход событий на Балканах, а успехи и неудачи войск неизбежно превращались в козыри на столах дипломатов. Русские действовали ограниченными силами, и тем не менее уже в привычном стиле нанесли поражение войскам Порты, несмотря на крайне неблагоприятные условия. Тактически русские войска постоянно демонстрировали более высокий уровень, чем неприятель. В первую очередь это обстоятельство объясняется самим характером службы на Кавказе. Многократно проверенные в боях регулярные части составляли сливки русской армии. Для турок же Кавказ был глубоко второстепенным театром, и войска, направлявшиеся туда, трудно назвать элитой армии османов. К тому же большой процент турецких войск здесь составляли иррегулярные части вроде курдских ополчений. Они были как обычно многочисленны, но для «кавказцев» сражения против численно превосходящего противника были привычным делом, и сама по себе толпа на неприятельской стороне никого не пугала. Армия выполнила свой долг и нанесла поражение противнику. Однако судьба войны решалась, конечно, на Балканах.
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_97348
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Автор: Евгений Норин.
Читайте ранее:
Если драмы Плевны и Шипки, переход через Балканы и бросок к Константинополю известны очень широко, то почти полностью в тени для массового читателя осталась кампания, шедшая в то же самое время на востоке, на Кавказском театре военных действий. Известную популярность усилиями писателя Пикуля приобрела, пожалуй, только оборона Баязета. А между тем война в этом почти первобытном краю отличалась не только свирепостью противостояния, но и суровыми условиями. Кавказский театр разительно отличался от Балканского. Здесь города редки, природа несравненно более жестока, чем на гостеприимных равнинах Болгарии. «Мы шли по совершенно обнаженной равнине, где решительно ничего не было», — писал будущий генерал Первой мировой, а тогда офицер Кавказской армии Алексей Брусилов.
Кроме неласковой природы на Кавказе русским приходилось действовать среди недружелюбно настроенного населения. Если на Балканах русские постоянно чувствовали поддержку со стороны местных жителей, то на востоке они не могли быть спокойны даже за собственный тыл. Антагонизм между турками и курдами еще не проявился, и ни от тех, ни от других русские не могли ожидать ничего хорошего. Помощь — и весьма деятельную — нашей Империи оказывали здесь главным образом армяне. Наконец, одной рукой сражаясь на фронте, другой русская армия должна была усмирять вновь взбунтовавшиеся Чечню и Дагестан. Все это диктовало специфику сложнейшего Кавказского фронта русско-турецкой войны.
В глубину
Кампания на Кавказе началась довольно буднично. В апреле войска Лорис-Меликова вышли в поход и поначалу шли, преодолевая не столько сопротивление турок (его не было), сколько ужасные дороги. Мухтар-паша, распоряжавшийся турецкими войсками в этом районе, решил сразу отступать аж на Эрзерум: русские силы он считал куда более многочисленными, чем те были в действительности.
Михаил Лорис-Меликов
Одним из первых шагов Лорис-Меликова стал наем в иррегулярную конницу карапапахов (терекеме, этническая группа азербайджанцев — прим. ред.). Эти переселенцы с Кавказа, часто разыскивавшиеся в России за преступления, использовались теперь в качестве разведчиков. Сомнительный союзник, однако Лорис-Меликов здраво рассудил, что знающие местность всадники всегда пригодятся.
Русские начали собственно боевые действия со штурма Ардагана.
Поход на Ардаган диктовала география: оттуда имелись удобные дороги на Тифлис. Штурм организовали грамотно, так что взятие крепости не сопровождалось какими-либо сверх меры драматичными эпизодами. 10 мая Ахалцихский отряд вышел к Ардагану. До 15 мая шла разведка и подготовка к штурму, 16-го числа после энергичной артподготовки русские взяли отдельное укрепление возле города, а на следующий день пехота при хорошо организованной поддержке артиллерии выбила турок из самого Ардагана. Действие орудийного огня вообще оказалось устрашающим: некоторые укрепления были полностью разрушены. Бегство турок из Ардагана быстро приняло характер паники: громадные толпы пытались прорваться по мостам через Куру. Люди и повозки наползали друг на друга, перила разломали в свалке. Многие счастливчики сумели уйти в темноте, и османы в итоге лишились массы солдат. Не будучи убиты или пленены, турки-дезертиры покойно просидели остаток войны по кофейням.
Бегство турок из Ардагана
Соотношение потерь — 420 убитых и раненых у русских и около 2 000 погибших у турок — превосходно говорит об уровне организации наступления на серьезную крепость, возводившуюся при участии английских инженеров.
Взяв Ардаган, Лорис-Меликов проявил себя как осторожный военачальник. Он не стал преследовать отходящие войска Мухтар-паши, а сосредоточился на осаде Карса.
Столь же спокойно в Турцию входил восьмитысячный Эриванский отряд Тергукасова, действовавший на южном фланге русских войск. Отряд без боя занял Баязет, и затем, оставив там небольшой гарнизон, медленно двигался дальше на юго-запад. Эта меланхолия не устроила Лорис-Меликова, и 11 июня он подстегнул Тергукасова приказом провести отвлекающий маневр, чтобы оттянуть на себя как можно больше сил главной турецкой армии.
Арзас Тергукасов
Между тем Тергукасов со своим маленьким отрядом уже начинал теряться в диких пустошах и горах. Приказ есть приказ, и Тергукасов атакует ближайший к нему корпус Магомет-паши. Несмотря на равенство сил, русские преподали противнику урок тактики боя на пересеченной местности: пехота действовала в рассыпном строю под прикрытием действенного артиллерийского огня, конница взяла турок во фланг, и дело кончилось тем, что турецкий корпус рассеялся, а его командир погиб. Победа стоила русским всего 150 убитых и раненых. Однако своим успехом Тергукасов разворошил осиное гнездо. Отвлекающая операция оказалась значительно более успешной, чем надеялись: на маленький отряд развернулись основные силы турецких войск в этом районе — 18 тысяч солдат под личным руководством Мухтара и отдельный отряд в 11 тысяч штыков, вышедший из Вана. Последний 18 июня неожиданно появился против Баязета и взял его в осаду, что сразу поставило Тергукасова в критическое положение: в его тылу находился превышающий его числом неприятель, Баязет же теперь был обложен и нуждался в немедленной помощи. Ситуация неожиданно и непредсказуемо обострилась.
21 июня Тергукасов расположил свой отряд биваком, намереваясь дать войскам короткий отдых и заготовить продовольствие. Хотя впоследствии его обвиняли в беспечности, фактически он как раз показал себя толковым и распорядительным командиром: пока основная часть отряда готовилась к походу и приводила себя в порядок, вперед ушла сильная разведка — две роты и семь казачьих сотен под командой полковника Медведовского. Отдельный дозор отправился прикрывать фуражиров. Однако уже за час до полудня разведчики обнаружили многочисленного противника. Командиры обоих отрядов мгновенно сообразили, что надо делать. Один взобрался на командную высоту, другой запер вход в ущелье Даяр, ведущее к отряду Тергукасова.
Цитадель Баязет
Если бы русские проявили беспечность, отряд был бы захвачен врасплох и, несомненно, уничтожен. Однако в действительности именно турки неожиданно для себя напоролись на сильное организованное сопротивление, постоянно усиливавшееся по мере того, как поднятые в ружье роты Тергукасова прибывали на поле боя. Тактическая импровизация оказалась не самой сильной чертой Мухтара-паши. Серия атак кончилась контрударом русских во фланг туркам, после чего султанское войско обратилось в бегство.
Необходимо отметить одну специфическую черту русских войск в этом районе. Кавказский театр сам по себе таков, что воспитывает разумную инициативу у офицеров всех уровней. Бои, с кем бы они ни велись, идут в теснинах, на горных тропах, в дебрях. В этих условиях решающими для общего успеха могут оказаться действия любого капитана, отбор же ведется по Дарвину: плохой офицер быстро погибает со своими людьми. Поэтому Кавказ выковал, пожалуй, лучшие кадры тогдашней русской армии. Тергукасов принимал разумные, но самые естественные решения, так что не столько Мухтар-паша был побежден Тергукасовым, сколько офицеры и солдаты на русской стороне оказались на голову выше своих турецких коллег, опрокинув двукратно превосходящего противника.
Тергукасов праздновал победу, но был несколько озадачен отсутствием связи с другими отрядами. В частности, к нему навстречу шла колонна генерала Геймана, но от нее вестей не было.
Колонну Геймана Лорис-Меликов отправил для взаимодействия с отрядом Тергукасова. При этом русские войска на небольшой период утратили координацию. Гейман понес серьезные потери, безуспешно штурмуя Зивинское плато, но так и не сумел пробиться дальше для совместных действий с Тергукасовым. Правда, даже неудачная атака по крайней мере позволила оттянуть часть сил от Эриванского отряда.
