§ 0.1. Для описания древнерусской акцентологической системы прежде всего противопоставляются две главные характеристики + (плюсовая) и − (минусовая). Внутри плюсовой характеристики имеется подразделение на два подкласса ↓ (самоударность) и → (правоударность). Символ ↓ , → или − образует основную маркировку морфемы.

В некоторых случаях к основной маркировке морфемы присоединены дополнительные пометы Re и Min.

— Помета Re (ретракция) при некоторой морфеме означает, что если ударение по фундаментальному правилу должно попасть на данную морфему, то оно фактически падает на слог левее.

— Помета Min (минусизация) при некоторой морфеме означает, что если в составе словоформы предшествующая морфема имеет основную маркировку то эта маркировка заменяется на минусовую.

§ 0.2. Фундаментальное правило

Если в словоформе имеется морф с пометой Min, а у ближайшего слева морфа, имеющего маркировку, основная маркировка есть → , то это → заменяется на минус.

Если в словоформе имеется морф с пометой Re, а у ближайшего слева морфа, имеющего маркировку, основная маркировка есть → , то это → заменяется на самоударность.

1. Если цепь маркировок содержит только минусы — словоформа или тактовая группа является энклиноменом; ударение падает на самый левый слог в словоформе или тактовой группе.

2. Если имеется хотя бы один плюс — словоформа или тактовая группа является ортотонической; её ударение привязано к самому левому из имеющихся плюсов. Если этот плюс есть ↓ , ударение падает на саму точку привязки, если → , то на ближайшую к точке привязки гласную справа. Если, однако, ударение привязано к → , а ближайшая маркировка справа содержит помету Re, то ударение остается в точке привязки.

3. Если в силу пункта 2 ударение попало на слабый редуцированный гласный, оно сдвигается на слог влево.

Примеры действия фундаментального правила:

В тактовой группе «въ тѣ пори» ударение привязано к «въ», соответственно, падать должно на него, но так как редуцированный гласный «ъ» является слабым, то есть в современном русском языке он исчезнет, то по фундаментальному правилу ударение должно сместится на слог влево, но так как до «въ» других слогов уже нет, то ударение сдвигается на слог вправо (такой слог обязательно имеется), соответственно, ударение падает на «тѣ́».

Кириллический йот ( ј ) в словоформе «свој-eму» используется для удобства записи.

§ 0.3. Акцентные парадигмы

С акцентологической точки зрения основы словоформ изменяемых слов делятся на следующие три класса:

1. цепь маркировок, входящих в основу морфов, состоит из одних минусов;

2. эта цепь заканчивается маркировкой →, а левее этой маркировки имеются только минусы (или вообще ничего нет);

3. эта цепь имеет любой иной вид.

Имя, у которого основы всех словоформ относятся к 3-му из перечисленных классов, называется словом акцентной парадигмы а, ко 2-му — словом акцентной парадигмы b, к 1-му — словом акцентной парадигмы с.

Слова акцентной парадигмы а имеют только ортотонические словоформы с неподвижным ударением на определенном слоге основы (если не считать возможных сдвигов ударения влево со слабого редуцированного).

У слов акцентной парадигмы b, если отвлечься от немногочисленных словоформ, где окончание несет помету Min, положение таково. Они имеют ортотонические словоформы с ударением на первом слоге окончания или (в случае, когда первый послеосновный слог содержит слабый редуцированный гласный или когда первый послеосновный морф несет помету Re) на последнем слоге основы. Таким образом, здесь представлено смежно-подвижное ударение, т. е. распределенное между смежными слогами (первым слогом окончания и последним слогом

основы); Теоретически возможно также, но практически почти не встречается неподвижное ударение на первом слоге окончания.

Описанная картина нарушается, правда, в тех словоформах, где окончание имеет помету Min. В этих словоформах слова акцентной парадигмы b ведут себя как слова акцентной парадигмы с. Дело в том, что помета Min отражает именно проникновение в акцентную парадигму b акцентовок, возникших по аналогии с акцентной парадигмой с.

Слова акцентной парадигмы с имеют словоформы двух типов:

1. если окончание имеет минусовую маркировку — энклиномены; 

2. если окончание имеет плюсовую маркировку — ортотонические словоформы с ударением на окончании. Таким образом ударение здесь маргинально-подвижное, т. е. противопоставлены

автоматическое начальное ударение энклиноменов и автономное флексионное ударение. Маргинально-подвижное ударение может быть двух подтипов:

1. строгое — если во всех случаях флексионного ударения оно падает на конечный слог словоформы;

2. нестрогое — если имеется хотя бы один случай неконечного автономного ударения (на первом слоге двусложного окончания или [в силу сдвига ударения с окончания] на последнем слоге

основы).

