👮 Капитан полиции Иван Мясников был дома, когда услышал громкий хлопок — и сразу поспешил на помощь соседям. Он вывел из огня пенсионерку, а также спас ее соседей — женщину с двумя детьми и даже собаку.
В июле 1944 года Ставка Верховного Главнокомандования направила директиву командующему 3-м Прибалтийским фронтом генерал-полковнику Масленникову, где приказывалось разгромить псковско-островскую группировку противника. Сталин потребовал овладеть районом Остров, Лыэпна, Гулбене и занять Псков.
Немцы возвели в этих краях линию обороны "Пантера", это была северная оконечность так называемого "Восточного вала", который Гитлер считал неприступным.
Минные поля чередовались с многоярусными проволочными заграждениями.
На один километр обороны в среднем приходилось в
8 железобетонных укреплений и порядка 12 дотов.
Красная Армия уже штурмовала эти рубежи весной 1944 года, но в кровопролитных боях успеха достичь не смогла.
Теперь же, когда уже почти месяц бушевала в Беларуси крупнейшая в мировой истории операция "Багратион", немцы были не так уверены в своих силах.
Хотя еще в марте 1944 года командующий 18-й армией вермахта издал приказ, где говорилось: "Ни шагу назад, вот отныне наш девиз!
Мы стоим у передних рубежей нашей родины.
Любой шаг назад перенесет войну на территорию Германии!"
17 июля 1944 года 3-й Прибалтийский фронт перешел в наступление.
Начались ожесточенные бои.
Немецкие генералы позднее вспоминали, что Красная Армия не давала вермахту передышки, и вскоре фронт развалился.
"21-я дивизия полностью разбита, на правом фланге образовалась необозримая брешь", - писали они в своих мемуарах.
В результате упорных боев, 21 июля Красная Армия освободила Остров, важный пункт обороны гитлеровцев.
Сражения шли без перерыва.
Накал боев был так высок, что никто из немцев не обратил внимания на приказ командующего группой армий "Север" о повышении стойкости в бою.
Прошло незамеченным, как вспоминали потом уцелевшие офицеры вермахта, даже известие о покушении на Гитлера 20 июля.
А 22 июля 42-я армия 3-го Прибалтийского фронта обрушилась на немецкую оборону у Пскова.
Наступление шло с южной и восточной сторон города.
126-я стрелковая дивизия в 3 часа утра пошла в атаку.
Полку под командой Шестака отводилась вспомогательная роль, так как перед ним лежало болото, и танки бы там не прошли.
Но так вышло, что батальоны этого полка первыми ворвались в город.
Шестак вспоминал: "С болота, которое лежало перед высотой Бердово, тянулся вверх сизый шлейф густого тумана.
Какой он был, кстати, этот туман!
Он помог полку скрытно выйти к минным полям и проволочным заграждениям противника.
Мы застигли его врасплох".
В 6 утра был занят поселок Кресты на восточной окраине Пскова.
Учитывая успех полка Шестака, ему на подмогу был отправлен батальон из резерва дивизии.
Чуть позже взломали оборону немцев и остальные полки.
Бои велись за каждый дом.
Позже выяснилось, что на оборону Пскова немцы бросили штрафников.
Те дрались отчаянно, не отступая и не сдаваясь.
К тому же город был густо заминирован - дома, деревья, столбы, везде прятались минные ловушки.
Саперам порой приходилось идти впереди пехоты, расчищая ей дорогу.
В 9 часов утра части Красной Армии были уже в центре Пскова.
Город был фактически разрушен.
Но из развалин немецкие автоматчики вели огонь.
В 10 утра началось форсирование реки Великой.
Уцелевшие офицеры вермахта вспоминали: "Чудовищное зарево пожара над Плескау (Псковом) придает фантастический фон.
Мост через реку Великая удается взорвать в последнюю минуту, когда противник уже стоит на берегу".
