История древнего Рима. Вторая Пуническая война. Горячая африканская зима
Хотя время было зимнее, Сципион постоянно тревожил противника, разоряя окрестности и держа гарнизон Утики в постоянном напряжении. Однако едва ли не главной своей задачей он полагал, пользуясь своими недавно добрыми отношениями с Сифаком, если не переманить его на свою сторону, то хотя бы оторвать его от Карфагена.
Он полагал, что его страсть к Софонибе, дочери карфагенского полководца, ослабла и он станет сговорчивее. Но этого не произошло. Начавшиеся переговоры результата не приносили. Сифак настаивал, чтобы римляне ушли из Африки. А иначе он останется верным Карфагену и война продолжится. Сципион также в начале занял твердую позицию, но потом стал вроде бы колебаться, так что разговоры продолжались. Сципион умышленно давал надежды на счастливое разрешение ситуации. Разумеется главные действующие лица лично не встречались, шел обмен делегациями. Вот в эти то делегации римлянин и стал включать старших центурионов легионов, по словам Ливия людей испытанной доблести и осмотрительности, под видом слуг и рабов. И пока в шатрах велись разговоры эти ребята бродили по вражескому лагерю и смотрели по сторонам. Наконец, Сципион потребовал окончательного ответа. Сифак и карфагеняне, уверовавшие в то, что он хочет мира любой ценой, выдвинули условия совершенно неприемлемые. Это дало повод Сципиону прервать переговоры.
Сципион погрузил на корабли стенобитные машины для отправки к Утике и туже направил 2000 солдат. Это должно было убедить противника в его намерении осадить город, да и прикрыться от возможных вылазок оттуда. Карфагенский лагерь располагался милях в семи, был построен из дерева, нумидийцы Сифака и вовсе располагались за линией укреплений и жили в хижинах из тростника.
Сципион разделил свои войска на две части. Одной командовал Лелий, которому была придана конница Масиниссы. Лелий должен был напасть на нумидийцев и поджечь их лагерь. Сам, с другой частью, собирался напасть на карфагенян, но только после того, как начнётся пожар у Сифака.
Все произошло как и предполагал римский командующий.Занялись крайние шалаши, огонь быстро перекинулся на соседние. Началось смятение, первой мыслью у всех было - пожар; не кто не заподозрил поджог. Люди выбегали из своих хижин как были, чтобы тушить пожар. И тут попадали под римские мечи. Не мало было и таких, которые не выбирались из пламени, началась паника.
Карфагенские караульные увидев огонь также решили что это случайный пожар, карфагеняне выбегали без оружия из своего лагеря – из всех ворот, какие кому были ближе. Они несли с собой только то, что могло понадобиться для борьбы с огнем. Тут вступили в дело солдаты Сципиона, запылали постройки и в карфагенском лагере, скоро пламя бушевало повсюду. Полуобгорелые, полузадушенные дымам люди бежали во все стороны, кто не сгорел заживо были убиты. В этот день от огня и меча погибло почти 40 000 человек, еще 5 000 были взяты в плен. Захвачены были 6 слонов и 2000 нумидийских скакунов. Победа была полная, оба лагеря взяты, вражеская армия перестала существовать. Сифак и Газдрубал едва унесли ноги и с ними не более 2 500 солдат, почти все раненные и обожженные .
Кухонный буфет из Геркуланума возрастом две тысячи лет
Этот деревянный шкаф сохранился после извержения Везувия в 79 году н. э.. В связи с особенностями воздействия пирокластического потока многие деревянные предметы интерьера (кровати, стулья, шкафы) в Помпеях и Геркулануме сохранились в достаточно хорошем состоянии благодаря карбонизации (высокая температура до 700 °C вызывала высыхание органических материалов и превращение их в углеродную форму).
Этот экземпляр был обнаружен со всем своим содержимым во время раскопок в 1937 году в Геркулануме. Внутри, как сообщается в дневниках раскопок, были найдены чашки, стаканы, кувшины и горшки.
Геракл.Подвиг четвертый "Керинейская лань"
Этот подвиг стал причиной столкновения между Гераклом и богиней Артемидой.
