Август изогнул шею для лучшего обзора. Хозяин питомца имел сходства с рыбой-каплей.
— Я мемуарист дьявола. И хочу узнать, что погубило предыдущих работников.
— Какие сообразительные стажеры в...
— О, а это после вдовей смерти — эпидемии, которую разнесли пауки, расплодившись из-за потепления? Ладно, шучу... Ее разнесли не пауки.
— Смешно. Да. — Он нервно побарабанил по стойке. Где мне сведения взять?
— Придется сплавать в канцелярию. Туда складируют мемуарные писания о владыке.
Только сотрудник договорил, как над окошком загорелось «следующий».
Август возмутился такому приему. Почему его бросили в самое пекло без обучения? Это не игра, в которой на каждом шагу сохранения, а на крестик всегда прыжок. Тут вообще крестов не приемлют.
— Будь у меня карта, я не смог бы вспомнить приметный куст или башню в этом оранжевом смоге. Распишите мне маршрут от «а» до «я».
Его уже оттесняли к выходу.
— Достаточно от «х» до «н». — Оконщик кольнул его карточкой.
Визитка в его руках подмигивала черепом, а караульные волны сдвигались вперед. «Харон» — гласила надпись. Визитка-переливашка. Ничего лишнего.
— Подходи к потоку, отчетливо зови. Сам явится. И куда надо довезет.
Он дошел до реки. Вблизи она меньше походила на черное желе. Холодец — более подходящее слово. В субстанции всплывали локти, поблескивали лысые черепа, фаланги. От варева поднимался пар, иногда лопались важно надутые пузыри. Беспорядочный марафон тел жутко завораживал. При сильной волне редели ряды, все залегало на дно, чтобы позже подняться абстрактной мешаниной.
Он поступил, как советовали. С каждым зовом он повышал голос, чувствуя себя идиотом. Небольшая лодка подбоченилась к Августу. Посох воткнулся в зазор меж камней. Его высокий обладатель был скрыт темной материей. Только желтые ступни и руки выскальзывали за ее пределы.
— Сколько до архива будет?..
Август протянул пластиковую карту. Водитель пошарил с ней в закромах, что-то мелодично щелкнуло, карта вернулась к владельцу. Как прогрессивно. И душки здесь электронные. Он нетвердо ступил в лодку, сел с тем же напряжением, подобно помойному коту, вцепился в противоположные края. Лодочник оттолкнулся от берега. Дно заскрежетало по костям. Беспокойство охватило Августа, и созерцание угрюмой спины перед собой только обостряло его. Они плыли черт знает куда с такой скоростью, что скорее берега плавила водная смесь, оттесняя назад, чем они продвигались вперед.
— Я, — Август покашлял в кулак, чтобы собраться — я здесь впервые.
— Боже упаси. — Он почувствовал, как собеседник скривился при упоминании всевышнего. — Я представлял все иначе. Ну, как по Данте: пытки, котлы, вечное сожаление. Не мне жаловаться, мему... — Август быстро исправился, удержал важность сказанного, — работая в конторе Дьявола.
— Это классическая сторона гиены, точнее, круга. Экскурсии туда весьма выгодны.
— Гадко было бы там оказаться. Нам еще повезло, да?
Лодочник отрицательно покачал головой. За подобную наивность он новичков и недолюбливал. Всегда одно и то же: шутки про опоздание или хвастовство проступками, нытье, пересказы жизненных бравад, и вообще — мы русские, с нами бог. Правда, от новеньких смердело и чаще были чаевые. Лодочник включил заезженное поучение.
— Все вы узко мыслите. Боль только отрезвляет и бодрит, как забытый будильник в воскресный день. Ожидание неизвестно чего. Одинокое скитание в угольном смоге, любой шаг ведет к иррациональному страху. Так они теперь работают с нами, прознавшими о госконтроле и делах ктулху. Обернись во гневе, хоть один подхватит этот запал? Всякому дорого свое положение. Эгоизм — самое живое подтверждение человека. Большинство постояльцев классического круга и не помыслят в таком ключе. Они владеют забытыми языками, в цикличном обитании будто спят на ходу. Между собой, мы зовем их древними. По меркам живых они действительно таковы.
— Там я могу встретить великих мыслителей, знаменитых героев…
— Или постсмерть. Вот что действительно меняет все. Задушен, заколен вилами, сварен в котле — постсмерть вернет тебя в первозданную утробу ада — Коцит. Даже после кончины ты вляпываешься одной ногой в могилу поглубже.
