Свадьба по-итальянски
Недавно я узнал формулу успешной книги. Если для мужчин — то нужен герой, который стремительно повергает все что видит. Врагов в грязь, женщин в постель (важно не перепутать) и в конце остается с тремя девочками, желательно женами. Для женщин — почти то же самое, но в конце один муж и трое детей. Путем глубокого анализа, я увидел, что два этих концепта объединяет одно. Свадьба. Так как я хочу быть успешным писателем, с неё и начну.
Дело было в Перудже. Перуджа, несмотря на недостаточно внушающее для русскоговорящего уха название, была городом весьма весомым. К концу XV века, в то самое время, о котором мы говорим, этот город уже обладал впечатляющей историей, начинающейся прям от этрусков. После падения Римской Империи Перуджа побыла столицей королевства лангобардов. А в XIII веке, оставаясь вполне независимым, город не раз становился прибежищем для пап римских и даже целых конклавов — в общем, не надо недооценивать этот поселок городского типа, в котором и сейчас полторы сотни тысяч жителей.
Города Италии, особенно северной, вообще как-то не так проскользнули феодализм. Во многих образовались сильные коммуны. Потом республики. Как будто античность и не кончалась. Разве что вместо агоры или форума теперь церковь и центральная площадь. Городское сообщество, особенно в Северной Италии, быстро выделилось в отдельное понятие. Да, технически, горожане были частью низкого сословия. Фактически же, нет, совсем не были. Горожане были богаты, влиятельны и вообще вместе сила. Показателем этой силы городского сообщества в Перудже стал великолепный фонтан. Фонтан был так хорош, что его назвали “Великий”. На итальянском “Маджоре”.
Украшенный 24 скульптурами и 50 барельефами это и в самом деле выдающейся образец готики. Строили быстро, но дорого, и использовали по назначению — морду мыть и воду пить. Судя по тому, что до нас сохранились городские законы о запрете стирать в фонтане белье и поить скот — были и такие прецеденты.
Городские законы средневековья вообще отдают гулаговщиной — и спекулировать нельзя, и работать в праздники нельзя заставлять. И институт построили. Короче мрак. К счастью, довольно быстро (по средневековым меркам) в коммуне выделяются особо заслуженные слуги народа. Уже из которых, со временем, выделилась и новая знать.
Цыганская роскошь, шикарные дворцы и частные парки в черте города, даже ручные львы и самые дорогие скакуны — все это делает нуворишей пятнадцатого века похожими на наших, современных. Однако, не стоит думать, что это все проясняет — исторические параллели часто обманчивы.
Помимо всего прочего, олигархические семейства города Перуджа умели думать планы чуть глубже, чем продать “Маджоре и свалить в Рим”. Поэтому серьезно вкладывались в город. Очень похоже, что правящие семьи в городах Италии больше напоминали клиентелу древнего Рима или современную мафию, чем действия современных нам политиков или бизнесменов. Ну, разумеется, стоило только предприимчивым людям взяться за дело, как свободный рынок довольно быстро стал каким-то тесным и очень регламентированным.
В отдельно взятом городе Перуджа в рынок вписались только две семьи. Одди и Бальони. Поскольку люди уже были, а нефть еще нет, обе семьи умели правильно распоряжаться главными активами и потому обе имели в городе пламенных сторонников. Поэтому, зайдя вечером в публичное место, пообщаться и выпить пиво, горожанину надлежало захватить с собой что-нибудь для самозащиты — все чаще на улицах раздавались крики “За Одди!”, им вторили вопли “За Бальони!” и начиналась драка. Очень быстро накал политической борьбы достиг того самого градуса, когда участвующим стало казаться, что не остудить его ничем, кроме крови. К 1488 году город докатился буквально до гражданской войны.
Кстати, центральная площадь Перуджи с Fontana Maggiore. Ограждение от современных туристов, так и норовящих кусок камня отгрызть. Статуи вообще в музей спрятать пришлось, те что на фонтане — реплики.
Несмотря на то, что у Одди социальная база избирателей вроде как была пошире, а активов в виде земли и хозяйств, не меньше чем у Бальони, они проиграли. Дело решило вмешательство самого папы римского.
Пастырь божий встал на сторону слабейшего рода, Бальони. Таким образом, победив, Бальони становились обязаны Святому Престолу, а точнее семейству Орсини, которое на нем в тот момент сидело. Все получилось просто отлично!
Хотя Одди, конечно, так не считали.
Собрав силы, заручившись поддержкой, они атаковали Перуджу в 1491. Но Бальони были на стороже и вообще на коне — хоть и пострадала округа и клиенты, но в город Одди прорваться не смогли. А потом были вынуждены уйти и из под стен перед угрозой спешащих на помощь папских войск.
Надо полагать, последствием столь радикальной смены власти для оставшихся в городе сторонников и родственников семьи Одди были плачевны. Но, все же, надо помнить — жестокость очень ненадежный инструмент. Когда в 1495 Одди снова повторили попытку контрреволюции, в Перудже у них нашлось немало сочувствующих. Им открыли ворота, в городе к Одди присоединилось вооруженные люди, и дело бы могло закончиться обнулением Бальони привычным для итальянских городских республик способом, но…
Но Бальони были не просто мажорами. Они были еще и вах, какие красавчики.
Герб Бальони
Симонетто, племянник главы рода Бальони, господина Гвидо, встретил нападавших в узком переулке. Он был вооружен и успел надеть доспехи, однако во всех вариантах истории утверждается, что он был один и его застали врасплох. Даже если так, то врасплох Симонетто застали на узкой и удобной для обороны средневековой улочке. Сторонники Одди почему-то питали к Бальони очень уж яркие эмоции, потому как буквально с разбегу прыгали на Симонетто, пытаясь его буквально загрызть, не считаясь с потерями. По легенде, Симонетто лично изрубил огромную толпу врагов, но и сам получил двадцать ран. Неплохо для восемнадцатилетнего юноши.
Все же, есть во врожденной храбрости и благородстве семейства Бальони некие шероховатости, что весьма чувствительны для нежной кожи современного человека.
Рассказывая о храбрости и благородстве Симонетто, в числе прочего, рассказывают и такую поучительную историю. Как вы понимаете, у Гвидо, кроме Симонетто, было много племянников. Как минимум штук десять только законных. Самым старшим из законных был Карло, по прозвищу Барчилья (Цыпленок). Ну и приходит как-то Симонетто к Гвидо и говорит:
— Привет дядь, как жизнь. Я, кстати, на днях наверно убью Карло. Бесит он меня, есть же.
