Вот сидит украинский оператор БПЛА, видит цель — ребенка — и именно на него сбрасывает с дрона гранату… Таких случаев в Донбассе все больше. Перед Новым годом врачи травматологического центра спасли ногу девочке, удалили осколки снаряда из колена. Ребенок получил травму «при взрыве предмета, сброшенного с беспилотника»… ВСУ каждый день, годами обстреливают донбасских детей «градами», «кассетами», рассыпают «лепестки» на детских площадках, теперь калечат их с дронов.
Евгений Жилицын и его пациенты.
Интервью с заведующим детским отделением Республиканского травматологического центра в Донецке Евгением Жилицыным было за несколько дней до Рождества. Евгений Владимирович вспомнил, как после очередного обстрела донецкого РТЦ в травмпункт прибежал мужчина с раненой дочкой на руках:
— Конец декабря 2022‑го. Тогда по всему периметру этой больницы было выпущено, если не ошибаюсь, 16 ракет. Одна упала через дорогу, рядом с 12‑летней девочкой. Ей практически оторвало ногу на уровне верхней трети голени плюс другие ранения. Час‑другой — и ребенок остался бы без ноги... Пациентка была очень тяжелой. Ее сразу взяли в шоковую, всё максимально почистили, восстановили анатомию… Первые дни вообще шла речь: выживет, не выживет? А уже потом — удастся ли сохранить ногу? Где‑то на Новый год мы перевели ее в отделение, и под Рождество стало понятно, что конечность сохранена.
— Помню, сообщалось, что детская травматология Донецка за один только год приняла на лечение 137 детей с минно‑взрывными травмами после обстрелов со стороны ВСУ.
— Да, эта цифра за 2022 год. В 2023‑м, думаю, она примерно та же. Сколько есть детей — все наши. Недели не проходит, чтобы не поступал раненый ребенок. Большинство действительно с минно‑взрывной травмой. И, как правило, это не один осколок, а несколько, множество осколков, которые начиняют тело малыша. Много историй, когда дети находились на грани жизни и смерти. Каждый спасенный ребенок — чудо.
В детской травматологии Донецка.
Так и со спасенными конечностями. Борьба идет за каждый сантиметр. Если не ошибаюсь, из того же Мариуполя поступило 69 детей с гниющими ранами. По несколько дней, недель сидели в подвалах, в антисанитарных условиях. И зоны роста повреждены, и сосудисто‑нервный пучок, и обширные дефекты мягких тканей, костные дефекты…
Наверное, у двух третьих этих детей были показания к ампутации. Мы не сделали ни одной. Можно найти хоть 20 причин, согласно протоколу, и отрезать конечность. И достаточно одного желания, чтобы ее сохранить.
— Россию, как и Беларусь, всё обвиняют в воровстве детей…
— Это абсурд, конечно. Приведу примеры, касающиеся нашего отделения. К нам попадали дети и без взрослых (в момент ранения их не было рядом, дети находились, к примеру, в одном бомбоубежище, родители в другом, или мамы с папой уже нет в живых…), но их затем находили, и ни одного ребенка мы не выписали без его родственников. Иногда приходилось их искать через соцслужбы, журналистов, волонтеров, и не только на территории ДНР. У наших пациентов нет прописки, нам все равно, откуда поступают дети.
Однажды привезли мальчика из Мариуполя. После ранения у него почти не было задней поверхности бедра, и по большому счету требовалась ампутация. Несколько хирургических обработок, пластик — и донецкие врачи ногу сохраняют. Отца у ребенка не было, мать погибла. Нашли бабушку из Украины, ехать за внуком она не хотела, еле уговорили. Ну а потом, когда все зажило и сняли швы, киевские пиарщики нарядили мальчика в гипсовую повязку и представили на камеру: как его спасали Зеленский и украинские медики, как над ним «издевались» в Донецке, не давали позвонить. Вырвали, мол, из рук террористов, с тремя подаренными телефонами, игрушками, одетого, обутого, улыбающегося, с зажившей ногой.
