©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Часть двенадцатая.
Финал.

На выступление собрался весь наш город. Неформальный, конечно же. В «Семерках», пожалуй, еще никогда не было так тесно. Сарафанное радио Насти и Макса сработало на ура. Правда диски покупались неохотно, но нас это мало волновало. Куда сильнее волновал предстоящий концерт.
- Рожа чешется, - сообщил Андрей, пытаясь пальцем почесать зудящее лицо.
- А ты как хотел, родной, - вздохнула Настя. – Мама Валя свое дело знает. Да и театральный грим – это тебе не хуйня из-под коня. Впитывается в сами нервы, ацетон его хуй возьмет.
- Золотые руки у этой женщины, - ответил Славик, рассматривая себя в зеркало. Грим спрятал его прыщи и превратил в весьма симпатичного тощего гота. Хоть сейчас на обложку журнала.
- Истинно так, сладенький, - улыбнулась Настя. – Можешь хоть с разбегу об стену уебаться. Ничего не смажется.
- Пожалуй, откажусь от таких проверок… А, Максим, - воскликнул он, когда из гримерки выбрался Макс. – Ого!
- Нравится? – усмехнулся тот, покружившись на месте.
- Твои волосы, - ахнула Настя. Да и все мы порядком удивились, потому что Макс состриг их, оставив лишь длинную челку, выкрашенную к тому же в темно-красный.
- Король должен блистать на балу. Даже если бал проходит на самом дне Ада, - ответил Макс. – Ну, готовы?
- Скажу «да», значит, совру, - буркнула Вася, в сотый раз проверяя свою гитару. Гример постарался выделить ее большие глаза, и сейчас перепуганная Вася напоминала мне не менее перепуганную совушку.
- Выше нос. Это наш вечер, - кивнул Макс. – Насладитесь им сполна, пока угли нашего костра еще рдеют.
- Ты опять вмазался? – мрачно спросила Настя, но Макс мотнул головой и улыбнулся.
- Нет, солнце. Сегодня я чист, как трубочист после стирки. А что будет дальше… поживем-увидим.

Всегда волнительно выходить на сцену. Тот, кто скажет, что после пятого, десятого или пятидесятого раза страх уходит, безбожно соврет. Все волнуются. И начинающие артисты, и те, кто собирает стадионы. К счастью, у нас был Макс, ледяная уверенность которого, постепенно передавалась и нам.
Он вышел на сцену твердой походкой, благосклонно улыбнулся, услышав приветственные крики толпы, а потом пригласил на сцену нас. И лишь после того, как мы заняли свои места, подошел к микрофону.
- Насладитесь этой ночью, - мягко произнес он. И добавил уже знакомым нам глубоким и вибрирующим голосом. – Ибо ночь вечна.

- Меня чуть на кусочки не порвали, когда диски закончились! – пожаловалась Вика после выступления, когда мы собрались в пустом уже зале возле барной стойки, чтобы выпить и прийти в себя. – Чего вы так мало-то напечатали?
- На сколько денег хватило, - пожал плечами Макс, поцеживая пиво. Он мотнул головой, когда Вика протянула ему пачку налика, и кивнул в нашу сторону. – Не. Это им. Как уже говорил, это подарок.
- Ну, брат, ты выдал, - широко улыбнулся Колумб, хлопая Макса по спине. – Да, блядь, все выдали. Когда Яр начал на скрипке в конце играть, там бабы аж из трусов выпрыгивали.
- Правда? – глупо спросил я и покраснел, увидев ехидные улыбки друзей.
- Васька тоже молодца. Нервничала поначалу, а потом ворвалась, - добавила Настя. – Ну, если это не заявка на победу, то я хуй знает, что это вообще тогда было.
- Все молодцы. Все, - поправил ее Макс. – И этот концерт запомнят.
- Угу. Еще скажи, что локти будут кусать те, кто пропустил?
- И это тоже, - кивнул он. – В любом случае, отыграли мы охуенно.
- Если ты ща скажешь, что я лажал, я тебе каждый рудимент на ебале отыграю, - предупредил открывшего рот Славика Андрей. Розанов предупреждение понял прекрасно и захлопнул рот с громким стуком, спровоцировав новый взрыв смеха.
- Не, не. Я что хотел сказать… Выступление многое показало. Что неформалам понравилась наша музыка, что диски хорошо продаются… Надо альбом в журналы отправить, - забормотал Славик. – Лейблам тоже. В «Nuclear blast», «Spinefarm», «Irond».
- Не порть прекрасную ночь своей меркантильностью, - скривился Макс, положив руку Славику на плечо. – Хуль ты начал-то? Не все ж от денег зависит, Слав. Душа важнее. Вон как вам хлопали. А ты про деньги. Тьфу…
- Так, старый панк разворчался, - улыбнулся Шакал, ставя перед Максом новую бутылку пива. – Давай лучше выпьем, брат.
- Давай. Вот это дело, а деньги… деньги - грязь, - кивнул тот и, обведя нас долгим, внимательным взглядом, как-то грустно улыбнулся. – Но все же… Люблю вас. Знайте это.
- А уж мы-то как тебя любим, - сварливо ответила Настя. – Порой придушить готовы от любви энтой. Выпьем!
- Выпьем! – загалдели все, поднимая вверх алкоголь. Бутылки, бокалы и стаканы хрустально зазвенели, сталкиваясь друг с другом. – Пусть эта ночь длится ВЕЧНО!

Понятное дело, что никакая ночь не может длиться вечно. Ее всегда сменит утро. В наших жизнях тоже наступило утро, только вот облака оказались окрашены в темно-бордовые цвета. Никто не знал, почему, когда ехал с улыбкой в студию на очередную репетицию. В голове Славика вовсю крутились бизнес-процессы – куда отправить альбом, как связаться с лейблами и подписать контракт, по какой цене выставить новую партию дисков в «Черном солнце». Порой они сменялись на творческие – витали обрывки будущих мелодий, части сложных пьес и коротких импровизаций. Славик не мог иначе и, пока все отходили от концерта, он думал, прикидывал и записывал идеи в свою тетрадь, чтобы потом поделиться всем этим с нами.
Я же просто задумчиво пялился в окно трамвая, который вез меня в Окурок, к дому культуры, в подвале которого проходили наши репетиции и был записан наш альбом. А за окном царила золотая осень – мягкая, еще теплая и влажная. Скоро она превратится в осень колючую и мрачную, но пока осень все еще хранит яркие цвета лета.
В студии меня уже ждали друзья. Вася настраивала гитару, подключив ее к тюнеру. Андрей разминал руки, сидя за установкой. Славик возился с синтезатором и порой заглядывал в тетрадь. Мирно гудел холодильник в углу и неспешно тикали часы на стене. Скрипнула дверь, впуская Настю и Шакала. Правда одного взгляда на них нам хватило, чтобы понять, что что-то случилось.
- Ребят! – взволнованно произнесла Настя, замерев на пороге. Позади нее мрачной, тощей тенью замер Шакал.
- Фу, блядь. Напугала, - ругнулся Андрей, откладывая палочки в сторону. – Чо случилось?
- Ребят, - жалобно повторила она и, скривившись, заплакала. – Макс умер.

После этих слов в студии наступила зловещая тишина. Мы недоуменно смотрели друг на друга, переводили взгляды на Настю и на Шакала. Тетрадка выпала из ослабевших рук Славика. Охнув, села на диван Вася. И мрачно покачал головой Андрей.
- Что? – тихо переспросил я, вцепившись побелевшими пальцами в гриф своей гитары.
- В окно шагнул вчера, - ответил мне Шакал, обнимая плачущую Настю. – Наглухо, брат.
- Да как так… - пробормотала Вася. Ее губы дрожали, а в глазах блеснули слезы.
- Он не мог, - помотал я головой. – Не мог так сделать.
- Его нет, Яр. Нет, - повторил Шакал. Через секунду тишину разорвал наш крик.

Макса похоронили через пять дней, и проводить его пришли многие. Друзья, знакомые, коллеги. Но не я. Вместо этого, я собрался утром и поехал в студию, где и просидел весь день бессмысленно пялясь в стену и бренча гаммы на гитаре. Правда, когда я посмотрел на стол и увидел в нем окурок сигареты, то не смог сдержать слез. Потому что такие сигареты курил только Макс.
Слезы катились по моим щекам ручьем, впитывались в водолазку, падали на дрожащие руки и на гриф гитары. Слезы превратились в истерику, когда я, неожиданно для себя самого, заорал. Заорал от боли, обдирая горло в кровь. Но эта боль не приносила облегчения. Только новую боль. А мой крик… нет, это был не крик. Это был вой. Тот, который я так долго держал в себе.
- Ты не мог так поступить, - крикнул я в пустоту. Но то был не крик. Сиплый шепот сорванных связок и только. – Не мог.
Ответом мне была тишина, мерный гул холодильника и гудение комбика у моих ног.
- Ты был сильным. Ты бы не поступил, как трус. Как я…

Друзья приехали в студию вечером. Поняли, что я буду тут и пришли несмотря на то, что их сердца тоже кровоточили. Молча зашли, молча разделись и расселись по своим местам. К моему плечу прижалась Вася, зашуршал тетрадкой Славик и хлопнул дверцей холодильника Андрей. Слова были не нужны. Нужна была музыка.
Сначала Вася взяла в руки гитару и, подстроив ее, проиграла вступление «Сплина». Того, первого «Сплина». Сырого, неровного. К ней добавился мой бас, а потом и легкий, дрожащий ритм барабанов. Не было слышно вокала, но он сейчас звучал в наших головах. Хриплый, низкий, обволакивающий. Голос, который, как нам тогда казалось, больше никогда не зазвучит в этой студии.

Через два месяца нас выдернул в студию Колумб. Он позвонил Насте, а та уже собрала всех остальных. Пусть мне и не хотелось ехать, но я все-таки нашел в себе силы и отправился на трамвайную остановку. В подъезде, у почтовых ящиков, Шиша ебал какую-то грязную сиповку, но я равнодушно прошел мимо, не обратив внимания ни на жаркие стоны, ни на грубое возмущение Шишы, которому помешали.

- Хуй знает, ребят, - вздохнул Колумб, когда мы расселись на диване. – Честно, долго думал, показывать вам это или нет, но потом подумал, что неправильно как-то, если вы не услышите.
- О чем ты? – нахмурился Андрей.
- Да есть одна тема. Макс тут с Дим Димычем за неделю до концерта в студии заперся. Все долдонил, что песню ему какую-то записать надо.
- Ну, да, - криво улыбнулась Настя. – Если вбил себе в башку, значит так просто не слез, да?
- Ну, мы там за денек управились, - хмыкнул Дим Димыч, сидя за компьютером. – Хули там… гитара да вокал. Но я разбил на две дорожки…
- Ща, погодь, я обрисую, - перебил его Колумб. – Макс же как… Ушел, не попрощавшись. В хате разгром, пустые бутылки, ложки копченые, шприцы… В своем стиле короче. Он и из приюта сбежал, меня не предупредив. Всегда делал так, как сочтет нужным… Ладно, без лирики. Выцепил он Дим Димыча, чтобы песню записать.
- Я забыл сказать, - смутился Дим Димыч. – Винт чистил от мусора и наткнулся.
- Короче, я послушал, и думаю, что вам тоже надо послушать.
- Ой, блядь. Надо ли, - помотала головой Настя.
- Надо, - кивнул Колумб. – Сама поймешь.

Непривычно было слышать голос Макса. Еще непривычнее было слышать такой голос Макса. Робкий, мягкий, насквозь пропитанный болью, которая его пожирала. Он становился громче, сильнее, увереннее, превращаясь в крик. Нет, не крик. Вой. Его вой. Который он прятал точно так же, как и я. Этот голос был настоящим. Искренним. Это был голос Макса, которого мы не знали. И так и не смогли узнать.
Настя, ничуть не смущаясь, плакала, спрятав лицо на груди у Андрея. Плакала Вася, вцепившись ноготками в мою руку. Шумно дышал Андрей, сидя за установкой. И беззвучно шевелил губами Славик, растеряно смотря на нас. А я… я просто молчал, слушая голос моего друга. Это была не просто песня. Это был реквием. Прощальная записка, оставленная нам.

Прощальный концерт мы отыграли зимой, двадцать первого января. Это решение далось нам нелегко, но каждый понимал, что это необходимо. Собраться вместе предложил, как ни странно, Славик, он же взял на себя все хлопоты вместе с Колумбом, которому отводилась роль приглашенного вокалиста. Колумб сам предложил свою кандидатуру, с чем все без проблем согласились. Кто, как не лучший друг Макса, способен заменить его у микрофонной стойки. Пусть репетиции и прошли, как по маслу, нервозность все равно присутствовала. Сердца все еще кровоточили, отказываясь признавать то, что случилось.
Играли мы снова в «Семерках», куда набилось столько же народу, сколько на наш концерт. Каждый хотел попрощаться с Максом, понимая, что этот концерт может стать последним. Его посетила и Лаки, которая украдкой поплакала, обнимая Настю в уголке гримерки. Я грустно улыбнулся, но все-таки порадовался, что они смогли помириться. Пусть и при таких печальных обстоятельствах.
Концерт тоже прошел хорошо, Колумб оказался профессионалом своего дела, адаптировав свой вокал максимально близко к тому, как пел Макс. Но он не был Максом. Не та стать. Не та сила… Это понимали не только мы, но и все присутствующие. Само прощание случилось в самом конце нашего выступления, когда Славик дал знак Дим Димычу и клуб неожиданно потонул в темноте. Только над пустым микрофоном свет остался гореть. Одинокий, теплый лучик, пронзающий клубы дыма и поднятой в воздух пыли.
Первыми вступили клавишные. Грустные и нежные, преисполненные печали. Как и голос Макса, что зазвучал из колонок. А потом в зале зажегся робкий огонек зажигалки. Следом еще один и перед нами неожиданно заколыхалось звездное небо…
Я слышал, как всхлипывает Вася. Как дрожат руки Славика. Как неровно звучит ритм. Но всем на это было плевать. Каждый из нас понимал, что сейчас звучит прощальное письмо Макса. Честное, неровное, окровавленное и с легким запахом вина, которое он так любил. Письмо, наполненное болью и словами, которые так и не были сказаны. Ночь не вечна. Теперь это понимали и мы. Потому что песня была и нашим прощальным письмом.

Прощальное письмо можно послушать, включив это видео

Эпилог.

2022 год.

Сложно было возвращаться в родной город после стольких лет отсутствия. Призраки прошлого все еще обитали в нем, да и вряд ли куда-то денутся, пока жив хоть один человек, родившийся на этой земле. Но даже несмотря на это я улыбался, идя по перрону к выходу из вокзала. Возле тяжелых деревянных дверей я увидел знакомую долговязую фигуру в черном и с неизменным черным цилиндром на голове. Шакал. Он, на первый взгляд, казалось, даже не изменился, словно пропитался формальдегидом. Но глаза выдавали возраст. Усталые, холодные, с еле заметной искоркой тепла, которую увидеть могли лишь те, кто был Шакалу особенно близок.

- Привет, брат, - хрипло произнес он, крепко меня обнимая.
- Ты как узнал, что я приеду? – улыбнулся я, убирая выбившуюся прядь волос за ухо.
- Забыл, что ли? – усмехнулся он. – Я всегда на страже двух миров. Все знаю.
- Девчата по такому еще текут?
- Еще как, - рассмеялся Шакал. – Ладно, мне Блодвен сболтнула, что ты приезжаешь. Решил встретить. Кстати, я на машине, Яр. Тебя подкинуть куда?
- Надеюсь, не на катафалке?
- Вполне приличная «бэха», - обиженно протянул он.
- Погребальный бизнес неплохо идет? Тогда не откажусь. Я в центре гостишку снял на несколько дней. Тут недалеко.
- Ну, погнали, в таком случае. Хоть расскажешь, где был и что делал.

