Пока численность группы ВВС и ПВО была небольшой, проблем с жильем не было. Холостяки (истинные холостяки и бессемейные) жили в бывшей португальской казарме на базе ВВС, кое-кто и в дом рядом с базой перебрался, пока место было. Дом наш (он на фото) был не совсем наш, потому что разделяли его с ангольцами. Левый подъезд – наш, правый – ангольский. Дом по нашим меркам пятиэтажный, по местным – четырехэтажный. В нашей половине работало все, за исключением лифта. И входная стеклянная дверь целая, и домофон работал. Им я сам иногда пользовался как телефоном, когда жил на первом этаже. Выйдешь за дверь, нажмешь вызов нужной квартиры – и к себе, берешь трубку и разговариваешь.
Удобный продукт цивилизации, вот только детвора ангольская донимала. Придут, понажимают все кнопки, наши женщины трубки похватают, алёкают, ничего не поймут, а эти забавляются.
В подъезде под лестницей был бетонный резервуар, в который водопроводная вода текла самотеком. Насос, управляемый датчиком давления, подавал воду на этажи. Задача дежурного из жильцов была утром включить насос и вечером выключить. Не раз бывало так, что из-за перебоев в городской сети в резервуаре не было воды. Утром дежурный включил насос, но датчик уровня не дает ему включиться. Женщины встали, краны открыли, убедились, что воды нет, но не все краны закрыли, кто-нибудь да оставит открытым. Уехали на пляж, в это время пошла вода. Приезжаем – по лестнице сверху из чьей-то квартиры с шумом течет река.
Паркет в квартирах был из разных сортов красного и не совсем красного дерева. Паркет был такого качества, что из залитой водой квартиры вниз не просачивалось ни капли. Вздыбленным был только паркет в одной из квартир на первом этаже, но таким он по неведомой причине был еще до нашего вселения. Оконные рамы и двери тоже были из красного дерева (в Анголе даже пивные ящики были из красного дерева), двери, например, в ванную были настолько плотно подогнаны, что когда я сам устроил однажды потоп на кухне и в квартире стояло несколько сантиметров воды, она никуда не уходила и когда открыл дверь в ванную, ухнула туда водопадом и ушла в сток. Осталось только протереть остатки воды. Некоторые наши граждане и уборку в квартире так делали: разольют по полу воду, а потом выгонят ее в ванную или на балкон шваброй с полосой резины с одного боку.
Кухни были оборудованы еще строителями: навесные шкафчики, разделочный длинный стол под шкафчиками, газовая печка, стиралка и газовая колонка, которая давала почти кипяток на кухне и до ванной доходила очень горячая вода. Как приятно было, вернувшись зимой с пляжа, погреться в горячей ванне!
Газ был в больших тяжеленных баллонах, сами ездили их менять.
С кондиционерами нам повезло: ангольский тыловик привез из Лобиту десятка два новых японских кондиционеров, которые мы устанавливали в спальных комнатах сами, прорубив дыры в стенах, благо, что кирпичи там ячеисто-пустотелые. Эти кондиционеры на фото видно.
Мебель приобреталась помаленьку по заявкам (рикизисау) ангольского штаба в мастерских в городе. На базе в столярной мастерской делали мебель из красного дерева, но не для нас. Покрытая лаком, она смотрелась великолепно. Один раз зачем-то мы завезли им досок, приходит через некоторое время к нам старший, типа мастера, и спрашивает, что делать с остатками. Наш командир Гришин Г.А. говорит: забирайте себе. Тот не понимает, как это забирайте? Пусть камарада шефе советику бумагу на то напишет, на что Гришин сказал: вот еще, буду я писать! Тогда я, будучи дежурным и потому переводчиком при этом разговоре, растолковал этому столяру, что доски он может взять и делать с ними что хочет безо всякого письменного дозволения. Он, видимо, проникся ко мне уважением, что я такой сложный вопрос разрешил, потому что доверял потом работать в его столярной мастерской, где, пользуясь их станками, я делал сам себе книжную полку из одной из тех досок, еще что-то. Кстати сказать, доска эта была какого-то дерева розового цвета, плотная, аж звенела, а когда на торцевальном станке обрабатывал срезы, аж дымилась, но поддавалась с трудом.
С мебелью помогали кубинцы, особенно поначалу, когда у нас ничего не было. Я и в дом-то переселился только когда кровать появилась. По ночам из ее внутренностей слышались шорохи, а утром из-под нее выметал горки опилок: какой-то древоточец ее старательно ел.
