Это примерно как давать премию по математике экономистам, догадавшимся применить методы решения кубических уравнений для своих экономических нужд. Пусть их работы оказались прорывными в экономике, но вклад в математику-то был нулевой, да и математики с тех пор в экономике больше почти не стало.

Если что, похожие методы (в том числе тот же отжиг) уже применялись в вычислительной биологии, например в геномике, и сильно продвигало эту науку. Но людям, которые переносили метод отжига в биологию, давали награды по биологии, а не по физике.

20% самых богатых стран мира в настоящее время примерно в 30 раз богаче , чем 20% самых бедных.

Почему? Лауреаты этого года нашли новые и убедительные доказательства одного из объяснений этого постоянного разрыва – различия в институтах общества.

Пока читали, перманентно сползали с кресла. Дочитывали из-под стола.

Лауреаты использовали инновационный эмпирический подход.

Эмпиризм, дорогие друзья, это метод познания через ощущения, в котором знания могут быть либо представлены как описание этого ощущения, либо сведены к нему. Эмпирический подход — это уровень познания, основанный на непосредственном исследовании реальных объектов и явлений. Эмпиричное отображает действительность со стороны её внешних связей и отношений. Фиксирует внешние проявления процессов и событий, заключая в себе всё доступное созерцанию (всё, что можно увидеть, услышать, почувствовать и осмыслить).

Асемоглу, Джонсон и Робинсон исследовали колонизацию европейцами больших частей земного шара.

Вот тут мы подняли бровь. И подумали, да ну нафиг! В Европе прозвучало слово «колонизация»? «Колонизация европейцами»? Отставили кофе и принялись читать всеми своими глазами.

Одним из важных объяснений нынешних различий в уровне благосостояния являются политические и экономические системы, которые колонизаторы ввели или предпочли сохранить, начиная с XVI века.

Так-так! Что же делается-то!

Места, которые были, условно говоря, самыми богатыми во времена их колонизации, теперь являются одними из самых бедных.

Утёрлись занавеской. Это что же получается, нам сейчас расскажут, как коварный Запад ограбил несчастных локалов и разбогател на этом? И за это еще дадут Нобелевскую премию? Да не может быть!

Лауреаты также разработали инновационную теоретическую базу, которая объясняет, почему некоторые общества попадают в ловушку того, что лауреаты называют экстрактивными институтами, и почему им удается вырваться из нее.

При определенных обстоятельствах страна может освободиться от унаследованных институтов и установить демократию и верховенство закона.

Да блин!

Дальше приводится пример города Ногалес, который поделен на две части. Одна находится к северу от американо-мексиаканской границы, а другая ниже. Получилось поэтично.

Ногалес разделен забором пополам. Если вы встанете у этого забора и посмотрите на север, то увидите, как Ногалес, штат Аризона, США простирается перед вами. Его жители относительно благополучны, имеют большую среднюю продолжительность жизни, и большинство детей получают дипломы об окончании средней школы. Права собственности защищены, и люди знают , что они получат большую часть выгод от своих инвестиций. Свободные выборы дают жителям возможность сменить политиков, которые их не устраивают.

Я просто напомню, это нобелевка по экономике.

Если вы посмотрите на юг, то увидите Ногалес в Соноре, Мексика. Даже несмотря на то, что это относительно богатый город Мексики, жители здесь в целом значительно беднее, чем по северную сторону границы. Организованная преступность делает открытие и управление компаниями рискованным делом. Коррумпированных политиков трудно сменить даже если шансы на это возросли с тех пор, как Мексика стала демократической чуть более 20 лет назад.

И понимаете, какое дело, говорят авторы, и климат одинаковый, и люди, у которых одни и те же предки. И кушают похожую еду. И слушают похожую музыку. Что же случилось? Почему всё так? А потому что одни в США, а другие не в США, отвечают сами себе авторы. Политическая система в северном Ногалесе справедливая и ответственная. Позволяет людям принимать решения. А в южном Ногалесе нет.