Впрочем, с беседой пришлось повременить, так как Шакалу позвонили по работе и он, извинившись, высадил меня у гостиницы, после чего умчался по своим темным делам. Пообещав, правда, заглянуть в гости.
Я же, приняв душ и разложив чемодан, отправился прогуляться, наслаждаясь золотой осенью и изменившимся в лучшую сторону городом. Город и впрямь коснулись изменения. Он похорошел, избавился от мрачности и серости. Но было понятно, что это все-таки маска. Красивая, но маска, под которой прячется тот уродливый и прокаженный старик из моего детства, которого я хорошо помнил. 
В кармане зазвонил телефон и на экране высветилось имя. «Андрей Щукин». Улыбнувшись, я поднес телефон к уху и тут же поморщился, услышав его громкий голос, на фоне которого что-то лязгало и гремело.
- Яр! Ты приехал?
- Да, можешь так не орать.
- Да я себя хуй слышу. Ща, погодь, - он прервался на мгновение, а когда вернулся, фоновый шум исчез. – Во, так получше. Как доехал, брат?
- Нормально. Жопа квадратная правда, - рассмеялся я. – Прогуляться вот вышел.
- Эт правильно, - ответил Андрей. Голос все тот же. Разве что хрипотца взрослая выделяется. И усталость. – Так, напомни, где мы там встречаемся?
- В «Моряке». Настя там столик забронировала на восемь вечера.
- А, точняк. Ну, могу задержаться малость.
- Мы подождем.
- Уж, блядь, сделайте милость, - ругнулся он, а потом в голосе послышалась улыбка. – Я рад, что ты приехал, Яр.
- Я тоже, Андрюх. Я тоже.
- Ладно, пойду, а то тут уже истерят. Да, иду, блядь, не галди! – рявкнул кому-то Андрей. – Извини, работа.
- Все в порядке. Подкатывай к восьми.
- Найдемся, брат.
- Найдемся.
Сбросив звонок, я вздохнул, сделал глоток воды из бутылки и неспеша пошел дальше.

К ресторану я приехал раньше на полчаса, но сразу же увидел у входа знакомое лицо. Знакомое лицо курило тонкие сигареты и грязно ругалось с кем-то по телефону. А потом, замолчав, рассмеялась и бросилась ко мне.
- Ярик!
- Привет, Настен, - улыбнулся я, обнимая ее.
- Так, я надеюсь, что это не та же водолазка, в которой ты отсюда уезжал? – строго спросила она.
- Нет, новая. Неделю назад купил.
- Смотри у меня, композитор. Узнаю, что последний хуй без соли доедаешь, прибью.
- На хлеб с маслом хватает, - успокоил ее я. – Наши уже здесь?
- Васька только, а малохольный Андрейка в мазуте-поди топится. Сказала же русским языком. К восьми, значит, к восьми. В «Моряке» столик просто так хуй забронируешь.
- Он предупредил, что чуть задержится… - я не договорил, потому что Настя снова обняла меня и всхлипнула.
- Рада, что ты выбрался. Боялась, что опять отменишь поездку.
- Когда-то надо было приехать, - вздохнул я. – Ладно, черт с ним. Пошли?
- Да, пошли. Пока Васька там не набубенилась в одиночестве. Бля, Яр. Ты ее не узнаешь. Точно тебе говорю!

Настя оказалась права. Я не узнал Васю. За столиком сидела не та угловатая девчонка, а миниатюрная женщина с короткой, аккуратной прической и в черном, обтягивающем платье. Увидев меня, она широко улыбнулась и, выбравшись из-за стола, бросилась в мои объятья. Васе возраст пошел только на пользу. Во взгляде и во внешности появилась какая-то строгость и уверенность, а вот голос остался тем же. Правда в нем тоже сквозила усталость.

- Ну, рассказывай, - улыбнулась она, держа меня за руку. Настя ехидно кашлянула, но Васю это не смутило. – Где ты, как ты?
- Нормально. В питерской консерватории преподаю. Музыкой занимаюсь.
- Эт мы знаем, - перебила меня Настя. – Лучше скажи, баба есть? А детки? Наплодил уже байстрюков по всей стране, а?
- Да, погоди ты, - встряла Вася. – Ты-то может и знаешь, а я его двадцать лет не видела.
- Как и я, сладенькая, как и я. Ладно, вещай, голос из прошлого.
- Да нечего особо вещать, - ответил я. – Живу потихоньку, были отношения… да сплыли.
- Ну, как у многих, смотрю, - усмехнулась Настя, посмотрев на Васю. Та в ответ зарделась и смущенно уставилась в тарелку.
- А ты в кино все так же?
- А как же, родной. Сценарии, хуе-мое и все такое. Но речь ща не обо мне, а о тебе. Вот и рассказывай.
- Считай, что рассказал. Правда, похвастаться нечем. Жизнь у меня не такая богатая, как у тебя. Музыку вот для фильмов пишу. Для игр тоже. Со многими направлениями работаем.
- Ну, хоть не попсу, как Розанов, - рассмеялась Вася и, посмотрев поверх моей головы, улыбнулась. – О, какие люди!
- Вспомни калича и он явится.
- Василиса, - послышался позади голос Славика. – Анастасия. Ярослав.
- Привет, - тепло улыбнулся я, поднимаясь со стула и заключил старого друга в объятья.
- Три секунды, Ярослав, - напомнил тот. – Не забывай.
- Угу. Так и мучаешься?
- Отнюдь. Избавляет от ненужных контактов, - улыбнулся он. Располневший, полысевший, с бегающими глазками и изрытой от старых прыщей кожей. Но все-таки тот самый Славик, которого я знал.
- Ты поправился, - заметил я. Розанов неожиданно покраснел и попытался втянуть живот.
- Вот не надо тут это делать, - поморщилась Настя. – Знавала я одного такого. Втянул живот, а потом обосрался от натуги.
- Ну, тебя, - буркнул Славик, присаживаясь за стол. – Андрей опаздывает? Сразу скажу, я только до одиннадцати…
- Отставить свои дебиловатые замашки. Ты двадцать лет нас не видел.
- Это Ярослав не видел, а мы виделись два года назад, - поправил ее Розанов, заставив Настю закатить глаза.
- Постарайся хоть механика не заебывать. А то он тебе точно в жопу гаечный ключ запихает.
- А надо? -  весело спросил позади меня Андрей. Он улыбнулся, услышав одобрительное гудение и по очереди обнял сначала девушек, а потом и нас со Славиком. Меня он обнял крепче. – Рад видеть, братка.
- Взаимно, - улыбнулся я. – Ладно, садись.
- Сесть я всегда успею.
- О, извини. Присаживайся.

Отужинав и выпив вина, мы переместились на открытую веранду, на свежий воздух. Чтобы поговорить, чтобы помолчать, чтобы вспомнить прошлое. Андрей закурил, а я облокотившись спиной на перила, задумчиво смотрел на раскинувшийся внизу ночной город. Ради панорамы и посещали этот ресторан.
- Да, чо я… - хмыкнул Андрей, стряхивая пепел под ноги. – Мы с Некитом уже давно на рынке. Сейчас каждый второй автосервис в городе наш. Конкуренты залупались по первой, да с Некитом разговор короткий, сам знаешь. А так, что… Женат, двое детей.
- Двое? – удивился я. – Молодца.
- А то. Лиза и Макс. Погодки. Школу заканчивают как раз. Макс… ну, ты не удивишься, по батиным стопам пошел.
- Машины ремонтирует? – спросил Славик, чтобы поддержать беседу. Андрей в ответ рассмеялся и помотал головой.
- Не, барабаны осваивает. Только не рок, а джаз.
- А ты-то сам? – спросил я. – Играешь?
- Бывает, накатит хандра, сажусь за «кухню» сына, - ответил Андрей и погрозил пальцем Славику. – Ну-ка, цыц! Только заикнись про рудименты и мои косяки.
- Да я и не собирался, - обиженно хмыкнул тот.
- Смотри у меня… Так вот. Чисто для души иногда. Ну и молодость вспомнить. Руки-то помнят. А на постоянку, с группой… не могу после Макса. Хоть ты тресни, сразу накатывает, - улыбнулся Андрей и повернулся к Славику. – А ты, значит, продался, ненавистный? Слил душу попсе?
- Ну, деньги там хорошие вертятся, - поправил очки Славик. – И таланты встречаются. А то, что души нет… кого сейчас этим удивишь.
- Слыхали, слыхали. Подопечные твои вон по всем каналам пездами светят, - вставила Настя, присоединяясь к нам. Вася же робко прижалась ко мне и смущенно улыбнулась. – Ну, на вкус и цвет…
- Да пытался я другой музыкой заниматься, - проворчал Славик. – Не идет. Кажется, что Nox Aeterna – единственное, что я делал с душой. А теперь не могу. Из-за… ну, сами знаете.
- Знаем, - кивнула Настя, похлопав его по плечу. – Эт мы так, подъебываем беседы ради. Прости.
- Все нормально, - нервно улыбнулся Розанов.
- Ладно ты скажи, Славик. Ты эту, как ее… - задумался Андрей. – А, Бактерию ебал? Которая конкурс выиграла. По ящику еще показывали.
- Ну. Некая связь у нас была… - пробормотал он и, вздрогнул, когда мы рассмеялись. – Ну вас в жопу.
- Да мы и так там, сладенький, - пропела Настя. – Куда ни глянь, везде одно говно.
- А ты? – тихо спросил я, повернувшись к Васе. Та в ответ покраснела и поджала губы. – Понятно, не тема для беседы.
- Ага, - кивнула Вася. – Может, быть потом. Яр, а ты чего так долго не приезжал?
- Не мог, - вздохнув, честно ответил я. – Боялся. Боялся, что в прошлое вернусь, а с ним и боль вернется.
- Прости…
- Не извиняйся. Когда-то надо было приехать. Хотя бы вас увидел, - робко улыбнулся я.
- Правильно сделал, - серьезно ответила Настя. – От прошлого бегать – гиблое дело. Его отпустить надо.
- За этим и приехал, - чуть подумав, ответил я.

Разъехались мы ближе к часу ночи, когда настолько осоловели от съеденного и выпитого, что Славик попросту отрубился прямо там, где сидел. Ему вызвали такси, растормошили и отправили в гостиницу, где он остановился. Уехал Андрей, уехала Настя. Остались только мы с Васей вдвоем. Я видел, что она мнется, поэтому взял ситуацию в свои руки и просто предложил прогуляться по набережной. Несмотря на осень и прохладу в воздухе, на улицах еще было многолюдно. И, как сказал мне Андрей, давно уже никого не щемили в центре ночью.

- Я не хотела при остальных рассказывать о своей жизни, - тихо сказала Вася, пока мы медленно шли по бульвару. – В ней нет семьи, как у Андрея. Нет успеха, как у Славы. Даже спокойствия, как у тебя, и того нет. Когда ты уехал… нет, не так, прости. Через три года, как ты уехал, отец умер.
- Ты спалила квартиру? – спросил я. Вася грустно улыбнулась и помотала головой.
- Не квартиру. Его вещи. Только легче не стало, Яр.
- Понимаю.
- Знаешь, говорят, что девушки подсознательно ищут мужа, похожего на отца.
- Комплекс Электры? Да, слышал.
- Я не искала, но он нашелся сам. Искала не поломанного, а нормального, но в итоге оказалась с очередным чудовищем, - процедила она и, шумно вздохнув, нервно рассмеялась. – Пиздец, как сложно-то говорить об этом.
- Если не хочешь…
- Хочу, Яр. Устала молчать, - воскликнула Вася и, смутившись, подернула плечами. – Если коротко, то в этих отношениях было много страшного. Много нервов я потратила, пока не разорвала их. Хорошо хоть Никита помог. Ну, брат Андрюшкин. Без него даже не знаю, как выбралась бы. Знаешь, что самое смешное? Макс постоянно говорил, что мы выбираем, а не за нас должны выбирать. Получается, я сама выбрала для себя такую жизнь?
- Нет, Вась. Объяснение куда проще. Ты поломанная.
- Как и ты.
- Как я. Думаешь, у меня так все гладко? Нет. Но если прекратить бороться, то остается только шагнуть в ночь. Как Макс.
- Я думала об этом, - честно ответила Вася, сжав мою руку. – Не смогла. Испугалась.
- Ты сделала выбор, как Макс. Каким бы ни был его выбор, он его сделал, пусть и причинил всем нам боль. А ты… ты выбрала жизнь. А какой она будет, зависит уже от тебя.
- Хуево я значит выбираю, Ярик, - улыбнулась она. – Хочешь еще смешного?
- Хотелось бы, - улыбнулся я в ответ. – Смех прогоняет тьму.
- Ну, тут смех будет скорее циничный.
- И все же.
- Ладно, когда-то надо было признаться. Так почему бы не сейчас? Ты мне всегда нравился. С того дня, как Макс тебя на вписку привел. И Шакал еще сказал, что видит, как нас друг к другу тянет.
- Почему промолчала?
- Боялась, что сломанное со сломанным не пара, понимаешь?
- Понимаю.
- Боялась, что, глядя на тебя, буду видеть себя. Истерзанную, разорванную, искалеченную. Даже тогда, когда ты меня переночевать пустил, я так и не решилась сказать, что ты мне нравишься. Больше, чем нравишься. И я сейчас боюсь того, что сказала.
- Не стоит бояться, Вась, - вздохнул я и, притянув ее к себе, крепко обнял. Она задрожала, шмыгнула носом, но сдержалась. Не стала давать волю слезам, хоть они ее и душили. Душили до боли.
- Кто знает, какой была бы моя жизнь, признайся я тогда тебе в своих чувствах? Может и не было бы больше этой боли, не было бы страхов. Но был бы ты. Рядом. Не папа, а ты…
- Мы свободны в своем выборе, Вась. Мы должны решать, какой будет наша жизнь. Именно это пытался до нас донести Макс. До всех нас. Но мы не понимали.
- Поняли только сейчас, - прошептала она. – Яр…
- М?
- А ты как считаешь? У нас могло что-то быть?
- Думаю, да.
- И сейчас? – с надеждой спросила Вася, снова превратившись в ту угловатую девчонку, которую я помнил.
- Не попробуешь – не узнаешь. Но если надумаешь, - покраснел я и вытащил из кармана визитку. – Позвони мне. Питер очень красив осенью.
- Спасибо, Яр, - грустно улыбнулась она. – Спасибо.
Я не ответил. Только улыбнулся в ответ и ободряюще сжал Васину руку. А потом пошел вперед, по бульвару, ежась от прохладного ветерка, ерошащего мои волосы. Кто знает, позвонит она мне или нет. Куда важнее, что я сделал свой выбор. Тот, о котором теперь точно не буду сожалеть.

Перед отъездом я навестил еще одного друга, визит к которому откладывал слишком уж долго. Идя по потрескавшемуся асфальту среди мрачных мраморных памятников и покосившихся крестов, я то и дело сверялся с картой, которую мне скинула Настя. Каждый шаг давался нелегко, потому что я хотел сделать то, чего постоянно избегал. Возвращения в прошлое. Но этот шаг был необходим.
Могилку Макса я нашел без проблем и сразу понял, что это она. Потому что рядом с ней стояла красивая женщина в черном пальто, которая, посмотрев на меня, слабо улыбнулась.

Окончание истории в закрепленном комментарии.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Часть двенадцатая.

- Привет, - тихо поздоровался я, открывая дверь. Вася вымученно улыбнулась и кивнула. Посторонившись, я впустил ее в коридор. – Заходи. Не ждал гостей, но рад тебя видеть.
- Я тоже, - кивнула она, осторожно обнимая меня. – Яр, я…
- Погоди, погоди, - перебил я. – Разденься сначала. Ты голодная?
- Как волк, - снова улыбнулась Вася.
- Яичницу будешь?
- Ага.
- Тогда мой руки и за стол. Тебе глазунью или болтунью?
- Глазунью, - тихо ответила она, мышкой проскальзывая в ванную.

