Российская армия продолжает продвижение на Донбассе. В частности, бои идут на юго-восточных берегах Карловского водохранилища, включая территорию села Нетайлово, за которую пытаются удержаться войска противника.
Одновременно с этим российские войска взяли под свой контроль территории, расположенные севернее упомянутого Нетайлово. В общей сложности, на этом участке фронта ВС РФ овладели территорией площадью около 4,8 кв. км, выйдя к восточным окраинам Яснобродовки.
Достаточно весомый успех нашими войсками был достигнут на Северском направлении. Противник признаёт продвижение ВС РФ по фронту шириной до 9 км в направлении села Выемка. Причём глубина продвижение в течение суток составила около 1,5 км. Наши войска находятся на подступах к одноимённой железнодорожной станции. От неё до южных окраин Северска менее 6 км. Продвижение наших войск позволило перевести под свой контроль территорию площадью около 13 кв. км.
Продвижение ВС РФ фиксируется также в районе Урожайного на стыке ДНР с Запорожской областью и в районе границы ЛНР с Харьковской областью - на Купянском направлении.
Из Харьковской области приходят сообщения о том, что российские войска вошли на территорию области ещё на одном участке. Речь идёт о территории к юго-западу от ранее освобождённого нашими войсками села Крахмальное.
Поступают сообщения о том, что ВС РФ пересекли границу Луганской Народной Республики и Харьковской области в районе населённого пункта Берестовое и продвигаются как в самом селе, так и в направлении на Песчаное.
Некоторые паблики пишут о другом Берестовом (к северо-востоку от Купянска), однако в данном случае речь не о нём, а об одноимённом населённом пункте, находящемся у границы с ЛНР. Берестовое, которое северо-восточнее Купянска, и так под контролем российской армии.
Как можно видеть на фрагменте карты, российские войска планомерно увеличивают зону контроля вдоль дороги, которая ведёт на Купянск.
Одновременно с этим, зацепившись за Берестовое, ВС РФ получают как минимум теоретическую возможность продвинуться западнее – в направлении Оскольского водохранилища и реки Оскол, отступление за которые у ВСУ может вызвать проблемы в связи с уничтожением мостов.
В зоне СВО саперы идут первыми, пробивая коридоры в минных полях противника. Под огнем пулеметчиков, снайперов, беспилотников ВСУ они выполняют тонкую инженерную работу. Минируют подступы к российским позициям, чтобы обеспечить устойчивую оборону наших войск. В рядах российских саперов немало тех, кто был мобилизован осенью 2022 года. Один из них — старший сержант Артем Горшков, который был награжден Георгиевским крестом IV степени и медалью Жукова. О тонкостях своей работы в зоне СВО он рассказал «МК».
Мы встретили Артема Горшкова в госпитале имени Бурденко, когда приехали туда с концертной бригадой. Выясняем, что он родом из подмосковного Домодедова. О военной стезе никогда не думал. Окончил в свое время Социально-правовой институт экономической безопасности. Работал менеджером в лизинговой компании.
Через семь месяцев после начала спецоперации на Украине в России была объявлена частичная мобилизация. Артему пришла повестка. Соседи позвонили, сказали, что кинули ее в почтовый ящик.
— Мне сорок лет, дед был участником Великой Отечественной войны. Бабушка еще жива, ей 92 года. Как бы я мог смотреть ей в глаза, если бы вздумал прятаться от мобилизации?
Срочную службу Артем в свое время проходил в отдельном мотострелковом батальоне Президентского полка. Закончил службу старшим сержантом.
— Как попали в саперы?
— Нас привезли в подмосковную Кубинку, в парк «Патриот». К нам приехали представители из гвардейской отдельной инженерной бригады, зачитали фамилии из списка. Я решил, раз меня назвали, зачем бегать и чего-то искать.
После подготовки в ноябре, как рассказывает Артем, у них был первый выезд «за ленточку», в зону СВО.
— Многое было непонятно, страшновато, но потом уже осмотрелись, стали выполнять задачи. Наша гвардейская отдельная инженерная бригада не была привязана к какой-то одной определенной местности. Куда приходила команда выдвигаться, туда и выезжали. Разминировали минные поля, устанавливали инженерные заграждения — как на отходе, так и перед первой линией, чтобы слету к нашим позициям никто не смог подойти. Минные заграждения — опора любой обороны. Работать порой приходилось буквально в 200 метрах от позиций противника.