К 15 часам дня правый берег реки Великой был полностью занят частями Красной Армии.
Однако в освобожденной части города еще оставались немецкие группы.
Командир заградотряда Гусько рассказывал: "Во второй половине дня у здания Дома Советов появилась группа немцев-штрафников числом в 40-50 человек, оказавшись в нашем тылу.
Они вели сильный огонь из автоматов и ручных пулеметов, но в завязавшемся бою были полностью уничтожены".
Удалось взять живым снайпера, стрелявшего с чердака горевшего здания госбанка.
Бои на переправе через реку Великую шли всю ночь с 22 на 23 июля.
По немецким позициям били десятки пушек, дивизионы "катюш" наносили удары.
Наконец, противник не выдержал напора и отступил, точнее, беспорядочно бежал.
К 6 утра 23 июля Псков был полностью освобожден от немцев.
Но город горел, повсюду были мины.
Саперы работали без устали.
К тому же многие заряды, оставленные немцами, были с часовым механизмом и взрывались через некоторое время.
Комендант Пскова еще в ночь на 23 июля выпустил приказ, который сразу начали расклеивать на улицах.
В нем говорилось: "Все приказы, распоряжения и порядки, установленные немецко-фашистскими властями, отменяются.
В городе восстановлена Советская власть и все права граждан, предусмотренные Сталинской Конституцией".
Вечером 23 июля в Москве был дан салют в честь освобождения Пскова.
Приказом Верховного Главнокомандующего 42-й армии объявлена благодарность.
Двум дивизиям и еще пяти частям было присвоено наименование "Псковских".
Книга по мотивами Героев 3.
Глава 11 - Падение Трэнсома
От Тормау до ближайшего портала три дня пути. По безжизненным пустошам, сквозь пронизывающий ветер и ледяные дожди, всё дальше на север.
Из-за непогоды мы делали привалы практические каждые два часа, чтобы согреться и высушить одежду. Так прошёл один день.
Элементалям, Амбеле и Титаниусу конечно же было всё равно на погоду, а вот всем остальным пришлось несладко, особенно Аэрису, который привык к тёплым и безветренным дням в Форестглене.
– Этот ветер с дождём прикончит нас быстрее, чем враг, – Аэрис сидел у костра, выставив руки в опасной близости над огнём.
– Меня беспокоит не непогода, а отсутствие каких-либо следов. Мы идём уже целый день и нет ни следа Тарнума, по этой дороге должно было пройти почти шеститысячное войско…И ничего, – Калберд всматривался в мрачное небо.
– Я бы не придавала этому такое значение, ветер и дождь смывают следы, да и земля здесь крепкая и жёсткая, ты бы их вряд ли заметил, – своё слово вставила и Лабета.
Мои занятия с заклинанием землетрясения сошли на нет, за весь день я ни разу даже не попробовал вновь его повторить:
– Калберд, а почему после того, как меня выбрала земля, мы не попробовали ещё и другие стихии? Воздух или огонь, вдруг бы меня ещё какая-нибудь выбрала?
Вокруг костра раздался дружественный смех, по которому я понял, что сморозил очередную чушь.
– Друг мой, за всю многотысячелетнюю историю Эрафии был только один случай, когда чародея выбирали сразу две стихии, это было много–много веков тому назад, и этот случай уже покрылся мифами и легендами, что кажется, будто его в действительности и не было.
– Но это же возможно?
– Ну, скажем так, шанс такой же, как и увидеть мёртвых, – Калберд иронично ухмыльнулся.
– То есть, весьма и весьма высокий, – я и не собирался сдаваться, по-прежнему считая, что все мои сны и видения имеют под собой почву.
– Ярик, давай ты для начала освоишь землю и её заклинания, а там уже поговорим, хорошо?
