Предыдущая часть: История моей жизни, включая демонов (часть 3)

И вот, в назначенный день, я шёл на катере по Айкале, курс — юго-восток. Гибель всего начальства всяко осложнит восстановление комбината, а может и остановит. А я делаю то, что могу. И что умею.

Причалил, меня повели наверх к руководству. Я поздоровался и сказал, что буду ждать у воды. Узнал, что губернатора, к сожалению, срочно вызвали на свиноферму.

— Не возражаете, если мы подождём Ильяса Тархановича, это представитель министерства в нашем совете, он будет с минуты на минуту, охрана уже доложила. У вас же найдётся для него местечко?

— Разумеется, чем больше, тем лучше.

Ждал я довольно долго. Наконец, увидел, что по причалу ко мне идёт молодой человек с восточной бородкой, стройный, в дорогом пальто английского кроя. Я бы тоже носил такие пальто, если б фигура хоть чуть-чуть позволяла. Молодой человек не был мне известен, наверху я его не видел, но подойдя, он кивнул мне как старому знакомому, сказав:

— А вот и я.

— Хм... Ильяс Тарханович?

— Ага, — кивнул молодой человек, рассматривая меня будто бы в лупу.

— Остальные уже идут? — спросил я, помня, что следует бы предельно вежливым пока не отойдем от причала.

— Я отменил экскурсию. Ты же их утопить решил, а это скучно. — Ильяс Тарханович произносил слова неспешно, глядя мне в глаза и чуть улыбаясь.

Пожалуй, вот это его "ты" подсказало мне больше прочего. Стараясь скрыть волнение, спросил:

— Может без них покатаемся?

— Нет, с тобой на воде страшно, — рассмеялся Ильяс Тарханович, — пойдем, вон, в беседку. Поговорим, чаю попьём. Тут у них беседка в восточном стиле оформлена.

Я довольно неуклюже поднялся на причал.

— Вау, что за ботиночки! Какой размер? Пятьдесят девятый?

— Пятьдесят восьмой.

— Почти угадал. На заказ?

— Нет, по каталогу.

— Не знал, что так можно...

В беседке Ильяс Тарханович снял пальто, расположился на мягких подушках, выпил чашку чая с тремя ложками сахара.

— Кто меня только не просил с тобой встретиться. Ты же всех на уши поставил. По дюжине заклинаний в день доносилось. И ведьмы, и колдуны, и цыгане, какие-то утопленницы, дубы тысячелетние, не ровен час завтра бы кот-ученый позвонил. Знаешь, почему я согласился?

— Где ж мне знать.

— Из-за медальки. Водяной с медалью "За спасение утопающих" — это ж самый писк. Очень я порадовался. Медальку не потерял, нет? Ну, а чего хочешь-то?

— Обычно, вы сами знаете, что я хочу. Сейчас это было бы к месту, потому что я не могу пока сосредоточиться. Могу ещё чаю выпить, вода здесь вкусная, родниковая. Вам налить?

— Налей. Ну ты же предполагал и такой расклад, ты же не глуп. По крайней мере, не так глуп, как в молодости. Что там у тебя на стене написано? Слово из трёх букв, в середине "У". Дай угадаю... Сейчас... "Комбинатом Управляет Димон". Ой нет, не Ди́мон. Де́мон! Верно? Так что ты теперь мнёшься, как передник у школьницы?

— Пытаюсь понять. Зачем вам всё это. Ведь не ради денег?

— Нет, конечно. Зачем мне деньги. Деньги, как учат мудрецы, нужны для комфортного существования. А я даже не уверен, что существую. Вот ты выбрал людскую жизнь и теперь твёрдо знаешь, что ел вчера на завтрак. А у меня нет личных воспоминаний. Я вне сущности. "Я сплетён из сожалений, озарений, страсти гневной..." Какие уж тут деньги. Скука — то единственное, что дано мне в ощущениях. Кроме скуки у меня ничего нет. С ней и борюсь.

— Но почему же так? Почему здесь? Это озеро, Айкала, оно особенное. Таких больше нет. Оно живое, идеальное, как будто само Добро.

— Добро, значит. Ты столько людей утопил, а теперь за экологию топишь? — усмехнулся демон.

— Но и спас многих.