Эврисфей знал, что в Аркадии живет керинейская лань, посланная богиней в наказание людям. Лань эта опустошала поля. Эврисфей велел Гераклу поймать ее и живой доставить в Микены. Эта лань была необычайно красива: рога у нее были золотые, а ноги медные. Подобно ветру носилась она по горам и долинам Аркадии, не зная никогда усталости. Целый год выслеживал и преследовал Геракл шуструю и ловкую керинейскую лань. Она неслась через горы, через равнины, прыгала через пропасти, переплывала реки. Все дальше и дальше на север бежала лань. Не отставал от нее герой, не упуская из виду.
Наконец Геракл достиг в погоне за ланью крайнего севера – страны гипербореев . Здесь лань остановилась. Герой хотел схватить ее, но ускользнула она и как стрела понеслась назад, на юг. Опять началась погоня. Только в Аркадии удалось Гераклу настигнуть лань. Даже после столь долгой погони не потеряла она сил. Отчаявшись, Геракл прибег к своим не знающим промаха стрелам. Он ранил златорогую лань стрелой в ногу и только тогда поймал ее. Геракл взвалил чудесную лань на плечи и хотел уже нести ее в Микены, как предстала перед ним разгневанная Артемида и сказала:
– Разве не знал ты, Геракл, что лань эта моя? Зачем оскорбил ты меня, ранив мою любимую лань? Разве не знаешь, что не прощаю я обиды? Или ты думаешь, что ты могущественней богов-олимпийцев? С благоговением склонился Геракл перед прекрасной богиней и ответил:
– О, великая дочь Латоны, не вини меня! Никогда не оскорблял я бессмертных богов, живущих на светлом Олимпе; всегда чтил я небожителей богатыми жертвами и никогда не считал себя равным им, хотя и сам я – сын громовержца Зевса. Не по своей воле преследовал я твою лань, а по повелению Эврисфея. Сами боги повелели мне служить ему, и не смею я ослушаться Эврисфея!
Артемида простила Гераклу его вину. Великий сын громовержца Зевса принес живой в Микены керинейскую лань и отдал ее Эврисфею
Ответ на пост «Незримый кризис римской религии»1
Скорее так:
Религия, основанная на догматах, не решает экзистенциальных проблем, она их создает :)
Вспомните у Достоевского: "Тварь ли я дрожащая или право имею?". Это говорил христианин...
Незримый кризис римской религии1
Традиционно принято считать, что римская религиозная система погрузилась в 3 веке вместе с самой империей в кризис, после которого она так и не пришла в норму и была постепенно вытеснена христианством. Однако не совсем очевидно, почему римская религия, гибкая и пережившая не один кризис, вдруг в 3 веке резко сдала позиции.
Религия в греческом и римском мире заметно отличалась от того, что мы привыкли под этим термином понимать. Боги, в первую очередь, выступали покровителями отдельных общин, и лишь во вторую - отдельных людей. Покровительство это выражалось в форме договора: люди правильно чтут богов, а те даруют им свою защиту. Поэтому вся общественно-политическая система была выстроена вокруг почитания богов. Для этого требовалось постоянно совершать в правильном виде многочисленные ритуалы, призванные ублажить потусторонних защитников, призвать их на помощь или узнать их мнение по важным вопросам, совершив гадание.
Фактически, кроме соблюдения ритуалов и проявления уважения божествам в форме дарения им подарков, строительства и украшения храмов, более они ничего не требовали от людей. Да, так как боги защищали общину, то за действия, направленные против сложившихся порядков, они могли осерчать. На этом была основана самая древняя часть правовых систем - преступление считалось святотатством, и, кроме кары людской, на человека накладывалось ещё и божественное проклятье. Но, в целом, никаких особых требований к поведению прихожан или их морали античные боги не предъявляли, в душу не лезли, даже истовой веры не требовали, главное - выполни правильно ритуал и всё будет хорошо.
С одной стороны, такое положение вещей кажется удобным - ведь взаимоотношения с потусторонним носят четкий регламентированный характер. С другой же, столкнувшись с внутренним кризисом, человек мог не найти в этой религии ответов на терзающие его экзистенциальные вопросы. Греческий или римский бог мог ответить через гадания на простые вопросы - стоит или не стоит что-то делать. А вот на сложные - уже нет. Столкнувшись с любой проблемой, верующий мог только надеяться на то, что правильно выполнив ритуал и призвав на помощь бога, получит её разрешение.