Но продолжим, дорогие друзья. Сейчас будет хорошее.

Когда европейцы колонизировали большую часть мира, существующие институты иногда менялись драматично, но не везде одинаково. В некоторых колониях целью была эксплуатация коренного населения и добыча природных ресурсов в интересах колонизаторов. В других случаях колонизаторы создавали инклюзивные политические и экономические системы, рассчитанные на долгосрочную выгоду европейских поселенцев.

Вот кто попровернее умом, уже понял, к чему тут клонят. Мы же натурально ахерели с дальнейшего поворота. И как поняли-поняли.

Т.е. еще раз обратим внимание, что в одних случаях колонисты местных эксплуатировали и разоряли. А в других они просто создавали для себя хорошо.

Ну? Начинаете понимать?

Одним из важных факторов, повлиявших на тип колонии, была плотность населения на территории, которая должна была быть колонизирована. Чем плотнее коренное население, тем сильнее сопротивление, которое оно оказывает.

Более многочисленное коренное население, потерпевшее поражение, открыло выгодные возможности для получения дешевой рабочей силы. Это привело к тому, что меньшее число европейских поселенцев переехало в и без того густонаселенные колонии.

Много оставшихся в живых местных, которых можно в дальнейшем использовать в качестве рабов.

Более малонаселенные места оказывали меньшее сопротивление колонизаторам и требовали меньше рабочей силы для эксплуатации, поэтому в эти малонаселенные места переселялось больше европейских колонизаторов.

А где местных немного осталось, туда можно заехать самим. И? И построить «свой лунный модуль с блэкджеком и шлюхами».

Вспоминаете про социальные институты?

Ах, да, чуть не забыли.

Лауреаты использовали показатели смертности, среди прочего, и обнаружили взаимосвязь – чем выше была смертность среди колонизаторов, тем ниже сегодняшний ВВП на душу населения в данной местности. Почему это так? Ответ заключается в смертности среди поселенцев. То, насколько "опасным" было заселение территории, повлияло на типы созданных институтов.

Тупые папуасы не выкупили ценности своей неминуемой смерти и получили в ответ низкий ВВП в будущем! Вот в чем всё дело, дорогие друзья!

Лауреаты дальше объясняют нам, что когда местные не сопротивлялись (и успешно дохли во славу высокого будущего ВВП пёр капита), там колонизаторы смогли построить хорошие уютные общественные институты (ну, понятно, как в США). Инклюзивные!

В отличие от этого, колонии, в которых было много колонизаторов, – колонии поселенцев – нуждались в инклюзивных экономических институтах, которые стимулировали бы поселенцев усердно работать и инвестировать в свою новую родину. В свою очередь, это привело к требованию политических прав, которые давали им долю прибыли.

Сейчас, те страны, где инклюзивность не задалась, называются недемократическими.

Лауреаты продемонстрировали, что эти первоначальные различия в колониальных институтах являются важным объяснением огромных различий в уровне благосостояния, которые мы наблюдаем сегодня. Таким образом, современные различия в условиях жизни между Ногалесом, США, и Ногалесом, Мексика, в значительной степени обусловлены институтами, которые были внедрены в испанской колонии, которая позже стала Мексикой, и в колониях, которые стали США.

Переведём. Лауреаты Нобелевской премии по экономике объяснили нам, что где колонии были разграблены, там жизнь не удалась. А где колонизаторы решили, что тут в общем-то неплохо, там стало, действительно, неплохо.

Парадоксально, но это означает, что те части колонизированного мира, которые были относительно процветающими около 500 лет назад, сегодня являются относительно бедными.

Парадоксально! Представляете? Парадоскально. Вот были богатые страны, туда пришли колонизаторы, и в итоге страны стали бедные. Парадоксально, блять! Нобелевская премия по экономике!

В самых богатых и густонаселенных колониях институты были более экстрактивными и – для местного населения – с меньшей вероятностью могли привести к процветанию.

