ɤꝳƟ
Туреал ревел и бесновался, отчего Холеру трясло, точно в приступе лихорадки. Она не представляла, какая энергия бурлит сейчас в его бронзовом сосуде, и не хотела этого представлять. Скорее всего, защитная ртуть вокруг него давно превратилась в пар…
Сейчас в пар превратятся и они с Ланцеттой.
- Давай! – провыла волчица, не замечая струйки крови из прокушенной дергающейся губы, - Не тяни его, тупая сука! Дергай! Расшатывай!
И она расшатывала.
- Auka hitastigið. Lækkaðu hitann.
Кем бы ни были хозяева Туреала, заточившие его в бронзовую бочку, они были умны и предусмотрительны. Они наделили его способностью противостоять многим вызовам. Износу труб и колебанию почвы, вторжению крыс во внутренние коллекторы и засорам в фильтрационных камерах, даже частичному разрушению его оболочки. Запас прочности, заложенный в нем, был воистину внушительным. Вздумай какой-то самоуверенный заклинатель вмешаться в его работу и вывести из строя, он добился бы разве что лопнувших в мозгу от напряжения вен.
Но Холера не пыталась совладать с ним хитростью или силой. Она знала, что это ей не по зубам.
Вместо этого она просто бомбардировала его демонические органы чувств потоками противоречивых команд и составленной из слов адского языка тарабарщиной, отчего Туреал медленно выходил из себя, точно бык, которого раз за разом шлепают по носу.
Так уж устроен мир, чем сложнее сущность и ее внутреннее устройство, тем труднее ей противостоять человеческой глупости. В ее конструкции нет подходящих для этого защитных контуров, а глупость человеческая бездонна, как адские бездны.
Повысить температуру на треть. Понизить на две трети. Увеличить давление в коллекторе.
Перекрыть патрубки. Снова открыть. Выпустить пар. Удвоить обороты. Отключиться.
Уравновесить температуру с окружающим воздухом. Отменить последнюю команду. Отменить установленный температурный лимит. Проверить клапана.
Тех крох силы, что оставил ей Марбас, не хватало для работы. Они таяли и плавились, точно кристаллы соли в раскаленном тигеле, давая лишь малую толику той энергии, что требовалась ей сейчас. Каждое слово на демоническом языке иссушало ее изнутри, жадно вытягивая кровь из вен, но Холере оставалось лишь крепче стискивать зубы. Сейчас у нее не было резервов, которыми она могла бы восполнить свои запасы, оставалось лишь контролировать каждый брошенный приказ и надеяться, что та сила, с которой она пытается совладать, не превратит ее в обугленную, катающуюся по полу, головешку.
Немного было унявшаяся головная боль, воспользовавшись минутой ее слабости, вернулась, превратившись в застрявшую в ее мозге раскаленную монету. Сейчас Холера ничего не могла с ней поделать, лишь бессильно царапала пальцами кожу над правым ухом.
Еще минутку, попросила она у владык Ада.
Еще одну крошечную маленькую…
- Lækkaðu hitann!
Демон отозвался рёвом, столь яростным, что Холера зашаталась, а раскаленная монетка, ерзающая в ее черепе, превратилась в целое блюдо.
Без сомнения, Туреал был опасным и сильным чудовищем. Несопоставимо сильнее того, что сидело в маленьком медном котле, тепло которого щекотало маленькой Холере пальцы. Скованный наложенными на него чарами, подчиненный человеческой воле, он мог не исполнять тех команд, которые не имели силы приказа, однако не мог позволить себе их игнорировать.
Его сложно устроенные потроха из меоноплазмы звенели от напряжения, входя в чудовищный резонанс под воздействием разнонаправленных повелений, уточнений, инструкций и калибровочных установок. Не в силах обрабатывать их, он рычал в своих оковах, впадая в ярость, и высвобожденной этой яростью энергии было достаточно, чтобы его невидимая клетка медленно плавилась.
- Lækkaðu hitann! Skiptu um ham!