Когда пришло время уезжать из Анголы, собрали то, что кубинцы нам дали чисто на межличностной основе, чтобы вернуть. Тыловик наш, приехавший недавно и еще не знающий этих отношений (а может, по натуре своей), поднял крик: не отдам! Дошло до скандала, пришлось Гришину кое-кого утихомиривать.
Самое неприятное – вывоз из-под мусоропровода мусора, который быстро разлагался на жаре и, как писали Ильф и Петров про носки своего героя, воздуха не озонировал.
В бывшей португальской казарме на базе ВВС было и жилье, и столовая поначалу, и штаб, и так называемая ленинская комната, и оружейка в одной из жилых комнат. Окна – из рифленого армированного стекла. Вечером включишь свет в комнате – снаружи всякие насекомые на свет летят, за ними гекконы охотятся. за рифленым стеклом они почти не различимы, только видно, как босые ступни бегают.
Кондиционеры там тоже были, хоть и старенькие, но работали.
У входа в казарму несли дежурство. Вся задача дежурного – сидеть за столом и отвечать на звонки. Телефон был параллельным с телефоном ангольского штаба и, похоже, кубинским, потому что когда трубка не была как следует положена на аппарат, пришел кубинский связист, положил трубку и сказал, что у них телефон не работает. По телефону в большинстве случаев, когда звонили наши, задавали два вопроса: «Куда завтра летит самолет?» (или не летит ли завтра самолет туда-то) и «Какой у вас сегодня фильм?». На первый вопрос со временем запретили отвечать, кубинцы настойчиво попросили: подозрительно часто стали обстреливать самолеты, как будто их ждали на аэродроме назначения. Вот тут начались конфликты, в частности, в мое дежурство задает позвонивший такой вопрос. Отвечаю, как инструктировали, что на такие вопросы не отвечаем, если нужна информация – приезжайте лично. А в трубке крик: я полковник такой-то (звания произносить вообще было запрещено) из советской военной миссии, сейчас же представьтесь как положено и отвечайте на вопрос. Пытаюсь объяснить, что информация о планируемых полетах сейчас по телефону не доводится, невидимый собеседник на том конце провода начинает угрожать. Пожаловался Гришину, он разозлился, сел в машину и поехал в миссию. Видимо, решил этот вопрос, потому что больше таких вопросов и реализации угроз не было.
С этим телефоном в первое мое дежурство курьез был. Звонок, поднимаю трубку, а там женский голос: «Иштоу! Иштоу!» ("Я тут", типа «Алё» или "Слушаю" по-португальски, как узнал потом). Брошу трубку – опять звонок и опять «Иштоу». Гришину надоела эта трезвонь, выходит из штабной комнаты и сердито спрашивает: «Чего на телефон не отвечаешь?». Объясняю, что там никого, только «Иштоу». Тогда Гришин дождался следующего звонка, поднял трубку, сказал «Алё», отдал трубку мне: «На, разговаривай!». Оказалось, что это секретутка (или кто она там?) в ангольском штабе поднимала параллельную трубку, а наш звонивший молчал, слыша только ее «Иштоу».
Ремарка. В мое дежурство в Луанде была самая высокая температура воздуха – 36 градусов. Поскольку жил тогда в казарме, время от времени забегал в свою комнату с кондиционером охладиться. Я вырос под Алма-Атой, мне и за 40 градусов не в новинку, и в Анголе мало потел, если кувалдой не махал, но тут, видно, влажность от океана сказывалась.
Наш человек, слетавший по авиационным делам в Браззавиль, говорил, что там нашим людям жилось похуже: кондиционеров у них не было.
Питание вообще и добывание продуктов в частности
Кубинскую кухню, даже самую простую, вспоминаю с удовольствием. Лучше всего было, когда обеспечивал работу кубинских летчиков и жил с ними. Да и не с летчиками отлично. Сел за стол в обед – тебе сразу бутылку холодной воды. Попил, остыл, далее уже обед, разные варианты, но все очень вкусно, со специями. Как вариант – поднос с разными углублениями, в которых в строгом порядке рис, фасоль, мясо, дульсе (сладкое), скорее всего, варенье из папайи. Иногда в рис при варке добавлялось что-то, что придавало ему лимонный цвет и назывался он «аррос амарийо» (желтый рис).