А чем сложнее становилось общество - тем сложнее были вопросы, на которые человек не мог сам найти ответа, так как религия не давала ему инструментов для этого. Но они были у философии, родившейся в ответ на запрос в познании мира и самого человека. За века развития философские школы дали множество способов найти ответы на экзистенциальные вопросы бытия, сформулировали теории мироздания и того, как же должен жить человек. То есть, если боги отвечали за сферу общества и государства, то философия - за самого человека. Эти два мира имели пересечения, так как философы вынуждены были затрагивать в своих построениях и сферу божественного, но они, в основном, не противоречили друг другу.
Жертвенное гадание. Левая панель рельефа "Жертвоприношение перед храмом Юпитера Капитолийского". Париж, Лувр.
Была только одна проблема: если на заре своего развития философы, может, и были близки к простому народу, то со временем эта сфера деятельности стала уделом исключительно элит. Философия требовала для своего познания хорошего образования: знания литературной латыни и греческого, способности прочитать и усвоить множество трудов классиков, быть способным рассуждать и спорить на философские темы. Всё это требовало времени и денег, что отсекало огромные массы людей от доступа к философским знаниям. Да, какие-то философские концепции в сильно усеченном и упрощенном виде, судя по дошедшим до нас свидетельствам, в народ уходили. Но эффективно коммуницировать с простыми людьми ко 2 веку н.э. философия не могла.
При этом трансформация Средиземноморья в ходе римского завоевания привела к серьезнейшим изменениям в обществах региона. С одной стороны, шло навязывание римских порядков на западе и греко-римских на востоке, унификация культовой деятельности и расширение географии представления религий других регионов за счет их привнесения в Рим. С другой же стороны, появилось множество людей, вытолкнутых этой имперской глобализацией из своих общин и привычной религиозной жизни. Отрываясь и от родных и друзей, и от привычных им культов, они переставали чувствовать себя своими в этом мире. При этом, обращу внимание, речь идёт ещё о благополучном периоде “хороших Цезарей”, когда общество не испытывало постоянно серьезных внутренних проблем и внешних вызовов.
Для элит империи проблемы отчужденности от общества не было, ведь у них была философия. Популярные во 2 веке н.э. школы стоиков и неоплатоников по-разному отвечали на вопрос как надо жить, но, в общем-то, говорили об одном и том же - что нужно стараться быть человеком высокой морали. Эти же мысли при Траяне уже с трибуны сената будет озвучивать Плиний Младший применительно и к сфере божественного: что богам точно должно быть угодно высокоморальное поведение людей. И он будет в таком мнении не одинок, так как в том или ином виде оно будет встречаться во многих произведениях эпохи.
Так как религиозная система была неотделима от общественно-политической и отражала собой её устройство, то основную роль в отправлении культов играли представители элит, формируя текущие обрядовые практики и само наполнение религиозной жизни. И вот может показаться, что раз подобные мысли озвучивались элитами, то они должны были транслироваться и в религиозную практику. Но… ничего подобного.
Традиционные культы продолжали основываться на механистическом исполнении ритуалов, не затрагивая философские аспекты бытия. Единственным важным изменением, произошедшим в эту эпоху, стало распространение обрядов инициации в ответ на запрос на формальное принятие в общину. Но и они были, скорее, красивой церемонией, ничего в жизни инициата не меняя.
Может показаться странным, что люди, выброшенные из привычной среды родных общин, не обратились к общегосударственному императорскому культу, который олицетворял собой единство империи и мог стать точкой сборки новой имперской римской общности. Однако он был в ещё большей степени “гражданским культом”, призванным исключительно символизировать единство народа с их императором, не предполагая ни панибратства, ни тем более мистицизма и прочего вторжения в сферу духовных вопросов. Сами понимаете, что императорам вот вообще не были нужны блаженные, с которыми во снах общаются духи прошлых правителей и что-то им советуют.
