Посоветуйте пожалуйста фильм
Ребята, посоветуйте пожалуйста охуенный психологический триллер
Ребята, посоветуйте пожалуйста охуенный психологический триллер
© Гектор Шульц
Глава первая. Настя.
Глава вторая. Семья.
Глава третья. Изменения.
Глава четвертая. Боль.
Глава пятая. Взросление.
Глава шестая. Выбор.
Глава седьмая. Прощание.
Мама долго сопротивлялась и не желала, чтобы я увольнялась из мясокомбината, а я не оставляла попыток уговорить её. Мясокомбинат стал казаться мне огромной уродливой тварью, которая, довольно улыбаясь, смотрит на меня желтыми глазами-окнами и проглатывает, чтобы потом изрыгнуть в конце рабочего дня обессиленной и бездушной. Лида тоже заметила изменения в моем поведении, но снова переборола себя и с советами ко мне не лезла.
Дома все было по-прежнему. Я так же готовила после работы, стирала и убирала квартиру, попутно бегая за лекарствами для мамы в аптеку. То мигрень, то сердце, то давление… Каждый раз у неё обнаруживалось что-то новое. Я уходила в свою комнату и через десять минут мама, охая, вставала с дивана и шла на кухню, чтобы выпить кофе.
Однажды я задержалась на работе до полуночи. Сломался пельменный автомат, и мы вручную упаковывали пельмени в пакеты, а потом запаивали на «горячем» столе. Понятно, что, когда закончили, служебный автобус уже уехал и рабочим пришлось добираться до дома своим ходом. Кто-то, как Лида и Анька, остались в подсобке, потому что завтра у них была еще одна смена, а я, отработав второй день, отправилась на выходные и, выйдя через проходную на улицу, тоскливо улыбнулась, втянула носом холодный весенний воздух и медленно пошла вперед. До дома три часа пешком, как раз голову проветрю.
По пути ко мне умудрился пристать какой-то пьяный мужик, но, заглянув в глаза, ругнулся, поморщился и поплелся дальше. Я не обратила на него никакого внимания. Даже страха не было. Только равнодушие и усталость. Но пустые улицы действовали на меня успокаивающе. Пустые дороги, редкие машины, проносящиеся мимо, шальные выкрики пьяных забулдыг из черных дворов, и я, идущая домой в одиночестве.
Войдя в квартиру, я устало улыбнулась маме, которая сидела на кухне за столом. Она наорала на меня, обозвала шалавой, а потом замолчала, когда я объяснила причину задержки. Вместо извинений и сочувствия, мне вручили мусорное ведро и отправили на улицу. У подъезда я чуть не расплакалась. Стояла, смотрела на звезды и кусала губы, понимая, что, если расплачусь, снова совру себе.
Выбросив мусор, я вернулась к подъезду, поставила ведро рядом с урной и, вздохнув, села на лавку. Домой идти не хотелось. Лучше уж тут, на свежем воздухе, в тишине и спокойствии.
- Вот те нате, хрен из-под кровати, - услышав Катькин голос, я вздрогнула, а потом рассмеялась, когда подруга, вынырнувшая из-за угла, подошла ко мне. Катька была навеселе, в глазах хмельной блеск, а язык немного заплетается. – Родная, ты чего тут кукуешь одна?
- Мусор выкидывала, - кивнула я на ведро. – А ты?
- С Лёшкой на днюху ездили, - икнула Катька, присаживаясь рядом и закуривая сигарету. – Он меня у дома высадил и укатил.
- Понятно.
- Чего понятно? Мне вот непонятно, чего ты в полтретьего ночи мусор выкидываешь.
- На работе поломка была, - тихо ответила я, смотря вдаль. – Пока устранили, пока доделали, пока домой дошла…
- Пешком? – удивилась Катька, а потом покачала головой. – Ну, это ни в какие ворота. Тебя либо трахнут, либо по башке дадут и все равно трахнут.
- Кому я нужна, кроме тебя, а? - робко улыбнулась я и, поежившись, застегнула куртку. А потом меня словно током прошибло. Я повернулась к Катьке, чуть подумала и тихо спросила. – Слушай, про работу, помнишь, мы говорили?
- Ага, - зевнула подруга и колко усмехнулась. – Надумала?
- Да, - кивнула я, покусывая губу.
- Лады, - голос Катьки потеплел, а вот речь связной так и не стала. – Поговорю с Олегом завтра и вечерком к тебе забегу.
- Не надо, - поморщилась я, понимая, что мама опять будет орать. – Давай лучше у подъезда вечером встретимся?
- К восьми вернусь. Споки, родная, - кивнула Катька и, чмокнув меня в щеку, отправилась в подъезд.
- Спокойной ночи, - ответила я и вздохнула, когда из окна кухни донесся мамин голос, звавший меня домой.
На следующий день я встретилась с Катькой у подъезда в восемь. Она немного опоздала, а я кусала губы и посматривала наверх. Мама отправила меня в магазин, из которого я должна была вернуться пятнадцать минут назад. От страха болело сердце, но на душе было приятное волнение, разбавившее беспробудную серость последних двух лет.
- Завтра в одиннадцать подъезжай, - велела Катька, протягивая мне визитку с адресом. Я перевернула её и прочитала: «Дикий Олег Романович. Руководитель отдела продаж. ООО «Стройтех».
- Дикий? – улыбнулась я. Катька тоже хохотнула.
- Не, нормальный мужик, не думай. Поболтает с тобой и, если все решите, скажет, когда выходить.
- Мне еще уволиться надо, - с тоской ответила я и тихо добавила. – И маме сказать.
- Придется, родная. Через себя переступить придется, - жестко сказала Катька и, обняв меня, подмигнула. – Завтра увидимся, кофе попьем. Деньги-то на проезд есть?
- Найду, - коротко ответила я. Катька кивнула, чмокнула меня в щеку и убежала домой. Я взяла пакет с продуктами и тоже вошла в подъезд.
Перед сном я несколько раз пыталась заставить себя войти на кухню и сказать маме, что завтра иду на собеседование. И каждый раз страх останавливал меня. Сердце сдавливало невидимой лапой, лоб моментально покрывался испариной и ноги тряслись, будто я совершаю что-то плохое. Соврать или сказать правду? Я выбрала первое. Пусть будут муки совести, но это куда легче истерик и подзатыльников.
- Чего колобродишь и не спишь? – недовольно спросила мама, когда я вошла на кухню и, подойдя к раковине, налила в стакан воды.
- Мам, мне завтра надо на работу съездить, - тихо ответила я и покраснела.
- Зачем? – тут же последовал ожидаемый вопрос.
- Инструктаж. Новое оборудование привезли и всех обязали инструктаж прослушать, - соврала я. – В одиннадцать надо там быть.
- Вот. Видишь? – довольно ответила мама. – Оборудование новое. Глядишь и зарплату поднимут.
- Ага. Мне деньги на проезд нужны, туда и обратно, - мама вздохнула, поджала губы и, охая, сходила в гостиную, откуда вернулась с кошельком. Затем старательно отсчитала мелочь, ни копейки больше, и сунула мне в руку. Хорошо, хоть не сказала на автобусе рано утром ехать. И на том спасибо.
- Спать иди. Нечего ночью шляться. Я тоже пойду. Давление в норму придет и пойду, - вздохнула она.
- Спокойной ночи, мам.
Мама не ответила. Она никогда не желала мне спокойной ночи, поэтому я не обиделась. Привыкла уже.
Встав утром, я так сильно волновалась, что даже не стала завтракать. Только чай выпила. Братья, поев, убежали в школу, а я полезла в шкаф, чтобы выбрать одежду. И удивленно замерла, открыв его. Затем вздохнула, закрыла дверцы и пошла на кухню, где сидела мама.
- Мам, а где моя блузка белая и юбка, в которых я экзамены сдавала? – спросила я. Мама наморщила лоб и кивнула.
- Так Таньке Леонтьевой отдала. Девчонка её в институт поступила, а там форма строгая. Белый верх и черный низ. А что?
- Хотела надеть сегодня, - ответила я и поджала губы, когда мама рассмеялась. Сухо и равнодушно.
- На кой? Кому там смотреть на тебя? Ханыгам всяким? Ты в ту юбку и не влезла б. Жопу-то отъела, - отмахнулась мама и я, вздохнув, вернулась в комнату. Откуда вышла через пятнадцать минут в старых джинсах и сером свитере с отвисшими рукавами, которые постоянно приходилось закатывать. Затем надела куртку, сунула мелочь на дорогу в карман и, воткнув в уши наушники, вышла из дому.
«…Я осушу бокал до дна и с легким сердцем - по Дороге Сна», - пела «Мельница», чью кассету подогнала мне Катька, а я шла на остановку и одними губами подпевала Хелависе, еще не догадываясь, что группа станет моей любимой, потеснив даже сладкоголосую Кэндис Найт.
*****
Здание «Стройтеха» находилось в центре, рядом с университетом, где училась Катька. Я чуть помялась перед входом, а потом, вздохнув, вошла внутрь, показала визитку охраннику на проходной и сказала, что на собеседование. Потом поднялась на пятый этаж, подошла к секретарю, которая проводила меня в переговорную, и снова вздохнув, принялась ждать руководителя.
Он вошел в переговорку через пять минут. Высокий, на лбу широкие залысины, но глаза молодые и веселые. Улыбнулся, протянул руку и, после того, как я её пожала, представился.
- Здравствуйте. Олег. Руководитель отдела продаж. Вы Настя, да? - спросил он, присаживаясь напротив и доставая из стола чистый лист бумаги. Постучал ручкой по столешнице и прищурился, когда я кивнула. – Очень приятно.
- Взаимно, - улыбнулась я, от волнения теребя рукав свитера. Мужчина кивнул и, что-то записав, рассмеялся.
- Не нервничайте. Это обычное собеседование. Вы что, никогда на собеседованиях не были?
- Нет, - покраснела я, заставив его удивиться. – Я после школы в одном месте работала, пока Катя к себе не позвала.
- Тем более, не волнуйтесь. Просто поболтаем.
Я кивнула и постаралась расслабиться.
Через полчаса я вышла на улицу и улыбнулась. Сердце снова принялось биться, как сумасшедшее. Ладони вспотели и даже глаза заслезились. Когда Катька вышла на улицу и увидела меня, то вопросительно кивнула. Я показала подруге большой палец и та, словно так и надо, довольно рассмеялась. Потом взяла меня под руку и потащила в сторону ближайшего кафе.
- Говорила, что Олег нормальный, - буркнула Катька, делая глоток кофе. Я кивнула и, посмотрев в окно, улыбнулась. Весна набирала силу, да и я смогла отыскать силу в своей душе. Голова еще кружилась, я не осознавала, что случилось, поэтому просто молчала, пока Катька не лягнула меня ногой под столом. – Родная, проснись.
- Прости, - снова улыбнулась я. – Не верится пока.
- Естественно, - кивнула Катька. – Ты окромя своего комбината и не видела ничего. В центре, когда последний раз была?
- Не помню.
- Вот, вот, – вздохнула она и, поджав губы, мотнула головой. – Ладно. Что Олег сказал?
- Дал две недели на увольнение, пятого мая выходить, - ответила я. Катька улыбнулась и облегченно выдохнула.
- Ну, слава яйцам, - хмыкнула она и нахмурила брови. – Так, а ты в отпуске-то была хоть раз на мясокомбинате своем?
- Раза два, наверное, за все время, - покраснела я, вспомнив мамины концерты на эту тему.
- Значит, отпускные дадут, - обронила Катька и, вытащив из сумочки блокнот, принялась записывать. – Смотри. С отпускных… не важно, короче. Оставь себе денег. Твоя мамка наверняка выебываться будет и деньги зажмет. А там на дорогу надо, обеды…
- Обед из дома брать буду, - перебила я подругу, наблюдая, как она черкает ручкой в блокноте.
- Ладно. Тебе Олег насчет дресс-кода сказал?
- Да, - кивнула я. – Только мама мою блузку с юбкой дочке Леонтьевых отдала.
- Серьезно? – удивилась Катька. – Ну и хуй с ними. Старье. Короче, тебе надо шмотки купить новые. Блузку или рубашку белую и черные штаны. Ну, или юбку, как самой нравится. Можем вместе сгонять, если захочешь.
- Хочу, конечно, - возмутилась я, заставив Катьку рассмеяться. – Я в моде вообще ничего не понимаю, тебе ли не знать.
- Ага, - поджала губы Катька. – Ты главное робость свою перебори и деньги зажми. Не отдавай все, и так жирно будет.
- Попробую.
- Не попробую, Настя, а сделаю! – рявкнула Катька, напугав посетителей. Она не обратила на возмущенный ропот внимания и продолжила. – Как дитё, ей-Богу. Что с зарплатой первой будешь делать? Ну, когда получишь?
- Маме отдам, - я ойкнула, когда Катька схватила вилку и треснула меня по лбу. Я сначала вспыхнула и хотела наорать на неё, но увидев, что подруга покатывается со смеху, расслабилась и тоже рассмеялась. – Дурная ты, Сухова.
- Есть децл, - кивнула Катька. – Вот так надо реагировать, когда мамка твоя охуевать начинает. «Маме отдам». Жирно будет. Ты чо с ней до конца жизни жить собралась и весь их кодляк на своем горбу тащить? Ладно, помогать. Я не против. Вроде, как правильно. Но не отдавать же все, чтобы на тебе ездили, еще и хуями обкладывали, какая ты пизда? А? Молчишь. Потому что правду говорю.
- Знаю, Кать. Сложно так быстро перестроиться.
- Давай так. Получаешь зарплату и половину отдаешь мне. Я припрячу. Понадобится – заберешь. А вторую половину своим относи. Будут возмущаться – шли их лесом. Заебали.
- Ладно, - робко улыбнулась я. – Что бы я без тебя делала?
- Ходила дальше на свой мясокомбинат, пока окончательно бы не сдохла, - мрачно ответила Катька. Допив кофе, она на секунду призадумалась, а потом взяла меня за руку. – Родная, ты пока сама решать не начнешь, жизнь не изменишь.
- Спасибо, - тихо ответила я, понимая, что Катька, как всегда, права.
Вернувшись домой, я стерла с лица улыбку и приняла максимально равнодушный вид. Мама смотрела очередную мыльную оперу по телевизору, лежа на диване, и шикнула, когда я прошла мимо. Она даже не поинтересовалась, как все прошло, а я лишний раз убедилась, что ей на меня плевать. Интересно, если моя рука застрянет в фаршемешалке, мама хоть поплачет немного или разорется, что теперь я буквально безрукая сука, которая получила по заслугам?
Мотнув головой, я вошла в комнату, переоделась и, закатав рукава, принялась за домашнюю работу. Правда в голове все равно витали сомнения. Как сказать ей о том, что я выхожу на новую работу? То, что она снова будет орать, я и не сомневалась. Но Катька права. Пора мне самой решать.
Пьяный отчим, войдя на кухню, громко рыгнул, согнулся пополам и блеванул на пол. Не успела я хоть как-то среагировать, как он вытер рот тыльной стороной ладони, гадко усмехнулся и шлепнул меня по жопе, а потом пробормотал:
- Слышь… Убери.
Я вытирала его блевотину и слушала, как он ругается с мамой. Только мама на него орала зло, а он пискляво отбрехивался. Иногда слышался грохот и шлепки, когда мама прикладывала его чем-нибудь тяжелым по голове, но я равнодушно терла грязной тряпкой пол и злилась. Только не на отчима, а на саму себя.
Утром, когда я вошла на кухню, мама уже сидела там. Она давно вставала раньше меня и, когда я наливала чай, принялась жаловаться на бессонницу и мигрень. Правда сегодня обошлось без привычных жалоб о нехватке денег.
- К бабке съездить надо, - сказала она, глядя, как я намазываю на хлеб масло. – Куда так много мажешь? Тоньше давай, не одна дома. Ротан, блядь!
- Прости, - буркнула я.
- Бабка плохая совсем стала. Отец вон убивается, - я промолчала. Потому что видела, что отчим не убивается, а упивается. Дома и на улице, за гаражами, где собирались дворовые алкаши. – Лекарства у нее кончились. Отвезешь и домой сразу.
- Хорошо, мам.
- И одежу постирать не забудь. Со вчерашнего вечера киснет, - добавила она и, вздохнув, вписала слово в кроссворд. Этот утренний ритуал она никогда не нарушала.
Позавтракав и проводив братьев в школу, я взяла деньги на дорогу и пошла на остановку. Погода была хорошей: светило солнце, в редких лужах купались воробьи и где-то вдалеке смеялись люди. Но на душе все равно было тоскливо, потому что баба Лена тяжело болела. Я знала, что бабушка постарела, что ей все сложнее заниматься огородом, но я была единственной, кто её хоть когда-нибудь навещал. Отчим приезжал к ней раз в год, чтобы забрать солений из погреба, оставлял немного денег и снова исчезал. Мама в последнее время предпочитала отправлять меня, если бабушке что-то нужно, да и братьев перестали отправлять к ней, чтобы лишний раз не беспокоили.
Я медленно шла по дороге, обходя лужи и слегка засохшую грязь. Только наступи в такую, как нога сразу поедет и, если не удержишь равновесие, сразу сядешь жопой в склизкую жижу. На участках вовсю кипела жизнь. Я увидела длинноволосого парня, который развешивал на веревках постиранное белье, а рядом с ним, на раскладном стуле, сидела бледная девушка в черном платье. Парочка громко хохотала и обсуждала соседа. На участке напротив какой-то худой дядька яростно намыливался, стоя голым под большой бочкой, из которой тонкой струйкой бежала вода. Я не удивилась этому. В Блевотне кого только не встретишь. На районе говорили: «Хочешь в цирк? Езжай в Блевотню. Хоть деньги сэкономишь. Или по роже получишь. Тут как повезет». Но скоро мне стало плевать на других людей, потому что я увидела, как ко мне несется на велосипеде Ванька.