Ланцетта на первых порах пыталась ей помочь, но от нее было мало проку. Она-то наверняка не прогуливала лекции по Гоэтии и слова демонического языка произносила куда правильнее и четко, чем сама Холера. Но у нее не было главного, не было понимания той работы, что им предстояла. Забавно, свирепая и безжалостная в реальной жизни, в работе с духами она делалась осторожной и педантичной, как старая дева.
- Уйди нахер, - бросила ей Холера, ощущая выступающую из десен густую кровь, - Мешаешь. Просто прикрывай меня, чтоб он не разорвал меня на…
Каменный свод над их головами заскрежетал, расходясь пучком изломанных трещин, сквозь которые вниз выстрелили языки раскаленного пара. Словно в потолке огромной пещеры просыпались дремавшие много лет в своих минеральных ложах гейзеры. Вниз посыпались ручейки земли и мелкие камни, некоторые из которых забарабанили Холеру по между лопаток.
Будет славно, если обломком кирпича мне проломит голову, подумала Холера. Просто очень, блядь, славно.
Ланцетта внезапно расхохоталась.
- Ух, как они забегали, - пробормотала она, глядя в сторону огромной чаши улья, - Как блохи по сковородке. Ты только глянь, как мечутся…
Холера была слишком сосредоточена попытками не прожевать свой язык, чтобы наблюдать за гибнущим ульем. Она ощущала себя так, словно прополоскала горло крутым кипятком, а в пищевод ей вставили раскаленную железную трубу. Произносить команды было все сложнее с каждой минутой, темнело перед глазами, а язык едва шевелился во рту, покрытый корочкой отслаивающейся от ожогов кожи.
Демон Туреал, шестнадцатый ночной слуга адского барона Расиеля, много лет служил людям, безропотно выполняя их прихоти. Будучи несопоставимо более могущественным существом, он смирился со своей работой, опутанный узором сдерживающих чар, но сейчас больше напоминал обезумевшего быка, которого осаждает осиный рой. В какую бы сторону он ни повернул истекающие раскаленным ихором пасти, его обидчик успевал раньше. И каждый следующий его укол был больнее и унизительнее предыдущих.
Еще немного, подумала она, какой-то крохотной частицей сознания ощущая, как стальные руки Ланцетты осторожно, но твердо поддерживают ее. Туреал уже осатанел от ярости, надо совсем немного усилий, чтоб эта ярость смела остатки охранных чар, хлынув наружу испепеляющим потоком. Хватит ли ее на это усилие, прежде чем ее мозг сварится вкрутую?..
Она уже не опиралась о Ланцетту, она висела на ней, как свежевыстиранная тряпка. Но волчица терпеливо переносила это, даже положила ее вздрагивающую голову на свою жесткую, из одних жил, грудь.
- Глазам не верю, - тихо сказала Ланцетта ей на ухо, так тихо, что ее грубый голос прозвучал почти ласково, - В первый раз вижу существо, которое хочет убить тебя даже сильнее, чем я. Давай, девочка…
Ну и душок от нее, подумала Холера, не в силах даже отстраниться. Интересно, все в «Вольфсангеле» пахнут так, словно делают себе духи из кошачьей мочи и печной сажи?..
Но времени размышлять об этом не было.
- Neyðarstopp! – Холера вытолкнула из себя эти слова вперемешку с горькой желчью, - Auka ketilsþrýsting!..
Туреал ответил на ее голос громовым раскатом. Свод пещеры, безостановочно сотрясаемый судорогами, разверзся, обрушив на улей водопады из пыли и каменных обломков. С треском сломанных костей сминались в его недрах ржавые трубы, прежде служившие котельной, из многочисленных щелей бил обжигающий пар.
Слишком стар. Будь он из молодых демонов или окажись заклинатель более прозорлив, все ее попытки были бы тщетны. Но Туреал был призван много лет назад, связывавшие его ритуалы Гоэтии порядком устарели, а сигилы стерлись. Старики всегда уязвимее, чем молодые демоны. В них нет гибкости, хитрости, первородной злости, одна лишь слепая исполнительность. И еще нечеловеческая злость, пульсацию которой она ощущала отчетливо, как толчки землетрясения.