А Гвидо и говорит:
— Не, не убивай.
Симонетто взял да и послушался. Вот такой благородный и послушный был юноша, как тут не восхититься. Кстати, причина для убийства Карло Барчилья — “Он был горбат, некрасив и злобен”. В источнике немного поцветастее, но в общих чертах так. А еще Карло беден и коварен. Все это мы, кстати, увидим потом у Шекспира (Копьетряс, ежели на нашем) в Ричарде III. Ричард тоже был коварный, уродливый, старый горбун в пьесе, и сравнительно симпатичным молодым правителем и человеком в жизни. Но увы, инстаграм Карло не вел, посмотреть на его образ жизни можно только через источники. Я могу только с подозрением щурить зенки, бездоказательно подозревая, что причины ненависти Симонетто к Карло не только в остром чувстве прекрасного у первого, которое последний оскорблял одним своим существованием.
Симонетто, правда, потом еще у сына Гвидо, Асторре, тоже просил разрешение Карло убить, но тот тоже отказал. И Симонетто опять послушался. Как мы узнаем сильно позже — очень зря.
Но до этих милых семейных разногласий еще пара лет, пока Симонетто истекает кровью в переулке. Силы покинули его, он опирается на меч, стоя по колено в крови (чужой), по пояс в кишках (чужих) весь израненный и от падения его удерживает лишь врожденная брезгливость.
И тут начинается слоумо, камера взмывает над черепичными крышами, сквозь пафосную музыку мы слышим стук копыт — то спешит на помощь кавалерия. И ни кто-то там, а сам впечатляющей Асторре, который в источнике описан емко и скромно “Блистательный, как Марс!”.
Асторре — сын Гвидо Бальоне, патриарха. Собственно наследник, будущей глава клана, так что хвалебные эпитеты понятны. Почти не отстают от него на своих заниженных жеребцах и сам Гвидо Бальоне, и его брат Рудольфо (по совместительству отец Симонетто) ну и остальные близкие родственники, всего рыл сорок. И еще Джанпаоло, брат Симонетто. Именами сильно грузить не буду, если кто-то особо выделится в процессе, дам пояснения.
На фоне описания остальных великолепных Бальони, как-то теряется Джампаоло Бальони, родной брат Симонетто — а очень похоже, что именно он ведет основную силу семьи — отряд наемников, успевший набраться опыта в различных компаниях. Да и сам Джампаоло, тоже парень тертый. Но, пока он только один из многих, несмотря на свои очевидные заслуги.
Кстати, Карло Брачилья тоже был в этой кавалькаде. И в битве с Одди отмечен источником отдельно — возможно, просто в силу происхождения. Но, вполне может быть, и заслуженно.
Ну, тут уж, перед лицом столь многих блистательных Бальони, подлые Одди бегут, дело понятное. В этот раз, кстати, чистку Бальони проводят куда более тщательную — судя по тому, что Одди затихли и больше не отсвечивали в Перудже примерно никогда, Бальони одержали действительно решающую победу.
Тем не менее богатство, власть, а главное социальные связи — никогда не исчезают бесследно, так что и сейчас Одди нет-нет, а всплывают то там, то здесь... Хотя участь их и не завидна.
Итак, полная и безоговорочная победа! А это значит что? Правильно, пришло время женихаться.
Тем более у Бальони есть наследник, Асторре. Красавец, спортсмен, феода… Хотя стоп, не совсем. Впрочем, Бальони были уже достаточно солидными людьми, чтобы неожиданно найти в архивах Рима подтверждения своего происхождения от патрицианского рода (лангобардские корни, что было бы логичнее для Перуджи, тогда были не в моде) так что они могли поспорить древностью происхождения даже с королевскими династиями, поэтому держались уверенно.
Например, один из младшеньких племянников, Грифоне, или как все его ласково называли, Грифонетто, урвал себе в жёны не кого-то там, а саму Сфорца. Одну из них, девушку по имени Дзанобия. То, что она девушка, описывает этого человека меньше, чем то, что она Сфорца. Но о Сфорца потом, пока лишь отметим, что Сфорца были уважаемой, добропорядочной, набожной семьей, о которой даже их враги не могли сказать ничего плохого.
Лодовико Сфорца захватит власть в Милане только в 1494, поэтому брак был, скорее, по любви.
Но, вернемся к Асторе. Золушку для столь блистательного принца нашли недалеко — в Риме. Она была Орсини.
Вы еще не запутались во всех этих семействах, именах и фамилиях? Подождите, сейчас запутаетесь.
Орсини — мегавлиятельный римский род, с удивительной наследственностью — благодаря врожденному благочестию в семье случилось пять римских пап и тридцать четыре кардинала. Собственно, среди кардиналов Орсини всегда было как минимум одна штука прямо в Риме еще с 12-го века. Может быть пап-Орсини было бы больше, если бы в Риме не было другого мегавлиятельного рода, Колонна. Отношения у них были как у Бальони с Одди — натянутые. Но, в силу специфики Рима, приходилось иногда прерывать резню и договариваться. Иногда, при папе-Орсини легатом церкви был Колонна. Иногда — наоборот. Но чаще конклав избирал компромиссного кандидата (то есть равно не устраивающий обе семьи), вроде Родриго Борджиа, который как раз незадолго до свадьбы в Перуджи стал папой Александром VI. Но о Борджиа поговорим в другой раз, пока нам достаточно знать, что они были уважаемой, добропорядочной, набожной семьей.
В любом случае, стать папой без одобрения Колонна или Орсини было можно. Но стать папой если против этого были и Орсини, и Колонна было нельзя. По-крайней мере, в Риме.
Ну и последнее, что нужно знать об Орсини — они исправно поставляли на рынок высококлассных кондотьеров.
Как видите, породниться со столь замечательными людьми, было большой удачей. Вы еще не запутались? Тогда я скаж,у что девушку звали Лавиния Колонна. Но она дочь Джованни и Джустины Орсини.
Да, с генеалогией людей, у которых она есть, все бывает слегка запутанно, не правда ли? Но хватит об этом. Итак, Асторре, которого сравнивают с языческим Марсом, женится на девушке которая происходит из в высшей степени католической семьи Орсини. Отличный повод выпить, я считаю.
Герб Орсини:
Свадьба случилась в 1500 году, Лавиния присутствовала на ней лично (что, кстати, не правило, но и до этого мы дойдем в других главах), на улицу за счет брачующихся выкатывались бочки вина и выставлялись столы с дармовым угощением, люди праздновали и ликовали в незамутненном веселье — каждый в своем квартале. Ну, это Италия, понимать надо — в чужом квартале можно было вместо угощения и ножом в бок получить.
