Эпоха кукл-невест на капоте свадебных машин
Последний раз видел такие в 94-95 годах
Последний раз видел такие в 94-95 годах
Не прикол!
Народ, кто живет во взрослом виде в обычной российской деревне - расскажите о деревенских "понятиях".
А то это треш какой-то. Ну, умом Россию не понять, это да. Но - со всеми общаешься дружелюбно - одним правильно, другим не правильно.
С важным видом киваешь избранным - опять не то.
Прям вспоминается фильм "Курочка Ряба", где мужика признали своим только когда он свой дом сжег)))
*голосом Дроздова" какие советы и наблюдения?
Не плюсов ради - действитесльно интересно.
Дарить подарки именинникам на день рождения, молодоженам на свадьбу — привычная всем нам практика. Индейцы Северной Америки поступали строго наоборот: подарки гостям раздавал виновник торжества, причем нередко раздавалось (а иногда и уничтожалось) почти все имущество. Какие расчеты стояли за этими крайне непрактичными на наш взгляд действиями и при чем тут герои пьес Островского.
Ритуальные маски, изъятые у участников потлача Дэна Кранмера в 1921 году
Royal British Columbia Museum
В первый день он торжественно вступил во владение приданым, которое отошло ему от семьи жены, а вечером были устроены танцы. На второй день Кранмер раздал гостям 24 каноэ, три бильярдных стола и четыре катера с бензиновыми моторами, одеяла, газовые лампы, скрипки и гитары, кухонную утварь и три сотни сундуков. Женщины получили браслеты, шали и платья, подростки — свитера и рубахи, а дети собирали монеты, которые для них бросали в воздух. После раздачи снова были танцы. Что было в третий день, Кранмер вспомнить не смог, но на четвертый день гостям раздавали швейные машинки, граммофоны, кроватные рамы и бюро, а также еще сундуки и ящики. На пятый день раздавали наличные деньги, а на шестой — около тысячи мешков муки каждый стоимостью три доллара (около 40 современных долларов), а также сахар.
Индейский агент Уильям Мэй Халлидей, канадский чиновник, отвечавший за взаимодействие с индейскими племенами, узнал от информаторов, что происходит на Виллидж-Айленде, и явился туда с офицерами полиции. 45 участников празднества были арестованы и предстали перед судом, 22 получили отсрочку в исполнении приговора, трое были оставлены под стражей до рассмотрения апелляции, а двадцать мужчин и женщин отправились отбывать тюремный срок: два месяца — те, кто был арестован по этому обвинению впервые, и три — «повторники».
В руках полиции оказались не только сами индейцы. Халлидей и его люди конфисковали церемониальные маски, трещотки и семейные реликвии — всего 450 предметов. Их выдача была платой за свободу — именно «сдача» масок и ритуальных предметов позволила половине арестованных не попасть в тюрьму.
Конфискованные предметы были вывезены на катере в деревню Алерт-Бэй и выставлены там у англиканской церкви как трофеи. Большая часть масок и ритуальных предметов затем оказалась в руках коллекционеров и в экспозициях музея Виктории в Оттаве и в Королевском музее в Торонто. Часть их была возвращена индейцам только после многолетних усилий активистов общины в 1987 году, спустя 60 с лишним лет после того, как Кранмер решил устроить праздник.
Халлидей и полиция действовали строго в рамках закона: Кранмер и его гости нарушили канадский закон об индейцах 1885 года, который прямо запрещал то, что они делали, и этот запрет оставался в силе до 1951 года.
Удивительная расточительность
Действо, которое организовал Кранмер, называется «потлач». Сам этот термин появился в конце XIX века, он происходит от слова, обозначающего «дар» и «дарить» на чинукском жаргоне (англо-индейском пиджине на основе языка чинук). Однако сами индейцы изначально использовали для обозначения таких торжеств другие слова, разные в разных индейских языках. Сегодня сами индейцы называют «потлачем» любой праздник, который сопровождается демонстративным раздариванием, а иногда и уничтожением имущества.
Имущество, изъятое у участников потлача в Британской Колумбии в 1900 году
William Halliday / BC Archives
Традиция устраивать праздники, на которых демонстративно и обильно растрачивалось накопленное имущество, существовала и в других частях света — у жителей Меланезии, Полинезии и Северо-Восточной Сибири. Однако у индейцев северо-западного побережья Америки, живущих на территории Британской Колумбии и Аляски — тлинкитов, хайда, танайна, квакиютль, бела кула, атапасков и других — такое ритуальное расточительство было наиболее радикальным.