- Að hlýna!
Собственный голос стал незнакомым, хриплым. Каждое слово, которое выкрикивала Холера, медленно сжигало ее язык, она захлебывалась булькающей в горле сукровицей. Если так продлится еще минуту, у нее во рту родится всепожирающее пламя, которое быстро превратит череп в выгоревшую изнутри костяную бочку. Но и демон уже на последнем издыхании. Это значит…
Холера хлебнула обожжённым клокочущим горлом воздуха, чтобы выкрикнуть следующее заклинание, но выдохнуть его не успела, потому что чудовищный толчок тряхнул пещеру так, что она едва не рухнула, несмотря на сильные объятья Ланцетты.
Камень не просто трещал, он скрежетал на тысячу грозных голосов, разукрашивая своды грозной сетью трещин. Вниз безостановочно стекали потоки земли, затягивая улей густой пыльной завесой, обломки ржавых труб извергали из себя языки раскаленного пара. Если бы Люцифер вздумал обустроить свои чертоги в человеческом мире, его дворец должен был выглядеть именно так.
- Всё! – Ланцетта затрясла ее за плечи, - Всё! Хватит!
Она и сама выглядела паршиво. Может, ей не пришлось читать раздирающих горло заклинаний, однако все это время она охраняла Холеру от прорывающихся сполохов энергии в трещинах защитных чар, сполохов, которые легко могли превратить ее в щепотку жирного серого пепла на каменном полу.
Лицо белое, в багровых пятнах, на губах свежие ожоги, один из глаз едва не лопнул в глазнице, густо украсившись сеткой порванных капилляров…
Да уж, подумала Холера, едва ли ей выиграть приз как самой красивой ведьме Брокка.
Но сказать об этом она не успела.
Потому что в следующий миг Туреал разорвал свои цепи.
ꭐ₰ɮ
- Во имя бритых яиц Вельзевула… - Ланцетта уставилась в сторону улья, прикрыв лицо ладонью от падающих комьев земли, - Ну и растрясла же ты этот тараканий угол…
Холера широко ухмыльнулась. Она ощущала себя так, словно преодолела Альпы, сидя в телеге без рессор, запряженной четверкой ослов. Или скатилась с вершины Броккена в бочке, набитой гвоздями. Или…
Черт, как бы то ни было, ей пришлось лучше, чем сфексам.
Впавшие в беспокойство еще при первых признаках пробуждения, подземные жители напоминали пчел, разбуженных среди января. Их упорядоченный молчаливый танец утратил ритм и узор, превратился в беспорядочную толчею вроде той, что окутывала прилавки Руммельтауна. Сфексы сшибались друг с другом, неслись против течения, а то и вовсе слепо бились о стену. Если у этой общины паразитов и имелось руководство, в эту минуту оно, должно быть, полностью утратило контроль над происходящим. Потому что никакого порядка в их действиях уже не наблюдалось, улей выглядел так, как полагается выглядеть осажденному городу, чьи стены уже проломлены и на улицах которого в панике мечутся горожане, торопливо сдирая с себя богатые шмотки и чуя, как горит земля от поступи штурмовых отрядов ландскнехтов.
Некоторые пытались вынести пожитки из подземных сокровищниц. Холера видела по меньшей мере дюжину сухих тел, тащивших в руках и зубах всю ту никчемную рухлядь, которую они с таким трудом добывали на поверхности - кровельное железо, сено, тряпье, обручи от бочек, стеклянные осколки, доски… Благородный порыв для паразитов, вот только судьба ему не благоволила. Отколовшийся от стены улья с оглушительным щелчком валун сполз прямо на крошечный отряд, перемешав его в единое целое с награбленным добром.
