Мне тогда было лет 10. Как-то я заболела воспалением лёгких. Меня положили в больницу. Лежать мне было не страшно и привычно, за 10 лет жизни я много времени провела в больницах. И из всех этих больниц мне запомнилась и врезалась в память именно эта больница. Палаты были стандартные, со мной вместе лежали ещё несколько ребят. Девочка с мамой (не помню сколько ей было, но была она ещё маленькой, раз мама её сама кормила) и мальчик, звали его Тимофей.
Девочку я не так помню, как мальчишку. Ему было где-то года 5-6. Парень удивлял меня своей дисциплинированностью и недетскими суждениями о жизни. Каждый день он вставал раньше подъёма, брал полотенце, деловито вешал его на плечо, стакан с зубной щёткой и начинался утренний ритуал))
К нему очень редко приходили и передачи были очень спартанскими. Как-то меня навестили мама с папой, и принесли много всяких вкусняшек. Я принесла их в палату, решила всех угостить, Тимоха вежливо отказался. "Спасибо, не надо. Мне всё что нужно приносит бабушка, да и кормят нас не плохо." Кормили нас ниифига не хорошо, утром и вечером каша на воде и чай который пить не получалось из-за вонючей воды, в обед бывало повезёт что котлету дадут с той же кашей, да суп с тремя картошками. Тимоха мне рассказал, что живёт с бабушкой, а родителей у него нет( я постеснялась спросить почему). Мальчик много читал, меня это удивило очень, но не только это, он читал Конан Дойля!!!
Но не в этом дело, Тимка наклонился ко мне и заговорщицким тоном сказал, что хочет мне кого-то показать.
Он взял кусок хлеба, оставшийся от обеда и позвал за собой. Мы вышли в общий коридор больничного блока и прошли до комнаты, где как я понимала хранились постельное бельё и всякие матрасы. Он отворил дверь, и я увидела на голой кушетке скелетик обтянутый кожей. Скелетик мычал. Подойдя к нему ближе Тимоха протянул скелетику хлеб, ребёнок, а это был ребёнок. Схватил хлеб и с такой жадностью зверёныша начал его есть.
У меня всё внутри сжалось. Мне стало так жалко это существо, я сбегала в палату притащила пачку печенья. Ребёнок ел это печенье с такой скоростью, становилось просто страшно. Я разглядывала ребёнка. Это оказалась девочка, она выглядела лет на 7-8, очень худая, коротко стриженая с каштановыми волосами. Судя потому, как она двигалась на кушетке, она не ходила, на ней было какое-грязное, не меняное тряпьё.
Мы ещё дня два прокрадывались и кормили эту девочкой с Тимохой. Потом нас поймала медсестра и очень сильно кричала на нас, что бы мы ничем не кормили эту девочку, что она ничейная (врезалось прямо в память), и что бы мы не совались куда нас не просят. К тому времени мы рассказали почти всем мамочкам в отделении про эту девочку. И эти женщины, пришедшие на крики медсестры пытались её успокоить, предлагали свою посильную помощь в уходе за ребёнком, памперсы, одежду. Но медсестра всё кричала и кричала, потом пришёл врач и эту девочку заперли в каморке на ключ. На следующий день её не стало, вернее её куда-то увезли.
Уже потом, другая медсестра рассказала, что эту девочку привезли в это отделение в очень плохом состоянии, она не болела ни бронхитом, ни воспалением лёгких. Насколько я поняла, её просто сюда поместили потому, что её никуда больше не взяли. Девочка была сильно истощена, у неё было дцп, ей никто не занимался, у неё были вши. Только сейчас я понимаю что мы наверное тоже отчасти ей навредили своими подкормками. По состоянию, как нам уже потом объясняла медсестра она была схожа с узниками гулага. Но меня никогда не покинет то ощущение, которое я испытывала общаясь с ней. Я настолько ей сочувствовала и хотела помочь, да и она тянулась за общением к детям. Потом уже при выписке медсестра мне шепнула, что этой девочки не стало. Мне до сих пор кажется, что в её гибели отчасти виноваты мы.