Российский чиновник Фердинанд Врангель в 1830-х годах так описывал поминальный пир у атапасков Аляски:
«Ближайший родственник покойного старается в течение года или больше добывать сколько ему возможно оленьих шкур, ровдуг, звериных кож, и тогда празднуют поминки о покойнике, — делают игрушку (увеселение). Он созывает „своих“ и „приятелей“, которые сохраняли кости (умершего), угощает „приятелей“ до пресыщения, отдаривает их за прежние приношения и за труды погребения, расточая свое имущество, в чем ставят величайшую славу и стараются превзойти друг друга. Кто в состоянии расточительностью наиболее удивить иноземцев своих, тот пользуется наибольшем уважением в своем жиле и в целом поколении: прочие внимают советам его и ни в чем не прекословят».
Ритуальная фигура, приветствующая гостей потлача
Harvard College, 1999
Иногда такие празднества принимали отталкивающие на европейский вкус формы. Например, у тлинкитов было принято, чтобы хозяева всячески понуждали гостей есть и пить, а вызванная чрезмерным угощением рвота была признаком хорошо проведенного праздника и говорила о щедрости хозяев (а чтобы продлить впечатление щедрости, праздничная еда в больших количествах давалась гостям с собой). На потлачах индейцев квакиютль хозяйское добро не только расточалось на угощения и подарки, но иногда демонстративно истреблялось — лодки рубились в щепки, шкуры и одеяла сжигались, а дорогие медные пластины ломались и бросались в море.
Представители европейских коммерческих компаний, действовавших на северо-западном побережье, не понимали насколько прочно статус человека в индейских племенах связан с его способностью дарить и расточать. Компания Гудзонова Залива для стимуляции пушного промысла стала называть лучших охотников «вождями», выдавать им красные мундиры для обозначения этого знания и подарки. Но чтобы приобрести влияние среди соплеменников, такие «вожди» должны были щедро раздаривать полученные от компании вещи. Точно так же раздаривались вещи, получаемые индейцами от правительства в порядке благотворительной помощи, что правительству, конечно, не очень нравилось.
Канадские чиновники считали, что приобретенные блага следовало не растрачивать, а преумножать, вкладывая в дело. С их точки зрения потлач был вредным обычаем, бесполезной тратой полезных ресурсов, «дикой манией», препятствующей экономическому росту. К тому же потлачи были обычаем вопиюще «нехристианским». По этим причинам в 1885 году канадское правительство запретило их проведение.
Потлач в Форт-Руперте, Британская Колумбия, 1898 год
R.B. Dixon
В ответ индейцы стали проводить тайные потлачи в местах, труднодоступных для чиновников и полицейских, а также использовать тактики, которые антрополог Джеймс Скотт назвал бы «тактиками символического сопротивления». Потлачи маскировались под рождественские обеды, подарки и деньги раздавались под видом христианской благотворительности или рассылались гостям после проведения церемоний. Такие уловки были, за несколькими исключениями, успешными.
Потлач квакиютля Дэна Кранмера был самым масштабным потлачем, о котором стало известно властям. Запрет на потлачи действовал до 1951 года. Традиция начала возрождаться с 1950-х годов вместе с возрождением традиционных ремесел. Многие коренные американцы устраивают потлачи и сегодня, хотя, конечно, форма их сильно изменилась.
Как выгодно быть щедрым
Упорство индейцев, готовых устраивать потлачи даже в ситуации, когда это было прямо запрещено властями, объяснялось не только стремлением чтить дедовские обычаи. Через демонстративное раздаривание имущества утверждались социальные статусы. В конце XIX века эта функция потлача была особенно востребована, поскольку благодаря работе на торговые компании среди индейцев появлялись nouveau riches, которые стремились приобрести соответствующий их благосостоянию социальный статус (старой индейской аристократии это не нравилось до такой степени, что в 1883 году группа вождей из цимшиан написала петицию властям с требованием запретить потлачи).
Кроме того, ценные предметы уничтожались во время потлача не только для того, чтобы приобрести авторитет среди соплеменников: во многих случаях эти предметы были одновременно дарами предкам, чьи имена и титулы торжественно произносились во время церемонии. Расточая имущество, устроители потлача подтверждали или повышали не только свою личную репутацию, но и репутацию рода. Не устроить потлач по случаю поминок означало продемонстрировать полное неуважение к покойному и к другим предкам. Тлинкиты верили, что за оказанные почести предки будут помогать, а в случае пренебрежения накажут живых болезнями и прочими несчастьями.
Таким образом, потлачи не только помогали утверждать статусы и поддерживать отношения взаимообмена с противоположным кланом, но и поддерживать «хорошие отношения» с предками и тем самым — благополучие живых.