Сразу в нескольких местах вспыхнули драки, беззвучные и оттого еще более жуткие. Сфексы не бились так, как бьются на поверхности, им была чужда тактика и повадки теплокровных существ. Это не было похоже ни на рыцарский поединок, ни на дуэль с ее формальными и строгими правилами, ни даже на уличную драку. Сфексы кромсали друг друга зубами, стиснув стальной хваткой сухих конечностей, с хрустом отрывая куски плоти, и оттого напоминали катающихся по земле пауков. Интересно, за что они дрались сейчас, когда их дом ходил ходуном, медленно превращаясь в доменную печь и шипя паром изо всех щелей? За право первыми покинуть улей? А может, надвигающаяся катастрофа обострила их давно сдерживаемые разногласия, потаенные страхи и религиозные распри?
Один из сфексов попытался было восстановить порядок, преградив путь паникерам, но тотчас за это поплатился. Сразу несколько сородичей набросились на него со всех сторон и почти мгновенно разорвали на части, с хрустом оторвав конечности и отшвырнув выпотрошенную оболочку.
Может, не так уж сильно они и отличаются от нас, подумала Холера, наблюдая за этим. А может, они перенимают наши привычки, как уже переняли тела. Становятся все более и более человечными. Бедные блядские букашки. Они даже не представляют, каких омерзительных привычек им еще предстоит нахвататься, чтобы стать ближе к людям…
В каменном ложе улья открывалось все больше трещин. Некоторые из них изрыгали лишь пар и облака пыли, другие взрывались гейзерами кипящей воды. Должно быть, в трубах бывшей котельной скопилось порядочно влаги, которую не успели слить, и теперь она извергалась наружу кипящим дождем, обваривая мечущиеся тощие тела и заставляя пергаментную кожу лопаться и расползаться кровавыми пузырями.
Тем, кого застигли обломки, едва ли приходилось легче. Беснующийся демон обрушил на улей всю артиллерию Ада. Мелкая щебенка играла роль картечи, выкашивая сфексов целыми группами или превращая в трепещущие на земле сухие свертки. Валуны и булыжники походили на снаряды осадных орудий, вминая в землю тех, кто не был достаточно поспешен. Неровные куски каменной кладки падали с небес, размеренно бомбардируя улей и превращая ажурный узор его ходов в бесформенное пузырящееся месиво, окутанное раскаленными вуалями пара и земляной пыли.
Так могла выглядеть битва при Лютцене в славном семнадцатом веке, подумала Холера, возбужденная настолько, что едва не прокусила губу. Когда верховный имперский чернокнижник фон Валленштайн, прозванный после взятия Нюрнберга Альбрехтом-Свежевателем, обрушил на полчища шведских пикинёров силы восьми союзных ему адских баронов вместе с их легионами. Согласно имперским реляциям битва длилась два дня и ночь, но это было не совсем так. Битва при Лютцене длилась всего час. Все остальное время демоническое воинство фон Валленштайна пировало на поле боя, собирая причитающуюся ему по договору плату. Из агонизирующих тел своих врагов демоны сооружали огромные изуверские скульптуры во славу адских властителей, плескались в фонтанах из крови и желчи, шили себе парадные облачения из кожи еще живых, а сдавшихся по доброй воле превращая в чудовищных монструозных круппелей.
Говорят, пиршественный стол, оставленный ими, был столь обилен, что через три дня на сладкий запах некроза туда стянулись все фунги из Лейпцига и его окрестностей. Они пировали на поле боя еще несколько месяцев, подъедая богатые подношения, и в скором времени разжирели настолько, что не могли даже сдвинуть с места свои распухшие, пронизанные прожилками мицелия[11], тела. Окрестным земледельцам даже пришлось просить помощи у оберов, чтоб те прислали солдат с ртутными газами…
Единственными существами, сохранившими спокойствие в час апокалипсиса, оказались люди-бурдюки. Они безмятежно глядели на рушащиеся сверху пласты камня, так, точно те были щепками, что дети озорства ради кидают с верхних этажей. На их лицах не было ни страха, ни осознания своей участи. На них, кажется, не было вовсе ничего кроме легкой сытой задумчивости. Уж эти точно не устремятся прочь, даже если бы были в силах подняться на давно атрофировавшиеся ноги, превратившиеся в рудиментарные усики на слизких, бугрящихся жиром, телах. Они давно воспринимали себя частью улья и были готовы разделить его судьбу.