Через десять минут мы сидели на кухне друг напротив друга и молча ели яичницу. Вася лениво ковыряла вилкой в своей тарелке и задумчиво смотрела на бутылку пива, которая стояла на столе. Когда с ужином было покончено и я убрал тарелки в раковину, мы переместились в гостиную.

- Что у тебя случилось? – спросил я и, сделав глоток пива, поморщился. – Прости. Газы в нос ударили.
- Бывает, - рассмеялась она. – А вино у тебя есть?
- Было вроде, - кивнул я. – Сейчас принесу.
- Спасибо, Яр.

- Так что случилось? – повторил я вопрос, когда Вася уселась на диван, держа в руке бокал с вином.
- Может, я просто хотела тебя проведать, - с вызовом ответила она, но, увидев мою скептичную ухмылку, тут же стушевалась. – Ну, да. Глупо прозвучало.
- Ага, - согласился я. – Проведывают обычно налегке, а не тащат с собой гитару и вещмешок за спиной.
- Понимаю, что странно прозвучит, но… можно у тебя на пару дней вписаться? – вздохнула Вася. – Днем я могу уходить. Мне только ночевать. А в воскресенье Анжелка из Питера вернется и я к ней переселюсь.
- Да, без проблем, - кивнул я, указав пальцем на комнату. – Правда спать придется на раскладушке. Или на диване в гостиной. Мамину кровать я выбросил.
- Не страшно, - улыбнулась она. – Я и на полу спать могу, главное, чтобы крыша над головой была.
- Вась, у тебя все в порядке? – снова спросил я и вздрогнул, увидев, как Вася побледнела.
- Нет, Яр, - ей удалось взять себя в руки. – Но ты не переживай. Я не потесню.
- Без проблем. Мой дом – твой дом.
- Это Шопен? – неожиданно спросила она, прислушавшись к игравшей музыке.
- Да. Ноктюрны.
- Красиво. И грустно.
- Меня он успокаивает, - вздохнул я, понимая, что давить на Васю не стоит.

Мы еще немного поболтали ни о чем. Вася рассказала, как идут дела с альбомом, а я посмеялся, когда она поведала историю о том, что Андрей все-таки не выдержал доебов Розанова и дал тому в морду. В который раз. В остальном песни для альбома писались. Медленно, конечно, но писались.
Спать мы легли ближе к полуночи. Я постелил Васе в маминой комнате, показал, где включается свет и отправился к себе. А потом подскочил, как ужаленный, в три часа ночи, услышав Васин сдавленный крик. Вскочив с кровати, я бросился в ее комнату и, включив свет, испуганно посмотрел на Васю, которая сидела в углу комнаты, поджав ноги и смотря в стену безумным взглядом.

- Прости, - хрипло пробормотала она, подтягивая колени к подбородку.
- Кошмар приснился?
- Типа того, - кивнула Вася и подняла на меня глаза. В них я снова увидел боль. И животный ужас. Нет, кошмары так не пугают. Так обычно пугает реальная жизнь.
- Хочешь поговорить?
- Не особо, - скривилась она и, чуть подумав, добавила. – Яр, а можно… ну… можно я с тобой посплю?
- Эм… да. Наверное, - смутился я. – Но у меня кровать маленькая.
- Я тоже далеко не Блодвен, - нервно улыбнулась она и с мольбой посмотрела на меня. – Я немножко. Просто страшно одной.
- Хорошо, - вздохнул я, протягивая ей руку. – Пойдем.

Она легла рядом со мной, как маленький котенок. Дрожащий и напуганный. Свернулась комочком и положила голову мне на плечо. Порой она вздрагивала, когда проваливалась в сон, потом ерзала, пытаясь улечься поудобнее. Успокоилась только тогда, когда я осторожно ее обнял.

- Прости, что вот так влетела без приглашения, - тихо пробормотала она, поглаживая пальцами мою руку.
- Всякое бывает, - так же тихо ответил я. И в ночной тишине мой голос впервые зазвучал нормально.
- Просто я… поломанная, Яр.
- Я тоже поломанный. Пытаюсь вот себя починить, - улыбнулся я, но Вася только вздохнула и, поерзав, повернулась. Теперь ее голова лежала у меня на груди.
- Нас не починишь. Мы всегда поломанными будем.
- Возможно. Но попробовать-то стоит?
- Это все… папа, - последнее слово Вася словно выдавила из себя. Как гной из очень болезненного нарыва.
- Понимаю, - кивнул я, но Вася неожиданно напряглась.
- Нет. Не понимаешь.
- У меня была мама…
- Мама не трахала тебя с тринадцати лет! – воскликнула она и, сморщившись, заплакала, уткнувшись лицом мне в грудь.
- П-п-прости, - неловко пробормотал я. – Я не знал об этом.
- А он трахал, - голос Васи звучал глухо и очень больно. Он жалил похлеще игл и шнура от утюга, которым мама любила расписывать мою спину. – Через день, через два. Когда ему вздумается. Просто заходил в комнату, ложился в мою кровать и… трахал.
Я промолчал, понимая, что любые слова сейчас будут лишними. Только покрепче обнял дрожащую, плачущую девчонку.
- В четырнадцать я маме об этом рассказала. А мама мне не поверила. Папа потом, когда она на работу ушла, меня избил. И руку сломал, когда вытаскивал меня из-под кровати. Сказал, что в следующий раз просто убьет, если еще хоть кому-нибудь скажу. А ночью он снова пришел ко мне, Яр. Когда мама умерла, он совсем обезумел.
- Это не человек. Это чудовище, - прошептал я. Мое сердце ныло от боли. Той боли, которую выливала на меня Вася.
- Хуже. Он хуже чудовищ, Яр, - пробормотала Вася и, шмыгнув носом, снова заплакала. – Я бежала, но он всегда меня догонял. Догонял и тащил к себе. Сейчас я тоже сбежала. И я не вернусь домой. Лучше вены себе распишу, лучше в окно шагну… сдохну, но не вернусь.
- Тише, тише, - ответил я, поглаживая ее по голове.
- Я устала. Я пиздец как устала от этого. Устала маски носить, устала плакать, устала шрамы прятать, - Вася резко вскочила с кровати и, включив ночник, задрала футболку, показав мне свою спину. Моя спина была не лучше, но на Васиной бледной коже шрамы смотрелись еще ужаснее. Смутившись, Вася снова нырнула в кровать и прижалась ко мне. Словно я мог защитить ее от этой боли. Нет, не мог. Трус, все еще живший внутри меня, ни за что бы на такое не решился. – Для меня было радостью, если он не приходил домой. И болью, когда я слышала, как ключ проворачивается в замке. А он… он… просто приходил и трахал. Будто по праву. Будто так надо. Будто… так правильно.
- Надо в милицию обратиться…
- Нет! – воскликнула она. Ее губы дрожали не от гнева. От страха. – Нет, нет, нет…
- Вась.
- Нет, Яр. Нет.
- Побег ничего не изменит.
- Знаю. Но… мне стыдно, - скривилась Вася. – Стыдно будет в глаза смотреть людям. Рассказывать. Ты… ты мой друг. Больше, чем друг, наверное.
- Я поломанный, - вздохнул я. – Я пойму.
- Да, поймешь, - кивнула она. – Я уеду, Яр. Анжела вернется и я к ней пойду.
- Я тебя не выгоняю. Успокойся.
- Спасибо. Спасибо, что выслушал. И не осудил. Яр?
- М?
- А в нашем городе… ну, есть нормальные семьи? Или только поломанные? Как наши. Марта вон с бабкой живет, которая ее лупит постоянно. У Энжи мать с мужиком жила, который любил, напившись, ее за жопу хватать. У Насти… ну, девчонки из моей школы, каждый день синяки новые. Она их под одеждой прячет, а все равно видно. Кажется, что нормальных-то и нет, Яр.
- Не знаю, - честно ответил я. – Хотелось бы верить, что есть.
- И мне хочется верить, - снова кивнула Вася. – Хочется верить, что родители любят детей, а не полосуют их ремнем за косой взгляд. Не трахают ночью, навалившись сверху так, что дышать невозможно. Знаешь, Шакал как-то сказал, что мы давно живем в ином мире. Что мы все давным-давно сдохли. Что мы в персональном Аду и расплачиваемся за свои грехи. Но каким тогда страшным был мой грех, если в наказание за него меня ебал собственный отец?
- Нет, Вась. Это не Ад, - вздохнул я. – Это наше Чистилище. И от нас зависит, выплывем ли мы, или же пойдем на дно.
- Я не вернусь домой, - повторила Вася. – Пока он там… я не вернусь. А когда он сдохнет, я сожгу все в моем доме. Мебель, одежду, каждую ебаную вещь. Может тогда мне полегчает?
- Может быть, - кивнул я и, улыбнувшись, заглянул Васе в глаза. – Мне полегчало.
- Правда?
- Немножко. Самую малость.
- Надеюсь, что так и будет. Спасибо, Яр… ну, что выслушал. И не осудил.
- Пустое, - тихо ответил я. – Мы же свои. Поломанные.
- Поломанные, - повторила Вася, устраиваясь поудобнее у меня на груди.

Она уснула быстро, а вот я не мог сомкнуть глаз до утра. Так и лежал неподвижно, поглаживая Васю по голове и смотря в потолок. Мыслей было много, мысли были злые, больные и нерадостные. Может, Шакал прав? И это наш персональный Ад? Но если это правда… то, что же такого мы сделали, чтобы заслужить его?

Глава девятая. Последний аккорд.

К репетициям я вернулся только летом. Вернулся без помпы и каких-то пафосных речей. Просто приехал в студию, чем неслабо удивил друзей, которые занимались разучиванием нового материала.
- От он! – воскликнула Настя, пытаясь отпихнуть взбешенного Андрея от бледного Славика. Не иначе опять была высказана критика и сомнения в мастерстве барабанщика. – Явился во плоти, хоть хуй колоти.
- И я рад вас видеть, - улыбнулся я, бросая рюкзак на диван. – Слава, ты опять?
- Не опять, а снова, - пробубнил тот, мягко уклоняясь от жалящих ударов ногой. – Знаешь, Ярослав, даже бестолочь поймет, что полиритмия…
- У, сука! – взвыл Андрей. – Как же ты меня заебал своими триолями, падла!
- А ну, блядь, тихо! – рявкнула Настя, отталкивая Андрея от Славика. – Ты – сядь! А ты – за языком следи!
- Неспособность принимать критику есть верный путь к деградации, - повторил слова нашего преподавателя Славик и, с видом победителя, уселся на диван. – Так, ты вернулся? Или просто в гости зашел, чтобы нагрузить остальных проблемами?
- Вернулся, - вздохнул я, понимая, что отвык и от репетиций, и своеобразного поведения Розанова, который озвучивал все, что думал, невзирая, что это может кого-то обидеть.
- Хорошо. Я дам тебе партитуры для изучения. И нам надо много наверстать, Ярослав. Готовы три новые песни, но мне кажется, что в них чего-то не хватает.
- Твоих яиц и куска залупы в самом начале, - буркнул обиженно Андрей, заставив присутствующих расхохотаться.
- Вот и обсудили все противоречия, - лениво протянул Макс, отстукивая ритм на корпусе своей гитары. Он поправил солнцезащитные очки и сварливо улыбнулся.
- Тут, смотрю, солнечно, - хмыкнул я. Вася и Андрей синхронно рассмеялись.
- Не бери в голову, сладенький, - вздохнула Настя. – Глаз ему подбили и еще больно видеть белый свет. Потому что дряни всякой нажрался опять.
- Выдохни, Блодвен, - проворчал Макс. – Ты не моя мамка.
- И возблагодари, блядь, за это Боженьку, - ехидно ответила Настя.
- Как только, так сразу. Так, Яр, падай на диван. А остальные за инструменты. Надо показать нашему блудному басисту, что у нас есть.
- Если только кто-то перестанет сбиваться, - заметил Славик.
- Да еб вашу мать!
- Молчу, молчу. Характер мягкий, - вздохнул Розанов, занимая место у синтезатора.

За прошедшие полгода мои друзья неплохо так сыгрались. Исчезла нервозность и примитивные ошибки. Каждый знал, что ему надо делать и как, но Славик все же оказался прав. В музыке, которую они играли, словно чего-то не хватало. Да, это был все тот же меланхоличный готик-рок, но какой-то беззубый. Может дело было в Максе, голос которого звучал несколько иначе, чем я помнил. Может симфонические подкладки Славика были слишком сложными и выбивались из общей картины. Со всем этим еще предстояло разобраться, а пока я просто молча слушал, как играют друзья. Басовую партию Славик сымитировал с помощью синтезатора, но я чувствовал, что низов определенно не хватает.

- Короче, три песни, к тем четырем у нас уже есть, - сказал Макс, когда репетиция закончилась, из холодильника вытащили пиво и настало время отдыха и праздной болтовни. – Тебя не было полгода, поэтому… что скажешь? Критика, хуитика и все такое.
- Мне «You were more than a name» понравилась, - кивнул я. – Красивая получилась.
- О, это пиздострадалец наш постарался, - ответила Настя.
- Иди в жопу! – возмутился Макс.
- Не, не. Охуительно все. Мне таких песен никто никогда не писал, - в голосе Насти неожиданно зазвучал яд и это услышали все. – Конечно, я ж не прекрасная Лаки…
- Насть, завязывай, - буркнул Андрей, помахав рукой.
- Угу. Короче, песня хорошая. Сиповки готишные ноги на раз раздвинут.
- Слав, - вклинился я. – А тебе не кажется, что общий минорный тон, не лучшее решение?
- Почему? – нахмурился он. – Звучит меланхолично, красиво, под текст.
- Это понятно. Но если брать структуру баллады, то по-хорошему мажорные аккорды тоже нужны. Так добавляются акценты в тех моментах, которые надо подсветить.
- Нихуя не понятно, но очень интересно, - съязвил Макс. – Давайте для темных, простым языком.
- Вась, - я повернулся к Василисе и указал рукой на гитару. – Можешь сыграть еще раз соло из завершающей части. Без остальных инструментов.
- Да, конечно, - кивнула та, подключая гитару к педалборду. Закончив, она вопросительно на меня посмотрела. – Ну, как?
- Хорошо. А попробуй теперь чуть импровизации добавить. Но в мажорном ключе. Величаво, радостно.
- О, тут гамма мажорная подойдет, - встрял Славик, наигрывая мелодию на синтезаторе. – Вот такая.
- Попробую, - ответила Вася. И теперь соло зазвучало совсем по-другому. Да, немного коряво, диссонансно, но общий настрой уловили все. – Так?
- Да, подумай еще над инструментальной частью. Пусть первая треть звучит в минорном тоне, а потом постепенно надо добавить мажорных моментов. Тогда получится более цепляюще. Как у Шопена.
- Ты гляди, - восхитился Макс. – Только пришел и уже порешал половину проблем. Так держать, брат.
- Кажется, так и правда будет лучше, - улыбнулся я. Пусть в его словах мне послышалась издевка, я все же был рад вернуться к творчеству. Его определенно не хватало в моей жизни.
- А что насчет «Between»? – спросил Макс. – Только честно.
- Вокал слишком рваный, ухо режет, - ответил за меня Славик. Макс метнул в его сторону любимый хуевый взгляд и Розанов моментально заткнулся.
- В целом, согласен с ним, - вздохнул я. – По структуре песня очень напоминает партию из мюзикла…
- Да, да! – обрадованно закивал Макс. – Я тут Уэббера слушал, вдохновлялся. Ништяк, что выкупил. Не то, что эти.
- Куда уж нам уж, - деликатно пожала плечиками Настя. – Темные мы, необразованные, в кустах с бомжами ебущиеся.
- В общем, сейчас вокал кажется чужеродным, - продолжил я. – А вот если понизить тембр, то получится что-то похожее на арию Призрака. Ну, ты понял, да?
- Ага, ага, - снова кивнул Макс, внимательно меня слушая. – Хм, а мне это в голову даже не приходило. Ладно, покумекаю на досуге…
- Вмазываясь, как ебанько, - фыркнула Настя. Макс пропустил ее слова мимо ушей, но гаденькая улыбка говорила об обратном.
- Нам тоже надо поработать, Ярослав, - напомнил о себе Розанов. – Есть вопросы и по другим моментам.
- Конечно, не вопрос, - ответил я.
- Тогда на сегодня все. Все свободны, - добавил Макс, поднимаясь с дивана. – Кроме Яра. Ему еще дохуя чего сделать надо.