Пообедал – рядом стол с кофе, маленькие алюминиевые чашечки на 1-2 глотка. Как готовят кофе – отдельная песня, можно здесь посмотреть, очень крепкий и сладкий, но понемногу. Глотнул – и пошел. Сидишь, работаешь с кубинскими офицерами над документами – каждые примерно полчаса солдат обносит чашечками с кофе. Глотнул – и дальше работаешь. Привычка сохранилась до сих пор. Заваришь чашку кофе – и тянешь ее по глотку полчаса-час.
В ротах бывало, конечно, и попроще, типа рис с вареным бананом или маниокой, про которую у кубинцев есть поговорка, аналог нашего «На безрыбье и рак – рыба». Звучит она так: «Но ай пан – комимос юкка» (на бесхлебье и маниока – хлеб).
Ужин такой же обильный, как и обед. Вот что не очень нравилось, так это завтраки. Если с летчиками – разрезанная вдоль булочка, проложенная волокнами мяса со специями и чоколече – напиток вроде густо разведенного кипятком какао со сгущенкой, слишком сладкий. Булочка – хорошо, а от чоколече полчаса нехорошо внутри, так и не привык. Если не с летчиками – только наша солдатская эмалированная кружка с чоколече до обеда.
«Женатики» наши питались сами, как могли, что могли добыть. Бывало совсем туго, уезжающие в отпуск отдавали остающимся остатки продовольственных запасов. Однажды в порту в ожидании выгрузки нашей техники бродили мы по берегу и наткнулись на несколько распоротых и брошенных мешков с мукой, в одном из которых в муку почему-то сверху был подмешан рис. Забросили эти мешки в кузов нашего ГАЗ-66, радость наших женщин была безмерной, просеяли и пустили в дело.
Рядом с нашим домом был ангольский кооперативный магазин, куда очень редко привозили мясо и собиралась огромная очередь. Нам туда не рекомендовали ходить. Леша-переводчик, попавший туда однажды, рассказывал, что там мясо тщательно срезали, а кости выбрасывали. Он пытался ангольцам сказать, что в условиях дефицита еды это не рационально: кости дают хороший навар, да и трубчатые кости содержат питательный мозг. Его просто не поняли, о чем он.
Леша же рассказывал, вернувшись из отпуска, что он накупил в Киеве полный дипломат колбасы. На таможне попросили открыть, спрашивают, знает ли он, что нельзя продукты возить. Знаю – отвечает сердито Леша - а что я там буду есть, когда прилечу? Ладно, иди. Вообще летящих в Анголу и назад в то время редко досматривали, но жена одного из наших нарвалась. У нее изъяли продукты, набранные по распоряжению мужа, в том числе сало, о чем они больше всего сокрушались. Надо сказать, что настоящее украинское сало пошло бы там за милую душу.
Отвлекусь. Недавно по ТВ космонавт Гречко рассказывал, что ему в космос хотели сало послать, но ставший начальником Леонов не пропустил: не прошло санитарный контроль. А когда Гречко вернулся и спросил, где сало, Леонов признался, что съели.
Про поставку продуктов из Союза и Канар ниже разговор будет, это отдельная тема.
Авиации в Луанде жилось легче всего. Во-первых, в пекарне кубинцы пекли булочки, для своих летчиков и на нашу долю. Иногда мы в порядке компенсации отдавали им муку, добытую где-то, чаще ели хлеб за их счет. Опять же авиация в своих руках, «Мой ишак, хочу – еду, хочу – стою», как говорил один мой знакомый из Казахстана. Гоняли иногда Ан-12 на юга – в Уамбо или Лубанго – за мясом, овощами. Случай, когда добывать продукты довелось мне, описан здесь.
Ремарка. Узнал из сайта СВА, что грузовая кабина Ан-12 не герметична, однако мы там летали, загоняли, в частности, в него фургон УАЗ, в котором можно было на лавочках вздремнуть в полете. Может быть, они достаточно низко летали?
Оттуда же, с юга, привозили растворимый кофе «Жинга», впервые тогда увидели гранулированный растворимый кофе, хороший, кстати, кофе. Его продавали в стеклянных банках разной емкости. Банки были французские, из стекла, не лопавшегося даже от кипятка, одна до сих пор дома на кухне стоит. Потом поставка банок прекратилась и «Жинга» практически исчезла. Говорили, что ее производят, но за неимением стеклянной тары расфасовывают в полиэтиленовые мешки и куда-то девают.