Первое этнографическое описание потлача в 1890 году сделал американский антрополог Франц Боас, который изучал индейцев квакиютль. Боас рассматривал потлач не только как способ приобретения престижа, но и как систему кредита, доступную в обществе, где нет письменности, денег и банков. Поскольку каждый потлач должен быть «отдарен» под угрозой потери репутации, организация праздника аналогична одалживанию денег под проценты и становится выгодным вложением средств. Гости церемонии получают подарки как займы, которые через несколько лет возвращаются дарителю или его наследникам, причем «прибыль» иногда достигает 100 процентов.
Вождь произносит речь на потлаче в племени квакиютль. Снимок из книги Боаса
F. Boas
Французский антрополог Марсель Мосс развивал идеи Боаса в рамках своей теории дара. Согласно этой теории, в обществах, где нет денег, социальные и экономические отношения строятся в форме дарообмена, где каждый дар — будь то корзина с едой, знак внимания, услуга, женщина или ритуальный предмет — должен быть отдарен. Этот обмен недоброволен, поскольку отказ принять дар ведет к расторжению союза, а отсутствие ответного дара — к потере репутации получателя. Потлач является одной из форм дарообмена, в которой Мосса интересует больше не экономическая, а символическая составляющая. Он рассматривает потлач как состязательный дарообмен, где материальные ценности обмениваются на престиж, а тот, кто претендует на высокий статус, должен быть максимально расточительным.
Мосс обращает внимание на замеченные Боасом этикетные и лингвистические детали, которые указывают на господствующую позицию дарителя и подчиненную — получателя. Например, вождям на пирах не пристало много есть, много едят люди простые, бедные и зависимые. Квакиютли говорят, что имя дарителя «тяжелеет» благодаря данному потлачу, и «теряет в весе» от принятого. Праздник с раздачей имущества они называют словом, которое буквально означает «сплющивание» (flattening), потому что под тяжестью принятых даров имя получателя «сжимается». Таким образом, потлач — это «челлендж» для приглашенных: чтобы сменить подчиненную позицию на позицию превосходства, получатель должен раздарить или уничтожить равное или даже большее количество ценностей на ответном потлаче.
«Нигде индивидуальный престиж вождя и его клана, — пишет Мосс, — не связаны так тесно с точным ростовщическим расчетом при возмещении даров с тем, чтобы превратить в должников тех, кто сделал должниками вас».
«Добрые дикари» и капитализм
С XVIII века европейцы, озабоченные пороками собственного общества, искали и находили у обитателей Нового Света идеал общественной жизни. Так родилась концепция «доброго дикаря», которую развивал Жан-Жак Руссо и другие просветители. Они считали, что «дикари» пребывают в утраченном европейцами «естественном состоянии», не страдают от неравенства и алчности, простодушны, благородны и нравственно чисты, а их законы «ближе к природе», и значит, разумнее. Миф о «добром дикаре» нашел свое продолжение в литературе романтизма, которой мы обязаны многочисленными образами благородных индейцев, прямодушных горцев и вольнолюбивых цыган.
Эта романтическая традиция повлияла и на восприятие потлача. Узнав о существовании такого института из работ Боаса, Мосса и других антропологов, критики современного западного капитализма увидели в потлаче воплощение собственных социальных идеалов.
Современные левые, озабоченные вопросами социальной справедливости, видят в культуре индейцев существовавший когда-то, но разрушенный хищническим капитализмом мир, где люди жили в гармонии с природой, безвозмездно делились друг с другом накопленными благами.
Зеф Иган из Нью-Йоркского университета негодует на Франца Боаса, который трактовал потлач как экономически и символически выгодный обмен, в то время как потлач, по мнению самого Игана, является «актом благотворительности и показателем солидарности». Иган обвиняет Боаса в том, что тот не раскрыл в своих трудах «глубину потлача» и увидел его «через капиталистические линзы» («through a capitalist lens»).
Носителям современной версии мифа о «добром дикаре» кажется возмутительной сама мысль о том, что коренные народы в своих действиях руководствовались логикой обогащения, которую современные левые считают отличительным свойством капитализма. «Расчетливые дикари», с ростовщической точностью просчитывающие символическую и экономическую выгоду от потлача, плохо сочетаются с образом «доброго дикаря».
Медные пластины, которые раздавались или демонстративно уничтожались во время потлачей. На снимке — пластины, изъятые на потлаче Дэна Кранмера
Royal BC Museum
Для подтверждения «доброты» индейцев и бескорыстности потлачей Иган ссылается на авторов, которые еще в 1960-е годы предлагали рассматривать потлач как экологически обусловленный обмен и считали, что, обладая неоднородными природными ресурсами, разные общины просто вынуждены были обмениваться ими, чтобы выживать. Такая экологическая трактовка потлача неоднократно критиковалась, однако тем, кто ищет в чужих культурах подтверждение своим взглядам, это не помешало найти в индейском обычае воплощение идеалов равенства и бескорыстной взаимопомощи.