- Насть, - я осторожно прикоснулся к ее плечу, когда остальные ребята уже ушли. – Что случилось?
- Ты про Максимушку? – вздохнула она. – Ну, да. Про кого еще. Не знаю, сладенький, но с ним что-то происходит. Давно уже, последние полгода он сам не свой, как с Лаки поцапался. Ладно, садись, потрещим немного.
- Он стал выглядеть… иначе, - тихо ответил я, когда мы сели на диван. Настя закурила тонкую сигаретку и, выпустив душистый ментоловый дым к потолку, недовольно фыркнула.
- Еще бы, блядь. Он, если не на репе, так в притоне каком-нибудь околачивается. Даже Шакал в ахуе был от тех мест, где его встречал. Вписки у Черепахи, ну, курорт по сравнению с ними. Ну и еще… он, конечно, в этом не признается, да кризис у него творческий. В депресняк скатился, иными словами. Ты бы видел, как он на говно исходил, когда мы стихи правили. Его первые версии песен… на помойку, если только. А на днях до скинов каких-то доебался. Ну, те ему пизды без лишних слов и прописали. Зуб выбили. Ходит теперь, как говнарь какой-то. А хуевее всего то, что его и на разговор-то не вытянешь. Сразу, блядь, в ракушку свою залазит и хуй оттуда выковырнешь его. Многие уже пытались, да гордый ж он. Сам свои проблемы решать привык. Помощь чужую из-под палки только принимает. Не знаю, Яр. Странное с ним что-то творится. Вроде веселый, как и всегда, а душа говном сочится и всех, кто рядом, пачкает. Ну, сам видел. Сегодня еще куда ни шло. Обычно тут все ором и посылами нахуй заканчивается. Может, ты до него достучишься?
- Если дверь закрыта, долбится можно сколько угодно.
- Золотые слова. Но ты все ж попробуй. Попытка не пытка, - улыбнулась Настя и обняла меня за плечи. – Ну, с возвращением. Рада, что ты все же вернулся. Говорят, у басистов мозг с орешек. Может, этого орешка всем и не хватало? М?

Но мои попытки достучаться до Макса не возымели успеха. Стоило мне поинтересоваться его жизнью, как он тут же замыкался в себе и переводил разговор на другую тему. Порой отшучивался, порой грубил. Только во время выезда в августе на природу мне удалось его хоть немного разговорить.
- Знаю, что ты волнуешься, брат, - тихо произнес он, вороша угли в костре палкой. Наши друзья разбрелись по палаткам и возле костра остались только мы вдвоем. Может, это ему и надо было. Одиночество, тишина, да дружеское плечо рядом. – Блодвен поди подбила?
- Нет. Я же не слепой. Вижу, ты сам не свой.
- Что есть, то есть, Яр, - вздохнул Макс. – Ты не думай, что я реально вас всех говном считаю. Наоборот, люблю. Каждого. Даже Блодвен, хоть и ебет она мне мозги последнее время. Ты спросишь «что со мной»? А я не знаю, брат. Я как этот вот хворост, - он бросил палку, которой ворошил угли, в костер. – Вспыхнул ярко, а сейчас чувствую, что догораю. Так, уголек остался какой-то, что еле тлеет.
- И уголек может обжечь, - кивнул я. – И из уголька новый костер хорошо разгорается.
- Хороший ты пацан, Яр, - рассмеялся Макс. – Хороший. Добрый. Не чета всему тому отрепью, что в тусовке нашей трется. Только в жизни, брат, угольки обычно тухнут. Или на них ссут, когда костер тушат. Но ты не бзди. Все нормально. Гореть ярко, потухнуть быстро. Таков удел всех великих, так?
- Не всегда, - подумав, ответил я. – Оззи вон живет и здравствует.
- И его костер когда-нибудь потухнет, - пожал плечами Макс. – А мой уже еле тлеет. Ни тепла, ни света. Так, зола одна.
- Грустно.
- Хули поделать. Тебе, Яр, врать не хочется.
- А себе?
- Себе легче.
- Макс, может тебе в больницу? Ну, реабилитационные центры там…
- Не, нахуй. В утку ходить и колеса глотать? Пусть деды этим занимаются, - фыркнул он. – Да и поздняк менять что-то.
- Выбор ты сам делаешь.
- А, пощади, брат. Не жаль меня моей же пикой, - улыбнулся он. – Свой выбор я сделал, Яр. Уж поверь. Ладно, хватит об этом. Понимаю, чего ты добиваешься, но не надо. Я не маленький. Сам решу.
- Как знать, - кивнул я, делая глоток пива. Угли в костре рдели алым, только вместо тепла от них почему-то исходил холод.

С моим возвращением работа над альбомом пошла в разы быстрее. Словно друзья не врали, и я был тем самым винтиком, без которого вся конструкция развалится. Так или иначе, но в сентябре три новых песни были полностью готовы и записаны под руководством Колумба и Дим Димыча, которые тоже остались в полном восторге. Недовольный был только один. Как всегда. Славик Розанов.

- Мне кажется, мы что-то упускаем, - пробормотал он на очередной репетиции, когда мы сыграли партии новых песен.
- Так и есть, - весело блеснул глазами Макс. – В нашем творчестве есть одна старая, пропахшая нафталином и бабкиными трусами песня, которая напрочь выбивается из общего стиля.
- «Сплин», - кивнул я, попутно меняя струны на бас-гитаре.
- «Сплин», - подтвердил Макс. – Не, песня годная, не спорю, но не для нынешних нас. За все это время прошел нехилый такой скачок. Вы изменились, творчество изменилось. А «Сплин» остался прежним. Наивным, сырым, неровным.
- Предлагаешь перезаписать его? – удивился Славик.
- Полностью. Новая аранжировка, новый вокал, все новое…
- Да ну, чушь, - помотал головой Розанов. Макс неожиданно зло улыбнулся.
- Конечно. Тебе-то виднее. Потому как без Яра ты, как без хуя. Ни бабу выебать, ни поссать нормально.
- Неправда, - побледнел Славик.
- Макс, перегибаешь, - бросила Вася.
- Говорю, как есть. А что? Я неправ? – усмехнулся он. – Как-то недемократично получается. Свободу, хуяк, и отняли. Музыку у нас Вячеслав пишет, стихи на мне, а вы так… инструменты, чтобы это все озвучить. Самим творить не хочется? Или бздите сказать об этом?
- Макс, мы не об этом, - вставил я.
- Об этом, Яр. Об этом. Андрюха!
- Чего?
- А ты чо молчишь? Ты же постоянно с Розановым срешься, что он тебя душит своими придирками. Так? Так. Ну так вылези из жопы, в которую залез, и добавь свое «я», брат.
- У него нет образования… - попытался объяснить Славик, но Макс грохнул кулаком по столу, заставив его замолчать.
- Да нахуй оно не нужно, Слава. «Sex Pistols» полные клубы собирали, не имея никакого образования. Они и на инструментах-то играли кое-как. Ты, блядь, как паук. Все ниточки у себя собрал и свободу душишь. Только Яра слушаешь, так как он не залупается, а мягонько так тебе объясняет, где и как ты оказался неправ.
- Ладно! – взвился Славик. – Ладно. Свободу хотите? Ладно. Делайте сами тогда то, что считаете нужным.
- Так, угомонитесь, - поморщилась Настя и ткнула пальцем в Макса. – А ты обороты сбавь!
- Правду всегда больно слышать.
- Правду? – удивилась она. – Хм. Ладно. Правда в том, что ты бестолочь, которая свою жизнь в могилу закапывает.
- Ой, блядь. Праведница нашлась, - рассмеялся Макс. – А вы… сделайте хоть раз иначе. И увидите, что результат тоже может удивлять.
- Ладно. Я напишу симфоническую подложку, - обиженно протянул Славик. – А вы добавите то, что сочтете нужным.
- Молодец. Быстро учишься.
- Ярослав, я же не паук? – жалобно спросил Розанов, повернувшись ко мне. И, не дождавшись ответа, махнул рукой. – Ладно. Я домой. Надо о многом подумать.
- Слав, вернись, - крикнула Настя, когда Славик, опустив голову, пошел к выходу. Затем развернулась к Максу и зло бросила. – Пиздец, Макс. Был ты человеком, так когда в говно-то превратился, а?
Макс не ответил. Лишь чиркнул зажигалкой и, закурив сигарету, тонко улыбнулся.

Через две недели споров, прогонов и правок новый «Сплин» был готов. И обозлившийся Славик проделал отменную работу, выдав настолько пронзительную симфоническую подкладку, что мурашки бегали от одного лишь вступления. Получившие свободу Андрей и Вася тоже добавили много своего видения. Так у песни появились два красивых соло, а партии ударных идеально бы залетели в какой-нибудь симфо-метал. Не хватало только вокала. Однако Макс на все вопросы лишь загадочно улыбался и велел подождать, после чего тоже всех удивил, когда на одной из репетиций подключился к исполнению песни. Его голос был одновременно мрачным и торжественным, глубоким и надрывным, веселым и злым. Глаза Макса блестели особенно ярко, бледный лоб покрывали серебрящиеся бисеринки пота, но голос… голос не дрожал. Он пробивал музыку и обволакивал, как яд.

- Возможно, я был не прав, - пробормотал Славик, когда отгремели финальные аккорды и в студии воцарилась тишина.
- В чем неправ? – невинно поинтересовался Макс.
- В том, что ограничивал свободу.
- В точку, брат. В точку. Нам дали свободу, как величайшее благо, а мы бессознательно отказываемся от него, - улыбнулся Макс и задумчиво посмотрел на меня. – Но мне кажется, что все еще чего-то не хватает. Как думаете?
- Да, согласна, - кивнула Вася. – У нас в начале будто пустота.
- Не может быть, - помотал головой Славик. – Все партии на месте.
- А тут вопрос не к тебе, - хмыкнул Макс. – А к Яру.
- К Ярославу?
- Ага.
- Скрипка нужна, - вздохнул я, беря со стойки старенькую учебную скрипку, которую на Блохе когда-то купил за три копейки Колумб. К счастью, инструмент был отстроен и звучал приемлемо. Особенно для чувствительных ушей Розанова, который относился к звуку порой слишком уж серьезно. – Слав, сыграй вступление, пожалуйста. А я подхвачу…

Мелодия возникла сама по себе. Где-то глубоко внутри меня. Тонкой серебряной нитью она пустилась гулять по обнаженным нервам, по венам, по коже, раз за разом возвращаясь в исходную точку в самом центре сердца. Старенькая скрипка играла паршиво, но именно этот звук, чуть дребезжащий, пыльный и звенящий оказался ровно на своем месте. Впервые за всю свою жизнь я солировал, а не прятался на задворках. Будто я наконец-то обрел тот голос, что когда-то потерял. И от осознания этого захватывало дух.
- Кажись, я кончила, - пробормотала покрасневшая Настя, когда я опустил скрипку и тяжело вздохнул. – Аж ножки трясутся…
- Да тут и у меня привстал, - усмехнулся Андрей. – Кто б знал, что Яр такое выдаст.
- Я сам не знал, - честно ответил я. – Оно само… просто начал играть.
- Ты молодец, - улыбнулась Вася. – Очень красиво.
- Что и требовалось доказать, - лениво бросил Макс, закуривая сигарету. – Вот теперь порядок. Вот теперь заебись.

На запись нашего альбома ушел ровно месяц, а потом Колумб обрадовал нас тем, что ему удалось выбить нам выступление в «Семерках». Не на разогреве у Сильверов. Полноценное выступление с презентацией нашего альбома. Жизнь разогналась, как спятивший гонщик, и останавливаться, судя по всему, не собиралась. Даже Настя зарыла топор войны с Максом и с головой погрузилась в работу над обложкой альбома. Ради этого она съездила в Питер со своим другом Асгаротом, где два дня бродила по кладбищу, ища вдохновение. Результатом поездки стала одна фотография, на которой был изображен скорбный ангел, по его каменному лицу стекали капли дождя, что только добавляло атмосферности и холодной меланхолии. Фотография так всем понравилась, что было решено использовать ее в качестве обложки.

Альбом Nox Aeterna можно скачать по этой ссылке. Рекомендую послушать, чтобы добавить истории атмосферности.

Помимо обложки Настя договорилась со своей знакомой гримершей, которая обещалась нанести нам боевой раскрас на предстоящее выступление. Стоит ли говорить, что на студии теперь постоянно царило предпраздничное настроение. Особняком стоял только Макс. Лениво посмеиваясь, он следил за нашими приготовлениями и что-то чиркал в своем блокноте. А потом сделал всем неожиданный подарок, когда в студию приехали две тяжелые коробки, внутри которых находились ровно сто копий нашего альбома.
- Макс, это ж тонна бабла, - заметил Андрей, рассматривая пластиковую коробочку с диском внутри. На сам диск тоже была нанесена та самая фотография. Конечно, печать была не очень, но для нас сам факт того, что альбом есть на диске, перечеркивал все недостатки.
- Расслабься, брат. Это подарок. За мое говнистое поведение, - усмехнулся Макс.
- А себе можно один взять? – спросила Вася.
- Нужно, солнце. Остальные будем продавать на выступлении. Вика обещала помочь. Ну а если чо останется, я дядь Сереже в магаз сгружу.
- Ничего там не останется, брат, - улыбнулся Колумб, хлопая Макса по колену. Тот тоже улыбнулся и сдержанно кивнул.
- Тоже так думаю. Но поглядим, посмотрим, - ответил он.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.

- Нервничаешь? – коротко спросил меня Славик, потеребив по привычке прыщавый нос. Я кивнул, заставив его тяжело вздохнуть. – И мне нервно. Вот вроде все обговорили, все обсудили, а все равно неспокойно.
- Мандраж, - ответил я. – Но ребята вроде нормально себя чувствуют.
- Угу. Потому что их заботит не выступление, а опохмел, - съязвил Славик, придирчиво щупая стойку для синтезатора. Свой синтезатор он привез с собой, пусть и упрел в процессе транспортировки, как тягловая лошадь. – Бухать надо было вчера меньше.
- Ну, для них такое вполне нормально.
- Ага, - кивнул он. – Так… Значит, в восемь выходим, встаем на места, я включаю интро, а после него идет наш сет и финалим «Сплином» в итоге.
- Слав, - вздохнул я. – Ты это десятый раз повторяешь.
- Повторение мать учения. Мне так спокойнее, - пробубнил он.
- Все так, сладенький, - подойдя к нам, зевнула Настя. – С этой шоблой дегродов только так и надо. Либо спиздят что-то, либо проебут.
- Тебя тоже сюда пустили? – удивился Розанов.
- Конечно. Я же мать текстов и муза, ебит того рот, - ругнулась она. – Или ты мне предлагаешь в толпе уебанов скакать, пока вы тут звуки из своих инструментов извлекать будете?
- Нет, нет, - смутился Славик. – Я думал, что пускают только музыкантов.
- Родной, это шабаш местечкового масштаба, а не рок-фестиваль, - вздохнула Настя. – К тому же Колумб заранее все порешал. Вон Вика тоже где-то тут гуляет.
- Ладно. Это все нервозность, - резюмировал Розанов.
- Тоже нервничаете? – улыбнулась Вася, присоединяясь к разговору.
- Мне кажется, что абсолютно спокоен здесь только Макс, - заметил я, кивнув в сторону друга, который смеялся, разговаривая с Лордом и Алисой из Сильверов.
- Даже если у него и есть нервяк, он этого никогда не покажет, - задумчиво ответила Настя. – Так, ладно. Я пошла искать тень, прохладу и бутылку ледяного пива. Иначе, блядь, спекусь, как яйцо, и завоняю всю округу.