§ 0.4. Некоторые пояснения:

В словоформе «рабе» основа имеет правоударный морф, а последний слог имеет минусовый морф с минусизационной пометой. Соответственно, если не принимать минусизацию, то ударение привязано к правоударному морфу, но из-за того, что морф правоударный ударение падает на слог правее, то есть на «е», но так как на этом слоге стоит минус с минусизацией, то по фундаментальному правилу: если в словоформе имеется морф с пометой Min, а у ближайшего слева морфа, имеющего маркировку, основная маркировка есть → , то это → заменяется на минус. А значит, опять же, по первому пункту фундаментального правила: если цепь маркировок содержит только минусы — словоформа или тактовая группа является энклиноменом; ударение падает на самый левый слог в словоформе или тактовой группе. Так и получается в звательном падеже — ра́бе :)

В словоформе «острая» основа имеет правоударный морф, а последующий слог имеет самоударный морф с ретракционной пометой (последний слог уже не важен, так как в ортотонической словоформе [где все плюсовые слоги] ударение привязано всегда на левом слоге). Соответственно, если не принимать ретракцию, то ударение привязано к правоударному морфу, но из-за того, что морф правоударный ударение падает на слог правее, то есть на «а», но так как на этом слоге стоит самоударность с ретракцией, то по фундаментальному правилу: если в словоформе имеется морф с пометой Re, а у ближайшего слева морфа, имеющего маркировку, основная маркировка есть → , то это → заменяется на самоударность. А значит, опять же, по второму пункту фундаментального правила: Если имеется хотя бы один плюс — словоформа или тактовая группа является ортотонической; её ударение привязано к самому левому из имеющихся плюсов. Так и получается — о́страя :)

В словоформе «головьничьство» (древнерусская орфография!) первые два и последний слоги не имеют значения для рассмотрения, так как они минусовые и слабее плюсовых слогов. Слог «ич» имеет правоударный морф с привязанным ударением на нём. Соответственно, ударение падает на слог правее, но так как слог «ьств» имеет слабый редуцированный гласный, то ударение сдвигается на слог левее, опять же по фундаментальному правилу. Так и получается — головьни́чьство :)

В словоформе «колокольчикъ» слог «ьч» имеет правоударный морф, а последующий слог имеет правоударный морф с ретракционной пометой. По фундаментальному правилу: если в словоформе имеется морф с пометой Re, а у ближайшего слева морфа, имеющего маркировку, основная маркировка есть → , то это → заменяется на самоударность. Слог «ьч» теперь имеет самоударный морф, но так как в нём находится слабый редуцированный гласный, то ударение сдвигается на слог влево. Так и получается — колоко́льчикъ :)

В словоформе «женьское» основа имеет правоударный морф, соответственно, ударение падает на слог правее, но так как слог «ьск» имеет слабый редуцированный гласный, то ударение сдвигается на слог влево. Так и получается — же́ньское :)

В словоформе «мужьское» первые два слога имеют минусовый морф, а последний слог имеет самоударный морф, соответственно, ударение привязано и падает на него. Так и получается — мужьско́е :)

Думаю такое небольшое знакомство даст некоторые представления о системе раннедревнерусского языка.

Спасибо за прочтение!

P.s. Над открытием, реконструкцией и описанием праславянской, древнерусской и русской акцентологией (которая будет следующим постом) работали следующие учёные лингвисты-акцентологи:

1. Андрей Анатольевич Зализняк, 29 апреля 1935 — 24 декабря 2017, советский и российский лингвист.

2. Владимир Антонович Дыбо,  30 апреля 1931, советский и российский лингвист.

3. Владислав Маркович Иллич-Свитыч, 12 сентября 1934 — 22 августа 1966, советский лингвист-компаративист.

4. Роман Осипович Якобсон, 28 сентября 1896 — 18 июля 1982, российский и американский лингвист.

5. Кристиан Швейгаард Станг, 5 марта 1900 — 2 июля 1977, норвежский лингвист и профессор по славянским языкам.

В предыдущем посте я рассказал, почему Киев – мать городов русских, а не отец. Комментарии вдохновили меня написать пост о том, почему Венгрия по-украински – Угорщина. Или, точнее, почему по-русски она не Угрия.

Музыкальное сопровождение к посту (националисты, конечно, но поют хорошо):

Kárpátia – Magyar ének («Венгерская песня»);

Kárpátia – Magyar föld («Венгерская земля»);

Kárpátia – Szegény Magyar nép («Бедный венгерский народ»);

Kárpátia – Magyarnak születtem («Я родился венгром»);

Kárpátia – Magyarország katonái («Солдаты Венгрии») со словами «кто не был венгром, не знает, что такое боль!»

Венгры говорят на языке финно-угорской семьи, причём угорскую её часть составляют всего три языка – венгерский, хантыйский и мансийский.

Да, в языковом отношении ближайшие родственники венгров – ханты и манси. Однако сейчас эти народы разделяет несколько тысяч километров.

Объясняется это, конечно, миграциями. Реконструкция маршрута венгров с территории прародины в нынешнюю Венгрию:

По дороге на запад венгры осадили Киев, о чём нам сообщает Повесть временных лет:

В лѣто 6406. Идоша угре мимо Киевъ горою, еже ся зоветь нынѣ Угорьское, и пришедше къ Днѣпру, сташа вежами; бѣша бо ходяще, яко и половци.