—Я в курсе. Семьдесят девять человек и эту старую ведьму, которой теперь ещё полвека куковать. Тоже, кстати, о тебе говорила, просила навредить. В общем, про Добро не аргумент. Вот я, к примеру, считаюсь воплощением Зла. И что это? Ножик под ребро в ночном переулке — зло, а скальпель хирурга в сердце пациента —добро? Выглядит-то очень похоже! Вот у тебя была цель, ты шёл к ней, и всё, что служило цели, злом не считал. Так ведь? Моя же цель — борьба со скукой, а зло тут не причем. Тем более — добро.

— Тогда, быть может, вас развлечёт то, что я предложу. Я хочу, чтобы авария исчезла из времени. И Айкала снова стала такой же, как до аварии. Если подобное возможно, то скажите, во сколько мне это обойдется, — сказал я искренно и без всякой надежды.

— Так не получится, — ответил демон без тени иронии, — это ж сколько массы перелопатить надо и всё вручную, программ-то нет. Знаю о чем говорю, после семнадцатого года меня убедительно просили убрать революцию, я тогда взялся за расчеты — нет, без вариантов. Но можно все эти события удалить из тебя и твоей жены, допустим. Для вас аварии не будет.

— Забвение? Это неприемлемо.

— Ну почему. Изменить реальность для одного-двух намного проще, чем для всех. И надёжно. Помнишь, как с Зойкой было?

Рука дрогнула, я разлил чай по столу.

— Извините. Я вытру. Случайно, не знаете, где сейчас Лёха-демон?

— В Госдуме. В комитете по рекламе. Вселился в председателя.

Из окна беседки открывался прекрасный вид на Айкалу. Солнце было ещё невысоко, длинные тени деревьев вились в волнах.

— Что же вы, Ильяс Тарханович, такую красоту погубили, — произнёс я с тоской.

— Мою роль не следует преувеличить, — отозвался демон. — Не я же построил комбинат на берегу Айкалы. Я вообще ничего не создаю, я ж не создатель, извини за каламбур. Не я придумал, как из-за глобального потепления комбинат оказался на са́мом берегу. Но этот ход изумительный. Именно тогда я и заинтересовался объектом, понял, что будет весело. И в самом деле: построили так, что нарочно не придумаешь, проще говоря, поставили бочку с ядом в чистейшую на свете воду и считали, — верили! — что ничего не прольётся, потому что цикл замкнутый. Опаньки! Очевидно же, что здесь назревает Cлучай! А случай — это как раз и есть Я. Заметь, не всегда "несчастный". Бывает ещё: "старинный", "досадный", "забавный", "нелепый", "возмутительный". А также: "курьёзный", "занятный", "непредвиденный", "пикантный" и мой любимый — "неслыханный". Так вот, я планировал три попытки, не больше. Развлечение дело тонкое. И быстрое, иначе надоест. Вначале придумал бурю замутить, чтобы волной чего-нибудь смыло. Но местные водяные не дали развернуться, всё затихари́ли. Ладно, думаю, пусть будет что-нибудь водевильное. Жена начальника смены очистного цеха догадывается по метке из прачечной, что трусы не её, а Подорожниковой, из планового отдела, с ружьём и большим патронажем врывается к мужу на работу и начать палить куда не по́падя, смена разбегается, процесс не управляем, кругом кальцинизация, приборы вопят, включается аварийный сброс. Но всё обошлось, даже для Подорожниковой. Тогда последняя попытка: от имени министерства требую снизить расходы, иначе ревизия всех родственников на предмет "откуда столько взял, сволочь?" И дальше они уже всё сами, я не вмешивался. Первым делом технику безопасности оптимизировали, а потом и полкомбината взорвали. Бездари. И всё это с наилучшими намерениями. Не скажу, что б меня сильно развлекло. Изящности маловато. Он сеял зло без наслажденья, нигде искусству своему он не встречал сопротивленья... И?

— Зло наскучило ему, — продолжил я.

— Вот люблю иметь дело с культурной нечистью! А Лермонтов гений. Знал толк в демонах. И ведь всегда первым меня задирал. И мог победить, скажу тебе, мог! Но решил, что покой хуже смерти. Впрочем, это все мои домыслы, я ж не литературовед, я, собственно, никто, сын эфира, Эфирович. Что мне может дать такой, как ты? Хотя ты хорош по-своему, интереснее многих. Но не гений. И нет у тебя в запасе гения. И у меня нет... Есть один, но сидит на героине.

— И никак не снять?

— Никак. Всё уже перепробовал. Он сам не хочет.

— А внушить?