Решимости продолжать атаку на Зивин Гейману не хватило. В принципе, мысль прекратить атаку уже напрашивалась: гарантий успеха не было, а вот потери ожидались высокие. Так что Гейман предпочел не множить жертвы (потери убитыми в 125 человек следует признать умеренными, но было много раненых) и отошел. Однако теперь турки, собравшись с силами, могли выставить против отряда Лорис-Меликова мощный корпус, причем корпус, способный угрожать флангам осадной армии под Карсом. Меликов отошел несколько назад от города на лучшие позиции, причем отступление было проведено спокойно и организованно. Однако мысли взять Карс с первого захода пришлось оставить. Так после серии явных тактических успехов русский план кампании неожиданно затрещал по швам по причине недооценки численности и возможностей противника. Между тем Тергукасов наконец узнал о причине обрыва связи с собственными тылами: крупные силы Фаик-паши в его тылу блокировали Баязет и прервали сообщение. В этих условиях он мог только скомандовать общий отход для спасения своего отряда и вызволения Баязета. Однако теперь ему предстоял сложный марш под постоянным нажимом наступавшего на пятки противника.
Отступление велось в полном порядке, тем не менее Тергукасова серьезно отягощали армянские беженцы. Иррегулярные турецкие части проносились через их селения, как саранча, поэтому отряду пришлось взять под защиту избиваемых местных христиан. На лафете мог ехать какой-нибудь старик, между колоннами казаков попадались арбы беженцев. Более надежного места для них не существовало. С Тергукасовым отступало около 2500 семей.
Казачий отряд. Фотография сделана после уничтожения турецкого пикета
Несмотря на отчаянное положение Баязета, Тергукасов удержался от по-человечески понятного порыва идти на выручку немедленно. Сначала он отошел на Игдырь (городок Эриванской губернии), где сбросил обременяющий армию обоз, разместил беженцев, пополнил боекомплект. Теперь Эриванский отряд, уже показавший блестящие качества при успехе и неудаче, имел возможность спасти изнемогающий гарнизон Баязета.
Пока происходили все эти маневры, отдельная борьба шла в приморской части страны. Для действий на побережье Черного моря русские создали отдельный Кобулетский отряд. Это слабое войско продвигалось медленно, к тому же оно отбивалось от партизан в Аджарии. Вдобавок пришлось выделить отдельный отряд для отражения десантов турок в Абхазии. Абхазское побережье было слабо освоено и вследствие этого плохо защищено, так что турецкие десанты и бомбардировки встречали мало сопротивления. К тому же абхазы, капитулировавшие даже позже Шамиля, восстали. Однако перед турками открылась та же самая проблема, что перед русскими. На абхазском побережье почти не было защитных сооружений, но там и вовсе почти ничего не было. После того как восставшие племена сожгли Сухум (совсем маленький городок), Гудауту и Очамчиру, оказалось, что делать там больше и нечего. В результате мятежников и десантников достаточно быстро выдавили назад на турецкие корабли. Главной проблемой Абхазии как театра боевых действий была ее полная бесполезность: она не имела самостоятельного значения и даже никуда не вела. Так что уже в августе стрельба на берегу прекратилась: небольшие силы русских остались в одиночестве и только провожали глазами турецкие пароходы. Сухум некоторое время стоял городом-призраком.
Сухум в 1877 году
Баязет
Осада Баязета стала одним из наиболее известных эпизодов всей войны, хотя солдаты гарнизона ни разу не напрашивались на роль героев. Городок, рядом с которым располагалась старая крепость, рассматривался как глуховатый тыловой пункт, но волей судьбы и турецких командиров он стал ареной драматических событий.
Первую крепость в этих краях построили еще в VIII веке до н. э. — тогда она принадлежала царству Урарту. Впрочем, цитадель, построенную султаном Баязетом на рубеже XIV и XV веков, к 1877 году тоже трудно было назвать последним словом фортификации. Внутренний двор цитадели можно было обстреливать с окрестных гор (первые строители крепости не рассчитывали на обстрел из чего-то более мощного, чем лук), бойниц не имелось, не существовало даже парапетов. Стоит обратить внимание на известную картину, изображающую осаду: солдаты на ней лежат на стене, ничем не прикрытые от огня — и это реальная деталь. Однако наихудшим качеством крепости была легкость, с которой осаждающий враг мог отвести от нее воду. Собственного источника внутри не имелось, что автоматически сильно снижало ценность цитадели.
Тергукасов взял Баязет во время марша на запад без малейшего сопротивления. В крепости расположились батальон Ставропольского полка, две роты Крымского, три сотни казаков из Умани и с берегов Хопра, пешая команда кавказских казаков, пять сотен иррегулярной кавалерии, два орудия и госпиталь. Этот сборный отряд возглавлял подполковник Ковалевский, штатно — командир ставропольского батальона. На смену ему как раз к началу столкновений с турками прибыл подполковник Пацевич.
Пластуны и пешие казаки
Ковалевский уже знал от лазутчиков о скоплениях курдских иррегулярных отрядов на турецкой службе неподалеку от крепости. Несмотря на угрозу, к нему «под падающий шлагбаум» приехала жена, Александра Ковалевская. В крепости она взяла на себя обязанности сестры милосердия.
Между тем по базару Баязета ходили смутные слухи, о скором нападении сообщали даже из соседней Персии.
В конце концов на совете у Пацевича было решено выслать сильный разведывательный отряд в сторону Вана для уточнения сил противника. К сожалению, подробности этого совещания нам неизвестны, красочная сцена в романе Пикуля — чистой воды вымысел. Однако общий результат известен. 4 июня из Баязета выступил отряд под началом Пацевича. В результате этот отряд налетел на многократно превосходящего неприятеля и принял бой. Почему для разведки направили отряд, включавший пехоту, неспособную при необходимости оторваться от конницы противника, сказать трудно в силу гибели обоих старших начальников (Ковалевского — на месте, Пацевича — впоследствии). Русский отряд быстро оказался охвачен с трех сторон и отступал в Баязет, постоянно неся потери. Солдаты энергично отбивались, Ковалевский вполне четко руководил боем. Однако вскоре Ковалевский был тяжело ранен, а вскоре, уже на носилках, получил вторую — смертельную — пулю в живот. Стояла страшная жара, некоторые солдаты валились уже не от пуль, а от солнечного удара.
В это время у Баязета в спешке вводили людей и обозы в цитадель. Войск пока не было видно, но звуки стрельбы приближались, так что положение быстро разъяснялось. Наконец, к цитадели потянулись раненые, а за ними — и солдаты с телом Ковалевского. Вдова, не зная еще, что с мужем, услышала от солдат, что подполковник ранен, и тщетно пыталась найти его в госпитале, пока врач не сообщил, что тот погиб. Еще один медик, доктор Китаевский, сказал ей также, что в случае, если турки ворвутся в крепость, он должен будет исполнить приказ и застрелить женщину, если она этому не воспротивится. Ковалевская выразила полное согласие.
Между тем турецкая и курдская конница показалась на гребнях гор, обрамляющих Баязет. Разведывательный отряд возвращался по улицам — он вынужден был пробиваться с боем: из окон стреляли жители. Отряды кое-как, уже в беспорядке, ввалились в цитадель. С этого момента началось «Баязетское сидение».
Лев Лагориго. Отбитие штурма крепости Баязет
На Баязет шло войско Фаик-паши, 11 тысяч человек, из которых 7 тысяч — иррегулярные части. Пацевич пытался еще раз провести разведку, которая едва не кончилась катастрофой: русские понесли болезненные потери и отступали уже под огнем жителей Баязета, стрелявших из окон и с крыш. Среди убитых в этой вылазке был Ковалевский. Всего в крепости заперлись 1479 солдат и офицеров (в т. ч. шестеро медиков), а также неизвестное небольшое число иррегуляров. Поскольку крепость рассматривалась как скучная тыловая позиция, продовольствия ей оставили всего ничего: при минимальном размере пайка — на 9 суток.
Исмаил-хан Нахичеванский
Штоквич
Пацевич
Командование крепостью осуществляли несколько человек. Главную роль играл комендант цитадели — капитан Штоквич. По чину он был далеко не первым, но согласно русским уставам, приказы коменданта обязательны для исполнения всеми офицерами, присутствующими в крепости. Кроме него заметную роль играли подполковник Пацевич и полковник Исмаил-хан Нахичеванский (командир Эриванского конно-иррегулярного полка). Последний обратил на себя внимание уже в первый день осады: он возглавил контратаку, позволившую избежать охвата входящих в крепость отрядов. Литературно-кинематографический образ Исмаил-хана вообще сильно подпорчен в интересах, видимо, художественных. В действительности он сразу по прибытии оказал гарнизону значительные услуги, позволив многим людям спокойно войти под защиту стен.