На глазах у Холеры сразу трое или четверо сфексов бросились к ближайшему бурдюку и принялись растирать его своими сухими лапками, пытаясь своротить с места. Тот даже не пытался облегчить им работу, лишь задумчиво наблюдал за потугами, его чудовищно растянутый рот, похожий на жаберную щель огромной рыбы, напоминал огромную улыбку.
Участь этих живых пузырей была печальна. Вывороченная из потолка гранитная плита обрушила прямо на кормильную камеру каскад острого каменного крошева, слизавший, точно лавиной, все живое. В жутком грохоте демонического гнева их кончина была беззвучна и почти незаметна. Они попросту полопались, как переспевшие виноградины, выплеснув из сморщившихся кожных покровов сгустки белесо-желтого рыхлого жира, в котором невозможно было даже рассмотреть костей.
Ну и дрянь…
Не удержавшись, Холера отвела на мгновенье глаза.
- Ох, дьявол меня разъеби! – Ланцетта была возбуждена открывшимся им зрелищем настолько, что горели глаза, - Ну и разожгла ты пламя, сестрица! Это похоже на пожар в борделе, только мандавохи бегут впереди всех!
Холера покачала головой, с удовольствием ощутив, что та, как будто, уже не собирается развалиться на части.
- Нет, пожар в борделе выглядит совсем иначе. Можешь мне поверить, я пережила три.
ɤꬸɮ
Удивительнее всего было то, что они не свернули себе шеи во время спуска. Земля колыхалась под ногами так, что трудно было устоять даже на ровном полу, а каждый шаг мог вывихнуть колени. Холера замерла было на краю, зачарованно глядя на улей, медленно превращающийся в таз пузырящейся жижи, но Ланцетта стиснула ее плечо и потащила за собой. Вниз, туда где метались обожжённые и израненные сфексы и гудели фонтаны пара.
Где-то на середине пути позади ухнул здоровенный валун, превратив склон улья, по которому они спускались, в гудящую под ногами осыпь. Они покатились кубарем, подхваченные неудержимым течением и, конечно, разбились бы вдребезги о каменные выступы, если бы перемешанная с клочьями паутины земля не смягчила их приземление.
Поднимаясь, Ланцетта клацнула зубами от боли.
- Рука…
Ободранное и грязное запястье было вывернуто под неестественным углом и торчало, точно корень. Холера не стала тратить много времени на осмотр. Даже если бы она умела оказывать первую помощь, время для нее было явно неподходящим.
- Наверно, вывих. Плевать. Забудь про нее.
- Забыть про руку? – проскрежетала Ланцетта, с трудом поднимаясь на ноги.
- А что, у тебя на этот вечер были романтические планы с ее участием? – Холера адресовала ей особенно похабную ухмылку, не забывая в то же время отплевываться от скрипящей на зубах земли, - Напомни, я одолжу тебе хороший медный пестик для варенья. Он ничуть не хуже, только понадобится таз с теплой водой, немного топленого гусиного жира, каплю лавандового масла…
Ланцетта, стянув с себя ремень, со стоном привязала вывихнутую руку к груди.
- Пестик? Сука, до чего больно… Тебе не жалко будет с ним расстаться? Небось, он был твоим первым кавалером в Брокке. И единственным, не наградившим тебя букетом воспоминаний!
Холера смиренно опустила глаза.
- Да, но не переживай из-за этого. Мы с ним разорвали отношения, когда я увидела, в каких местах им ковыряется Гаста…
Под градом из камней и комьев земли они добрались до противоположной стены улья. Сфексов здесь почти не было, те, что пережили бомбардировку, спешили укрыться среди глубоких ходов и камер в глубине улья. Тот лаз, к которому двигались, поддерживая друг друга Холера и Ланцетта, они, должно быть, не воспринимали как путь к спасению. Для них, полулюдей полу насекомых, Броккенбург не служил убежищем, лишь территорией для охоты.