Саперы ходили, как говорит Артем, и со штурмовыми группами, и с разведкой — в зависимости от поставленной задачи.
— Вы же финансист, не технарь. Сложно было в минно-взрывном деле разобраться?
— Все пощупал своими руками, книжки почитал. Инструкторы хорошие попались. Все рассказали, всему научили, практикой обеспечили.
Как объясняет Артем, у саперов есть специальные тяжелые костюмы, но их чаще используют для работы в более спокойной обстановке.
— Они, конечно, хорошо защищают, но достаточно много весят. Передвигаться в них не очень удобно, они сковывают движения. А нам на передке приходится много ходить. К первой линии, как правило, подъезда нет. Как наши бойцы контролируют все подъезды, так и противник следит, чтобы мы технику туда не подогнали. Как показала практика, движение — это жизнь. Все наше обмундирование весит не менее десяти килограммов. Это штаны, куртка, бронежилет, разгрузочный жилет, в кармашках которого аптечка, нож, фонарь, в подсумках — запасные магазины к оружию. Ну, и автомат всегда с собой.
— Какие миноискатели использовали?
— Стандартный армейский миноискатель ИМП-3. Он легкий и «видит» практически все: и противотанковые мины, и противопехотные. Этот прибор можно ронять, опускать в воду. С собой всегда брали несколько пачек запасных батареек. И, конечно, нож, щуп. Рукой никуда лезть нельзя. Что-то нашел — аккуратненько, конечно же, не сверху, а сбоку щупом понажимал. А дальше уже ручками, ножом аккуратненько снимал. На месте накладным зарядом все это убрал (взорвал). Щуп с жалом-наконечником — удобная вещь, им можно где-то поковыряться, что-то им отодвинуть...
В ходу у саперов и специальный тактический крюк с веревкой — «кошка». Им можно зацепить на расстоянии и перевернуть подозрительный предмет. Саперные «кошки» используются для траления, что приводит к срабатыванию противопехотных, противотанковых, специальных мин с натяжными и обрывными датчиками цели. А еще — для снятия, сдергивания обнаруженных растяжек.
— Но главное средство поиска для сапера — глаза, — говорит Артем. — Появляются сейчас в зоне СВО и роботы-саперы, но они не везде могут пройти. Особенно это касается пересеченной местности. Мы работали больше по давно проверенной методике — с миноискателем, щупом, ручками, глазками. Повнимательнее. И пошли с богом...
Дело сапера, как говорит наш собеседник, — тихо отработать, остаться незамеченным и скрытно уйти.
С подачи сослуживцев у Артема появился позывной «Пумба». Так звали героя диснеевского мультфильма — дружелюбного и самоотверженного бородавочника со светлым брюхом и розовым пятачком.
— Я человек высокого роста, до мобилизации был еще и довольно упитанный, — объясняет, улыбаясь, Артем.
Саперы, как рассказывает наш собеседник, действовали небольшими группами, чтобы не привлекать к себе внимание.
— Когда нужно было пробить проход в минных полях противника, обеспечить штурмовикам и технике безопасные коридоры, на пять человек брали с собой два миноискателя. Двое работали — трое контролировали обстановку. «Пробитые» тропинки, куда можно было наступать, а куда нельзя, обозначали скотчем, яркими ленточками. Договаривались об этом с теми, в чьих интересах работали.
Саперы всегда являются целью для противника. Боевики ВСУ ведут на них особую охоту.
— По нам долбили из минометов, с «птиц» — беспилотников. Мы брали с собой приборы радиоэлектронной борьбы, противодронные ружья...
Наш собеседник делится: нередко дроны ВСУ висели прямо над ними.
— Смотрели: если это был просто корректировщик, пустой, можно было и где-то пробежаться. Понимали, что пока он даст корректировку, пока с той стороны начнут отрабатывать по нам из минометов, мы должны выполнить задачу и успеть отойти.
Но нередко над саперами кружили и украинские дроны-камикадзе.
— Однажды мы попали под обстрел, который длился всю ночь. Над нами висела куча дронов. Держали нас. Обстрел был такой, что нельзя было поднять голову. Мы не могли долго выйти, вынести своих раненых бойцов...
Как говорит Артем, они от ВСУ постоянно ждали подвоха. Заминированными могли оказаться и оставленная ими подбитая техника, и ящики с боеприпасами.