Штоквич, несмотря на немецкую фамилию, происходил из давно и прочно обрусевшей семьи. Он родился в Тифлисской губернии в 1828 году, а его отец, офицер-«кавказец», погиб всего год спустя на русско-турецкой войне 1828-29 годов. Сам он с 19 лет служил на Кавказе, первый орден, первое ранение и первый чин прежде положенного срока получил на Крымской. Затем много лет дрался с горцами, участвовал в пленении Шамиля. Словом, во главе цитадели Баязета оказался ветеран многих схваток. Тем более странно выглядят некоторые аспекты организации им обороны цитадели. Необходимость самой рекогносцировки неочевидна, но за нее, по крайней мере, отвечали другие люди. Однако провиант (и особенно вода) почему-то не были в достаточном количестве запасены заранее, и этот момент отчего-то не получил освещения.
Кутаисский конно-иррегулярный полк на отдыхе
Однако теперь гарнизон встал перед необходимостью пережить осаду — и пережил ее образцово.
Взять крепость сходу туркам не удалось. Ночью продолжались перестрелки, причем произошел примечательный эпизод. Какой-то унтер-офицер вылез на видное место и принялся креститься. В него начали интенсивно стрелять, унтер скрылся, а по вспышкам артиллеристы обнаружили место, где находилось больше всего неприятелей, и двумя гранатами рассеяли противника. Пока шли подобные перестрелки, гарнизон вовсю совершенствовал позицию: окна закладывались камнями, сооружались брустверы, баррикадировались ворота. Из города в это время неслись крики — турки громили армянский квартал городка. В Баязете начались пожары. Наутро османы истребили в городке небольшую группу ополченцев-иррегуляров — русские не смогли её выручить.
Разграбленный квартал Баязета
Несение службы в крепости Штоквич организовал четко. Где нужно, были сооружены брустверы, где требуется — наоборот, пробиты бойницы. Стрелки знали свои секторы обстрела. В общем, несмотря на невыгодные исходные условия, крепость оказалась серьезным препятствием благодаря решительному грамотному гарнизону.
8 июня турки подтащили артиллерию и предприняли штурм. Турки действовали слишком далеко от своих баз и не имели настоящих осадных орудий, однако даже огонь легких полевых пушек по старым стенам не был незначительной проблемой. Турки обрушили кусок стены и пошли на приступ с дикими воплями, под аккомпанемент частой ружейной стрельбы.
В этот момент произошел скверный эпизод, хотя, к общему счастью, последствия его были быстро исправлены. Пацевич приказал прекратить огонь и выслал человека с белым флагом на крышу цитадели. Ошарашенные офицеры яростно спорили, поднялась суматоха, кто-то продолжал стрелять своей волей. Турки подступали. Некоторые офицеры вообще не поверили, что Пацевич реально собирается выкинуть белый флаг, и велели солдатам продолжать огонь. Флаг сорвали, Пацевич пытался остановить стрелков угрозой револьвера, начался хаос. С турецкой стороны орали «Режь всех!» Кто-то дисциплинированно прекратил огонь, кто-то не подчинился этому распоряжению. Одну из пушек артиллеристы выкатили во двор, решив ударить по туркам картечью, если те войдут. Все это длилось минуты две, после чего Пацевич получил смертельное ранение пулей. Так и не установлено, кто именно оборвал жизнь подполковника — враги или свои. Исмаил-Хан отмечал: «Своя ли пуля его сразила или неприятельская, не берусь решить. Были голоса за то и за другое, но Пацевич был ранен в спину». Как бы то ни было, белый флаг убрали, а на атакующих тут же обрушился дождь свинца. Турки и курды подошли вплотную к стенам, но это только ухудшило их положение: русские палили буквально из каждого отверстия, из какого можно было выставить винтовку. Тяжелые пули пробивали иной раз по два-три тела сразу, били с нулевой дистанции, промахов не было. По словам очевидцев, на подходах к крепости громоздились груды мертвых и раненых. Бойня длилась около получаса. Затем предприимчивые солдаты начали спускаться со стен — набрать трофейных винтовок и патронов. Вскоре Штоквич послал к туркам предложить, чтобы те унесли тела из-под стен: на жаре от мертвецов поднялся жуткий смрад.
Курды
Сильнейшее, чем турецкие атаки, действие на гарнизон оказывали голод и жажда. Норму сразу установили в 400 грамм сухарей и 250 мл воды в день на человека, и впоследствии этот паек снижался. Дополнительная вода выдавалась только за конкретные успехи: скажем, пушкари получали по четверти ведра на расчет за точное попадание. Воду удавалось добыть отдельным солдатам, спускавшимся к реке по веревкам. Ночью не спали не только в крепости, но и в городе: там продолжалось разграбление. Поразительно, но днем, прямо на виду у осаждённых, из города потянулись ишаки, нагруженные добром. Нескольких погонщиков вьючной скотины подстрелили, и, по крайней мере, мародеры не смели больше таскать барахло средь бела дня. Осада продолжалась, и, несмотря на отсутствие штурма, жизнь гарнизона была полна адреналина. За водой отряжались добровольцы. Так, двое ездовых спустились на канате, под огнем турок добежали до ручья, где схоронились за саклей, напились сами и набрали воды. Через два часа, под прикрытием огня со стены и провожаемые частой, но безрезультатной пальбой турок, они выскочили из-за сакли и вернулись назад с полным кувшином. Выставить пикеты у самой реки турки не могли: их бы просто перестреляли. Некоторые казаки, пользуясь этим, ухитрялись даже проникать в сам город. Далеко не всегда, впрочем, такие походы кончались счастливо, и на берегу начали появляться мертвые тела. Турки не могли пресечь эти вылазки, и отреагировали не по-джентльменски, но довольно эффективно: навалили трупов выше по течению.
На руку русским играло, конечно, то обстоятельство, что турки не рассматривали Баязет как точку приложения главных сил. Вокруг разместились главным образом плохо организованные курды со слабой артиллерией. Зато их было много. Штоквич и Исмаил решили устроить разведку боем и заодно набрать воды. Русские пошли на вылазку, кончившуюся относительным успехом: солдаты ворвались на улицы и завязали бой, пока их товарищи набирали воду. Всем запомнилась примечательная сцена схватки юнкера и турка: выпустив друг по другу по несколько пуль, они закончили поединок на шашках, и юнкер оказался проворнее. Правда, в этой вылазке русские потеряли 39 человек убитыми и ранеными. Однако водоносы стали героями дня, сильно пополнив запасы.
12 июня с минарета заметили русские пехотные цепи. Однако это была только разведка отряда Тергукасова. Уход своих серьезно сказался на боевом духе. Поднял его только обрушившийся вскоре на крепость ливень.
Силы защитников Баязета постепенно иссякали. Как замечал позднее Штоквич, «продлись осада ещё 5–6 дней — и весь гарнизон поголовно был бы мёртв от голода и жажды, или же цитадель взлетела бы на воздух вместе с ворвавшимися в крепость турками».
28 июня произошло то, чего в цитадели уже отчаялись дождаться: пришел Тергукасов. На радостях защитники Баязета даже смогли устроить контратаку. Крупный отряд регулярных войск не встретил серьезного сопротивления: перебив не успевших бежать турок, солдаты Эриванского отряда вышли на цитадель. Их встретили крайне истощенные, но полные боевого духа бойцы гарнизона. Эриванский отряд появился как нельзя вовремя.
Потери погибшими за время осады оказались в итоге не так велики, как можно было предположить: 116 человек. Правда, продолжение осады быстро привело бы к массовой гибели от истощения и ран.
После деблокирования Баязета положение русских стабилизировалось, и отряд Тергукасова спокойно готовился к новому раунду противостояния, базируясь в Игдыре.
Командовавший обороной Баязета капитан Федор Эдуардович Штоквич получил досрочное повышение в чине и заслуженного «Георгия». В отставку вышел полковником и умер в 1896 году отцом большого семейства, в почетной должности коменданта Царского Села, всеми уважаемым человеком. Исмаил-Хан Нахичеванский также не остался без наград и скончался в своей постели через много лет после войны.
Мятеж Алибека
Война с Турцией возбудила надежды горячих голов на Северном Кавказе. Этот регион по-прежнему оставался взрывоопасным. Еще были живы мюриды, видевшие Шамиля, а впечатление от побед Барятинского сильно сгладилось из памяти. В силу особенностей характера местных племен, взбудоражить их было легко. С другой стороны, русские проявили недостаточно внимания к тому, чтобы как следует обосноваться в только что отвоеванном крае. Значительная часть укреплений после общей сдачи мюридов была уничтожена, многие гарнизоны выведены, из оставшихся далеко не все имели артиллерию. Такое самоуспокоение могло дорого стоить.
С открытием военных действий в Чечне началось брожение. Русская власть в этих краях не особо проникала в горные аулы глубоко в горах Ичкерии, поэтому рост мятежных настроений в районе Ведено отследили слишком поздно. Русские успели принять только самые простые меры вроде оснащения солдат гарнизонов дополнительными патронами.