— Гению в голову не залезешь. Так такое, что не выберешься. Нам туда нельзя. Кстати, комбинат закроют к концу года. Твои экологи очень убедительны. Но дело не только в них. Спроса на продукцию нет. Больше скажу, в этом комбинате вообще не было никакой нужды, просто деньги осваивали. А люди, тем временем, перестали книжки читать. Если застанешь кого-нибудь за чтением классического английского романа, то будь уверен — это не совсем человек.

— Смешно, — отреагировал я без улыбки, — Вы согласи́тесь с закрытием комбината?

— Мне плевать. А напоследок я скажу вот что... Тот матч, в финале кубка, "Русалочка-Матрёшки" помнишь? Когда Катерина, в самый переломный момент, вторым темпом, вначале слева, потом справа...

— И три подачи на вылет, последняя — победная.

— Шикарная была игра!

— У меня запись хранится. Хотите?

— Не, себе оставь.

Мы покинули беседку и пошли на причал. Я спустился в катер и стал готовится к отплытию. Ильяс обернулся к охраннику:

— Сюда иди.

— Слушаю, Ильяс Тарханович.

— Видишь катер? Вот если этот катер будет у нашего причала, сразу стреляй.

— Понял.

— Чего ждём?

— Не понял.

— Катер видишь?

— Так точно!

— У нашего причала?

— У нашего.

— Так стреляй.

— Э-э-э. Там же гражданин.

— Ах да, гражданин. Ну подожди, пока гражданин в воду сиганёт.

Разумеется, я хорошо слышал весь диалог. Негромко выругавшись, стал раздеваться. Не спеша, аккуратно складывая вещи на скамью.

— Ежели с первой обоймы катер взорвёшь, то получишь миллион.

— Сделаем, Ильяс Тарханович.

Я нырнул и на удобной глубине поплыл на север. Плыть мне долго. Слышал выстрелы. Взрыва, разумеется, не было. Ильяс плохих фильмов насмотрелся, видать. Обычной пулей бензобак не взорвешь. У нас, в "Куолжском речном пароходстве", это любой юнга знает. Если катер не сожгут, надо потом как-нибудь прийти за ним. Я впервые оказался в воде после аварии. Чувствовал, что вода больна. И чувствовал что я нужен ей, также как и она мне. Буду плавать каждый день, несмотря на все эти концентрации, решил я.

По возвращению продолжил работу в общественном комитете. Ялун мне помогает, её самочувствие улучшилось, животик чудесным образом округлился. Учёные разработали программу мероприятий, благодаря которым, с учетом закрытия комбината, можно прогнозировать восстановление Айкалы через тридцать лет. Как говаривал один куолжский губернатор: "С такими цифрами уже можно работать". А наш местный губернатор, который толстый, упал в собственный пруд, где его обглодали карпы. Ждём нового.

Плаваю ежедневно. Через какое-то время заметил, что вся одежда стала мне велика. Измерил рост — метр пятьдесят два. Поискал мудрые книги, прочитав понял, куда исчезли водяные. Мы не умираем, мы превращаемся обратно в воду, постепенно уменьшаясь. Вода при этом восстанавливается, получая нашу энергию, ну или как-то так. Прав был Владыка леса. Как я понял из книг, он был когда-то великаном. Новое знание меня не напугало, я продолжил свои ежедневные купания. Рассчитал их время таким образом, чтобы дотянуть не только до рождения моего ребёнка, но и увидеть его первый шаг.

Теперь я уж точно сделал всё, что мог. Даже написал вот эту историю своей жизни. Надеюсь, что мой ребенок прочтёт, когда вырастет. Здесь нет нравоучений и жизненных советов. Прожитая нами жизнь сама по себе и есть главный пример и совет нашим детям. Опять же, нравоучения требуется изящно формулировать, за это я не возьмусь. Среди нас, водяных, писателей отродясь не водилось. Был, правда, один поэт-песенник, про одиночество писал. Красиво.

Завтра расскажу всё Ялун. Думаю, она поймет. А может даже придумает вариант получше. Я был бы не против.

Предыдущее: История моей жизни, включая демонов  (продолжение)

Айкала — огромное озеро, точнее озерная система, с протоками, ручьями и водопадами в окружение сказочного хвойного леса. Вода в Айкале чистая, сладкая, кислородистая. На северном берегу я построил большой тёплый дом. И встретил Ялун. Она из курукунов, народа, жившего здесь всегда. Чёрные волосы, монгольские глаза, почти неуловимая улыбка. С меня ростом, худенькая, при этом в ней нет никакой суеты. Когда она говорит, то кажется будто вековые сосны вторят ей. Когда смеётся — воды Айкалы радуются, покрываясь игривой рябью. Конечно, в её роду были шаманы и сама она камлает по четвергам, но с другой стороны, кто здесь, на Айкале, по четвергам-то не камлает? Ялун оказала мне честь, согласившись стать моей женой. Да, я по-прежнему люблю английские романы. С нами живёт и её сын от первого брака, Семён. Умный мальчик, хотя ни разу не видел его читающим книжку.