В год 6406 (898). Шли угры мимо Киева горою, которая прозывается теперь Угорской, и пришли к Днепру, стали вежами [шатрами – kl.]: ходили они так же, как теперь половцы.

Оставив в стороне подробности ранних русско-венгерских отношений, остановимся на лингвистической стороне вопроса. Венгр по-древнерусски – угринъ (Бяше бо отрокъ сь родомъ угринъ, именемь Георгий, егоже любляше повелику Борисъ), множественное число – угре. Если говорить о стране, то в древнерусском названий на –ия не было. Часто страну просто именовали по населяющему её народу. Остатки этой модели можно найти в польском:

Аналогично, по-древнерусски говорили: (где?) въ Угрѣхъ, (куда?) въ Угры, (откуда?) изъ Угръ. Или же - земля Угорьска.

При этом мы должны помнить, что современное русское у может восходить к двум звукам – как собственно *u, так и *ǫ (носовому о):

И в случае с уграми, как нам подсказывают данные польского и словенского языков, это именно *ǫ. Соответственно, для угре можно восстановить праформу *ǫgre. Почему же мы стали их так называть, ведь сами они себя именуют мадьярами?

По всей видимости, здесь следует видеть название тюркского племенного объединения оногуров, в которое входили венгры. Как это нередко бывает, этноним был перенесён с одного соседнего народа на другой. Причём Повесть временных лет различает белых угров (хазар) и чёрных (венгров).

Это обозначение венгров вошло не только в славянские языки. Так, по-немецки венгры – Ungarn, по-французски – Hongrois, по-английски – Hungarians и так далее. Начальное h- в ряде европейских языков появилось из-за того что средневековые европейцы не очень хорошо разбирались в кочевниках и путали венгров с гуннами, тем более, что поначалу венгры и вели себя соответственно – творили чад и угар набегов.

Откуда же взялись современные русские «венгры» и «Венгрия»? Внимательный читатель уже обратил внимания на то, что оно подозрительно похоже на польское название этой страны. В польском перед праславянским *ǫ- появлялся протетический звук в-, а сам *ǫ отразился как ą (носовое о), если он был долгим, и как ę (носовое э), если кратким.

Несколько примеров для наглядности:

Соответственно, мы просто утратили старые названия, заменив их полонизмами. Так же и слово вензель – заимствование из польского węzeł «узел», в то время как исконное отражение того же праславянского корня – узел (такие случаи называют этимологическими дублетами). Произошло это, скорее всего, в XVII веке, когда в России была большая мода на полонизмы.

В литературном украинском же старое название (угорці) сохранилось, а название страны образовано от прилагательного: угорський > Угорщина /угóршчына/, так же как словацький > Словаччина, німецький > Німеччина и турецький > Туреччина. При этом как устаревшее или диалектное слово можно встретить и полонизм:

Венгерки ще гірше сміялись та галасували (Нечуй-Левицький, II, 1956, 395)

В XIX веке, когда началось становление сравнительно-исторического языкознания как науки, было открыто индоевропейское языковое родство, и поначалу эту семью называли индогерманской (а немцы и сейчас используют этот термин). Ту же модель именования применили к финно-угорским языкам, взяв названия двух самых крупных языков, причём, как видите, для обозначения венгерского использовали древнерусское слово.

Надо сказать, что венгерские националисты своим языковым родством с хантами и манси довольны не были, и пытались подыскать себе более именитых родственников – от египтян до шумеров. Классика, что сказать.

А что же Югра? Фонетически с уграми она соотноситься не может. Вероятнее всего это заимствование из коми йӧгра «ханты и манси», которое обычно выводят из йӧгыр «заболоченный лес, болото» (Аникин А. Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири, страница 715).

Как я уже упомянул выше, сами себя венгры называют не уграми, а мадьярами – magyar /мåдьåр/ в единственном числе, magyarok /мåдьåрок/ во множественном. Этимологизируется оно как состоящее из двух корней. Первый, magy- /мåдь/, сопоставляют с названием «манси», что вполне обоснованно, поскольку венгерское gy восходит в том числе к *ńć /ньчь/ и соответствует мансийскому -нс-. Предположительное, означал этот корень, «человек». Второй корень сравнивают с финским yrkö «человек» (Benkö L. Etymologisches Wörterbuch des Ungarischen, страницы 923–924; Rédei K. Uralisches Etymologisches Wörterbuch, том 1, страницы 866–867, 84–85).

К слову, некоторые соседи венгров уже перешли на более «правильное» название. Например, чехи называют Венгрию Maďarsko, а словенцы – Madžarska (но Австро-Венгрия на этих языках будет, что характерно, Rakousko-Uhersko и Avstro-Ogrska).