Мне стало немного стыдно, что за эти дни я не сдвинулся с мёртвой точки. Я вроде бы всё делал правильно, концентрация, слова, но чего-то не хватало. Может быть веры в самого себя? Что я в кой-то веки стал относительно важной фигурой? Пусть и не в своём мире, но тем не менее.
– Нам пора идти дальше, – Калберд потушил костёр, и мы продолжили путь.
Так пролетел второй день. Нам на пути не встретилось ни одно поселение, ни одна деревня, ни одно живое существо.
Удручающее настроение царило в нашем отряде. Мы с Ингрид почти не общались, каждый был сосредоточен на своих мыслях. Аэрис, обычно весёлый и травящий бесконечные истории, угрюмо шёл, закутавшись в два плаща. Лабета с Калбердом шли чуть поодаль и изредка перекидывались парой фраз. Амбела с Титаниусом возглавляли колонну, и шли на расстоянии метров двести от нас, на случай западни. Ну и замыкало наше шествие три сотни земляных элементалей.
– Здесь заканчивается известная граница Эрафии, – Калберд держал в руках карту, а мы встретили очередной рассвет у костра.
– Это значит, что мы уже близко? – с надеждой в голосе спросил Аэрис.
– Нет, мой эльфийский друг, это лишь значит, что мы на правильном пути.
Я стоял возле сухого ствола безжизненного дерева и смотрел на камни под ногами, когда ко мне подошла Лабета.
– Мне кажется, Халон погорячился немного, дав тебе достаточно трудное заклинание, чтобы освоить землетрясение, от которого будет толк, нужно очень и очень много практики и сил.
– Я стараюсь…
– Может быть тебе лучше начать с простенького заклинания воздуха?
– Но меня же выбрала земля, разве я могу использовать другие стихии?
– Конечно, то, что тебя выбрала земля, означает лишь, что тебе легче будут даваться более сложные её заклинания, но ты, как и любой чародей, не ограничен лишь одной стихией, – Лабета улыбнулась и достала маленький свиток. – Это – защитное заклинание, стена воздуха, очень полезное, попробуй его.
«Paries aeris», я прочитал слова, написанные на свитке, и закрыл глаза.
Передо мной вражеский убийца, подосланный чернокнижниками, Ингрид выходит из нашей спальни на веранду, и я слышу, как в темноте спускается тетива. Стрела, рассекая воздух, несётся ей прямо в сердце.
«Paries aeris» – когда до груди остаются считанные сантиметры, стрела ударяется о невидимый воздушный барьер и отлетает в сторону.
– Попробуем? – Лабета отошла на пару десять метров в сторону и подняла с земли небольшой камень.
Я полностью сосредоточен, рука, с закрепленным в наруче сапфиром, направлена в её сторону.
Лабета делает замах, а я произношу: «Paries aeris». Камень с огромной скоростью летит мне в лицо. Когда уже казалось, что столкновения не избежать, он внезапно натыкается на невидимую преграду, останавливается в воздухе и затем падает на землю.
– Браво! Это было великолепно, Ярик! – Аэрис подбегает ко мне и хлопает по плечу.
– Наконец–то прогресс! – Калберд одобрительно улыбается.
– Это простенькое заклинание, которое вряд ли спасёт тебе жизнь, оно эффективно, если ты заранее знаешь, что в тебя что-то прилетит, или если это что-то, летит с очень большого расстояния, – Лабета подошла к нам. – Так что сильно на него не надейся в критической ситуации.
– Спасибо вам, Лабета, – я уважительно кивнул головой.
– Ладно, отдохнули? Согрелись? Идём дальше, – слова Калберда вызвали очередной стон жалости у Аэриса.
– Мой повелитель воздуха, – Ингрид нежно обняла меня сзади.
– Да–да, издевайся, но скоро посмотрим, кто кого победит в дуэли, – я развернулся и поцеловал её.
– Пошли уже дуэлянт.
Следующие несколько часов ничем примечательным не отличались, мне казалось, что мы уже должны были подойти к первому порталу, но дорога не кончалась.