— Вот мы спасли жизнь тому или иному ребенку, но мне как врачу нужно думать и об улучшении качества этой жизни. То есть о достойной реабилитации и (в единичных случаях) протезировании. Знаю, в Москве это делают хорошо, куда и направляются дети в сопровождении законных представителей. А при минно‑взрывной травме может быть и 10, и 20 операций. К восстановлению очень сложный, длительный путь. Отрезать конечность — да, достаточно минут 30 — 40, а чтобы спасти ее, понадобится месяцев 6 — 12. Ребенка нужно сопровождать до закрытия зоны роста, как правило, до 18‑летия. Поэтому то, что они на публику называют воровством, я называю улучшением качества спасенной жизни и неотъемлемым лечебным процессом.
— Другая война, другое оружие и методы ведения боевых действий. Но одно дело, когда те же дроны применяют против пехоты, техники противника на поле боя, и совсем другое — в городах, против детей.
— Это запредельно и не поддается объяснению. Действительно, сейчас пошли сбросы снарядов с беспилотников. Причем если они там, прикинувшись дурачками, еще пытаются убеждать мир, будто стрельнули, не увидели, снаряды куда‑то не туда полетели, то невозможно оправдать регулярное применение противопехотных мин‑«лепестков» в черте города, по разным районам, применение кассетных боеприпасов. Нужна Гаага‑2! Также никакими конвенциями не оправдать использование БПЛА против мирного населения. Все же прекрасно понимают, что беспилотник имеет «глаза» и оператор видит, что сбрасывает гранаты именно на гражданских, на детей. И это четкая закономерность.
Таких случаев все больше. Ежедневно в том или ином районе — сброс взрывоопасных предметов с БПЛА. Крайний случай был несколько недель назад. Специалисты донецкого РТЦ спасли ногу 15‑летней девочке, удалили осколки снаряда из колена. Ребенок получил травму при взрыве, как говорили, неизвестного предмета, сброшенного с беспилотника.
Пациентку доставили в детскую травматологию с диагнозом рваная рана левого коленного сустава, инородные тела (осколки снаряда) в полости левого коленного сустава. Осколки и резкие боли привели к началу воспалительного процесса в суставе. Если опустить подробности и медицинские термины, ребенок мог остаться инвалидом. Врачи выполнили артроскопическое вмешательство (минимально инвазивная хирургическая манипуляция) сустава, удалили осколки… Уже на следующий день после операции девочка частично могла ходить.
— Знаю, недавно глава сельсовета Красного Партизана повез хлеб людям в Верхнеторецкое и тоже попал под дрон, оторвало ногу… И ведь в своем окружении такие операторы‑террористы не становятся изгоями. Это к вопросу о расчеловечивании.
— Не становятся. Мало того, что бы отсюда ни говорилось, мировая общественность на это никак не отреагирует. Скажет, что все придумано. Никого не слушают и не хотят слышать. По сути, мы два года (а то и больше) живем в условиях не локальной войны, а третьей мировой. Только пока без применения ядерного оружия, остальные виды вооружения уже задействованы.
— Обстрелы Белгорода и других российских населенных пунктов показывают, что они продолжатся. Исходя из ваших знаний, опыта, что нужно там с точки зрения медицины?
— Прежде всего нужно оценить площади, где примерно пройдет линия разграничения. И желательно, чтобы в пределах 10 километров была хорошая профильная больница. В идеале по типу неотложной, с хирургией, травматологией.
То есть взорвался снаряд, задача — быстро (правило золотого часа) доставить человека в профильную больницу, где работает бригада специалистов. Хирург, если ранение, скажем, в живот, повреждение внутренних органов, грудной клетки. Травматолог — потому что всегда идет поражение рук, ног, мягких тканей, кости. Нужен и микрохирург, он же может быть сосудистым хирургом. Нейрохирург — голова. Часто глаза страдают, значит, необходим также офтальмолог. По большому счету вот она, основная пятерка бойцов, с теми или иными вариациями. Желательно, чтобы в больнице, помимо обычного инструментария, были КТ, МРТ, УЗИ. Дальнейшее — для улучшения качества жизни, но это уже следующий этап.
Нужен алгоритм и на случай массовых поступлений, когда своих бригад не хватает. Надо продумать варианты доставки специалистов из ближайшей более‑менее профильной больницы. Транспортировка пациента может быть рискованной. Как из того же Белгорода доставить тяжелого больного, скажем, в Москву?