Напоследок скажу, что, осев в Паннонии в конце IX века, венгры встретили там преимущественно славян, которых постепенно ассимилировали (напомню, что в Болгарии произошла ровно обратная ситуация: захватчики-кочевники быстро растворились среди славян). В венгерском огромное количество славянских заимствований, особенно в земледельческой лексике. Так, у той же группы Kárpátia есть песня Pálinka, в тексте которой перечисляется из чего делается самогон: szílva, körte, cseresznye /слива, кёрте, чересне/. Два слова из трёх, я думаю, вы узнаете без труда. Да и само pálinka – славизм. Словом pálenka (от pálit «жечь») чехи и словаки называют фруктовый самогон.

В связи с тем, что «Слово о полку Игореве» включено в школьную программу, – это, пожалуй, единственное древнерусское произведение, более-менее знакомое широкой публике. Оно прочно вошло в массовую культуру благодаря Бояну, плачу Ярославны и растеканию мысли по древу.

Однако далеко не все знают, насколько жаркие дискуссии по поводу подлинности этого произведения кипят в научных кругах вот уже двести лет. Подробную хронологию этой истории можно прочитать в обзорном материале Д. В. Сичинавы, а я лишь коротко обозначу основные точки этой истории и расскажу, почему у нас есть основания считать текст «Слова» аутентичным.

Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744-1817) был страстным любителем древних рукописей, и к 1791 году ему удалось собрать интересную коллекцию древнерусских манускриптов. О коллекции узнала Екатерина II, поддержавшая начинания коллекционера. 26 июля 1791 года его назначают обер-прокурором Святейшего Синода, а уже 11 августа выходит повеление, предписывавшее епархиям присылать летописи и другие старинные рукописи в Синод. Одним из манускриптов, которые Мусин-Пушкин раздобыл в Кирилло-Белозерском монастыре, был рукописный сборник, включавший в себя «Слово». Сам Мусин-Пушкин позднее утверждал, что он купил сборник у бывшего архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля Быковского. Однако, по всей вероятности, он просто «позаимствовал» его.

Большой заслугой Мусина-Пушкина было то, что он быстро распознал истинную ценность «Слова». Вскоре специально для Екатерины была снята копия, которую снабдили переводом и комментариями. А уже в 1800-м году вышло печатное издание памятника.

Уже в 1812-м году возник спор между М. Т. Каченовским и П. Ф. Калайдовичем. Первый усомнился в подлинности «Слова», а второй отстаивал подлинность. В сентябре того же года оригинал рукописи сгорает в наполеоновском пожаре.

Большинство древнерусских памятников дошло до нас в нескольких списках (то есть, копиях), для некоторых произведений речь может идти даже о нескольких десятках списков. «Слову», к сожалению, не повезло. Оно сохранилось только в одном списке, который и погиб в пожаре. Конечно, это подкинуло дровишек в огонь дискуссии: исчезла возможность проверить аутентичность рукописи методами палеографии.

Брат Петра Калайдовича, Константин, попытался узнать у Мусина-Пушкина обстоятельства приобретения рукописи. Тот заявил, что приобрёл рукопись у архимандрита Быковского. Поскольку Быковский умер в 1798-м году, ни подтвердить, ни опровергнуть этого он уже не мог. На просьбу Калайдовича предоставить подтверждающий документ Мусин-Пушкин не отреагировал, что лило воду на мельницу сторонников поддельности.

Любопытно, что в дискуссии принял участие и другой Пушкин, Александр Сергеевич. Незадолго до смерти он как раз работал над статьёй об аутентичности памятника:

«Подлинность же самой песни доказывается духом древности, под который невозможно подделаться. Кто из наших писателей в XVIII веке мог иметь на то довольно таланта? Карамзин? но Карамзин не поэт. Державин? но Державин не знал и русского языка, не только языка „Песни о полку Игореве“. Прочие не имели все вместе столько поэзии, сколько находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства. Кому пришло бы в голову взять в предмет песни темный поход неизвестного князя? Кто с таким искусством мог затмить некоторые места из своей песни словами, открытыми впоследствии в старых летописях или отысканными в других славянских наречиях, где еще сохранились они во всей свежести употребления? Это предполагало бы знание всех наречий славянских. Положим, он ими бы и обладал, неужто таковая смесь естественна?».

Калайдович против Пушкина:

Нужно понимать, что сомнения в подлинности возникли не на пустом месте. XVIII – первая половина XIX века – это эпоха, когда интерес к истории и древним рукописям уже был очень велик, но наука была ещё не настолько развита, чтобы всегда быстро распознавать подделки. Наиболее прославившимися фальсификациями стали «Поэмы Оссиана» Макферсона (которые А.С. принял за чистую монету и переводил на русский), а также Краледворская и Зеленогорская рукописи Ганки. Были фальсификаторы и в нашем отечестве, например, Бардин (подделывавший, кстати, уже после пожара копии «Слова») и Сулакадзев. Неудивительно, что обжёгшись на молоке, многие начинали дуть на воду.