Из овощей в Луанде были в основном помидоры, реже - капуста. За помидорами ходили или ездили на импровизированный базарчик недалеко от дома, где на земле, как на наших стихийных рынках, лежали помидоры и вяленая рыба, наполнявшая базарчик вонью и служившая приманкой тучам мух.
Когда не было картошки (а ее почти никогда не было), Ширингин, почему-то один, ездил куда-то за город на плантацию и выменивал одежду, обувь, сигареты на бананы. Пока гроздья бананов, валявшихся под кроватью, были зелеными, их жарили как картошку. Главное было аккуратно почистить шкуру, потому что сок, попавший на одежду, ничем не отстирывался. Поспевавшие бананы просто съедали, но до желтого цвета, какой сейчас можно увидеть в любом магазине, они не доходили, шкура загнивала и чернела.
Жарить бананы кубинцы научили двумя способами. Первый – режутся на пластинки поперек и жарятся как обычная картошка (да и вкус практически такой же, поскольку у зеленых бананов крахмал еще не преобразовался в сахар). Второй – режутся на кусочки сантиметра четыре, слегка обжариваются, чтобы размягчились, после чего сплющиваются и дожариваются. При работе и жизни с кубинцами такие бананы иногда ели за хлеб. Кубинцы знали, что люблю бананы по второму варианту, и специально их заказывали повару.
К слову, о картошке. Меня спасало то, что никогда не страдал от ее отсутствия и рис ел спокойно, особенно у кубинцев или когда сами варили. Это приехавший тыловик, когда сел первый раз за стол в ПМТО, сразу же попросил матроса заменить рис на картошку. Тот говорит: нет картошки. Как это нет, принеси, не могу я этот рис есть. Сердиться начал. Еле втолковали ему все присутствующие, что в Луанде картошка большой дефицит и что в Анголе едят то, что в наличии, а не то, что хочется.
Кое-кто из наших говорил, что по возвращении домой даже смотреть на рис не будет. А я и сейчас его ем, даже с удовольствием, тем более, что сейчас длинный рис, не склеивающийся при варке, купить не проблема.
Говорили, что хуже всего в Луанде жилось морякам. Мы иногда даже рыбу добывали у наших рыбаков, ловивших ее на СРТМ (средний рыболовный траулер-морозильщик, встречал такие раньше на Курилах). До моего приезда в Анголу, рассказывали, договорились наши ребята с рыбаками, тайком вышли с ними в море, поработали денек палубными матросами, за что получили рыбой. Часть съели, часть закоптили и угостили начальство в миссии. Потом бедных моряков долго укоряли: вон летчики рыбу едят и других угощают, а вы на рыбе сидите и без рыбы!
Холостякам то разрешали питаться самостоятельно, то запрещали, чтобы не экономили на желудке и не паразитировали на кубинцах. Все холостяки питались в Луанде в столовой в миссии. Вот нашел в гостевой книге сайта СВА отзыв о столовой: «Следует сказать, что в военной миссии была и своя столовая, в которой готовили неплохо, но однообразно, без кулинарных изысков, да и цены там кусались». Видно, к моменту пребывания в Анголе автора этих строк дела в столовой наладились, если там стали неплохо готовить. Чем же мне она запомнилась. Повара – ангольцы под руководством нашего прапорщика. Первое (сопа) – розоватая вода, в которой плавают какие-то зеленые листья типа ревеня. Всё. Второе – рис, который у кубинцев (и при самостоятельной варке) рассыпчат и вкусен, представляет собой слипшуюся массу, к которой подложен безвкусный, похожий на обмылок хозяйственного мыла, кусок мяса. Третье – теплый противный компот. Приедешь, посмотришь, выпьешь у стойки стакан пива – и назад. Это когда всех заставляли питаться в столовой миссии, но дома кой-какие продукты были, а иначе деваться некуда, ешь, что дают. Хорошо, если есть совиспановский кетчуп, тогда можно было придать еде вкус.
Но сначала стояли на довольствии в ПМТО. Готовили матросы. Обеденные столы стояли под навесом бывшей португальской казармы на базе ВВС. На обед выключались кондиционеры, иначе от их жары невтерпеж было. От этих кондиционеров стекала сконденсировавшаяся вода, которая поливала растущий вдоль ряда столов перец-огонек. В первый же по приезде обед все новички приправили борщ этим перцем. Я-то его с детства знал, только помакнул и все, а другие раздавили стручки в тарелках, кого не успел остановить. Во рту огонь, есть нельзя, а добавки не дают: продукты в обрез.
