Я родился в селе М. Узень Петерского района Саратовской области 19 сентября 1925 года. После окончания средней школы поработал немного в родном колхозе. В феврале 1943 года был призван в армию и направлен в Ашхабадское военное училище. Но стать пехотным офицером не довелось: для победы стране требовались танкисты, поэтому из курсантов сформировали батальон для направления в 19-й учебный танковый полк.
Решил пойти в группу механиков-водителей: как-никак, а специальность не только военная. Вернувшись после войны в родном колхозе можно сесть на трактор. Но в приемной комиссии отказали, и доверить танк мне маленькому, худенькому пареньку отказались. Однако я оказался настырным малым, и комиссия сдалась. В учебный взвод я попал с таким же маленьким и худеньким ремесленником из Губахи Иваном Кондауровым, ставшим впоследствии Героем Советского Союза.
Мы оба сдали государственный экзамен на «пять», получили в Нижнем Тагиле боевые машины и убыли с ними на 1-й Украинский фронт в 62-ю гвардейскую танковую бригаду 10-го гвардейского танкового корпуса, входившего в состав 4-й танковой армии.
В танковую бригаду я прибыл в мае 1944 года. Бригада находилась в резерве 4-й танковой армии, пополнялась боевой техникой и готовилась к очередным операциям. 17 июля танковая бригада, действуя в авангарде главных сил корпуса, вошла в прорыв, сделанный общевойсковыми соединениями, начав Львовско-Сандомирскую операцию. Перед ней была поставлена задача наступать в направлении Перемышляны - Бобрка - Городок, обойдя, г. Львов с юга и запада, не допустить отхода гитлеровских войск на юго-запад.
Это было 20 июля 1944 года. Моя машина была назначена в разведку. Ранним утром наша головная походная застава двинулась вперед. То, что мой танк шел первым, переполняло меня большим чувством гордости. Только-только с учебной скамьи и сразу в бой, да еще впереди всей бригады! Значит на меня надеются. На броне моей машины-автоматчики и начальник корпусной разведки капитан Токаричев. «Жми, сынок, жми!» - кричит капитан, и я жму.
Кажется, что машина не идет, а летит. О смерти, о том, что могут подбить как-то и не думалось. Впереди видится село. «Жми, сынок, жми!» - нетерпеливо подгоняет капитан. И я жму. Неожиданно на дорогу выскочила легковая машина - немецкая, штабная, с офицерами. Тут же ее прихватили, офицеров с конвоем отправили в штаб бригады, а мы снова вперед. На полном ходу проскакиваем зеленое село и видим немецкую автоколонну.
Чуть сбросил газ, командир машины лейтенант Секретарев бьет по колонне из пушки. В открытый люк мне видно как разлетается на куски немецкая техника, как в разные стороны разбегаются серо-зеленые гитлеровцы. Не останавливаясь, обходим разбитую автоколонну, и снова полный вперед. Притормозили на перекрестке дорог. Справа и слева от шоссе густые кустарники, за ними - поля с копнами свежеубранного хлеба. Впереди, в синей дымке, очертания большого города. Это Львов.
Кажется, еще рывок, и мы там, в городе. Где же немцы? Не могут же они вот так просто позволить нам проехать во Львов? Но ничего подозрительного мы не видим. «Давай вперед!» командует Секретарев, и только машина набрала скорость, как в наушниках слышу снова его голос: «Короткая!» Выжимаем рычаги, скорее чувствую, чем слышу, выстрел пушки, вижу, как среди кустов вспыхнул немецкий бронетранспортер, и в то же самое время, будто стотонной кувалдой кто-то ударил по правому борту нашего танка и он засветился ярким, ослепительным светом и вспыхнул белым огнем, обжигая лицо и тело.
Горим! Рванул провод переговорного устройства, выскочил из машины и покатился по земле, стараясь потушить загоревшийся на мне комбинезон. Значит или напоролись на засаду, или здесь проходит передний край немецкой обороны. Так вот она, какая разведка боем! Успели ли наши передать в бригаду? Наверно. В голове гудит, ничего не слышу. Что с экипажем? Осмотрелся. Никого: ни танкистов, ни автоматчиков, только жарко горит моя машина. Черт! Ведь там полтора боекомплекта снарядов! На какой-то момент успел опередить взрыв, бросившись на землю, на копну.