Вдруг, мы упёрлись в спины Амбелы и Титаниуса.
– Вы что-то чувствуете? – Калберд обеспокоено посмотрел по сторонам, но кроме бескрайней заснеженной пустоши ничего не было видно.
– Взгляды…– в руках Титаниуса появился меч.
Мы замерли в ожидании, но ничего не происходило.
Когда я уже расслабился, подумав, что Титаниусу просто привиделось что-то, сверху на нас устремилась огромная птица, напоминавшая орла.
Мощное и мускулистое тело, покрытое коричневой шерстью, голова украшена острыми, выразительными чертами, с яркими глазами, которые излучают уверенность и проницательность. Крылья, большие и мощные, позволяющее ему легко пикировать.
– Грифон…– Калберд облегчённо выдохнул.
Грифон мягко приземлился перед нами, и только тогда я заметил, что на его спине сидят два человека, и обоих я сразу же узнал.
– Тарнум! Мой дорогой друг! – Калберд бросился в дружеские объятия с командующим Трэнсома.
Потом он так же тепло поприветствовал главного егеря грифонов Уинтера, которого я видел на малом совете.
– Где же армия, Тарнум? Что случилось? У меня было столько догадок, одна страшнее другой, и у меня столько плохих новостей, – Калберд с Тарнумом подошли к нам.
– Вижу, что тебе больше повезло в поисках союзников, – Тарнум бросил взгляд на нагу и земляных элементалей.
– Это заслуга Халона.
– Где же он?
– Он отправился на большой совет владык орков, чтобы попытаться убедить их принять правильное решение.
Тарнум подошёл ко мне и посмотрел на сапфир:
– А ты, Ярик, времени зря не терял, как я погляжу, что ж, поздравляю тебя со вступлением в ряды чародеев.
В разговор влезла Ингрид:
– Тарнум, ближе к делу, вы нашли порталы? Где армия?
– Все пять. Мы обошли все пять порталов…И ничего. Совершенно ничего. Они стоят безжизненными, ни следов, ни чернокнижников, всё, как и было, мы уже давно здесь, ждём, но никого нет.
– Как это возможно? – Калберд в задумчивости раскурил свою любимую трубку.
– А что…Что если они хотят открыть или создать другие порталы? – в моей голове прокрутилась сценка с Сандро. – Что, если это всё просто отвлекающий манёвр? И Риона преследует другие цели?
– Порталы оставляют большой магический след, если бы где-то в Эрафии были другие порталы, наши чародеи и следопыты знали бы о них, но спасибо за предположение, Ярик, – Тарнум дружески мне подмигнул.
– Но что-то же она задумала?!? Что ещё можно сделать, получив все пять артефактов? – меня немного взбесила хладнокровность Тарнума.
– Нужна очень могущественная магия, чтобы создать хотя бы один портал, и даже, если она сможет, то зачем? Для чего? Когда уже есть созданные пять.
– Ладно, давайте не будем спорить, лучше решим, что мы будем делать дальше? В твоё отсутствие, Тарнум, Трэнсом был захвачен, неизвестна и судьба Форестглена, нам нужно возвращаться, чтобы навести порядок на наших землях, – Ингрид высказала рациональное предположение.
– А если они этого и ждут, чтобы мы ушли от порталов?
– Я оставлю своих элементалей для охраны, по шестьдесят на каждый из порталов, если враг появится, они дадут мне знать, и задержат их, выигрывая нам время, – предложение Лабеты устроило всех. Тем не менее, Тарнум в дополнение оставил ещё по одному взводу алебардщиков на каждый из порталов на одну неделю. А чародеи установили метки на порталы, которые дадут сигнал на случай, если кто-то начнёт проводить с ними какие-нибудь манипуляции.
Мы тепло попрощались с Лабетой, которая отправилась обратно в Элементон, и с Амбелой и Титаниусом, которые ушли в Мануфэктир.