Чья-то конечность ухватилась за борт, за ней появилась склизкая нога.
— А вот и второе весло пригодилось. — Лодочник ткнул им в темечко, проводив погружение незапланированного пассажира. — Приплыли.
Август с облегчением вступил на твердую поверхность. Архив массивной коробкой с тремя башнями комаром всасывала две реки решетчатой пастью. Раз лодочник остановился поодаль, то и мемуаристу стоит поискать вход менее приметный. И сухой. Август так разволновался от потока информации, что только при прощании заметил бейдж.
— Харон? — Вопросительно прочел он.
Лодочник коснулся бледным пальцем нацарапанного имени. Лицо впервые показало смутные черты.
— Это от предыдущего работника. Я стажер.
Август почувствовал коллективное родство с Хароном.
— Я тоже! Было приятно познакомиться.
— Мне нет. — Немного помолчав, стажер невозмутимо отплыл от непожатой руки. — Поставишь пять звезд?
Вход в архив оказался бесплатным. Это хорошо. Он ведется преимущественно на иврите и латыни. Мемуарист с трудом spricht deutsch. Вот что гадко. Очереди, беготня по этажам, регистрация на портале с такой скоростью, будто сигнал прорывает себе путь обувной ложечкой. Август всю жизнь готовился к таким испытаниям, поэтому стойко перенес перезаполнения анкеты и беседы с работниками, исполненных пассивной агрессией. Заправляющая Архивом Ада, серая, как свеча, и ядовитая, как парафин (смолила почти так же), отказала ему в получении материалов на последнем этапе. Перерыв, возможно на вечность. Август недовольно скрестил руки, которые пора бы опустить в таких обстоятельствах. Но он слишком многого натерпелся, отступать поздно.
— Мне нужен перекур, — зажимая фильтр губами, проворчала на ходу Ада.
Стоило мемуаристу прекратить равняться шагом с ней, как он разглядел второй рот ближе к затылку с востренькими зубами. Его передернуло. Желание вести переговоры перекусило клацанье серого затылка. Впрочем, не так уж он и нуждался в этих сведениях. Подтверди он худшие опасения, что изменится? Решено, нужно вернуться к письменному столу и работать. Только объясни это ватным ногам и мигрени.
Он задремал на кривом табурете или же сигареты раскуриваются двумя ртами быстрее. Ада отдавила ему ноги по пути, поглощенная работой, скрыла нос в картотеках. Какая вредная тетка заведует бумагами преисподней! Ей в пору путать банковские счета и процентные ставки в каком-нибудь тинькове.
— Уважаемая Ада, мне осталось только забрать ящик, — Август с хрустом выпрямил затекшие позвонки. — Это все.
— Моя смена подходит к концу…
— Не смей затыкать мне рот.
— Ничего, у тебя есть второй.
Ада вновь нервно задымила сигаретой. Новоприбывшие с гадкой снисходительностью несли свою нормальность белым знаменем, которое день-другой будет загажено. Самое унизительное, что в такие моменты Ада вспоминает, что нормальность где-то остается мерилом, и ее весы с хирургической точностью опустят увековеченную работницу архива в самое пекло. Она ли просила второй рот в напарники? Порез сам разошелся вторыми губами на затылке, зашамкав новыми зубами. Ада стойко приняла это, чтобы в злорадном писке кошмарить окружение.
— Я приношу извинения. Пойми, Ада, здесь так сложно сориентироваться. Несколько часов назад дьявол предложил мне работу.
Своим ироничным предположением Ада попала в яблочко. И оно для нее оказалось более, чем червивым. Ее всю передернуло и скривило от услышанного.
— Тем самым, — Август был чрезвычайно рад тому, что избежал трудного слова. — Подумать только, кем люди не работают, лишь бы по профессии не идти!
— Честь, проклятье, каторга — в любом случае, я здесь, чтобы понять, на чем прогорели предшественники, что было отвергнуто. Учиться на чужих ошибках.
Некто протиснулся в широкий проем с басовитым тоном. Помимо строгого костюма и напомаженных усов незнакомец имел загребущие руки в перчатках. Они будто без его ведома пробегали по стенам, хлопали пыльные столешницы, ворошили бумажки. Наверно, поэтому ткань почернела от множества грязных прикосновений.
— О, Ада, кучка пепла в этой бумажной урне. Все еще провоцируешь пожары, чтобы дедлайны горели?
— Нет, Бережлоб, тебе показалось — безразлично отмахнулась бы Ада, если бы ей действительно не было все равно.
