В последний час космонавтам было чем заняться. Сплошным потоком шли доклады о проверках. Командир экипажа отвечал за системы отображения и управления, бортинженер — за связь, системы жизнеобеспечения, электропитание.
- Завершён наддув служебными газами основных и резервных баллонов. «Заря».
- Подтверждаем наддув. «Десятый».
Единственное, о чем оставалось время и возможность подумать — свербящее опасение «лишь бы не отменили пуск». Даже для Леонова этот его второй полет оставался главной мечтой в жизни. Что уж говорить о Макарове.
- «Алмаз-2», тумблер «А-24» — в положение «Вкл»! «Заря».
- «Алмаз-2». Есть «А-24» — «Вкл». Подтверждаю.
Начинается!.. — подумал Олег, когда ровно по графику, за час до пуска, ракета едва заметно качнулась. Это отвели по рельсам башню обслуживания. Заключительный час прошёл быстрее, чем предыдущий, тянувшийся ну уж слишком долго. Алексей вспоминал тот день, когда он сидел перед радиолой, слушая репортаж о старте «Аполлона». Впрочем, «теснившиеся воспоминанья» сейчас не мешали ему докладывать запрашиваемые землей показания приборов.
- «Алмаз-1», доложите уровень заряда буферных батарей. «Заря».
- «Алмаз-1». Стрелка — ноль, точка, девять-девять. Норма!
Звуковым фоном жужжали и лязгали пневморазъемы, почти не нарушая тишину. Да. Именно — тишину. Но лишь — для космонавтов. Человек непривычный из-за шума просто ничего бы не услышал. Вентиляция, охлаждение, щелчки реле и прочие звуки сливались в плотный шумовой поток, напоминающий звук высокого и большого водопада. Звуковая картина была такой, словно работало сразу несколько советских холодильников с плохо прикрепленными моторами.
Однако для космонавтов такой шум был уже привычен и даже мил. Они привыкли к нему настолько, что не замечали его и для них, субъективно, в корабле царила тишина. Практически — «мертвая», фактически осязаемая, уж по крайней мере для Макарова, который смотрел, как его командир шевелит губами, что-то докладывая Земле, и совершенно ничего не слышал – в ушах у него стоял оглушающий писк, гулко и быстро колотилось сердце, но в основном писк… он становился всё громче и громче, пока…
- Сброс приборов прицеливания 11Ш14. «Заря».
- Подтверждаю. «Десятый».
- Докладываю о переходе ракеты на внутреннее питание. «Двадцатый».
- Отсоединение пневмо-гидро-электро-разъемов. «Заря».
- Подтверждаю отсоединение! «Десятый».
- «Алмазы», борт автономен! «Заря».
- «Алмаз-1». Принято.
Значит, до «контакт-подъема» осталось примерно 12 минут — подумал бортинженер.
- Раскрытие ферм стабилизаторов. «Заря».
- Подтверждаем. «Десятый».
Не сговариваясь, согласно утвержденному, заученному и отработанному на тренировках, графику, Алексей и Олег закрыли лицевые щитки шлемов. В их общении с ЦУПом ничего не изменилось. Только между собой теперь им тоже предстояло общаться по радиоканалу.
Началась продувка холодным азотом магистралей, которые должны были скоро принять жидкий кислород. Иначе последний при своей температуре в 192 градуса ниже нуля просто порвет трубы.
- 600 секунд! Заполнение магистралей и насосов окислителя — норма. «Заря».
- Подтверждаем заполнение. «Десятый».
***
За 10 минут до пуска время в бункере Главного командного пункта наземного комплекса как будто застыло. За исключением только операторов различных постов управления. Всё и вся готово, но напряжение не спадает, а только возрастает. Оно и понятно, все-таки приближаемся к финалу долгого и сложного труда, в котором участвовала, без преувеличения, вся страна. Руководитель Программы, конструкторы, представители Минобороны, инженерно-технический состав и прочие допущенные в эту «святая святых» советской космонавтики замерли в ожидании...