Я докупил земли на берегу и устроил форелевое хозяйство. Чтоб себя чем-то занять и не утруждать соседей размышлениями. Фермер-рыбовод — здесь это всем понятно. А без фермы чтобы обо мне в деревне думали? Ладно бы ещё — "водяной", а если решат, что "писатель"?

Вырыл пруды, оборудование купил первоклассное, малька взял самого дорого — импортного. С местными водяными договорился легко, они тут, на Айкале, все романтики: "Делай что хочешь, только воду не мути". В санэпидемнадзоре романтиков не нашёл, но заложил основы вечной дружбы. Дело вроде пошло, но тут завёлся домовой. Это на рыбной-то ферме? Вот наглый народец. Мы их ненавидим люто. Отчаявшись поймать и побить домового я, в сердцах, хотел сжечь все постройки.

Но Ялун меня успокоила, сказала, что сама справится. Позвала на ферму родственников, что-то там они всю ночь подвывали, и с тех пор инструмент на пол не падал и двери сами собой не захлопывались.

На третий год ферма стала приносит прибыль, на которую я и не рассчитывал. Это было неожиданно и приятно.

Той весной Ялун вдруг стала нервничать из-за пустяков, даже плакать. Такого не было раньше. Поехала в город, к доктору. Вернулась весёлая и говорит:

— У нас будет ребенок.

И меня с ног до головы окутало тревожное счастье.

Но тут пришла беда. Большая беда.

Айкалинский Бумажный Комбинат построили на юго-восточном берегу озера. Первоначально собрались строить в пятнадцати километрах от воды. Потом, раз за разом уточняя проект, пододвинулись почти вплотную к береговой линии, дескать, рельеф удобнее и бумагу можно сразу пароходами грузить. Тут встрепенулись экологи и смогли отодвинуть стройку аж на два километра. Когда же стройка закончилась, то оказалось, что комбинат построен прямо на пляже. Объяснили так: строили по проекту, но из-за глобального потепления уровень воды в Айкале поднялся и случайно подошёл к очистным сооружениям комбината. Главного эколога, который орал как бешеный, за отрицание глобального потепления отправили в сумасшедший дом. Остальных, которые помельче, разогнали. Губернатор всячески комбинат поддерживал и утверждал, что цикл замкнутый, Айкале ничего не грозит, кроме притока денег и сотен рабочих мест. Комбинат был запущен, рыба сразу стала болеть, а губернатор толстеть. Мы, на северном берегу, про комбинат, конечно, знали, но надеялись, что обойдется как-нибудь. Не обошлось. На очистном каскаде вышел сильный засор, какой-то местный Геракл придумал взрывом пробить пробку и разом всё очистить. В результате, взорвались и очистные и склады с химикатами и всё это вылилось в Айкалу, да ещё при сильном юго-восточном ветре.

Ялун разбудила меня ранним утром и потащила на берег. Мертвый тюлень — первое, что я увидел, а потом множество рыбы, плывущей брюхом вверх. На ферме пытались хотя бы спасти малька, но поздно, приборы всюду показывали яд. Айкала умирала.

— Я тоже умру, я умру вместе с Айкалой — сказала мне Ялун, —сделай хоть что-нибудь, спаси.

В тот день я и подумал о призыве демонов. С учетом всех обстоятельств. Три обстоятельства я уже назвал. Есть и четвёртое. Предположение, которые всё меняло и, возможно, делало бессмысленным. Меня ничто не могло остановить, но чтобы не забыть про четвертое обстоятельство я обозначил его буквами "КУД" и повесил на стенку.

Народ кругом лихорадило. Я поехал в город, отправил денег свежим экологам, чтоб приехали. На площади митинговали. Толстый губернатор к народу не выходил. Меня избрали председателем. Я, в свою очередь, нанял опытных людей работать сразу по всем направлениям: комбинат остановить, штрафом обложить, злых журналюг натравить, руководство посадить, в госбюджет строку вставить, лучших учёных привлечь и так далее. По первым оценкам выходило, что Айкала сможет восстановится через девяносто лет. Эта, с моей точки зрения, хорошая новость, ввергла людей в уныние. Впрочем, ненадолго. Работа кипела, я же мог заняться главным — поиском демона.