Чтобы веселье оставалось незамутненным и на улицу лилось только переработанное пищеварительными трактами горожан вино, а не кровь, Перуджа была плотно обставлена наемниками. Рота Джанпаоло была оставлена за городом и отведена подальше — веселье и шутки у этих парней специфические, не для всех.
Праздник удался. Единственная досада — во владениях Бальони, сравнительно недалеко от города, случился бунт. Джанпаоло пришлось отлучиться с частью войск. Но расправился он с грубиянами, посмевшими пытаться испортить столь светлый праздник, сравнительно быстро и вернулся уже через несколько дней.
Надо сказать, что к тому времени именно Джанпаоло был в семье Бальони основным заместителем патриарха по непонятным вопросам — и прекрасно с этой должностью справлялся.
Джанпаоло радушно встретили, налили вина, положили еды — представьте, Италия, теплый вечер, музыка, смех.
— Мы тебя так ждали! — сказал веселый Грифонетто и обнял Джанпаоло.
Это ли не счастье, наслаждаться жизнью в кругу большой семьи?
К тому времени празднества продолжались уже двадцать дней и люди начинали немного уставать. Очередная ночь торжеств наступила как обычно, но закончилась она для пирующих только под утро. Однако, проспать до обеда на следующий день большинству Бальони не удалось — очень скоро за ними пришли.
Сначала несколько вооруженных групп, по пятнадцать человек в каждой, захватили все городские ворота и закрыли их. Чтобы ничто не помешало снаружи и никто не ушел изнутри. Затем, другие группы заговорщиков, атаковали дома всех видных членов клана Бальони.
Хотя стоп, чего это я, мы же в Италии, богобоязненной католической стране. Сначала все заговорщики, разумеется, пошли в церковь. Помолились. Получили отпущение грехов. И уже потом пошли на дело, разбившись на группы.
Как долго зреет заговор? Годами? Может дольше? Средневековые хронисты уверены — заговор случился прямо на свадьбе, в течении двадцати дней. Разумеется, за всем стоял горбун Карло. Умело используя свою злобность и омерзительный вид, первое что он сделал — договорился с одним из бастардов Рудольфо Бальони, по имени Филиппо. Этот Филиппо, как утверждают, соблазнился на посылы получить деньги и власть, открыл ночью ворота дворца Бальони перед злобным горбуном Карло и впустил его с подельниками внутрь.
Судя по произошедшему дальше, Бальони действительно оказались застигнуты врасплох. В течении короткого времени топорами (в источниках постоянно упоминаются топоры, что странно — заговорщики были вооружены не кинжалами, не благородными мечами, а как чернь позорная, топорами) были убиты прямо в своих постелях множество племянников Гвидо. Сам Гвидо успел проснуться, вскочить, потом некоторое время дрался, закрываясь руками от ударов топоров — но увы, это не фильм про кунг фу, а скрепная христианская история. Гвидо устал, приуныл, а потом умер.
Симонетто, кстати, умудрился схватить меч. И не только схватить, но и воспользоваться им. Этот красавчик успел ранить и убить несколько нападавших — но не смог переломить ход событий. Как говорят источники: "Его собственная храбрость послужила причиной гибели, ибо он и не пытался бежать". Симонетто зарубили последним. Изрубленные тела членов семьи Бальони раздели догола и выбросили на улицы города.
Однако, это было не все. Асторе, вместе с невестой, ночевал в другом укрепленном доме семьи. За ним пошла группа с Филиппо во главе. Открыв дверь дубликатом ключа и ворвавшись в спальню новобрачных, эти темные личности набросились на блистательного Асторе, как гиены на раненую газель: "и пятой части нанесенных ран было достоточно, чтоб причинить смерть".
Филиппо, кстати, отрабатывал мзду на совесть — когда убийцы устали кромсать Асторе, он вырвал из трупа сердце через рану в груди и впился в него (сердце) зубами.
Невеста Асторре, урожденная Орсини, наблюдала за всем этим из первого ряда, как вы понимаете. В какой-то момент ей стало невыносимо и она попыталась остановить происходящее — её рубанули несколько раз и отшвырнули прочь. Раны окажутся смертельными.
Я, конечно, снова погрешу необоснованными допущениями, но как по мне, так в этом эпизоде с сердцем просматривается что-то личное.
Так, или примерно так, происходило по всему городу — штурмовые отряды врывались в дома семьи Бальони и их близких друзей и убивали мужчин. Или как получится. А потом вышвыривали тела на улицу.
Однако, не зря заговорщики ждали возвращение Джанпаоло (https://it.wikipedia.org/wiki/Giampaolo_Baglioni), видимо опасаясь его больше остальных — именно с ним у них и случились самые большие сложности.
Как я говорил, Джанпаоло уже был человеком тертым — он успел поводить роту и в семейных разборках с Одди и на службе по кондотти. И тут оказалось, что тонкости этикета усвоенные в банде разбойников, очень помогают и в семейных скандалах. Короче, когда заговорщики ворвались к нему в дом и зарубили спящего в его постели человека, Джанпаоло тихонько прокрался из каморки слуги, в которой спал он сам, и напал на заговорщиков с оружием в руках. К нему присоединился его оруженосец, но быстро стало ясно, что им не удержаться — Джанпаоло выбрался на крышу и побежал прочь, пока его друг менял время на кровь.
Сначала Джанпаоло кинулся к Грифонетто, которого считал своим другом. Он хотел предупредить именно его о нападении первым, переживая за Грифонетто больше, чем за других. Но что-то остановило его у дома Грифонетто. Он почувствовал засаду — и его предчувствия его не обманули, она там была. Тогда, видимо решив, что Грифонетто уже не спасти, Джанпаоло кинулся прочь по ночным улицам. Он стучался в двери, но ему никто не открывал.
Отчаявшись, Джанпаоло перебрался через стену университета Перуджи, чтобы спрятаться и сбить со следа преследователей. И быстро выяснил — молчаливые и темные дома в такие ночи, как эта, лишь пытаются казаться пустыми. На самом деле в них сидят напуганные люди. Но, студиозы средневекового института, это нечто особенное. Колдуны, еретики и просто сластолюбцы — по уверениям горожан. Философы и ученые — по их собственному мнению. Бандиты и смутьяны — по мнению власть предержащих. Джанпаоло изловили, обезоружили, и привели к руководству института. Вполне в духе столь почитаемой в ренессансе античности, было организованно собрание достойнейших, на котором было выработано решение — Джанпаоло, до тех пор, пока он остается на территории университета, будет под защитой студентами и учителями. И защищаться будет ими вплоть до открытого боя.