Другие романтически настроенные интерпретаторы не очень озабочены вопросами социальной справедливости, но являются убежденными критиками буржуазной рациональности, и потому предпочитают видеть в потлаче нечто принципиально нерациональное.
Яркий пример такого интерпретатора — французский философ Жорж Батай, который находит в потлаче желанную альтернативу капиталистической рациональности и буржуазным ценностям. Потлач существует в обществе, где излишки не вкладываются в расширение производства, а растрачиваются без видимой экономической пользы. Батаю такое общество кажется гораздо более привлекательным, чем современное европейское. В бесполезном истреблении того, что могло бы послужить преумножению богатства, он обнаруживает «глубокую свободу».
Хотя Батай соглашается с Моссом, что конечной целью потлача все же является приобретение, ему очень хочется видеть в этом обычае не «точный ростовщический расчет», а нечто нерациональное и неистовое, нечто противоположное всякой рациональности. Поэтому он находит много цветистых поэтических эпитетов для описания потлача: «поток безумного исступления», «неумеренная трата энергии», «возвращение бескрайности живого к истине необузданности», «безрасчетная трата жизненных ресурсов».
Смыслы, которые приобрел потлач в глазах романтиков — справедливость, бескорыстие, нерациональность и свобода — оказались актуальными для политического и художественного активизма. Для левых художников 1950-1960-х годов слово «потлач» стало ассоциироваться с протестом против буржуазного мира, с праздником и свободной игрой. Поэтому журнал, который издавали в 1950-х годах французские ситуационисты, назывался «Потлач».
Для социально ориентированных активистов потлач стал символом открытой Моссом «экономики дара», в которой они увидели реальную альтернативу капиталистической системе. Теоретик анархизма Нил Китинг начинает свою работу «Rioting & Looting As a Modern-Day Form of Potlatch» со слов, перефразирующих начало «Манифеста коммунистической партии»: «Призрак бродит по современному миру. Призрак дара». Он призывает соратников по борьбе с капитализмом «поучиться у вождей квакиютль», которые, по его мнению, знали, как превращать товары в дары.
Можно сказать, что в прочтении политических активистов в потлаче остался дарообмен, но исчезли другие составляющие — принудительность, состязательность, социальные амбиции (status-seeking) и точный расчет. Так, известный анархист Хаким Бей предложил термин «иммедиативный потлач» для обозначения праздника, на котором люди собираются, чтобы дарить друг другу самодельные подарки. Современные российские эко-активисты назвали «кибернетическим потлачем» акцию, на которой они собрались на лесной опушке и обменивались друг с другом файлами.
Потлач без индейцев
Демонстративная расточительность обнаруживается не только в индейской культуре. В современных обществах такие траты чаще всего практикуют или правители (с целью повысить престиж государственной власти), или люди, чья социальная позиция промежуточна и нуждается в усилении. Например, это попытки «новых богатых» повысить свой статус в глазах общества. Это можно сделать вполне благопристойно, приобретая бесполезные вещи.
Как пишет Хайко Шрадер, в 1980-е годы в высокогорных непальских деревнях разбогатевшие люди часто собирали дорогие чашки из китайского фарфора. Эти чашки не использовались в быту, и именно способность покупать неутилитарные предметы демонстрировала богатство их владельца. С такой же целью — исключительно для престижа, чтобы наглядно продемонстрировать свое отличие от односельчан — богачи приобретали большие стада лошадей.
Такие попытки поменять деньги на статус внешне совсем не напоминают классический потлач, хотя в их основе лежит тот же механизм обмена материальных ценностей на престиж. История и литература дают нам множество примеров гораздо более «потлачеподобного» поведения людей, имеющих социальные амбиции. Многие помнят популярные в 1990-е годы анекдоты про «новых русских», которые высмеивались в том числе за склонность к демонстративным тратам.
Фольклорный образ «нового русского» имел под собой некоторые реальные основания. Антрополог Илья Утехин в «Очерках коммунального быта» рассказывает о разбогатевшем жителе питерской коммуналки, который в середине 1990-х годов в порыве пьяной удали выбрасывал из окна куски очень дорогой по тем временам говяжьей вырезки, чтобы насладиться произведенным на соседей впечатлением (некоторые из них бежали на улицу подбирать выброшенное).