Он тоже повзрослел. Лицо стало суровее, один в один его папка, которого я неоднократно видела. Он иногда помогал бабушке на участке, если нужна была помощь. Только глаза у Ваньки все те же: наивные, добрые и веселые. Он резко затормозил рядом и дурашливо пропищал:
- Девушка, вас подвезти?
- Твой пепелац двоих не выдержит, - рассмеялась я и обняла друга, который спрыгнул с велосипеда и подошел ко мне. – Привет. Как узнал, что я приеду?
- Баба Лена сказала, - улыбнулся Ванька. – Я ей помогал траву дергать, когда мамка твоя позвонила. Закончил, думал тебя на остановке перехвачу, а ты вон, сама почти дошла.
- Ну, проводить можешь, - кивнула я и, поравнявшись с Ванькой, пошла вперед.
Отдав бабушке лекарства и помыв полы, я немного с ней посидела. Ванька в это время полез в погреб по бабушкиной просьбе и вытащил четыре трехлитровых банки закруток. Среди них были и помидоры, которые я любила так сильно, что чуть слюной не захлебывалась, когда мама открывала банку и выкладывала помидоры на тарелку.
- Худо мне, внуча, - улыбнулась бабушка, когда я принесла ей воды. – Руки не держат, голова кружится. Хорошо вон ты приходишь, да Ванечка с Витей помогают. Хотя, чего это я, старая, несу… Каждый тут в калитку лезет утром, кричит: «Баб Лен, помочь чем, а»?
- Так ты же хорошая, бабуль, - ответила я. – Вот и бегут к тебе все с помощью.
- Это, да… - бабушка замолкает и, закрыв глаза, засыпает. Дышит ровно, чуть посвистывая носом. Нос ей давным-давно сломал дедушка, слишком резко открыв окно и не увидев жену. Бабушка часто рассказывала эту историю и, не договорив, начинала хохотать так, что заражала смехом остальных.
Вздохнув, я встала и пошла на кухню, где Ванька достал из холодильника банку квашеной капусты и с аппетитом её уминал. Увидев меня, он покраснел, а я рассмеялась и, взяв кастрюлю, налила воды.
- Макароны с сосисками будешь? – спросила я, ставя кастрюлю на огонь.
- Спрашиваешь, - буркнул Ванька, когда его живот издал рокочущее ворчание. – Капустка у баб Лены вкусная, да чтоб наесться, надо бочку слопать.
Сварив макароны с сосисками, я накрыла на стол и села напротив Ваньки. Тот улыбнулся, сказал «спасибо» и не успела я моргнуть, как опустошил тарелку.
- В большой семье едалом не щелкают, - пояснил Ванька и рассмеялся, увидев, как вытянулось мое лицо. Я покачала головой и улыбнулась. Со своей порцией я расправлялась медленно, смакуя и тщательно прожевывая каждый кусочек. Я кивнула в ответ и, чуть подумав, спросила:
- Вань, помнишь ты говорил, что у тебя тетка в паспортном столе работала?
- Ага. Надумала папку поискать?
- Да, нашла вот его данные, - ответила я, умолчав о том, что нашла их давно.
- На бумажке напиши, - кивнул Ванька в сторону блокнота, куда бабушка записывала телефоны. Я чуть подумала, пытаясь перешагнуть невидимый барьер, но в итоге написала и подвинула листочек Ваньке. Тот убрал его в нагрудный карман и улыбнулся. – Сделаем. Как тебя вызвонить в случае чего?
- Я там номер домашний написала, - хмыкнула я. – Только, когда звонить будешь, скажи, что ты с работы. Так мама ругаться не будет.
- Ладно, - кивнул Ванька, а потом вздохнул. – Домой поедешь?
- Ага. На работу завтра, - поморщилась я. Но в душе я немного радовалась. Завтра я напишу заявление, отработаю две недели и прощай мясокомбинат.
- Жалко, - снова улыбнулся Ванька. – Сто лет тебя не видел. А тут тоже работа, да и Наташка…
- Чего с Наташкой? – нахмурилась я, когда Ванька замолчал. Он лукаво улыбнулся и пожал плечами.
- Чо, чо. Свадьбу играть будем… - он не договорил, потому что я подскочила к нему и чуть не задушила в объятиях. – Будет, будет, Настюха. Задушишь!
- Прости, - рассмеялась я. – Неожиданно просто. А когда свадьба?
- В сентябре хотим. Денег заработаем, как раз. Только это, Насть… - Ванька замялся. Я шутливо ткнула его кулаком в плечо. – Мы отмечать так-то не будем. Семьями соберемся и все.
- И правильно. Кормить чужих людей – такое себе, - кивнула я. Ванька робко улыбнулся.
- А ты не злишься? – осторожно спросил он. – Ну, что не пригласил тебя…
- Нет, ты что, - снова улыбнулась я и, обняв друга, добавила. – Наоборот, я очень рада за вас.
- Спасибо, Насть, - покраснел он, ковыряясь в носу пальцем. Вроде вырос, а вроде тот же ребенок. Я вздохнула и, хлопнув его по руке, кивнула.
- Пошли, проводишь до остановки.
- Пошли, - кивнул Ванька и, сыто рыгнув, виновато рассмеялся.
Ни мама, ни отчим даже не поинтересовались самочувствием бабушки. Зато сразу накинулись на закрутки, обсуждая, когда и что открывать. Я равнодушно на них посмотрела и пошла в свою комнату, чтобы переодеться. Впереди все то же: стирка, глажка, уборка и готовка.
Утром я поехала на мяскомбинат и первым делом зашла в отдел кадров. Сердце билось неровно, да и на душе была какая-то тяжесть, словно я подставляла многих людей, проявивших ко мне добро. Однако, мотнув головой, я загнала эти мысли в самый темный угол и, открыв дверь отдела кадров, вошла внутрь.
Галина Кирилловна, как и прежде, восседала за своим столом. Она стала толще, характер испортился, и кадровичка частенько ворчала, когда я заносила больничные или объяснительные. Но только узнав, что я увольняюсь, Галина Кирилловна склонила голову и неожиданно улыбнулась.
- Наконец-то, - проворчала она, с ловкостью фокусника выуживая из ящика стола чистый лист бумаги. – Пиши. Сейчас образец дам.
- Спасибо, - робко улыбнулась я. Затем вздохнула и написала заявление на увольнение. Галина Кирилловна внимательно проверила его, а потом кивнула.
- Молодец. Иди к Лиде, пусть свою закорючку поставит. А через две недели зайдешь, я тебе обходной дам и листок расчетный. В бухгалтерии деньги получишь сразу. Нечего тебе сюда кататься потом.
- Хорошо, - вздохнула я.
- Ну, куда после нас? – спросила она.
- В продажи.
- Все что-то в продажи бегут. Тоже что ли пойти? – рассмеялась Галина Кирилловна и, встав из-за стола, мотнула головой. – Ладно, беги. Лида потом занесет твое заявление.
Лида, как и остальные девчата, тоже порадовалась за меня. Ради этого даже пельменный автомат запустили на полчаса позже. Меня поздравляли, желали удачи, а я стояла, краснела и не понимала, почему мне стыдно. Может, потому что эти женщины приняли сопливую девчонку к себе и никогда не обижали? Может, потому что относились как к равной? А может, просто были другими. Не такими, как моя мама.
Мама… Радость сразу ушла, когда я вспомнила о ней. Сказать ей сразу, значит навлечь гнев. С неё станется наорать, потом отвесить подзатыльник и настоять на том, чтобы я пошла и забрала заявление. Катька об этом меня тоже предупреждала. Но самое страшное было в том, что я и правда пошла бы и забрала заявление, если мама прикажет. Рядом с ней я снова превращалась в испуганного ребенка, который вжимает голову в плечи и ждет удара.
Две недели отработки пролетели быстро. В последний рабочий день Лида разрешила мне опоздать, чтобы я получила расчет сразу, а не в конце дня, когда у кассы будут ошиваться толпы народа. Сначала я зашла в отдел кадров и забрала обходной лист. Затем сдала форму и пропуск, получила подписи мастера и начальника цеха. Снова зашла в отдел кадров и отдала Галине Кирилловне подписанный лист. Та кивнула, шлепнула печать, вернула мне мою трудовую и расчетный лист.
- Спасибо вам, - тихо сказала я, перед тем, как уйти. Кадровичка улыбнулась и потом поджала губы.
- Лети, Соловей, - сострила она, а потом вздохнула. – Лети, а то бухгалтерия на обед уйдет.
- Спасибо, - еще раз повторила я и вышла, закрыв за собой дверь.
Получив в бухгалтерии расчет, я удивленно замерла, держа в руках кучу денег. Ну, мне это казалось так. Помимо зарплаты, Лида выписала мне небольшую премию, да и отпускные тоже дали. Вздохнув, я, следуя совету Катьки, отсчитала отпускные и сунула их в карман джинсов. Остальные деньги привычно положила во внутренний карман ветровки, где уже лежала трудовая книжка.
Когда я вышла через проходную на улицу, то неожиданно рассмеялась. Я стояла и истерично хохотала, не обращая внимания на удивленных рабочих, спешащих в цеха, водителей грузовиков, выписывающих накладные на весах. Впервые я поступила так, как хотела. И плевать, что меня на это подбила Катька, но я правда этого хотела. Плевать, что мама будет орать и ругаться. Я смогла переступить через свой страх. Смогла.
- Что ты сделала? – удивленно протянула она, когда я вернулась домой раньше обычного и положила перед ней на стол деньги.
- Уволилась, - тихо ответила я, смотря ей прямо в глаза.
- Сейчас же пошла и забрала заявление, сука! – поперхнувшись кофе, заорала мама, когда до нее дошел смысл сказанного. Я помотала головой в ответ и вытащила из кармана трудовую. – Пидорасина!
- Я отработала две недели и сегодня уволилась. После майских выхожу на другую работу, - собрав волю в кулак, сказала я.
- Да, ладно, Валь… - пьяно пробормотал отчим и заткнулся, когда мама влепила ему подзатыльник.
- Заткнись, синева ебаная! В могилу меня вогнать хотите?! Этот пьет! Эта на семью с высокой колокольни дрищет! – мама поморщилась и схватилась за сердце, но в её глазах мелькнула злость, когда я даже не пошевелилась. – Вот как? Плевать на мать, да?
- Нет. Это вам плевать на меня.
Пусть мои губы тряслись, да и голос дрожал, но я сказала, что думала. Сказала и чуть не зажмурилась от страха. Но смогла, выдержала бешеный взгляд мамы.
- Уйди с глаз моих… - прошипела мама. Когда я замешкалась, она набрала воздуха в грудь и заорала! – Уйди, сука! А то я разобью тебя… на колени…
Вздохнув, я развернулась и пошла в свою комнату. Матвей, сидящий на диване, испуганно на меня посмотрел, а Андрейка, ждущий своей очереди, чтобы поиграть в приставку, еле заметно улыбнулся. Или же мне просто показалось.
*****
В мае я вышла на новую работу. Поначалу было очень неловко и даже стыдно. В большом офисе, за столами, разделенными перегородками, работали мои сверстники. Многие учились на заочке, как Катька, и в свободное время подрабатывали здесь. У них и рабочий день был неполным, и зарплата, соответственно, меньше. Но я устроилась на полный день, поэтому уходить, когда мне вздумается, не могла. Да и к работе с первого дня меня не допустили.
Сначала я прошла недельное обучение и здесь сложностей не было. Память у меня была хорошей, несмотря на то, что мама частенько отвешивала подзатыльники, когда делала со мной уроки. Сложные названия и характеристики строительной техники я тоже выучила быстро. Даже Олег удивился, когда я через два дня, после того, как мне выдали каталог продукции, подошла к нему и сказала, что готова сдать экзамен по продукту. Я так сильно боялась потерять работу, что даже сейчас снова лезла из кожи вон, чтобы не опозориться.
Первые вопросы были легкими. Я без ошибок рассказывала о технических характеристиках тракторов и бульдозеров, буров и кранов, да так складно, что Олег, хитро улыбнувшись, начал задавать более сложные вопросы. Только не для того, чтобы завалить. Он и двое других руководителей хохотали, когда я быстро и легко отвечала на поставленный вопрос. Они даже начали делать ставки, засыплюсь я или нет. В итоге засыпалась, не ответив на пару слишком уж сложных вопросов.
- Ну, что, Насть, - вздохнул Олег, подходя ко мне и кладя ладонь на плечо. – Это плохо.
- Простите, - вздохнула я. – Я правда учила. Но этого не было…
- Да, шучу я. Расслабься! – рассмеялся он, хлопнув меня по спине. Правда сконфуженно улыбнулся и тут же извинился. – На эти вопросы и старички-то хрен ответят. Молодца. Удивила, так удивила. Я и сам, стыдно признаться, половины не помню уже.
- Правда? – удивленно переспросила я. Олег кивнул, заставив меня робко улыбнуться.
- А то. И что ты на этом мясокомбинате-то забыла?
- Олеж, давай я её к себе заберу, - усмехнулся один из проверяющих. Черноглазый мужчина с тонкими, аккуратными усиками. Но Олег нахмурился и показал тому кулак. Я рассмеялась, а через секунду смеялись и все остальные.
Продолжение главы в комментариях.
© Гектор Шульц
Глава первая. Настя.
Глава вторая. Семья.
Глава третья. Изменения.
Глава четвертая. Боль.
Глава пятая. Взросление.
Глава шестая. Выбор.
Одиннадцатый класс. Множество мыслей в голове: куда пойти, как поступить, как жить. Но не у меня, а у моих одноклассников. Катька летом штудировала списки ВУЗов и выбирала, куда пойти, а я сидела рядом с ней и грустила, зная, что завтра и послезавтра у меня смены на мясокомбинате.
Когда я подошла к маме летом с вопросом насчет вышки, то получила то, что ожидала. Ругань, а потом и слезы. После моего эмоционального взрыва, когда мама нашла мою заначку, она правда перестала меня бить. Но насилие не исчезло. Оно стало более хитроумным и опасным, ведь теперь страдало не мое тело, а душа.
- Нечего тебе в институте делать, - отрезала мама, когда я взяла у Катьки сборник для поступающих в ВУЗы и положила перед ней на стол. – Бестолковщина это все. Вот есть у меня диплом и что? Помог? Папка твой перечеркнул все, когда писюном своим кривым тыкать начал абы куда, да тебя заделал.
- Но я же не буду всю жизнь на мясокомбинате работать? – удивилась я, присаживаясь рядом. Мама нахмурилась, как и отчим. Но он предпочитал помалкивать, пока она орудовала своим языком в моей голове. – Тяжело там, да и перспектив никаких.
- А они нужны тебе, перспективы эти? – фыркнула мама. – Зарплата хорошая, не каждый у нас такую получает. А выйдешь на полный день, так еще больше зарабатывать будешь. Там и до мастера дойти можно.
- Катька собирается поступать, да и одноклассники мои тоже, - вздохнула я, теребя в руках брошюру.
- Ага. С крыши прыгать пойдут, ты тоже прыгнешь? – съязвила мама и хлопнула рукой по столу, после чего заглянула мне в глаза. – Туго нам сейчас, доча. У отца вон с животом проблемы, братьев надо на ноги поднимать, да и у меня не так все гладко.
- Я на заочку могу, - сделала я еще одну попытку убедить маму, но та была непреклонна.
- На заочку деньги нужны. Так, хватит. Не потянем мы сейчас твою учебу. Проблемы решать надо, а не по институтам бегать и жопой крутить.
Когда я поделилась с Катькой этим разговором, подруга ожидаемо разоралась. Не на меня, а на мою семью. Катька никогда не стеснялась говорить, что думает, надеясь заразить этим и меня, да только мне мозги промывали куда жестче, чтобы так просто взять и согласиться с ней.
- Ну, тупо это все, родная! – бушевала она, пока мы сидели на берегу пруда после школы. – Сама, блядь, посуди, что твоя мамка хочет. Рабыню она хочет. Которая за ней говны выгребать будет и молчать, если та в край охуеет.
- Там правда все сложно, Кать, - поморщилась я. – Отчим болеет, у мамы мигрень развилась, да и братья никуда не делись. У них школа, а все это стоит денег.
- А ты-то тут каким боком? – фыркнула Катька. – Ты им, блядь, обязана или как?
- Наверное, обязана, - кивнула я. – Меня ж растили, кормили…
- И пиздили, - закончила за меня она. – Что-то отчим у тебя нихуя на больного не похож. Жопа шире плеч, мамон и щеки отожрал.
- У него желудок больной. От таблеток так и расперло, - пожала я плечами. Катька поджала губы и, достав из сумки пачку сигарет, закурила.
- Они тебе на шею сели и ножки свесили, - тихо ответила она. – Чего твоя мамка на работу не пойдет? Мигрень. А до мигрени она чего на жопе сидела? Малые твои чего по дому не помогут? Учеба у них. Так и у тебя учеба была, родная. Ну, посмотри ты правде в глаза.
- Знаю я, - кисло улыбнулась я. – Да только это же моя семья, Кать. Ты не поймешь…
- Не пойму, - вздохнула Катька, присаживаясь ближе и опираясь на мое плечо. – Блядь, я за тебя больше, чем за себя переживаю. А ты заладила: «моя семья, бла-бла-бла». Не давай им хоть так ездить на себе, Насть. Я не вижу, думаешь? Весь дом видит, как они баулы жратвы домой таскают. А отчим твой пузыри алкашам за гаражи носит, пока ты въебываешь на мясокомбинате.