Любопытна формулировка, которая объясняла такое решение — поскольку Джанпаоло оказался на территории университета, ему надлежит предоставить убежище и оборонять от врагов, поскольку, если его преследователи получат его в свои руки, то впредь все, чьи интересы пересекутся с интересами университета, будут думать, что университет пойдет им на уступки.
Студенты и преподаватели вооружились, разбились на отряды и приготовились к нападению.
На самом деле, это редкий момент в истории, из которого можно извлечь урок, актуальный на все времена. Университетское руководство не считало себя обязанным защищать кого-либо из Бальони или лезть в их разборки. При этом они открыто декларировали готовность к вооруженной схватке. То есть, не важен повод, сама готовность к конфликту создавала университету субъектность.
До тех пор, пока ты соглашаешься со всем, в политическом смысле ты невидим. И только отстаивая свои границы и добиваясь привилегий — ты становишься частью политического ландшафта. Возможно, в Италии того времени это было особенно хорошо видно, возможно, в их университетах были действительно мудрые люди — в любом случае, именно такая политика университетов позволила им просуществовать до сегодняшних дней.
Впрочем, Джанпаоло не стал излишне надоедать ученым людям своим присутствием и улизнул при первой же возможности. Он смог перебраться через стены — вполне возможно потайным подземным ходом. Подвалы древних домов Перуджи заполнены скрытыми входами в древние катакомбы, как статьи в википедии перекрестными ссылками.
Через два дня Джанпаоло вернулся. Разумеется, далеко не один. Сворой преданных псов рядом с ним скакали всадники его роты, позади шла пехота. Кто-то открыл ворота — горожане не желали осады.
Нельзя сказать, что Карло Барчилья сидел все это время сложа руки — он пытался склонить горожан на свою сторону. Произнес перед магистратом речь о поверженных тиранах. Обещал послабление налогов, выплаты обиженным и возвращение земель в коммуну. Речь была, похоже неплоха. Даже пламенна. Ответом на неё была гробовая тишина.
В конце концов Карло и несколько других зачинщиков бежали. Но далеко не все. Остальные заговорщики, узнав про то, что Джанпаоло вернулся и уже в городе, собирались на центральной площади.
Внезапно кондотьеры остановились. Из своего дома к ним вышел Грифонетто. Найдя среди людей в доспехах Джанпаоло, он начал просить кузена о милости. Джанпаоло не смог убить бывшего друга. Якобы ответив: "Ступай с Богом, предатель Гриффонетто. Я не замараюсь в крови своего рода, как замарался в ней ты". Джанпаоло бросил меч в ножны, развернулся и поехал мимо.
Увы, насилие похоже на дым — раз выпустив, его нельзя поймать и запереть обратно, остается только ждать, когда он развеется.
Среди свиты Джанпаоло были те, кто потерял друзей и родственников на Красной Свадьбе, как стали называть эти события. И они набросились на беззащитного и безоружного Грифонетто. Жена Грифонетто Дзанобия, урожденная Сфорца, наблюдала за всем этим с порога дома. Увидев, что её мужа убивают, она с криком бросилась к нему и попыталась закрыть его своим телом. Но было уже поздно, ведь Грифонетто был без доспехов, и все раны в тело были смертельны.
Оставшиеся в городе заговорщики, дали людям Джанпаоло бой у Великого Фонтана. Схватка была упорной, очень жестокой и безнадежной. Одни не просили пощады, а другие не давали её.
Те, кто сбежал вместе с Карло Барчилья не нашли убежища ни у врагов семьи Бальони, ни у своих друзей — их гнали отовсюду, даже папа выпустил специальный эдикт, порицающий их. Все они были со временем истреблены. И даже не столько благодаря намеренному преследованию родственниками убитых, сколько став случайной добычей тех, кто встретился им по пути их бегства.
Так, всего за одну ночь, клан Бальони уничтожил сам себя. Эти события остались в памяти людей как “Красная Свадьба”. Джанпаоло не сможет удержать за собой Перуджу. Впереди его ждут долгие годы войн, предательств и мрачная слава. В трудах таких людей как Николло Макиавелли он станет воплощением кондотьера — эталоном алчности, коварства и жестокости.
И только годы спустя, распутывая липкие от крови золотые нити интересов великих семейств ренессанса, можно увидеть, что Джанпаоло, возможно, не так уж и плох на фоне тех, о ком в то время было принято писать только хорошее. Вот его лицо, портрет написан многие годы спустя:
Говорят также, что Джанпаоло, последний из Бальони, был «человечным и добрым, когда речь шла не об интересах Перуджи или о серьезных ошибках, которые нужно отомстить».
На этом можно бы было закончить, но, рассказывая о Италии самого начала шестнадцатого века, нельзя не упомянуть Возрождение. Ведь это очень особое время. До нас дошли записи современников и в них есть нечто такое, чего еще не было никогда. Так, например, рассказывая о том, какой ужас пережили жители Перуджи, когда вышли утром из домов и увидели обнаженные трупы убитых ночью, источники упоминают восхищение, охватывающее людей, при взгляде на совершенные тела Асторре и Симонетто.
Упоминают источники и том, что Грифонетто, столь любимый в народе, был прекрасен при жизни и почти так же красив в смерти.
Эти мотивы пронизывают нашу культуру больше, чем нам может показаться — спустя годы Оскар Уайльд напишет в своем романе Портрет Дориана Грея:
“Грифонетто Бальони в нарядном камзоле и усаженной алмазами шляпе на акантоподобных кудрях, убийца Асторре и его невесты, а также Симонетто и его пажа, столь прекрасный, что, когда он умирал на желтой пьяцце Перуджии, даже ненавидевшие его не могли удержаться от слёз, а проклявшая его Аталанта благословила его.”
Безутешная мать Грифонетто Аталанта Бальони и вдова Дзанобия заказали у великого Рафаэля Санти (красная повязка) расписать алтарный образ в семейной капелле в память о нем. Эта картина называется "Положение во гроб".
Вот эти узнаваемые полутона ренессанса. Грифонетто это молодой мужчина на переднем плане, поддерживающий ноги Иисуса, его мать Аталанта Бальони изображена в виде Мадонны, его жена Дзанобия Сфорца изображена в виде Марии Магдалины.