Потлачеподобное поведение свойственно не только нуворишам 1990-х, но и другим людям, испытывающим острую потребность конвертировать, как сказал бы Пьер Бурдье, недавно приобретенный экономический капитал в символический. В этом отношении чрезвычайно показательна традиция «купеческих загулов», существовавшая в пореформенной России. В рассказе Лескова «Чертогон» богатый купец, не торгуясь, платит 17 тысяч за разгромленный им во время попойки ресторан; возвращаясь оттуда, он кидает деньги дворникам, сторожам, городовым, жандармам, извозчикам, а затем покупает бочку меда и приказывает извозчиками смазать медом колеса экипажей. Характерно, что всеми этими действиями купец вызывает глубокое почтение окружающих.
Герой пьесы Островского «Горячее сердце» купец Хлынов, недавно вышедший из крестьян, велит поливать в своем саду дорожки шампанским, причем делает это демонстративно, на глазах у изумленной публики. У персонажа Островского были реальные прототипы, например, описанные Гиляровским московские купцы, чья склонность к неутилитарным демонстративным тратам нередко принимала — точь в точь как у северо-американских индейцев — форму разрушения ценностей:
Много было таких загуливающих типов. Один, например, пьет мрачно по трактирам и притонам, безобразничает и говорит только одно слово:
— Скольки?
Вынимает бумажник, платит и вдруг ни с того ни с сего схватит бутылку шампанского и — хлесть ее в зеркало. Шум. Грохот. Подбегает прислуга, буфетчик. А он хладнокровно вынимает бумажник и самым деловым тоном спрашивает;
— Скольки?
Платит, не торгуясь, и снова бьет...
«Загулы» купцов и других нуворишей обычно рассматриваются как следствие низкой культуры: считается, что вышедшие «из грязи в князи» просто не умеют потратить деньги на что-нибудь приличное из-за отсутствия образования. Однако после работы Марселя Мосса о потлаче на это явление можно посмотреть по-другому.
Демонстративное расточительство — это инструмент повышения статуса, а купцы в пореформенной России в нем очень нуждались, поскольку разбогатев, они оставались людьми «простого звания» как в глазах старых элит (дворян), так и в глазах крестьян и мелких мещан. Это верно для любой группы, чье социальное положение неопределенно (уже не «грязь», но еще не «князь»), а амбиции высоки. Именно поэтому нувориши разных эпох прибегают к потлачеподобному поведению: оно помогает заработать престиж и увеличить символический капитал до размеров недавно приобретенного экономического.
Очень возможно, что такими же рвущимися наверх нуворишами были те североамериканские индейцы, которые на рубеже XIX-XX веков поражали европейских наблюдателей бестрепетным уничтожением имущества.
Автор: Анна Кирзюк
Многомужество, или брак по-тибетски часть 1
Старая пословица гласит: «Слово — серебро, а молчание — золото». В старой Руси были уверены, что болтать попусту нельзя, и на каждое слово найдется ответ. И ответить может не тот собеседник, который находится рядом с тобой, а высшие силы, как добрые, так и злые.
Как с помощью молчания люди защищались от лесной нечисти
В старой Руси считали, что лесная нечисть способна разговаривать и может даже окликнуть человека, назвав его имя. Такое явление как эхо называли голосом лешего. Говорили, что он в силах навести на грибника или охотника морок, одурманить, и затащить в самую глубь леса. Потому, прежде чем откликаться, следовало убедиться, что зовет именно человек. Как только путник смотрел в сторону голоса, он становился беззащитен для злых сил.
Чтобы обезопасить себя, во время нахождения в густом лесу, на болоте или просто в ночной деревне люди не спешили откликаться, и ждали, когда их имя будет повторено трижды. Чтобы убедиться, что откликнуться на зов можно, и это не опасно. А вот черт, к примеру, звал всего два раза.
Во времена язычества лес внушал людям сильный страх. В нем на берегах ручьев таились коварные русалки и страшные утопленники, в чаще прятался хитрый леший, у болот — злые кикиморы и водяные. И все они легко могли утащить человека в свое царство. Вот и блуждали люди по лесу молча, даже когда теряли ориентацию, увлекшись сбором грибов или выслеживанием дичи. Ведь была опасность, что крик услышит нечистая лесная сила, поймает и будет щекотать, пока несчастный не испустит дух.
В каких ситуациях молчание выполняло роль оберега
Молчание должно было оберегать домашний скот: во время доения или отела разговаривать запрещалось.
Молчание было важным оберегом во многих ситуациях. Например, когда женщина доила корову, она должна была помалкивать. Иначе звук голоса мог привлечь духов, а это вело к прокисанию молока и болезни коровы. Разговаривать доярке можно было только после того как молоко занесено в избу. Если же правило нарушалось, и женщина заговаривала с кем-то раньше, то от зависти встречного к хорошему удою молоко могло прокиснуть.