Хотел начать с местных водяных, но все они подевались куда-то. Я ничего не знаю о том, куда исчезают водяные, куда исчез мой отец. Никто мне об этом не рассказывал, но никто и не видел мёртвого водяного.

Ездил на родную Куолгу, по старым знакомствам. Зашёл к одной фее, не за помощью, всё равно не поможет, а поделиться бедой. Она красиво поплакала, вроде как полегчало. Побывал со своей просьбой ещё много где, магов и ведьм повидал немало. Говорил со многими цыганами, эти охотно брали подарки и обещали всё решить. Наверно, даже домового попросил бы помочь, кабы встретил, но они от меня прячутся. Как-то притормозил у автобусной остановки и спросил пьяного мужика, где бы демонов срочно найти.

— У каждого свои демоны, — проворчал мужик.— Моих не трожь!

Разумеется, обращался и к Айкалинским авторитетам. Расспросив Ялун о Владыке леса, отправился на его поиски. Это был уже жест отчаяния, потому что в лесу мне трудно, сильно устаю. А тут пришлось бродить несколько дней, на каждом пеньке оставляя всякие мудрённые фигурки из шишек и перьев. Владыка леса, как я и предполагал, оказался обыкновенным лешим. Ростом с пенёк, донельзя лохматым, с острыми ушами, с грибами, прилипшим к волосам, в шишкообразной шубе, из которой торчали сучковатые ручищи. И усталым взглядом.

— Если бы я не знал, что ты леший, то понял бы стразу.

— Любил я молодости позировать, да. Что в том дурного? А ты сам-то из каких будешь? Вроде водяной, но кривенький какой-то. Точно не из наших. Наши все красавцы.

Я решил не спорить с лешим на столь щекотливую тему. Спросил другое:

— Куда подевались все водяные на Айкале?

— Это ты сам первый и должен знать, юноша. Не расслышал, кто ты?

— Я председатель общественного комитета по защите природы Айкалыкского водного бассейна.

Леший замахал на меня руками:

— У меня все ручьи на полную мощность, скоро сам без воды останусь, до снега не дотяну! По четвергам шаманы воют так, что башка раскалывается, но где я вам ещё воды возьму?

— Про шаманов я понял, постараюсь устроить, чтобы потише выли. Но есть просьба.

Тут леший мне подмигнул:

— Что? Дурман-травы надобно?

Я рассмеялся, старик, чуть погодя, тоже захихикал, потом долго кашлял. Отдышавшись, спросил:

— А что же ты ищешь на свою беду?

— Совета ищу. Как бы мне демона найти?

Старик-леший покачал головой, обхватив голову руками:

— Уже тысячу лет я задаю себе этот вопрос: "Почему водяные такие тупые?" Иди-ка ты лучше в озеро, воду мыть.

— Что значит "воду мыть"?

— Ну очищать там как-то, сам должен знать, ты же водяной, хоть и кривенький. Известно, что водяные воду очищают, а русалки загрязняют. Или наоборот. Не помню. Всё, ступай. И про шаманов не забудь! Обещал!

После двух месяцев беспрестанных усилий я признался сам себе, что нет смысла далее призывать демонов. Раз до сих пор на встречу не вышли, значит сами не хотят. Зато встречи со мной желало руководство комбината. Ещё в первые дни после митинга ко мне в номер проникло нечто гибкое и вежливое в аккуратном костюме:

— Произошёл несчастный случай. Трагический несчастный случай. Все являются пострадавшими. И комбинату, который столько сделал для нашего края, сейчас очень тяжело. Руководство глубоко переживает. Давайте же будем вести себя как взрослые люди. Необходим конструктивный диалог. Мы предоставим аргументы, доказывающие, что требования вашего комитета чрезмерно радикальны. Смягчения и оптимизация пойдет на пользу всем, поскольку ускорит процесс принятия жизненно важных решений. Мы также понимаем, что ваша ферма понесла ущерб, но, может быть, некая сумма, — посетитель написал на салфетке несколько цифр, — поможет вам вести обсуждение на основе более гибкой переговорной позиции?

— Конечно, давайте обсудим. Но в номере душновато, предлагаю прогуляться к набережной.

Посетитель исчез в ту же секунду, вместе с салфеткой. Чутьё отменное. После, однако, пару раз звонил, напоминал о готовности продолжить взаимовыгодное сотрудничество.