Ещё одним фактором является наличие «Задонщины», памятника XV века, имеющего множество параллелей с текстом «Слова». Было обнаружено несколько списков «Задонщины», и сомневаться в её подлинности не приходится. Это породило следующую концепцию: некий фальсификатор в конце XVIII века сочинил «Слово», взяв за основу материал «Задонщины», а пожар 1812-го года позволил замаскировать отсутствие рукописного оригинала.

Дискуссия вышла на новый виток в сороковые годы после публикации книги французского слависта А. Мазона «Le Slovo d'Igor» (если позволите, не буду переводить название на русский), в которой он доказывал подложность «Слова». Мазону возражало множество учёных из разных стран, в том числе такой мэтр как Р. О. Якобсон.

В Советском Союзе вплоть до 1963-го года все были за подлинность. Пока историк А. А. Зимин не выступил с докладом, в котором утверждал, что настоящим автором слова являлся тот самый Иоиль Быковский, у которого Мусин-Пушкин якобы купил рукопись. Зимин даже написал монографию, которую в 1964-м году обсуждали на специальном закрытом заседании Отделения истории Академии наук. Специально для заседания монографию размножили в ста экземплярах, которые потом предписывалось вернуть. Несмотря на то, что большинство участников заседания выступило с критикой концепции Зимина, а академик Лихачёв, защитник подлинности, был за открытую дискуссию, партийное руководство приняло неумное и недальновидное решение не публиковать книгу. Разумеется, это не могло не породить в среде интеллигенции мнения, что раз власти скрывают, то «Слово», конечно, является подделкой. Книга Зимина вышла лишь в 2006-м году, через 26 лет после его смерти.

Мазон против Якобсона:

В новом тысячелетии дискуссия возобновилась в связи с публикацией монографии американского историка Э. Кинана. Ранее Кинан прославился тем, чем безуспешно пытался опровергнуть подлинность знаменитой переписки Ивана Грозного и князя Курбского. В книге 2003-го года он приписывает авторство «Слова» одному из отцов славистики – чеху Йозефу Добровскому. Дело в том, что тот страдал неким психическим заболеванием, возможно, биполярным расстройством, а в 1792-1793 годы совершил поездку в России, где ознакомился с древнерусскими рукописями. Согласно концепции Кинана, Добровский создал подделку в состоянии умопомрачения, а потом забыл об этом. Кроме того, Добровский как один из самых выдающихся учёных своего времени, якобы был достаточно квалифицирован для написания подделки.

Но уже в следующем, 2004-м, году выходит труд Андрея Анатольевича Зализняка ««Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста», не оставляющий от концепции Кинана камня на камне. Книгу эту я горячо рекомендую: она написана лёгким слогом, приправлена виртуозным троллингом гипотезы Кинана, и читается как увлекательный детектив. Ищите третье издание 2008-го года, значительно дополненное и расширенное. Три аргумента из книги я кратко перескажу далее.
Кинан против Зализняка:

1. В праславянском, предке всех славянских языков, было не два числа, а три: единственное, множественное и двойственное. Из живых славянских языков двойственное число сохранилось в словенском и лужицких. Приведу примеры из словенского (буква j = й):

to je zelo zanimiv problem «это очень интересная проблема»;to sta zelo zanimiva problema «это две очень интересных проблемы»;
to so zelo zanimivi problemi «это очень интересные проблемы».

Было двойственное число и в древнерусском. Один из его реликтов в современном языке – согласование существительных с числительными 2, 3, 4. Древняя модель одинъ столъ – дъва стола – три / четыре столи – пять столъ (столъ здесь – форма родительного падежа множественного числа) сменилась современной один стол – два / три / четыре стола – пять столов, где старая форма двойственного числа распространилась на 3 и 4.

В то же время, в некоторых деталях двойственное число функционирует в разных языках по-разному: одним образом в словенском, другим в лужицких, третьим в церковнославянском. Была своя специфика и в древнерусском.

В «Слове» двойственное число ещё вполне себе представлено, в том виде, в котором оно использовалось в XI-XII веках. А вот в «Задонщине» его уже нет. Значит, в этом моменте потенциальный фальсификатор не мог опереться на «Задонщину». Не помогли бы ему и церковнославянские грамматики, поскольку там иная схема употребления двойственного числа, чем та, что была характерна для древнерусского. Чисто гипотетически, фальсификатор мог быть гением, опередившим свою эпоху и научившимся правильному употреблению двойственного числа путём чтения летописей. Но есть одна деталь: в истории древнерусского языка в определённый момент старые формы двойственного числа среднего рода типа двѣ солнци и двѣ сердци (орфография с учётом падения редуцированных) сменяются новыми типа два солнца и два сердца, которые мы и обнаруживаем в «Слове». В летописях новые формы появляются с 3-й четверти XIII века, а «Слово», напомню, предположительно было написано в конце XII. Значит, если бы фальсификатор в конце XVIII века уже разобрался во всех нюансах употребления двойственного числа и хронологии его исчезновения (что учёным удалось сделать лишь в XIX-XX веках), то с опорой на летописи XII века он бы употребил солнци и сердци. Однако берестяные грамоты показали, что на северо-западе Руси в XII веке уже встречались формы типа два солнца. Берестяные грамоты начали извлекать из земли во второй половине XX века, и потенциальный фальсификатор не мог ничего о них знать.