Калберд отправился в оркские степи, на помощь Халону, а мы длинной вереницей начали возвращение в Трэнсом.
–Что будет с предателями? Городской стражей и баронами? – мы с Ингрид шли рядом с Тарнумом.
– Стражу на лесопилки на пять лет, баронов в изгнание, – Тарнум для себя уже всё решил.
– А если они окажут сопротивление? – я не мог до сих пор понять на что рассчитывали бароны. Одно дело, если бы Тарнум со своей армией погиб в этом походе, но другое, если он вернётся, был ли у них план «Б»?
– Сомневаюсь, что там есть настолько горячие головы, это всё происки баронов Эйвери и Линдена. Их давно не устраивала моя политика, и они давно обхаживали короля Уорисса, но не думаю, что Армитстоун станет на их защиту и выступит против меня. Это развяжет настоящую гражданскую войну, которая не нужна никому.
* * *
Обратный путь в Трэнсом подходил к концу. Мы лишь на пару часов задержались в Армитстоуне, чтобы выполнить доклад королю Уориссу.
От Калберда по-прежнему не было вестей, и мы всерьёз беспокоились о судьбах чародея и архимага.
– Да не переживай ты так, Ярик, если и есть место, где можно чувствовать себя в безопасности, то это место рядом с Халоном. Он один из сильнейших магов Эрафии, мало кто рискнёт бросить ему вызов или убить, оркам точно не нужна война с Мануфэктиром, – Ингрид пыталась рассеять мою обеспокоенность.
Мы вышли на тропу, ведущую к городским воротам Трэнсома. Несмотря на разгар дня, здесь было абсолютно безлюдно, ни крестьян, ни сторожек, ни торговцев.
Меня это настораживало, но Тарнум почему-то не обращал внимания и с беспечностью на лице подходил к городским воротам.
Рядом с ним шли я с Ингрид, Аэрис, начальник алебардщиков Гислоу, капитан лучников Фромс, главный егерь грифонов Уинтер и заместитель Калберда – чародей Эльмаз.
– Стража, открыть ворота, – голос Тарнума эхом раздался по окрестностям, но створы ворот остались на своём месте.
– Вам приказывает командующий Трэнсома, немедленно открыть ворота! – Ингрид вторит ему, но эффект тот же.
Воздух разрезал хлёсткий звук, словно предвестие беды. Я оборачиваюсь к Тарнуму: в его глазах читается недоумение, а из уголков рта медленно выступает кровь, окрашивая его губы в алый цвет. Этот резкий звук – звук выпущенной стрелы, которая всего мгновение назад вонзилась в грудь командующего Трэнсома, оставив за собой лишь тишину и ужас.
В следующую секунду начальник алебардщиков Гислоу, резко развернувшись, вонзает свою алебарду сверху вниз в егеря Уинтера. Тот мгновенно падает на землю, разбрызгивая вокруг кровь из страшной и глубокой раны.
Я не успеваю осознать, что происходит, когда позади меня, где ранее стояло войско Тарнума, разразилось настоящее побоище. Рыцари и алебардщики сметают ряды лучников, легко одерживая верх в этом сражении благодаря численному преимуществу и открытым пространствам, которые играют им на руку. В воздухе витает запах крови и страха, а звуки битвы сливаются в хаотичную симфонию.
– Ах ты сукин сын, – капитан лучников Фромс, выхватывает из колчана стрелу и направляет её в лицо Гислоу, но в этот момент раскрываются створки на стенах замка, и оттуда вылетают три стрелы, которые сшибают капитана.
– Уходим!!! – я чувствую, как Ингрид хватает меня за руку и тащит куда-то в сторону леса.
– Нет! Тарнум, ему нужно помочь, его нужно спасти, – мой крик утопает в криках поля битвы.
– Ты не поможешь уже ему, нас предали, уходим говорю, – Аэрис хватает меня под руку с другой стороны и утаскивает в лесную гущу.