Никто не пытался преградить им путь, никто не таился в темноте. Единственный сфекс, которого они встретили по пути, был раздавлен каменной глыбой размером с тыкву и растерянно сучил сухими лапками по земле, пытаясь запихнуть внутрь лопнувшей грудной клетки хлюпающие пузыри собственных легких. Интересно, насекомые способны чувствовать боль? Или, может, они только учатся этому?..
Проходя мимо раздавленного сфекса, Холера безотчетно сдержала шаг. Его облепленные желтой кожей кости скрипели, как крылышки кузнечика, но не могли оторвать изувеченное тело от земли. Но даже умирая он не выглядел отчаявшимся или страдающим. Полупрозрачные глаза равнодушно взирали на мир, который ему суждено было покинуть, не выказывая тревог.
Забавно, подумала Холера, прищурившись. В мире существует до черта тварей, кроме человека. Гарпии, вьющие свои гнезда в заброшенных домах и норовящие нагадить тебе на голову. Слизняки-фунги, обитающие в сточных каналах и погребах, для которых запах разложения слаще розового варенья. Круппели, монструозные чудовища, скрывающиеся от света, способные свести с ума одним только своим видом. И другие, много других. Гигантские змеи из Любека, кровожадные цверги из нюрнбергских катакомб, а еще блемии, сциоподы, агростины, ахероны, бакхауфы, кобольды, нахцереры, турсы…
Однако ни с кем из них князья Ада не заключают договоров. Никому не предлагают толику своего могущества. Возможно, не потому, что те не достигли достаточно уровня развития, чтобы понимать смысл сделки, как принято считать. Возможно… Холера хмыкнула. Возможно, они просто не умеют чувствовать боль и обреченность так, как чувствует их человек. И потому не представляют для демона интереса. У них просто-напросто нет той валюты, которую они привыкли взимать.
- Что вылупился? – спросила она раздавленного сфекса, наслаждаясь его беспомощностью, - Пропал аппетит? Хочешь, дам напоследок облизать свою задницу?
Сфекс со скрежетом разомкнул треснувшие челюсти.
- Ежели это будет возможным, смиренно прошу явить почтенному обществу взаимосвязывающую причину всех наших дальнейших упований. В противном случае непредставимым видится тот, кто волею случая…
Его вырванные из тела легкие хрипели и булькали, надуваясь и обмякая, но он, кажется, даже не замечал этого. Спешил что-то сказать, будто надеясь, что на неизвестном ему человеческом языке, который он умел лишь имитировать, ему удастся произнести просьбу о помощи.
- О чем скрипит эта блоха? – осведомилась Ланцетта, пристально глядя на корчащегося сфекса.
- Ты его не узнала? Это тот старик с поверхности.
- Да? – Ланцетта ухмыльнулась где-то за ее спиной, - Что ж, в таком виде он нравится мне куда больше. Ну и что он делает?
- Пытается изображать человека. И так же паршиво, как раньше. Забавно…
- Что тебе кажется забавным?
Холера наклонила голову. Не для того, чтобы лучше расслышать бессмысленную болтовню раздавленного сфекса, а чтобы свежесформировавшаяся мысль закатилась в нужную лунку, как бильярдный шар.
- Эти сфексы… Они кажутся нам всего лишь глуповатыми пауками-подражателями, верно? Как матросские попугаи, скрипящие ругательства на языках, которых даже не знают. Но что если…
- Что? – нетерпеливо и зло спросила Ланцетта. Боль в вывихнутой руке определенно не смягчила ее нрава, но волчица даже с тремя лапами остается волчицей.
- Что, если они тоже смотрят на нас, как на примитивных тварей? Как на огромных тупых сверчков, которые соорудили себе за печкой уютный уголок. Может, потому они и пытаются копировать нашу речь, что считают ее бессмысленным сверчковым треском, не имеющим никакого смысла. Треском, который можно легко подделать, если угадать нужный тон. Я только сейчас подумала о том, как паскудно им, должно быть, перенимать наши манеры. Для них это что-то вроде деградации или…
- Чертовски глубокомысленное суждение. Кажется, у меня есть, чем его дополнить.