2. В древнерусском языке была такая штука, как энклитики – особые безударные слова, подчинявшиеся закону Ваккернагеля (то есть, в предложении они должны были ставиться на втором месте, сразу после первой ударной группы). Некоторые остатки старого состояния сохранились до сих пор, например, нельзя начать предложение со слов ли, же, бы (знаешь ли ты - *ли ты знаешь; ты же знаешь - *же ты знаешь; я бы хотел - *бы я хотел). Но значительно лучше эта система представлена в западно- и южнославянских языках. Причём, что немаловажно, в каждом она имеет свою специфику.

Для того, чтобы правильно использовать энклитики, человеку нужно знать три вещи:

а) какие слова являются энклитиками;

б) как членить фразу, чтобы правильно поставить энклитики;

в) иерархию энклитик – то есть, то, в каком порядке они выстраиваются, если в одно предложение попадает несколько энклитик разных разрядов.

Проиллюстрирую примерами. Скажем, в чешском энклитиками являются формы вспомогательного глагола «быть» в прошедшем времени и сослагательном наклонении, особые формы родительного, дательного и винительного падежей личных местоимений, а также возвратные частицы при глаголах. И ранжируются они именно в таком порядке. Вот этот набор в одной фразе:

Порядок слов в чешском свободный, то есть, теоретически можно сказать и omluvit bych se ti chtěl «извиниться перед тобой я бы хотел». Нельзя сделать двух вещей: поставить bych se ti не на второе место, а также изменить порядок слов внутри этого кластера.

Далее, нужно знать, после каких слов в чешском можно ставить энклитики, а после каких нельзя. Если мы говорим о союзах, то после že «что» энклитики ставятся, а после ale «но» и a «и» – нет. Например:

Во второй фразе мы обязаны поставить что-нибудь между a и энклитиками.
В древнерусском языке XII века закон Ваккернагеля был вполне актуален и текст «Слова» его соблюдает почти идеально. Сохраняется не только постановка энклитик на второе место, но и их иерархия (а Зализняк, к слову, выделяет аж восемь рангов). Скажем, во фразе из самого начала не лѣпо ли ны бяшеть энклитиками являются ли (2-й ранг) и ны «нам» (6-й ранг).

Кинану казалось, что он снял аргумент энклитик, предложив на роль фальсификатора кандидатуру Добровского. Добровский – чех, а значит, знал, как нужно ставить энклитики. Однако древнерусская система не соответствует современной чешской на сто процентов. Например, во фразе Вежи ся Половецкіи подвизашася «шатры половецкие зашевелились» ся разбивает сочетание существительного с прилагательным, что не встречается в современном чешском (но бывает, скажем, в сербохорватском). Кроме того, здесь представлен ещё один любопытный феномен: двойное ся, когда возвратная частица ставится одновременно перед глаголом и после него. Древнерусским памятникам оно известно (в том числе берестяным грамотам), а вот в чешском ничего подобного нет.

3. В древнерусском было четыре прошедших времени, и формы одного из них, имперфекта, в тексте «Слова» встречаются с наращением -ть, а также без него: бяше и бяшеть, бяху и бяхуть. Лишь в 1999 году вышла статья американского слависта Алана Тимберлейка, в которой показано, от каких факторов зависит распределение этих форм (в частности, как раз, от наличия энклитик), причём в «Слове» эти факторы работают так же, как в Лаврентьевской летописи XII века. То есть, если бы «Слово» было подделкой, его автор должен был бы сам в XVIII веке открыть правило, которое в течение двухсот лет не могли обнаружить сотни высококвалифицированных специалистов.

Разумеется, аргументов значительно больше, я выбрал лишь три из них. Но, надеюсь, в целом картина понятна.

Хочу оговориться, что чисто теоретически можно доказать поддельность «Слова», но вот стопроцентно доказать его подлинность невозможно. Речь идёт о том, что если бы в «Слове» удалось найти вещи, противоречащие твёрдо установленным фактам из истории древнерусского языка, это говорило бы о фальсификации. Но даже если «Слово» идеально соответствует тому, что учёным удалось выяснить о древнерусском языке (в том числе в самое последнее время), всегда можно сказать, что фальсификатор был настолько гениален, что уже в XVIII веке знал о древнерусском языке больше, чем кто-либо даже из современных учёных. Процитирую самого Зализняка:

Желающие верить в то, что где-то в глубочайшей тайне существуют научные гении, в немыслимое число раз превосходящие известных нам людей, опередившие в своих научных открытиях все остальное человечество на век или два и при этом пожелавшие вечной абсолютной безвестности для себя и для всех своих открытий, могут продолжать верить в свою романтическую идею. Опровергнуть эту идею с математической непреложностью невозможно: вероятность того, что она верна, не равна строгому нулю, она всего лишь исчезающее мала. Но несомненно следует расстаться с версией о том, что «Слово о полку Игореве» могло быть подделано в XVIII веке кем-то из обыкновенных людей, не обладавших этими сверхчеловеческими свойствами.