Лишенные доступа к философии, не находящие ответа в традиционных религиозных практиках, простые люди начали искать прямого контакта с божественным, надеясь, что в этом случае они получат нужную помощь. И, что характерно, нам известны конкретные примеры, когда этой цели достигали. Так, оратор Элий Аристид, живший в середине 2 века н.э., оставил после себя “Священные речи”, где рассказывал, как к нему во снах периодически приходил бог Серапис. Однако, если обычно раньше боги во снах требовали для себя каких-то подношений, то Серапис для Аристида выполнял функции психотерапевта и помогал тому с жизненными кризисами.
Чтобы добиться такого уровня контакта с богом во втором веке было множество методов. Что характерно, все они происходили с эллинистического востока - из Сирии, Малой Азии и Египта. Там уже несколько столетий, как в котле, варились древнеегипетские, персидские, греко-римские верования, иудаизм, эллинистическая философия и разного рода мистические учения. Границы между религией и философией там были настолько размыты, что крайне сложно отделить одно от другого. Восток бурлил идеями, разные секты и школы перенимали их друг у друга настолько активно, что сегодня ученые ломают копья кто у кого и когда какую идею подсмотрел.
Однако, для нас важно не это, а то, что многие из появившихся на востоке практик как раз-таки позволяли расширить границы традиционной религии. Так, некоторые верующие образовывали кружки “углубленного изучения бога”, где обсуждали свой религиозный опыт, делились своими мыслями и тем самым вводили себя в религиозную экзальтацию в надежде, что бог или его откровения снизойдут на них.
Другие обращались к наводнившим империю магическим трактатам. Те обещали за счет применения особых ритуалов и магических формул канал взаимодействия с потусторонним. Власти империи боролись с этим явлением, так как видели в нём угрозу традиционным культовым практикам. Но судя по тому, что до нас дошли некоторые такие магические тексты, ограничить их распространение не вышло.
Однако, если попытка наделить традиционные культы новыми свойствами проваливалась - не беда. Можно было обратиться к менее традиционным, которые практиковали введение в экстатическое состояние в массовых обрядах. Например, к греческим вакханским культам или восточному культу Кибелы. Первый делал ставку на ублажение плоти через возлияния, в чем консервативные римляне видели упадок нравов, а в сборищах вакханцев то оргию, то заговор. Из-за чего культ периодически подвергался преследованиям.
Культ Кибелы же был склонен к чувственному опыту, выраженному через театральные постановки, танцы и легкий бдсм: так, 24 марта в праздник Dies Sanguinis («День крови») совершалось “траурное безумие”, когда верующие били себя кнутами, чтобы окропить алтари и изображение супруга Кибелы - Аттиса - собственной кровью, а мужчины, желавшие стать служителями культа, совершали самокастрацию. (Да, вы правильно поняли, что в Rogue Trader Кибелу не просто так назвали. Да и Сангвиния, и праздник Сангвиналии, как несложно догадаться, отсылают нас к Dies Sanguinis и Сатурналиям - праздником в честь Сатурна. В Вахе вообще дофига и больше отсылок на историю и древние религии).
Что культы Вакха, что Кибелы, всё же несли в себе многие черты традиционных религий, так как в них обрядовая составляющая была самой важной частью действа. Но на всё том же востоке были культы, которые совместили в себе обрядовость, мистицизм и философию в лютый микс, который был всем: и религией, и философией. Речь, как вы уже наверное догадались, идет о христианстве, иудаизме и митраизме.
Эти три культа строились на совершенно несвойственных для римской религиозной системы принципах и давали верующему совершенно отличную от привычной картину мироздания. В них провозглашалось, что боги вовсе не нейтральные существа, а есть доброе всеблагое божество и злые демоны, между которыми идёт борьба. Причем происходит она не только на небесах, но и на земле, и в душах людей: каждый поступок в этом мире, отражался в потустороннем. А раз ты солдат на войне добра и зла, то чтобы добро побеждало, нужно жить по строгому моральному кодексу, не дающему совершать грехи, ведущие к победе зла. Эта сокровенная истина, осознание, не давалось просто так, верующий подводился к нему через разговоры и приобщение к мистическому опыту молитвы, обещавшей возможность контакта с богом.