Вытащив здоровой рукой нож, Ланцетта коротким плавным движением чиркнула сфекса по шее. Пергаментно-желтая кожа беззвучно разошлась, обнажив ссохшуюся полупрозрачную трубку пищевода и острые кольца трахеи. Крови в его жилах было так мало, что она не плеснула на грудь, как это бывает, когда кому-то вскрываешь глотку, а стала сочиться двумя небольшими ручейками.
Сфекс заскреб пальцами по земле, вывернул голову и умер, широко раскрыв рот. Но даже после смерти он не сделался недвижим. Его голова, похожая на сухой орех, едва заметно покачивалась на тощей шее, точно он кивал сам себе. Холера подумала о том, что где-то внутри этой головы сейчас осатанело бьется о костяные стены большой жирный паук, чей уютный дом только что превратился в его же могилу.
Холера не могла ему посочувствовать даже если бы собиралась.
ɤʯɮ
Это был не тот ход. Они ошиблись. Они спутали направление и теперь бегут вслепую, с каждым шагом не приближаясь к Брокку, а удаляясь от него, погружаясь в нутро смрадного улья. Они умрут здесь, окончательно заблудившись, их истлевшими телами сфексы украсят свои галереи, как букетиками флердоранжа.
Холера не могла отделаться от этих мыслей, даже когда стискивала зубы до ломоты в висках.
Они заблудились. Каменная кишка, беспорядочно петляющая то вверх, то вниз, ведет их к гибели. Страшной мучительной гибели в вечной темноте. Клочьев фосфоресцирующей паутины здесь было так мало, что подземные сумерки становились зловеще густыми и спина бегущей впереди Ланцетты таяла в них почти без остатка. Остановиться, чтобы поболтать и успокоить Холеру она явно не собиралась.
- Надо спешить, - только и сказала она единственный раз, когда они сделали короткий перерыв, пытаясь отдышаться, - Туреал, конечно, славный малый, но надолго его не хватит.
Холера и сама ощущала, как слабеют толчки, колыхающие подземные недра. Как будто крушащий все вокруг себя демон ослабел, израсходовав запас сил. Что ж, даже демоны не всесильны…
- Думаешь, сфексы его…
- Сфексы? – Ланцетта презрительно фыркнула, - Нет, сфексы ничего не смогут с ним сделать. Но наверху сейчас должен твориться настоящий ад. Не думаю, что бургомистр Тотерфиш будет спокойно смотреть, как обезумевший демон из котельной крушит его город.
Да, подумала Холера, не будет. Должно быть, чародеи из магистрата уже стягиваются к старой котельной, оплетая ее коконом защитных чар. Едва ли они будут утруждать себя, погружая Туреала обратно в сон. Старые демоны ненадежны. Скорее, просто разорвут на части, превратив в хлюпающие кляксы меоноплазмы на мостовой.
- Думаешь, улью конец?
Ланцетта усмехнулась.
- Шутишь? С таким же успехом можно заплевать крепость вишневыми косточками. Это была легкая встряска, даже не бой. Десяток раздавленных жуков не в счет. Через два дня они разгребут мусор и все здесь вернется к прежней жизни, точно ничего и не происходило.
- Они снова заведут себе живые бурдюки, чтобы глотнуть сладенького между делом?
- Не беспокойся, в этом городе все найдется, кому поить жуков.
От внимания Холеры не укрылось, что даже во время отдыха Ланцетта, постоянно напряженная и не выпускающая из рук ножа, постоянно оглядывалась. Будто ощущала в стелющейся за их спинами темноте нехорошие знаки.
- Боишься преследования?
- Я всего здесь до черта боюсь, - буркнула в ответ волчица, - Если мы вырвались из улья, это не значит, что сорвались с поводка. Они могут преследовать нас под землей до самого выхода. Лучше не давай своей заднице отдыхать, пока не окажемся в Брокке.
Холера была вынуждена согласиться.
ꝕɰɮ
Они вновь бежали. Холера думала, что она уже все знает о погонях, но эта была особенно мучительной. Возможно, самой херовой погоней в ее жизни.