Неслучайно то, что в лагере противников подлинности преобладают историки и литературоведы, а вот среди лингвистов, особенно диахронистов, их крайне мало.

Мы уже как-то упоминали, что древнерусский язык - не старославянский, и путать их ни в коем случае не следует. Про старославянский мы подробно рассказывали тут https://pikabu.ru/story/staroslavyanskiy_yazyik_6495419, а теперь пришло время разобраться с древнерусским.

Периодом существования древнерусского языка принято считать время с VII-VIII по XIV-XV вв. Он является общим предком для украинского, белорусского и русского языков, и на нём разговаривали в Киевской Руси. И писали, разумеется. Не считая нескольких надписей на глаголице, в основном писали кириллицей. Существуют и другие термины для обозначения этого языка, как в российской научной традиции, так и в других, например, "общевосточнославянский".

Хотя не так всё гладко. Как вообще в те времена складывалась судьба языка? Не могло же быть так, что в Новгороде и Киеве разговаривали одинаково? — Не могло. И диалектная карта того времени куда круче современной, плюс ко всему, словарями и грамматиками люди тогда особо не заморачивались. Первая грамматика русского языка, кстати, вышла аж в 1696 году в Оксфорде — “Grammatica Russica” Генриха Лудольфа на латинском языке.

Древнерусский язык тогда не был кодифицирован (вообще, это ко многим древним языкам относится) и более того, он не был литературным для всей территории расселения восточных славян.

Давайте тогда посмотрим, что же за “древнерусский язык” принимается лингвистами сегодня. Многими. Не считая исключения. Не считая гипотезы. Ну вы поняли.

К X веку восточные славяне развили ряд фонетических черт, отделивших их от южных и западных славян. К этим чертам относились:

- полногласие (“город” вместо старосл. “град”)

- употребление [ч] и [ж] ([дж]) на месте праславянских сочетаний *tj и *dj (“ночь” вместо старосл. “ношть”)

- отсутствие носовых гласных и др.

В целом же фонетическая и грамматическая системы были унаследованы из праславянского.

Имя существительное в древнерусском склонялось по трём числам - единственному, множественному и двойственному. Вообще, двойственное число сохранилось только в одном современном славянском языке - словенском.

У существительного также было пять типов склонения, которые подверглись значительному видоизменению с тех пор (в русском и беларусском три типа, в украинском - четыре).

И, разумеется, в древнерусском языке было семь падежей, которые остались практически неизменными, за исключением того, что в русском звательный падеж почти полностью утрачен ("отче", "дево" - вот это вот).

Кстати, в склонении древнерусских существительных мужского рода не было разделения на одушевлённые и неодушевлённые, и оба склонялись одинаково: винительный падеж совпадал с именительным (то есть чьловѣкъ видить конь).

С прилагательными картина тоже была интересная. Не вдаваясь в подробности, скажем только, что именные прилагательные склонялись как существительные. Вы наверняка знакомы с подобными формами из сказок и некоторых застывших выражений: добр молодец, красна девица, чисто поле, на босу ногу, средь бела дня и т. п.

А прилагательные в их современном виде - это сочетание именных прилагательных с указательным местоимением. Вот так и различаем по родам “живой, живая, живое”.

Глагол обладал двойственным числом, указательная частица -сѧ перемещалась в предложении, не приклеиваясь к глаголу, деепричастия ещё не было, вида тоже, а времена ещё сохраняли всю эту странную систему с перфектом, плюсквамперфектом, аористом и имперфектом. Все эти “написалъ ѥсмь”, “быхомъ”, “написалъ бѧше” и т. п.

В общем, довольно интересный предмет для изучения - в особенности, что касается его наименования. Факт - существование общих черт у языков восточнославянских племён. Факт - наличие письменных источников, из которых эти общие черты выводят. Гипотезы - единый массив языка с диалектами или просто диалекты, самостоятельно развившиеся из праславянского языка.

В общем, если вдруг столкнётесь с текстом на древнерусском, не спешите грести всё в кучу. Настоящий исследователь всегда знает мантру - никогда не бывает просто.

Текст написан для группы ВК https://vk.com/glagoli.game и телеграм-канала t.me/glagoli_game

Признайтесь, топорное словечко. По мере отдаления родства ещё хуже. Как посчитаться на родовой манер до седьмого колена? Приходится уповать на великий и могучий, может, завалялось словечко... И не напрасно.

Читаю, значит, грамоты Молдавского княжества XV в. на (церковно)славянском языке местного извода (не спрашивайте, как я дошёл до этого). Типичный образец:

панъ Косте Враничъ... своею доброю волею... продалъ свое село... на име Лужане, шо сутъ пониже Рипужници, на Пруте... а продалъ ихъ пану Витолту, за чотыри ста злати турецкых... ничого собе не оставлеючи... со всимъ доходомъ, ему и детемъ его, и унучатомъ его, и преунучатомъ его, и прешчюрятомъ его и въсему роду его, непорушено николи, на веки.