По этой же причине не рекомендовалось разговаривать, когда телился домашний скот. Люди не просто молчали, они даже не отвечали на тем, кто с ними здоровался, чтобы не отдать удачу и здоровье. Говорили, что если нарушить это правило, то сосед (или иной знакомый) заберет себе все хорошее, на что в данную минуту рассчитывает хозяин домашнего животного. А вот корова болтуна просто не сможет разродиться, а это для крестьянского хозяйства было настоящей катастрофой.
Почему надо было молчать о планах
Многие заговоры выполнялись в молчании, чтобы их действенность была высокой. /Фото: mimiledi.ru
Не разрешалось разговаривать во время проведения важных обрядов, которые были связанных с нечистой силой. Существовали даже особые правила: во время некоторых заговоров надо было дождаться темной ночи, выйти на перекресток и провести в полном молчании ритуальное действие (разлить воду на все четыре стороны или закопать в землю какой-нибудь предмет). Болтать языком было нельзя, это могло разозлить бесов.
Православие предполагает некоторые ситуации, когда человек обязан был молчать. Например, не рекомендуется рассказывать окружающим о своих планах, чтобы падшие ангелы не смогли помещать осуществить задуманное. Это правило очень важно в тех случаях, если планы относятся к разряду благочестивых — человек собирается сделать доброе дело, посетить церковь, поехать в паломничество и так далее.
Нужно было соблюдать молчание от момента принятия Святых тайн Христовых и до той секунды, когда причастие запивалось теплым вином. Это делалось, чтобы невзначай не оскорбить Иисуса Христа. И второе объяснение — когда человек разговаривает, частички крови Христовой (вино) могут вылететь изо рта.
Православные монахи давали обет молчания, чтобы бороться со своими грехами. А в список могли быть включены: ругань, осуждение, болтливость. Этот обет относился к разряду суровых, и на него следовало получить разрешение церковного начальства.
Бывало, что молчание становилось расплатой за проступок. Но в этом случае требовалось согласие наказанного. Это делалось для того, чтобы человек осознал содеянное и раскаялся, и стремился к искуплению греха.
Молчание во время переходного состояния и немая вода для умирающих
Умирающим в полном молчании приносили из леса «немую воду».
Молчание было необходимым условием особых, переходных состояний человека, начиная от рождения и заканчивая смертью. Голос относили к явлениям сакральным. Считалось, что, когда человек говорит, он иссякает, отдавая свой голос другому существу — духу или обычному человеку. И в этом случае можно просто исчезнуть.
Потому во время свадьбы невесте не позволялось разговаривать, а при беременной не следовало шуметь или кричать, а надо было понизить голос до шепота. Громкий голос мог помешать душе уйти на небо, а ребёнку — появиться на этот свет.
Когда человек находился в агонии, ему давали «немую воду», чтобы страдальцу стало полегче. Ее следовало набрать в лесу, обязательно молча, и так же, в полном молчании принести умирающему. В отдельных губерниях не разрешалось громко плакать об умершем во время дороги на кладбище. Говорили, что в такие моменты тот и этот свет сближаются, а громкий плач может привлечь злых духов, которые рассердятся и утащат к себе родственников и провожающих. Были и иные обычаи: плакать по покойнику можно было, но до того, как он погребен. Дома после похорон рыдать не рекомендовалось, чтобы не услышали злые силы.
По данным ООН, 15 миллионов человек во всем мире живут в браке не по своей воле. Женщины, которых украли мужчины или которые вышли замуж по настоянию родных, рассказали об уговорах и угрозах и о том, почему они остались в браке или разошлись со своими мужьями.
Лариса, 31 год
Меня украли восемь лет назад в Чечне. В тот день я пошла в гости к подруге. В одном из дворов я заметила незнакомую машину, но не придала этому значения. Мы посидели с подругой, и я уже собиралась домой, когда мне позвонил знакомый и предложил встретиться. Он был намного младше меня, мы периодически общались. В тот день он проездом оказался в нашем поселке. Мы с подружкой вышли за калитку, перебросились парой слов с тем парнем. Тут она буквально на минуту зашла в дом. Мы с этим парнем постояли еще пять минут. Темнело, и мне стало как-то не по себе. Я попрощалась и собиралась идти в свой дом, как вдруг земля ушла у меня из-под ног. Это парень схватил меня, зажал рот рукой и поволок в машину. Я маленькая, он раза в два меня крупнее — сопротивляться бесполезно. В машине сидела женщина — невеста брата моего будущего мужа, — она схватила меня, а я пыталась брыкаться и кричать.
Я не сразу поняла, что происходит и для кого меня украли. Как я позже узнала, это был один мой знакомый, с которым я на тот момент не общалась несколько лет и даже не помнила его лица. Через некоторое время подруга хватилась меня и стала мне звонить, но у меня отобрали телефон. Меня увезли далеко в горы. В доме жениха меня уже ждали, причем сделали вид, что я приехала добровольно. Я два часа просидела в машине, отказываясь выходить. Потом вышла — все равно меня не собирались везти назад. Моим родственникам дали знать о случившемся только в час ночи, когда уже было поздно за мной ехать.