— ВСУ минировали и своих «двухсотых». Ничего руками трогать было нельзя, что-то передвигать тоже нельзя. Украинские боевики могли, например, и под тело, и под бронежилет запихнуть гранату без чеки.
Оставляли ВСУ нашим саперам и другие «сюрпризы».
— Могли, например, на мину установить второй взрыватель, который срабатывал при перемещении боеприпаса. Просто сбоку делали дырочку, вставляли туда взрыватель и проволочку втыкали в землю. Могли также противопехотную мину положить в штатное гнездо взрывателя противотанковой мины. Она по месту там четко встает. А под низ подсунуть еще мину-ловушку.
Все эти трофеи саперы, как правило, уничтожали методом подрыва на месте.
— Никто тебя не дергал: что, мол, шумишь? Там и так все кругом бахает. Когда взрывали противотанковую мину, отходили от взрывной волны метров на 40. Если это был осколочный боеприпас, отходили в укрытие метров на 50, цепляли его «кошкой»…
Нередко, как говорит Артем, для подрыва они соединяли опасные находки детонирующим шнуром с тротиловой шашкой.
Миссия саперов в зоне спецоперации — сверхсложная. Как рассказывает наш собеседник, противник нередко задействовал системы дистанционного минирования.
— ВСУ использовали немецкие, французские системы дистанционного минирования. Доводилось нам сталкиваться и с американской противопехотной осколочной миной направленного действия М18А1 «Клеймор». Но основная масса боеприпасов у ВСУ — все-таки наследие Советского Союза.
АРТЕМ ГОРШКОВ С ТАЛИСМАНОМ, КОТОРЫЙ СДЕЛАЛА ДОЧКА. ФОТО: СВЕТЛАНА САМОДЕЛОВА
— Применяли методы минирования и разминирования с помощью дронов?
— У нас в бригаде есть для этого отдельное подразделение. Саперы работают удаленно. Разминирование происходит с помощью накладного заряда. Обнаружили, например, противотанковую мину. Подлетает дрон, прицеливается, отцепляет накладной заряд, чтобы он лег сбоку или сверху. И отлетает сразу подальше, чтобы его не задело при взрыве. С помощью удаленного подрыва мин пробивается проход для группы. Также уничтожаются растяжки, к которым сложно подлезть. Дрон сверху зависает с грузиком, дернули за нитку, и все — бахнуло, можно двигаться дальше. Попадались нам и невзорвавшиеся украинские дроны-камикадзе. ВСУ обычно пускают по два-три дрона на одну цель, например, на машину.
«Один осколок до сих пор сидит в ахилловом сухожилии»
В зону СВО Артем пришел на должность старшего сапера, а потом стал командиром саперного отделения. Под его началом было восемь человек.
В редкие свободные минуты, как говорит Артем, многие бойцы читали книги.
— Что находили в развалинах, то и читали. Помню, я подобрал роман украинского писателя Михайло Стельмаха о торжестве Правды над Кривдой. Главный герой — коммунист Марко Бессмертный, списанный по ранению с фронта, возвращается в украинскую деревню. И ведет новые битвы с разрухой и нуждой. При этом всеми силами старается возвратить людям веру в счастье… Книга была издана еще во времена СССР. Когда читал ее, меня не покидала мысль, что мы с украинцами один народ. Только им националисты за 30 лет умудрились промыть мозги.
— С местными жителями доводилось общаться?
— С местными особо не общались, чтобы ни к себе, ни к ним не привлекать внимание. У ВСУ разведка тоже работала. Когда жили в деревне под Сватовом, к нам во двор, где был колодец, приходила за водой соседка. Относилась к нам поначалу с опаской. Помню, как-то заметила: «Разве я вам что-то против скажу, когда у вас автомат?» Я удивился, сказал: «Неужели вы думаете, что при разговоре с вами я могу использовать оружие?» Так действовала пропаганда. Долгие годы на Украине взращивалась ненависть к русским. С экранов телевизоров насаждалась мысль, что все русское — чужое. Эта женщина была из Лисичанска, потом она вынуждена была переехать в деревню под Сватовом.
Но очень многие местные жители, как говорит Артем, были рады приходу российских войск.
— Запомнил одну женщину, Ольгу Николаевну, которой было около 60 лет. Мы с ней общались. Она нас постоянно спрашивала: «Ребята, вы точно не уйдете? Не бросите нас?..»
В начале февраля Артема ранило. Их группа работала на переднем крае, устанавливала противотанковые мины.