Я пытаюсь вырваться, я хочу помочь лучникам, которые остались верны своему командующему, но железная хватка Аэриса не даёт мне этого сделать.
Мы бежали около часа, пока силы окончательно нас не покинули, и мы не убедились, что за нами нет погони.
На лице Ингрид слёзы и злость, за последние пару недель она пережила предательства больше, чем за всю жизнь.
– Как это возможно? Как бароны смогли подкупить почти всю армию? – перед моими глазами лицо Тарнума.
– Боюсь, это дела не баронов…– Аэрис, сидя на земле, с грустью посмотрел на небо.
– А чьи?
– Королю изначально не понравилась эта идея с походом, и королю давно не нравилось, что Трэнсом, не являясь столицей, обладает такой сильной армией. И когда на обратном пути мы заходили в Армитстоун, и сообщили ему о том, что порталы целы и невредимы, и нет никаких следов чернокнижников. Думаю, что тогда он и выписал Тарнуму смертный приговор. Он заберёт его армию в столицу, оставив Трэнсом и его земли баронам. Все в выигрыше, кроме Тарнума…– Ингрид вытерла предательски выступившую слезу.
– Может быть, в этом и есть план Рионы? Разрушить Эрафию изнутри, через предательства и коварство, заставить её ослабнуть до такой степени, чтобы можно было не бояться действовать в открытую?
– Я должен вернуться в Форестглен, нужно убедиться, что артефакт на месте, – Аэрис встал и оглянулся по сторонам. – Вам нужно как можно быстрее покинуть эти земли, вас будут искать, отправляйтесь на запад, в пяти днях пути находится город эльфов – Химрофт, там вы будете в безопасности, а я приду к вам, как освобожусь.
Послышался хруст веток, я направил сапфир в сторону звука, а Аэрис натянул тетиву. Из леса выбегает запыхавшийся чародей и падает перед нами.
– Эльмаз? – Ингрид подбегает к нему и осматривает в поисках ран, но я и Аэрис не убираем своего оружия.
– Как тебе удалось выбраться невредимым?
– Заклинание каменной кожи…– Эльмаз еле-еле переводил дух. – Хватит направлять мне в лицо стрелу!
Аэрис нехотя убрал лук, а я опустил руку.
– Извините, ваше чародейство, но сейчас никому нельзя верить.
– Я отправлюсь в земли Тормау, нужно перехватить Калберда и Халона до того, как это сделает враг.
– Идёмте со мной, я дам вам своего пегаса, так выйдет намного быстрее, – Аэрис протянул чародею руку. – Ингрид и Ярик отправятся в Химрофт, надеюсь, через несколько дней мы встретимся там все вместе.
Аэрис, тепло с нами попрощавшись, с Эльмазом отправились в сторону Форестглена, а мы с Ингрид пошли на запад. Если погоня за нами и была, то скорее всего непродолжительное время, поэтому после двух часов трусцой, мы наконец-то перешли на шаг.
Мы спали по очереди, старались не появляться на открытых участках местности, скрываясь в гуще леса.
По пути нам встречались небольшие деревушки, где мы пополняли запасы еды и воды.
На второй день пути, как мне сказала Ингрид, мы покинули земли королевства людей.
Мы вышли на небольшую живописную опушку, возле которой протекала небольшая речушка.
– Разведи костёр, а я пока пойду обмоюсь и наберу воды, – Ингрид поцеловала меня и ушла за овраг.
Её не было, наверное, минут тридцать, костёр уже во всю горел, и я начинал беспокоиться, но не успел я отправиться к реке, как из-за оврага показалась она.
– Я уже начал беспокоиться, – я залил в котелок воду, закинул туда куски курицы, картофеля и моркови.
– Вода тёплая, позволила себе немного расслабиться.
Мы уже заканчивали трапезу, и начали собираться в дальнейший путь, как из-за оврага показалась фигура.