- Просто меня сломали, - очень тихо ответила я. Так, чтобы Катька не услышала и не прицепилась к этому.
- Что?
- Ничего. Домой пора. Мама просила на кухне помочь.
Катька прищурилась, поиграла желваками, потом вздохнула и обняла меня. А я старательно гнала от себя сказанные подругой слова. Потому что понимала, как она права.
Насчет школьных экзаменов я не волновалась. За десятый класс удалось выправить оценки так, что я училась на четверки и пятерки, поэтому в одиннадцатом учителя не сильно зверствовали и даже не орали, если я вдруг тупила на уроке после ночных смен на мясокомбинате.
Правда было грустно слышать, как одноклассники обсуждают, кто и куда пойдет, зная, что меня после школы ждёт мясокомбинат. И пусть там ко мне хорошо относились, я втянулась в работу и могла двенадцать часов простоять за пультом пельменного автомата, в душе я все же понимала, что это не мое. Я любила рисовать, пусть мама и называла мои рисунки «бездарной мазней». Любила играть на гитаре и даже Катька удивлялась, как я так быстро все схватываю. Я даже сочиняла собственные рассказы, пусть и не такие интересные, как в книгах, которые я любила читать. Катька постоянно говорила, что я очень талантлива, но мама, когда я заикалась на тему курсов или кружка, сразу же возвращала меня с небес на землю. На все мои просьбы следовал один и тот же ответ: «Нет». В качестве аргумента приводилась стоимость, сложности, работа, на которую нельзя забивать. Мама всегда безошибочно жалила в нужную точку, из-за чего я чувствовала себя виноватой.
Деньги, которые зарабатывала, я отдавала маме. Даже ту прибавку, что мне давали за работу на машине. Если мне что-то было нужно, то я подходила к маме, просила, а потом доказывала, что мне это правда нужно. Исключений не было.
Если я хотела новую кофточку или юбку, мама закатывала глаза, кивала в сторону шкафа, в котором, по её словам, было полно вещей. Только то, что из этих вещей я давно выросла, во внимание не принималось. То же касалось и карманных денег. Мне сразу сообщали о проблемах со здоровьем, о мигрени, которая мучает маму целыми днями, о братьях, которых надо поднимать. Матвею было десять, Андрей учился в первом классе, поэтому львиная доля моей зарплаты тратилась на них. На одежду, на канцелярию, на учебники, на подарки учителям и на подарки братьям.
Подарки… Я ни разу не получала подарков. Не от Катьки, которая могла мне подарить кассеты, свою старую юбку или пару книг из домашней библиотеки. Подарков от мамы и семьи.
Как только случался мой день рождения, сразу же появлялась нехватка денег, проникновенные разговоры или обычный подзатыльник, если я спрашивала, что мне подарят. Когда мне исполнилось шестнадцать, и я пришла со школы с улыбкой на лице, потому что мне одноклассники подарили набор конфет, я увидела, что Матвей с Андреем режутся в игровую приставку. Еще вчера приставки не было, а мама на мой вопрос закатила глаза.
- В магазине скидка была. Мотя всю душу вынул, как увидел её, - ответила мама, кивая на приставку и братьев, кричащих друг на друга. – Он так смотрел, так смотрел, доча. Ну а что мне делать было? Он такой вой поднял. Зато потом глазки засияли. Всю дорогу улыбался.
- А как же я? – тихо спросила я, присаживаясь на диван. – У меня же день рождения.
- Ой, не последний же раз, - махнула рукой мама. – С зарплаты тебе подарок купим, ладно? Съездим с отцом и купим. Ну ты погляди, как рады-то, а?
Вечером отчим сожрал конфеты, которые мне подарили. Он даже не вспомнил, что у меня день рождения. Выбросил пустую коробку из-под конфет в мусорку и сказал, что в ванной лежит грязное белье, которое надо постирать. Вместо праздничного стола, подарков и поздравлений я два часа застирывала его обоссанные трусы, а потом получила от мамы нагоняй. Потому что забыла прочитать братьям сказку на ночь.
Естественно, с зарплаты я не получила никакого подарка. Мама об этом забыла, а когда я напомнила, наорала и обозвала эгоисткой, которая думает о себе. Вместо подарка они забили холодильник едой, купили братьям игрушки и сходили на застолье к новым соседям. Лишь однажды мама удивила меня.
Восемнадцатого декабря девяносто девятого мне исполнилось семнадцать лет. Я, как и обычно, вернулась из школы, неся в руках коробку конфет. Я знала, что про меня все забудут, поэтому не витала в облаках и не надеялась на чудо. И каким же было мое удивление, когда я, войдя в комнату, увидела на кровати гитару. За спиной стояла мама, а я, потеряв дар речи, пялилась на кровать.
- С днем рождения, доча, - сказала она, положив мне руку на плечо. Я обернулась и поджала губы. Хотелось реветь, но я сдержалась. – Отец вон нашел.
- Спасибо… - прошептала я, обнимая маму. Та вздохнула в ответ и погладила меня по голове.
- Знаю я, что ты к Катьке играть ходишь. Мозоли вон на пальцах, да книжки на столе, - ответила она, кивая на стол. – Только играть будешь, когда нас дома не будет. Иначе я с ума сойду, да и отцу отдых нужен.
- Хорошо, мам. Спасибо, - кивнула я, пропустив её слова мимо ушей.
Когда мама ушла, я взяла гитару и, улыбнувшись, осмотрела её. Старенькая, акустическая гитара. На задней стенке наклейка «Сочи 79». Струны спущены, но это гитара. Моя гитара. Я понимала, что мама скорее всего купила её с рук или у кого-то из знакомых. Но душу грело осознание, что она проявила внимательность и заботу.
Я настроила гитару, как меня учила Катька, и осторожно коснулась пальцами струн. Ну а когда услышала звук, то не сдержала слез. Впервые мама проявила ко мне доброту. Вспомнила о том, что она моя мама, а я её дочь. И от этого хотелось реветь еще сильнее.
На зимних каникулах Катька забежала ко мне, пока мама с отчимом были на рынке, чтобы помочь поменять на гитаре струны. Она принесла свои и велела мне притащить кусачки, а потом сказала то, что снова разбило мне сердце.
- Ну, теперь точно станешь главной панкушкой на районе, - усмехнулась Катька, заканчивая настройку гитары. Она провела пальцем по струнам и удовлетворенно хмыкнула. – Готово, родная. С тебя три пятьдесят.
- Сочтемся, - рассмеялась я, а потом замолчала, когда Катька неожиданно сказала.
- Ха, а гитара-то на Лялькину похожа. Ну, Наташка Лялина с третьего подъезда, - пояснила она, увидев на моем лице удивление. – У помойки валялась. Наташке новую подарили, а ту на помойку вынесли. У нее еще наклейка сзади была… Ох, блядь. Родная, прости…
- Все нормально, - закусила я губу, когда Катька перевернула гитару и все поняла. Да и я тоже. Никто не покупал мне гитару. Мама или отчим шли мимо помойки и увидели её. Вспомнили, что у меня день рождения и забрали с собой, наврав с три короба.
- А я уж подумала, что правда поменялись, - хмыкнула Катька, подразумевая моих родных. – Суки ебаные.
- Да, ладно, - вздохнула я, забирая инструмент. – Нормальная гитара. Спасибо, что хоть такую подарили.
- И то верно, - кивнула подруга. – Чо, гулять пойдем?
- Через час, - ответила я. – Посуду помою и зайду за тобой.
- Давай, - снова кивнула Катька, а я, проводив её, прислонилась к стене в коридоре и поджала губы, не зная, радоваться мне или снова плакать.
Порой мне казалось, что мама и правда пытается меняться. Она могла погладить меня по голове, иногда разговаривала со мной перед сном, спрашивая, как у меня дела в школе. Но потом, словно устав от ношения масок, снова превращалась в прежнюю маму. И тогда возвращались подзатыльники, ругань и оскорбления.
Однажды я долго возилась в морозилке на работе, распихивая полуфабрикаты по ящикам, поэтому ожидаемо заболела. Утром я еле встала, на ватных ногах зашла на кухню и увидела там маму.
- Мам, кажется, я заболела, - поморщилась я, беря стакан и наливая воды из-под крана.
- Глупости не говори, - фыркнула она и, встав со стула, подошла ко мне, после чего пощупала лоб. – Небольшой жар. Где тебя угораздило? С Катькой опять шлялись где-то?
- Я вчера на работе в морозилке была. Пересчитывала полуфабрикаты. Наверное, из-за этого, - ответила я и, присев на табурет, вздохнула. Мне было плохо: лихорадило, дико хотелось пить, да и каждую клеточку тела ломило, словно меня молотком избили. – Можно я дома останусь? Лида разрешит…
- Еще чего удумала, - возмутилась она, доставая аптечку. – Парацетамол с аспирином выпьешь и через два часа пройдет. Пропотеешь и все.
- Мам, но правда плохо, - попытка провалилась. Мама покачала головой и поджала губы. Верный признак того, что она злится.
- Зарплата сегодня?
- Да. Обещали.
- Значит, пойдешь. В школу записку напишу, полежишь пока, а после обеда на работу поедешь.
- Меня сразу завернут и обратно отправят, - возмутилась я, но вспышка забрала последние силы. Голова закружилась, и я чуть не упала.
- Придуриваться только не надо. Обычная простуда. Пей, - она протянула мне таблетки и добавила. – Иди в кровать. Разбужу тебя после обеда.
Но и после обеда мне не полегчало. Голова раскалывалась, горло саднило так сильно, что было больно глотать, а руки ничего не могли удержать. Но мама была непреклонна. Когда дело касалось зарплаты, на второй план отступало все: контрольные, праздники и даже болезни.
Я не помнила, как доехала до мясокомбината, как переоделась и вошла в цех. Хорошо, что меня перехватила Лида и, охнув, увела в подсобку.
- Настя! Ну что ты творишь? – сетуя, она уложила меня на скамью и укрыла телогрейкой. Я вымученно улыбнулась, но Лида вздохнула и покачала головой. – Куда ты поперлась-то с температурой?
- За зарплатой, - тихо ответила я. Меня начало знобить, да так сильно, что аж зубы застучали.
- Дохлым зарплата не нужна, - снова вздохнула Лида и, пощупав мой лоб, скривилась. – Ты горишь вся. Таблетки пила?
- Ага.
- Какие?
- Парацетамол и аспирин, - ответила я. Лида кивнула, подоткнула под меня тулуп и махнула рукой на Аньку, которая вошла в подсобку и открыла рот.
- Бухая? – спросила та, заставив Лиду ругнуться.
- Хуйню не неси. Температура у нее. Если Михалыч будет по цеху гулять сегодня, в подсобку не пускайте. Скажите, травили тараканов.
- Лады, - пожала плечами Анька и, подмигнув мне, вышла.
- Я могу работать, - прошептала я, но Лида покачала головой.
- Можешь, можешь. В себя сначала приди, дурная. А потом работай.
Я всю смену проспала в подсобке. Ни Лида, ни другие рабочие меня не трогали. Только Коля иногда забегал, мялся на пороге, вздыхал и, осторожно прикрыв дверь, уходил. После того, как я сломала руку, он очень трепетно ко мне относился, а тут на него даже жалко было смотреть.
После смены Лида посадила меня на автобус, и я поехала домой. Пассажиры на меня косились всю дорогу, а я, прижавшись горячим лбом к холодному стеклу, дремала. И чуть не пропустила свою остановку, но все же успела выскочить из автобуса и, шатаясь, медленно побрела к дому.
Я тихо вошла в квартиру, с трудом разделась и, войдя на кухню, положила перед мамой зарплату. Затем выпила воды, проигнорировала мамин приказ вымыть полы и отправилась в свою комнату. Легла в кровать и с головой укрылась одеялом, а потом уснула.
Проболела я почти две недели. Болела сильно: меня то скручивал кашель, то знобило и трясло, как припадочную, то я обливалась потом, буквально сгорая изнутри.
Мама иногда заходила ко мне в комнату, приносила воду и таблетки, а потом молча уходила. Братьям запретили подходить к моей комнате, а мне было запрещено её покидать без разрешения. Мама дико боялась, что и остальные заразятся, но им повезло. Когда мне стало получше, то мама снова включила свою старую пластинку. «Денег нет, вот ты проболела, копейки получишь, на что мы жить будем» и все в таком духе. Я молчала, пыталась встать с кровати, но была так слаба, что снова падала обратно в мягкие объятия одеяла.
- Сука такая, - ворчала мама, думая, что я не слышу. Она разговаривала с отчимом, не стесняясь крыть меня матом. – Выебывается больше. Я вижу, что глаза блестят. Здорова она, просто прикидывается. Лишь бы на работу не идти. Захожу вчера, а она музыку слушает и ножкой трясет. Больная, тоже мне…
Больше я ножкой не трясла, боясь снова рассердить маму. Да и музыку слушала только ночью, когда не могла уснуть от того, что ноги крутило от судорог.
*****
Перед экзаменами меня на какое-то время оставили в покое. Мама вспомнила, что хороший аттестат тоже нужен, разрешила взять отпуск на работе на время экзаменов и запретила братьям мешать мне готовиться. Ну а я с чистой совестью брала тетради и шла в читальный зал библиотеки, где до закрытия занималась.
Иногда мне компанию составляла Катька, правда, устав, утаскивала меня погулять, но я была не против. Гулять приходилось подальше от дома, чтобы не столкнуться с мамой или отчимом. Однако мне везло, пусть я и отчаянно трусила, что очень веселило Катьку. Правда и веселье со временем сошло на нет. Я понимала, что если хоть по одному экзамену получу тройку, то мама с меня шкуру спустит. Поэтому частенько отказывала Катьке и подруга, надув губы, занималась вместе со мной.
Катьке было проще. Она договорилась с родителями, что будет поступать на заочку и параллельно работать. Её бабушка работала в университете библиотекарем и, естественно, внучку бросить не могла. Катька и меня зазывала с собой, но я отказывалась, выдумывая нелепые отмазки. Скажи я ей правду, и подруга меня будет клевать, пока ей не надоест, а это ей не надоест никогда.
Экзамены я сдала успешно, получила аттестат и криво улыбнулась, когда меня поздравила и обняла Катькина мама, тетя Алла. Моя мама не пришла, сославшись на мигрень. Когда я уходила на вручение аттестатов, она лежала на диване, охала и прижимала ко лбу мокрую тряпку.
Мои одноклассники радовались, а я стояла в сторонке и, смотря на них, грустно улыбалась. Сейчас они поедут на выпускной, а я отправлюсь домой, потому что мама не разрешила. Завтра они будут спать вволю, а я поеду рано утром на мясокомбинат, зайду в отдел кадров и скажу, что теперь буду работать полную смену постоянно. Послезавтра у них начнется новая жизнь, а моя останется все той же – серой и унылой.
- Деньги им платить, чтобы тебя там выебали, как дуру деревенскую? – фыркнула она, когда я впервые заикнулась о выпускном. – Это раньше танцевали до утра, адресами обменивались, да рассвет встречали. А сейчас нажрутся и давай ебаться, пока не посинеют.
- Кривой пизды дурные дети, - поддакнул отчим, не отрываясь от газеты. Я не стала спорить, налила себе чай и ушла в комнату. Может мама права и мне правда там делать нечего? Есть же дела и поважнее.
На следующий день я приехала на работу и первым делом зашла в отдел кадров. Галина Кирилловна Кириченко по-прежнему сидела там. На первый взгляд, ничего не поменялось, но я увидела, как постарела наш кадровик. В волосах белела седина, губы окружила сеточка морщин, и лишь глаза были все теми же. Жесткими и цепкими.
- А, Соловей! – вместо приветствия гаркнула она. Я улыбнулась и присела на стул. – Ну, какими судьбами? Увольняться пришла?
- Нет, - мотнула я головой. – Аттестат принесла, теперь могу полную смену работать.
- Это хорошо. Народ нужен, - хмыкнула Галина Кирилловна. Я промолчала и подождала, пока она внесет изменения в мой лист. – Готово. Передам мастеру цеха. Так, о зарплате она тебе рассказывала?
- Да.
- Ну, значит, воздух сотрясать не буду, - хохотнула она. – Дуй переодеваться.
- Хорошего дня, - улыбнулась я. Галина Кирилловна серьезно на меня посмотрела и, кивнув, поджала губы. Словно поняла, что для меня этот день хорошим никогда не будет.
- От она! – удивилась Анька, увидев меня в раздевалке. – Насть. Я думала, ты увольняться будешь.
- Куда там. Еще поработаем, - вздохнула я, надевая белый халат и застегивая пуговицы. Анька потерла толстую губу и кивнула.
- Ага. Ладно. Тебя подождать?
- Не, иди. Сама дойду, - улыбнулась я. Но, когда Анька вышла, моя улыбка исчезла, будто ластиком стерли. Я умела быть вежливой. Умела и маски надевать, если нужно, потому что у меня был хороший учитель.
Лида тоже удивилась, когда я вошла в цех и направилась к пельменному автомату. Только, в отличие от Аньки, ничего не стала говорить. Нахмурилась, покачала головой и кивнула мне. Я кивнула в ответ и запустила машину, когда рабочие заняли свои места.
Правда на обеде она перехватила меня в коридоре и, утащив в подсобку, устроила допрос. Сначала я отнекивалась, а потом поплыла, когда Лида грубо меня встряхнула за плечо.
- С твоей-то башкой и в этом клоповнике? – возмутилась она, когда услышала, что я отказалась от вышки. Лида говорила правду. Я частенько рассказывала рабочим всякие интересности, да и быстро все схватывала, когда меня обучали на оператора линии. – Или аттестат плохой?