К восьми часам нервозность достигла предела. Мерила шагами траву у ступеней на сцену Вася, задумчиво курил одну сигарету за другой Андрей, Славик вздрагивал, прислушиваясь к радостному реву посетителей фестиваля, расположившихся по другую сторону от сцены. Я же так сильно вытянул рукава у водолазки, что их в итоге пришлось подворачивать, когда звуковик, подсвечивая себе фонариком, сказал нам готовиться к выходу на сцену. Не нервничал только Макс, который чуть пошатываясь, стоял возле ступеней и, закрыв глаза, улыбался, слушая людской гул.
- Это наша ночь, - тихо сказал он, но услышал каждый из нас. Его глаза блеснули. Слишком ярко, слишком нервно. – Наша.
- Наша, - повторил Андрей, вытянув руку. Макс тут же накрыл его ладонь своей ладонью.
- Наша, - повторили и мы, подходя к ним и сплетаясь в единое целое.
- Пошли, - улыбнулся Макс. – Сделаем ее вечной.

Я до сих пор помню, как тряслись ноги, когда мы шли по темному закулисью следом за техником фестиваля. Помню, как гудела площадка, на которой собрался неформальный люд. Им было плевать, кто выступает. Они были рады каждой группе. Помню, как нервно дышал мне в спину Славик. Я чувствовал запах пота, железа и раскаленного жарой и музыкой пластика. Остатки летнего зноя жгли кожу и легкие, а сердце отсчитывало секунды до начала…
- Ночь кончится, когда заалеет рассвет, - произнес в микрофон Макс, когда затихли звуки интро. – Но эта ночь будет длиться ВЕЧНО!
Ответом ему был рев сотен людей, которые тут же зашлись в безумном танце, когда послышались первые аккорды «Du und ich». А Макс, в щегольском черном наряде и бледный, как труп, дирижировал этой толпой, целиком и полностью отдавшись музыке.

- Это было прекрасно, - хрипло сказал он, когда мы ехали домой ночным поездом. Макс сидел у окна и задумчиво смотрел на пролетающие фонари, отбрасывающие на его лицо пугающе мрачные тени. На верхней полке храпел Андрей, на соседней затейливо пердел во сне Славик, а я сидел напротив Макса и улыбался, слушая его. – Мое сердце остановилось там, а потом поскакало, как безумное, Яр.
- Понимаю, - тихо ответил я. Что-то подобное творилось и в моей душе.
- Мы сияли, - продолжил он. – Все сияли. И толпе это нравилось. А знаешь, почему?
- Нет.
- Потому что мы играли с душой. Играли искренне. Сиять… вот, что я хочу, Яр. Сиять, пока могу. Даже если сгорю, плевать. Только бы не сдохнуть раньше времени.
- В смысле?
- Да, так, - улыбнулся он и с этой улыбкой неожиданно постарел лет на десять сразу. – Мысли вслух, не парься.
- Херовые мысли.
- Какие есть. Но ты прав. Не время для них. Сейчас надо думать о другом. А вообще, знаешь, Слава прав. Нам альбом нужен.
- Он будет рад это услышать, - усмехнулся я и, глотнув воды, закашлялся.
- Да, для него музыка – это жизнь. Без нее слишком уж тоскливо существовать. Серость давит, гасит чувства. Но музыка, брат… музыка все меняет. Зажигает в тебе свет. Дает силы. Даже в те моменты, когда сил этих уже и нет. Нам нужен альбом. Нужен крик. Наш крик. Мой крик. Чтобы поняли… чтобы услышали… Эх, ладно. Что-то я распизделся не по делу. Не бери в голову, брат.
- Бери в рот, - пробубнил я, повторив любимую шутку Насти. – Не понравится – выплюнешь.
- Точняк, - рассмеялся Макс. Но улыбка быстро исчезла. Будто он снова надел маску. – Спать пора, Яр. Ночь скоро кончится, небо уже вон светлеет.
- Да, спать пора, - зевнул я. – Славик вроде перестал травить нас.
- Ага. Ты ложись, а я пойду перекурю в тамбур, - кивнул он, поднимаясь со своего места. И, остановившись, задумчиво улыбнулся. – Ночь скоро кончится, но эта ночь вечна. Доброй ночи, Яр.
- Доброй.

С вокзала я отправился домой на первом троллейбусе. Один. И ехал тоже один, если не считать сонного кондуктора. За окном проносились пустые улицы, такие же серые, как моя жизнь. Единственное яркое пятно в ней – это музыка. И порой я чувствовал, что только благодаря музыке все еще остаюсь на плаву, а не иду на дно, как другие.
- «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка «Улица Селезнева», - прошелестел в динамике голос водителя. Вздохнув, я поднялся с сиденья и закинул за спину рюкзак. Два дня пролетели, как один вдох. Быстро, резко, ярко. Но скоро вернется серость и молчаливая мама, в глазах которой нет тепла. Только холод и злость.

Но дома меня ждала тишина. Комната мамы была пуста, на кухне пахнет сигаретами и валерьянкой, тихо тикают настенные часы в гостиной. Бросив рюкзак на диван, я прошел на кухню и, налив себе стакан воды, залпом его выдул. И только потом заметил, что на кухонном столе лежит листок бумаги. Номер телефона. Буквы неровные, пляшущие. И в них боль. Но не моя. Чужая.
- «Ярослав. Марина вчера ночью умерла. Ключи от квартиры у меня. Георгий».

Вздохнув, я открыл окно, чтобы хоть немного проветрить кухню, и сел на табуретку. В висках резко заломило от боли и я, застонав, схватился за голову. Перед глазами снова поплыли черные пятна. Еще чуть-чуть и грохнусь в обморок. Закусив губу до крови, я поднялся со стула и подошел к раковине. Включил воду, набрал полные ладони воды и опустил в нее лицо. Прохлада подействовала, боль ушла. А потом… пришла легкость. И тепло.

Глава восьмая. Смех, обдирающий горло до крови.

Гоша встретил меня в морге, куда я приехал через два часа, как прочитал записку. Его лицо было черным и опухшим, он без остановки курил и как-то странно тряс головой, словно вода в ухо попала. Добиться от него удалось немногого, но хоть что-то.
Оказалось, что мама, как только я уехал, позвала его в гости. Вечер намечался вполне обычный, как и сотни вечеров до этого. Мама приготовила ужин, на двоих была распита бутылка водки, а потом мама просто посерела лицом и рухнула со стула на пол. Перепуганный Гоша не сразу сообразил, что случилось, а когда сообразил было уже поздно. «Скорая помощь» в больницу привезла бездыханный труп.

- Нормально все было, отвечаю, - пробормотал Гоша, закуривая сигарету. Его пальцы мелко тряслись и с пятой попытки он справился с зажигалкой. – Покушали, выпили, а потом она… упала. Бля буду, Ярослав. Я тут не при чем.
- Это неважно, - вздохнул я, массируя виски. Боль снова вернулась, тупая и назойливая. Будто кто-то пытался продолбить мне череп. – Уже неважно. Что мне надо делать? Куда идти?
- Я… я не знаю, - пожал плечами Гоша и, развернувшись, поплелся по коридору, продолжая трясти головой. Правда подумать над сложившейся ситуацией мне не дали. На плечо опустилась тяжелая рука и послышался знакомый голос.
- А, Яр. Я тебя ждал, - обернувшись, я увидел Шакала. Не такого Шакала, как раньше, а цивильного. Одетого в помятый черный костюм, с расчесанными сальными волосами и без любимого цилиндра на голове. – Соболезную, брат.
- Ждал? – тупо переспросил я, пропустив последние слова.
- Ждал, - повторил он и, взяв меня под руку, отвел к скамье, на которую и усадил, после чего присел рядом. – Я ж тут работаю неподалеку, в ритуальных услугах. А вечерком мы с Саньком, ну, патологоанатомом, бухнуть решили. Распили по мелочи, и тут Санька выдергивают. Он мне говорит, что бабу какую-то привезли. Работать мол надо. Я с ним поперся, свои все-таки. Смотрю, а фамилия-то знакомая. Думал еще, что однофамильцы может, но потом понял, что не однофамильцы. Понял, что ты придешь. И ты пришел.
- Пришел, - кивнул я и посмотрел на Шакала. – Что мне делать? Я же… не знаю, в общем, ничего. Что делать, куда идти. Не знаю, понимаешь?
- Много чего сделать надо, брат. Но не бзди, порешаем.
- Спасибо, - глухо ответил я. Шакал улыбнулся и похлопал меня по плечу.
- Пустое, Яр. Свои, как-никак.

Пока я приходил в себя, Шакал носился по моргу, как ужаленный. Мне выдали какие-то справки, опросили, а потом отдали мамины вещи. Те, которые на ней были. Обручальное кольцо, золотую цепочку с крестиком, часы, одежду. Потом Шакал утащил меня в тесную каморку, где плеснул водки и коротко обрисовал, что надо делать дальше. Я слушал его вполуха, так и не осознав, где нахожусь и что делаю. Еще через два часа приехали Макс и Вася. Единственные из друзей, до кого Шакал дозвонился.
- Крепись, брат, - обронил Макс, когда я вяло пожал протянутую руку. – Все будет нормально.
- Все уже нормально, - слабо улыбнулся я и помотал головой. – Я наверное домой поеду.
- Тебя проводить? – спросила Вася, но я помотал головой и с благодарностью сжал ее руку.
- Не надо. Хочу один побыть.
- Я заеду вечером, - кивнул Макс. – Проверю, как ты.
- Хорошо, - равнодушно согласился я и, взяв рюкзак, отправился на выход.

Если говорить честно, то без друзей я бы не справился. Они всегда были рядом. Проведывали до похорон, подбадривали и пытались хоть как-то помочь. Помог и Шакал, причем его помощь была бесценной. Он приехал ко мне домой на следующее утро и взял на себя всю подготовку к похоронам, понимая, что я попросту не в состоянии что-либо решать.
К счастью, дома нашлись деньги, которые мама откладывала на черный день. Кто ж знал, что этим днем станут ее похороны. Жизнь – причудливый сценарист. Поди угадай все ее ходы и уловки. Но Шакал знал и был готов ко всему.

Похороны прошли через три дня и на них приехала уйма народу. Правда я никого не знал, так как большинство людей были мамиными знакомыми, клиентами или бывшими коллегами. Многие принесли венки и букеты цветов. Меня кто-то постоянно хлопал по плечу, говорил слова поддержки, вот только мне на все это было похуй. С того момента, как я прочитал записку, и до похорон, я не проронил ни слезинки. Мои глаза были сухими и ясными. Не такими, как у других скорбящих. И это многих удивляло.
Во время прощания я подошел к гробу последним. Ну, как сказать, подошел. Меня подтолкнул Гоша, когда я задумчиво смотрел в небо на пробегающие по лазурной синеве облака. Подтолкнул и отошел в сторонку, ожидая, наверное, что уж сейчас я точно расплачусь и поползу к гробу на коленях. Но этого не случилось. Много чего не случилось, к чему привыкли все эти люди на похоронах. Зато случилось то, чего они не ждали.

- Ушла… - хрипло прошептал я, смотря на белое лицо мамы. – И даже не извинилась. Хотя, ты не стала бы извиняться. Промолчала бы. Или высекла напоследок шнуром, да? Странно, как легко говорить мертвецу то, что никогда бы не сказал живому. Наверное, так и поступают трусы, как я. Ты наверняка знала, что я не буду плакать в этот день. Улыбнусь, да. Но плакать не буду. Да только легче почему-то не стало. Хотя… Ты больше не поднимешь на меня руку. Шнур, как и ремень, не оставит на коже новые шрамы. Я их выбросил вчера кстати. Вынес на помойку. Шрамы только оставил. Они будут со мной всегда. Как и твое лицо. Как и твои последние слова. Мама, мама… Когда ты последний раз говорила мне «люблю»? Когда я родился? Или этого слова я так и не услышал? Как не услышал обычного «прости»…

Не договорив, я рассмеялся. Сначала тихо, потому что горлу было больно. Потом громко и смех ободрал мое горло до крови. Я смеялся до слез, всхлипывал и вытирал глаза рукавом водолазки… ебаной водолазки, ставшей моей кольчугой. Потемнел лицом Гоша, недоуменно переглянулись мамины знакомые. Блеснула боль в глазах моих друзей. А я смеялся. Чисто, беззаботно, даже будучи поломанным, разорванным на части и уничтоженным собственными родителями.
- Ты совсем охуел?! – прошипел Гоша, подскакивая ко мне и хватая за грудки. Он встряхнул меня, но смех так и не прекратился. Я продолжал смеяться, глядя ему в лицо. – Я тебя сейчас урою, мамой твоей клянусь!
- Пусти его! – крикнул Макс, подлетая к нам. – Совсем ебнулся?
- Он, сука, ржет!
- У него, блядь, мать умерла! А это истерика, долбоеба ты кусок.
- Пошел нахуй!
- Ты, сука, жало спрячь…
Люди ругались, сжимали кулаки, недобро на меня смотрели, а я… я просто смеялся. Так, как никогда еще не смеялся.

Жизнь не сразу вошла в привычную колею. Первое время ко мне домой приходили мутные личности, которые спрашивали о каких-то документах и отчетах. Устав от постоянных гостей, я просто выволок все мамины коробки с рабочими бумажками в коридор и покорно стоял, пока эти самые гости искали нужное, после чего исчезали из моей жизни. Правда потом и вовсе решился почистить квартиру от хлама, пусть и пришлось для этого серьезно так наступить на горло своему внутреннему трусу. А виной всему снова была мама. Даже мертвой она не оставляла меня, как и страх перед ней. Казалось, что, если я не дай Бог выброшу какую-нибудь безделушку в урну, как мама придет и снова начнет меня душить. Первый шаг было сделать сложнее всего, но я его все-таки сделал, выбросив ту самую вазу, склеенную из осколков, из-за которой отец впервые поднял на меня руку. Старый Ярослав остался в двухтысячном году, а новый пошел дальше, в две тысячи первый. Ну, как новый. Все тот же трус, робкий и забитый, но хотя бы избавившийся от части прошлого, осевшего дома в виде родительских вещей. Я продал все мамины фарфоровые статуэтки и фарфоровую посуду, отдал ее одежду и с помощью двух дворовых алкашей вынес на мусорку кровать, в которой мама когда-то спала. Выбросил все, что хоть немного напоминало мне о ней. И только тогда позволил себе хоть немного выдохнуть. На репетиции я не ходил до конца года, но друзья не настаивали. Они понимали, какой раздрай творится в моей душе. И ждали, когда я приду в норму. Порой я выхватывал на улице то лицо Андрея, то чуть согнутую фигуру Макса, то слышал Васин голос, или вдруг по телефону мне звонил Славик и заводил долгий разговор о музыке. Друзья всегда были рядом. Присматривали за мной издалека, терпеливо дожидаясь моего возвращения. Только возвращение получилось не таким, как все привыкли. А виной всему Гоша, объявившийся на пороге моего дома аккурат тридцать первого декабря.