Когда поднял голову увидел: башни на танке не было, она в стороне уткнулась в копну. Отполз дальше, приподнялся, огляделся. Никого. Еле уловил далекую трескотню автоматных очередей - они были там, далеко, по ту сторону дороги. Покричал своих - никакого ответа. В небе немецкие самолеты. Они пикируют на село, которое мы недавно проскочили. Значит, там бригада. Пригибаясь за копнами, направился в сторону наших. Неожиданно надо мной взревел мотор самолета и пулеметная трасса вспорола жнивье земляными фонтанчиками. С трудом скрылся от «мессера»…
Когда добрался до бригады, узнал, что лейтенант Секретарев остался жив, но сильно обгорел, заряжающий и радист-пулеметчик сгорели в танке, считали сгоревшим и меня. Потеряв в бою свой танк, я получил задание восстановить один из подбитых танков. Пришлось повозиться, чтобы его отремонтировать: снаряд пробил башню. Заварили отверстие, поставили пушку, но без прицела.
Это ведь только в кино да в книжках о танках рассказывают, как о крепостях. На самом деле каждый бой для танкиста - как последний. Машина выдерживает лишь два-три боя. Отремонтировали и с новым экипажем опять в бой за освобождение г. Львова. Очень трудными сложились первые два дня боев на улице города. Об этом говорит то, что за 22 и 23 июля бригада продвинулась всего на 900-1000 метров. 27 июля г. Львов был полностью освобожден от немецко-фашистских захватчиков.
12 января 1945 года войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов начали Висло-Одерскую операцию. Фронтам предстояло окончательно изгнать гитлеровских оккупантов с польской территории. Через сутки в бой вступили и мы. Я был механиком-водителем у командира взвода гвардии старшего лейтенанта И. Барышева, командиром орудия был старший сержант Степан Абросимович Брюханов.
На рассвете 13 января наш взвод вышел в разведку в направлении населенного пункта Забвожье. При подходе к нему попали под обстрел артиллерии и танков. Замаскировав танки в укрытиях, мы организовали наблюдение и провели пешую разведку, в результате которой установили позиции закопанных в землю танков, артиллерийских орудий, минометов и скопление пехоты противника.
Доложив об этом командиру батальона, получили приказ разведать пути подхода к населенному пункту и вести наблюдение за его огневыми средствами. Подошедшие танки батальона, развернувшись в линию, атаковали противника. Это был первый бой бригады в январском наступлении 1945 года. Наш взвод двигался в центре боевых порядков батальона.
Каждому экипажу были намечены для подавления ранее выявленные цели. От гула моторов, работающих на предельных оборотах, грохота танковых пушек и треска пулеметных очередей, казалось, лопнут перепонки. Ведя огонь из пушки и обоих пулеметов, наш танк ворвался в боевые порядки врага.
Старший лейтенант И. Барышев, высунувшись из люка башни, вел огонь из ТТ по разбегающимся немцам. Обернувшись назад, я увидел открытый люк у башни и упавшее на боеукладку тело своего командира. Выведя танк в укрытие, я обнаружил на моторном отделении раненого заряжающего. Башня танка была заклинена, ствол почти на 90 градусов смотрел в сторону.
С радистом похоронили И. Барышева и приступили к приведению танка в порядок снаружи и внутри. В тот же день нам пополнили экипаж. Командиром стал совсем молоденький лейтенант, по национальности армянин (фамилию не запомнил), командиром орудия старшина Сергей Изовита. Батальон догнали в Забвожье.
По команде «строиться в походную колонну» наш танк оказался впереди. Подошедший к нам комбат М. И. Елкин поставил задачу наступать на населенный пункт Брудзов. Нашу неисправную машину поставили в голову колонны. Мы знали, что идем на смерть. Пушка не работала. Мы были просто щитом для других.
Я с места быстро набрал скорость и, проскочив занятую деревню с открытым люком и пушкой, повернутой в сторону, стремительно стал приближаться к окраине Брудзува. Двигавшиеся за нами танки открыли огонь из пушек и пулеметов. Мы могли вести огонь только из лобового пулемета, что и делали, ворвавшись во вражеские траншеи.
На окраине, метрах в 200-250, из-за угла домов выскочил фашистский танк. Командир дает команду: таранить! Нажимаю до конца педаль газа. Кажется, что танк летит, оторвавшись от земли. Расстояние быстро сокращается. Еще миг и… почти в упор фашист посылает один снаряд в башню, а второй - в борт, останавливает разбег нашего танка. Убиты командир, заряжающий и радист-пулеметчик.
Мне снова повезло: успел выскочить из горящего танка. Справа и слева от меня проскочили четыре наших танка, и я вижу, как от их выстрелов воспламенился подбивший нас фашист. Вслед за ними к населенному пункту неслись лавиной и другие грозные уральские машины. Я снова один, снова формировка.