Не просто дело в том, что богатые колонии не захотели меняться. У них были экстрактивные институты. Ну т.е. рабство, монархия, диктаторские и тоталитарные режимы.

А знаете в чём дело?

Когда лауреаты изучали урбанизацию в за столетия до колонизации они не обнаружили подобной закономерности: более урбанизированные и, следовательно, более богатые районы мира оставались более урбанизированными и более богатыми. Кроме того, если мы посмотрим на те части земного шара, которые не были колонизированы, мы не обнаружим никакого поворота судьбы.

Поворота к процветанию.

Например, еще в середине XVIII века промышленное производство на территории нынешней Индии был мощнее, чем в США. С начала девятнадцатого века ситуация коренным образом изменилась, что говорит о том, что изменение ситуации в первую очередь является результатом различий в институтах. Технические инновации, охватившие весь мир, смогли закрепиться только в тех местах, где были созданы институты, которые приносили пользу более широким слоям населения.

Аж заплакали. Вот индусы какие оказывается. То их не совсем Англия того сего. Просто институты демократии у них не сложились.

Чем больше европейских поселенцев, тем выше вероятность создания экономических систем, способствующих долгосрочному экономическому росту.

Но не везде удалось, печалятся лауреаты. Болезни. Понимаете? Были неправильные страны, где неправильные болезни.

Еще одним фактором, способствовавшим институциональным различиям, была тяжесть заболеваний, которые распространялись среди поселенцев.

Распространенность смертельных заболеваний сильно различалась в северных и южных районах Америки, точно так же, как в африканских регионах, которые расположены ближе к экватору, чем самые южные регионы. Аналогичным образом, болезни, обнаруженные в Индии, были значительно более многочисленными и опасными для британских колонизаторов, чем в Новой Зеландии или Австралии. Уровень заболеваемости, который можно увидеть в исторической статистике смертности в колониальные времена, тесно связан с нынешним экономическим процветанием.

И поэтому больниц в Африке вы так и не построили. А нафига. Вам же там не жить.

Места, где болезни были наиболее опасны для европейцев, - это те, где мы сейчас сталкиваемся с дисфункциональными экономическими системами и наибольшей бедностью, а также с наибольшей коррупцией и самым слабым верховенством закона.

Лауреаты этого года добавили новое измерение к предыдущим объяснениям нынешних различий в благосостоянии стран по всему миру. Одно из них касается географии и климата.

Есть определенная корреляция: страны, расположенные ближе к экватору, беднее.

Что же делать, спрашивают сами себя авторы.

Институты, созданные для эксплуатации масс, вредны для долгосрочного роста, в то время как те, которые устанавливают фундаментальные экономические свободы и верховенство закона благоприятствуют этому.

Новая политическая система, которая позволяет населению заменять лидеров, не выполняющих своих обещаний на свободных выборах, позволила бы реформировать экономическую систему.

Ммм, выборы, сменяемость власти. Всё как мы любим. Нобелевская премия по экономике.

Ну и, конечно, всё, чего мы так долго ждали:

Ели население недемократической страны не имеет официальной политической власти, у него есть оружие, которого боится правящая элита, - их много. Массы могут мобилизоваться и стать революционной угрозой. Хотя эта угроза может включать в себя насилие, дело в том, что революционная угроза может быть наибольшей, если эта мобилизация будет мирной, потому что она позволит как можно большему числу людей присоединиться к протестам.

Нобелевская премия по экономике.

Дарон Асемоглу, Саймон Джонсон и Джеймс Робинсон провели инновационное исследование о том, что влияет на экономическое процветание стран в долгосрочной перспективе. Их эмпирические исследования демонстрируют фундаментальную важность политических и экономических институтов, которые были созданы в период колониализации.

Работа лауреатов оказала решающее влияние на дальнейшую исследования в области экономики и политологии. Их понимание того, как институты влияют на процветание, показывает, что работа в поддержку демократии и инклюзивных институтов является важным шагом вперед в содействии экономическому развитию.