Он скрутил первые попавшиеся листы и сунул за пазуху с таким плывущим в морщинах лицом, видите ли, нужно простить моим привычкам. Август вышел из радиуса рук Бережлоба, заслужив изучающий взгляд.
— Какой чистый экземпляр.
— Потеряшка, — уточнила Ада.
— Для такого и билетик найдется, как считаешь?
Мемуарист решил вмешаться в обсуждение себя:
— Я уже вытянул свой билет в один конец. Гущин Август Витальевич. Звали.
— Как котенка, — умильно отозвался Бережлоб.
Он не пожал, а прощупал загорелую руку мемуариста, будто сомневался в ее пустоте. Бумажка, похожая на мятый фантик от конфеты, сообщала только о месте встречи «Клоповья пасть».
— Отправляемся сейчас же и никаких отказов. Я расскажу тебе все и больше, тут и века сопеть пылью не хватит. Ада, присоединяйся. Никотиновый фонтан распаляют только для тебя, сама знаешь.
Бережлоб проигнорировал возможный ответ или возражение. Его уверенная походка уже переключилась на третью скорость. Август перечеркнул потерянное время и пошел на поводу чужой влиятельной фигуры. Он выведает все по-другому, путем связей и давления. Так действовали его знакомые и добивались определенных успехов. Бережлоб должен стать основным звеном к разгадке. Он брал то, что хотел, причем бесхитростно и в открытую. Он — неоспоримый налог, предоплата и процент.
Август поинтересовался, когда Бережлоб выронил карточку с душками из кармана, который топорщился от десятка таких:
— А начальство не против такого подхода к средствам?
— Знаешь, для чего вообще валюта здесь затеяна? Так это чтобы такие, как я, могли наворовать. То есть одолжить, конечно.
— Карточки эти, — толлко лежат в вашем кармане?
— О, есть и монеты. Их больше, чем древних душ. Ведь обычно покойнику клали по две — по количеству глаз.
«Клоповья пасть» мало что имела общего с насекомыми. Только если сравнить ее с муравьиной спиралью, когда хаос и цикличное движение ведет участников к гибели. Август на мгновение вышел из пыльного хранилища картотек, чтобы оказаться в цирке уродов. Все совпадало: он отдал билет на входе, круглый зал походил на шатер, пахло звериным пометом. Бесы прыгали друг другу на спины, разыгрывая скачки, врезались в столы, тучные брызги пищи орошали полы. Циклопы, выступавшие блюстителями порядка, стегали непосед, но игра с новой композицией возобновлялась. А музыка… подражание существующим нотам пробирала до мурашек. Окружение почему-то улыбалось Августу — немногочисленному человеку в «Клоповьей пасти». Людей — единицы — и те заняты работой: несут подносы, переставляют кубки, голыми руками разливают кипяток.
Бережлоб взял обычный граненый стакан, во второй неаккуратно залез пальцем в новой перчатке: сменил их у порога. Август спрятал руки в карманы, на всякий случай.
— А, вот и главный гость!
— В этот раз лишь один и так сух? — гнусаво бросил бес.
— Зато свеж. Поиски затягивать — чревато к потере аппетиту. — Бережлоб щелкнул Августа по носу. — И ты выпей, пойдет на пользу общего вкуса.
— Какой смысл хоть что-то тянуть в рот? Отпала нужда в пище-то.
Подслушивающие захихикали, новый круг плотоядных полуулыбок сомкнулся. Спираль набирала обороты. Август принюхался к жидкости, пленочной, как бензин.
— Потребности остаются. — Снисходительно начал Бережлоб. — Ты о них перестаешь догадываться. И понемногу голод иссушает, недосып съедает твой мозг. Да, удовольствие и насыщение остались по ту сторону. Зорко следи за собой. Вторая постсмерть, третья, седьмая... Только тень остается от прежнего потеряшки, а плоть — увы, придет в непригодность для… любого дела.
Август, к сожалению, осознал, что дела обстояли именно так. Усталость и голод так давили на него, а сон опоздал на их последнюю встречу. На столах были знакомые блюда. В корзины сваливалась пища любого качества и срока годности, червивое соседствовало с незрелым, растаявшее с твердым, как камень. Запах и вид подавлялись барьером. Август выбрал мандарин и заставил челюсти жевать. Неужели и супермаркеты тут найдутся с очередями и одной кассой?