- Хороший, - пожала я плечами.
- А в чем дело тогда? – спросила Лида. Я промолчала и покраснела от смущения. Мама всегда мне говорила, что нельзя выносить сор из избы. Но Лида все поняла.
- Понятно. Семья против, - вздохнула она и, погладив меня по голове, кивнула. – Ладно, пошли работать, горе ты мое луковое.
Я не смогла сдержать улыбки, да и Лида улыбнулась. Пусть и немного грустно.
С того дня началась моя новая жизнь, хотя, если так посмотреть, она была все той же. Утром я вставала первой, ставила чайник на огонь и будила братьев в школу. Затем шла в туалет и умывалась, после чего делала бутерброды для мелких и завтракала сама. Хорошо, хоть отводить их в школу не надо было. Мой рабочий день начинался в восемь, а до работы ехать сорок минут, поэтому братья ходили в школу сами, а я медленно топала на остановку, где меня подбирал служебный автобус. Автобус для рабочих выделил новый директор мясокомбината и многие ему были благодарны. Правда, когда автобус подъезжал к моей остановке, то был забит полностью и мне приходилось орудовать локтями, чтобы влезть внутрь душного салона и до самого мясокомбината дышать вонью от нечищеных зубов и смесью перегара с блевотиной.
Затем двенадцатичасовая смена, а то и еще два часа, если Лида просила задержаться. Стоя у пульта пельменного автомата, я не заметила, как сама стала автоматом. Меланхолично нажимала кнопки, следила, чтобы Анька не лазила рукой в лоток, где пакеты с пельменями спаивал горячий нож, а потом, дождавшись гудка, шла со всеми в столовую.
Там я обычно брала поднос, изучала меню и, взяв еду, занимала свободный столик. Иногда ко мне подсаживались наши девчата, иногда я обедала с Колей, но чаще всего одна. Медленно колупала вареную перловку с котлетой, потом ела салат из огурцов и помидоров, и, закончив, уходила в цех, чтобы еще немного побыть в одиночестве. Лида понимала мое состояние, поэтому не надоедала. Да и другим сказала меня не трогать. Знала, что со временем я оживу. А я оживать не хотела.
Домой я возвращалась по привычному маршруту, выходя на одну остановку раньше, чтобы просто прогуляться и подышать свежим воздухом. Я шла домой неспешно, никуда не торопясь. Рассматривала окна квартир, в которых горел теплый свет, улыбалась, если видела обнимающихся людей.
Больше всего я любила осень. Тогда я делала большой круг, заходя по пути в парк рядом с домом. Шла по потрескавшимся дорожкам, раскидывала ногами в стороны желтые листья и думала о своем. Когда шел дождь, я позволяла себе чуть поплакать. Но не сильно, чтобы глаза не покраснели. Я не хотела, чтобы мама видела мои слезы и мою боль. На её ворчанье я не обращала внимания, став молчаливой и рассеянной.
Вернувшись домой, я мыла посуду, которая скопилась за день в раковине. Иногда ко мне присоединялся Андрейка и рассказывал, как прошел его день в школе. Я невольно улыбалась, слушая брата, у которого горели глаза. В отличие от Матвея, младшенький любил учиться и поглощал знания, словно отчим водку. Только отстраненность Андрея никуда не делась. Он все так же закрывал ладонями уши, если мама принималась меня отчитывать, и убегал в комнату. Но наедине со мной он улыбался и делился своими победами в школе.
После мытья посуды я готовила ужин. Мама перестала подходить к плите, когда поняла, что я готовлю не хуже неё. Только Матвей корчил рожу и швырялся едой, говоря, что она на вкус, как говно.
Когда мне исполнилось девятнадцать, Матвей начал меня пугать. Ему было двенадцать, но вел он себя, как озабоченный девятиклассник. Когда я сидела в туалете, он мог приоткрыть дверь и подглядывал за мной в щель, думая, что я не вижу. Воровал мои трусы, лазил в моих вещах и однажды я увидела, как он мучает щенка на пустыре за школой. Меня он привычно именовал блядью, когда мама и отчим не слышали. Причем произносил это слово с придыханием, будто ловил от этого странный кайф. Как-то я пожаловалась маме, но та махнула рукой, сказала, что он еще ребенок и проигнорировала странное поведение сына. Андрейка тоже пугался брата.
Младшенький подошел ко мне однажды, когда я мыла посуду и сказал, что Матвей сидит под одеялом и трясется. Вздохнув, я взяла Андрея за руку и отправилась в комнату, сорвала одеяло и увидела, что Матвей дрочит на мою фотографию, которую вытащил из семейного фотоальбома. Он не остановился. Только усмехнулся, нагло смотря мне в глаза, и продолжил «трястись». Мама и это проигнорировала, сказав, что мальчик растет. Отчим заржал и долго подкалывал насупившегося Матвея, что тот ослепнет, если не перестанет.
Учился Матвей плохо и дошло до того, что мама стала делать домашку за него, пока он валялся на кровати и читал комиксы. Я боялась оставаться с ним наедине, поэтому, если такое случалось, запиралась в комнате и ждала, пока мама не вернется с рынка. Матвей жутко скреб ногтями в дверь, а меня еще долго преследовал его глухой голос, повторявший одно и то же:
- Настя - блядь. Настя – блядь.
Но в целом я привыкла к такой жизни и не замечала, как начала таять. Словно восковая свечка, которую обрекли на сожжение во имя высшей цели. Немного помогал дневник, куда я выплескивала свою боль, и музыка. Я вставляла наушники в уши, нажимала кнопку «Play», закрывала глаза и уносилась из этого мира в другой. Более радостный и счастливый.
Серость постепенно завладевала мной. Это подмечала и Катька, с которой мы стали видеться реже. Я работала, а Катька и работала, и училась, возвращаясь домой за полночь. Подмечала Лида, говоря о том, что мне нужен отпуск. Я улыбалась и кивала в ответ на это. Мама уже дала мне ответ насчет отпуска, и он был таким, как я и ожидала.
- Хватит! На том свете отдохнешь, - ответила она и принялась загибать пальцы, перечисляя проблемы, для которых нужны были деньги.
Какие-то радостные мелочи, случавшиеся со мной, тоже растворялись в этой серости, почти не оставляя следа в моей душе.
Однажды я шла домой с работы, как обычно медленно и никуда не торопясь. Рассматривала людей, идущих навстречу и слушала любимый «Blackmore's night» в плеере, думая о своей серой жизни. А потом вздрогнула, когда мне преградили путь два длинноволосых парня. Причем один из них был довольно симпатичным, а второй, выше ростом, походил на гопника, зачем-то одевшегося, как неформал. Я вытащила наушник из уха и сделала шаг назад, пока не осознала, что симпатичный парень протягивает мне три цветочка – розочки, которые еще не успели распуститься.
- Девушка, вы чо такая грустная? – спросил меня высокий. Он улыбнулся доброй, обезоруживающей улыбкой.
- На работе устала, - нехотя улыбнулась я в ответ. – Домой иду.
- Не дело без улыбки домой идти, девушка, - сказал второй и снова протянул мне цветы. – Возьмите и улыбнитесь. Ну её в жопу, грусть эту.
- Может вас обидел кто? – я повернулась к высокому и помотала головой. – Точно? А то мы и пизды можем дать. Как рыцари, типа.
- Блядь, Солёный, - рассмеялся второй и я, неожиданно, рассмеялась тоже. Он повернулся ко мне, приложил руку к груди и извинился. – Вы его простите. Подкатам он только учится.
- Успешно учусь, чо ты буровишь? - возмутился высокий, но потом тоже хохотнул. – Ладно. Не пугайтесь. А цветочки возьмите. Нас тут один кавалер испугался, цветы бросил и бежать. Ну и не бросать же? Хорошие вон. Пусть вам настроение поднимут.
- Спасибо, ребят, - улыбнулась я, беря цветы. Парни переглянулись, хохотнули, а потом, словно заранее сговорились, чмокнули меня с двух сторон в щеки, снова заставив рассмеяться.
- Улыбайтесь, девушка. Ну их все в пизду! Погнали, Дьяк. Поляна ждет! – крикнул высокий. Второй помотал головой, виновато улыбнулся и, дурашливо поклонившись, побежал за другом.
Продолжение главы в комментариях.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Пробка из машин растянулась на полтора километра и продвигалась очень медленно. Люди нервничали, то и дело, нажимая на клаксоны, всем хотелось оказаться как можно быстрей дома. Над машинами стоял бело-серый смог от работающих двигателей.
— Сука, вот даун! – выкрикнул Андрей, сидя за рулем своей «Короллы». В этот миг, перед ним вклинилась «девятка» из соседней полосы, без знаков поворота. Нервы были на взводе, стоило только зевнуть, и вот результат! То, что еще было не понятно, какая полоса поедет быстрей, водителя «девятки» не смутило. Возмущение переполняло Андрея, хотелось выйти - и по носопатке, и по носопатке. А почему собственно «хотелось»? Недолго думая, Андрей выскочил из своей машины, благо движение было нулевое.
— Эй, товарищ! – постучал в боковое окошко продукции отечественного автопрома, Андрей, мило улыбаясь.
— Да! Что случилось? – окошко открыл молодой парнишка тщедушного телосложения и ещё на носу блестели очки с толстенными линзами. Андрей немного опешил от столь жалкого вида оппонента.
— Снимите, пожалуйста, очки, если вам не трудно, – вежливо попросил Андрей, проявляя акт благородства.
— Не понимаю… — удивился парнишка, но всё-таки снял очки, близоруко щурясь на Андрея.
Почти без размаха, Андрей хлёстко, вдарил кулаком в нос «очкарика» и тут же, вдогонку, зарядил ещё и в висок. – Знаки показывать надо, чудило!
Окошко «чудилы» быстро закрылось, за стеклом пострадавший поднял голову к верху, зажимая пальцами кровь, льющуюся из носу. Не без внутреннего удовлетворения, Андрей пошёл к своему автомобилю. Из соседних стоящих машин люди смотрели на это небольшое событие с разными чувствами, кто улыбался, кто с возмущением, а кто и просто, без эмоций.
— Брат, за что ты его? – спросил таксист на «логане», стоящей на левой полосе.
— Подрезал шакал, без знаков, в наглую въехал. - Ответил Андрей, устраиваясь в кресло своей машины.
— Понятно! – понимающе кивнул таксист, закрывая своё стекло.
Движение немного ожило, машины на десяток метров проехали вперед. «Девятка» стояла, хотя впереди неё образовалась пустота. Свято место пусто не бывает, и вот туда уже въехала машина с другого ряда.
— Козёл! – руганулся Андрей и нервно нажал на клаксон. Впереди стоящая машина не реагировала на звуковой сигнал.
Но вот дверь водителя «девятки» открылась. Из машины, наружу вышел пострадавший парнишка, очки он одел, благо, Андрей их не повредил. Всё лицо его было алое, и кровь продолжала хлестать из носу, закрашивая вязаную кофту.
— Ёлки-палки… — забухало в висках Андрея, в руках «очкарик» держал охотничье ружьё, направленное в его сторону. Низ живота скрутило.
«Очкарик» выцеливал двустволкой лобовое стекло, за которым сидел Андрей, и, подходя всё ближе, что-то кричал - закрытые окна создавали эффект немого кино.
— Какой пиздец! – зашептал Андрей, судорожно нажимая на закрытие дверей на своей панели. Парнишка подошёл к водительской двери и кровавыми ладонями оставил следы на стекле, он попытался открыть дверцу или окно. Срывающим голосом, он крикнул: – Хер тебе, придурок!
Недолго думая, «очкарик» ударил прикладом по окну. По стеклу пошла трещина, Андрей с оцепенением смотрел на действия сумасшедшего и не верил в происходящее. Еще недавно он просто ехал домой… и вот. Парнишка продолжил долбить по стеклу, трещина разрасталась. Тогда Андрей стал нервно оглядываться по сторонам в надежде, что кто-нибудь поможет. В соседних машинах люди были напуганы, по глазам прочитав – никто не выйдет и не поможет, человек с ружьем внушал страх! Стекло лопнуло и рассыпалось.
— Что, уважаемый? Вы кажется, пару минут назад хотели со мной поговорить? – вроде голос интеллигентный, но два ствола, упёртые в висок, не настраивали на беседу. Андрей боялся пошевелиться, автоматически подняв руки за голову. – Как вас зовут, сударь? Не соизволите ли ответить?
— А… а... а… а, – Андрея трясло, зуб не попадал на зуб. Взяв себя в руки, удалось выдавить из горла что-то членораздельное, — Анрееей!
— Молодец, Андрей! Я прошу вас, пожалуйста, выйдите из своей машины, у нас с вами неоконченный разговор остался, хотелось бы его завершить!
Спорить почему-то Андрею не хотелось, трясущимися руками удалось открыть дверцу. Затравлено, он кинул взгляд на парнишку. Нос у того явно был сломан, кровь продолжала струиться по подбородку и губам. Удивительное дело, затор из машин начал рассасываться, не смотря на пробку.
— Андрей, пожалуйста, пройдите немного вперед! – зашёл за спину парнишка и ткнул ружьем в спину. Ноги просто не слушались Андрея, «кандалы» сковали ступни. – Вы меня извините, что немного вас подрезал, показалось, что вы пропускаете меня, вот и въехал перед вами.
В спину более сильно ткнул оружием парень, заставив идти Андрея. Он понимал, что этот маньяк ведет его на убой. Такой, иронично-вежливый тон «очкарика», не предвещал ничего хорошего. Чем-то он напоминал Тарантино в "От Рассвета до Заката".
— Но после вашего убедительного разъяснения, я понял свою ошибку! Стоп! – резко выкрикнул парнишка. Андрей остановился и почувствовал, как ружье со спины перестроилось в затылок. — На землю, сударь!
Андрей сел на колени, каждую секунду ожидая выстрел.
— Теперь надеюсь, вы поняли, что не стоит ломать людям носы, не вежливо это как минимум, а как максимум – можно и умереть, — Андрей сидел и плакал, всё тело его тряслось от страха, — а теперь, Андрей, будем прощаться! На счет три, классически, так сказать…
— Нет... нет... пжалста... — невнятно частил Андрей.
— Раз… Два… — Андрей закрыл глаза и почувствовал, как ружье перестало давить на затылок, наверно замарать оружие не хотел. — Три!
Раздался ужасающе-громкий двойной выстрел. Андрей упал на живот и почувствовал растекающуюся лужу мочи под собой. С трудом разлепив глаза, Андрей увидел уезжающую «девятку» и рваную дыру в асфальте - именно туда было разряжено ружье.
Как только перестало трясти, Даниил открыл глаза и проморгался. Для него прошло секунд десять, но, судя по всему, он провалялся без сознания довольно долго. Чистое голубое небо давно сменилось звёздами, моросил мелкий дождь. Луна могильно голубым светом освещала лес.
Оглядевшись, Даня сразу заметил на поляне перед куполом светлое пятно и осторожно подошёл ближе. С закрытыми глазами и неестественно закинутыми за спину руками, оперевшись на ствол дерева, на земле сидела Диана. Даня осмотрел её, – насколько позволяло освещение, – но пулевых ранений не нашёл. Не то чтобы он сильно разбирался в медицине, но пятно крови на светлой куртке отличить бы смог. Взял девушку за руку и пощупал пульс. Ничего.
– Да бля-ядь! – в бешенстве проревел он и, выпустив из рук охладевшее запястье, влепил Диане хлёсткую пощёчину. – Проснись! Проснись, сука, и я убью тебя ещё раз!
Внутри Даниила боролись два всепоглощающих чувства: ярость и обида. Он поднялся, сжал кулаки и стал колотить кулаками по изъеденному паразитами стволу. Разбив костяшки в кровавое месиво, вдруг замер. В голове мелькнула искра надежды. Ведь он не видел, как умер Димка! В три прыжка выскочил на середину поляны и заметил на земле полосатую майку. Вляпавшись в густую чёрную субстанцию, Даниил упал на колени и подполз к телу.
Тонкий бордовый ручеёк, тянущийся ото рта до заляпанного грязью уха бывшего моряка, и открытые глаза, залитые дождевой водой, безмолвно заявляли, что товарищ мёртв.
В первую секунду Дане хотелось выть волком, рыдать, проклинать всё, как это делают герои фильмов в эмоциональные моменты. Но он лишь сглотнул, вырвал ружьё из руки Дмитрия и быстрым шагом отправился искать обратную дорогу к УАЗику. Собрать остатки вещей, если вояки их ещё не разворошили, и найти где-нибудь местечко поукромнее, чтобы про себя считать секунды до следующего утра.
Напоследок окинув поляну взором, полным тоски, Даниил вдруг застыл. По спине пробежал холодок. Тело Дианы исчезло. Даня рванул к буханке, чувствуя, как в кровь попал адреналин. Добежал быстро, не прошло и пяти минут, но Диана его опередила. Забравшись в кабину, она стала судорожно крутить ключ зажигания, но машина не заводилась.
– Стой, тварь! – рявкнул Даня. Он кинулся к водительской двери, рванул дверь на себя и сорвал девушку с водительского кресла. Та взвизгнула, упала на спину и, прикрыв лицо руками, быстро прокричала:
– Мне срочно нужна подзарядка!
– Чёрта с два! Свалить хотела, падла?! – Даниил наставил двустволку на Диану и без промедлений клацнул по правому спусковому крючку. Вместо выстрела послышался тихий звон. Даня судорожно переломил ружьё и заметил, что патрон почему-то в левом стволе.