Я зашла в дом, села на стул и стала плакать. Меня окружили женщины и дети. Они уговаривали, что мне надо смириться и жить дальше, обрабатывали меня по полной. Я всю ночь просидела на этом стуле и требовала, чтобы меня вернули домой. Наконец меня посадили в машину и повезли обратно. Я радовалась, что все закончилось, но не тут-то было.
Дома уже собрались мои родственники и мулла. Они поговорили между собой и начали на меня давить. Я плакала, говорила, что не хочу замуж, что мне надо учиться. Они уходили, но потом возвращались снова. Родственники говорили, что я запятнала свою честь, потому что осталась в чужом доме на ночь, и неважно, что ничего не было. Так продолжалось много часов. В конце концов я сдалась и дала согласие на брак. За эти два дня меня страшно измучили, поэтому я попросила у родных несколько дней, чтобы прийти в себя, но меня сразу же увезли к мужу.
У меня были мысли о побеге, но я думала не только о себе, но и родителях — каково им будет смотреть людям в глаза. Можно сказать, я пожертвовала собой. Некоторые родственники, которые не знали, что меня выдали замуж насильно, упрекали меня и маму, что я вот так вот вдруг вышла замуж. Мои братья были очень недовольны поступком мужа. Потом все успокоились.
Я тяжело переживала случившееся. Первые несколько дней много плакала. А мужу как будто было стыдно за то, что он меня украл, он не мог смотреть мне в глаза. Где-то месяц я огрызалась на него, но потом успокоилась. Муж относился ко мне хорошо, жалел меня. Я поняла, что деваться мне некуда, поэтому лучше смириться и жить дальше. Я не знаю, можно ли назвать это любовью, но потихоньку я к нему привязалась. Через два месяца после моего замужества в Чечне вышел указ, запрещающий кражу невест.
Подробнее https://snob.ru/entry/158633/
Еще 4000 лет назад в древнем Кыргызстане и Узбекистане существовал обычай, согласно которому невеста делала не менее 18 засосов своему жениху. Считалось, что так она "высасывает" из него злых духов и очищает его душу. Что бы ни твердил разум и современная культура, помни своих предков и почитай их обычаи сегодня!
Выбор хостинг-провайдера и сервера — почти как выбор первой машины. Только виртуальной машины. Да, ездить будет плюс-минус любая, но на какой скорости и как далеко проедет — вопрос. Разберем на примере PQ Hosting, как выбрать хостера, чтобы реже вспоминать про технические работы на сайте.
Что значит хостинг-провайдер? Любой сайт или сервис должен быть физически размещен на сервере с постоянным доступом к интернету. Предоставление такого сервера и называется хостингом.
Первое, что нужно проверить, можно ли «собрать» свою конфигурацию сервера. Обратите внимание на соотношение ядер процессора (CPU), объем оперативной памяти (RAM), тип дискового пространства (SSD или HDD) и сети.
Современные хостинг-провайдеры предоставляют два типа серверов: виртуальные и выделенные. VPS/VDS — виртуальная эмуляция сервера с гибкими настройками. Вы можете выбрать нужную мощность и емкость оборудования — и платить только за них. Оптимальный вариант для сайта небольшого интернет-магазина или компании, которая продает какие-то услуги.
А вот если у вас проект-гигант с высокой нагрузкой и посещаемостью, эмулятором не обойтись. Нужен выделенный сервер — физическая машина, на которой будет храниться ваш сервер.
Например, PQ Hosting специализируется на виртуальных VPS/VDS на твердотельных дисках NVMe. У них выше скорость обработки информации, и они подходят для проектов с большим количеством операций и частым обновление баз данных. Из других преимуществ NVMe: ему нужно меньше энергии, чем традиционному жесткому диску, накопитель работает бесшумно, не нагревается и реже выходит из строя.
Репутация хостинг-провайдера на рынке и отзывы пользователей — важные показатели его надежности. Лучше всего смотреть, что пишут про хостера, на специализированных платформах, например, hostobzor.ru или hostinghub.ru.
К слову, про репутацию: Пикабу в этом году отмечает 15-летие (вау), а PQ Hosting, который основал Иван Некулицы, скоро отпразднует шестилетие. За этого время Пикабу вошел в топ-30 самых популярных развлекательных сайтов Рунета. А PQ Hosting пополнил международный интернет-регистратор RIPE NCC, покорил 38 стран и кардинально расширил продуктовую линейку.