В это время в Чечне действовали турецкие агитаторы, рассказывавшие безумные истории о полном поражении русских на всех фронтах и соблазнявшие аборигенов обещаниями земли и освобождения от налогов. Заодно эти деятели грозили продать в рабство тех, кто уклонится от мятежа. В результате в середине апреля в Чечне на территории нынешнего Ножай-Юртовского района собрались до 60 авторитетных горцев, которые решили попытаться воспламенить весь Северный Кавказ и добиться восстановления независимости. Уроженец Зандака Алибек-Хаджи Алдамов, провозглашенный имамом, объявил газават. Восстание быстро перекинулось на некоторые районы Дагестана. Первые акции, впрочем, носили не столько патриотический, сколько практический характер: мятежники нападали на табуны. Однако вскоре Алибек, двигавшийся от аула к аулу, собрал уже несколько сот, если не тысяч бойцов (точное число, как обычно, трудно определить). Русские, чьи гарнизоны были невелики, были вынуждены уклоняться от боя и запереться в немногочисленных ветхих крепостях. Командующий Терской областью генерал-адъютант Свистунов мало что мог сделать по малочисленности своих людей. Так что к началу мая вся Ичкерия и часть Дагестана были охвачены мятежом. В Терской области объявили военное положение. Свистунов срочно выехал в крепость Грозную и пока сосредоточился на локализации восстания. В первую очередь генерал старался не допустить прорыва мюридов на равнину. Однако первая же серьезная стычка показала, что времена Шамиля ушли в прошлое. 22 апреля у села Майртуп полковник Нурид встретил отряд Алибека. При всей горячности чеченцев и их численном превосходстве русские пользовались теми преимуществами, которые дает регулярная выучка и дисциплина. К тому же русские располагали артиллерией, которой у горцев не было вовсе. Потеряв около трехсот человек, Алибек откатился. Нурид гнал его на Герменчук, где в итоге отказался от преследования: зарядившие дожди крайне затрудняли движение.
Удачный бой несколько умерил пыл боевиков, однако особенности местности сами по себе очень усложняли русским восстановление контроля над краем. В лесистых горах было исключительно трудно вести преследование, отряд, занимавший один аул, мог не иметь понятия, что происходит в соседнем, словом, требовалось слишком много людей для того, чтобы удерживать край. Алибек занял Центорой и тем восстановил авторитет. Однако попытка занять Гудермес и Шали кончилась новой неудачей: обыватели (сами чеченцы) при помощи войск отбили набег, а пока шли эти суматошные бои, до места действия добрался неутомимый Нурид, и Алибек был тут же бит вторично. Колебавшиеся аулы после такого провала выбрали сторону властей, а некоторые мятежные — изъявили покорность. Мятежники столкнулись с непредвиденной проблемой: даже внутри Чечни их популярность не была абсолютной. Отряд Дады Залмаева, пытавшийся уничтожить мост через Аргун, столкнулся с отчаянным сопротивлением соплеменников во главе с неким Хайбулой Курбановым. На место вскоре явился русский отряд полковника Лохвицкого, который немедля оказал помощь лоялистам и опрокинул неприятеля в штыковой атаке.
Продолжение Война альтруистов. Часть 3.2
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_97348
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Автор: Евгений Норин.
Читайте ранее:
Война альтруистов. Часть 1.1Скобелев начинает и выигрывает. Ловча
Осман-Паша
Скобелев
После второго неудачного штурма Плевны Осман-паша настолько осмелел, что попытался организовать вылазку. Атака не задалась: турки разбились о русские позиции, но отступили организованно. На русской стороне между тем вынашивали планы нового решительного наступления на Плевну максимально крупными силами.
Действия великого князя Николая Николаевича во время осады Плевны выглядят откровенно спорно. Первый и второй штурмы, как мы знаем, совершались против города, вовсе не блокированного перед этим. Если в первый раз такое положение было извинительным, а во второй — странным, то отсутствие попыток обложить Плевну как следует перед третьим штурмом выглядит уже непростительной ошибкой. Тем не менее некоторые меры по изоляции крепости русские все же приняли. Помощь Плевна могла получить с трех направлений, и русские решили отрезать наиболее очевидный источник снабжения — дорогу к югу от города. Перерезать коммуникационную линию решили, захватив перекресток в 15 верстах от Плевны — городок Ловча. Ловчу турки заняли буквально на следующий день после отражения первого приступа под Плевной. Русские тогда отошли, поскольку городок защищали только 4 казачьих сотни. Теперь возвращать перекресток отправлялся многочисленный корпус.
На решение этой задачи выделили отряд в 27 тысяч человек во главе с генералом князем Имеретинским. Фактически, однако, наибольшую активность в ходе этой небольшой операции проявил белый генерал Михаил Скобелев.
Скобелев заранее провел детальную разведку турецких позиций в районе Ловчи. Молодой, чрезвычайно храбрый и амбициозный генерал хотел бы возглавить атаку, и он получил эту роль: колонна Скобелева действовала на направлении главного удара.
Русские начали атаку на Ловчу с мощной артиллерийской подготовки. Возглавлявший вторую наступающую колонну генерал Добровольский неудачно организовал наступление: его солдаты начали нести потери еще на исходных позициях, и в итоге смогли захватить передовые позиции турок лишь ценой тяжелых потерь, на чем порыв Добровольского иссяк.
Однако Скобелев действовал на своем правом фланге с блеском, дерзостью и талантом. Вопреки образу белого генерала, любителя ходить врукопашную с саблей наголо, Скобелев был храбрым, но не сумасшедшим командиром. Стрелковые цепи наступали через виноградники, пусть медленнее, зато не так заметно для противника. В это время туркам не давал заскучать бешеный обстрел из полусотни орудий. Пушки подвели поближе, чтобы как следует поддержать пехоту. Первой целью был горный кряж, с которого Ловча просматривалась как на ладони. Встреченную по пути речку перешли вброд, однако дальше русские начали нести потери от огня из турецкого редута. Вместо того, чтобы дисциплинированно шагать плотной колонной под обстрелом, солдаты тотчас разбились на мелкие группы и перебежками, вовсю используя все естественные укрытия, начали сближение. Сам Скобелев в это время возглавил колонну из двух полков, идущую в обход турецкого укрепления, а еще один полк выходил с противоположной стороны. Турецкий редут атаковали с трех направлений разом, и после короткой свирепой схватки неприятель побежал.
Бегущих рубила конница. Участник боя, офицер по фамилии Вагнер, передаёт жутковатые подробности:
«Перед рассветом 1-й батальон Ревельского полка послан был на аванпосты, и мы, идя на место, ежеминутно спотыкались о трупы турок, павших от шашек кавказцев [речь о Кавказской казачьей бригаде — S&P]. На аванпостах обошлось благополучно. Показывались, было, партии башибузуков, но тотчас же и исчезали.
Вдали, из деревень болгарских, слышался крик и лай собак, но выстрелов не было, хотя, как после узнали, много было убито болгар обоего пола. Впрочем, турки редко тратят патроны на болгар, ятаган успешно их заменяет. Возвращаясь с аванпостов, мы были поражены количеством трупов, рассеянных по полю в кукурузе. Больше двух ударов шашки не было видно ни на одном из трупов, а у многих были головы совершенно разрублены. Я видел впоследствии, как казаки наносят такие раны. Они никогда не рубят сзади, а всегда заскакивают спереди и, повернувшись, полуоборотом рубят наотмашь, причем шашку как-то продергивают, отчего при остроте шашек являются подобные раны, какие мы видели теперь.»
Побоище действительно было жутким. Один из всадников, осетин, ухитрился сломать шашку о голову турка. Как уверяли казаки корреспондента, пересказавшего эту историю — о восемнадцатую голову.
Скобелев и Имеретинский имели все основания гордиться собой. Русские потеряли 371 человека погибшими, 1145 бойцов было ранено, но турки лишились 2200 человек во время боя и еще две тысячи попали в плен. Остатки гарнизона Ловчи откатились в Плевну.
Взятие Ловчи прошло не без помарок, но в целом русские провели энергичную и эффектную операцию, восстановившую веру солдат и офицеров в свои силы. Ловчинское сражение хорошо спланировали и хорошо провели.
«Одним словом, это было примерное сражение, — замечал вышеупомянутый Вагнер. — Начальники частей, получивши раньше инструкции, знали, что делать, и не метались из стороны в сторону, как под незабвенной Плевной. (…) Хотя все были озабочены, но веселы, не то, что под Плевной, где еще перед боем физиономии у всех были самые ненадежные».
Интересно, кстати, что русские израсходовали значительное количество боеприпасов. Пишут о 250 тысячах патронов, расстрелянных в этом бою. Относительно небольшие потери турок связаны, видимо, с тем, что они занимали полевые укрепления, и град пуль не столько уничтожал их, сколько подавлял. Такое стремление задавить противника огнем можно только приветствовать.