– Пожалуйста, я хочу помочь! – жалобно простонала девушка, выставив перед собой ладонь и медленно отползая от Сергеича. – Хочу всё-всё изменить!
Жалобный голос поумерил пыл Даниила. Сердце всё ещё бешено стучало, но до мозга парня только сейчас дошло, что он чуть не убил человека. Беззащитную девушку. Снова ярость и обида бились в смертельной схватке в голове, но сейчас он чувствовал ещё и безысходность. «Всё изменить» – ключевые слова раскалённым клеймом отпечатались на сердце Дани. Закинув ружьё за спину и задрав нос, он сказал:
– Димку не вернуть, но последнего патрона ты не заслужила.
– С-спасибо, – Диана перевела дух и стала тараторить: – Буханка не заводится, а мне срочно нужна подзарядка! Быстро!
Даниил лишь поднял бровь и мотнул головой. Диана продолжала:
– Ох! Не веришь?! Ладно, вот посмотри, – она оттянула воротник и указала на металлическое кольцо с отверстием, вшитое в кожу чуть выше ключицы. – Это разъём для зарядки кардиостимулятора. Он почти на нуле, и если не зарядить его сейчас же – я могу отключиться и больше уже в себя не приду.
– И чё ты предлагаешь? На заправку ради тебя я не полезу.
– Боюсь, от прикуривателя мы его и не зарядим, – пожала плечами Диана и, схватив Даню за руку, повела в противоположном от ОДУВАНа направлении. – Идём, я знаю, где здесь ещё есть электричество.
– За дурака меня не держи, где есть электричество, обязательно ошиваются бандюки. Да и откуда тебе это знать?!
– Это я надоумила Димку поехать в Цаговский лес, потому что я когда-то жила здесь. Уверяю, там сейчас ни единой живой души.
– В лесу?!
Диана поджала губы, приложила палец к венам на запястье и нетерпеливо сказала:
– Пошли-и, по дороге расскажу! Ты же хочешь отомстить за Диму?!
Даниила будто бы окатили ледяной водой, он промолчал и задумчиво поплёлся за девушкой. Кажется, она попала в самое сердце. Хочет ли он отомстить за товарища, что стал ему практически отцом?! Да, конечно, чёрт побери! Но кому мстить… и как? Второй вопрос остался без ответа, а предоставленная возможность мести манила как морковка на верёвке, что манит осла. Самое противное, Даня понимал: осёл сейчас он. Только какое это имело значение? План “спрятаться и ждать” – хорош, если не учитывать один момент: судя по разговору вояк, внутри купола все уже мертвы. Да что там купол – всему миру настал конец. В данной ситуации быть хотя бы ослом – не худшая перспектива.
Диана выдохлась на первых же минутах бега, – носиться с кардиостимулятором не лучшая идея, – и Дане не осталось ничего, кроме как крякнуть и взвалить её тяжеловесную тушку на себя. Полчаса показались вечностью, и когда Диана попросила остановиться возле невысокого холмика, окружённого зарослями кустарника, Даниил свалился на землю.
Девушка сощурилась, глядя на холмик, и протиснулась сквозь кустарник. Даня отдышался, с трудом встал, поплёлся за ней и увидел в земле круглый люк, закрытый на две распахивающиеся дверцы. Диана шмыгнула носом, подняла массивные двери люка, открывая вид на ржавую лестницу, и без промедления прыгнула внутрь. Пришлось догонять. Не успел Даниил спуститься, как в нос ударил слабый запах протухшего мяса. Оглядевшись, заметил на стенах тускло светящиеся красные лампы.
– Аварийка, чёрт. Надо запустить реактор, – сказала Диана.
– Реактор?! – воскликнул Даниил и прикрыл уши, чуть было не оглохнув от эха.
Девушка подошла к двери, больше похожей на лифт, закатала рукав и, с металлическим звуком вытащила из запястья тонкий провод в гофрированной оплётке с круглым разъёмом. Пошарив по стене рядом с лифтом, Диана нашла панель с отверстием и воткнула в него провод.
Из панели послышался синтетический голос:
– Демиург номер один. ДНК опознан. Уровень доступа – творческий. Активность нейронного модулятора снижена до двадцати процентов. Вход разрешён.
Двери отворились. Диана махнула рукой, жестом приглашая в просторную кабину, украшенную больши́м пожелтевшим плакатом с изображением космонавта, машущего Земле из космоса, и вдохновляющего лозунга: «Привет, Светлое Будущее!»
Лифт с заунывным скрипом покачнулся и медленно поехал вниз.
– Кто-то говорил, что этот лифт нужен для технических работ в самом дальнем уголке НИИ. Но это наглая ложь, – рыкнула Диана, оперевшись о стену. – Лифт – чёрный ход для руководства. Секретный институт расположен аккурат под аэродромом Раменское Лётно-исследовательского института имени Громова. Учёные и техника попадали в НИИ через замаскированные ворота на территории аэродрома, но нам туда и не нужно. Реактор находится здесь.
– Откуда ты обо всём этом знаешь?!
– Дело в том, что я – первый образец Демиурга. Как и головной центр, и самая большая переговорная во всём институте. Многие из высшего руководства хотели воспользоваться этим лифтом, но я не разрешила.
– Образец... Что..? Что-то ты разболталась, – заметил Сергеич и, невольно поёжившись, проверил ружейный ремень.
– У тебя набралась, – ухмыльнулась Диана. – Там, в Кратовском лесу, где меня нашёл Дима, я пролежала слишком долго, мозг стал медленно умирать. Нейронный модулятор поддерживал меня как мог, но часть воспоминаний оказалась утрачена потому что... Не важно. Как только Дима дотронулся до меня, я смогла впитать его чувства и немного словарный запас. Он был очень добрым человеком и постоянно думал о дочке. Раньше я никогда не встречала доброты как у Димы и самоотверженности, как у тебя, ослик.
– Ослик? – задумчиво произнёс Даниил. Он почесал подбородок, пряча недоумение, но предпочёл отмахнуться от навязчивых мыслей. – А я-то здесь при чём?
– Когда ты решил свести счёты с жизнью, выскочив на военных, подоспела я и выключила тебя. А вместе с микроамперами обратного тока вспомнила много забытых слов. Кроме как много говорить, ничего ты больше не умеешь, но порыв защитить друга был искренним, самоотверженным и бесстрашным – я это уважаю. Возможно, именно эмпат вроде тебя был бы достойным правителем мира светлого будущего.
– Ах да, вояки! – Даня решил не заострять внимание на бреде о мировом правительстве. – Я же тогда кричал, чтобы они Димку не трогали. Но… я же должен был привлечь их внимание? Неужели они меня не услышали?
– О, ещё как услышали! Погоди-погоди, отмотаю в памяти. М-м-м… – протянула Диана. – Да, есть! Один безоружный идиот и пятеро вооружённых военных. Хи. Они так забавно дёргались, пока кожа на их лицах плавилась!
– Ч-чего?!
– А что? Надо было позволить им сделать из тебя решето? Командир среагировал быстро, и если бы не я – ты остался бы лежать рядом с Димой.
Даня застыл, потрясённо рассматривая окрашенное красным светом бледное лицо девушки.
– Спасибо… Но как..?
Голос погряз в какофонии металлического грохота. Лифт остановился, двери распахнулись, и при первом вдохе Даню чуть не вывернуло наизнанку. Отплевавшись, он прижал рот воротом жилетки и осмотрелся. Впереди ребят ждал длинный, узкий коридор с вращающимися лампами на потолке. Лучи тусклого красного света выхватили силуэты четверых трупов с оторванными нижними конечностями. Седые мужчины в дорогих костюмах лежали вытянув руки, будто пытались выцарапать путь к лифту ногтями.
Диана вышла и капризно прокомментировала:
– Я не разрешила. Сами виноваты, тоже многое запрещали! Главный постулат СБ – равноправие. А они решили, что равнее других.
Даниил сглотнул ком, отлип от задней стенки лифта, скинул двустволку с плеча и, держа палец на спусковом крючке, сделал осторожный шаг. Пульс участился, ноги тряслись как на первом свидании, а руки невольно направили ствол ружья на девушку. Стараясь не наступать на размотанные кишки престарелых жертв, Даня проскочил мимо и вляпался в чёрную смолянистую жидкость.
– Что здесь произошло?! – выдохнул он, с трудом поспевая за девушкой.
– Правосудие! – довольно воскликнула Диана.
– Твою же мать! Ты можешь ответить нормально?! – взревел Сергеич, ускорился, чтобы догнать Диану и схватить её за руку. Та дёрнулась и за мгновение переместилась вперёд метров на пять, в конец коридора.
– Настоящий демиург не рассказывает, а показывает! – хохотнула она и налегла на длинную ручку массивной скрипучей двери.
От резкого перемещения девушки у Дани задрожали руки. Он приложил ладонь к сердцу и обернулся. С одной стороны, ужасно хотелось сбежать, а с другой, что-то влекло его внутрь комплекса.
– Надо включить свет… – задумчиво сказала Диана и скрылась в тени. Даниил нервно последовал за ней.
Толстая дверь вела в просторное помещение. Света там не было, но, благодаря лампочкам из коридора, получилось примерно оценить антураж. Огромный овальный стол стоял посреди высокого просторного кабинета. Проскользнув кабинет по кромке стола, Даня выглянул из-за двойных резных дверей. Он будто бы снова попал в поликлинику с её светлыми крашеными стенами, за тем лишь исключением, что коридоров здесь было куда больше и они переплетались, как нити паутины.
Диана нацепила Димкин налобный фонарь, судорожно дёргала ручки каждой двери и негромко звала: «Лёша! Я чувствую, что ты здесь!». В проходе то и дело мелькал луч света, освещающий обезглавленные тела в белых халатах и запёкшуюся на кафеле кровь.
– Здесь есть кто-то ещё? – прошипел Даня в надежде, что девушка услышит его, но ответ пришёл откуда не ждали. Сзади раздался звук «Кхар-р», и чья-то ладонь легла на плечо, заляпав жилетку. Даниил застыл, выпучив глаза. По телу пробежал мороз. Волосы встали дыбом, когда Даня взглянул на костлявые посиневшие пальцы. Изо рта вырвался девичий визг:
– Диана-а-а!
Рука сильнее вцепилась в ключицу. Даня, продолжая визжать, вывернулся и ударил прикладом в бок нападавшего.
– Хш-ша! – прошипела тварь, и на поношенную жилетку Сергеича попала дымящаяся клякса. Он вновь ударил тварь прикладом, но та никак не хотела отпускать жертву. Тогда Даниил стиснул зубы, подогнул ноги и упал на спину, увлекая за собой тушу воскресшего мертвеца. За секунду падения он сумел направить ствол ружья в перешедшего, зажав приклад под мышкой. Тварь не позволила нормально сгруппироваться и, упав, Сергеич с глухим звуком приложился затылком о кафельный пол коридора. Зрение затмила вспышка света, а во рту появился металлический привкус. Даниил откатился, судорожно дёргая ногами и размазывая шипящую чёрную жидкость по паркету.
С опаской раскрыв один глаз, рассмотрел повисшего на двустволке. Мужчина. В жёлтой выцветшей рубашке и лабораторном халате. Большие квадратные очки, казалось, на минус тысячу. Из улыбающегося рта мертвеца с порванными до шеи щеками вывалился и упал на кафель позеленевший язык.
– Ты опять пытался себя убить, ослик?
Даня отполз от смердящего трупа, скинул с себя прожжённую насквозь жилетку и, заметив краем глаза диван, залез на него, как в спасательную шлюпку.
– Пи… фуф... Пиз... уф! Дец… Фу-уф! – сказал он тяжело дыша, прикрывая глаза ладонью. – Чёрт, от страха чуть сердце не остановилось…
– М-м, – пожала плечами Диана, подошла к трупу, вытащила из него ружьё и бросила его Даниилу. – Я смотрю, вы с Алексеем Евгеньевичем уже познакомились.
Она сняла с шеи перешедшего ленту с пластиковой картой и лёгким движением руки стряхнула с плеча трупа невидимую пылинку.
– Принеси Юнитор, Лёш.
Пока Даня, вжавшись в диван, наблюдал, как тварь встаёт, наматывает на руку язык и, хромая, ковыляет к выходу, Диана что-то колдовала у терминала рядом со стеной. Напротив мягкого кожаного дивана, с обратной стороны от овального стола, опустился изорванный лоскут белой ткани.
Беззвучный чёрно-белый фильм под названием «Дети Светлого Будущего» показывал будни детей лет семи. В чёрных, будто бы тюремных робах, они ходили строем; послушно, практически не двигаясь, слушали лекции о вещах, непостижимых для мозга Дани – судя по зубодробительным формулам на доске; тренировались в стрельбе и боевых искусствах. В одной из девочек, самой взрослой и высокой, узнавалась Диана. Болезненная худоба и мешки под глазами не могли затмить в её взгляде непробиваемую уверенность.
– Итак, коротко, – она ткнула пальцем в терминал и принялась вещать:
– Создание сверхсекретного проекта «Светлое Будущее» инициализировалось правительством из-за страха когда-либо потерять власть ещё во время СССР, но они были ограничены технологиями своего времени. Исследования возобновились в двухтысячных, под чутким руководством премьер-министра.
– Он хотел жить вечно?!
– Не совсем. Такие эксперименты тоже проводились, – Диана коротко взглянула в сторону дверей, куда ушёл оживлённый труп. – Но с переменным успехом.
– А что значит не потерять власть?
– Перенос сознания в машинный код. Что-то вроде внедрения нейронного отпечатка в компьютер, управляющий всем на планете через интернет.
– Чёрт, как может один человек управлять всем на планете, будь он даже подключён к интернету?! А как же закрытые сети?
– Ты прав. Практически невозможно. Для этого и придумали нас – Демиургов, или, по-другому, «Детей Светлого Будущего». Мы должны были стать наместниками «Отца» в отдалённых уголках нашей необъятной родины, а впоследствии и всей планеты. Генералами и судьями нового мира.
Даню чуть не вывернуло наизнанку, когда показали, как подросткам заменяют конечности, органы и, частично даже скелет, на титановые протезы.
Диана присела на диван, вытянула из-за спинки толстый провод и воткнула в зарядное отверстие в ключице. На секунду откинув голову и выдохнув с облегчением, она протянула перед собой руку, жестом показав на экран. Глаза Даниила поползли на лоб. Проектор показывал подростков, соревнующихся в беге на скорость, но на деле они буквально телепортировались, оставляя за собой еле заметный шлейф. Далее на экране показали огромный полигон, уставленный разного рода препятствиями, имитирующими закрытое пространство здания, и надувными куклами в камуфляже. Рекорд по устранению сорока кукол составил менее минуты.
На следующих кадрах Даня узнал подросшую Диану. Девушка стояла у стены, неподалёку от шеренги вооружённых солдат и нервно оглядывалась. Короткий взмах руки в углу экрана, – из-за рваного полотна не удалось разглядеть, чьей, – и автоматные пули устремились в безоружную девушку, но остановились в паре сантиметров от неё. Упав на колени, Диана задрожала всем телом и принялась яростно трясти головой. Весь свинец, плотной стеной зависший перед девушкой, стал летать по кругу и набирать скорость, будто попав в маленький, но мощный торнадо. Пытаясь увернуться от града пуль, солдаты рванули к двери, сбив камеру, чей объектив тут же залила кровь. Комната превратилась в человеческую мясорубку.
Сглотнув образовавшийся в горле ком, Даня покосился на сидящую рядом девушку. На следующих кадрах показали семерых подростков, лежащих на креслах с откинутой спинкой. Из затылков торчали толстые провода, подключённые к единому шкафу с десятками мигающих лампочек.
– Вот как-то так… – сквозь зубы процедила Диана, когда плёнка резко оборвалась. – Они делали из нас демиургов, но давили любые творческие проявления. Вместо созидания нас учили убивать и выполнять приказы. Жалкие лицемеры. О, как иронично, что чип в моей голове не подчинялся премьеру. И я не позволила операции завершиться.
Даниил растерянно почесал бровь.
– Так ты… э-э… робот, что ли?
– Технически – я человек. Когда-то была им. По легенде, буквально через три дня после рождения, мать бросила меня. Я осталась совершенно одна, и пока руководство роддома решало, что со мной делать – ушлая уборщица продала мою трёхкилограммовую тушку некоему Алексею.
Даниил поёжился:
– Ужас какой-то! Что за извращенец покупает новорождённых детей?
– На удивление Лёша оказался неплохим человеком. Нет, конечно, некоторые его взгляды на мир были, мягко говоря, радикальны, но...
– Твою ж… Погоди, Лёша – это тот крендель?! – Даня показал на дверь.
– Да. Нужно отдать ему должное. Он вырастил меня в укромном бункере в Кратовском лесу, неподалёку от того места, где мы встретились с Димкой.
– Отдать должное?! Подожди, ты чё серьёзно?! Тебя из роддома какой-то мужик украл! Он что, менял тебе подгузники, поил из бутылочки, пел колыбельные?
Диана опустила взгляд в пол:
– И снова да, но только первое время. Он через темечко внедрил в мой младенческий мозг чип, где хранились алгоритмы обучения украденной у военных программы. Пока росла я, развивалась и программа, обмениваясь определёнными последовательностями нейронных импульсов с мозгом, обучаясь, а после… принялась обучать меня.
– Чему? – Даниил слушал Диану с раскрытым ртом.
– Всё, что видела, слышала и ощущала я – шло в программу, после чего та на нейронном уровне помогала строить наименее короткие нейронные связи. Простыми словами: объясняла мне, что есть что в этом мире, и тем самым увеличила эффективность каждого действия для достижения поставленной цели.