- Выйди. Поговорить надо, - буркнул он, когда я открыл дверь и удивленно на него посмотрел. Ну, а когда вышел, то услышал явно не то, чего ожидал. – Короче, Ярик, разговор короткий будет. Ты походу не в курсах, но Марина мне денег должна осталась.
- Денег? Каких денег? – оторопев, спросил я. Гоша кивнул и, закурив сигарету, задумчиво посмотрел на тусклую желтую лампочку под потолком.
- Бумажных. Тупореза не включай, - ругнулся он, протягивая мне листок, вырванный из блокнота, с весьма большой цифрой. – Уж не знаю, на что они ей были нужны, но сумма вышла солидной. А так как она умерла, то долг теперь на тебе.
- Но…
- Короче, - перебил меня он. – Сроку у тебя две недели. Либо находишь деньги, либо продавай квартиру. Как раз хватит. Поскорбел? Теперь проблемы решать надо. Все. Телефон мой есть. Звони.
Когда Гоша ушел, я еще долго стоял на площадке, держа в руках бумажку и растерянно на нее смотрел. Не такой я себе представлял свободную жизнь. Совсем не такой.

- Говоришь, у матери не было проблем с деньгами? – переспросил Макс, когда я пришел в студию в субботу и, как на духу, пересказал друзьям разговор с Гошей. Пришел я к ним не сразу. Через неделю, так и не придумав, как решать эту ситуацию. И за то, что я сейчас фактически просил у них помощи, мне было до одури стыдно.
- Нет. Она бухгалтером работала, платили ей всегда хорошо, - мотнул я головой. – Скорее она его содержала. То куртку кожаную купит, то цепочку золотую.
- Пиздит, чумазый, - хмыкнул Андрей. – Нет там никого долга, зуб даю.
- Угу, - согласилась Настя. – Увидел, что пацан неадекватен, и решил на лоха запрыгнуть.
- Я не знаю, что мне делать, - честно ответил я. – Неделя прошла. Еще неделя осталась. Может, правда квартиру продать?
- Яр, ты дурак или что? – перебил меня Макс. Выглядел он скверно. Под глазами черные мешки, кожа бледная, а на лбу серебрится пот. То ли стометровку пробежал, то ли опять вмазался. – Тебя развести пытаются, а ты рад, блядь.
- Так, не ори на него, - встряла Вася. – Это вы может с подобным каждый день сталкиваетесь, а он ни сном ни духом.
- Ладно, прости, брат. Резковато вышло, - шмыгнул носом Макс и похлопал меня ладонью по плечу. – Давай думать, как быть и что делать.
- Одевайся, - чуть подумав, бросил Андрей. – Прокатимся пойдем.
- Куда? – нахмурился я.
- Не бзди. К Некиту. Брату моему. Может, совет какой даст или еще чем поможет. Он и не с такими блядями трется… Короче, погнали, пока не передумал.

С Никитой мы встретились в автосервисе, где подрабатывал Андрей. И, глядя на них, ни у кого не оставалось сомнений, что они братья, пусть и двоюродные. Одинакового роста, крепко сложенные, смотрят исподлобья. Правда у Андрея были голубые глаза, а Никиты карие, почти черные. И волос не было. Только гладко выбритый череп.
- Хуйня, - тихо сказал Тихий, когда Андрей коротко рассказал ему о моей ситуации. – Брешет, думаю. Если расписку не показал, так фуфло толкнуть пытается. Как говоришь его зовут?
- Гоша, - ответил я. – Георгий… эм… Ониани, кажется, фамилия.
- Чем дышит?
- На рынке две точки у него. Овощи продает.
- Интересно, - тонко улыбнулся Тихий. – И откуда у торгаша овощами такие бабки, чтобы ссуды своим блядям давать.
- Некит, - кашлянул Андрей и кивнул в мою сторону. – Эт не блядь, а мать его. Она умерла вот недавно.
- Бывает. Каждый день кто-то умирает, - равнодушно ответил тот. – Короче, сдается мне, что брешет твой Гоша. И брешет нескладно. Сделаем вот что, раз братан мой за тебя впрягается. Двигайте пока домой, а я попробую пробить, чо это за Гоша такой охуевший. Может, под Авто ходит, или еще под кем… Как будет чо известно, Андрюха тебе маякнет.
- Спасибо, - кивнул я.
- Сочтемся, пацан, - усмехнулся Тихий, пожимая мою протянутую руку.
- Погнали, - буркнул Андрей, когда его брат скрылся за дверями автосервиса. – Если сказал, что пробьет, значит, пробьет.
- Андрюх, спасибо… - я поперхнулся словами благодарности, что вызвало у моего друга улыбку.
- Пустое, Яр. Свои же. Слушай… ты вернуться-то не надумал еще? Так хоть ты Розанова в узде держал, а тут он, блядь, дикий совсем стал. За малейший косяк доебывается. Отвечаю, я его ебну скоро, дурака этого…

Долго ждать не пришлось. Андрей позвонил мне через пару дней и сказал, что вечером заедет вместе с братом в гости. Вот только отвечать на мои вопросы Тихий не стал, только загадочно улыбался и мотал головой. Вместо этого он велел мне позвонить Гоше и сказать, чтобы тот приехал за деньгами.
Гоша приехал через полчаса, в компании двух крепких друзей. Словно чувствовал, что его ждут. Впрочем, Никиту это даже не смутило. Он кашлянул и указал рукой на кресло, в которое Гоша тут же уселся. И, судя по удивленному лицу, не понимал, что происходит.

- Ты кто такой? – грубо спросил Гоша. Тонкие губы Никиты растянулись в жутковатую улыбку, а вот глаза, наоборот, угрожающе блеснули.
- Друг, - лениво обронил он в ответ.
- И как тебя звать, «друг»?
- Тихий.
- Тихий? – лицо Гоши вытянулось. Это имя он знал.
- Ты глухой? – недовольно протянул Никита. – Или тебе на ушко, блядь, шепнуть?
- Не, не надо, - стушевался грузин и махнул рукой своим сопровождающим. Те развернулись и молча вышли в коридор. Через пару мгновений хлопнула дверь.
- В общем, Тихим меня не зря кличут, - чуть подумав, ответил Никита. – Складно пиздеть не умею, поэтому и рассказ мой будет коротким.
- Какой рассказ? – растеряно повторил Гоша. Глаза Никиты снова блеснули. На этот раз весело.
- Увлекательный. О разводиле, который набрал себе гарем блядей и разводит их попутно на бабки. Слыхал о таком?
- Ага, слыхал, - повторил Гоша и облизнул пересохшие губы. Странно было наблюдать за этим. С одной стороны высокий, крепкий грузин. С другой худощавый лысый паренек в черной кожанке и черных брюках. Вот только первый буквально сидел и трясся от страха, пока второй лениво с ним разговаривал.
- Хорошо, что слыхал. Объяснять меньше придется. Разводила этот, представь себе, совсем охуевшим оказался. Решил он у пацана, у которого мамка недавно скончалась, хату отжать. А вдруг он мамку пацана и порешил? Подлил ей чего в водочку, пока пацан в отъезде был, ну, к примеру. Наглая рожа, скажи, а?
- Ага, - покорно кивнул Гоша, ожидая продолжения. Но Никита неожиданно замолчал. – И?
- Хули «и»? – усмехнулся он. – Все, конец рассказа. Ну, почти, конец. Концовки тут две. Хорошая и грустная. Какую выберешь?
- Э-э… Хорошую?
- Ну, тебе выбирать, родной. Подумай, конечно. Куда без этого, - улыбка Никиты стала еще шире. Так же улыбалась моя мама, прежде чем взять в руки ремень или шнур от утюга. – Хочешь хорошую, будет тебе хорошая. Хочешь грустную, будет тебе грустная. Ну?
- Хорошую, - плечи Гоши поникли, и он тяжело вздохнул.
- Разводила перед пацаном извинился, а потом исчез из его жизни. Как тебе? Хорошая концовка?
- Да.
- Ну, я грустную тоже расскажу.
- Не надо, - затрясся Гоша.
- Уверен? – картинно удивился Никита. – Она тоже интересная. Там один приличный человек есть, о котором ты точно слышал. С твоих земель будет, земляк, так сказать…
- Ярослав! – крикнул неожиданно Гоша. – Извини, Ярослав! Извини, а?
- Быстро ты, - хмыкнул Никита и повернулся ко мне. – Ну, чо? Ты ему веришь, Ярик?
- Да, - хрипло ответил я.
- А я вот нет. Потому что такие бздливые животные часто обратку включают, когда не надо. Короче, секи сюда, баклан, - в голосе Никиты зазвенел металл. – Прокинуть через хуй пацана не получится. Захочешь ответку дать, вписать кого в блудняк свой, не вопрос. Порешаем. Но уже на высшем уровне, без пиздюков и их загонов.
- Не, не…
- Не, не, - передразнил его Никита. – Сразу, блядь, гниль свою показал. Пальцы гнуть только перед пиздюшней способен. Пшел вон.

Гошу упрашивать дважды не пришлось. Он пулей вылетел из квартиры, так хлопнув дверью, что по гостиной пронесся ледяной сквозняк. Никита выдержал паузу, а потом довольно рассмеялся.
- Пиздец ты его перепугал, Некит, - усмехнулся Андрей.
- Да, мелочь это, за которой и нет никого. Только вонь, - отмахнулся тот. – Об такого даже руки пачкать не хочется. Изговняешь так, что отмывать потом заебешься.
- Никит, спасибо. Правда…
- Расслабься, Ярик, - снова улыбнулся Никита, но улыбка быстро померкла. – Но ты б яйца отрастил уже, а? Таких, как он, будет много в жизни. И защищать себя самому придется. Не всегда кенты рядом будут.
- Знаю. Да сложно это, - вздохнул я. – Но все равно спасибо.
- Не за что. Ты не думай всякого… Я не ради тебя впрягся, а ради него, - палец указал на смутившегося Андрея. – Откажусь я, так он лоб расшибет в попытках тебе помочь, еще и жизнь себе сломает до кучи. Ну, хотя бы повеселили немножко, пацаны. Пиздец, какой тупой развод. И он же, блядь, верил, что ты поведешься… Ладно. Веселиться тоже порой надо. Особенно в наше-то время.

Так быстро и суматошно Гоша пропал из моей жизни. Порой я видел его на рынке, когда ходил туда за продуктами, но он тут же делал вид, что мы незнакомы, и попросту убегал или прятался. Дворовые пацаны тоже перестали доебываться. Ну, как перестали? Физический террор уступил место моральному. Подъебывать меня им никто не запрещал, а вот то, что я вожусь с Тихим, быстро разлетелось по двору и пацаны сделали выводы. Разве что Чук не постеснялся поинтересоваться о моем новом знакомом, когда я шел домой из магазина, а он сидел на лавочке у подъезда.

- Э, Шептун, тормозни, - пробасил он и махнул мне рукой. – Разговор есть.
- Привет, - тихо поздоровался я, подходя ближе. Чук подумал и протянул мне шершавую ладонь, которую я пожал.
- Ты Тихого откуда знаешь? – полюбопытствовал он, смотря на меня снизу вверх.
- Брат моего друга, с которым играем вместе.
- А чо он к тебе приезжал? Проблемы?
- Нет. Проблем больше нет, - улыбнулся я. Чук мою улыбку понял по-своему.
- А, ну ты смотри, обращайся если чо. Мы-то свои, своих в обиду не дадим, - усмехнулся в ответ Чук. В моей голове тут же проплыли картинки из прошлого, как он с друзьями лупцевал меня в подъезде, как раздербанил рюкзак и потом обоссал учебники, как пытался выбить денег, но в итоге просто избил.
- Свои… - протянул я, внимательно смотря на него. И Чук неожиданно смутился, пробормотал что-то под нос и махнул рукой.
- Ладно, иди.
- Пока.

Жизнь снова потекла по привычному распорядку, только теперь в ней не было боли. Только свобода. Утром я вставал, спокойно завтракал и собирался на учебу. После учебы играл на скрипке, убирал квартиру, готовил или просто читал, а вечером шел на смену, если выпадал ее день. Репетиции как-то отодвинулись на второй план и Макс частенько об этом спрашивал, утаскивая меня в курилку, когда мы пересекались на работе. Но я постоянно увиливал от ответа, и Макс по итогу сдался. Зато рассказал, что вовсю идет работа над альбомом.

- Работаем потихоньку, - криво улыбнулся он, закуривая сигарету. Кивнув проходящему мимо рабочему в засаленной спецовке, Макс чуть подумал и продолжил. – Без тебя не то, конечно.
- Мне надо немного разгрестись, - вздохнул я. – Тут и работа, и учеба, и дом теперь на мне. Сам понимаешь.
- Понимаю, брат. Но попытка не пытка. Ребята про тебя частенько спрашивают, а Слава Андрея настолько заебал, что тот аж подумывал уйти из группы. Но куда он денется с подводной лодки, а? – рассмеялся Макс и, потерев виски, задумчиво хмыкнул.
- А ты как? – осторожно спросил я. – Как жизнь?
- Бьет ключом, Яр. Прямо по башке, - ответил он, но в глубоко запавших глазах блеснула тревога и боль. – Как и всегда, в общем-то.
- Ты не помирился…
- Нет, и не собираюсь. Она свой выбор сделала! – резко перебил меня он. – Если хочет тереться с говнарями с Окурка – это ее право. И вообще… эта тема – табу, Яр. Я не хочу говорить о Лаки.
- Прости.
- Все нормально, - вздохнул Макс, выуживая из помятой пачки еще одну сигарету. – Не парься. Лучше разгребайся со своими делами и возвращайся. Это пиздеж, что басист как пятая нога лошади. Не забывай, что ты еще и композитор.
- Ну, композитор у нас Славик, - улыбнулся я. – А я так… на подхвате.
- На подхвате или нет, но без вашего дуэта музыка получается без перчинки. Так что повторю. Возвращайся и не еби мозги.
- Хорошо, - кивнул я и поднялся со стула. – Ладно, пойду. Там фуру грузить надо.
- Добро. Пупок не надорви, - хохотнул Макс. – Давай через пару часиков потрещим. Как раз перерыв.
- Забились, - снова кивнул я, натягивая толстые перчатки. Беседы беседами, но и работу никто не отменял.

Тогда я не сказал Максу об истинных причинах, почему пропускаю репетиции. Хоть и понимал, что он догадывается. В кои-то веки мне хотелось побыть одному. Ни с кем не говорить и просто молчать, но так тоже не могло продолжаться вечно. Пусть две тысячи первый и начался слишком уж сумбурно и мрачно, но мне нравились принесенные им изменения. Другая жизнь, другой я. Или все тот же я? Забитый, поломанный и трусливый. Как знать, как знать.

Двенадцатого марта, вечером, я, как обычно, готовил себе ужин. Негромко играл в гостиной Шопен, которого я долго не решался включать на мамином музыкальном центре, весело шкворчала на сковородке яичница с сосисками, а в холодильнике остывали две бутылки пива. В планах было поужинать, а потом увалиться на диван с книжкой о приключениях Конана. Однако в дверь позвонили и внутри меня словно все сжалось.
Подойдя к двери и заглянув в глазок, я не сдержал удивления, увидев, что на площадке стоит Вася. В любимой синей курточке, в руках чехол с гитарой, а за плечами рюкзак. Она переминалась с ноги на ногу и нервно посматривала на соседские двери.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.

