Глава 1
«Отрочество»

- О могуче превелик, взвыси к небу страстный рык, пронзив мене зубами-копьями, еже счище с кости мею плоть!.. – промолвил шаман…
- Сынок, что делаешь? – в комнату вошло пьяное тело, отрывая ребёнка от чтения.
- Читаю, мам. – недовольно буркнул он, уткнувшись в книгу, пытаясь читать вслух шёпотом – В темноте идёт отряд с семинадцати солдат…
- М-м… Что читаешь?
- «Обличие Гиены», друг дал почитать. - соврал он, не отрывая глаз от страниц, уже понимая, что сейчас будет.
- И как, интересно, а, сынок? – голос её был фальшиво-милым, а комнату все сильнее окутывал запах перегара.
- Да – ответил он односложно.
- М-м – мать оценивающе осмотрела комнату, пыль на столе, грязные вещи на стуле и странное серое пятно на черной простыне не заправленной кровати.
- В глаза смотри! – голос изменился с фальшивого на настоящий, пропитый вопль. - Где бутылка?!
- Незн… - хлесткий удар ладонью по щеке был настолько сильный, что у него потемнело в глазах.
- Ещё раз спрашиваю, где бутылка? Отвечай, мразь!
- Да не знаю я! – неразборчиво крикнул он, не сдерживая дождь из соплей и слёз.
Следующий удар запястьем пришелся Кириллу по левому виску, с такой силой, что в ушах зазвенело, а в глазах заплясал хоровод из звёзд. Мать у него всю жизнь на рынке мясником батрачила, поэтому руки у неё были неимоверно отточенными и сильными.
- Чё разнылся, урод? – она с силой вырвала книжку из его рук и начала рвать, отрывая страницы, а потеряв интерес, кинула её в угол комнаты, где она с грохотом разлетелась, - Я тебе всю моську разхреначу, тварь неблагодарная, если не скажешь куда дел эту гребанную бутылку! – простой вопль перешёл уже в дикий рев из неразборчивых слов, а то и просто в набор букв.
Он промолчал, заливаясь слезами с соплями все сильнее. Ему больше было обидно за книгу, за которую он 4 дня с утра до ночи полол огороды у соседей, по большей части – за еду, чтоб заработать и купить её в местном книжном. Родителям, он, конечно же, говорил, что гулял с подружкой, потому что знал, что деньги у него отберут, под предлогом: - «Зачем они тебе?».
- Су-ука! – проревела мать, поднимая чадо за шиворот футболки и со всей силой кидая его на пол, и попутно схватив ремень с ранее замеченного ею стула, начала со всей силы наносить удары по ягодицам, рёбрам, рукам.
Простой плач перешёл в ужасные крики боли, а когда он повернул голову, пытаясь что-то сказать, то удар пришелся парню по губам, отчего они «лопнули», а нижняя превратилось в нечто иное между заячьей губой и свежим фаршем, разошедшись в обе стороны. Крик перешёл в стадию сначала до хрипа, а потом до отчаянного скулежа. В эту же минуту в комнату залетел отец.
Лысая, перекошенная физиономия, огромное, почти до колен, пузо, что почти полностью скрывает потертые от времени и грязи большие мешковатые трусы. Кривой, облезлый от времени дракон на правом плече, набитый зелёно-синими чернилами уже не внушал устрашающий вид его хозяину. И гнилой запах, смердящий из его больших, непромытых складок и общий гнилой запах пота кружил голову. Все это вызывало такое омерзение и отвращение, что Кирилла, по подбородку и шее которого текла кровь, чуть не вырвало, но окончательный удар в живот босой ногой сделал свое дело – на ковёр, давно не видавший чистки, полилась зелёная масса чего-то, ведь желудок был полон, разве что, только водой и огурцами, украденными со стола.
- Что. Здесь. Происходит? – на удивление, спокойным тоном спросила заспанная морда.
- Эта мелкая… бутылку спрятала! – она уже собралась дать ещё один удар ремнем, по, итак еле живому сыну, который свернулся в позу эмбриона, скуля и заливаясь все теми же слезами и кровавыми соплями, но отец ловко перехватил руку озверевшей мамаши:
- Подожди, ничего не пойму… Ту, которую ты у Тварины взяла?