В душной темноте, чья сухость рвала легкие, то вверх, то вниз, в неведомом направлении и без ориентиров. Похоже на плавание в ночи на шатком плоту. И все же они бежали, помогая друг другу, отплевываясь от висящей в воздухе пыли, пытаясь не сломать ноги о торчащие из земли валуны.
Здесь не было преследовательниц в серых плащах, но от этого становилось только хуже. Потому что Холера чуяла погоню. Может, не так отчетливо, как Ланцетта с ее волчьим нюхом, но все же чувствовала. Негромкий скрип за спиной, негромкий, похожий на шелест осыпающейся земли. Какое-то время его можно было не замечать, и Холера не замечала, пытаясь сосредоточиться на чем угодно, только не на этом звуке, который все нарастал и нарастал, пока не сделался безнадежно явственным.
Тихий скрип за спиной. Деловитый, спокойный, усиливающийся с каждой минутой. Этот звук не был грозным, он не походил на лай охотничьих собак, крики загонщиков или бормотание демона, но Холера ощущала себя так, словно ее в спину беспрестанно жалили подземные осы.
Близко. Еще ближе.
Сфексы могли бы двигаться куда быстрее, она чувствовала это. Здесь, в подземных туннелях, выкопанных их пальцами, они были на своей территории. Но они не спешили. Может, подобно теплокровным, находили удовольствие в панике своей жертвы? Или не без оснований боялись ножа в руках Ланцетты?
Они просто ждут, когда мы окончательно заблудимся и лишимся сил, подумала Холера. Хотят взять тепленькими, чтобы превратить в живые бочки. Или… Если их паучий разум достаточно умен, чтобы связать бомбардировку улья с бегством пленниц, участь бурдюка, пожалуй, может еще показаться ей завидной.
Интересно, умеют ли сфексы пытать своих пленных? Наверно, умеют. Раз уж взялись копировать людей, должны иметь представление об одном из самых древних и уважаемых человеческих искусств…
Ланцетта остановилась так внезапно, что Холера едва не врезалась ей в спину. Скрип к тому моменту сделался таким отчетливым, что напоминал перетирающиеся друг о друга сухожилия ее собственных ног. Близко. Блядская погань, очень близко…
Заблудились? Тупик? Страх распустил внутри Холеры дюжины холодных паучьих ног.
Но испугаться по-настоящему она не успела.
- Дальше вверх, - буркнула Ланцетта, задирая голову, - И помни, у нас с тобой на двоих три руки. Я надеюсь, ты упражняла свои не только с пестиком для варенья...
Вверх? Что это значит, ты, дранная волками шкура?..
Холера сама задрала голову и чуть не взвыла от радости. Тоннель, по которому они бежали, резко изгибался, почти отвесно заворачиваясь вверх. Но это был не тупик, как ей сперва показалось. Вертикальный лаз тянулся по меньшей мере три метра, прежде чем расширялся, перетекая в какую-то пещеру. Пещеру с отчетливо видным дощатым потолком.
Не каверна в толще земли, мгновенно поняла она, не вырытая жуками камера. Погреб. Погреб того самого дома, откуда она несколькими часами ранее начала путешествие по улью. Выход на поверхность.
- Вперед, - резко приказала Ланцетта звенящим от напряжения голосом, - Шевелись, тупая сука и не вздумай закупорить мне путь своей задницей.
Этот последний бросок она почти не запомнила. Ухающее сердце готово было разнести ребра, точно обезумевший демон, в глаза сыпалась земля, пальцы впивались в каменные выступы, не замечая сорванных ногтей. Этот лаз был рассчитан на сфексов, но достаточно широк, чтобы в него мог протиснуться человек. И Холера заставляла себя протискиваться даже когда протестующе скрипели ребра или грозили порваться напряженные до предела сухожилия.
Где-то позади пыхтела Ланцетта, со стоном подтягивая свое жилистое тело здоровой рукой.
Успели. Это была единственная мысль, которая осталась в ее голове, когда она, глотая ртом воздух, повалилась на пол. Восхитительно твердый деревянный пол из пересохших половиц. Успели. Успели. Наперекор всем блядским владетелям Ада.