Ну и подготовка кадров. Если нет специалистов, хоть адронный коллайдер поставь, далеко не уедешь. Более того, нынешние боевые действия нельзя сравнивать с теми, которые были раньше, даже в 2014 — 2015 годах. Постоянно идет усовершенствование оружия, методов ведения войны, и, соответственно, совершенствуются навыки оказания той или иной хирургической помощи.
…Евгений Владимирович не осуждает коллег, которые уехали, и тех, которые не торопятся в прифронтовые города помочь или за опытом. Это выбор каждого, говорит. Выбор тяжелый. Он свой сделал. Как и те, кто вместе с ним каждый день снова и снова идут спасать чьи‑то жизни, рискуя своими.
В крайний обстрел донецкой больницы ранило еще нескольких сотрудников, разбиты 67 окон, в том числе в палатах пациентов.
Теперь, наверное, уже все поняли, что телеграм-канал грязно-белых халатов был в свое время специально создан специалистами по ИПСО (информационно-психологическим специальным операциям), которые и подобрали для работы в нем ренегатов-медиков и прочих массажистов.
Если кто до сих пор не догнал, повторю: создавались грязные халаты в 2020 году для целенаправленного воздействия конкретно на медицинских работников — с использованием профессиональной терминологии, постоянным участием в канале «бывших коллег», историями якобы прямо из больниц, спекуляциями на кастовой солидарности и так далее.
Тогда же фиксировались попытки создать образ этакого «белорусского Сахарова», вывести некоего доктора Мартова в разряд «нашей медицинской и гражданской совести». А когда они были отфиксированы и преданы огласке («Мартовский заяц», 13.03.21), то переключились было даже на Никиту Соловья.
Специалисты знают, о ком и, главное, о чем речь, остальным это сметье ни к чему. Как, кстати, и немногие медработники вспомнят, кто такой был тот Сахаров и чем знаменит, — а вишь ты, методички, как делать икону из диссидента, с тех пор (с 70‑х годов прошлого века) несильно изменились.
Что говорит о единой руке заказчика. Она на Западе, принадлежит англосаксам. На нее и насажены те «честные медики» со своими низависимыми галасами.
Был такой момент, когда грязно-белые халаты переключились на несильно и скрываемый рекрутинг с переманиванием медицинских кадров. Для Польши в первую очередь. Которая тогда страдала одновременно от ковида, локдауна и бегства польских врачей в Германию. Рассказы о том, как в Беларуси все плохо, а будет еще хуже и как Польша снимает ограничения на прием белорусских врачей на работу, платит им большие гроши и целует в десны, появлялись в инфоповестке разнообразных беглых (экстремистских в большинстве своем) пабликов с завидной регулярностью.
И так же, очивишче, оплачивались.
Мы, журналисты государственных СМИ, ответственные чиновники, да и просто разумные люди, еще тогда предупреждали: не покупайтесь на дешевую замануху. Поляки запустят вас вместо себя в «красные зоны»,поиспользуют на опасных и грязных работах, да и выкинут обратно на улицу. Это ведь тоже очевидно (oczywiście).
Нет, гордо, как помню, говорили внезапно ставшие невероятными отдельные врачи и медсестры, это шанс быстро занять такое же место, как у меня здесь, в западной системе здравоохранения. Без языка, без экзаменов, без сертификатов, без лишних денег… На халяву! Они даже закон такой приняли! Потом я смогу, наверное, переехать в Германию, Англию… А платят там в разы больше… В глазах невероятных плескались розовые и голубые дали.
Грязно-белые халаты согласно кивали: это правда, мы все так говорим.
Некоторые и уехали. И даже устроились. Поработали. И вот теперь пришло время расплачиваться.
«Врачи и медицинские работники из Беларуси продолжили пользоваться упрощенной процедурой устройства на работу в польских медучреждениях и после окончания пандемии, — с наигранным возмущением пишет портал Medexpress.pl, ссылаясь на Великопольскую медицинскую палату. — Закон несовершенен: он не требует экзамена на знание польского языка, не определяет критерий минимальной профессиональной квалификации кандидатов и не имеет четкого регулирования полномочий этих условных специалистов».