К сожалению, этот успех не был использован для дальнейшего обхода и изоляции Плевны. Русских ожидало новое сражение за город, намного более жестокое, чем оба предыдущих.
Третья Плевна
К новому наступлению на Плевну привлекали огромные силы: 84 тысячи солдат, из которых 32 тысячи румын. В гарнизоне против них находились 36 тысяч человек. Русские планировали атаку с трех сторон, ее предваряла четырехдневная бомбардировка. На сей раз офицеры заметно тщательнее подготовились к атаке. Войска тренировались, накапливали боеприпасы, вели рекогносцировку, словом, о первой атаке ничего не напоминало. Фронт наступления оказался широким, в соответствии с реалиями индустриальной войны: более 30 км.
С правого фланга осаждающие использовали наиболее мощную группировку — 48 батальонов, включая румынские во главе с румынским князем Карлом (фактически атакой командовал генерал-лейтенант Зотов). Этот отряд в очередной раз пытался взять намозолившие глаза Гривицкие редуты. Другая мощная группировка в 30 батальонов атаковала турецкие укрепления с юго-востока, и наконец Скобелев и Имеретинский с 22 батальонами нацеливались на Плевну с юга. Кстати, нужно отметить странную ситуацию: первоначально Имеретинский являлся начальником Скобелева, но буквально за несколько часов до штурма их поменяли местами — теперь главенствующую роль играл Скобелев. Отметим, однако, поведение Имеретинского: получив такую пощечину, он ни на секунду не позволил возобладать оскорбленным чувствам и растоптал самолюбие ради интересов дела.
Бой за Гривицкие редуты
Опять-таки дала о себе знать половинчатость решений, сгубившая все усилия войск в первых двух штурмах. На уязвимый южный фланг давила наименее мощная из ударных групп. Проблема состояла в разногласиях штабистов, в результате чего был опять принят «компромиссный» вариант. В итоге фактически не получилось настоящего сосредоточения сил — ни против слабого южного фланга турок, ни даже против сильного восточного: там при формальной многочисленности наступали куда хуже обученные и менее упорные в атаке и обороне румыны. Наконец, атака против западного фаса, в котором, между прочим, зиял восьмикилометровый разрыв между турецкими укреплениями, даже не обсуждалась как слишком рискованная. Поразительно, но имея исключительно энергичных, агрессивных и компетентных тактических командиров, русские обладали штабистами до того осторожными, что эта осторожность наносила уже прямой ущерб делу.
26 августа началась артиллерийская подготовка. Ее эффективность, однако, оказалась в итоге умеренной. Ошибка состояла в первую очередь в том, что на турецких позициях заранее не наметили ключевые цели для орудий, поэтому огонь распределялся по всему фронту. Участки, оставшиеся пассивными, подвергались обстрелу в ущерб настоящим целям атак. Таким образом, разрушить турецкие укрепления и нанести противнику тяжелые потери в итоге не удалось.
Пока шла бомбардировка, отряд Скобелева начал забирать нейтральную полосу в свои руки. Осман-паша сразу же встревожился и попытался контратаковать, но без малейшего успеха. Интересно, что в предполье успешно действовали румыны: им удалось захватить первую линию траншей перед Гривицкими укреплениями.
В целом, конечно, плохо организованная бомбардировка оказалась хуже, чем ее полное отсутствие. Турки оказались предупреждены о наступлении, а урон, понесенный ими, остался весьма умеренным.
30 августа в три часа пополудни началась тяжелейшая и самая трагическая для русской армии битва русско-турецкой войны.
Первыми в наступление пошли румыны. На подходах к Гривицким редутам они завязли под ураганным огнем в чистом поле. Румыны несколько раз приближались к первому редуту на короткую дистанцию, несли опустошительные потери и откатывались. Вскоре на помощь завязшим румынам подошла русская бригада. Несмотря на плотный, почти пулеметных достоинств огонь турок, бригада прорвалась к укреплениям. Увлеченные ее порывом, союзники ворвались в редут, переколов штыками всех, кто там находился. Однако тем успехи правого крыла и кончились. Беда в том, что взятие редута №1 вело только к следующей цепочке укреплений, то есть, по сути, его захват ничего не давал.
В центре наступавшие с юго-востока войска не добились вообще никакого успеха. Они завязли в чистом поле под огнем и отошли на исходные позиции.
В это время на русском левом фланге, где наступали батальоны Скобелева, разразилась преисподняя.
Соотношение сил здесь изначально было худшим: 22 батальона против 22 таборов. Однако Скобелев хорошо спланировал наступление. Например, для поддержки пехоты огнем заранее приготовили артиллерийские позиции впереди. Чтобы турки не сумели быстро подавить батареи, саперы заранее наметили позиции для каждой пушки. Как только началось движение вперед, саперные команды бросились к назначенным позициям и принялись с упорством муравьев выдалбливать окопы, контуры которых сами себе обозначили заранее. В результате орудия не выходили на открытую местность под огонь, а вкатывались в уже устроенные для них менее чем за час окопы.
Кроме подобных трюков, белый генерал выделил сильный резерв, что позволило его войскам сначала отбить новые турецкие контратаки, а затем сблизиться с редутами Исса-ага и Кованлек. Подойдя к редутам на 400 шагов, потрепанные полки ринулись на приступ. Скобелев по своему обыкновению носился по полю боя в белом мундире. По теории вероятности, этот Ахиллес должен был погибнуть, но теория суха, и умереть ему пришлось при совсем иных обстоятельствах.
Резервы, вовремя подбрасываемые Скобелевым, сделали свое дело. Русские взяли два редута и подошли к самой Плевне. Ключевой момент всего сражения: прорыв достигнут, до города рукой подать. Турецким войскам выходят в тыл. Но с соседних редутов ведут отчаянный перекрестный обстрел. Взаимное истребление шло на кратчайшей дистанции. Всем живым ощутимая польза от тел: русские буквально громоздили друг на друга трупы своих и турок, возводя брустверы. Контратаки османов захлебнулись под огнем в упор и в серии свирепых рукопашных. Имеретинский прикрыл тыл и фланги Скобелева от попыток турок охватить собственные потерянные редуты. Но на этом внутренние резервы левого крыла кончились. Скобелев просит подкреплений. Шанс ворваться в Плевну у него был — еще какой шанс! В позиции турок был вбит клин, расширение прорыва делало положение Осман-паши безнадежным. Еще один шаг к северу — и турецкому командующему осталось бы только бросить карты на стол и спасать жизнь при помощи белого флага.
Скобелев не получил резервов. Командование просто не поняло, насколько близок успех. От турок ожидали удара по расстроенным частям правого фланга. Зато Осман-паша собрал со всех участков 15 новых батальонов и на следующий день бросил их на Скобелева.
Осман ставил на карту все: отряды на всех участках, кроме юго-западного, были предельно ослаблены. За контратакующими шли в буквальном смысле заградотряды с задачей поворачивать назад отступающих хотя бы силой оружия.
Полный контраст с тем, что творилось на русской стороне. Если Скобелев еще был полон энергии, то войска правого крыла и центра не сдвинулись с места. Ни поддержки отчаянно бьющегося левого крыла, ни новой атаки. Паралич воли.
Серия новых контратак турок. Редуты и пространство вокруг них заполнены ранеными и мертвыми. Пушки подбиты. Патронов нет. Единственный полк, который все же прислали из резерва, мог уже только прикрыть общее отступление. Бегства не было. Русские вынесли раненых, оружие, знамена. Но Плевна не была взята. Скобелев и Имеретинский потеряли более 40% солдат и офицеров.
Полная катастрофа. Русские потеряли 13 тысяч человек, румыны 3 тысячи — в обмен на 3 тысячи турок. Никакого движения вперед.
Третья Плевна — тяжелое и, увы, вовсе не обязательное поражение русских войск. Координации усилий между различными частями армии не было просто никакой, предварительная разведка велась слабо, наибольшие силы отправлялись против наиболее крепких участков турецкой обороны, наконец, город даже не потрудились предварительно окружить. Удар ужасный, болезненный, кровавый… и заслуженный.
Можно только согласиться с угрюмой фразой Скобелева: «Наполеон радовался, если кто-либо из маршалов выигрывал ему полчаса времени. Я выиграл им целые сутки — и этим не воспользовались.»
После битвы тела погибших русских солдат некоторое время лежали перед турецкими редутами непогребенные. Пришлось затевать отдельные переговоры о выносе трупов. Местом диалога служила палатка, разбитая турками посреди смертного поля.
Однако отпуска на войне нет, и русские, потерпев неудачу, тут же стали решать, что делать дальше.
Работа над ошибками
Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич
Тотлебен
Провал атак против Плевны едва не подкосил командующих осадной армией. Пару дней спустя Александр II собирает совет. Нужно понять, что делать дальше. Главнокомандующий Николай Николаевич предложил отходить сразу в Румынию на зимовку. Принятие этого решения было бы, без сомнения, гибельным сразу в нескольких отношениях. Авторитет России и ее армии, который и без того пал после неудачи, рухнул бы окончательно. Болгары на освобожденной территории отдавались на заклание. Уже занятые территории и ключевые пункты — в частности, Шипку — пришлось бы брать снова, и даже Дунай предстояло бы форсировать вторично.