Теперь же я сам набрал его номер и подтвердил свой интерес:

— Но у меня есть обязательное условие. Генеральный директор, главный инженер, а также их заместители, должны обязательно побывать на моей ферме, где я обосную им истинный размер ущерба, чтобы в дальнейшем не шла речь о смешных цифрах.

— Быть может, вы просто озвучите сумму?

— Нет. Потому, что кроме фермы, я намерен показать им особые места Айкалы, чтобы красота этих мест открыла им глаза. Я приду на своём катере, сам всё покажу и расскажу. Это условие неотменимо. Я также буду признателен, если вам удастся договориться с губернатором о его участии в этой экскурсии.

— Услышал вас. Доложу руководству.

(продолжение следует)

(продолжение История моей жизни, включая демонов)

Получив диплом инженера, я решил вернуться в родной город по реке, взяв билет на теплоход "Сюрприз". И стал героем. "Сюрприз", ржавая лохань, шёл с перегрузом, неработающим левым дизелем и незадраенными иллюминаторами. На маневре набрал воды, ушёл в крен и потонул. Я спас семьдесят девять человек и одну двухсотлетнюю ведьму, которая специально села на этот рейс, потому что ей жить надоело.

Все, кроме ведьмы, меня горячо благодарили, губернатор руку жал, в газете портрет напечатали, медаль "За спасение утопающих" вручили. Мало что на свете меня так умиляет, как эта моя медаль.

Неожиданную славу я решил монетезировать (вот за что люблю людей, так за всякие такие словечки, придумают же). Тем более, что "Куолжское речное пароходство", куда я был распределён, сообщило, что в таком героическом молодом специалисте, конечно, нуждается, но чем зарплату платить — не ведает. При поддержке губернатора местный банк, без залога и проволочек, выдал мне кредит на покупку и ремонт самоходной баржи "Тутай Судаев". Тоже лохань, тоже ржавая, но если с умом, и, скажем так, без "Сюрпризов" подойти — лет десять ещё послужит. Собрал команду работящую, начали грузы возить, как с документам так и без. На излишек брал в тайных местах водку, водку менял у народа на акции "Куолжского речного пароходства". Но важно было получить на аукционе госпакет. И губернатор и банкир меня поддерживали, обещали денег в нужный момент и племянников в правление. И вдруг: "Стоп-машина, полный назад". Крупная столичная кампания, видишь ли, решила этот конкурс выиграть. Мне было приказано не перечить, а то лишусь баржи, не ровен час. Из столичной кампании прислали инспектора. Лето было в разгаре, жара. Инспектор, заселившись в гостиницу, пошёл на реку купаться. Больше его никто не видел. По городу пронёсся слух, что инспектора съел сом.

На замену прислали сразу двух инспекторов. Эти успели посмотреть причалы и ремонтную верфь. Купаться пошли только вечером. Искали их три дня — не нашли. Слух про сома дошёл до столицы.

Тут уж приехали серьёзные люди, многие в погонах. Ходили только с охраной. С охраной и утонули. Река пьяных катаний не любит. А откуда взялась в Куолге мина военных времен —следствие не выяснило.

Тем временем прошёл аукцион и владельцем контрольного пакета акций "Куолжского речного пароходства" стал я. Впрочем, подпрыгивать от радости было рано, да я никогда и не умел подпрыгивать. В долгах как в шелках, толковые разбежались, всё надо ремонтировать. Что-то под дачи продал, что-то в металлом, часть толковых вернул, что можно починил. Банкир помогал и новый губернатор тоже. Старый, к слову, умер в больнице от потери крови. Ему на рыбалке сом ногу откусил. А то слишком много утопленников, статистика плохая.

Через восемь лет пароходство крепко встало на ноги, лидер региона по перевозкам. Впрочем, конкурентов особо то и нет, были, да сплыли. Работал много, кроме работы ничего не видел. Чтобы расслабится пил коньяк и смотрел женский волейбол по телевизору, оказалось, что это не менее интересно, чем под корягой сидеть.

Женщины все эти годы у меня, конечно, были. Как же без них. Но за деньги, так что гордится тут нечем. Пару раз ходил к феям. Они красивые. Но услышав: "Ты в постели лучше всех твоих прадедушек", решил более альтернативных вариантов не искать.

И вот как-то привозят мне двух девок модельной внешности, пятьсот долларов в час. Я им говорю:

— Кувшинки мои, вы пока сами с собой, ибо у меня сейчас важный волейбол по телику. Смотрите, какой большой экран!