Таким образом, вместо механического повторения религиозных формул и ритуалов, веру нужно было вначале внутренне осознать. Чему способствовало то, что сами идеи этих религий подавались на понятном простым людям языке и не требовали получения образования для их усвоения. То есть исчезал главный барьер, мешавший распространению философии. А это было серьезнейшим конкурентным преимуществом перед традиционными культами и самой философией. Иронично, но греческие философы в христианстве увидели именно что философию и спорили с ним, как с философией, а не с религией.
Фактически, можно сказать, что укоренение этих культов на римской земле было уже своеобразной религиозной революцией. Взаимодействие римлян с ними произошло лишь в самом конце 1 века до н.э., а уже в относительно спокойные и сытые годы 2 века они присутствовали по всей империи. Причем, если митраистам власти никак не мешали, к иудеям применялись некоторые ограничения, то вот христиане сталкивались с противодействием властей, что не помешало взлету популярности их веры. (Если продолжать ваха-спгс, то положение христиан было аналогично таковому у верующих в божественность императора до ереси в Вахе) Да, все эти культы во 2 веке н.э. были малочисленны относительно языческого населения, но их присутствие везде само по себе уже впечатляло.
А звездный час их наступил в ходе кризиса 3 века. Общественно-политические кризисы всегда вызывали вслед за собой и проблемы традиционной религиозности. Неспособность богов выполнить свою часть сделки приводила к тому, что столкнувшиеся с кризисом люди искали новые истины. В прошлый кризис веры, который случился в период гражданских войн Республики, у народа не было такой отдушины, которая дала бы новое миропонимание. А теперь было - что митраизм, что иудаизм, что христианство активно обещали неофитам новую истину, которая должна была изменить всё их мировосприятие. Поэтому эти культы активно расширялись в этот период.
Аврелиан (на изображении выше) - римский император с 270 по 275 год - видел кризис традиционной религии и предпринял попытку создать новую государственную религию из культа "Непобедимого солнца" (Sol Invictus). Такое прозвище носили множество богов: Юпитер, Марс, Геркулес, Аполлон, Гелиогабал, Митра. Непонятно вокруг какого-то одного из этих богов строился культ, или вокруг представления о том, что все они лишь аспекты самого Sol Invictus. Однако идея из-за её искуственности и все того же отсутствия философской компоненты провалилась. (При этом, если маска Аврелиана с изображения вам кажется знакомой, то скорее всего именно на неё отсылается шлем чаптермастера Кровавых Ангелов Данте из Вахи)
Главным главным победителем от кризиса 3 века оказалось христианство. Митраизм, был судя по всему, чисто мужским культом, с большой долей военных среди его сторонников. Иудаизм был не столь открыт к новым обращениям, и неевреям стать полноценными членами культа было сложно. У христианства никаких ограничений не было - в эту веру принимали женщин и мужчин любого достатка и происхождения. А благодаря централизованной структуре, христиане были сплоченными. Уже к началу 4 века эта религиозная группа набрала такую численность и силу, что имперский государственный аппарат оказался бессилен в её подавлении. И вместо этого император Константин примет за лучшее встроить христиан в империю, чем пытаться бесплодно бороться с ними.
Источники:
1. «Кембриджская история древнего мира. Том XI: Расцвет империи. 70–192 гг. н.э.»
2. Peter Brown «The World of Late Antiquity»
3. «A companion to roman religion» из серии BLACKWELL COMPANIONS TO THE ANCIENT WORLD
4. Jörg Rüpke «From Jupiter to Christ»
5. Джон Шайд «Религия римлян»
6. Татьяна Хижая «Геры, гиюр и прозелитизм в иудейской традиции и истории: основные подходы, проблемы, тенденции»
7. Yanir Shochat «The Change in the Roman Religion at the Time of the Emperor Trajan»
8. Найнджел Пенник, Пруденс Джонс «История языческой Европы»
Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:
Продолжение поста «Больно»2
А дальше - закономерный финал. Другие народности Римской империи своих солдатских императоров стали проталкивать. Смотришь на список правителей: Филипп Аравитянин, Север Африканец, уроженцы Иллирии... Место рождения перестало иметь значение для карьеры, наоборот, глубинка попёрла.
Злые языки говорят, что к этому моменту в большинстве римских семей было по 1-2 ребенка.