Все эти соображения изложил царю Милютин. Военный министр воспротивился идее отхода. Он находился на совете в меньшинстве, но точку в споре поставил император, сохранивший присутствие духа и объявивший, что армия за Дунай не уходит. Теперь, однако, оставалось решить, что же делать с Плевной.
То, чего не удалось добиться пулей и штыком, оказалось достигнуто лопатой. Осадные работы под неприступным городом возглавил вызванный для этой цели из России Эдуард Тотлебен. Герой Севастопольской страды не собирался смотреть, как Осман-паша расстреливает наступающие колонны. Вместо этого русские взялись за правильную блокаду. Штаб «Отряда обложения» возглавил Александр Имеретинский. Этот командир вообще малоизвестен, а между тем он выполнял во время осады Плевны массу неяркой, но нужной работы, начиная от аналитики и заканчивая — во время третьего приступа — прикрытием тылов Скобелева, геройствующего впереди. Теперь он получил должность по способностям и отлично сработался с Тотлебеном. Характерно, что по завершении осады руководить Рущукским отрядом их отправили вдвоем: Тотлебена — командиром, Имеретинского — начальником штаба.
Идею штурма Тотлебен отверг, решив вместо этого удавить турок голодом. Осман-паша имел в Плевне не менее 40 тысяч солдат, еще 20 располагалось в ближайших окрестностях, и это войско в случае пресечения коммуникаций израсходовало бы провиант довольно быстро. Из России спешили новые подкрепления, которые должны были принести уже почти двукратное превосходство над турецкими войсками на театре боевых действий, а положение гарнизона Плевны становилось бы в случае блокады день ото дня хуже, так что время работало на русских. Однако для этого требовалось, наконец, полностью отсечь Плевну от внешнего мира, что уже не выглядело тривиальной задачей: Осман-паша позаботился создать линию укреплений в своем тылу.
Турки со своей стороны имели на ближайшие месяцы наступательные планы. Русские, как казалось, уже сидят в готовом мешке, и достаточно как следует ударить, чтобы запечатать армию царя на южном берегу Дуная и принудить к капитуляции. Однако фактически этот план привел только к тому, что Осман-паша оказался сам замурован в Плевне, откуда ему запретили уходить. Между тем русские уже поднялись из нокдауна и готовились действовать.
Русские оставили румын блокировать Плевну с севера, и принялись обрезать пути снабжения гарнизона. Задачу перекрыть дорогу на Софию получил Гурко во главе крупного отряда. Штабы преувеличили силы турок на дороге, однако на сей раз это стало основанием не для робких решений с расчетом на заведомую неудачу, как перед вторым штурмом Плевны, а наоборот — атака планировалась так, чтобы захватить турок врасплох. Перерезать шоссе решили в районе Телиша и Горного Дубняка, городков на запад-юго-запад от Плевны.
Не следует думать, что все сразу пошло по плану. Штурм Горного Дубняка обернулся тяжелейшими потерями. Вообще в 1877 году уже начали сказываться многие проблемы, которые встанут в полный рост перед войсками в эпоху Первой мировой: простейшие полевые укрепления (в случае с Дубняком — насыпы с амбразурами и импровизированные укрытия для орудий из кирпича) и засевшие внутри стойкие солдаты с винтовками становились препятствием даже для решительно атакующих войск. Поэтому хотя в конце боя за Горный Дубняк турки сдались на милость победителей, русские заплатили за успех дорого, причем сильно пострадала гвардия. В Телише повторилось то же самое, причем Телиш и взять не удалось, а огонь винтовок выкосил множество представителей аристократии, в изобилии представленной в рядах гвардейских полков. «Казнозарядная винтовка не различает чинов», — замечал очевидец по этому поводу. Один из лейтенантов в этом бою получил сразу девять пуль. Интересно, что штаб Гурко уцелел полностью, хотя командующий операцией пулям не кланялся: у многих офицеров были прострелены шинели, а у одного пуля разбила бинокль прямо в руках. В ставке, надо заметить, известие о победе восприняли без особого восторга: список знатных фамилий Петербурга и некролог в тот день совпадали слишком сильно.
Гурко
Поскольку под Дубняком и Телишем гвардия умылась кровью, Гурко сменил тактику. Второе наступление на Телиш выглядело как ураганный артиллерийский обстрел. В отличие от Плевны, здесь турки не успели или не захотели возвести серьезные укрепления, поэтому огонь артиллерии принес неприятелю ощутимый физический и сокрушительный моральный ущерб.
Финальный штурм Телиша выглядит почти малозначительным событием, если, подобно многим диванным командирам, измерять успех в трупах. На русской стороне погиб 1 (один) человек, турки лишились 157 солдат убитыми и ранеными, при этом артиллерия Гурко — 72 пушки — расстреляла 3 тысячи снарядов. Однако значение операции оказалось очень высоким: турки окончательно потеряли опорный пункт на шоссе, и Плевна оказалась в полной изоляции. Кроме того, опорный пункт в Дольнем Дубняке турки сдали самостоятельно, не дожидаясь, пока Гурко придет с артиллерией еще и туда. Гарнизон отошел в Плевну, что только играло победителям на руку.
Солдаты ворчали, что раненые турки, которых им пришлось нести до перевязочного пункта, слишком тяжелы. Какой-то офицер заметил в ответ, что можно только благодарить Бога, что несут не своих.
Может встать вопрос: что мешало Гурко сразу начать с артиллерийской бомбардировки? Дело в том, что русские ожидали либо прорыва Османа изнутри Плевны, либо попыток выручить его снаружи, поэтому старались действовать быстро. Как только стало ясно, что никто не прорывается на помощь городу, и наоборот, турки не собираются оттуда бежать, Гурко с облегчением смог переложить работу на плечи артиллерии.
Тотлебен действовал методично, Тотлебен действовал четко, Тотлебен действовал неотвратимо, как смерть. Для того, чтобы отбросить на достаточное расстояние любых потенциальных спасителей, русский отряд под командой Гурко прошагал еще на несколько десятков километров на запад, за реку Вид (этот отряд шутки ради прозвали «Завидным»). В Плевну не проникал никто. Около 50 тысяч солдат Османа-паши были плотно заперты в городе и быстро исчерпывали провиант. Осман имел продовольствия на три недели, но дальше оставалось только поедать лошадей, которых, кстати, самих надо было кормить. Тем временем снаружи педантичный фортификатор создавал «круговую оборону» фронтом внутрь. На пути турок росли редуты, окопы, даже волчьи ямы. Артиллеристы пристреливали ориентиры на возможных направлениях прорыва. Тотлебен продолжал демонстрировать перфекционизм: русские имели целую систему планов на случай атак изнутри любой силы по любому вероятному маршруту. Чтобы войска имели чем заняться, их постоянно тренировали в отражении возможной турецкой атаки.
Погода портилась. Из Плевны началось дезертирство: солдаты султана бежали от холода и голода. Турки выходили на аванпосты изможденные и перед допросом первым делом старались погреться у печки. Вскоре Осман-паша выгнал из Плевны население — и болгар, и турок, но только продлил агонию. Безрадостный пейзаж вокруг Плевны дополняли брошеные деревни: турки бежали из страха перед местью болгар, болгары — из страха перед приходом турок. Уходя, представители обеих наций жгли какие могли дома врагов.
Удивительно, но Тотлебена за эту операцию периодически мягко журят или даже откровенно бранят в литературе. Керсновский полагает, что Тотлебен «смотрел на войну только с точки зрения сапера», пусть и «гениального сапера», а один из лучших советских историков войны 1877–1878 гг., Беляев, и вовсе видит «в основном отрицательную» роль Тотлебена в осаде Плевны. Здесь остается только развести руками: как ни относись к Тотлебену, но после трех провалившихся штурмов его план сработал при умеренных потерях собственных войск. Борьба за темп, конечно, важна, но совсем не очевидно, что русским принесли бы какую-то огромную пользу те несколько недель, которые они выиграли бы, проломив турецкие укрепления силой ценой большой крови.
Турки попытались использовать стойкость Плевны себе на пользу и провести контрнаступление южнее и восточнее, в районе Тырново. Однако эти удары велись бессистемно, без особой энергии и на большом фронте, так что весь турецкий порыв окончился одним большим пшиком: за пределы боев местного значения все усилия османов так и не вышли. Надо признать, что если бы посягательства неприятеля восточнее Плевны оказались более энергичными, русские войска на всем Балканском театре могли оказаться в большой опасности. Однако никакого упорства турки не продемонстрировали.