Наконец-то дежурный офицер смены «стартовиков» снял с шеи ключ и встал рядом с Главным пультом управления пуском. И замер в полной готовности к исполнению главной на сегодня команды. Которая и последовала от Руководителя полета:
- Ключ на старт!
- Есть ключ на старт!
С этими словами офицер вставил ключ в гнездо и повернул его...
И начался «Стартовый отсчет». «10... 9...». Параллельно продолжали звучать команды и доклады об их выполнении.
- «Десятый», протяжка!
- «Заря», есть протяжка!
- Продувка!
- Есть продувка — норма!
«8… 7…»
Макаров попытался представить, что сейчас происходит прямо под ними. После продувки азотом магистрали горючего начинается заполнение трубопроводов керосином. Азот создает избыточное давление в камере сгорания и вышибает заглушку в критическом сечении сопла.
- Предварительная!
«5… 6…»
После воспламенения заряда пиро-турбины, которая раскручивает турбонасосный агрегат, срезаются мембраны, открываются под давлением клапаны, компоненты топлива под воздействием гидростатического напора и давления наддува, пройдя специальные фильтры, поступают в газогенератор и с помощью ТЭА (специальная пусковая жидкость) самовоспламеняются. Раскручиваются насосы….
Все звуки сразу вернулись на свои места, но этот главенствовал над всеми — мощный оркестр тридцати оживающих двигателей. Через 4 секунды они выйдут на режим.
- Промежуточная!
«4… 3…».
Процесс пошел. Под давлением, создаваемым насосами, через десятки маленьких отверстий хитрой формы в камеру сгорания первым поступает газообразный окислитель из турбины. Следом поступает горючее, перед этим пройдя сквозь сотни каналов замысловатой «рубашки», «надетой» на камеру сгорания двигателя с соплом, для охлаждения конструкции, (ведь иначе камера сгорания попросту прогорит в первые секунды работы), в смеси с азотом и ТЭА и воспламеняется от пламени еще горящих пиро-запалов. Постепенно, в течение секунды поступление горючего увеличивается, азот вытесняется...
- Главная!
«2… 1…».
Тяга плавно растет и примерно через 2 секунды после зажигания заряда пиро-турбины двигатель выходит на полную тягу. Специальный автомат запуска, руководящий процессом, уложил разброс по времени пуска всех 30-и двигателей блока «А» в доли секунды.
Сторонний наблюдатель, если бы такой и мог бы наблюдать днище ракеты, увидел бы как сопла двигателей колеблются, дрожат меняя форму в процессе набора тяги. Как слегка прогибаются лонжероны и стрингеры, принимая на себя всю мощь двигателей.
Началось самое захватывающее.
Ракета начинала свою краткую жизнь, выполняя то, для чего ее создали люди. Борьбу с притяжением матери-земли.
Всё пространство заполнил глухой гул, переходящий понемногу в рёв, но даже он спасовал перед громогласным треском, или даже скорее щелчком — ракета начинала подъем. Рёв проникал даже в подземелье, откуда осуществлялось руководство стартом, через много-метровую толщу бетона.
Едва только тяга превысила силу тяжести и ракета приподнялась на пару сантиметров от отметки «уровень 0», концевой размыкатель подал команду на подрыв пиро-болтов, крепящих нижнее установочное кольцо к стартовому столу. Что не подорвалось, то — срезалось, разрывалось начинающимся движением ракеты. Этой силе не могли противостоять даже пятисантиметровые болты креплений. В этот момент амплитуда колебаний конструкции достигает 10 сантиметров. Как будто ракета дрожит в предвкушении предстоящей борьбы с земным тяготением. А земля не хочет отпускать.
Олег всем нутром прочувствовал эту «дрожь земли». А мысленно видел, как с обшивки ракеты осыпается наледь. В который раз он поразился мощи и человеческого гения, и порожденного этим гением рукотворного чуда.