— Отработали, начали отходить. Я стал перебегать дорогу, место там довольно опасное, пристрелянное. Мне показалось, что противник отработал по мне из миномета, но ребята, которые меня прикрывали, прилета не слышали. По всей видимости, я наступил на остатки неразорвавшейся кассетной натовской мины, эти мины мы окрестили «колокольчиками». Они похожи на цоколь от электрической лампочки, к которой прицеплена ленточка. ВСУ разбрасывают их с помощью 155-миллиметровых кассетных снарядов. Часть зарядов не разрывается и лежит, взведенная, на земле. В одной кассете может находиться до 80 мин. Стоит их задеть — происходит детонация, взрыв.
С минно-взрывной травмой Артем попал в госпиталь, расположенный в ЛНР, потом его перевезли в Валуйки, а оттуда в Белгород. У сапера была посечена вся правая сторона, нога — начиная с пятки до колена, бедро, также были порваны мышцы на руке. Медики вытащили четыре крупных осколка. Из Солнечногорского военного госпиталя он попал в госпиталь имени Бурденко.
— Руки-ноги целы, критических повреждений нет. Один осколок, правда, у меня до сих пор находится в ахилловом сухожилии. Подлечусь и вернусь в зону СВО. Мне главное — не хромать, чтобы не ставить под угрозу работу группы...
У Артема трое детей. Своим талисманом он считает игрушку, которую для него сделала дочка. Еще у него есть именная футболка с его позывным и медальон, который подарила жена. На одной стороне медальона его позывной, на другой — молитва.
За отвагу, самоотверженность и личное мужество, проявленные в боевых действиях, Артем награжден Георгиевским крестом IV степени и медалью Жукова.
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Вводная: Вчера в Лигу художников пытался опубликовать этот пост, но он не прошел премодерацию... как мне подсказали в комментариях, возможно дело ракурсе съемки, поэтому я набросал в блокнот новую каляку-маляку.... Но есть нюанс:
Блокнот же маленький, наброски там размером с пару монет...
....И если его снимать как работу на А3, то есть фронтально в лоб оставляя только саму работу, то она же не будет читаться с экрана так как должна читаться в реальности, так как никто не держит блокнот на расстояние 10 см от носа... блокнот листают на расстояние слегка согнутой руки, то есть это порядка 60-70 сантиметров от глаз...
Можно конечно снять мелкий набросок фронтально так, чтобы он воспринимался именно как мелкий набросок, то есть через контекст:
Наш Z штурмовик из блокнота в контексте наброска женской фигуры среднего формата (Акварель, Карандаш, Темпера, Блокнот, Цветные карандаши, Офисная бумага).
Но тогда он потеряется в этом контексте, так как он еще раз: мелкий, слишком мелкий... и чтобы адекватно показать размер, нужно много контекста... и тогда набросок станет вторичным или даже десятеричным по отношению ко всему остальному...
... И как мне представляется единственный рабочий вариант, снять мелкий набросок так, чтобы он читался именно как мелкий набросок и так, чтобы он не потерялся, это через ракурс:
Ультрамарин в ракурсе :)
Ведь в конце концов это при рисовании нужно находиться под прямым углом к работе, чтобы не выхватить перспективных искажений и это картины в музеях рассматривают стоя прямо перед ними...
... Но почеркушки в блокнотах листают же сидя и на раслабоне, а не заняв перпендикулярное положение к объекту изучения, ну ведь так же?
Или я не прав? Или может кто-то знает как правильно снимать мелкий набросок, чтобы он читался именно как мелкий набросок из блокнота?
п.с. И да, чуть не забыл: критика по наброскам только приветствуется...
В освобождённом ВС РФ Северодонецке обнаружили следы работы украинских «чёрных трансплантологов», которые использовали солдат ВСУ в качестве доноров. При этом согласие человека на извлечение органов не требовалось, а все документы заполнялись за него «задним числом». Подробности чудовищного бизнеса на крови мобилизованных украинцев узнал «Московский Комсомолец».
По словам местных представителей силовых структур, система по извлечению органов была поставлена на поток. В документах на трансплантацию органов, которые были заполнены от имени проходящих медкомиссию украинских военнослужащих, не было подписей, зато на бланках стояла одинаковая печать. Все документы были заполнены одним почерком, то есть просто сфальсифицированы без ведома и разрешения самих солдат.