Так, стоп. Кому? Прешчюрятомъ? Это ещё кто? Фраза похожа на обычный оборот, нахожу другие случаи употребления, но с иным написанием слова:

Хм... Смотрю, как перевели румыны - răstrănepoților [рэстрэнепоцилор]. Непот, очевидно, либо племянник, либо внук, но рэстре ни в одном словаре нет. Что за... пращурята!

За пряунучатами (тоже варьируется) в порядке наследования ищут пращурята, праправнуки то бишь. Если есть пращуры, предки, то должны быть и пращурята. Ай да молдаване. Но они ли? Как минимум, слово выглядит странно [1]. Суффикс -ат- используется для слов типа медвеж-онок для образования множественного числа [2]. Медвеж-ат-а. Внучата (от внучонка). Но пращурёнок не встречается [3] (с. 45). Возможно по аналогии перенесено в конкретной фразе и это неразговорное слово?

Нужно уточнить, что язык молдавских грамот - западнорусский, на котором некоторое время вели дела в соседнем Великолитовском княжестве. С некоторыми особенностями (подробнее почитать [4], историографию вопроса [5]; о том, с какой радости вообще использовался русский и каковы последствия [6]). Возможны три варианта: либо слово диалектизм, либо всплывёт позже в белорусском и украинском, либо уже было в древнерусском (тогда - и в русском). Первый вариант маловероятен, как правило это термины и специфические понятия, часто румынского происхождения (список).

Гугл выдаёт нам 10 употреблений формы пращурят (по 5 употреблений на русском в современном тексте и 5 случаев копипасты одной цитаты - на белорусском). Пращурята - 51 раз. Среди которых, например, в одном крайне сомнительном источнике вариант пращуреня, который употребляется по разу (в украинском и беларуском тексте). Его использует один автор славянского фэнтези, другой - для сказок. Может быть, слово придумано заново?

У Даля его нет, но сказано, что пращуром можно называть и праправнуков, и прапрадедов; и даже пра(пра)щуры бывают! Но оно зафиксировано (с. 33) в 1803 г. в Вологодской губернии, есть в старорусском тексте XVI в.:

И по той де полной служатъ у него прашурята Худякъ Есиповъ сынъ з женою с Анницою...

и того же периода - западнорусском (с. 18):

не только матка маткомъ але бабкомъ и прабабкамъ маткою была дождавши прашуратъ т. е. четвертаго поколеня

Ну что, осталось найти грамотку, только древнерусскую. К сожалению, попалось только в единственном числе (пращуръ/пращюръ) в значении потомка, причем как шестого:

...правнукъ Ярославль, праправнукъ Ярославль, препраправнукъ Всеволожь, пращуръ Юрья Долгорукаго, прапращуръ Владимера Маномаха, препрапращурь Всеволожъ Ярославича Владимерича. Ник. лет. XI, 2. 1363

и

...правнука Всеволожа, праправнука Святославля, препраправнука Олгова, пращура Святославля, прапращура Ярославля, препрапращура великаго Владимера. Там же, 11. 1368

так и четвертого колена:

...правнука Ярославля, пращюра великаго Володимира, хрстившего всю землю Рускую. Ипат. лет., 383. 1149

Древнейшие списки Ипатьевской летописи начала XIV в., Никоновской - XVI в. (цитирую по Словарю древнерусского языка, М., 1992: Наука [7])

Помните странное румынское слово? С непотом разобрались, с рэстрэ - нет. Среди романских языков в румынском наименьший процент германизмов и высокий - исконной лексики. Так вот, пациент - это изменившаяся (согласно переходу а -> ă [8]) форма множественного числа латинского rastra, в единственном числе - rastrum [9]. Это такой инструмент для письма, с пятью зубцами, чтобы чертить ровные нотные станы [10]. Смекаете? Посчитаем колена: сыновья - первое, внуки - второе, правнуки - третье, праправнуки - четвёртое. Стоит ли делать ещё один шаг? Не думаю, ведь предшествующее переводное strănepoților чётко переводится как правнук. Оу, подождите-ка... Что, если ră - обычная приставка типа "повтор" или "очень"  [11]?.. Забыли про раштр.

И ещё о суффиксе -ят-/-ат- (<*ęt). Он общий для славянских языков, с его помощью образованы такие слова, как болгарское качета (бочонок), сербское звонцета (колокольчик), близкое разбираемому древнерусское отрочата; в польском и украинском особо любимы: nożęta - ноженята, oczęta - оченята, rączęta - рученята [12] (с. 178).

Выводы такие: 1) слово древнее; 2) первые употребления строго в значении праправнука, потомка четвертого колена; 3) слово изящное, мне нра:) 4) слово забыто, есть попытки его популяризовать.

Прошу уважаемых лингвистов @klapaucjusz и @szoczek, если их не затруднит, отрецензировать мой первый опус по теме:)