Подумать только, всего за одну секунду каждый из 30-и двигателей сжигает (а насосы к ним прокачивают) по 367 кг окислителя и 147 — горючего. То есть, все движки вместе — свыше 11-и тонн жидкого кислорода и почти 4 с половиной тонны керосина (в сумме — больше 15-и с половиной тонн топливной смеси). По истине - море огня и сумасшедшая энергия!
- Подъем!
- Есть Контакт подъема! “Заря”.
Тридцать рычащих двигателей медленно оторвали от стартового стола около двух с половиной тысяч тонн топливных компонентов, километры проводов, тысячи реле и полтора-два центнера живого веса самого ценного груза.
Те, кто наблюдал за взлетом с земли, сначала увидели, как из трех бетонных газоотводов рванули в стороны и вверх поражающие своим масштабом клубы дыма и пара. Они быстро росли, почти скрывая ракету этаким фантасмагорическим «тюльпаном»: вот уже вдвое выше комплекса, втрое... С самого начала этого процесса под первой ступенью разгоралось ослепительное «солнце». Все увеличиваясь в размерах, это созданное человеком светило начало выталкивать вверх бело-серую, ярко выделяющуюся на фоне неба, махину. Сначала медленно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее.
В этот момент стартовый стол заливается водой из десятков стационарных брандспойтов. Вода призвана снизить нагрузки на конструкционные элементы стола и, одновременно, поглотить часть акустического удара.
А звуковая вибрация была такой силы, что без такой водяной «подушки», забытого вблизи «Площадки 110» человека она бы попросту разорвала. Конечно, такого не допускалось никогда, но земля дрожала даже за несколько километров от места старта. Причем акустическая волна имеет еще и обратный отток. Настолько сильный, что через незакрытые оконные форточки близлежащих сооружений космодрома (открытых окон в начале ноября в Казахстане уже не встретишь) она вытягивает все, что имеет плотность и вес бумаги.
По причине того, что скорость звука меньше скорости света, звуковое сопровождение картины взлета, для наблюдающих его с положенного 12-километрового расстояния, очень сильно запаздывает. В итоге начало старта для таких зрителей происходит в полной тишине. Сами то они, наблюдают, не то что молча, а в полном смысле — затаив дыхание. Плюс казахская степь поздней осенью весьма безжизненна и молчалива.
И вот, в этой, поистине звенящей тишине, собравшиеся видят сначала беззвучный взлет, и лишь потом на них буквально налетает волна грохота, производимого взлетающей ракетой.
В общем и целом, для иллюстрации масштабов освобождаемой энергии во время взлета ракеты «Н1-Л3» достаточно сказать, что если в случае аварии на старте случится ее взрыв (на самом деле моментальное сгорание бесконтрольно смешивающихся топливных компонентов), высвобожденная энергия составит 2,5 килотонны в тротиловом эквиваленте. А это всего в 2 раза меньше, чем у бомбы, уничтожившей Хиросиму.
***
- Есть отрыв!
- Поехали, командир!
- Так точно!..
Леонов кивнул Макарову и криво улыбнулся, видя, как напарника трясет от радости, тщетно пытаясь скрыть свои волнение и страх. Ощущал он себя по-прежнему очень муторно, но ракета взлетела, все-таки взлетела!
Не все еще позади. И страх перед неудачей пока не ушел. Но, взлет — есть взлет! Снаружи на тело давила нарастающая перегрузка, а грудь распирало от радости. Его продолжало трясти, самому непонятно — только ли от тряски корабля, то ли — и от нервного напряжения. Ракета быстро набирала высоту. Алексей доложил, не только для «земли», но и для себя, и чтобы успокоить бортинженера:
- 10 секунд, полет нормальный!
- Принял. «Десятый».
Сразу после отрыва эфир заполонили доклады диспетчеров, офицеров и экипажа. Сообщения шли одно за другим, нередко накладываясь одно на другое.