- Странное с ним что-то творится, - пробормотала Вася, когда мы вместе шли к остановке после репетиции.
- Вроде оклемался, - пожал я плечами и поудобнее перехватил Васин чехол с гитарой.
- Не, я про другое. Настя говорит, что он в ступор впал, когда она ему стихи на правку принесла. Сидел, тупил и в тетрадку пялился так, словно впервые в жизни это видит.
- Видимо, разрыв с Лаки все еще дает о себе знать.
- А ты? – улыбнулась Вася. – У тебя были такие разрывы?
- Куда там, - ответил за меня Андрей, идущий следом за нами. – Яр у нас пацан непорочный. Удивляюсь, как его еще наши вампирши в расход не пустили. Знамо же, что семя девственника особой силой обладает.
- Иди в жопу, - рассмеялась Вася.
- Ну, в целом, он прав. У меня отношений пока не было, чтобы аналогии проводить, - улыбнулся я и, вздохнув, добавил. – Хотелось бы, конечно, чтобы Макс в форму пришел.
- Все норм, с ним Колумб обещался побеседовать. А если обещался, значит, вправит мозги этому долбоебу, - кивнул Андрей. – Так, я на автобус. Сами дойдете?
- Дойдем, - ответила Вася и, чмокнув друга в щеку, помахала ему рукой. – До четверга.
- Покеда, - попрощался Андрей и помчался в сторону автобусной остановки, к которой уже подъезжал автобус.

А потом всем стало как-то не до Макса и его страданий, потому что началась запись нашей первой демки. Записывали ее на все той же студии, под руководством не только Колумба, но и Дим Димыча, который был штатным звукачом, и, конечно же, Славика, не решившегося отпустить все на самотек.
Партии записывались по отдельности, порой по десять и двадцать дублей одного и того же куска. Мрачный Славик не знал пощады к тем, кто сбивался с ритма или играл не в той тональности, которая была ему нужна. К тому же ребята давно уже работали по привычной последовательности. Сначала записывали гитары, потом барабаны и бас, следом клавишные и лишь в самом конце вокал, чтобы Макс понимал, как будет выглядеть цельная песня. На первый взгляд казалось, что ничего сложного, но одни гитары Дим Димыч записывал почти неделю, почти уморив бедную Васю своими комментариями. Мы со Славиком справились быстрее. Потому что за плечами были и музыкалка, и опыт выступлений, и хороший слух.

- К такому быстро привыкаешь, - сказал мне Колумб, когда мы с ним вышли на улицу, чтобы перекурить и глотнуть свежего воздуха. Правда, курил только Колумб, а я так, стоял за компанию. После четырех часов в студии разболелась голова и свежий воздух точно бы никому не помешал. – Но первая запись… она всегда запоминается, поверь мне.
- Слушай, - вздохнул я. – А откуда у вас деньги на все это? Ну, инструменты, пульты, компьютер.
- Эхо кабачных выступлений, - рассмеялся Колумб, почесав бородку. – Мы ж чаще всего по кабакам выступаем, а там, брат, как повезет. Бывает, что подходит какой-нибудь бандюк, который бабу свою гуляет, и просит исполнить ему «Как упоительны в России вечера». Мы играем, бандюк слезами давится, баба его по стулу стекает, а потом, в конце выступления, хоп… конвертик с наликом. Солидным таким наликом, я б сказал. Или подлетает сурьезный дядя, которому братва днюху закатила, и просит что-нибудь из шансона ебануть. Играем «Снегирей», братва в экстазе, а в конце нате вам премию, пацаны. От души душевно в душу уважили. По первой мы бабки просто так спускали, а потом начали в себя вкладывать. Где «Фендер» удалось японский урвать, где кенты «Гибсон» достали, где пульт купили. Все ж для себя стараемся, понимаешь?
- Конечно. Теперь понятно, - улыбнулся я.
- Так-то не только мы на студии записываемся. Порой шабашку берем, а шабашки и на аренду хватит, и на струны новые, и на кабину. Ну и своим помогаем. У нас и Silver Queen записывались, и Anal Orgy… Ой, пиздец, брат. Дим Димыч кровью из ушей ссал, когда закончили. Все ж грайнд у нас не так популярен, но своим пацанам грех не помочь. Тем более, проставились они так нормально. У Алекса Крейзи, ну, вокалера ихнего, батя на алкашке работает. Вот и подогнали нам потом пять ящиков водяры по блату. До сих пор в кладовке что-то лежит… Ладно, погнали, пока Дим Димыч ворчать не начал. Прогоним еще пару раз твою партию, а там видно будет.

Ну а весной двухтысячного наш первый сингл был наконец-то готов и мы, затаив дыхание, смотрели на двадцать аудиокассет, лежащих на столе в студии. Аудиокассет с нашим творчеством, в которое каждый вложил не только все силы, но и душу. Настин знакомый Асгарот нарисовал обложку и даже придумал логотип, выполненный в стиле неоготической каллиграфии. Готовый результат понравился всем. Даже ворчливому Славику, который разве что не под лупой изучал качество отпечатанных вкладышей, но и он в итоге не смог сдержать довольной улыбки.
- Ну, за это точно надо выпить, - усмехнулся Макс, поднимая над головой пластиковый стаканчик с водкой.
- Определенно, брат, - кивнул Андрей, наливая водку всем остальным. – Я уж грешным делом думал, что на Розанова кровавого орла натравлю и придушу падлюку.
- Все должно быть идеально, - возмутился Славик и ойкнул, когда Андрей притянул его к себе и сжал в стальных объятьях. – Ну, тебя, блин.
- Прекратите близость! – рявкнула Настя. – Это противоестественно.
- Что естественно, то не без оргазма, - буркнул Андрей, но Розанова все-таки отпустил, пусть и слегка помял в процессе.
- А себе можно одну кассету взять? – тихо спросил я и, смутившись, улыбнулся, услышав всеобщий смех.
- Нужно, брат, нужно, - кивнул Макс, положив мне ладонь на плечо. – Колумб нам потом по болванке нарежет. Там звук получше будет.
- О, и автографы еще оставить надо. Вдруг вы лет через десять, как Метла станете? Продашь кассету и на однушку в центре хватит, - рассмеялась Настя.
- Бери выше, сестренка, - важно заявил Андрей. – Трешку. Определенно, трешку. В сталинке, с видом на реку.
- Ну, мечтай в одну руку, сри в другую, там увидишь, какая быстрее наполнится, - осадил его Славик.
- Вот надо тебе, Розанов, всю малину обосрать, - хмыкнул Андрей и поднял стаканчик над головой. – Ладно, хуй с ним, с унылым нашим композитором. Выпьем.
- Будем! – хором крикнули все.

Пьянствовали мы всю ночь, ничуть не заботясь о том, что на следующее утро кому-то на учебу, а кому-то на работу. Я тоже выпил, потому что мама укатила с Гошей в ростовский санаторий, поэтому мог не бояться ни скандалов, ни ремня, который снова раскрасит мою кожу в пурпурный цвет. Да и как тут не выпить. Еще вчера мы просто репетировали, гадали, какие песни войдут в альбом, а теперь результат нашего творчества лежит на столе, в аккуратной пластиковой коробочке.

В семь утра в сознании остались только два человека – я и Вася. Остальные расположились там, где их добил алкоголь. Настя, подперев голову ладошкой, посапывала, облокотившись на Васю, у нее в ногах храпел Андрей. Туалет занял Славик. Его нашли мирно спящим и обнимающим унитаз, а Макс прикорнул на кухонке, подложив под голову пакет с картошкой, непонятно каким образом там оказавшийся. Спали все, кроме меня и Васи.
Я молчал, с улыбкой вертя в руках кассету. Молчала и Вася, прижавшись ко мне, как маленький, нахохлившийся воробушек. Иногда она улыбалась, когда Настя во сне ругалась на кого-то по имени Яннис, а потом, поежившись, устроилась поудобнее и положила мне голову на плечо. Я же не шевелился, боясь нарушить то тепло, что между нами возникло. Да и чего темнить. Это была первая девушка, кто дремал, лежа у меня на плече.

- Яр? – тихо спросила она.
- М?
- Почему ты всегда один?
- В смысле? – смутился я. Вася подняла голову и внимательно на меня посмотрела.
- Я видела, как к тебе Энжи подкатывала, Настя… Никки тоже говорила, что ты милый, но ты все равно один.
- Не знаю, - честно ответил я. – Одному как-то проще.
- Понимаю, - протянула Вася.
- А ты?
- А что я?
- Ты тоже всегда одна.
- Одной проще, - улыбнулась она и снова положила голову мне на плечо. – Странно все это, Ярик.
- Что именно?
- Быть поломанным. Как ты. Как я.
- Два одиночества, - сострил я, заставив Васю тихонько рассмеяться.
- Пшел нахуй, Яннис! – прорычала во сне Настя. – В жопу не дам!
- Кто о чем, а Настя о ебле, - вздохнул я. – Круто, наверное, быть такой, как она.
- Какой «такой»?
- Свободной, сильной, - ответил я. – Говорить, что вздумается, делать, что хочется, и не гадать, к каким проблемам приведет твой поступок. Я так не могу. Внутри меня сидит трус, который не дает этого сделать. Проще молчать, проще проглотить, а не выплюнуть. Наверное, поэтому я один.
- Ты не один. У тебя есть мы.
- Только это и радует, - вздохнул я, делая глоток выдохшегося пива. Оно было теплым, противным на вкус, но оно по крайней мере пьянило. Нелегко говорить о трусе в своем сердце на трезвую голову.
- А ты когда-нибудь целовался? – спросила она, заставив меня улыбнуться. Я почувствовал, как ее бросило в жар от заданного вопроса.
- Нет… - не договорив, я вздрогнул, когда Вася неожиданно прильнула к моим губам. Рвано, дергано, жарко. И тут же отстранилась.
- Прости, - пробормотала она. – Не знаю, что на меня нашло…
- Так вот как это, - тихо ответил я, трогая свои губы пальцем.
- И как? – в голосе нервозность. И страх.
- Приятно.
- Первый поцелуй, он, как эта кассета, - Вася указала пальцем на кассету, которую я продолжал держать в руке. – Запомнишь на всю жизнь.
- Свой первый поцелуй ты тоже помнишь? – улыбнулся я и вздрогнул, когда она неожиданно отстранилась.
- Помню, - хрипло ответила Вася. – Хочу забыть, но не могу.
- Прости, я не хотел…
- Все нормально, - невесело улыбнулась она. – Просто мы поломанные. Ты и я… Нет, не уходи.
- Хорошо, - кивнул я и, положив кассету на стол, взял Васю за руку. – Это тоже неприятно?
- Нет, вовсе нет, - ее пальцы были холодными и слегка дрожали. Через них я чувствовал, как бешено бьется ее сердце. Я узнал этот стук. Так билось мое сердце, когда мама хватала шнур от утюга или ремень. Страх. Этот ритм ты узнаешь сразу. Вася осторожно сжала мою руку и снова положила голову мне на плечо. – Давай просто посидим. Не хочется, чтобы ночь заканчивалась. Хочется, чтобы она длилась вечно. Потому что в ней есть ты.
Я не ответил. Только вздохнул и покрепче сжал пальцы поломанной девчонки. Такой же, как я.

В июне Колумб пришел к нам с новостями, которые вызвали нешуточный переполох у моих друзей. А виной всему небольшая рецензия в «Rock City» на нашу демку. С рецензией все быстро ознакомились, кроме Славика. Он хмурился, что-то бормотал себе под нос и пытался по лицам друзей определить, о чем шла речь в рецензии.
- Выдохни, Розанов, - улыбнулся Андрей. – На говно ща изойдешь. Хвалят нас. Не ругают, а хвалят.
- Ну-ка, дай мне, - не вытерпел Славик, забирая журнал. – Ага… Так… «Nox Aeterna» - молодая команда из провинции… Холодный и красивый готик-рок, пронизанный декадентством и темной романтикой. Заглавная «Spleen» на стихи Шарля Бодлера отсылает к ранним работам Katatonia и даже LAM с легким налетом фолка. Мелодия, пропитанная мрачным симфонизмом, вползает в душу, как червь, что вгрызается в мертвое тело. «Du und ich» - это мрачный реверанс в сторону Rammstein, с искаженным вокалом и хрустящей ритм-секцией… Из недочетов можно отметить банальные ошибки в текстах, более придирчивая вычитка избавила бы от этих проблем. И сомнительные музыкальные решения, где стиль скачет от песни к песне. Но даже несмотря на это, работа получилась очень зрелой и интересной. Все же нечасто отечественная готик-сцена балует нас новинками… По итогу мы имеем крепкое демо, из которого может получиться прекрасный мини-альбом, который придется по вкусу всем любителям меланхоличного готик-рока… четыре балла из пяти». Четыре?!
- Расслабься, Слав, - вздохнул Макс. – Это демка. Понятно, что есть ошибки, но и четыре балла – это успех.
- Да, как они посмели? Это плевок, - возмутился Славик. – Демо идеально по структуре. Недоумки в редакции этой писанины ничего не смыслят в качественной музыке.
- Кто б сомневался, - усмехнулся Колумб. – Но поверь мне, брат, пятерку от Рок Сити на моей памяти за демку еще никто не получал. В этом и смысл, что идеала нет.
- Да похуй мне на этот смысл, - взорвался Розанов. – Бестолочи без музыкального образования решают, что звучит, а что нет?
- Пусть поорет, - вставила Настя, похлопав Колумба по спине. – Ща выговорится и полегчает.
- Слава – перфекционист от мозга до костей, - добавил я. – К этому привыкаешь. Со временем.
- Понятно, - улыбнулся Колумб. – Ну, новости на этом не закончились.
- О чем ты? – поинтересовался Макс.
- Есть маза вписать вас в один лайв.
- Ну-ка поподробнее, - моментально подхватил Славик, забыв и о рецензии, и о бестолочах в редакции журнала.
- Короче. Лазарь, кореш мой ростовский, сказал, что в Ростове в начале сентября фест один пройдет. Типа «Крыльев», что в июне были, но местечковый и больше по конкретному тяжеляку. В общем, десять групп разных жанров. Есть пара мест и на одно я могу вписать вас. Мы точно едем, надо новую программу обкатать. На счет инструментов не бздите. Можно нашими воспользоваться.
- Мы в теме, - кивнул Макс, обведя нас внимательным взглядом. Он остановился на мне и спросил. – Яр, тебя отпустят?
- Думаю, да, - кивнул я. – На следующей репе скажу точно.
- Лады. Тогда бронируй нам место предварительно.
- Ну, если Яр не сможет, Билет его подменит, басист наш.
- Не, не, - махнул рукой Макс. – Либо все едем, либо не едем.
- Как знаешь, брат, - улыбнулся Колумб. – Мое дело предложить.
- Я очень постараюсь, - хмыкнул я, гадая, что сказать маме, чтобы она отпустила меня на пару дней в Ростов. Тогда я еще не знал, что этот разговор запомню на всю жизнь.