Осман-паша прекрасно понимал, что ему на шею брошена удавка, и если он не разорвет кольцо, туркам останется только сдаваться. Однако при попытке в ночь на 28 ноября пробиться из крепости, турки напоролись на организованное сопротивление. Им удалось поначалу прорваться через первые траншеи русских, но дальше османам пришлось двигаться густыми толпами под огнем со всех сторон. Турки потеряли 6 тысяч человек в коротком ночном бою и откатились назад в Плевну. Осман-паша получил ранение, а главное, стало ясно, что никаких перспектив впереди больше нет.
Турки сложили оружие. В плен сдались 43 тысячи солдат и офицеров. Интересен подчеркнутый пиетет, с которым русские отнеслись к Осману-паше — его приняли как маршала. Любопытно также, что из десяти пашей (генералов) двоих русские передали союзным румынам, чем вызвали море горя и негодования у пленных, считавших, что их таким образом унизили. Сам Осман всячески подчеркивал, что сдается именно русским. После капитуляции он отправился в Харьков, где и жил до конца войны. Интересно, кстати, что из плена он написал в Турцию письмо с просьбой о корректном отношении к пленным русским.
Пленение Османа-паши, 1878
Плевненская кампания прошла очень тяжело, притом что русские имели серьезный численный перевес над войсками Осман-паши. Пять месяцев, десятки тысяч человек погибшими и ранеными — очень высокая цена ошибок организации трех штурмов.
Наиболее радикальная оценка даже утверждает, что Плевна спасла Османскую империю, отодвинув ее гибель на 40 лет. Не будем судить о сорока годах, однако, безусловно, долгая осада и безрезультатные штурмы сделали войну куда более долгой и кровавой, чем можно было ожидать. Тем не менее, что сделано, то сделано, и в конечном счете упорство и системный подход Тотлебена к осаде позволили заставить Османа-пашу сложить оружие. Можно долго рассуждать о тысяче опасностей, которым подвергались русские войска, прикованные к Плевне и находящиеся в полуокружении, однако допущение есть допущение, а реальный результат есть реальный результат, и в конце осени 1877 года он состоял в том, что лучший турецкий генерал и лучшие турецкие солдаты пошли в плен. Турки уже начали зондировать почву на предмет заключения мира, но им все еще казалось, что Порта имеет много месяцев на размышления, консультации и дипломатическую подготовку переговоров. Впереди, как все были уверены, долгая тяжелая зимовка, а решающая кампания сдвигается на лето 1878 года. Гельмут Мольтке, опытный и, безусловно, компетентный начальник германского Генштаба объявил, что преодоление Балкан зимой — невозможное дело. Широко известна история, согласно которой фельдмаршал сложил карту Балкан со словами «До будущего года». Однако русские имели свое мнение на этот счет. Споткнувшись на Плевне, они встряхнулись и теперь намеревались наверстать упущенное в зимней кампании. Наступательный порыв вернулся. 13 декабря колонна под командованием Гурко тронулась с места, чтобы опрокинуть все расчеты и вернуть карты Балкан на столы европейских политиков. Начался достославный Забалканский поход.
Последний бой под Плевной
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_95387
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Ну-с, дамы и господа, продолжаем разговор о Крымской кампании 1853-1856 годов. В предыдущем посте мы с Вами обрисовали, что из себя представляли бомбические орудия, успешно применявшиеся сторонами конфликта, теперь от теории перейдем непосредственно к событиям войны.
В ноябре 1853 года вспыхнула очередная русско-турецкая война. Учитывая богатый опыт успешной борьбы с Османской империей за господство в Черном море, в России никто не сомневался в скорой победе русского оружия. И на первых порах русская армия действительно одерживала победы. Собственно, в этот период и состоялось морское сражение, о котором мы сейчас поговорим.
Портрет героя этой истории - адмирала Павла Степановича Нахимова
18 ноября 1853 года русская эскадра под командованием вице-адмирала П.С. Нахимова подошла к Синопской бухте, где турецкий флот готовился к приему на борт десанта и высадке его на кавказском театре военных действий. Как Вы понимаете, отутюжить турецкий флот решено было весьма и весьма вовремя...
Соотношение сил было следующим:
11 русских кораблей (6 линейных кораблей, 2 фрегата и три параходофрегата), несших на борту 734 орудия. ИЗ них 76 - бомбические.
14 турецких кораблей (7 фрегатов, 3 корвета, 2 параходофрегата, 2 военных транспортника) при 476 орудиях. Плюс 44 орудия в составе батарей береговой обороны.
Подойдя к входы в бухту двумя колоннами, русские корабли перекрыли туркам путь к отступлению.
В 12:30 турецкие орудия открыли огонь по русской эскадре, по своему обыкновению, стремясь повредить рангоут кораблей. В ответ грянули залпы по корпусам турецких кораблей, в том числе, из бомбических орудий.
Не прошло и получаса, как на правом фланге дрогнул под обстрелом и бросился на мель турецкий флагман "Авни-Аллах". Русская эскадра сконцентрировала огонь на фрегате «Фазли-Аллах» и он последовал примеру флагмана. Далее была подавлена огнем батарея номер пять, взорвался «Навек-Бахри» (горячий привет от бомбических пушек!), «Несими-Зефер» и «Неджми-Фешан» загорелись. Затем были уничтожены батареи №3 и №4.
На левом фланге тоже вершился акт щедрой раздачи люлей всем нуждающимся))) Линейные корабли "Три Святителя" и "Ростислав" разнесли в щепки батарею №6, в ходе артиллерийской перестрелки были уничтожены фрегат «Каиди-Зефер» и корвет «Фейзе-Меабур».
И.Айвазовский «Синопский бой. Ночь после боя» 1853 г.
Турецкий флот потерял 15 кораблей. Лишь быстроходный пароход "Таиф" изловчился удрать из Синопской бухты. Потери среди личного состава турецкой эскадры насчитывали примерно 3 тысячи убитых (всего на кораблях было немногим более 4 тысяч человек). В плен попали несколько сотен матросов и сам адмирал Осман-паша.
Несмотря на преимущество в количестве орудий, не следует забывать, что баталия развернулась на "недружелюбной" территории акватории - крупнокалиберные орудия береговых батарей имели и высокую дальность прицельной стрельбы (еще бы, качка же не мешает наведению), и скорострельность орудий, обслуга которых не ютится в тесноте корабле, была несколько выше. Не имейся у русской эскадры бомбических пушек - турецкие суда горели и взрывались бы отнюдь не так задорно, сражение неизбежно затянулось бы, а значит, флот дольше находился бы под обстрелом, получил более серьезный урон. Словом, вундервафля спешно была испытана в массовой морском сражении, которое стало последней битвой парусного флота. Наступала эра пароходов...
А на этом на сегодня все, спасибо за внимание!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Михаил Иванович Драгомиров 1830-1905, генерал от инфантерии. М.И.Драгомиров был одним из видных участников русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг., но его главные заслуги в российской военной истории связаны с активной военно-научной и военно-педагогической деятельностью в период реформ Александра II и военного министра Д.Милютина. "Армия - не вооруженная сила только, но и школа воспитания народа, приготовления его к жизни общественной", - эта мысль, выраженная Михаилом Ивановичем в 1874 г., помогла впервые взглянуть на армию, как на социальный организм. Навсегда современным стало его мнение о роли морального фактора в вооруженных силах: "В военном деле на первом месте стоит человек с его нравственной энергией".
Михаил Драгомиров родился близ города Конотопа Черниговской губернии в семье потомственного дворянина, офицера, участника Отечественной войны 1812 г. Отец, ставший набожным человеком, построил в Конотопе церковь, и в ней Драгомиров мальчиком читал псалтырь; в ней же в 1905 г. будет упокоен его прах.
Первоначальное образование Михаил получил в Конотопском городском училище, окончив которое он поступил в Петербургский Дворянский полк. С отличием освоив там курс фельдфебелей, в 1849 г. был направлен на службу прапорщиком в знаменитый лейб-гвардии Семеновский полк и стал готовиться к поступлению в Академию генерального штаба. В 1854 г. его мечта осуществилась. Став слушателем академии, он учился с особым усердием и через два года закончил ее с золотой медалью, его имя было занесено на мраморную доску лучших выпускников. По окончании академии он получил назначение в генеральный штаб, вскоре стал штабс-капитаном.
Поражение России в Крымской войне 1853 - 1856 гг. оказало на Драгомирова сильное воздействие. Изучая опыт обороны Севастополя, где особенно ярко проявились героизм и стойкость русских солдат и офицеров, он впервые задумался о значении морального фактора в войне. К 1856 г. относился первый его труд - "О высадках в древние и новейшие времена", который длительное время оставался в русской армии единственным по полноте и глубине исследованием о десантных операциях.