- Давление в камерах сгорания в норме! Конструкция в норме! «Заря».
А Олег продолжал свою мысленную экскурсию внутри организма ракеты. Она не перестает вибрировать на многих частотах. То и дело возникают микротрещины в многометровых трубах и течи компонентов топлива, однако продувка двигательного отсека азотом не дает разгореться пожару. Если оборвется один из патрубков, подводящих горючее к двигателю, то система «КОРД» успеет среагировать. Во-первых, прекратит поступление топлива в аварийный двигатель, чтобы не дать разгореться пожару и, во-вторых, отключит оппозитный (противостоящий) двигатель для сохранения баланса и управляемости. Ничего страшного, это «штатная аварийная ситуация». Можно, в принципе, отключить еще две пары двигателей. Согласно Тех. заданию, ракета способна уйти со стартового стола даже при 6-и отключенных двигателях, на 24-х оставшихся.
Правда о выполнении программы полета при такой ситуации можно было бы забыть. Главное — отвести ракету подальше от стартового стола, который на порядок дороже ракеты, и катапультировать экипаж. 24 «боливара» предназначенную для первой ступени дистанцию не осилят, им не хватит сил «проткнуть» плотные слои атмосферы.
Тем временем ракета поднялась выше башен грозовой защиты. Хотя это было строжайше запрещено, нашлись «нарушители», которые умудрились понаблюдать за историческим взлетом с расстояния меньше 12 км. Они увидели, что огненный «хвост» оказался нетипично жестким, практически «не трепыхавшимся». А в длину он трижды, если не больше, превысил габариты всей махины.
- Двигатели первой ступени работают нормально! Система управления функционирует штатно!
Не так уж и легко лететь зная, что если что-то случится – ты не сможешь вмешаться в работу ракеты, — бортинженер уже заждался момента, когда хоть что-то начало бы зависеть от него. Что же касается Леонова… тот просто наслаждался. Вибрация ракеты проходила через всё его тело, от пяток и до макушки, он ощущал себя уже не человеком, не космонавтом, даже не частью ракеты, хотя это было логично, а кем-то безусловно… высшим? Первым? Он сам бы не смог ответить на этот вопрос. Единственное, что он сейчас ощущал, это чувство легкого превосходства. Причем не перед соратниками по отряду космонавтов. Или другими соотечественниками. Нет, Алексей, вспоминал заокеанских соперников по «Лунной гонке». Они пытались это сделать до него, но не смогли. А он сможет, точно сможет. И пусть было рано о таком думать, но Леонову это занятие нравилось
Если бы кто-то смог услышать забортные звуки, его внимание привлек бы не столько гром двигателей, как явление вполне логичное и понятное. Гораздо сильнее стороннего наблюдателя испугало бы дребезжание деталей обшивки и конструкции корабля. А также — ужасающая сила набегающего потока воздуха, словно наждаком срывающего частицы краски с выступающих элементов обшивки.
- 60 секунд. Тангаж, Рысканье в норме! Полет проходит по программе!
Где-то в глубине ракеты валик несложного электромеханического устройства, гордо именуемого «Прибором 11ПВУ-1», медленно вращался, замыкая и размыкая контакты, отдавая команды автопилоту на отработку курса. «КОРД» снижал тягу двигателей на восточной стороне двигательной сборки и ракета начинала наклонятся к горизонту. Деловито попыхивали дополнительные двигатели отработки крена. Лунный комплекс ложился на курс. И вот валик повернулся на заранее заданный угол, замкнул контакты на плате, что запустило новую цепь событий.
Ракету резко тряхнуло сильнее. Командиру не нужно смотреть в полетный блокнот, чтобы понять, что достигнута временная отметка 95 секунд.