При этом, не все из них получили должное образование, не все обладали достаточным здоровьем, мало кого обучили красноречию и не всех учили доблестные гладиаторы.
Сенат был вынужден расширить права плебеев, чтобы они могли иметь право голоса и занимать должности ранее доступные только патрициям.
Т.е. "титульная нация" за 4 века перестала быть таковой, что позволило свергнуть Империю и похоронить латынь.
Прошу оценить: Гай Марий. Третий основатель Рима
"Будет ли еще когда-нибудь у римского народа такой же, как и он, вождь и защитник?" — Такой вопрос задаёт Плутарх в адрес Сципиона Эмилиана Африканского из уст некоего гостя на пиру. Сципион отвечает, хлопая Мария по плечу: "Будет, и, может быть, даже он."
Но будет ли после Мария, такой же вождь и защитник, как Марий? На этот вопрос история хранит молчание. Много нам ведомо героев, полководцев, спасителей и покорителей сердец. Многие достойны стоять рядом с Марием и зваться равными ему, рассказывая о своих подвигах, но подвигов Мария никто не повторил.
Тяжек путь будущей легенды, отпрыск семейства, что имело влияние, но не имело богатства. Для господ Вечного города — обречённый оставаться на вторых ролях. Но так и начинают все герои, и Марий не исключение.
С 17-ти лет он выбирает целью жизни военное ремесло. Цель — место в политике Города. Проявляя себя на поле боя и за беседой, снискал уважение и покровительство великого "африканского" триумфатора, своего владыки, что провозгласил фразу, застывшую в веках: "Карфаген взят, жду ваших приказаний".
Уничтожить до основания — отдан приказ. Выживших — в рабство. Никто не смеет быть выше Рима. Наглецы, сложившие оружие, сами обрекли себя на гибель. Рим не знает жалости и справедливости к тем, кто осмеливается поднимать голову.
Сципион Эмилиан и историк Полибий на руинах Карфагена (гравюра 1797 года). "Я терзаюсь страхом при мысли, что некогда другой кто-нибудь принесёт такую же весть о моём отечестве" (с) Сципион
Так начал подходить к концу II век до нашей эры. А за 10 лет до рубежа эр, в Африке вновь случились беспорядки. Царь Нумидии Югурта, умыв руки в крови брата, захватил власть. Рим взвыл от гнева. Нумидия — верный союзник и друг, спутник со времён войны с Карфагеном. Рим не бросает друзей и не закрывает глаза на их беды. Это — удар в самую честь Вечного города. Непростительно.
На защиту достоинства граждан в Африку отправился консул, надежда благочестивых горожан, Луций Бестия. Через год вернулся, нагруженный золотом и поражением. Предательство. Как низко пали нобили, коль сам консул продал победу убийце — и думал, уйти от расплаты?
Суд. Всё — по закону. Но кто свидетель? Кто подтвердит? Только Югурта.
Фарс. Узурпатор и враг едет по улицам столицы мира не в кандалах, а в дорогих одеждах, окружённый охраной, дабы свидетельствовать против консула, избранника народа! Не бывать святотатству! Не позволим опорочить честных граждан мерзавцу, — подумал трибун, глас народа Бебий, потирая кошель, где золото звенело вперемешку с песком.
Запретить Югурте говорить. "Вето" дано слово. Гнев. Стыд. Раздор. Югурта, удаляясь, бросает напоследок: "О продажный город, он вскоре погибнет, как только найдет покупателя".
Два года войны. Победы нет. Югурта силён и быстр. Он уходит от атак легионов, оставляя им на растерзание мелкие селения. Бьёт — там, где не ждёшь и скрывается в песках, подобно змее. Нумидия его дом, его крепость, здесь он всесилен.
Римляне свершили глупость, войдя в её пределы. Пусть ищут как напасть. Он будет отщипывать от них по куску. Пусть пока они отъедают свою долю, но это пока. Рано или поздно он проглотит их целиком. Докажет право на власть. Слишком долго ждал. Слишком многих купил. Довольствоваться лишь частью, завещанной отцом? Он получит всё. Слишком много сделал. Не уступит. Слишком поздно.