Начинается трансляция и тут до меня доходит, что играют-то в нашем городе! В спорткомплексе, на ремонт которого из меня три года деньги тянули.

— Девчонки, — кричу, — тащите меня пьяного в машину скорее!

И понеслись мы на сутенерской тачке матч смотреть (своего водителя-то я отпустил, пока он ещё приедет...).

А всё потому, что влюбился я в волейболистку. Причём, в нападающую. Два метра два сантиметра. Зовут Катей. Трансляции матчей с её участием, и за клуб и за сборную, старался не пропускать. Интервью читал. А увидел тогда вживую — всё, чувствую, поплыл. Ничего мне больше не надо, только Катя нужна.

Стал я ездить вместе с клубом на правах спонсора. От названия клуба — "Русалочка" — меня, конечно, коробило, отношения с русалками у меня всегда были плохие, с самого начала как-то не заладились, уж не знаю, кто прав, кто виноват. Предложил переименовать хотя бы в "Русалко" — обещали подумать, но пока просили потерпеть, хотя бы до конца сезона, заявки ж не переделать.

Держал себя строго, в рамках приличия, чувств старался не выдавать, строго по английскому роману. Если подарки — то всем девчонкам. Помощь какая нужна — любая обращайся, помогу. Впрочем, все догадывались. И Катя догадывалась. Такое разве скроешь?

Надеялся только на себя. Ждал удачного момента. Ни о каких демонах не думал. Дал зарок: в делах любви, а тем более в семейных делах, не призывать демонов ни при каких обстоятельствах.

Удачный момент настал после завоевания Кубка. Катя, кстати, лучшим игроком тогда была признана. А Кубок представлял из себя огромное позолоченное ведро с вензелями, литров на сорок, а то и больше. Я распорядился заполнить его доверху французским шампанским и подливать, по мере необходимости. Праздник намечался с размахом, гостей было много. Пока ходил платить, мужики, из друзей клуба, под смех Кати и её подруг устроили соревнование — кто дольше всех голову в кубке с шампанским продержит, того вся "Русалочка" целует взасос. Я узнал время лидера — минута пятнадцать, — и принял участие. Ограничился двумя минутами, чтобы соперников остудить, но не напугать. По возвращению из Кубка меня встретили аплодисментами и радостным визгом. Я же сказал, что освобожу девушек от обещания целоваться, если они уговорят Катю, как лучшего игрока финала, завтра со мной поужинать. Предложение вызвало всеобщий восторг и смеющаяся Катя была мне торжественно обещана.

Хорошо помню тот ужин. Катя рассказала про детство, как она за лето выросла на полметра и не понимала, что со всем этим делать, а её дразнили каланчой и толкали, чтобы смотреть, как смешно она падает. Спросила меня:

— А тебя дразнили в детстве?

— Ну так, — пожал я плечами, — разве что, самую малость. Я родом с Куолги и всегда хорошо нырял, мальчишки видели, а у нас, на реке, за это уважают.

— Я тоже вчера видела, что ты хорошо ныряешь, — рассмеялась Катя, — ты занимался плаванием?

— Нет, не занимался. На поверхности плавать не люблю, а именно что ныряю.

Потом мы долго говорили про женский волейбол, к тому времени я уже неплохо поднаторел в этом виде спорта.

Теперь на выездах Катя ночевала в моём номере. Номер я всегда брал самый лучший, если ничего приличного не было — жили в другой гостинице, выше классом. Администратор команды начал было возражать, и даже строить козни, но неожиданно утонул на летних сборах.

Разница в росте ни в каком варианте не мешает близости, если вы, конечно, не сторонник миссионерской позиции. Наша с Катей любимая поза называлась "рыбка". Мы много работали над "рыбкой" и достигли совершенства. Подробности описывать не стану, завидуйте втёмную.

Катю мучили травмы, она всё реже могла играть на высоком уровне и очень переживала из-за этого. Я как-то ляпнул не подумав, что волноваться ей незачем, в любой момент можно бросить спорт и переехать ко мне.

— Если ты меня любишь, то должен понимать, что значит для меня волейбол, — сказала мне тогда Катя. Я понял, запомнил, привозил всяких диковинных снадобий, поддерживал всем, чем мог. Катя отыграла ещё два сезона, взяв второй раз Кубок и европейское серебро. А потом был её прощальный матч, плавно перешедший в нашу свадьбу.