Их скорбь, их страсти — реальны. Но только сейчас, во времена ренессанса, люди стали замечать и ценить красоту, находя её даже в творящемся вокруг кошмаре. И именно это делает Итальянское Возрождение столь пугающим и притягательным.
Медленно, шаг за шагом, люди стали окружать себя красотой. Сначала красивыми фонтанами и статуями во дворцах и на площадях городов. Картинами. Одеждой. В быту. В человеке. Медленно но верно люди перешагнули застывшее в бесконечной стагнации средневековье и двинулось дальше.
Говорят, что хороший писатель не рассказывает, но показывает. Я так себе писатель, но я постарался вместо того, чтобы пытаться рассказать вам место и время, в котором нам вскоре предстоит изучить битвы Итальянских Войн, просто показать один день из тихого (вы ведь не так часто слышали название Перуджа?) и сонного итальянского города.
И эта глава открывает мой новый цикл “Битвы Ренессанса”.
Подборка артов по Властелину колец (битва на Пелленорских полях)
В общем, никакой со мной стабильности. Пропадаю с подборками. Ну, приношу извинения подписчикам, такой уж вышел год. Не обещаю стабильности, но продолжения так или иначе будут.
Сегодня Пелленор - ключевое столкновение сил добра и зла в ВК.
Несколько изменённая в фильме по сравнению с книгой, но эпичная донельзя.
Ошибки - поправляйте.
Некоторые прошлые подборки:
Подборка артов по Властелину колец (Изенгард и Ортханк)
Подборка артов по Властелину колец (Эовин)
Подборка артов по Властелину колец (лес Фангорн и энты)
1. Алан Ли (концепты к фильму)
Кто страшней трехсот спартанцев? Триста аргосцев!
Был такой красивый и сильный город Аргос, еще один сосед Спарты, а значит её соперник.
Собственно, кроме армии и периэков у Спарты союзников нет. И это херовая ситуация, многое говорящая о Спарте вообще, и о дееспособности её правителей в частности.
Итак, Аргос случился поблизости от Спарты, примерно в 545 году до Рождества Христова, и была забита Аргосу стрела, поскольку Спартанцы хотели по беспределу отжать вкусную долину с хорошей землей. А чо он рядом?
Ну тут и случился очень знаменитый бой 300 чемпионов, о котором вы, скорее всего, никогда не слышали.
Вообще, история мутная. Согласно легенде, обе стороны договорились выставить по 300 воинов, чтобы решить все малой кровью. А остальные армии ушли, чтобы не мешать. Я в это верю с трудом. Это как устроить футбольный матч чемпионов и не смотреть на него.
Мне кажется, что это больше похоже опять-таки на столкновение двух постоянных отрядов, "элитных" подразделений, которые сошлись на спорной территории.
Победил Аргос. По очкам. Счет 300-298. Оставшиеся двое воинов Аргоса пошли к своим, рассказать о славной победе.
Вот это опять таки может показаться нормально для нас, привыкших к современной войне и компьютерным стратегиям. Но в реальности холодного оружия и драки лицом к лицу, истребить друг друга в ноль... Я сомневаюсь. Если взять как аналог викингов, славных своей упоротостью и тягой к смерти на поле боя, то вот выдержка из "Саги о Крином Торире":
"Для того, чтобы передать тяжбу на альтинг, Торд Ревун набрал две сотни людей. Путь ему преградил Одд с почти четырьмя сотнями. Дело дошло до открытого боя, в котором со стороны Торда погибло четверо, а со стороны Одда только один человек. Тем не менее тяжба была начата. Позже, когда люди начали отправляться на альтинг, Торд смог набрать огромное войско, намного превосходившее силы Одда. Торд не хотел пускать своих противников к месту тинга. Завязалась целая битва, в которой люди Одда потеряли шестерых и были оттеснены."
При сравнимом числе воинов, и весьма замотивированных кстати, - там уже куча трупов, в частности заживо сожжённые семьи в начале саги, - ну не реально убить три сотни человек при примерно равных силах. Вспомните боксерские поединки - даже голые люди, без тяжёлого железа, могут колошматить друг друга максимум 3 минуты. А если тебя еще и в ответ бьют? Думаю, даже если представить, что они вот прямо реально друг другу на копья с разбегу прыгали (похоже на сюжет для гей-порно), то все равно бы за день не управились.
Я поэтому постоянно ужасался регулярным потерям в 5-10% у победившей стороны в гоплитских армиях. Это настолько лютая резня, что я могу буквально по пальцам посчитать аналогичные потери для средневековых битв. И то, это будет не от общего количества, а отдельные контингенты.
Обобщая все вышесказанное, осторожно выскажу свое мнение - про фраги в "Битве 300 чемпионов", греки просто откровенно пиз..т, простите мне мой дорийский. Причем, как я понял, это у них постоянно случается. Я и про битвы, и про пиз..жь.
Ну ладно, многое можно сказать о человеке, послушав его, кхм, легенду.
Итак, Аргосцы такие - ура, великая победа, у нас 300 фрагов, у них всего 298, идем помародерим.
Приходят на поле, а там спартанцы рядом с трофеем. Трофей это такая штука, ставится после победы, картинку прикладываю.
И спартанцы такие:
— Чо надо? Мы победили, идите домой плакать!
Аргосцы прям обомлели по-древнегречески. Ну и ответили, высокой патетикой и длинно, но по сути так:
— С хера ли?!
— Так вы с поля бежали, а наш парнишка, Офриад, сильно изранен был и не догнал вас. Но трофей поставил, мы победили, короче, подите прочь - помахивая щитами отвечают спартанцы.
— Ну покажите вашего Офриада, - говорят Аргосцы.
— А он на меч упал. Расстроился, что двое ваших, как крысы, убежали, а он их догнать не смог и зарезал себя от невыносимости бытия, — разводят щитами спартанцы.
Короче, слово за слово, и они подрались. Теперь уже всей толпой.
Спартанцы победили. Аргосцы стали коротко стричь волосы, в знак того, что помнят об отжатой долине, и однажды её вернут.
А спартанцы перестали стричь волосы в память о том, что долину отжали, и никогда её не вернут.
Вот такая история героизма греков.
И несколько подозрительной доблести Орфиада.
Кстати, Аргос современный вид:
В общем, к спартанцам в Греции относились с некоторой настороженностью.
(отрывок из книги "Античные битвы")
Обычный поход ч.1
Перед началом, хочу заметить, что это продолжение истории героя из моего рассказа Алекс Гамихар. Пока истории про него выглядят не очень связными между собой, но я лелею надежду, что именно его приключения обретут более четкую форму и станут чем-то серьезнее рассказов на пяток страниц) Приятного прочтения.