Третий год войны. Новый консул года повел войска свои, чтоб прозвали "Нумидийский" на века веков земли. Квинт Цецилий Метелл ему имя. Нет в Риме благороднее и могущественней рода. Избрал он себе мечи из достойнейших, а на должность легата, правой руки своей, взял Гая Мария, острейшего из всех.
Славен Марий войной с Карфагеном — сам Сципион держал его подле себя. Югурта неуловим и опасен, но Марий умеет бить тех, кто прячется в засадах. Во истину он лучший клинок, что мог выбрать Метелл. Но не знал Метелл, что клинок сей своей волей живёт. И с двух сторон заточен. Волной они пронесутся по Нумидии — то дробясь на ручьи, то сливаясь в единый поток. Шлейф побед и пепелищ останется за ними.
Но Югурта подобен ветру — сегодня здесь, завтра там. Нумидийского царя не так-то просто поймать. Метелл, не торопящийся крушить столь прыткого врага, решил уподобиться ему. Ты боишься дать нам открытый бой, Югурта? Хорошо. Тогда ты не будешь против, если я прогуляюсь по твоей прекрасной стране. Здесь так много интересного. Кстати, я стою у тебя за спиной. Беги. И оставь этот лагерь мне.
Марий ропчет, не престало гордым мужам, сломя голову, носиться по пескам, словно мальчишкам. Метелл, верно, и вовсе забыл о войне. Он думает лишь о богатстве обираемых нумидийцев. Африканское золото затмило ему взор. Так не может больше продолжаться. Сенат примет меры.
А если нет, то я обращусь к другим людям. Меня ещё помнят и любят. Былого народного трибуна. Я поеду в Рим. Выставлю свою кандидатуру в консулы следующего года. Даже если сенат продлит полномочия Метелла — трибуны поддержат Мария, и сенат ничего с этим не сделает. Нужно только отправить несколько писем, заручиться доверием. Марий справится лучше Метелла, он разгромит Югурту даже с половиной армии. Пусть он тщеславен, но разве это порок для великого полководца? Нет.
Метелл уходит гордо, не склонив головы. Но оставляет своему бывшему мечу подарок. Победит с половиной армии? Что ж, пусть воюет и вовсе без неё. Говорят варвары-кимвры совсем распоясались. Второй консул Луций сражается с ними, вот и будет ему подмога. Отправлю легионы к нему.
Марий не дрогнул. Он знает, что делать. Новых легионов в городе нет. Все знают, какую цену платят горожане за победы. Но не все.
Лишь те, что благородны и носят древние гербы. И те, что выбились в люди трудом, упорством и коварством предков. Но есть и другие. Кто по рождению и состоянию не мог позволить себе щит. Почему бы не дать им дорогу? Оружие. Еду. Обучение. Статус легионера. И добавить ко всему этому достойную плату за службу и земли за подвиги. Новые легионы. Цельные. Мои. В них не будет голытьбы, не знающей, чем бы прикрыться. Все они станут, пусть даже внешне, подобны знатнейшим из нас. То-то аристократы взбесятся.
Без армии, Метелл? Она у меня уже есть. Ты сам не оставил сенату выбора. Традиции не помогут выиграть войну, а в Риме больше нет армии. Значит я соберу её сам. Из тех, кого найду.
Я закалю их, Метелл. Я дам им всё. Твои войска считают крохи, чтоб дожить до конца года. А мои заберут всё причитающееся им без остатка. Они пройдут пески Африки по самым безумным путям. Со скоростью, которая и не снилась Югурте. И не будет силы, способной победить муллов Мария. Ты гонялся за мелкой добычей, набивая кошель. А они завоюют для меня Капсу и отберут золото Югурты до последней монеты. Оно будет принадлежать им, а не тебе. А моей же долей станут слава и верность. Мне, а не тебе суждено стать великим. Ты проиграл, Метелл.
Посмотри на мои мечи, как их много и как они сверкают. Взгляни на тот, что я держу в правой руке. Его выковал древний кузнец. Он не снабдил его дорогим убранством, но наделил острым жалом. Ни один меч не сравнится с ним в гибкости и прочности. И этот меч по имени Сулла всегда будет верен мне.
Так ведь?