По плану полета, так называемой циклограмме, в этот момент предусмотрено штатное отключение шести центральных двигателей. Дабы не допустить чрезмерного роста перегрузки и снизить аэродинамическое давление. Ведь двигатели умеют дросселироваться по тяге только в определенных пределах, обеспечивающих стабильность горения. Однако в силу такого резкого отключения возникала следующая опасность — «Его Величество Гидроудар» — когда перекрывается магистраль, по которой со скоростью полтонны в секунду двигается жидкость.
Эта масса куда-то должна быть перенаправлена, чтобы не порвать трубопровод. Для устранения нежелательных эксцессов, магистрали были оснащены специальными демпфирующими камерами, а закрытие клапанов производилось не одномоментно, а с растяжкой на пару секунд. Чтобы тем самым вначале постепенно снизить мощность потока и лишь потом его перекрыть.
- 100 секунд! Двигатели работают нормально! Давления в камерах сгорания в норме! Есть отключение центральной сборки!
Но и это еще не все. Одновременная остановка шести движков ощутимо снижает тягу. То есть, огромные круглые баки резко теряли ускорение. А их жидкое содержимое совершенно логично продолжало двигаться по инерции. Проще говоря — начало плескаться, доставляя ненужные сложности системе управления полетом. Когда речь идет о многотонных цистернах диаметром 10-14 метров, движущихся на огромных скоростях, опасность такого «плескания» в особых пояснениях не нуждается.
Но конструкторы все предусмотрели. Для предотвращения этой опасности в баках устанавливали решетчатые перегородки. Призванные на корню (в течение 2-3 секунд) погасить сильное волнение жидкого содержимого.
В нашем случае все именно так и происходило. Алексею это было понятно по тому, что ускорение немного уменьшилось и вибрации изменили свой ритм. Трясти стало сильнее, из щелей панелей управления толчками выбивалась пыль, которой по идее и быть то не должно. Просто от всепроникающей вибрации, пыль выходила из самых мельчайших закоулков, практически стерильно чистой капсулы.
Дребезжать в унисон начали и все предметы, которые были закреплены не «намертво». Но, для натренированных космонавтов вибрация была ещё достаточно терпимой, а перегрузки пока не превысили 2,5G.
Валик продолжал вращаться, вот он встал на упор, и электрический сигнал передал эстафету почти аналогичному устройству на второй ступени ракеты. Оно ожило и начало свой неспешный бег, пробуждая к жизни блок «Б».
- 116 секунд. Есть включение двигателей второй ступени! Есть выключение двигателей первой ступени!
Конструкция ракеты предусматривает горячее разделение ступеней, так как двигатели для запуска нуждаются в наличии действующей на них тяги, для блока «А» — силы земного притяжения.
Тем временем первая ступень завершала свою работу. По команде ПВУ подрываются заряды и перекрываются клапаны, прекращается подача горючего в ТНА, обороты падают и падает давление компонентов топлива. Двигатели гаснут.
Следовательно, ракета поднялась выше 42-х километров от поверхности Земли, наклонена к горизонту порядка 40 градусов и имеет расчетную скорость около 2250 метров в секунду — лишний раз проконтролировал свое знание «матчасти» бортинженер.
118 секунд. Восемь двигателей НК-15В блока «Б» выходят на режим, пламя бьет через решетчатую ферму, соединяющую первую и вторую ступени, облизывая круглый бак горючего блока «А». И вот 24 пиро-резака обрубают болтовое крепление всей конструкции к нижнему тепловому щиту блока второй ступени, и первая отбрасывается факелом. Сразу начинает кувыркаться и, затормозившись, падает в бескрайние и безлюдные казахстанские степи.
- 120 секунд! Блок «А» отделился от ракеты! Блок «Б» вышел на режим! Полет проходит нормально! Двигатели функционируют штатно! Система управления в норме! Системы жизнеобеспечения в норме! «Десятый».
У Макарова отлегло от души: Успешная отработка двигателей первой ступени является едва ли не самым ответственным моментом. Во многом влияющим на все следующие этапы пути. Впереди еще множество важных порогов, но прохождение этого, первого из них, позволяло хоть на время перевести дух.