«Ну, как мы видим, это не личные подписи солдат, а вот какой-то штамп или печать, которая символизировала для врачей, что с данного человека можно изъять конкретный орган", – рассказала анонимная сотрудница журналистам.
По словам работавших в Северодонецке врачей, для извлечения органов в городские больницы приезжали иностранные врачи в сопровождении солидной охраны. Операции могли проходить прямо в специально-оборудованных машинах «Скорой помощи». Органы вырезались «на месте», после чего упаковывались в специальный контейнер и отправлялись заказчику. После отступления ВСУ из города, военные попытались уничтожить улики.
«Тема эта не нова и идёт ещё с 2014 года, – рассказал «Московскому Комсомольцу» ветеран боевых действий, подполковник народной милиции ЛНР в запасе Андрей Марочко, – Уже тогда так называемые западные «интересанты» очень активно действовали на территории боевых действий, привлекая даже высоких чиновников в украинской власти. Мы помним, например, скандалы, связанные с Саакашвили и другими людьми. Те, кто занимался такими делами, особо не скрывались, активно приезжая на территорию Украины».
– В каких условиях работают те, кто изымает органы из людей?
– Бригады, которые занимаются этими делами, работают в довольно хороших условиях. На территории Северодонецка мы нашли одну из «запечатанных» хирургических клиник или отделение в больнице, куда было дозволено заходить только специальному медицинскому персоналу, там они работали. Если возникали какие-то проблемы, то транспортировали органы вместе с самими «подопытными», теми, у кого изымают органы. Под видом оказания медицинской помощи их вводили в состояние анабиоза, транспортировали на территории западных стран, но они оттуда уже никогда не возвращались на территорию Украины, а родственники в лучшем случае получали заключение о том, что близкого человека спасти не удалось.
Сейчас происходит всё тоже самое, но никто эту тему не поднимает, все прекрасно всё знают. Сами граждане Украины очень опасаются такой «медицинской помощи», потому что тебя могут вывезти в клинику под одним предлогом, а потом ты вернёшься инвалидом или никогда не вернёшься. Заказчиками являются те, кто ждёт на западе эти органы. Косвенным подтверждением тех объёмов, которые вывозятся из Украины, является то, что рынок органов после начала СВО буквально рухнул, а цены упали в разы, потому что дёшево и много. Более того, сократились сроки ожидания. Те, кто мог внести определённую доплату, получали то, что интересовало, буквально после момента обращения. Если же говорить о правительстве Украины, то они пытались сделать всё это на законодательном уровне. Были обнародованы некоторые нормативно-правовые акты, в которых военнослужащих обязывали подписывать непонятные бумаги, оказавшиеся разрешением на изъятие органов в случае их гибели. Никаких гарантий сейчас у украинских боевиков нет, а особенно у тех новых рекрутов, которых сейчас отлавливают на улицах. Жизнь у них коротка, но может быть таким вот образом хоть как-то «продлена» в теле какого-то иностранца.
– Подвергаются ли изъятию органов иностранные наёмники?
– Что касается иностранцев, то тут всё гораздо сложнее. Они прекрасно понимают, что это чревато. Донорами являются украинцы, а западные граждане — реципиентами. Мне не известны случаи, когда родственники иностранцев обращались с жалобами, что у их близких изъяты какие-либо органы.
В украинском сегменте сети пишут, что ЛНР попадет под тотальный контроль Татарстана, а местную молодежь со школьной скамьи будут готовить к военной службе.
Подтверждает эту теорию якобы то, что Лисичанск посетила делегация из Татарстана во главе с премьер-министром республики Алексеем Песошиным. Тогда в рамках сотрудничества двух регионов около 200 детей отправились в казанский лагерь «Заречье», где, по версии украинской стороны, их могли учить управлять дронами на поле боя.
Как на самом деле
На самом деле власти Республики Татарстан взяли шефство над несколькими городами Луганской народной республики. Это происходит в рамках большого российского проекта. В 2022 году около 40 регионов страны взяли шефство над Донбассом.
Основная цель — восстановление и развитие пострадавших районов. К примеру, производители Республики Татарстан занимаются поставками продуктов в магазины ЛНР.
Что касается детей, который украинские СМИ отправили в «дроновые войска», то это неправда. Школьники были в оздоровительном лагере в Казани. Поскольку их отправили туда в октябре, то отдых они совмещали со школьной программой. Никакой военной подготовки лагерь не предполагал.