- Куда ты собрался? – тихо спросила мама и от тона ее голоса по спине побежали мурашки.
- В Ростов, на два дня. Нас позвали выступить на музыкальном фестивале, - ответил я, вжав голову в плечи, словно ожидал пиздюлины вместо ответа. – Дорогу оплатят. И проживание.
- Давно классика на фестивалях звучит?
- Это рок-концерт. Мы с ребятами в группе играем, - вздохнул я, понимая, что ложь мама почует сразу.
- Ага. Интересно, - коротко ответила мама, когда до нее дошел смысл сказанного. Ложка, которой она мешала сахар, замерла в центре чашки. – Значит, не было никаких занятий в музыкальной школе и отчетных концертов, так? И разучиваний пьес вместе с Розановым тоже не было?
- Нет, со Славой мы работали над пьесами. До сих пор работаем, когда есть возможность, просто есть еще рок-группа. Мы недавно собрались. Так, для себя поиграть.
- Для себя… - повторила мама, задумчиво смотря на меня. Неожиданно она улыбнулась и склонила голову. – Свободным стал, да?
- Нет. Просто мне нравится играть. Нравится музыку сочинять.
- Свободным стал. Вруном. Трусом. Что, сказать прямо боялся?
- Да, - неожиданно для себя, ответил я.
- Ну, хоть здесь честность, - снова улыбнулась она, правда от этой улыбки сердце свело от ужаса. Я будто смотрел на змею, которая вот-вот бросится. – Ты знаешь, как я ненавижу ложь.
- Знаю. И ненавидишь меня, - маму эти слова не удивили. Она просто кивнула, словно я озвучил и так очевидное.
- Так и есть, - тихо ответила мама. Я почувствовал, что внутри нее что-то сломалось. Лопнуло. – Знаешь, почему? Потому что из-за тебя умер Миша.
- Что? – побледнел я, схватившись за край стола. – Он… он душил меня. Бил. А виноват я?
- О, не надо тут орать, - устало вздохнула она. – Он мужика из тебя сделать хотел, а ты… ты превратился в чмо, которое собственной тени боится.
- Может, поэтому и превратился, - мой голос дрожал, в нем звенела обида и злость. Гнойный чирей в душе лопнул, вытек, наполняя вонючей правдой разговор.
- Сердце не выдержало, - задумчиво продолжила мама, смотря поверх моей головы. А я наконец-то вспомнил. Вспомнил тот день, когда отец, придя с работы пьяным, снова навалился на меня и начал душить. Вспомнил то, что пытался забыть. Во всех, блядь, красках. Отцу не понравилось, что я не смог решить простой пример по математике. И он вцепился мне в горло, а потом затряс, как безвольную игрушку. Правда потом вдруг посерел лицом, начал хапать воздух, разевая рот, и в итоге рухнул на пол в корчах. Я убежал в туалет, откуда потом услышал мамин вой. Кожа на моей шее саднила от оставленных отцовскими ногтями царапин, но мама плакала не из-за меня. Из-за отца, который поймал сердечный приступ, пока душил своего собственного сына. И сейчас в глазах мамы снова блеснули слезы. И снова не из-за меня.
- Может, мне надо было сделать, как Сашка Феоктистов? – тихо спросил я, смотря на маму. – Пойти на промку и шагнуть вниз с пятого этажа.
- Если бы это могло вернуть Мишу, я бы сама тебя туда отволокла, - горько усмехнулась мама, окончательно выбив почву из-под моих ног. – Но его это не вернет. А ты… ты всегда мне будешь напоминать об этом. Даже если я тебя самолично удавлю, ничего не изменится. Взрослым стал? Свободы захотел? Вот она, твоя свобода. Делай, что хочешь. Живи, как хочешь. Плевать.
Я не ответил. Только резко вытер слезящиеся глаза и, развернувшись, отправился в свою комнату. Сердце больно ухало в груди, а перед глазами плыли черные пятна. Кажется, что нельзя поломать то, что уже было сломано. На самом деле, еще как можно.

Мама не обманула. С того дня она просто перестала обращать на меня внимание. Будто я попросту умер. Но я и этому был рад. Потому что мне не нужно было больше отпрашиваться, если я собирался на репетицию. Не нужно было оправдываться, выдумывать причины и бояться, что в маминой руке заскрипит кожаный ремень. Она просто вычеркнула меня из своей жизни.
Но это принесло и свои сложности. Теперь я обслуживал себя сам. Маму и раньше-то не сильно это заботило. А сейчас она демонстративно делала вид, что живет в квартире одна. Я сам стирал свои вещи, сам готовил, сам ходил в магазин. А потом неслабо испугался, когда все мои накопления кончились. Конечно, можно было быстро перехватить что-нибудь из холодильника, когда мама уходила на работу, но однажды она, заметив, что колбасы стало чуть меньше, холодно улыбнулась и нарушила молчание.
- Хочешь жрать? Пойди и заработай, - зло бросила она. – Или крыши над головой тебе недостаточно? Решил, как крыса, еще и продукты таскать?

С работой поначалу не сложилось. С последних денег я купил газету бесплатных объявлений и засел за поиски, пока мама была в налоговой, куда сдавала очередной отчет. Дело осложнялось и тем, что я учился, а бросать консерваторию не хотелось. Да и с репетициями вопрос тоже был непростой. Напрягать друзей я не хотел, поэтому попробовал решить проблемы самостоятельно. Но если Андрей, Славик и Вася знать не знали о моих проблемах, то Макс выкупил все сразу, о чем и спросил меня в лоб после очередной репетиции.

- Яр, что с тобой? – осторожно поинтересовался он, когда остальные разошлись и мы остались в студии вдвоем.
- Все нормально, - вздохнул я.
- Ага. Ты сегодня лажал больше Андрюхи, а это само по себе странно. Давай, колись. Дома терки?
- Что-то типа того, - кивнул я, аккуратно ставя бас-гитару на стойку. – Работу ищу, так как деньги нужны, а вариантов особо нет, чтобы совмещать и с учебой, и с репами.
- Вон что, - хмыкнул Макс, закуривая сигарету. – А какой график тебе нужен?
- Плавающий. Ну и по вечерам желательно.
- Так, давай тогда ко мне на базу в ночь. На рыбу. Нам грузаль нужен, кровь из носу.
- Грузчиком? – удивился я.
- Ну, да, - кивнул он. – Ночь работаешь, отсыпной, выходной. Но смена четырнадцать часов, учти. И объемы там нехилые. Порой машины всю ночь друг за другом без остановки. С Геной сам потрещу… ну, хозяином нашим. Недельку поработаешь, а там решишь, подойдет тебе или нет.
- Спасибо, - вздохнул я. – Попытка не пытка. Деньги очень нужны.
- С этим решим, - махнул рукой Макс. – Обычно оплата в конце месяца, но скажу, чтобы тебе в конце смены на руки выдавали первое время. Так пойдет?
- Более чем, - улыбнулся я. – Спасибо тебе.
- Да, брось, брат. Чо мы, чужие друг другу что ли? – усмехнулся он. – Сегодня решим вопрос. Я тебе звякну домой.
- Давай лучше я сам. Когда удобнее? – спросил я, понимая, что мама попросту повесит трубку, если услышит, что мне кто-то звонит.
- Можно и так, - согласился Макс. – Набери ближе к семи.

С непривычки я взвыл волком, когда заступил в первую смену. Всего за час я умудрился потянуть спину и первый перерыв провел в бытовке, без стеснения увалившись на скамью, заваленную телогрейками. Та ночь казалась мне бесконечной, а от бесчисленных коробок с мороженной рыбой ныли не только пальцы, но и непривыкшие к такому труду мышцы. Макс, конечно, пытался помогать, но он был кладовщиком и тяжести таскать ему было по статусу не положено. Хорошо, что мужиков хотя бы попросил не сильно меня упахивать. Я и за это был благодарен.
В конце смены я получил свою первую зарплату. Не самые большие деньги, но их определенно хватит, чтобы не помереть от голода. Домой я возвращался выжатым, как лимон, сонным и до одури уставшим. Каждая клеточка моего тела буквально кричала о том, что такую работу надо послать нахуй, но я смог заглушить эту боль. Прятать боль глубоко я уже умел и сегодня это определенно пригодилось. За неимением лучшего довольствоваться надо тем, что есть, и быть благодарным, что хоть это есть.

Мама, конечно же, не знала, что я нашел работу. Перед сменой я складывал вещи в рюкзак и уходил вечером из дома. Приходил рано утром, застирывал рабочую одежду и шел спать. Порой мама уже сидела на кухне, пила кофе и задумчиво смотрела на меня. Но она так ни разу и не спросила, где я был и что делал. Что ж, похоже она и правда вычеркнула меня из своей жизни.
Зато в холодильнике появилась моя полка с продуктами. Разносолами я себя не баловал и поначалу питался, как обычный студент – макаронами и самыми дешевыми сосисками, правда со временем научился варить какой-никакой суп и мог потушить картошку с курицей. Поначалу пугающая свобода быстро стала обыденностью, но все-таки обыденностью, в которой было много приятного.

Ну а третьего сентября случился наш долгожданный выезд в Ростов, и тут я уже порадовался, что у меня была работа, благодаря которой я смог купить себе билет, а не превратиться в обузу для друзей. Выехали мы с вокзала ранним утром, загрузившись на свои места с инструментами, которые нам одолжил Колумб. Своя гитара была только у Васи, которая на каждую репетицию ее таскала. И это при том, что весила Вася, как две ее гитары. Не обошлось и без нервяков, потому что Славик не мог иначе. Всю дорогу он нервно листал партитуры, что-то черкал в своей тетрадке и раз за разом проходился по всем деталям предстоящего выступления.
Ростов на Дону встретил нас жарой. Лето, несмотря на начало сентября, еще не закончилось и, когда мы выбрались из поезда, то от духоты чуть в обморок не попадали. Правда Макс заранее сориентировался и попросил своих друзей забрать нас, минуя толкотню в автобусах и споры с охуевшими таксистами. Встретили нас двое ростовских неформалов – Чур и Тайво. Чур был высоким, крепким и молчаливым, а Тайво напомнил мне полинялого лиса. Такой же тощий, хитрый и шебутной. Они же нас и вписали у себя на время феста. Правда, не только нас, но и Колумба со своей группой.
- Блядь, я надеюсь, у вас там трешка, - проворчал Андрей, когда ему озвучили, что жить предстоит всем вместе.
- Не, брат, двушка, - улыбнулся Тайво. – Но ты не бзди. Места хватит.
- Ага, - добавил Чур. – Девчатам комната, а мы в гостиной.
- Да, похуй, - отмахнулся Андрей. – Эт вы у Черепахи не были. Вот где самый пиздец, точно вам говорю.
- Ладно, грузитесь в машину, и погнали, - кивнул Тайво, указывая рукой на «буханку», которая стояла на парковке, рядом с вокзалом.
- Ростовские нефоры только на таких тачках и гоняют? – рассмеялся Дим Димыч, но пацаны не обиделись. Поняли, что шутка и тоже рассмеялись.
- Не, брат. Это мы приличные. Остальные на своих двоих передвигаются. Ладно, потом потрещим. Погнали, пока жара не началась.
- А ща, блядь, не жара? – проворчала Настя, которая поехала с нами, чтобы поддержать друзей.
- Не, это не жара, - ответил Чур. – Это так… легкая прохлада.

Вечером Чур и Тайво устроили пьянку, на которую заявилось примерно десять незнакомых нам человек. В забитой до отказа хрущевке не то, что дышать было нечем, там ходить представлялось маловероятным. Но как-то все умудрились уместиться и даже вполне культурно напиться. До одного момента, правда. Когда водка окончательно не залила глаза и не были сброшены личины.
Я не пил и сидел на кухне за компанию с Андреем, который, никого не стесняясь, опрокидывал стопку за стопкой. Пока не увидел, что к Васе, которая болтала с Викой, девушкой Колумба, не подсели двое бритоголовых пацанов. И, судя по лицам девушек, им эта компания не особо-то и нравилась. Не знаю, что мной двигало в тот момент, но я решил переместиться поближе. Что-то подсказывало, что там идет не обычный пьяный разговор.

- Да чо ты кривляешься, - усмехнулся один из них, с бледным розовым шрамом прямо на лысине. Он нагло приобнял Васю и легонько сжал, когда та попыталась отодвинуться. – Нормальные пацаны подсели, разговор ведем, а вы тут нос воротите.
- Слушай, нормальный пацан, - неприятно улыбнулась Вика. – Дуй-ка ты дальше бухать. Не видишь, разговор у нас. Свой, девчачий.
- Ну, в девчачьих разговорах тоже интересного много, - кивнул второй, с плоским носом, будто его когда-то переебали веслом по лицу и так оставили. – Кто кого ебал, кто кому сосал.
- Мы девочки приличные, - не сдавалась Вика, попутно пытаясь выцепить в пьяной толпе Колумба. Но тот стоял к ней спиной и напуганного взгляда не видел. Зато видел я. – И кавалеры у нас есть.
- Ага. Видали кавалеров ваших. Приличные, значит. Чо думаешь, Кум? – спросил первый. Кум почесал нос и неприятно улыбнулся.
- Девчата нас чи, боятся? Так не бойтесь. Шо я, шо Голый – оба ласковые. Погнали вон в сортир, а? Там пообнимаемся, потрещим о любви, а?
- Не хочется, спасибо, - пробормотала Вася, но Кум неожиданно сдавил ей руку.
- Чо кривляешься? – в улыбке больше не было игривости. Только угроза. Глаза Васи испуганно блеснули. – Погнали, говорю. Приличный пацан зовет. Сама потом письма строчить будешь…
- Оставьте их в покое, - скупо обронил я и тут же побледнел, поражаясь тому, откуда только храбрость взялась.
- Ты, блядь, кто такой? – нахмурился Голый. – Чеши отседа, баклан, пока пизды не получил. Чо за мода, в чужой разговор влезать, а?
- Оставьте их, - повторил я и испуганно вздрогнул, когда Кум резко поднялся с дивана и легонько пихнул меня в грудь.
- Съебал бы ты, а? – улыбнулся он, обнажив желтые, неровные зубы.
- Может, ты съебешься? – раздался позади меня голос Макса.
- Или тебе помочь? – поинтересовался Андрей. Оба стояли за мной, наклонив головы и сжав кулаки. – Хули до девчонок наших доебались? Беспределите, пацаны.
- Чо ты мне втираешь? – возмутился Кум, но неожиданно стушевался, когда к нам подошел Тайво.
- А ну цыц, - прошипел он, отпихивая Кума в сторону. – Ты ебу дал, Витя? Ты хуль на гостей залупаешься? Значит, мы с Чуром друзей вписываем, а ты тут в мутное лезешь?
- Да мы так, шутканули малость, - хохотнул Голый, но Тайво только головой помотал.
- Короче, на выход, пацаны. У нас приличный кодляк, беспредела тут не будет. Усекли?
- Да нормально все, Толь, чо ты начинаешь. Ну порамсили малость, бывает.
- Угу, бывает. Не в моей хате. На выход, Кум. Или Чура позвать, чтобы помог дверь найти? – ждать Чура ни Голый, ни Кум почему-то не захотели. Только проворчали что-то злобно себе под нос и гуськом отправились в коридор. Тайво вздохнул, пригладил растрепавшиеся волосы и виновато улыбнулся. – Извиняйте, гости. Бывает же оказия.
- Все в порядке, брат, - похлопал его по спине Макс. – Погнали выпьем.
- Это всегда можно, - кивнул Тайво и, зацепив Андрея за руку, потащил того за собой на кухню.
- Спасибо, Яр, - вздохнула Вика и похлопала по дивану. – Садись, а то бледный какой-то. Публика тут, конечно, оторви и выбрось.
- Спасибо, - повторила тихо Вася. Я смущенно кивнул и сел рядом с ними. Вокруг общались, пили и веселились нефоры, а в моей голове царил хаос. И сердце все еще тряслось от страха.

Утром наша взъерошенная и мающаяся похмельем компашка погрузилась в машину Тайво и отправилась к месту проведения фестиваля. Начало было намечено на три часа дня, но нам еще надо было получить пропуска, проверить оборудование и сделать саундчек перед выступлением. К счастью, с последним проблем не возникло и уже в полдень, когда солнце адово жарило с раскаленного неба, мы стояли на сцене, где нам предстояло выступать вечером. Внизу, на еще свежей и незаблеванной траве сидели другие участники фестиваля. Кто-то пил пиво, кто-то болтал с коллегами, а кто-то просто загорал, скинув одежду рядом. Макс вместе с Колумбом отправился знакомиться с другими группами, а мы внимательно слушали местных звукачей, которые рассказывали, куда подключать инструменты, откуда выходить на сцену, где стоять, чтобы нас не опалила пиротехника. Стандартный ликбез, на самом деле, но для нас это было в новинку. Одно дело играть в клубе и совсем другое на открытой площадке. Как настоящая группа.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.