В 1858 г. Военное министерство направило Драгомирова за границу для изучения там постановки военного дела, и он принял участие в австро-итало-французской войне в качестве наблюдателя при штабе Сардинской армии. По возвращении в Россию Михаил Иванович представил отчет "Очерки австро-итало-французской войны 1859 г.", где уделил особое внимание анализу нравственных качеств армий и военачальников. В 1860 г. офицера, склонного к военной теории, назначили в Академию генерального штаба адъюнкт-профессором по кафедре тактики с оставлением в штатах генерального штаба; в том же году он был произведен в капитаны. В 1861 - 1863 гг. слушателем Драгомирова по курсу тактики был наследник-цесаревич - будущий Александр III. Но дарования Михаила Ивановича как военного ученого развернулись именно при Александре II. Ликвидация крепостного права (1861 г.) стала мощным побудителем преобразований в военном деле, и в лице Драгомирова военный министр Милютин нашел выдающегося выразителя новых, гуманистических, идей, проникающих в русскую армию.
С 1861 г. началась активная деятельность Драгомирова в российских военных журналах ("Инженерный журнал", "Оружейный сборник", "Артиллерийский журнал"), где он исследует значение нравственных сил русской армии в новых условиях, возрождает заветы суворовской "Науки побеждать". В этом же духе он читает лекции в академии, привлекая внимание офицерского корпуса к системе обучения и воспитания великого русского полководца, "отца солдат". Считая причиной переворота во взглядах на подготовку вооруженных сил новый фактор - появление нарезного огнестрельного оружия, Драгомиров доказывал, что "пуля и штык не исключают друг друга" и "штыковое воспитание" не утратило своего значения в подготовке солдата. Он восставал против увлечения смотрами и парадами, как и против словесного метода военного обучения, отдавая безоговорочное предпочтение методу практических занятий.
В 1864 г. Михаил Иванович был произведен в полковники и назначен начальником штаба 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Вскоре Военное министерство вновь направило его за границу, и в 1866 г. он привез оттуда отчет об австро-прусской войне 1866 г. Свои мысли о боевой подготовке войск Драгомиров обобщил в "Записках о тактике" - учебном пособии для военных училищ и в ряде журнальных статей. В 1866 - 1869 гг. он состоял в должности профессора тактики Академии генерального штаба, с 1868 г. - генерал-майор. Вступив в полемику с писателем Львом Толстым, профессор написал разбор романа "Война и мир" с военной точки зрения и нашел в романе много несуразностей в трактовке событий вооруженной борьбы. Он сделал об этом произведении такой вывод: военные специалисты не найдут в романе ничего, "кроме того, что военного искусства нет, что подвезти вовремя провиант и велеть идти тому направо, тому налево - дело не хитрое и что быть главнокомандующим можно ничего не зная и ничему не учившись".
В 1869 г. Драгомиров был назначен начальником штаба Киевского военного округа, а в 1873 г. - командиром 14-й пехотной дивизии. На этих должностях он получил возможность реализовать свои теоретические взгляды на практике. Организуя боевую подготовку войск, он настойчиво проводил в жизнь принцип: "Учить солдат и офицеров тому, что необходимо на войне". В "Памятной книжке чинов 14-й пехотной дивизии" Михаил Иванович предъявлял такие требования к солдату: 1) преданность Государю и родине до самоотвержения; 2) дисциплина; 3) вера в начальника и безусловная обязательность его приказов; 4) храбрость, решительность; 5) готовность без ропота переносить все нужды солдатские; 6) чувство взаимной выручки. От офицеров требовалось: 1) самоотверженно выполнять свой долг; 2) служить делу, а не лицам, общей, а не собственной пользе; 3) владеть теорией и практикой военного дела.
Драгомиров уделял большое внимание воспитанию у подчиненных уважения к законам, осознанной дисциплины, а в обучении - упражнениям, тренировкам и маневрам. Ему удалось добиться заметных результатов: 14-я дивизия отличалась надежной боевой выучкой, личный состав прочно усвоил основы новой тактики стрелковых цепей, офицеры и солдаты были бодры и энергичны.
Где бы не проживал Драгомиров и какую бы должность он не занимал, круг его друзей всегда расширялся также и за счет деятелей литературы, искусства, историков. Еще в 1889 г. в Петербурге судьба свела Михаила Ивановича с художником Ильей Репиным. Во время поездок в Петербург историка Д. Л. Яворницкого, Репин приглашал его к себе вместе с М. Драгомировым, где они активно обсуждали, в частности, будущую картину «Запорожцы». Кстати, на ней Яворницкий изображен писарем, а Драгомиров над ним с трубкой как кошевой атаман Иван Сирко.
Практической проверкой системы обучения и воспитания войск, которую проповедовал Драгомиров, стала русско-турецкая война 1877 - 1878 гг. 14 апреля 1877 г. он со своей дивизией в составе войск 4-го корпуса выступил в поход из Кишинева к Дунаю через Румынию. Переправа главных сил русской армии через Дунай была назначена близ города Зимницы, и Михаил Иванович сыграл значительную роль в организации форсирования реки, защищаемой большими силами турок. 14-й дивизии было поручено первой преодолеть Дунай, и на Драгомирова выпали главные заботы по проведению рекогносцировки, подготовке переправочных средств, разработке плана действий. Командир дивизии требовал от офицеров доводить задачу до каждого подчиненного и в своем приказе от 4 июня говорил: "Последний солдат должен знать, куда и зачем он идет... У нас ни фланга, ни тыла нет и не может быть, всегда фронт там, откуда неприятель".
Михаил Иванович писал из Зимницы: "Пишу накануне великого для меня дня, где окажется, что стоит моя система воспитания и обучения солдат и стоим ли мы оба, т.е. я и моя система, чего-нибудь".
Переправа дивизии Драгомирова через Дунай началась около 2-х часов ночи 15 июня и продолжалась под огнем противника до 14-ти часов. К этому времени турецкие войска были отброшены от берега и захвачен город Систов (Свиштов), что обеспечило переправу главных сил - четырех корпусов. За блестящие действия Александр II наградил Драгомирова орденом святого Георгия 3-й степени.
В конце июня 14-я дивизия в составе Передового отряда генерал-лейтенанта И.Гурко двинулась к Балканам, участвовала во взятии города Тырново, затем в овладении горными перевалами. В период контрнаступления превосходящих сил противника на Балканах началась героическая оборона Шипкинского перевала, и в критический момент Драгомиров привел резерв на помощь русско-болгарскому отряду Н.Столетова, оборонявшему перевал. 12 августа на Шипке Михаил Иванович был ранен в колено правой ноги и выбыл из строя.
Раненый военачальник был направлен в Кишинев, где ему грозила ампутация ноги, и только с большим трудом этого удалось избежать. Генерал М.Скобелев писал ему: "Поправляйся, возвращайся в верящую в тебя армию и в круг твоих боевых товарищей". Однако состояние раны этого не позволило. Вынужденный покинуть армию, Драгомиров выехал в Петербург. Утешением ему стало пожалование чина генерал-лейтенанта. По выздоровлении Михаил Иванович был назначен начальником Академии генерального штаба с одновременным производством в звание генерал-адъютанта. 11 лет он возглавлял ведущее военно-учебное заведение России, готовившее военные кадры высокой квалификации. За время его руководства академия превратилась в крупный центр российской военной науки. В 1879 г. Драгомиров издал свой главный труд - "Учебник тактики", который на протяжении более двадцати лет служил основным пособием для обучения офицеров искусству тактики.
В 80-е гг. Михаил Иванович дважды ездил во Францию для изучения новинок военной техники. Признавая целесообразность их внедрения в армии, он по-прежнему считал, что главное не в том, каково оружие, а как им владеет солдат и как он настроен на победу.
Будучи авторитетнейшим военным специалистом, Драгомиров в 1889 г. был назначен командующим Киевским военным округом, стал через два года генералом от инфантерии. На этой должности кропотливо передавал свой опыт подчиненным командирам. Решительно борясь с муштрой, он не уставал внушать офицерам, что солдат - это человек, обладающий разумом, волей, чувствами, и требуется всячески развивать его природные задатки и человеческие свойства. Командующий издает "Опыт руководства для подготовки частей к бою" (эта работа выдержала несколько изданий) и "Солдатскую памятку" (издавалась 26 раз). В 1900 г. генерал-ученый разработал Полевой устав, с которым русская армия начала в 1904 г. войну с Японией.
В 1898 г. Драгомиров, оставаясь командующим округом, был назначен одновременно киевским, подольским и волынским генерал-губернатором, что расширило круг его забот. В 1901 г. Николай II удостоил его высшим российским орденом - святого Андрея Первозванного. В возрасте 73 лет Михаил Иванович вышел в отставку с зачислением в члены Государственного совета. До последних дней своей жизни он не прекращал публицистической работы.
За заслуги в военной науке Драгомиров был избран почетным членом Московского и Киевского университетов, почетным вице-президентом конференции (совета) Академии генерального штаба, почетным членом Михайловской артиллерийской академии, некоторых зарубежных академий и обществ. Возрождая и развивая в новых условиях суворовскую систему обучения и воспитания, он оказал большое влияние на жизнь армии.