Вот такая, дорогие друзья, Нобелевская премия по экономике.

Лицемерное оправдание колонизаторского прошлого западных стран, в котором чёрное просто по щелчку пальцев становится белым, а белое – чёрным. В котором колонизаторы несли колонизируемым благостность и процветание. Особенно было хорошо, когда местных мало. И климат хороший. Тогда там можно было поселиться. Убить всех местных. Построить инклюзивные институты. Где местных много и отчего-то налажен сложившийся годами порядок, там нехорошо. Там надо пограбить и нехай себе живут. Без демократии и ограбленные. Дураки какие-то. С маленьким ВВП пёр капита.

Короче, вот вы, негры, индейцы, кто там еще? Вы сами во всём виноваты. И болезни у вас какие-то нехорошие.

Что? Что вы говорите? Экстрактивный институт в Великобритании? Монархия? С внешними элементами демократии? Ты рот-то свой закрой помойный! Это ТРАДИЦИЯ! Это ДУХОВНОСТЬ! К тому же у нас были забастовки. А значит инклюзивность.

Друзья, зачем нам такой мир?
********************************
Камрады, не стесняемся, жамкаем кнопочку "₽ Поддержать". Проекту MarketScreen на пользу, и всем приятно. Или же вот, специальный QR от CloudTips для Пикабу:

Почитать всё раньше и больше можно на моём экономико-познавательном канале, где ад и Израиль — MarketScreen

Еще больше интересной и познавательной инфы я даю здесь: MarketScreen

Имеется Дзен - StockGambler | Дзен (dzen.ru)

Если же нужен трейдинг, анализ, графики, кривые и всё вот это вот, то второй мой канал — StockGamblers

На следующий день была вручена премия по химии — и она тоже не обошла вниманием направление машинного обучения. Половину премии разделят разработчики алгоритма AlphaFold для предсказания структуры белка по его аминокислотной последовательности с использованиями искусственного интеллекта — Демис Хассабис и Джон Джампер. Половину премии также получит Дэвид Бейкер. В 2003 году он опубликовал работу о синтезе белка, не имеющего аналогов в природе. Кстати, в этом случае предсказание компании Clarivate сбылось: лауреаты оказались в их списке наиболее цитируемых ученых. О чем говорит такой выбор Нобелевского комитета?

Первый и очевидный вопрос: как связаны достижения Хопфилда и Хинтона с физикой? Для начала разберемся, какие их достижения были отмечены премиями. Хопфилд и Хинтон предложили архитектуры нейронных сетей — базовых инструментов для машинного обучения.

Нейронная сеть — математическая структура, которая была составлена из отдельных элементов — нейронов, связанных между собой сигналами. Она строится по принципу организации биологических нейронных сетей — сетей нервных клеток в мозге живого существа — например, человека. Построить эту нейронную сеть можно по множеству разных принципов. Работы лауреатов примечательны тем, что они описывают такие сети языком физики, а если более точно, то статистической физики.

Статистическая физика описывает общие и существенные свойства систем, которые состоят из большого количества (идентичных) компонентов. В частности, она применяется для описания ферромагнетиков — магнитных веществ, «запоминающих» поле, в которое их помещали раньше. Такой эффект до определенной степени можно использовать для обучения — что и было замечено, и, соответственно, легло в основу сетей Хопфилда.

Другой лауреат этого года — Джеффри Хинтон — также использовал методы статистической физики и предложил модель, которая называется ограниченной машиной Больцмана. Отличительной чертой ее являются переходы в состояние с меньшей энергией — как это «любят» делать физические системы.

Поэтому вдохновение физикой в открытиях лауреатов присутствует. Их открытия стали математической основой для развития технологии искусственного интеллекта, которые в дальнейшем развивались усилиями как самих лауреатов, так и их коллег. Кстати, Джеффри Хинтон — научный руководитель Ильи Суцкевера, известного по своей работе в OpenAI.