– Ничего не понимаю. Какой ещё цели?
– В четыре месяца я сделала первый шаг. В полгода освоила горшок и произнесла первое слово. В год научилась самостоятельно готовить себе каши и чётко выговаривала «папа Лёша». К трём годам стала совершенно самостоятельным ребёнком. К четырём изучила школьную программу алгебры, геометрии и русского языка и приступила к химии и физике.
– Это чип сделал тебя вундеркиндом?
– О, но на школьном курсе я не остановилась, и к семи знала всё о ядерных и термоядерных реакциях, а неорганические полимеры стали моей любовью!
– А какая цель-то? Для чего тебя лишили детства? – терял терпение Даниил.
– После Алексей Евгеньевич привил мне интерес к нейробиологии, и это была настоящая эйфория. Ведь уже к десяти годам я смогла синтезировать сложную структуру нейронных связей, частично копирующую отдельные участки мозга взрослого человека, – сказала Диана и прикрыла глаза ладонью.
– Бред сумасшедшего… – протянул Даниил.
– С самого начала он готовил меня к проекту, но, что важнее, оставил возможность проявлять эмпатию! – всхлипнула девушка. – Я делала всё, что мне говорили, но знала, что могу сопротивляться их командам! Знала, что смогу не допустить катастрофу!
– Диан… – начал было Даня, но та перебила его суровым металлическим голосом.
– Ты забыл: атипичный.
– Что, чёрт возьми, ты несёшь? – не выдержал Даниил. Его не покидало отчётливое ощущение, что девушка либо неадекватна, либо просто водит его за нос.
Она продолжала:
– Диана – это не имя, а аббревиатура. Демиург Иррациональный Автономный-Нестабильный-Атипичный. Сокращённо – ДИА-Н-А. А зовут меня – Магда.
– Очень интересно, но ни черта не понятно! А теперь давай сваливать отсюда, пока тот монстр не вернулся.
Даня встал с дивана и направился к лифту, но Диана схватила его за руку и посмотрела глазами, полными слёз.
– Что ещё? – Даня приподнял руки и мотнул головой.
Она стала лепетать:
– Всю жизнь Лёша учил меня не доверять никому. Говорил: люди не достойны любви, и одному всегда будет легче. Но кому мне было не доверять? Я знала только его, а за пределами того бункера мы лишь изредка упражнялись в стрельбе из Макарова. Когда я попала в НИИ «Светлого Будущего» и они подключили меня к всемирной сети, не составило труда найти копии газет, выходивших после моего рождения. Оказалось, что никакой уборщицы не было. Мать просто отравили, а меня похитили. И за всем этим стоял старший научный сотрудник исследовательского отдела при военном предприятии – Алексей Евгеньевич Швецов. Он вырастил меня, да. Но предал гораздо раньше, чем я назвала его «Папой». Тогда я поняла, о чём он говорил. Люди не заслуживают банального сострадания.
– Для чего ты мне это рассказываешь?!
– В ноябре, во время заключительного этапа переноса сознания на съёмный носитель, премьер приказал проредить население страны и ударить по ключевым точкам страны ядерным оружием. Выжить должны были только те, кто оказался за пределами ОДУВАНов. Купол предназначался для сдерживания ионизирующего излучения бомбы.
– И какой в этом смысл?! – Даня выдернул ладонь из рук Дианы. И направился к приоткрытому книжному шкафу.
В комнату ввалился мычащий «Лёша». В одной костлявой руке он держал язык, а в другой – шприц со светящейся ярко-салатовой жидкостью.
Диана выхватила шприц, упала на колени перед Даней и взмолилась:
– Это Юнитор – препарат, изменивший структуру ОДУВАНа! Один маленький укол, и ты преобразишься! Отринешь человеческое, почти как Лёша, но станешь бессмертным и сохранишь сознание!
Даню передёрнуло от отвращения. Он рявкнул:
– Спасибо, конечно, но как насчёт “нет”?! Я, пожалуй, пойду, пока ты ещё что-нибудь не придумала, сумасшедшая!
– Но ты же не такой! Ты готов был пожертвовать собой ради друга! Стой, я пойду за тобой!
Чертыхаясь, Даниил протиснулся в щель и, побежав к лифту, уверенно перепрыгнул через изуродованные трупы и поднялся на свежий воздух. Мечась как раненый зверь с затуманенным рассудком, Даня бегал от дерева к дереву в надежде убраться подальше от прокля́того бункера. Казалось, что чем дальше от него убежать – тем слабее станут воспоминания, но рассказанное Дианой бередило душу. Увидев стеклянные глаза Димки, Даня не до конца осознал происходящее… Но чёрт возьми, если в куполе миллионы перешедших, то никакой кордон их не остановит!
«Бежать! Твою мать, надо бежать!» – думал он.
И бежал. Верней, плутал, потому что не мог сориентироваться в темноте. Дважды выходи́л ко спрятанному в пригорке люку, но тут же разворачивался и нёсся вперёд, мужественно встречая лицом ветви деревьев и сосен.
– Ослик! – прозвенело в голове, и Даня споткнулся, распластавшись на мокрой земле. К нему подошла Диана, включила фонарь на голове и поставила на землю металлическую канистру. – Умереть ещё успеешь! Смотри, что я нашла в гараже среди канистр с соляркой!
На зелёной канистре красной краской кто-то небрежно вывел «АИ92». Судя по всплеску, топлива осталось немного.
– Чё… Чё те от меня надо?! – взревел запыхавшийся Даня.
– Я придумала! – радостно выпалила девушка. – ОДУВАН можно перенастроить, чтобы он не раскрылся.
– Не думал, что в твоей чипованной башке могут появиться умные мысли, – съязвил Даня поднимаясь.
– Нам нужно назад! Туда, где вы с Димкой меня нашли! Быстрей к машине! – сказала Диана, потрясая канистрой, и рванула куда-то в кусты.
***
«То прыгаю, то стою – до небес достаю…» гр. Афинаж
Макс сидел перед телевизором и смотрел старый, ещё черно-белый фильм, с участием какой-то знаменитой актрисы с белыми волосами. Он давно уже не помнил имя этой примы, не знал, как называется этот шедевр кинематографа, и совершенно не хотел вспоминать всего этого. Если бы у него возникло такое желание, молодой человек мог бы включить громкость, прокрутить на начало видеодиск с фильмами и прослушать титры, но он этого не делал – и на то были свои причины. Максим просто, без звука смотрел на движения людей, на меняющиеся декорации, особенно было интересно наблюдать за мимикой актёров. То они удивлялись, то плакали, то смеялись, и всё это делали с преувеличенным рвением, так сказать, переигрывали.
— Ыыыы — смеялся Максим в кулак над очередным комичным падением какого-то джентльмена в костюме с бабочкой. Над головой тускло горела лампа накаливания, мрачно освещая небольшое помещение с закрытой, железной дверью. В углу комнаты тихо пыхтел бензиновый генератор, с отведённым, в дыру в стене, газовым выхлопом. Рядом валялись с десяток пустых канистр и парочка полных. Тут же, по соседству, возлежали сваленные в кучи, тряпки. В противоположном углу, возвышалась гора из пустых консервных банок, обёрток и мешков, ещё там находились жидкие и твёрдые продукты пищеварения. Запах просто «выносил мозг» и неподготовленный человек, вполне бы мог упасть без чувств, но только не Макс. Так сложилось, что он уже второй месяц пребывал в этом месте, а за железобетонными стенами его ждала быстрая, мучительная смерть и никакой альтернативы. А ведь всё начиналось так безобидно…
****
Он пришёл, как обычно, с ночной смены. Выпил пару бутылок пива с копчёными куриными крылышками, под аккомпанемент утренних новостей и завалился на диван спать. Проспал до вечера, и уже начинало темнеть, когда он всё же проснулся. Сонно потягиваясь, Макс схватил пачку сигарет и вышел на балкон «посмолить».
— Иду… Курю… аааа… — напевая песенку группы «Нуль», он шаркнул зажигалкой. Затянув едкий дым, Максим благостно простонал от удовольствия, и открыл балконное окно. Внизу во дворе кричали люди, и кто-то бегал среди деревьев. Опять эти алкоголики раскочегарились, местная «субкультура» отрывалась сегодня по полной. Выдохнув никотиновую завесу прямо перед собой, Макс продолжил: — Пройду по Абрикосовой… сверну на Виноградную и на Тенистой улице, я постою в тени…
— Ааааа! — где-то внизу, скрытый тополиной листвой от взора Максима, раздался истошный, женский вопль, полный боли и страха. Песня захлебнулась на третьем припеве.
— Эй! Что там происходит? Ментам щас позвоню! — выкрикнул во двор, Макс, вглядываясь вниз сквозь сгущающуюся темноту. Ещё не хватало тут изнасилования или ещё чего похуже. Из-за дерева вышел парнишка. Он пронзительно смотрел на Максима, снизу – вверх, взгляд его был мутным. А ещё он стучал зубами, елки палки, наркоман, по-любому. — Ты, утырок обдолбанный! Гуляй отсель в свой двор! Ого… а ты, мля, не один…
К наркоману подошли ещё три мужичка, и все вчетвером стали смотреть на Макса и стучать зубами, даже на пятом этаже это было отчетливо слышно - клац, клац! А ещё их лица были перемазаны чем-то тёмным.
— Ну всё, дауны, я звоню ментам! — сплюнув недокуренную сигарету вниз, Макс вошёл в квартиру. Почему-то по спине бежали мурашки, какую-то жуть нагнали эти «поганые наркоманы». Подойдя к столику, он взял сотовый и с удивлением обнаружил на экране отсутствие сигнала. — Ну вот, связи нет…
Лампа над головой освещала как-то неравномерно, то ярко загораясь, то наоборот. Ладно, позвонить можно и попозже, как появится сигнал, здраво рассудил Максим и поплёлся на кухню. Там, в холодильнике, оставалось ещё бутылка запотевшего пива.
Уже сидя в кресле, он включил телик и откинулся на спинку, сделав изрядный глоток. В новостях показывали странные кадры: одни люди бегали друг за другом, другие стреляли по толпе.
— Блин, ужастик что-ли какой показывают?.. — пробормотал Макс и переключил. Там шло примерно то же. Тогда он прибавил звук. — Что за херотня?..
Корреспонденты срывающимися голосами кричали про какой-то вирус, про ужасную напасть, передающуюся через прямой контакт с больным. Заражённые ведут себя агрессивно и бросаются на здоровых, кусая их. Максим сидел с открытым ртом и слушал, не веря в происходящее. Почти весь земной шар охватила эта напасть, и многие страны ввели военное положение. Некоторые кадры были настолько ужасны, что казалось, будто бы улицы превратились в Ад, трупы лежали со вспоротыми животами. Сотни людей сбивались в стаи и набегали на военные отряды, те, в свою очередь, отстреливались от них из автоматов, ружей и пистолетов.
— Вот это я поспал… — просипел сквозь зубы Максим и встал на ноги. Как во сне, он снова вышел на балкон и посмотрел вниз. Там уже стояло человек пятьдесят, и все они смотрели на него, стуча челюстями. — Да что же это, мать вашу, происходит?
Ещё он увидел темноту в окнах соседних домов. Было уже поздно, а освещение во дворе не включили до сих пор. Во всём дворе, лишь в окне квартиры Максима горел свет. А внизу всё подходили и подходили эти странные люди, и на всю округу уже было слышно это клац, клац. Так бы и пребывал Максим в прострации, но неожиданно, вся эта столпившаяся толпа рванула в его подъезд.
Потом был грохот по двери, эта человеческая масса, а может уже и не человеческая, выносила косяк квартиры Максима. Он впопыхах обул кроссовки, натянул штаны и рванулся на спасительный балкон. Там пожарная лестница на соседние этажи ждала его. Был скоростной спуск вниз и бег по проулкам умирающего города. Он слышал, как погибали люди, созерцал окровавленные тела, распростёртые тут и там, а ещё видел Их – нелюдей, которые норовили его догнать. Слава богу, после заражения, реакция чудовищ была замедленной.
Происходил какой-то кошмар, эти стада нелюдей преследовали его почти всю ночь, загоняя, как зверя. И наконец, в одном из частных секторов, Макс нарвался на небольшой бункер, оснащённый всем необходимым. Наверно, тот, кто его сделал, готовился к чему-то подобному, но, увы, для него и к счастью для Максима, этот схрон ещё не использовался по назначению. Так он и оказался в этом капкане, наедине с теликом, видеопроигрывателем, консервами и с зловещим скрежетом ногтей по железной двери…
***
Онлайн - шоу. «Выжить»
Комментарии:
Солнышко: — Мне так его жалко… Он же совсем не понимает, что происходит! +81, — 24.
Мотылёк: — А чё его жалеть, он же сам подписался под этим всем… +48, — 12.
Конфети: — Не гоните, дауны, этот утырок совсем не знает про то, что происходит… Говорят, пару миллионов потратили на постанову декораций и массовку… Каждый актёр из сцены «под балконом» получил по штуке баксов… Мне знакомый об этом сказал… +119, – 11.
Макаров Алекс: — А я вчера пробил про этого Макса, говорят, на заводе работает, слесарем… Интересно, почему же он такой хлызда? Лошара… +88, — 17.
Дюймовочка: — А как бы вы повели себя на его месте, если бы на вас в реальности толпы мертвяков напали? Да ещё с кровью и всякой другой ерундовиной? +47, — 12.
Костыль: — Да я бы этих козлов, пару раз бы отметелил чем-нибудь тяжёлым, посмотрел бы как они… ( дальнейший текст удалён модератором за нецензурные выражения)… +29, — 12.
Икар: — Ха… Костыль… тебе бы в деревню вернуться… Там твои предки ждут тебя на покос травы (картинка конопляного листка). + 68, — 12.
Детка Джек: — Травка уже не в моде… Пора переходить на… (дальнейший текст обрезан, и дописана статья уголовного кодекса). +12, — 68.
Кутунья: — Что-то я смотрю часто наши правописцы и моралисты вмешиваются в наши чаты? Как они уже достали эти путинские единоросовцы! + 42, — 28.
Зюганов ГенаЦвали: — Всех этих демократических сук на кол! А либералов на костёр! Да здравствует Комунизм и Сталинизм!!! Макса выпустить и дать ему награду за терпимость и несправедливость этого мира! Они наживаются на горе и боли обычных людей… Сколько можно терпеть эту пошлость на каналах, особенно эти звёздные лица? Я ту глянул, два миллиона подписались на канал «Выжить» за две последние недели… это же каково? Стыдно должно быть нам! + 49, — 12.
Цветочек аленький: — И в самом деле, этот ГенаЦвали, не так уж и глуп. Я этих коммунистов ненавижу, но ведь реально… этот эксперимент с живым человеком на грани фола? — Добавлено видео: Максим со страхом прижался ухом к железной двери, а в это время на той стороне толпа статистов, почти хохоча от смеха, хором стучат зубами. Создаётся какой-то необычный хор клацанья зубьёв. Актёры с трудом сдерживают себя от хохота, и в порыве своего зверского амплуа, с удовольствием скрежещут ногтями по стали. Режиссёр им машет рукой в предостережении, чтобы не переигрывали… Максим этого всего не видит, он адски напуган… Только дикий ужас отражается в глазах его и в приборе ночного видения, который и ведёт эту съёмку. +828, — 15.
Кощей: — Макс - самый крутой парень! Он просто жжёт! Бро, мы за тебя! Выходи из этого заточения. У него уже скопилась накопительная, порядком двух миллиончиков рубликов. Если бы он знал про это, то давно бы открыл эту дверь! Бро… дорогой Макс… полмира болеют за тебя, Дом-2 отстой… «Выжить» - самое натуральное шоу!!! + 320, — 62.
Нимфоманка: — А я обожаю, когда он писает… он такой сексуальный… Как же хорошо, что не стали эти нужды естественные прикрывать! Даже не представляю этот проект без этих миленьких моментов! А как же он боится этих скрежетов, это так сексуально! Я просто балдею, от его нежного и напуганного лица!!! + 98, — 12.
Бруталь: — «Нимфоманке» — ты, сука извращенская, блядина, из-за таких тварин, нормальные мужики превращаются в скотов. Вали, дура с чата, иди сюсипушка куда-нибудь на другой сайт… Как уже достали… Со своей любовью, тьфу, аж тошнит!!! Сука - в чёрный список, бляд..а! + 622, — 28.
Админ Дарт Вейдер: — «Бруталь» — ваш аккаунт внесён в чёрный список! Нарушение статьи №N, параграф №12. Оскорбление и внесение неприязни межличностных отношений. На самом деле, я не знаю всех этих законов, но на своих правах, «Бруталь» - в бан!!! — Видео-гифка: Хозяин командует овчарке уйти из комнаты, тот, поджав хвост и поскуливая, выходит из помещения. + 922, — 11.
Нимфоманка: — Так его… быдло неотёсанное! Наверно свою жену ремнём бъёт и детей скалкой… с него станется… Спасибо, Дарт Вейдер! Ты настоящий мужик! Гифка: Сердечко с глазками прыгает и посылает поцелуи. + 82, — 42.
Кутунья: — Меня интересует больше, когда же он откроет дверь? Это какое надо терпение иметь, чтобы уже два месяца выдерживать это издевательство?? Как можно в этот бред верить, про «ходячих мертвецов»? Он что, ребёнок? А может, он куплен? И знает про двадцать тысяч – каждый день, накручивающих его счет? Да я бы на его месте давно уже открыл дверь и вышел к «мертвецам»! Вот лошара! +138, — 42.