– Кто это? – мы насторожились и готовились к худшему, но по мере приближения к нам фигуры, мы распознали в ней нашего чародея Эльмаза.
– Эльмаз? Вы так быстро долетели до Тормау и обратно? – я очень удивился такому быстрому появлению чародея.
Чародей обессиленный плюхнулся на землю, на его мантии проступали следы крови. Ингрид приподняла мантию и нашему виду открылись две глубокие раны от стрел на животе. Чародей жадно хватал воздух ртом, и пытался нам что-то сказать.
– Господи, вы потеряли столько крови, вы долетели до Тормау на пегасе, которого вам дал Аэрис? Где Калберд? Где Халон?
– Ярик, отстань со своими вопросами, не видишь, ему худо совсем, – Ингрид прикладывала ткани к ранам, но те моментально пропитывались кровью насквозь.
Чародей собрал последние силы и выдохнув, тихим голосом сказал:
– Меня не было с вами в том лесу…
Он издал последний вздох и глаза чародея закрылись навсегда.
______________________________________________________________________________________________________
Моя страница АвторТудей - https://author.today/u/konstantinfiend/works
Если понравилось и интересно что будет дальше, подписывайся на меня, ставь лайк, пиши комментарии!
Вызов поступил глубокой ночью. Не в диспетчерскую, а напрямую на мобильный начальника караула – искаженный, явно через голосовой преобразователь, анонимный голос: «Театр „Октябрь“. Горит. Люди внутри…» – и обрыв связи. Адрес старого, давно закрытого театра на окраине, памятника конструктивизма, заколоченного и забытого. Вызов сомнительный, пахнущий ложью или хулиганством, но игнорировать сигнал о возможных людях внутри нельзя. Алексей, несмотря на статус инструктора, поехал с караулом – старые привычки и необъяснимое чувство тревоги гнали его.
Они прибыли под вой сирен к мрачному, обветшалому зданию. Ни дыма. Ни запаха гари. Ни признаков жизни. Только скрип давно не смазанных ворот под ломом Семена и гулкая тишина заброшенного фойе, нарушаемая их шагами и лучами фонарей. Здание было пусто.
— Черт знает что, – проворчал Семен, снимая каску и вытирая лоб. – Нас тут развели как последних…
Но Алексей не слышал. Его фонарь выхватил из темноты главного зала надпись. Не граффити вандалов, а аккуратные, почти каллиграфические слова, выведенные белой краской (или известью?) на пыльной, облупившейся стене сцены:
«СПАСИ МЕНЯ, КАК ТЫ СПАС ЕЁ»
Мороз пробежал по коже. "Её"? Кого? Кошку из подвала? Девочку с балкона? Старуху? Пустота под сердцем, казалось, сжалась ледяным комом.
Загадка не давала покоя. Пока остальные обыскивали этажи, Алексей вернулся к надписи. Его луч скользил по трещинам штукатурки, по пустым ложам, по занавесу, истлевшему до лохмотьев. И остановился на небольшой, едва заметной неровности в орнаменте плинтуса у самой сцены. Камень поддался нажатию. Потайная ниша. Внутри лежал потрепанный тетрадный листок в клетку, сложенный вчетверо, и маленький, выцветший рыжий бантик от заколки.