Кому непонятно, поясню: теперь вы, беглые врачи и медработники, уже не спасители и профессионалы, а «условные специалисты». Снова. И вас на основании мелких нарушений главврачи сами будут выгонять за двери медучреждений. «Все это до сих пор приводит к многочисленным нарушениям законодательства. Несколько дел уже передано в местную прокуратуру». Спасая свои халаты, ничего личного.
И специализированный медицинский польский портал, и Великопольская медицинская палата, и — давайте честно! — большинство польских медиков и их суполак начинают кампанию за изгнание из Польши иностранных, в том числе и белорусских, врачей, медсестер и других.
Дзенькуе, до видзэння!— в лучшем случае. И нечему удивляться: именно так паны всю жизнь и нанимали батраков. И так же увольняли.
«Великопольская медицинская палата предлагает полностью отменить упрощенный механизм по получению права на медицинскую работу в Польше для иностранцев не из стран Евросоюза» — кто-то сомневается, что так оно и будет? Что министерства подготовят, а парламентарии быстренько примут новый закон? Причем не важно, кто там станет премьером, какое будет правительство, — это единодушное, пожалуй, решение профессионального польского сообщества. Касты врачей и медработников.
Дзенькуе, до видзэння.
Самым разумным, безусловно, в такой ситуации будет возвращение домой. И самым взвешенным — не наобум, а через комиссию. Ибо очень многие из сбежавших тогда за языком не следили, за кошельком и финансированием террористов — тоже, вели себя, как профессор Плейшнер («пьяный воздух свободы сыграл с ним злую шутку»). Так что разумным будет подстраховаться.
Ну а лечебные, профилактические и другие профильные медицинские учреждения Беларуси уже готовятся. Как мне по секрету сообщили работающие сотрудники, во многих из них уже готовятся большие радостные плакаты на всю входную группу: «Ну что, сынку (доня), помогли тебе твои ляхи?!»
Типовой сценарий праздника возвращения тоже в разработке в министерстве.
Белорусы примут блудных сыновей и дочерей. Пусть только они сами не забудут про родину.
Ну а про их блуд не забудем мы. Уж простите, накипело.
Житель Лепеля Николай Цобанов судился с хирургом-онкологом, который вырезал у лепельчанина вместо больной здоровую почку.
Суд житель райцентра и его семья выиграли, но на достигнутом останавливаться не собираются: впереди их ждут еще заседания о возмещении морального ущерба, кроме того, они планируют подать в суд и на двух других докторов, которые имели отношение к неудачной операции.
- В марте прошлого года мой муж почувствовал слабость, затем началась потливость и появились первые признаки ишемической болезни. Я испугалась, что у него проблемы с сердцем, он начал сдавать анализы, сделал УЗИ, которое показало двухсантиметровую опухоль на левой почке, – рассказала супруга пострадавшего Галина Цобанова.
14 июня 2022 года лепельчанин лег в Витебский областной клинический онкологический диспансер.
Восемь дней пациента вел заведующий отделением – хирург, который и должен был оперировать. За день до операции заведующего поменяли и операцию провел другой специалист, ассистировал которому бывший лечащий врач Цобанова.
Я сама живу 40 лет с одной почкой и прекрасно знаю, что этот орган состоит из ткани, которая плохо поддается лечению. Более того, почки сложно оперировать, поскольку велика вероятность сильного кровотечения, поэтому их чаще всего удаляют. Мужу должны были удалить левую почку, – рассказала Галина.
Супругу дали очень сильный наркоз: помню, мы с ним общались по телефону через три дня после операции, и он еле говорил. Муж рассказал, что очень болит разрез с правой стороны. Я всполошилась: как с правой, если удалить должны были левую почку? Муж ответил, что, по словам доктора, так легче было достать левую почку. Разговаривали с мужем вечером в воскресенье, я еле дождалась утра следующего дня. А утром в понедельник позвонила в диспансер, – вспоминает Галина Цобанова.
Дозвонившись, женщина пригрозила врачам, что едет в медучреждение с адвокатом разбираться, в чем дело. По словам лепельчанки, она поначалу решила, что здоровую почку просто украли.