Ноты опустились до скромного дребезжания. Гости разбились на пары, но с каждым набором движений менялись не партнерами, а головой. Бесы задорно приседали и хлопали зрелищу. Их острые длинные носы нередко попадали в собственные ладоши. Мощные пальцы постучали по плечу Августа. С ним раскланялась дама со слоновой болезнью. Он ответил приглашению к танцам отказом. Сейчас он отыщет в водовороте ног Бережлоба, выудит крупицы информации, вылетит нечаянным плевком из «Клоповьей пасти». Он растолкал скопление бесов, нырнул под тяжелый поднос. Огромная фигура почти отвинтила его голову, как перегоревшую лампочку, потащила куда-то. Он засветился гневом на сотню ватт.
Его привели на кухню, циклоп начал выгребать из мешка картошины и мороковь на стол.
— Я гость, я вошел по билету, это ошибка, — Август отбрыкивался от приправ и перебрасывал картошины обратно в мешок.
— Какая ж ошибка, если ты по билету, вхе-вхе-вхе? Приглашения только для главных блюд.
Он вытаращился на персонал. После заминки его облили маслом и скрутили. К омерзению он заметил, что масло рафинированное.
— Пустите, что за варварство!
— Вполне обыденное, — процедил циклоп. — А теперь подержи это яблоко в зубах…
От рывка с разделочной доски циклоп с ноги лишился глаза. Он зашарил в слепоте по полу: галька, таракан, сложенная бумага. Последнюю тот швырнул на стул, продолжив поиски глаза.
— Люц, — пропищал первый, что распрямил выпавший контракт.
— Нанят самим господином, — бес отпрянул от ботинка главного блюда.
Август почувствовал, как ослабевают тиски, извлек вбитое в пасть яблоко, сел. Его злобное внимание встречало общий испуг. Перед выходом он пнул хорошенько глаз циклопа и погрозил поварам кулаком. Еще бы чуть-чуть, и печь закрылась бы для Августа с другой стороны. Контракт уже полезнее снилса. Но ему еще предстоит узнать, насколько.
Зал с разочарованием встретил последнюю весть. А Бережлоб потер шершавые перчатки с плывущим пожатием плеч, видите ли, такие у меня маленькие недостатки. Август воспользовался непроницаемой маской для настойчивого требования.
— Уже в курсе? Хорошо. Мне нужна личная встреча, Бережлоб, и на ней я получу документы мемуаристов и ответы на вопросы. Иначе банкет получит огласку.
Тот уклончиво ответил, что посмотрит в графике, но его точно волновало распространение данного казуса. Мемуарист расправил одежду. Масло собрало пряди в одно сплошное недоразумение. Он вышел на балкон прочь от посторонних глаз. Из «Клоповьей пасти», что располагалась на отвесной скале, открывался угнетающий вид на бурую местность. Вдалеке копошились точки, похожие на птиц. Стервятников. Сирен. Внизу извивался Коцит. Если облокотиться на балкон, можно разглядеть архитектурное нагромождение башен и высоток.
— Как будто не покидал ночную столицу…
Черные облака изрыгали пепел, парочка хлопьев очернила ботинок Августа. Но те принадлежали сигарете в серых пальцах.
— Ты отправила меня на съедение, — с укором заметил мемуарист.
Ада невозмутимо повела плечами.
— Мигрень от твоего шума поменялась бы на изжогу. Все равно вернешься.
Безголовое туловище чуть не сбило Августа с ног, перила впились в поясницу единственной преградой.
— Вы не видели мою голову? — Звучало где-то отдельно от тела. — Она уродлива и черна, как смоль. Катилась где-то в районе закусок с устрицами.
Циклоп в зале тоже был в поиске, только своего глаза. Он помусолил оливку и воткнул в пустую глазницу.
— Вернее, где мое тело? — вопрошала голова. — Уши и глаза остались, потеряли из виду остальное.
Ада поставила неуклюжему туловищу подножку с улыбкой в два рта. Конечности затрепыхались, тело упало за столы. После толчка циклопу вновь пришлось искать круглый предмет для глазницы.
— Покушение за покушением, — Август издал нервный смешок. — Задень он чуть настойчивее, то лететь мне…
Август почувствовал давление в районе груди. Все накренилось и полетело. Падение предсказуемо закончилось ударом. Он жутко перепугался. Боль ждала, когда ее осознают. Долго. Август всплыл на поверхности Коцита. Он бы ощупал многострадальные стенки мозга, но хотел оставаться на плаву. Еле-выбился из-под ребер и бедер пловцов. Одежда покрылась гадким илом. Это его первая послесмертная кончина. Постсмерть.