На земле операторы пуска и Главный Конструктор тоже выдохнули с облегчением, память о том, что именно двигатели первой ступени были причиной первого, неудачного, пуска - тревожила всех.
Перегрузка слегка упала, но тут же начала расти снова. В течение нескольких ближайших секунд 3 защитные секции хвостового отсека были отделены от ракеты пружинными толкателями и уведены с помощью своих РДТТ. Все ради уменьшения паразитной массы и лучшего охлаждения хвостового отсека второй ступени. Наблюдатели с земли видели это – погода стояла прекрасная.
Макаров мысленно начал отсчитывать, сколько будет работать вторая ступень. Перегрузка плавно выросла до трёх G и остановилась на этом. Ракета рвалась вперёд и вверх, Олег почувствовал, что положение ее в пространстве меняется.
Отрабатывается тангаж и курс — констатировал он.
Двигатели ровно гудели.
Тем временем ПВУ второй ступени заканчивало свою работу, готовясь так же как раньше его собрат с блока «А» передать эстафету блоку «В».
236 секунд — следил за хронометражем Олег. Начало выключения двигателей блока «Б» и процесса включения 4-х двигателей блока «В». Высота около 122 км. Расчетная скорость 4950 метров в секунду, ракета летит практически плашмя, с небольшим наклоном к горизонту. Летит на неимоверной скорости, с каждой минутой заметно приближаясь к орбите.
Разумеется, не признаваясь себе, бортинженер понимал, что тем самым корабль приближает его и к конечным целям. А среди них не только Луна, но и его настоящее «боевое крещение» в качестве космонавта, полноценное вхождение в эту элитную касту. Со всеми сопутствующими привилегиями и приятными моментами...
А между тем, двигатели блока «В» вышли на режим.
- 240 секунд! Разделение ступеней штатно. «Заря»
- Подтверждаю. «Десятый».
***
...В ЦУП приближалось время передачи полномочий. «Стартовики» готовились сдавать посты Группе орбитальных операций. Как всегда, такие периоды отличаются суетой и повышенной нервозностью. Одни переживают, чтобы не «получить гол в раздевалку», вторые — просто пытаются унять волнение перед выходом на «арену».
Самые сложные моменты остались позади. Атмосфера уже почти не влияла на полет. Тряска, рывком усилившись при запуске движков третьей ступени, потом стала слабее, перегрузка тоже пошла на спад, снизившись до 1G. Немного, совсем чуть-чуть оставалось до момента, когда головной обтекатель отработает свое, отстрелится и начнет падение вниз, наконец-то открыв космонавтам обзор.
Так и случилось.
- 244 секунды! Сброс головного обтекателя!
Пиропатроны с хрустом перебили крепления 4-х секторов 28-тонного обтекателя. Две верхние створки имеют конусообразную форму. Две цилиндрические нижние — напоминают половины бочки без дна и крышки. И те, и другие снабжены собственными пороховыми движками. Электрический импульс, посланный отрабатывающей свою программу машиной, воспламенил заряды РДТТ, которые, в свою очередь, отбросили створки на безопасное расстояние от основного корпуса ракеты. И набегающим потоком воздуха их развернуло, завертело и унесло назад, а затем вниз.
Макаров посмотрел в иллюминатор:
- И все-таки она красивая… Земля…
Леонов улыбнулся и кивнул, вспоминая свои ощущения от первого полета. Оставшийся короткий «огрызок» некогда огромного космического «мастодонта» теперь составляли сам корабль и маленький (в сравнении с тем, что было) конус блока «В». Эта «пара» продолжала медленно набирать орбитальную скорость, чтобы еще через шесть минут вывести «лунный отлетный комплекс» на орбиту.
660 секунд. Пирорезаки режут силовые связи в 24-х точках крепления, а пружинные толкатели отбрасывают третью ступень назад. Она медленно начинает отставать от корабля.
