По нему и шел своей гордой походкой победителя Дитрих, сын Эммериха, свежий триумфатор и человек, горячо любивший свой город, а до того, империю, осколком которой ему виделся Мерхон.

Но малое рождает большее. А потому осколок империи есть семя империи. Дитрих верил, что оно даст всходы, и комитет псиоников изведает новый путь к построению большого сообщества, которое изменит природу человека, позволит ему завладеть всей галактикой.

Но сегодня комитет был в опасности. Сами псионики были довольно мягкими людьми. Они могли быть жесткими бюрократами, жестокими и строгими управленцами, но сами по себе они были довольно вялыми и скромными людьми. Серость в этом здании отражала и серость душ тех, кто в нем обитал и работал. Дитрих видел в этом некое благородство, отдельное, предназначенное только для управленцев империи. Нравственность высшего порядка, недоступная рядовым гражданам, не говоря уже о рабах.

Стража здесь не носила панцирей, имела при себе только короткие мечи с кристаллическим напылением и не принадлежала к легиону, но стража обязана была знать всех значимых людей в лицо, и потому Дитриха молча пропустили, своеобразно приветствовав подтянутым видом. При начальнике воин становился подобен скульптуре, а отдавать честь в правительственной трибе не было нужды, здесь были свои особенные правила. Далее были лестницы, узкие мрачные коридоры, пока наконец легат не дошел до кабинета председателя, также охраняемого правительственной стражей. Из-под шлемов смотрели серые глаза не выражающие ничего.

Короткий стук. Легат открыл дверь и зашел.

Председатель сидел за просторным письменным столом, на котором лежало множество различных бумаг и стояла чернильница с пером в ней же. Лысеющий, некрасивый, только взгляд вырывал глаза из его отталкивающего лица, делая их похожими на две взрывающиеся звёзды, таков был взгляд псионика. Он только приподнял лицо и безэмоционально сказал:

— Дитрих. Как поживаешь, старина…

— Хорошо, Продром, у тебя как дела? Как здоровье?

Легат подошел и сел на стул для посетителей, боком стоявший к столу.

— Замечательно. Я же маг.

— Ты под присмотром магов.

— Да, — он едва улыбнулся, — а то развалился бы уже давно.

— Ну что же ты так, тебе ещё долго управлять нами.

— Мне бы уже на покой, — устало и недовольно проворчал Продром, — ну куда мне руководить?

— Ну да ладно, — Дитрих выдохнул, черты его застыли в маске серьёзности, а речь стала более чеканной, — ты уже, наверняка, слышал о заговоре?

— Я в курсе этих нелепых слухов.

— Нелепых? — усмехнулся Дитрих.

Продром отложил бумаги и деловито сложил пальцы, собравшись объяснить нечто важное он сделал свою речь чуть более резкой и хриплой:

— У нас есть более важные проблемы, нежели поиск шпионов и заговоров. До добра это недоведет, понимаешь ли. Я тут изучал историю города Эр, и тебе советую между прочим, нужно приобщаться к культуре мира, в котором мы теперь живем, в конце концов, пора уже. Так вот, один из их последних правителей плохо кончил, выискивая заговоры. Дошел до того, что видел заговорщиками всех подряд. Жену с дочерями сослал в монастырь, одного сына отравил, другого казнил. Всем, конечно, рассказывали, что всех сразила болезнь, а дочь и жена добровольно посвятили себя богам. Но со временем правда вскрывается. Потому что он казнил всех подряд. Купцов, генералов, землевладельцев... его и свергли. Ты хочешь, чтобы и нас свергли? Я не хочу, чтобы мое правление было отчаянным. Мы, псионики, управляем адекватно. Мы, понимаешь ли, не радикалы. Нам нужно сбалансированное и свободное общество, в котором каждый будет ощущать комфорт и безопасность. Мы не экспансионисты и не реформаторы. Мы гаранты этой системы. Народу нужна, понимаешь ли, стабильность.

— К сожалению, стабильность есть иллюзия, Продром, — Дитрих ощущал, что псионик не внемлет его опасениям, и голос его стал более взволнованным, — Общество всегда находится в движении. Люди живут борьбой. У нас нету тех механизмов, нету того рычага, который был у империи. Мы здесь на чужой планете, ютимся в одном единственном городе. И маги здесь чувствуют себя иначе.

— Я тебе вот что скажу. На магах наше общество держится. Они главное, передовое сословие, понимаешь ли. А вот зачем расширяться безудержно? Так это для торговли. Больше товаров, больше связей, больше торговли. Купцы, вот главная угроза, понимаешь ли, вот где язва общества, — и он стукнул кулаком по столу, негромко так, — С ними, с торгашами бороться нужно, а не с магами!  

— Да, торговля есть зло, Продром. Но именно маги выражают стремления торговцев к власти, именно маги исполнят их политический заказ на власть, которая будет больше ориентирована на внешнюю торговлю, на расширение рынка. Сами купцы ничего не сделают.