Хорошо запомнился мне и эпизод войны при форсировании реки Одер. Дружку моему, Ивану Никитину, дали задание: проскочить заминированный мост. Мол, проскочишь - героя получишь. Саперы хорошо поработали. Но с первой попытки прорваться не удалось. Мой танк подбили, и я устроился на броне другого танка с автоматчиками. На другой берег мы все же прорвались, но по понтонному мосту.
Пехота пошла дальше, а нас, «безлошадных» танкистов, снова отправили на формировку. И уже на новых танках мы заняли свое место на участке фронта. В бригаде обо мне потом говорили - удачливый. Сколько машин и экипажей потерял, а сам все живой. Помню, был у нас Генка Стрекалов, пермский парень, мотоциклист, начфина бригады возил.
Так он все время ко мне в экипаж просился. Ты, - говорит, - счастливый, из боя живым выходишь… А накануне командира моего танка убило. Получил я новую машину, экипаж на скорую руку подобрали. Командир, лейтенант Никитченко, взял Генку заряжающим. Обрадовался парень, что в настоящий танковый бой пойдет.
Только оказался для него этот первый бой и последним. Погиб мой земляк, спасая жизнь командира…
В общем, на войне, как на войне. Никакой бой не обходился без потерь, иногда эти потери были слишком велики…
Может, действительно, я был удачлив. Каждый раз, нажимая на стартер перед атакой, понимал, что, может, именно из этого боя не вернусь. Понимал. Но особого страха не чувствовал. Нет, однажды все-таки было страшно, очень страшно. Когда во время ночного марша, перед боем не увидев сигнального фонаря передней машины, врезался в нее и вывел свой танк из строя. Меня могли отдать под трибунал. Погибнуть от своих!?
К счастью, разобрались, почему фонари на многих танках оказались закрытыми, и что танк вслепую вел не я один. Тут же дали команду навести порядок. Такие вот дела… На всю жизнь останутся у меня в памяти бои при форсировании реки Нейсе и при взятии населенного пункта Хермсдорф в Верхней Силезии. Подходы к Хермсдорфу оказались заминированными. Дороги на окраине проходили по мостам через рвы, что давало возможность противнику небольшим числом танков с пехотой прикрывать подступы к населенному пункту.
К тому же, как потом оказалось, мосты тоже были заминированы. Это случилось 19 марта 1945 года. Три танка ушли для выполнения боевой задачи и не вернулись. Тогда двинулся вперед наш. Вспышка, и машина встала. А тут второй снаряд башню расколол. В борт попал фаустпатрон. Оглушило, загорелся комбинезон, прыгнул в канаву тушить. Пуля в голову угодила. Настроение скверное: на груди - три ордена, в кармане - партбилет. Схватят немцы - в пытках умирать придется.
Впору стреляться. Как-то эти мысли удалось пересечь. Нашел живого автоматчика, вместе дождались танков, которые пришли только к вечеру. К своим едва пробились. Обгорел, осколочные раны лица, головы, рук, пулевое ранение в голову. Лопнула барабанная перепонка. На лечение отправили в госпиталь. Однако не долечился: ребята вперед уйдут, где их потом искать? Но до своих не добрался, стало хуже. Снова госпиталь. Операция. Пошел на поправку. В часть прибыл, когда ребята были в столовой. Зашел, они начали ложками по чашкам стучать: «Карягин вернулся!»
А тут как раз появились первые приказы об отпусках. До дома 22 суток добирался. В теплушках, на крышах вагонов, пристегиваясь ремнем к трубе. Милиция нас гоняла, как мальчишек, но без толку. Когда возвращался на фронт, снова открылась рана. На этот раз комиссовали. Пять лет не слышал, потом слух восстановился. За боевые заслуги в Великой Отечественной войне, успешное выполнение заданий командования я награжден орденами: Отечественной войны I и II степени, Славы II и III степени, Красной Звезды и многими медалями.
Теперь я на пенсии. Веду общественную работу: возглавляю группу ветеранов 10-го Гвардейского танкового корпуса, проживающих в г. Лысьве, организую и сам участвую в героико-патриотическом воспитании молодежи.
А привычка к «железному коню» осталась. Мой «жигуленок» быстро бегает по окрестностям Лысьвы, помогая мне изо всехсвоих лошадиных сил.
Воспоминания Карягина Дмитрия Ивановича, сборник «От солдата до генерала: Воспоминания о войне», Том 5