Незабудка: — Люди, я все не могу рассмотреть: сколько у него осталось бензина? Кто там такой внимательный – подскажите? В конце концов – не вечно же ему сидеть в этой каморке??? Вот будет прикол, когда он откроет дверь, а там админ с чеком его будет встречать!! Прикольно же!!?? +285, — 6.
Нигилист: — Я не пойму, кто постоянно минусует коменты? Что за такие люди мерзкопакостные? Что за конфронтация ко всем?.. «Незабудка» , Максим сегодня последнюю пару литров залил! Через день Макс выйдет наружу! Жаль, но проект закончится… Но ничего, надеюсь организаторы продолжат такой прикол! Мы в восторге!!! +1022, — 21.
Незабудка: «Нигилисту» — Спасибо, парниша! А то все молчат, как нелюди… Ура!!! Наконец-то мы дождёмся его «явления» в наш мир! Вот он будет удивлён над этим приколом! А ещё эти деньги, которые Макс заработает! Ну, классно же, я уже вся мокрая «там» от предчувствия!!! +867, — 21.
Дон Жуан: «Незабудке» — А я бы попробовал тебя «там»… Когда Макс выйдет, пиши в «личку»!!! Гифка: Пёсик с усердием лижет пустую металлическую миску. +1822, — 46.
Ставки: Выход наружу (коэф.): в первую неделю – 3, 68; в первый месяц — 6,98; в первую неделю второго месяца – 12, 89; в конце второго месяца — 32, 41…
** **
Наступила темнота… Макс сидел на фуфайке и плакал, вот и настал тот момент, когда всё топливо было сожжено… Ни тебе видео, ни лампочки, которая хоть немного, но напоминала о былой жизни – просто, этот ужасающий скрежет за дверью и клац, клац... Там его ждали ужасы детства и кошмары последних сновидений. Так уж случилось, что он разучился говорить по-человечески, он боялся слов всем сердцем.
— Сукы, ыыыыы… — шептал в кромешной темноте, Макс. Усиленные микрофоны ловили каждую его букву и передавали в просторы необъятного интернета. — Уаааа, ыыыыыы… Нэнавыыыыыжуууу…
А потом раздался пронзительный свист… Включились прожекторы наверху, освещая приткнувшегося к коленкам, Максима. Игра была окончена… Парнишка полоснул по своему горлу ножом, которым открывал консервные банки. На последнем издыхании он карябал пальцами по бетонному полу и вокруг умирающего тела расходилась лужа крови. Мучения были окончены, и на его губах играла освободительная улыбка.
* ***
Ставка: Он не выйдет наружу (коэф.) — 3896,25... — Выиграл Дима Ничипуркин, сумма выигрыша – 3896250,0 руб.
Рейтинг просмотренных фильмов Максом:
«Огни Большого города» — 68%,
«В джазе только девушки» — 14%,
«Гражданин Кейн» — 10%,
«Римские каникулы» — 8%...
Игра закрыта!
– Суки… твари… — с ненавистью шептал сквозь сжатые зубы Дмитрий, с трудом открыв опухшие глаза и провожая удаляющие в темноте ночи задние фонари машины. Сейчас он лежал на снегу, не в силах пошевелиться из-за перемотанных бечёвкой рук и ног. Его нутро всё кипело от злобы и бессилия, от понимания, что жить ему осталось считанные минуты. И всему виной проклятое милосердие и привитое родителями, человеколюбие…
1
Четыре дня назад. Дмитрию Сергеевичу Антонову позвонили на работу со страшной новостью о насмерть сбитых жены и сына. В шоковом состоянии он, не соображая, приехал в морг на опознание. Теплилась где-то глубоко надежда на ошибку или чей-то глупый и злой розыгрыш.
– У-у-у! – завыл мужчина, после того как мрачный, словно из рассказов Эдгара По, санитар сдёрнул простыни с трупов. Это были Алиса с Тимуром - они безразлично смотрели стеклянными глазами в потолок. Перед носом всё стало расплываться, сердце учащённо забилось. – Нет, нет…
Антонов чуть не упал, если бы не вовремя подскочивший полицейский, стоящий за спиной. Потом что-то говорил санитар, позже ему дали подписать бумаги, тыкая в места, где это надо сделать. Но всё это было как во сне и не с ним.
Через пару часов приехали бледные тёща с тестем, потом мать и сестра, все плакали, стонали и глубоко сочувствовали Антонову. А он молчал и никак не выражал свои чувства – они были сожжены в тот момент, когда работник морга безжалостно сдёрнул простынь.
Двое восемнадцатилетних парнишек, виноватых в смертях, были взяты под стражу, но к вечеру их отпустили до суда под подписку и денежный взнос. Водитель наехавшей «Мазды 3» оказался сыном депутата. Три дня пролетели незаметно, всё это время Дмитрий пил водку и не пьянел. Родственники устраивали похороны, выбивали земельку на кладбище под могилки и договаривались в столовой о поминках, а Антонов на кухне в своей квартире сидел перед фотографией своей жены, обнимающей сына. Этот снимок был сделан в прошлом году на Чёрном море, и Дмитрий Сергеевич отчётливо помнил тот день и даже запах йодированного воздуха.
Как умалишённого его взяли под руки, одели, обули и посадили в машину. Он стоял перед свежевырытыми могилами и смотрел в небо, на медленно спускающие, крупные снежинки. Дмитрий не мог опустить взгляд вниз, к маленькой и более крупной, ямам. Антонов слышал рядом плач и рыдание провожающих родственников и друзей, его толкали к куче земельки, чтобы он взял горсточку и кинул вниз.
– Он совсем не в себе, приступайте! – это был голос сестры, она махнула работникам кладбища и те стали закапывать гробы. Дмитрий вздрогнул от глухого стука земли о дерево, а ещё он мимолётным движением бросил скомканную фотографию к жене и сыну.
– Скоро мы будем вместе… потерпите… – прошептал одними губами Дмитрий, продолжая смотреть на белые хлопья.
Уже в столовой, на поминках, Дмитрий взял две бутылки водки и покинул мероприятие, оставив в недоумении родных. Его пытались удержать, но он растолкал всех и прыгнул в предварительно вызванное им такси.
Приехал Антонов к своему другу детства, Кириллу, который проживал в трёх километрах от города в своём доме. Тот с удивлением встретил Дмитрия, но, когда узнал, что случилось, всё понял и молча накрыл стол. Весь вечер и ночь они пили водку, а ближе к утру Кирилл вырубился. Тогда Дмитрий Сергеевич молча встал, из кармана друга вытащил связку ключей и прошёл в угол зала. Там стоял оружейный шкаф с навесным замком, а в нём висела старая добрая «двухстволка» и лежали патроны в картонных коробках.
2
Весь день он терпеливо просидел в «Патриоте» Кирилла во дворе сына депутата, который убил его семью. Ближе к вечеру из подъезда вышло дитё чиновника и подошло к подъехавшей красной «Весте». Со стороны водителя выскочил парнишка, видимо тот самый друг, второй косвенный виновник наезда. Молодые люди были одеты модно, и наглая улыбка играла на их лицах. Они локтями друг друга поприветствовали, приобнялись и нырнули в машину, после чего тронулись в путь. Медленно, стараясь близко не подъезжать и держаться на расстоянии, Дмитрий поехал за ними. Ближе к шести вечера позвонил на смартфон Кирилл, что-то кричал, просил не делать глупостей, образумиться и вернуть машину с ружьём.
– Прости меня, брат, ты не в чём не виноват! Прощай! – спокойно сказал Дмитрий, после чего открыл окно и выкинул телефон на дорогу, под колёса проносящего транспорта.
Ещё почти час они катались по улицам города, пару раз остановившись чтобы подобрать подруг. Потом всей компанией подъехали к элитному и дорогому клубу, где часто зависали мажоры и местные авторитеты. Дмитрий остался сидеть и выжидал, когда парни навеселятся – убийство двух людей явно не отбило у тех желание жить на всю катушку.
Ближе к двум часам ночи, пошатываясь, четвёрка вышла из увеселительного заведения. Они, весело хохоча и подкалывая друг друга, направлялись к своему автомобилю. Недолго думая, Дмитрий вышел из «Патриота» и пошёл к ним, на ходу вставляя патроны в ружьё. Компания не обращала внимание на быстро подходящего к ним мужчину. Молодёжь села в машину.
– Доброй ночи! – дверь со стороны пассажиров неожиданно открылась и в головы девушкам упёрлось холодное дуло. – Спокойно, не дёргаясь, выходите девочки наружу и вызывайте такси… езжайте домой, по добру по здорову.
Дмитрий кинул им на колени тысячерублёвую купюру и кивнул оружием, ускоряя девушек.
– Быстрей, быстрей! – как только они поспешно вышли на улицу, Дмитрий прыгнул на их место и закрыл дверь. Испуганные парни держали руки над головой. — Будем знакомиться, меня зовут Дмитрий Сергеевич Антонов…
– Бля… – до пассажира, сына депутата, дошло быстрей, он было дёрнулся, чтобы открыть свою дверь.
– Тихо, тихо… поспокойней, – тихо прервал попытку бегства, Дмитрий, резко направив ружьё в затылок парня. – Не нервничаем… Тебя как зовут?
Антонов чуть пригнулся к водителю, всем видом показывая, к кому он обращается, при этом продолжая держать голову пассажира на прицеле.
– С-с-семён… – чуть ли не фальцетом пропищал молодой человек.
– Хорошо, Семён! Заводи машину, Семён!.. – ободряюще попросил Дмитрий, – и трогайся… вот так, молодец… не спеши…
– Дядь, прости нас… мы не специально… – поёжил плечами парень, чувствуя холод стали на затылке, – твоя жена с сыном…
– Замолчи, Гена, – Дмитрий ткнув дулом в голову парня, – ни слова, ублюдок!.. Семён, а ты посмелей, просто езжай пока вперёд… На следующем перекрёстке поверни на лево…
– Ты знаешь кто мой папа?.. – не унимался пассажир, – он тебя в асфальт уроет!
– Ты уже урыл меня в асфальт, в тот момент, как сбил жену и сына, выродок! – задрожали руки у мужчины, хотелось нажать на курок и покончить с этим раз и навсегда.
– Дядь, не надо… – парень почувствовал состояние человека с «двустволкой» и пригнулся в страхе к своим коленкам, – пожалуйста…
– Нет… нет… хм… – всхлипнул водитель в ужасе бросая взгляды на происходящее с правой стороны. По щекам его бежали слёзы.
– Семён, аккуратней, – машина вильнула, чуть не наехав на бордюр. Дмитрий немного оттянул назад ружьё, сбавляя давление на голову Гены, – руль покрепче держи, вот так… Тут на право и после прямо!
Через полчаса «Веста» выехала из города, теперь они ехали в тишине по неосвещённой «двухполоске» местами плохо вычищенной от снега. Встречных машин становилось всё меньше и меньше.
– Тут на право, только не торопись, – они завернули на грунтовую дорогу и поехали по кое как просматриваемой колее, благо, у машины была высокая подвеска. – Пожалуй хватит, тут тормози!
– Дядь, не надо… хочешь, папа тебе много денег даст… – Геннадий со страхом смотрел в черноту опушки леса, около которой они остановились. – Не глупи… э-э-э, Дмитрий Сергеевич…
– Медленно выходим из машины! – холодно скомандовал Антонов, открывая свою дверь, – идите в свет фар, чтобы я вас видел!
– Мамочки… нет… – уже навзрыд плакал Семён, он вступил дрожащими ногами на снег, – я не хочу умирать, хм-хм… я же не виноват… отпустите меня… хм-хм…
– Ну правда, дядь… мы виноваты, хм-хм, – всхлипывал Гена, с трудом делая шаги и увязывая в рыхлом снегу. От дыхания парней вверх поднимался пар. – Ну пусть нас посадят… но ведь не так…
— Стоять! — вздрогнули молодые люди от баса Дмитрия, — развернитесь и встаньте на колени!
– Мамамамамама, – зачастил и затрясся Семён, поворачиваясь лицом к мужчине и закрывая в страхе глаза.
– Нет… не надо… – зашептал Геннадий, так же жмурясь и падая в снег на колени, – пожалуйста…
– Моему мальчику было шесть лет, всего лишь шесть лет! У него были голубые глаза, и он любил конструктор, а ещё мандарины, — зло зашептал Дмитрий, поднося к лицу дрожащего Семёна дуло ружья, – зачем вы в тот день поехали? Суки, зачем?
И тут он увидел, что перед ним на коленях стояли просто дети, у которых на щеках и над верхней губой, завивались ещё редкие волосики. Они навзрыд плакали, а Семён даже описался в свои модные, не по погоде одетые штаники с оголенными щиколотками, явно сегодня они не собирались совершать променад по зимнему лесу. Оба были просто мальчишки, малыши в телах мужчин, не созревшие и ещё не поумневшие.
– Уф-ф-ф! – выдохнул Дмитрий и перевёл оружие с Семёна на лоб Гены. Перед глазами стояли жена и сын, и ведь эти два идиота тоже были чьими-то детьми. – Нет…
Антонов опустил «двустволку», сейчас он понял одно, что не сможет убить этих ребят, и так же, упав на колени перед парнями, заплакал, разжав ладони.
– Сёма… – услышал Дмитрий и с удивлением успел увидеть прилетающую руку Гены, с зажатым в ладонях рожковым ключом. С хрустом удар пришёлся по голове, в район уха. – Не тупи!
– Да… да… – Семён выхватил из снега упавшее оружие и перенаправил его на Антонова.
– Чё, ублюдок, не ожидал? – это был голос Геннадия, мужчина попытался встать, но тут же получил очередной сильный удар в шею, – даун!.. быдло тупое… Не стой, Сём, как тёлка… помогай!
– Да… да… – закивал друг, разворачивая «двустволку» и беря её за дуло, – сейчас, бро…
И с размаха нанёс прикладом в район челюсти и всё вокруг поплыло…
3
Когда Антонов пришёл в себя, то уже был крепко связан и над ним стояли Гена с Семёном.
– Чё, сука? Каково теперь тебе? – зло прокричал Геннадий, склоняясь над мужчиной и разбрызгивая капли слюны.
– Ублюд… – договорить Дмитрий не успел, Гена тут же пнул по лицу.
– Тварь какая, я блядь, обоссался от страха, думал уже нам пиздец… – это был жалостливый голос Семёна, – Ген, бро, надо чутка кокса хряпнуть, а то я очухался от «велосипедов» с этим триллером, нахер.
– Ох, не плохо… ц-ц-ц, – просвистели над Дмитрием «втяги» парнишек, он с трудом открыл глаза и попытался дёрнутся, – смотри, дядя всё не унимается, ха-ха-ха.
И снова удары ногами, парнишки пару минут работали вдвоём, не особо разбирая куда попадать.
– Фу-у-у, дыхалка ни к чёрту, – молодые люди устали и остановили избиение, чтобы перевести дух.
– Псих ненормальный, у-ф-ф-ф… мы же не специально наехали на твоих жену и сына, бывает так, немного перебрали в тот день с «шишками»… у-ф-ф-ф, – разоткровенничался Гена, присаживаясь в снег, рядом с мужчиной, – ты же, дядь, тоже когда то был молодым?
– Зря я вас… не застрелил, выблядки… – с трудом прошипел Дмитрий через выбитые зубы. В скулы ударила ужасная боль, челюсть была сломана. – Вы же чудовища!
— Ха-ха-ха… – заржали два отморозка немного скрипучи, с тем наркоманским стилем, который так часто показывают в молодёжных сериалах про «реальных пацанов». – мы не чудовища, мы ваши дети… ха-ха-ха.
– Будь вы прокляты… – и опять Дмитрий получил удар.
– Ну хоре, бро, – Семён остановил своего друга, – поехали по домам, мне завтра с утра на собеседование, это у тебя ПАПА, можешь спать сколь хош.
– Ладно, покатили, Сём…
– А с этим чё делать? Может пристрелить?
– Да вот ещё, мы же не убийцы, пусть тута балдеет, сам сдохнет… как его жена и сын…
– Ха-ха-ха! – загоготали парни и оставили Дмитрия лежать на снегу…
Алиса держала за руку Тимура, они улыбались Дмитрию и что-то говорили. Он потянулся к ним и неожиданно они поблекли и уже на их месте стояли наглые Гена с Семёном. Те ржали и показывали языки, почему-то раздвоенные, как у змей.
– Ублюдки… Сволочи… – в горячке шептал Антонов, дрожа то от холода, то от жары, с каждой минутой становилось всё хуже. Он чувствовал, как лицо растапливало снег, при этом сил повернутся уже не было. Горечь и злоба переполняли нутро Дмитрия, а ещё обида на несправедливость. Почему он не нажал на курок? Почему?.. В низу живота остро болело, как будто кинжалы протыкали кишки, это начиналось внутреннее кровоизлияние, но об этом мужчина даже не подозревал. В глазах всё стало расплываться и наконец пришла долгожданная темнота…
****
Прошло 50 лет.
Старик лет семидесяти, шатающей походкой шёл по холодному залу с серыми стенами, приближаясь к стоящему в одиночестве мужчине в белом халате. Его сопровождал человек в форме полицейского.
– Геннадий Алексеевич? – в тоне спросившего было безразличие и скука.
– Дааа… – прохрипел старик, лицо его с каждой секундой всё больше и больше бледнело, и вот уже он схватился за сердце.
– Сохраняйте спокойствие, – стал инструктировать санитар, нажимая на сенсорные кнопки небольшой светящейся панели, лежащей на ладони, – вы же понимаете, после свободного падения с двухсотметровой высоты аэромобиля тела выглядят не важно…
Голос санитара расплывался, и старик, в какой-то момент, перестал слышать. В стене открылись две ячейки и оттуда медленно вылетели два саркофага. Они мягко опустились перед стоящими людьми, после чего верхние части капсул с шипением откинулись в сторону. Там лежали под белыми простынями два тела.