Что также отмечалось Нобелевским комитетом — так это широкое использование машинного обучения в современной науке. Это решение иллюстрировалось различными аспектами, в том числе, применением для наук о материалах. В этом контексте неудивительной выглядит премия разработчикам алгоритма AlphaFold — Демису Хассабису и Джону Джамперу для предсказания структуры белка по его аминокислотной последовательности с использованием искусственного интеллекта.

Вместе с тем ряд экспертов выступает со справедливыми вопросами о связи этого открытия непосредственно с химией. Действительно, Нобелевскую премию по химии не всегда дают за химические достижения, а иногда за работы на стыке с физикой или медициной, а теперь еще и с математикой. Также очевидно, что алгоритм станет развиваться и добиваться большей точности — возможно, будут более яркие результаты, полученные с его помощью, которые нашли бы практическое отражение в медицине.

Интересно также, что лауреаты тесно связаны с крупными компаниями. DeepMind, которую представляют Демис Хассабис и Джон Джампер, приобрел Google. А Хинтон также работал в Google — в компании даже устроили вечеринку в честь получения им премии.

Сегодня крупные компании активно инвестируют в научные исследования, которые могут сыграть ключевую роль для развития технологий. Один из примеров — квантовые технологии, в которые активно инвестируют Google, IBM, Microsoft и многие другие компании. Частное финансирование позволяет быстро двигаться и составлять конкуренцию академическим научным центрам. Имеет это и свои негативные последствия — мощный отток исследователей из науки в компании уже остро ощущается. Решением тут может быть кооперация и взаимодействие частных компаний с университетами и научными центрами.

Нельзя не отметить — особенно в случае премии по химии, — что научные открытия, которые случаются при помощи машинного обучения, становятся одним из трендов. Сегодня, пожалуй, нет сферы естественной науки, которая так или иначе не использовала бы методы и алгоритмы машинного обучения. Например, в наших исследованиях машинное обучение используется при разработке квантового компьютера — для решения задач калибровки и управления квантовыми системами. Говорит ли это о том, что «сила» искусственного интеллекта будет определять вектор научных открытий? Если и рассматривать этот сценарий, то, по-видимому, не в краткосрочной перспективе. Большинство задач поставлено человеком, и если ИИ и может ускорить получение ответа, человек все еще влияет на многое — например, постановку задачи и верификацию результатов. Поэтому, безусловно, искусственный интеллект двигает науку вперед, но человек и его идеи продолжают играть центральную роль — это внушает оптимизм.

И еще немного про премии. Все же мнение о том, что премию по физике вручили не за физику, можно услышать от многих специалистов. Говорит ли это о «кризисе жанра»? Может ли в современном мире междисциплинарных научных исследований существовать четкая грань, которая определяла бы, что является достижением, скажем, в области физики или химии, а что — нет? Этот непростой вопрос, с одной стороны, сохранения традиций, а с другой — адаптация к реалиям современного научного мира остро прослеживается. Также это открывает пространство для новых научных премий, которые призваны более активно и динамично работать над задачей поощрения ученых и привлечения внимания широкой общественности к их достижениям.

Например, учрежденная в 2023 году премия «ВЫЗОВ» (учреждена Фондом «Вызов», соучредителем которого является Газпромбанк, партнерами выступают госкорпорация «Росатом», фонд «Росконгресс» и правительство Москвы) в области будущих технологий не имеет традиционного деления на дисциплины — важное отличие от других премий.

Будущее мира во многом зависит от того, насколько быстро научные знания будут переходить в плоскость технологической и экономической полезности. Привлечение внимания государства, бизнеса и широкой общественности к ключевым научным достижениям, в том числе за счет научных премий, может являться важным элементом для решения этой задачи.

Автор благодарит профессора Артема Оганова за полезные обсуждения.

Текст взят с сайта издания о передовых теориях и практиках управления «Большие идеи» (ех. Harvard Business Review)