Плюшевый утенок, висевший до того на веревочке чуть правее командира экипажа, поплыл вверх и в сторону. Такие «игрушки» уже стали доброй традицией космонавтов. И играли они не только эстетическую или психологическую роль. Главным их практическим применением была «должность» индикатора невесомости. С которой они справлялись безупречно.
- Разделение штатно! Корабль на орбите! «Заря».
Глядя на улыбающегося Макарова, Леонов тоже чувствовал расслабленность и удовлетворение. Вот оно. Вот. Это произошло. Ничего плохого не случилось. Но тут Алексей вдруг изменился в лице.
- Лёша? Всё в порядке?
- Да… просто… задумался…
Олег пожал плечами, ещё раз внимательно посмотрел в лицо командира и отвернулся. А Леонов просто опять вспомнил о красном ящике. Четыре витка до старта к Луне, а тут эта закавыка не идет из головы.
Он даже не удержался от шепота:
- Весь момент портит…
Затем качнул головой, разгоняя тоскливый настрой, и нажал на тангенту связи:
- ЦУП? Говорит «Алмаз-1». Докладываю...
Комплекс ушел из зоны радиовидимости.
***
Врач покачал головой. Он вынул трубку из почти холодных, не совсем, конечно, но все же, пальцев Королёва и положил её на телефонный аппарат.
Сердце Главного Конструктора не выдержало почти сразу после того, как было получено подтверждение успешного взлета. Королёв еще успел позвонить Брежневу, как было приказано ранее, чтобы доложить об этом.
- Отлично, Сергей Палыч!
Брежнев был добродушен и бодр, голос напоминал сытое тигриное урчание.
- Так что же, товарищ Королёв… всё отлично? А если что-то случится? То… точно всё идет по плану?
Мысли о красном ящике не смогли стать словами. Королёв захрипел, закашлял, его вырвало горькой желчью прямо на изображение герба на телефоне. Старик уронил голову на тяжёлый стол, гулко стукнувшись об него лбом.
Мед.помощь прибыла почти сразу же. Но, тут не требовалось особых знаний, чтобы понять: Королёв впал в кому.
Врач уже хотел уйти, когда раздался телефонный звонок. Аккуратно, чтобы не испачкаться в рвотных массах, доктор взял трубку.
- Товарищ Королёв?
Этот голос… тигриное урчание…
- Н…н-нет… Это врач. Демченко Евгений Вла…
Урчание стало грубее.
- Королёв в порядке?
- Нет. Он… я вызвал машину, его отвезут в больницу! Инфаркт. Вегетативное состояние, он в коме!
В трубке раздался вздох. Затем щелчок и гудки.
У себя в кабинете Брежнев, еще раз вздохнув, откинулся на спинку кресла и, открыв один из ящиков своего стола, достал оттуда валерьянку, столовую ложку и закрытую сахарницу. Открыв её, щедро черпнул сахару и, взяв флакон с валерьянкой, начал капать.
- Три… четыре… пять…
Запах разнесся почти по всей комнате.
- Двадцать…
Сунув пропитанный валерьянкой сахар себе в рот, Брежнев поморщился и глотнул.
Ну и гадость. А ты… ну как так то, а? Тьфу!
Генсек поморщился и чмокнул ртом.
Сам в больницу. Если все получится – то молодец, здоровья не пожалел. А если не удастся — то? Какой с больного человека спрос? А с кого спрос? Да с меня! Тьфу!
Он покачал головой.
Хотя — кома! Может и не специально.
Брежнев вздохнул и, встав с кресла, подошёл к окну. Он посмотрел сначала на красную стену Кремля, затем взгляд его перешел на крыши московских домов и — в небо. Смотрел долго, прищурившись, напряженно и пристально.
Вы уж держитесь там, сынки…
Генсек отошёл от окна и сел назад в кресло.