-Мы дошли,- прервал нас голос Ястока.
Пробормотав что-то себе под нос, он взмахнул рукой. Над нашими головами загорелись небольшие, размером с кулак синеватые шарики, освещающие все бледно-синим светом.
Перед нами находился вход в шахты. Скорее даже вход в пещеры. Огромный проход в горе. Мы вошли. Спустя десяти минутное блуждание по лабиринтам пещер, мы вышли к…
Да, такого я не ожидал увидеть. Создавалось впечатление, будто гора, в которой мы находимся, внутри пустая. Вверх и вниз ведет пропасть. По краям ее окружает паутина деревянных мостков. Они соединялись, разветвлялись, уходили вглубь, вели к коридорам пещер.
-А мы здесь не заблудимся?- с тревогой спросил Севег.
-Я работал на этой шахте,- спокойно ответил Мирыч.
-Здесь явно не обошлось без магии,- сказал мне Гилеч.- Погляди, как деревянные платформы, чуть ли, не висят в воздухе.
-Эту шахту, по приказу короля, обустраивали лучшие маги королевства,- сказал Ясток, и направился к некоему подобию деревянного домика, где, видимо, жил глава шахты.
-Лучшие маги значит?- усмехнулся Севег.- На них это очень похоже. Нет чтоб, сделать каменные мосты .
Мы дождались, пока маг выйдет из дома.
-Я поговорил с начальником шахты,- сказал он.- Мирыч, ты помнишь, где у вас закрытая зона?
Стражник кивнул.
-Хорошо, тогда веди нас.
Мы пошли вглубь шахты, спускаясь все ниже и ниже.
-Постой,- обратился я к Гилечу.- Маг мне сказал, что эти твари появились здесь недавно.
-Ну и?- не понял он.
-А у Мирыча он спросил, ПОМНИТ ли он, где закрытая территория.
-И что из этого?
-Это значит, что зылки появились в то время, пока здесь работал Мирыч.
-Послушай, Алекс, выкинь эти подробности из головы и делай то, зачем пришел. Тех, кто сует нос не в свое дело, здесь недолюбливают.
Я промолчал. А мы, тем временем, шли и шли. Я уже сбился со счета времени, и у меня начало рябить в глазах от света факелов, как мы остановились.
-Это здесь,- Мирыч указал на решетчатую дверь. У входа стояло два стража.
-Что нужно?- поинтересовался один из них.
-Мы по приказу Ромеза,- ответил им маг.
-Вы хотите войти внутрь?- изумился второй.
-Да,- все также хладнокровно, ответил Ясток.
-Ну что ж, воля ваша. Вот ключ,- он передал здоровенный ключ магу.- Только подождите, мы сначала уйдем.
Оба стражника развернулись и пошли вверх по мосткам.
-Будьте готовы,- предупредил Ясток и повернул ключ.
Сразу же мы услышали душераздирающий визг. Маг отскочил, Гилеч отстегнул ножны и вытащил свой двурушник, Мирыч взялся за лук, а я выхватил свой меч.
Из темноты выскочило существо похожее на муравья, только размером с корову. Следом выползло еще три таких же, и они все кинулись на нас.
Один из зылков почти сразу же отлетел к стенке, только не долетел, он сгорел от магии Ястока. Еще один упал с двумя стрелами и одним арбалетным болтом в голове. Гилеч рубился с третьим, вернее отрубал ему конечности. Я же бился с четвертым.
Скорость у этих существ еще та, я еле успевал увернуться от его клешней. В итоге передо мной лежала кучка пепла.
-Слишком долго возишься,- сказал мне маг.- Теперь вы видели, что это за твари, и представляете, что нас ожидает там. Нам нужно найти гнездо и уничтожить матку.
С этими словами маг вошел в темноту, и мы двинулись следом. Над нашими головами появились светящиеся шары бледно-голубого цвета.
Опять лабиринты. Но на этот раз ветвящиеся коридоры пересекались чаще. Нам на пути неоднократно попадались растерзанные – свидетельство того, что мы видели не единственный вход в обитель зылков, наверное, они прорывали свои ходы и утаскивали несчастных рудокопов и стражников.
Спустя четверть часа, мы наткнулись на еще одну стоянку зылков. Мимо меня пролетело сразу три огненных шара, испепеливших двух тварей (один из шаров не долетел до цели). Засвистели стрелы Мирыча, защелкал арбалет Севега, я услышал, как вылезает из ножен меч Гилеча.
Мы с Гилечем понеслись на зылков. Я был в не себя от восторга схватки. Страх, усталость и все прочие чувства исчезли для меня. Я рубил, колол, бил мечом. У меня в первый раз такое.
Я пришел в себя, когда все закончилось. Я сам не знаю как это получилось, как я сумел, но вкруг меня лежало пять дохлых зылков. Я огляделся. Гилеча порубил шесть тварей. К Севегу успело подойти два монстра, теперь они лежат у ног стражника, а он сам вытирает меч о кусок ткани. Мирыч подходит к мертвым зылкам и вытаскивает стрелы.
Я обратил внимание на то, что свет, исходящий от магических светильников над нашими головами, начал тускнеть. Я посмотрел на Ястока. Тот стоял белый как снег посреди зимы. Он пошарил в своей сумке, извлек пузырек синего цвета и выпил его. Его лицо сразу приобрело человеческий вид, а магический свет стал ярче.
Дальше нам не встречалось больше одного зылка за раз. Но они падали либо от стрелы Мирыча, либо от болта Севега.
Спустя полуторачасовое блуждание по царству тварей мы наткнулись на свет, который мертвым туманом сочится из одного входа в пещеру. Я посмотрел на мага. Ясток кивнул Мирычу, после чего воин двинулся к входу. Осторожно выглянув из-за угла, он резко нырнул назад.
Подойдя к нам, он в полголоса проговорил:
-Я думаю это - матка.
По его лицу я понял, что это не все, о чем он хочет нам сообщить.
-И еще там около пяти дюжин зылков.
Мы все вопросительно смотрели на Ястока. Немного подумав, маг сказал:
-Вы выполнили свое задание. Я сейчас войду туда,- маг указал на вход в пещеру,- а вы останетесь здесь. Несмотря ни на что. Если я не вернусь через четверть часа, то уходите без меня.
-Но…- начал было Гилеч.
-Ни каких «но»!- отрезал Ясток.- Я здесь главный, и это мой приказ.
Мы тупо смотрели в спину магу, пока он не свернул.