Где физически находятся ваши серверы и как управляется дата-центр. У многих хостинг-провайдеров нет своих дата-центров, они арендуют их у других операторов. Обратите внимание на два момента. Во-первых, какая у ЦОД сертификация — если ISO и PCI-DSS, то это гарантия соблюдения современных требований к безопасности данных. Во-вторых, когда у оператора были падения и как о них сообщали пользователям.
Для некоторых бизнесов важно разместить сервер в ЦОД в определенной стране с определенным законодательством. Чаще списки ограничиваются 10–20 странами, но некоторые хостинги предлагают на выбор до 38 вариантов для VPS/VDS-серверов: от популярных Нидерландов и Германии до более редких вроде Канады и Швейцарии. Выделенные серверы доступны в дата‑центрах в Германии, Нидерландах, Франции и США.
Одна из фишек компании PQ Hosting — собственное оборудование. Все серверы для размещения в ЦОД она закупает напрямую у производителей. Сейчас это процессоры на базе Intel Xeon и твердотельные диски NVMе с технологией защиты данных RAID 10.
Всего есть 12 фиксированных различных конфигураций от «Алюминия» (1 ядро, 1 Гбайт ОЗУ, 25 Гбайт диск) за 4,7 евро (~460 рублей) в месяц до «Обсидиана» (32 ядра, 64 Гбайт ОЗУ, 510 Гбайт диск) за 151 евро (~14 780 рублей) в месяц.
Кроме того, PQ Hosting предоставляет защиту от DDoS-атак, ежедневное резервное копирование данных и поддержка шифрования. А доступ ко всей информации будет только у людей, которым вы его откроете.
Она должна быть доступной и компетентной, чтобы оперативно решать возникающие проблемы. Особенно если речь идет об виртуальном сервере.
У PQ Hosting круглосуточная поддержка через все удобные каналы связи: телефон, электронная почта, мессенджеры. Не так давно компания запустила своего телеграм-бота для управления сервером — @PQHosting_bot. Он поможет перезагрузить или выключить сервер, заказать новый или посмотреть статус оплаты.
Еще раз перечислим преимущества:
38 стран размещения серверов в проверенных дата-центрах;
• собственное оборудование и высокая скорость передачи данных — 10 Гбит/с;
• круглосуточные администрирование, защита от DDos-атак;
• большой выбор способов оплаты и гибкая сетка тарифов.
А чтобы выбрать оптимальный тариф под свои нужны, оставьте заявку на сайте для бесплатной консультации →
Реклама ИП Некулицы, ИНН: 504816473362
В Китае и по сей день это считается нормой. Более того, в магазинах для взрослых продают атрибуты с волосней. Местным парням волосатые подмышки нравятся, а кудряшки "там" и вовсе считаются признаком полноценной женщины.
На моем опыте была аналогичная история, подобная посту. В Поднебесной я находился около двух недель. Примечательно, что каждый раз проходя интервью на работу в Китае мне задавали вопрос: "А не будет ли у тебя культурного шока". На тот момент я уже успел побывать в Азии и попутешествовать по разным странам. Казалось бы... что может вызвать культурный шок?!
Наступали мои первые настоящие выходные, когда было несколько дней на расслабон. Я познакомился с очень милой девочкой 19 лет. На свиданку она пришла в мини юбке. И ее гладкие ножки (разумеется мои руки побывали и там), не предвещали беды. Тогда я действительно не подозревал, что такое возможно в принципе.
Прогулка,
ресторан, мы перемещаемся ко мне и встречаем потрясающий закат. В Китае
бывают волшебные сумерки, когда все покрывается непередаваемым камерой
сиреневым светом. В этот романтичный момент, находясь на подоконнике и
слившись в поцелуи, девушка имела неосторожность поднять вверх руки...
Легкая
майчонка оголила подмыхи... представшая моему взору "красота" реально
ввергла меня в шок. К такому меня жизнь не готовила. То, что в Китае это
вообще норма, я еще не знал, хотя и был в курсе слухов про лохматые
пилотки "а-ля натурель". Просто сам факт наличия куста подмыхами
сиюсекундно остудил мой пыл. Мозг моментально нарисовал картину того,
что меня ожидает далее.
В Китае действительно считается, что естественно, то не безобразно
И я вспомнил о неотложных делах, которые требуют немедленного решения. Под недоуменный взгляд китаянки я сообщил о том, что меня ждут в офисе и нашел еще 100500 причин, по которым мы не можем продолжить. Дама, кстати, также явно не осознала в чем дело, так как после предлагала мне увидеться, но, разумеется, у меня был "плотный график". Далее девушка уехала учиться в университет в другой город и о ней я более не слышал.
Классическая китаянка в вакууме