– Нет… нет… – заплакал старик, по морщинистому лицу побежали слёзы.
– Держите себя в руках, – санитар хладнокровно сдёрнул простыни с оголённых мужского и женского тел, – к сожалению реанимировать эмбрион, у женщины врачам не удалось… Мне очень жаль…
– У-у-у-у! – завыл Геннадий Алексеевич, падая на колени перед мертвыми сыном и невесткой, – прости меня мой мальчик… прости… Это моя вина, Антон, медвежонок…
У санитара почти незаметно играла ухмылка, он точно знал – ЗА ВСЁ НАДО ПЛАТИТЬ!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
«Мне не интересно, ни с кем не тесно… Отойди, не стой со мной, я злой, я больной. Я хочу съ…ться, чтобы потеряться, Отойди, не стой со мной, я злой, я больной…» Найк Борзов
Михаил весь в поту сидел на лавке и зло смотрел в экран смартфона, только что он получил жёсткий выговор от начальника. Самое неприятное в этом разговоре было одно, хотелось во весь голос выкрикнуть шефу, что он бессердечный козёл, а получилось только заискивающее блеяние и жалкое поддакивание. Сорвалась сделка на несколько миллионов, и Михаил на встрече с потенциальным покупателем был не виноват в этом провале. От слова - совсем не виноват! В момент подписания договора позвонила жена клиента и сообщила об автомобильной аварии, где погибли мать и отец оного. Покупатель весь побледнел, схватился за сердце и свалился без сознания. Как говорится – когда пришла беда, отворяй ворота. Пришлось вызывать «скорую», делать искусственное дыхание «рот в рот» и массаж сердца до прибытия медперсонала – совсем не на такое завершение вечера Михаил сегодня рассчитывал. Шёлковая рубашка за пятьсот долларов промокла насквозь и разошлась на спине, костюм в тёмных разводах от пролитого гранатового сока, которым они охлаждались за столом во время встречи в ресторане.
– Держи, бро, похмелись! – под ноги упала сторублёвая купюра, рядом прошаркал парень, особо не всматриваясь в сидящего.
– Урод! – тихо пробубнил Михаил, неужели не видно по одежде, что он не из «этих»?
– Расселся, бессовестный, – старушечка в аккуратных очочках остановилась перед лавкой и со злобой посмотрела на него, – молодой человек, как вам не стыдно! Тут дети ходють а вы тут пьяный… куда мир катится?!
– Не пьяный я! – психанул Михаил, резко вскакивая с лавки.
– Батюшки мои! – испугалась бабушка и быстро засеменила по своим делам, настороженно оглядываясь на молодого человека. Тот, слегка пошатываясь, стал искать что-то в кармане.
– Блядь, блядь… – портмоне, в котором лежали двадцать тысяч и с десяток кредитных карт, куда-то делся. Видимо в этой суете в ресторане он выпал на пол, вернуться бы, но вряд ли отдадут – народ такой, не честный «на руку». Миша с горечью сплюнул и пошёл к машине, припаркованной метрах в двухстах, у более-менее свободного бордюра. Сегодня солнышко ярко и весело светило на небе, но увы, настроение было пасмурное и тревожное. И только сейчас он увидел знак запрета парковки в том месте, где его «мазда» по идее должна была бы стоять. – Нее, реально? – сам себе задал вопрос, на который он уже знал ответ. То этих служителей закона не дождёшься, когда надо, а когда идёт «чёрная полоса» - они тут как тут. Ехать в офис совсем не хотелось, что-то объяснять шефу бессмысленно, и так уже «наобъяснялся» по телефону. Открыв приложение в смартфоне, Михаил вызвал такси по местоположению.
– Приветик, лапуся! На ужин тебя ждут твои любимые пельмешки, слепленные лапками твоей принцессы! Чмоки, чмоки, целую, жду тебя в горячем нетерпении, надеюсь ты понимаешь в каком «нетерпении»? – прочёл в ватцапе сообщение от Алёны, Михаил и наконец-то улыбнулся, хоть какой-то лучик надежды в сегодняшнем, ужасно начатом дне. Где-то в письменном столе, в одном из ящиков, ждала своего часа коробочка с обручальным колечком, доставшееся от покойной ныне бабушки. Уже три года он «мариновал» Алёну не делая предложения, а почему бы не сегодня? Она восхитительна красива, стройна, остроумна, со своим специфичным чувством юмора. А эти глупенькие «чмоки да лапуси» можно потерпеть, это даже мило. Отличная из неё мать получится для будущих совместных детей.
– Машину вы заказывали? – пробасил грубый прокуренный голос. Улыбка у Михаила пропала, перед ним стоял замызганный «логан», со сломанным правым боковым зеркалом. Неужели его повезут на этом «корыте»?
– Наверно я… – неуверенно посмотрел по сторонам Миша и с брезгливостью взял за ручку дверцы.
– Нет! – грубо, как отрезал, водитель, – на заднее садитесь, и, если заблюёте мне салон, будете оттирать тут всё!
– Я не пьяный, – ещё раз за сегодня повторил с обидой Михаил, но всё же залез на заднее сиденье, – просто день неудачный, это графин сока на меня упал…
– Да, да, знаем… – по тону таксиста понятно было, что он не верит, – куда ехать?
– На штрафстоянку… хотя нет, – передумал молодой человек, с нежностью подумав о благоверной, в конце концов на сутки машина будет под приглядом, – на проспект Славы 35, подъезд 3. Налика нет, могу скинуть по безналу, есть куда?
– Что мы, «деревня» чтоль? – ухмыльнулся беззубо лысый водила, делая погромче музыку, – на карту скинешь, потом продиктую. Пятьсот рублей, кругом пробки…
– Ага, – хмыкнул недовольно Михаил, не хило так лысый задрал планку за пятнадцать минут поездки, но спорить не стал.
Пока ехали до дому, Миша обзвонил банки, блокируя карты, мало ли, на всякий случай, не хотелось бы неприятных сюрпризов. Но всё же один сюрприз пришёл по вайберу от коммерческого директора: «завтра можешь не выходить на работу, ищи другую компанию!»
– Сука, блядь! – зло вырвалось у Михаила. Настороженный любитель французского автопрома глянул в зеркало заднего вида.
– У вас там всё в порядке?
– Лучше всех! – сквозь сжатые зубы ответил Михаил, уперев невидящий взгляд в проносящую за окном улицу. Кровь закипала в венах, а в голове забухало от обиды. Десяток заключенных договоров ежемесячно приносили миллионы доходов компании, а они так нечестно поступили с ним из-за одной не состоявшейся сделки.
– Бывает так иногда, когда кажется, что мир катится в тартарары, но это не так, – Михаил с удивлением посмотрел в затылок водителя, эка невидаль, а он ещё оказался философом, – это просто испытание на пути к чему-то хорошему! Я вот два года назад чуть не погиб, в коме пролежал две недели и ещё полгода на реабилитации, все кости переломал, да требуху хирурги обратно зашили… Думал, сдохну… А нет, выдюжил! Я точно знаю, что моя семья самая лучшая! И теперь, когда я прихожу домой, на жену и дочку смотрю совсем другими глазами… Я их по-настоящему люблю, вот даже сердце сейчас пощипывает, как их представил… – мужик смахнул с глаз слезу, а Михаил напрягся, не хотелось бы ещё кого-нибудь откачивать, лимит добрых дел на сегодня был перевыполнен, – они продали дачу, машину и кучу мебели, чтоб меня поставить на ноги… Такие брат, дела! Так что иногда надо пройти через «тёрны», чтоб многое понять и переосмыслить.
– Понятно… – пробубнил недовольно Михаил, вряд ли этот странный водитель понимает, что значит потерять хороший доход, он рад жалким пятисотенным и на другой уровень ему не встать никогда.
*** *
А второй неприятный сюрприз дня ждал его дома. Чужие мужские кроссовки, как бельмо, стояли посреди прихожей. В шоковом состоянии Михаил прошёл и остановился у открытой двери в ванной, там голый накаченный мужик вытирал его полотенцем свои причиндалы.
– Не понял… это чего тут происходит? – прохрипел Миша, в голове ещё сильней забухало.
– Ой, сорян, – продолжил как ни в чём ни бывало вытирать паховую зону, незнакомец, – ты же не дебил, всё прекрасно понимаешь?
– Ага, – резко отвернулся Михаил, чувствуя себя героем какого-то пошлого фильма, с тупым линейным сюжетом. Пройдя через гостевой зал, он открыл дверь в спальню и увидел обнажённые ягодицы Алёны, в этот момент призывно вогнувшую спину.
– Я готова мой лапуся, прожарь меня ещё раз!
Всё вокруг закружилось, хотелось оказаться как можно дальше, хоть на луне. День сегодня явно не удался по всем статьям, шкалы «невезухи» такой даже не было.
– Как-нибудь в следующий раз, – зло прошипел Михаил, чувствуя, что точка «кипения» подошла к пределу.
– Ой! – взвизгнула Алёна, узнав голос и резко вскочила на ноги, – это не то, что ты подумал…
– Как же «не то»… убирайся отсюда! Чтоб духу твоего тут не было… – хотелось её придушить, разбить лицо в кровь, но тогда бы точно сюжет был линейным, с криминальной составляющей. Нет, он не такой, и бог с этим кольцом, за дверью куча претенденток.
– Слышь, друг, крутая у тебя квартира! – за спиной Михаила стоял «любовничек», нисколько не стесняясь болтающего члена, – а может устроим «тройничок», в две «палки» поработаем? Твоя кобылка ох же ненасытная…
– Идите нахер отсюда, оба! – взорвался Михаил, вспомнив про запертый пистолет в сейфе, – И, ублюдок, одень штаны, иначе я твои яйца отстрелю!
– Милый, прости, это первый раз… – оправдывалась девушка, поспешно одевая на себя нижнее бельё, – это всё случайность…
– Ага, первый раз, – многозначительно усмехнулся мужик, протискиваясь, между Михаилом и косяком, в спальню, – посторонись, олень, там у меня одежда, смотри, рогами не порань нас… а за «ублюдка» я б тебе намылил шею, да мараться неохота…
– Животные! – выкрикнул Миша, отворачиваясь от созерцания порнографической сцены одевания. – Как ты могла это сделать на нашей кровати, в моей квартире?
– Он у тебя мещанин какой-то, «всё моё, да наше», – съязвил мужик, неторопливо просовывая ногу в брюки, – свободней надо быть, сейчас другие времена и к сексу надо относиться попроще. Надо пробовать и экспериментировать… может всё же «тройничок»?
– Олега, помолчи! – Алёна прервала словоохотливого любовника к этому времени натягивая уже платье.
– Твари… – дыхание у Михаила спёрло в груди, почти в обморочном состоянии выскочил на балкон и судорожно стал хватать ртом воздух. Как он мог не увидеть в ней такое «блядское» нутро? «Лапуся»… сколько же «лапусь» побывало в ней за эти три года совместного проживания? Срыв сделки и увольнение, ушли на второй план, под ногами расстилалась чёрная бездна.
– Я тебе позвоню, чуть попозже! – услышал Михаил Алёнин виноватый голос, – за вещами приду потом… – хлопнула входная дверь. Михаил облегчённо вздохнул, повторно увидеть этого «жеребца» рядом с любимой он бы не смог, и точно бы открыл дверцу сейфа. Сегодня был худший день в жизни, впору было сейчас упасть с инсультом. Что там говорил философ-таксист? Пройти через тёрны и переосмыслить? Пиз…ть, не мешками ворочить, интересно было бы увидеть его, после того, когда бы он узнал про измену жены. – «Тёрны», мать вашу!
Михаил, матеря этот день и того клиента, которому он сегодня «навдувал» через ноздри, прошёл к барной стойке и налил в стакан неразбавленного виски «на три пальца», потом ещё и ещё, до самого позднего вечера… пока не заснул в пьяном, тревожном угаре, весь в слезах и соплях.
*** *
На следующее утро Михаила разбудил трезвон дверного звонка.
– Кого там несёт? – он с усилием открыл глаза, чувствуя во рту ужаснейший перегар, а в голове пульсацию похмельной боли. Вставать не хотелось, может нежданный гость уймётся и уйдёт? Увы, надежда не оправдалась, кто бы там ни был, но он продолжил настойчиво нажимать на кнопку. – Да мать вашу! – выругался Миша, опуская с дивана ноги. Посреди зала валялась наполовину сгоревшее полотенце, видимо вчера он решил кардинальным способом избавиться от всякого напоминания о «жеребце» с «бубенцами». Слава богу хоть квартиру не сжёг, мелькнула неустойчивая мысль, чёрный от сажи потолок обиженно нависал над головой, словно упрекая Михаила.
– Да иду я, иду! – выкрикнул Михаил, неустойчиво продвигаясь в прихожую, – зачем так долго звонить? Сейчас уши то оторву…
– Доброе утро, Михаил Иванович Раков? – в дверях стояла приятная девушка в чёрном платье и вопросительно смотрела на мужчину, в голубых глазах читалось удивление, с нотками презрения.
– Тридцать лет как Михаил Иванович Раков, для кого-то доброе, а для кого-то нет, – немного стушевался Миша от своего непрезентабельного вида, – а собственно зачем я вам нужен? Мы знакомы?
– Нет, мы не знакомы, – и тут девушка совершила столь странный поступок, после которого Михаил потерял дар речи. Она сделала шаг вперёд и крепко обняла его, чуть отводя в сторону лицо, – спасибо! Большое спасибо, Михаил Иванович! Врачи сказали, что, если бы вы не оказали первую помощь, мой папочка бы умер. Боже, мы с матерью по гроб жизни вам обязаны, как же хорошо, что вы оказались рядом! Я кое как сегодня выпросила адрес и номер телефона в вашей компании. Дозвониться до вас не смогла, пришлось ехать непосредственно… У нас в семье чёрная полоса началась, – от упоминания «чёрной полосы» Михаил вздрогнул, – в один день потерять бабушку с дедушкой, а тут ещё и отца… Мать бы точно не выдержала… спасибо… спасибо… – и тут девушка набрала воздуха и храбро поцеловала Мишу в щеку, несмотря на ужаснейший перегар.
– Да ладно… бывает… чего уж… – замямлил Михаил, неловко поглаживая спину девушки, теперь до него дошло кто к нему пожаловал, – ну-у, хватит… Проходите, а то соседи неправильно поймут, – слегка отстранился Раков от объятий, пропуская гостя, – как там Антон э-э-э, Семёнович? Надеюсь, с ним всё в порядке?
– Сейчас да, кризис прошёл, – девушка переступила порог, – я к вам ненадолго, меня зовут Алиса. Мне сказали, что вы больше не работаете в компании, надеюсь не из-за этого? – она характерно щёлкнула пальцем по своей нижней части скулы. Михаил не сразу сообразил, что за намёк.
– А-а-а, нет… я редко пью, просто у меня тоже чёрная полоса, – сыронизировал Раков, но тут же спохватился, – но не такая чёрная как у вас, простите. Мне жаль вашу бабушку и дедушку…
– Спасибо ещё раз, папа передаёт вам искреннюю благодарность и предложение, – Алиса пронзительно посмотрела в глаза Михаила, – он просит вас о сотрудничестве и временно возглавить его фирму до выздоровления, пожалуйста… Папуля сказал, что вы деловой человек и на вас можно положиться…
– У меня сейчас башка, ой, голова не варит… сами видите в каком я состоянии, – реальность всё больше походила на сон и мысли вертелись в бешеном темпе, – может кофе?
– Нет, нет, спасибо, мне надо бежать договариваться насчёт похорон, – Алиса отступила взад, – вы подумайте над предложением, пожалуйста! Я вам вечером обязательно перезвоню!
– Хорошо, – согласился Михаил и чуть поспешно спросил, – Алиса, а как насчёт ужина, потом… после всего этого?
– Возможно, кто знает… – чуть кокетливо ответила девушка, улыбаясь, – если не будет от вас так пахнуть…
– Не будет! – чуть не выкрикнул Михаил, так же улыбнувшись.
– Надеюсь… – Алиса зашла в лифт и створки закрылись.
Раков ещё с минуту глупо поулыбавшись, наконец пришёл в себя и закрыл входную дверь. А может философ-таксист был прав на счёт этих «тёрн»? Взяв с журнального столика смартфон, он прошёл на кухню и включил кофе-машинку. Несколько пропущенных звонков и все от одного абонента, от какого, большого ума не надо. Пока готовилось кофе, он вбил имя «Алиса» и пошёл умываться. А почему, собственно, нет? Ведь после чёрной полосы всегда приходит белая! И кто знает, может эта полоса никогда больше не измениться в цвете?
Пи Си в кириллице
– Алло, Михаил Иванович?
– Да, он самый, в крайнем случае, последние тридцать лет ничего не менял в фамилии.
– Михаил Иванович, это официант ресторана «Креветки», Эдуард. Вчера я нашёл портмоне. Там ваша визитка лежала, вот звоню вам. Можете подойти и забрать в удобное время, если что, на ресепшене лежит. Уверяю вас, деньги и карточки на месте, мы бережём лояльность наших клиентов…
– Эдуард, братишка… как я рад… спасибо большое… Я подойду обязательно, а деньги… елки-палки, да бог с ними, это твои чаевые! Заработал, за честность! Иногда белая полоса у всех бывает!
– Псих какой-то, – положил трубку Эдуард и посмотрел на стоящую рядом девчушку, – ерунду городит про полосы какие-то, давай завтра прошвырнёмся в кино? С меня билеты и мороженное!