-Я просто хотел спросить, что нам делать в полной темноте…- озадачено произнес Гилеч.
А ведь здоровяк прав. Если что-то случится с магом, то нам придется выбираться отсюда вслепую. Магические шары, которые все это время добросовестно освещали нам путь, паря у нас над головами, подпитываются магом. В случае если с Ястоком что-то случится, или ему вдруг понадобятся все силы, они просто погаснут.
Вдруг из пещеры донесся душераздирающий визг, которому и в подметки не годится тот, что мы слышали у входа в закрытую часть шахты. Затем, свет в пещере стал меняться. Из бледно-синего, он стал, вдруг, красным, потом синим, потом оранжевым, а затем мне пришлось вспоминать все известные мне цвета.
Странно, но никто из нас даже не шелохнулся. А вот после, когда свет в пещере вообще исчез, все как по команде одновременно выхватили оружия.
Мы стояли и ждали, пока из-за угла не вышел Ясток. Вышел и сел, облокотившись о стену. Мы подбежали к нему.
-Все, что от меня требовалось – я сделал,- прошептал он, видно, что слова даются ему с трудом.- Теперь, идите туда и возьмите по яйцу этих тварей,- маг закашлял. Мы терпеливо ждали, пока приступ не отступит его.- Это тоже часть задания. Мы должны доставить их в замок.
С этими словами он достал из сумки бутылочку с синей жидкостью. На этот раз бутыль была на порядок больше, чем в прошлый раз. Ясток одним глотком осушил ее.
-Идите, или вы ждете, что я сам попру эту...- к магу вернулась твердость голоса. И на этот раз он не поскупился на выражения, подгоняя нас. Ни разу в жизни, ни то чтобы не видел, но и не слышал о магах, которые выражаются ТАК! Любой грузчик любого порта покраснел бы, если бы услышал это.
Мы дружно поднялись и поплелись в пещеру. Никому не хочется тащить, и уж тем более, трогать то, из чего вылупляются эти твари. Последним в пещеру вошел я. Моему взору представилась ужасная картина. Если раньше от зылков, после того как над ними поработал Ясток, ни чего не оставалось, то теперь мне казалось непривычным видеть внутренности этих существ. Мне стало их даже жалко.
Яйца лежат около того места, где, по-видимому, раньше находилась матка. Я сделал такой вывод по самой большой лужице из всех, что находятся в этой пещере. Мы подошли к кладке. Мирыч достал большой мешок, взялся за один край, другой дал Севегу.
-Чего встали?- Мирыч обращался к нам с Гилечем.- Накладывайте,- Севег хохотнул,- нести будем по очереди.
«Эх,- с горечью подумал я.- Вечно мне достается самая грязная работа». Мы с Гилечем с отвращением положили в мешок четыре яйца. Я еще долго буду помнить эту склизкую, плохо пахнущую, выскальзывающую вещь, о которой еще мягко отозвался Ясток. Мирыч потуже завязал мешок, и положил себе на плечи.
Выходя из пещеры, я обратил внимание на перегородку, которая не давала обрушиться на нас потолку. Ничего себе! Ее наверно делали, когда основатель моего рода, еще пешком под табуретку ходил!
Мое внимание привлекла щепка, торчащая из деревяшки. Я (ну почему у меня такая мания к неприятностям?!) ковырнул ее пальцем. Раздался жуткий скрип, скрежет, хруст. Помню только, успел заметить прыгающего вперед Гилеча. Сам я отпрыгнул назад. И темнота, и пустота.
Я открыл глаза и сразу же зажмурился от яркого света. Не знаю, сколько я пролежал без сознания может пять минут, может десять, может час, но я успел отвыкнуть от света. Я почувствовал, что лежу на чем-то склизком и мокром, я поежился и… пожалел об этом. Все мое тело пронзила жуткая боль.
Я испугался. Нет, не просто испугался, а чуть не закричал от пропитавшего мое тело и мою душу, заглянувшего в мое сознание и чуть не подчинившего его себе страха. Я лежал в богами забытой пещере, в останках одного из зылков, возможно скоро его товарищи учуют запах еды и наткнутся на еще свежего Алекса. К тому же, любое мое движение сопровождалось ЧУДОВИЩНОЙ болью, которое заставляло покрепче сжать зубы, дабы не издать ни звука – не хочется привлекать излишнее внимание. Эта боль заставила меня задуматься, не сломал ли я позвоночник? Если так, то я умру не самой сладкой смертью.
Мне представилась картина: вот лежу я, вот подползает ко мне половинка зылка, вот впивается мне в шею своими обгоревшими жвалами.
Я снова сдержал приступ… на этот раз приступ смеха. Я, кажется, сильно ударился головой.
Так, хватит! Если я буду продолжать лежать и смеяться над собой, то я точно окончу свои дни здесь, и если не от клешней тех тварей, то от голода или жажды, или, в крайнем случае, от вони, которую источает моя импровизированная «кровать».
Я снова попытался пошевелиться. На этот раз боль не так сильна, уже не впивается в мое тело. Мысль о сломанном позвоночнике отошла сама собой.
Я попытался встать. Не сказать что с легкостью, но мне со второй попытки это удалось. Я со скрипом разогнулся, проверил руки, ноги, ребра на наличие переломов, улыбнулся своей прочности. Проверил меч, голова сокола, украшающая его рукоять, приято согрела мне руку.
Я огляделся. Тот выход, из которого мы пришли, засыпан полностью. Я ругнулся. Есть еще четыре выхода, но гулять по лабиринтам, кишащих кровожадными и вечно голодными тварями, мне как-то не по душе.
Есть шанс того, что мои товарищи сказали стражникам, о том, что меня засыпало, но в добросовестность здешней охраны я не верю. Им легче сказать, будто они искали и нашли труп, чем всерьез спускаться сюда.
Я еще раз посмотрел на завал, мысль о том, чтобы разгрести его отпала сама собой. Мне и жизни не хватит на это. Я шагнул в сторону ближайшего выхода.
Топал я уже с четверть часа. Я пытался вспомнить наш маршрут и свернуть на него. Не получилось. Я молился всем трем богам, чтобы не наткнуться ни на кого и, хвала свету, меч, зажатый у меня в руке, так и не был задействован. Синеватый шар, висящий у меня над головой, как ни странно, работал исправно. Но вот выйти на знакомую мне территорию пока не удалось.