— Я знаю, что Леандр питает надежды что-то изменить в управлении. Это подлый, действительно плохой человек, гадкий тип. Но он не идиот! Не идиот, Дитрих. И нападать на комитет сегодня, понимаешь ли, это значит расшатывать обстановку изнутри, город в расстройство приводить. А как это можно, когда у нас такое окружение? На западе Ро, на юге Эр и Хон, на востоке гоблинские царства, дикие племена в лесах, понимаешь ли, — и тогда псионик, казалось бы утомился, он вздохнул и небрежно махнул рукой, — Все, Дитрих, я не хочу дальше слушать об этом всем…

— Ты недооцениваешь Леандра, Продром! — Дитрих не знал, как сказать председателю о своих мыслях более доходчиво, у обоих у них были только мысли и догадки, он и сам знал, что его слова не имеют веса, пока не будет сильных доказательств, — Знаю, что ты не поверишь мне просто так, — Дитрих встал и направился к выходу, перед дверью, он повернулся и добавил, — я уже отдал приказ о том, чтобы разведка легиона усилила бдительность, мы следим за магами, мы видим их активность, видим, что рыщут по всему континенту их агенты. Но ты, Продром, не хочешь видеть очевидного. Прощай.

— Не болей, легат.

Захлопнулась громко дверь.

Разочарование повисло в этой правительственной тишине. 

Все время после триумфа Йенс наслаждался спокойствием.

— И кто же будет править, если не комитет?

— Маги, — ответил Матиас.

Тобиас только потягивал кофе с мёдом и сливками. Мыслями он был где-то внутри своей души, что простиралась на многие поля, которые он посещал единожды, и образы которых покрыли его сознание, как трава покрывает землю.  

— Маги не могут править обществом, — все также спокойно говорил Йенс.

— Сословие магов самое светлое из всех.

— Это всего лишь неправда.

Йенс пил горький кофе, без добавок, наслаждаясь его оригинальным вкусом, который не каждому придется по душе. Натуральность была в его вкусе, в этом выражалась близость к вещам, как он это называл. Думаю об обществе в этом духе он не мог воображать себе смещение действующего правительства, которое несмотря на все свои минусы обладало главным в его глазах качеством, а именно, адекватностью. Талант и уравновешенность не всегда шли рука об руку.

— Ты воин. Ну же, разве тебе не должен быть присущ какой-то авантюризм, что ли? Нет? — у спорящего Матиаса чуть светились глаза.

— Я воин лишь в том смысле, что сражаюсь. Вообще-то я легионер.

— Легионер не воин? — включился Тобиас, и покровительственно произнес, — низко же ты оцениваешь своих товарищей и самого себя.

— Да, легионеры не воины. Воины сражаются, следуя за вождем. Легионеры подчиняются приказам.

— Воины не подчиняются? — спросил Матиас.

— Не всегда. 

— Мой отец сражался и заслужил звание гражданина в бою, ты хочешь сказать, он не был воином?

— Всё, это разговор ни о чем, — отмахнулся Йенс.

Матиас недовольно фыркнул и опрокинул свой кофе залпом, после чего его глаза слегка округлились. Он понимал Йенса и вместе с тем не хотел понимать. Принадлежащий к легиону, более близкий к правительству города, Йенс мысленно не позволял себе мириться с устареванием существующего порядка, который был для него соком жизни.

— Ты надеешься на карьеру?

— Я не просто надеюсь, — Йенс усмехнулся, — я делаю все что должен. В легионе долг и есть карьера.

— Ладно, Матиас, — вновь заговорил Тобиас, — будут маги у власти или псионики, легион то от этого никуда не денется, он, как говорится, один из столпов нашего общества.

На это Йенс одобрительно кивнул.

Возникла недолгая пауза.  

— Мне пора, друзья, — Йенс встал из-за стола.

Он пожал руку сперва Тобиасу, потом Матиасу, и весьма бодро покинул помещение, вид у него был жизнеутверждающий, и след он оставил радостный.

— Так и веет от него теперь уверенностью, — добродушно произнес Тобиас.

— Да. Много на себя берет, вояка.

— Он не такой мечтатель, как мы, — тон Тобиаса стал серьёзным, — но все же, он наш друг, и это главное.

Немного подумав, Матиас ответил:

— Да, ты прав.

Был вечер. Солнце ещё только вышло из-за Дома, и свет заливал башни. Кофейный запах подговаривал заказать ещё слащённого просветляющего напитка.

Но в этот момент за столик сел Диодор. Они не заметили, как тот вошел внутрь, слишком сильно предавались внезапному удовольствию от столь утонченного момента жизни.

— Что нового, Диодор, как родители? — спросил Матиас.

— Родители в порядке. Отец лечит какого-то легата, хорошо платят. Но позже об этом. У меня есть новость.

— Что за новость? — спросил Тобиас, словно что-то уловил в голосе мага.

Диодор наклонился к ним и тихо произнес:

— Новое время грядет.