Поселились в новом районе на высоком берегу Куолги. Район удобный, всё рядом. Правда, слух ходит, что по ночам тут старый губернатор на одной ноге скачет, новоселов пугает. Не знаю, не видел. Хотя догадываюсь, чьи проделки. Есть тут у нас одна ведьма-долгожитель. Впрочем, про жилищное строительство — не ко мне вопрос, я тут вообще ни причем.

Про́жили мы с Катей двадцать семь лет, душа в душу. Что она обо мне знала? Думаю, всё. Но не всё мы обсуждали, не обо всём стоит говорить, а если человек близок тебе по-настоящему, то многое понятно и без слов.

Никого не роди́ли. Хотя мечтали. Не помогли ни врачи, ни феи. От фей вообще мало толку, какие-то они... Не от мира сего.

Последние два года Катя сильно болела. Громадные нагрузки и всякие препараты, которыми её пичкали в юности, привели к страшной, смертельной болезни. Я поднял на уши всех врачей, все лучшие клинки, всех магов и ведьм, кудесников и знахарок, каких только мог найти. И вот одна операция, потом вторая. Дни и ночи я проводил в больнице возле Кати, боясь отойти сколько-нибудь надолго. Но пришёл день, когда она сказала:

— Отпусти меня.

Я плакал на её похоронах. Плакал после похорон. Сколько слез, сколько воды. Нашёл письмо, Катя писала: "Не хорони себя со мной, живи. Ведь ты ещё молод, красив (Красив? Я? Катя, Катенька...). Береги здоровье, не делай ничего плохого. Найди женщину, которая сделает твою жизнь легче. Прощай, мой любимый. Навеки твоя, Катя".

Я продал свою долю в пароходстве, мало заботясь о цене, и уехал жить на Айкалу.

(продолжение следует)

Другие арты можно посмотреть в вк https://vk.com/apollinarius_artist

Курсантом в летнем отпуске, поехал как-то с друзьями на рыбалку. В час ночи, проснувшись, я услышал, что будто кто-то купается в том месте, где дна достать невозможно. Немного стало жутко. Когда вечером дома за ужином я рассказал о своём страхе, то отец, несильно верующий в мистику, рассказал такую историю:
«У нас в бригаде на заводе заведено на обеде не ходить в столовую, а садимся кружком и едим, что принесли из дома и всегда находим темы для разговоров. В бригаде молодой мужик Иван, большой любитель половить рыбу, на днях поведал свою историю:
«Собрались мы с соседом поехать на Белую кручу (лесная речка 12 км в лес, сплошные омуты) и, как водится, договариваемся: «Я накопаю червей, возьму бутылочку и заеду на велосипеде за тобой, ну где-то после обеда».
Приезжаю к нему, а он: «Ты знаешь, извини. Меня жена припахала по хозяйству, я не могу поехать» - «Ну что ж ты? Я ведь и деньги, и время потратил, а ты подводишь» - «Нет, не могу!»
Добрался до Белой кручи уже ближе к вечеру. Быстро наловил живцов, поставил рогатки, донки и, когда стало темнеть, развёл костёр и приступил к ужину. Спать практически не собирался, светает рано. Кругом ни души: ближайшие люди - это лесник через речку далеко в лесу. Омут большой, чёрный - вода водоворот крутит. За рюмочкой, за мыслями как раз за полночи перевалило.
Вдруг слышу - мой сосед, с которым собирались ехать, зовёт меня: «Вань, а Вань, иди сюда!»
Я непроизвольно кричу: «Что ты хотел?» - «Иди сюда, покупаемся, здесь мелко, ну что смотришь иди, иди!»
Я подхватываюсь и давай раздеваться. Разделся до трусов и к реке, а он стоит по колено в воде и лысина блестит от луны.
И тут у меня появляется такая мысль: «Что я буду трусы мочить, женщин нет, а мокрым ходить потом неприятно, покупаюсь голым».
Только стал трусы снимать и думаю: «Подожди! Голос похож, да только что он, с ума сошёл, вместо того чтобы подойти и рюмочку попросить - купаться затеял».
И тут у меня мурашки по спине и хмеля будто не было. А этот лысый стоит ну совсем рядом. Я задом, задом, а он таким голосом что у меня ноги подогнулись: «Что узнал?»
Да как захохочет на весь лес и бултых, нырнул в воду.
До рассвета все молитвы пытался вспомнить, сам неверующий, но как крестился и молился не знаю! По зорьке далеко слышно - петух у лесника запел, немного успокоился. Когда рассвело, донки, удочки сворачивал - всё просто в кучу. Удилище у меня 4 метра, я всё-таки ткнул в то место, где он стоял: дна не было».