Развернув листок, Алексей увидел не дневник, а письмо. Короткое, отчаянное, написанное неровным, торопливым почерком:
«Они не вернутся. Папа напился, мама ушла с тем мужчиной. Я осталась одна. Здесь, в гримерке, темно и страшно. Но дома страшнее. Я слышала, как ты кричал тогда, внизу, когда спасал людей после спектакля. Твой голос был таким сильным… Я кричала тебе в ответ, но ты не услышал. Потом все ушли. А я заснула. Проснулась – дверь захлопнута. Ключ снаружи. Никто не помнит про Катю из хора. Это мой дом теперь. Мой театр призраков. Спаси меня. Пожалуйста. Хоть сейчас. Хоть как-то. Катя. 10.10.2013»
Флешбэк ударил с невероятной силой. Октябрь. Десять лет назад. Пожар внизу, в электрощитовой театра после вечернего спектакля. Небольшой, но дымный. Паника. Он тогда был моложе, быстрее. Они эвакуировали зрителей, артистов, обслуживающий персонал. Крики, давка, рев воды. Он кричал: «Все наружу! Быстро! Проверяйте помещения!». И был уверен, что все чисто. Он действительно не услышал. Не услышал слабый, отчаянный девичий крик сверху, из-под самой крыши, где были гримерки для статистов и хора. Он спас десятки. И потерял одну. Не в огне. В безразличии системы, в хаосе эвакуации, в собственной уверенности, что все под контролем. Катя. Забытая. Запертая. Умершая не от огня, а от голода и отчаяния в своем «театре призраков» спустя дни, а может, недели? История замялась, театр закрыли, и память о ней растворилась в пыли.
Мораль обрушилась на него тяжелее любой балки. Иногда спасение – это не только вытащить из огня или дыма. Иногда – это услышать. Заметить. Не забыть. Дать кому-то знать, что его крик был услышан. Хоть и с десятилетним опозданием. Искупить вину не перед мертвыми, а перед их памятью, перед собственной совестью.
Алексей достал ручку (всегда носил с собой, привычка). На обороте Катиного письма, под ее отчаянными строчками, он вывел медленно, стараясь, чтобы буквы были четкими:
«Катя. Я услышал. Сейчас. Прости, что так поздно. Ты не призрак. Ты была. Твою песню кто-то помнит. Твой бант – кто-то хранит. Спасти тебя я не смог тогда. Но твой крик теперь во мне. Он спасет других. Обещаю. Тот пожарный.»
Он аккуратно сложил письмо, положил обратно в нишу рядом с рыжим бантиком. Закрыл камень. Не как улику, а как капсулу памяти. Как признание вины и обет.
— Петров! Ты где? Чисто тут! Ложный вызов! – донесся голос Семена из фойе.
— Иду! – отозвался Алексей, в последний раз проводя лучом фонаря по надписи на стене. «Спаси меня, как ты спас её». Он спас письмо. Спас память о Кате от полного забвения. Спас кусочек своей совести от окончательного погружения в ледяную пустоту.
Выходя в холодную ночь, он вдохнул полной грудью, ощущая знакомое жжение в легких. Боль была. Пустота – уже не совсем пустота. Она была заполнена тихим шепотом забытой девочки и твердой решимостью: слышать. Всегда. Даже если крик приходит спустя десять лет и звучит не голосом, а белой краской на пыльной стене. Спасение души, оказалось, начинается с признания, что ты не всесилен, и с готовности услышать эхо своих ошибок.
Павел Тимофеевич Тышковец
Дата рождения: 1921
Место рождения: Украинская ССР, Херсонская обл., Каховский р-н; с. Любимовка
Дата призыва: 15.09.1940
Воинское звание: красноармеец; рядовой
Воинская часть: 1333 зенитный артиллерийский полк; 202 запасной стрелковый полк; 1566 зенитный артиллерийский полк; 20 отдельная зенитная дивизия; войсковой подвижной госпиталь 31
После войны Павел Тимофеевич вернулся в родное село, где трудился в колхозе им. Крупской в качестве ветеринарного врача и художника-оформителя. Он сильно страдал от болей, причиненных осколочными ранениями в спину, и периодически ложился в больницу. Войну он почти не вспоминал, и рассказал о своих переживаниях лишь немногим. Умер в 1984 году. 🙏
Награды: Орден Отечественной войны II степени
Дата представления к награде: 06.04.1985
Наконец то прошел компанию героев. Сейчас вечера стали скучными….