- Да! – её тон изменился, а глаза пристально глядели на лежащее на полу чадо.
- Мы вчера к Черемухе же ходили, там, вроде, и выпили. Не помнишь?
- Помню я! Но помню ещё как домой её тащила, там было ещё, а где она - эта сука молчит! – она все же успела нанести удар ногой, хоть и лёгкий, но запачкавшись в смеси крови и рвоты после него, она обтерла её об кудрявую голову до сих пор рыдающего сына.
- Успокойся ты, дура, я с утра поссать встал, как раз увидел и опохмелился. Потом отнёс её к Тварине, чтоб ещё налила, а там не было. Ну и договорились на вечер, нагонит ещё. Ну пришёл, все спят, и лег обратно.
- А… - её настроение улучшилось, и перешагнув через тело сына она сказала, – Совсем уже бошка не варит! – осмотрелась, и дополнила – Пошли курить, Зай.
Отец развернулся и ушёл, а мать следом за ним, что-то говоря ему в след, из чего можно было разобрать только: «Урод», «Баба», «Зачем рожала?», потом же она вернулась, молча осмотрела комнату, и хлопнув деревянной дверью, с издевкой, сказала:
- Приберись, Доченька.
Кирилл ещё долго лежал на полу, боясь пошевелиться. На лице давно свернулась кровь, все тело ужасно болело, а по ляжкам текла тёплая моча.
Избиения были частой темой в этой семье, но на своей памяти – это было одним из самых сильных и жёстких, что было с ним за всю жизнь. Не взял трубку? Ремень. Не вовремя пришёл домой? Ремень. И так далее. Но разве это справедливо? За бутылку самогона, которую он и в жизни не видел в глаза, так как уже спал, когда эти существа приползли домой? Его разъедает от мысли настолько, что голова только сильнее идёт кругом. А отец что? Да, он никогда его и пальцем не трогал, но относился к этому настолько равнодушно, будто ему в тюрьме каждый день твердили:
- «Раз хочешь убить, значит есть за что!»
Думать и размышлять было невыносимо больно, но он до сих пор помнил, что «батек» сидел за двойное убийство, и Кирилл мог ещё понять, почему он, отец, такой бесчувственный урод, но мать…
Найдя в себе силы, чтобы встать и проветрить свою комнату, он подошёл к старому окну, и с большим усилием открыл форточку. Из окна лился яркий и тёплый солнечный свет. Он пытался найти себе утешение, до сих пор заливаясь остатками слёз и задыхаясь от соплёй.
- «А мать… За что мне это? – думал он – Что я не так делаю? ЧТО Я ДЕЛАЮ НЕ ТАК? ЗА ЧТО МНЕ ЭТО ВСЁ, ГОСПОДИ?! – громко прошипев это, он немного успокоился, - И есть ли ты вообще, бог?
11-летний мальчик, не имеющий живого места на теле, с вечными синяками стоял у окна и дышал свежим воздухом. От таких побоев у него открылась рана ещё и на животе, которую он получил, когда недели две назад зашёл на кухню, мягко попросив мать о том, чтоб она его покормила, и даже добавив «пожалуйста», но в ответ получил лишь крики в его сторону «Я устала, тварь, сам найди что пожрать» и летящий в него, благо, тупой нож, который мог и лишить ребёнка жизни, но всего лишь хлыстом прошёлся по области пупка, оставив средней глубины рану, которую он сам не сразу заметил. А когда заметил, не нашёл ничего, кроме как старой футболки, чтоб остановить кровь перевязкой и обычной перекиси, чтоб обработать рану.
Его лицо побагровело от злости, придав итак красному от слез и крови лицу оттенок помидора. Он хотел умереть, вскрыться для того, чтоб этих мразей наказали, посадили... Поэтому быстро принял решение; со всей силы сжав кулак, до такой степени, что пальцы побелели, собрав в него всю свою злость и обиды, он со всего размаха ударил по хлипкому стеклу.
Но вместо звона разлетевшегося стекла раздался оглушительный выстрел. И вопль…

Продолжение следует...