Вдруг, я почувствовал дуновение ветерка. Прислушавшись, я двинулся на едва уловимый аромат свежего воздуха. Раньше я и представить себе не мог, до чего же прекрасно пахнет утренний воздух (и с чего это я решил, что сейчас утро?). Неужели, чтобы это понять, нужно спуститься так глубоко и потеряться?
Впереди замаячил свет. Я, что оставалось мочи, побежал в его сторону.
Больше рассказов и историй автора сможете найти ниже.
Телеграм канал автора: тут
Канал Яндекс.Дзен автора: тут
Группа ВК с текстами автора: тут
Ютуб канал с экспериментами по озвучке автора: тут
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
На поле боя пешки - самая первая жертва
Нолтгейт. 1038 год. Битва на каменных равнинах. Приграничье империи Идвард и королевства Фокраис.
- Не бойся, парень! – Отто положил руку на плечо молодого бойца. – Эту битвы мы точно переживём!
Старый солдат подмигнул молодому новобранцу. Эйри, ровно как и остальные бойцы, стояли ровным строем на каменных равнинах, ожидая сигнала к атаке. Его снаряжение соответствовало имперским стандартам – шерстяная одежда, поверх которой была надета кольчуга, шлем на голове, большой прямоугольный щит, копье и короткий меч. Всё это получал обычный солдат, который являлся скорее ополченцем, нежели наёмником или воинами, что находились всегда на службе у короны.
В последние годы наёмников становилось всё меньше и меньше, а регулярная армия наоборот увеличивалась. Словно весь мир готовился к войне, не обращая внимания на слухи об угрозе с юга, которая тенью нависла над разрозненными королевствами людей.
Эйри посмотрел на Отто, который уверенно стоял и смотрел вдаль. Вздохнув, он поправил шлем и замер, вслушиваясь в тишину.
Где-то вдалеке протрубил рог, и Эйри вздрогнул, понимая, что битва началась.
- Да не бойся! – подбодрил его Отто. – Говорят, Фокраис так и не смог собрать годную армию, а их гордость – «Закатных рыцарей» мы одолеем в один миг, не зря же первые ряды занимает этот мусор из «искуплённых»! Хах, да они увязнут там мигом!
«Искуплённые» - особая часть войск, состоявшая из преступников, которым грозила смертная казнь. В мирное время им бы давно уже окончить свой путь под топором палача, но в военное из них собирали отряды, которые бились на передовой. Каждая шеренга была скована между собой цепями, что не давало возможности им разбежаться в стороны. Они не могли сбежать, поэтому молча стояли, сжимая длинные копья, которые были единственным их шансом на выживание. Стояли и смотрели, как на них несётся клин из пяти десятков всадников, закованных в броню.
Битва началась. Всадники под крик и лязганье доспехов прорвали строй, уволакивая за собой людей, которые были на флангах. За считанные секунды почти половина «искуплённых» погибла, а те, кому повезло больше – получили серьёзные ушибы. Кому то оторвало ногу в момент натиска, других же просто поволокло по инерции. Но они выполнили свою миссию – конница увязла быстро.
Эйри слышал крики людей, которые были обречены с самого начала. В тот самый миг, когда конница почти остановилась, позади раздался громкий свист, что являлся командой к наступлению. Эйри рванул вперёд с копьём наперевес, крича от страха и возбуждения. На какой-то миг крик солдат заглушил всё вокруг, и, когда Эйри был в нескольких шагах от отбившегося от своих противника, который неуклюже махал топором на длинной рукояти, юный воин, не сколько не колеблясь, с размаху упёрся копьем прямо в грудь противнику. Копьё не пробило броню, а отскочило в сторону, оставляя на синем нагруднике полосу. Он хотел было попробовать ткнуть противника в лицо, прикрытое забралом, как в тот же миг конь под всадником заржал и повалился на бок: Отто пырнул животное прямо в глаз, который, казалось, был чуть ли не единственным уязвимым местом.
Добить противника Эйри не смог – толпа сзади волной пронеслась к врагу, буквально затоптав лежащего на земле. Молодому воину на какой-то миг послышался предсмертный хрип всадника, но он отбросил эту мысль и с криком понёсся дальше, подгоняемый задними рядами. Краем глаза он увидел Отто, который на секунду замешкался, перепрыгивая мёртвую лошадь. Старому солдату не повезло – он неудачно приземлился и упал на лежащего солдата, который был одет в лохмотья. Эйри отвернулся, что бы сконцентрироваться на атаке.
Пока центральный отряд буквально сминал конницу, на флангах армий началась настоящая бойня. Подоспевшая пехота столкнулась с элитными частями, которые без особых проблем прорубили себе путь вперёд, медленно окружая оставшуюся пехоту врага. Тем временем вышедшие на позицию стрельбы лучники обменивались между собой градом стрел. С каждым залпом их становилось всё меньше и меньше, но они продолжали вести огонь по противнику.
Эйри не заметил, как буквально из неоткуда появился ещё один небольшой отряд. Они держали дистанцию всё время, не вступая в ближний бой. Когда кричащая толпа была от них в паре десятков шагов, на них полился град метательных копий. Первый залп выкосил почти всех, кто бежал впереди. Эйри удачно прикрылся щитом, который через пару мгновений был пробит в нескольких местах. Пользоваться им уже не представляло возможным, поэтому солдат откинул его в сторону и помчался на врага. Следующий залп оборвал его жизнь. Он с хрипом упал на спину, хватая ртом воздух. Боль разнеслась по всему телу и через мгновение утихла. Эйри остался лежать на земле, смотря на небо безжизненным взглядом.
Поднявшись с земли, Отто увидел, как где-то впереди происходит нечто странное – за несколько мгновений из четырёх сотен солдат на ногах осталось меньше трети. Они стояли на месте прикрывшись щитами, и медленно пятились назад. Отто почувствовал, что что-то идёт явно не так. Но до конца понять он так и не смог – один из лежащих на земле рыцарей, притоврявшийся мёртвым, выкинул вперёд руку с топором, разрубая солдату колено. Упавший на землю и воющий от боли Отто увидел ещё один взмах топора, который расколол ему череп…
Империя Идвад выиграла это сражение. В жестокой битве были уничтожены почти все ополченцы и сброд из «искуплённых». Они приняли на себя основной удар конницы и застрельщиков, которыми всегда славилось королевство Фокраис. В это время регулярная армия завершила бои на флангах и стремительным ударом уничтожила остатки противника. Отто, Эйри и ещё около тысячи изменили ход войны, позволив Империи продолжить наступление.
Следующей целью был захват приграничного города Шора, который, узнав о поражении от выжившего гонца, начал стремительно готовится к осаде.