В диспансере главврач начала объяснять, что правую почку удалили, поскольку там тоже была большая опухоль. Женщина не поверила, поскольку и УЗИ, и КТ до этого показали, что правая почка абсолютно здорова. Главврач сообщила, что мужу будут проводить сеансы химиотерапии, чтобы убрать опухоль на левой почке. Когда Цобанова заявила, что химиотерапия не помогает при болезни почек, врачи согласились вырезать опухоль из левой почки.
Тогда же я написала заявление на проведение гистологической экспертизы удаленной почки, которая потом показала, что она была абсолютно здорова, а сын написал заявление в Следственный комитет, – делится подробностями собеседница.
Несколько месяцев Цобановы писали во все инстанции, начиная с Министерства здравоохранения и заканчивая Администрацией президента, откуда бумага спускалась в тот же Минздрав. Министерство провело служебную проверку, в результате которой был выявлен "факт врачебной ошибки", а также указано, что изначально ошиблась врач-рентгенолог кабинета рентгено-компьютерной диагностики диспансера.
Цобановы подали в суд на врачей, из-за которых глава семьи стал инвалидом 2-й группы. Вину на себя взял лишь хирург, проводивший операцию, а врач-рентгенолог и наблюдавший пациента в течение недели доктор, который ассистировал при операции и не остановил хирурга, когда тот вырезал здоровую почку, стали свидетелями по делу.
Особенно меня разозлила рентгенолог, которая на суде вела себя так, будто вообще не понимает, зачем ее вызвали, объяснив, что ее отвлекли во время работы с результатами КТ мужа. После чего нагло заявила: ошиблась, мол, подумаешь, с кем не бывает! Не извинилась, а сказала, что такое иногда случается, – не скрывает возмущения женщина.
Хирурга приговорили к полутора годам "домашней химии" с возможностью продолжать врачебную деятельность.
Сейчас супруги готовятся к суду против больницы о возмещении морального и физического ущерба, а также собираются подавать иск против двух других врачей, поскольку абсолютно не согласны с тем, что они избежали наказания.
- Через два месяца после злосчастной операции опухоль мужу все-таки вырезали, но это делали уже в Минске, куда мужа смог устроить сын. Когда минские врачи узнали нашу историю, то сказали, чтобы Колю немедленно везли к ним. Но, поскольку шов в Витебске был сделан ужасно, постоянно гноился и там образовался свищ, медики три недели не могли приступить ко второй операции, ждали пока заживет, – вспоминает собеседница.
По ее словам, главврач в своих показаниях утверждала, что это она устроила Цобанова на операцию в Минск, хотя в реальности не приложила к этому никаких усилий, а на просьбы лепельчанки поместить мужа на лечение в Боровляны "лишь улыбалась".
Сейчас физическое состояние Николая Цобанова очень медленно восстанавливается. Самое большое беспокойство у жены вызывает его эмоциональное состояние. Мужчина все время боится, что с левой почкой будет что-то не так, что врачи в Минске тоже провели операцию с ошибкой. И его приходится постоянно отвлекать от тяжелых размышлений.
- Знаете, ведь перед нами даже никто не извинился. Во время выписки я думала: выйдет хирург, попросит прощения… Может, и дрогнула бы, но он извинился лишь в суде. А второй при выписке просто попросил не писать заявлений, иначе их уволят, на что я ответила, что могу и не писать, если мужу вернут здоровую почку, – сказала Цобанова.
Всех с наступающим новым годом! Хочу рассказать нерадостную историю про лечение зубов в 2022 году. Моей ошибкой было изначально обратиться в бесплатную стоматологию, но на тот момент не знала, что зубы лучше там не лечить. Так уж вышло, пришлось лечить каналы. Сделали снимок, начали лечить каналы, после лечения зуб не переставал болеть. Обращалась повторно через 10 дней, мне сказали, что может до месяца болеть, пришла через месяц, уже говорят что может всю жизнь болеть. Обратилась в частную стоматологию по поводу имплантации, сделали кт, оказалось, что при лечении мне плохо запломбировали каналы и погрузили в верхнечелюстную пазуху пломбу, чтобы ее достать мне нужно на операцию под наркозом. Кстати, перелечить зуб в частной стоит как крыло от самолёта и почти никто не хочет браться. Берегите зубы:(