Матросы, видимо, не опытные повара были. Как-то наш старший полковник Гришин ворчал, что они сварили добытых где-то кур, а бульон собирались вылить и вылили бы, если бы Гришин не надоумил из бульона суп сделать.
Из тех не сытых времен до сих пор помню, как сэкономил и заначал в обед кусочек хлеба, потому что тогда мог и сейчас ем рис без хлеба. Сунул в карман рубахи и уехал на позицию. Все время до вечера невольно возвращался к мысли о том, что на ужин съем лишний кусок хлеба. Каково же было огорчение, когда обнаружил, что мышь забралась по шкафу, прогрызла дыру в рубахе и поела хлеб. Хорошо еще, что прогрызла карман изнутри и рубаху после штопки можно было носить.
Из фруктов самая вкусная вещь в Анголе – ананасы, созревшие на корню. Даже кубинцы говорили, что тут они вкуснее, чем на Кубе. Вкусные-то вкусные, но очень нежные. Чуть помялся бочок – и начинают портиться. Поэтому их и срывают и продают сейчас в любой овощной лавке зелеными. На базе мы ананасы в холодильный шкаф складывали. Достанешь, бывало, холодненький да и умнешь с большим удовольствием. Наш военный атташе был большой любитель ананасов. Как привезем на вертолете, он приезжал в гости. Мог за раз штук 5 съесть.
Однажды передали с самолетом из Вилла-Лузу (Луэна по-новому) подарок Главному военному советнику: 5 мешков апельсинов и мандаринов. Гришин позвонил Главному и говорит, что вот вам товарищи передали тут. Что, спрашивает Главный, поди апельсины и мандарины? Да, отвечает Гришин. Ну их к черту! Нам все и досталось (с огромным опозданием говорю спасибо тем, кто эти мешки собирал и посылал в Луанду). Мандарины с коркой позеленее хороши были, уж мы их поели всласть, а желтые – пресные, так себе. Апельсины – вообще кислятина. Выдавливали сок и сахару добавляли. Один раз выдавил в стаканчик из пенополистирола, взятый в авиакомпании TAP (Transportes Aereos Portugueses, так, кажется), так он растворяться начал.
Манго прямо на базе росли, возле нашей казармы, но им дозреть не давали толком. Чем это дерево меня удивляло. Цветут кистью, почти как каштан, и плоды гроздью висят. И, что самое удивительное, некоторые кисти не на ветках росли, а торчали прямо из ствола дерева.
А с Кубы мне знакомый кубинец привез один просто гигантский плод манго, в Анголе таких не было.
Рыбалка. Лучше всего рыба ловилась на мясо двустворчатых моллюсков, которых можно было купить на набережной у мальчишек или съездить в сторону музея рабства, там, не доезжая, было замечательное место, песчаное дно покрыто редкой травой и было много этих моллюсков. С пирса в заливе ловили на закидушку, за неимением грузил использовали патрон, привязанный за проточку на гильзе. Сначала рыбачили на пляже на косе, но потом полиция стала гонять рыбаков.
Поймал – у пацанов тут же спрашиваешь: “Pode ce comer?” (Есть можно?). Если "Si" или "Si, muito savoroso" (очень вкусно), то в сетку. Нет – обратно в воду. Поймал как-то красивую фиолетовую рыбину с ярким желтым пятном у хвоста. Пацаны сказали, что можно есть. Не поверил, но зажарил и съел, никому не дал для безопасности. Ничего, не отравился, а потом в Москве в Арбатском гастрономе ее увидел. А еще как-то иду по этому же гастроному, уже в форме, с капитанскими погонами. Навстречу грузчик тащит телегу. Останавливается и на весь магазин: «Нет, вы посмотрите, везу капитана, а мне навстречу капитан!». Глянул, а на телеге – капитан ангольский (это рыба такая с позвоночником почти как у коровы).
Однажды нырял в заливе, набрал на дне моллюсков типа рапанов ради раковин, а мальчишки увидели и давай восторгаться: очень вкусно! Хозяев раковин я вываривал и выбрасывал, есть не решился.
Пойманную рыбу жарили, вялили. Однажды угостили кубинцев вяленой рыбой к пиву. На следующий день капитан по имени Хосе-Мигель, фамилию забыл, приходит, спрашивает, как готовить ту рыбу, что вчера ели. Рассказали. Что, удивляется, и это все, так просто?
Из экзотики можно пожалуй отметить отбивные из зебры и каракатицу. Про каракатицу здесь написано, а зебрятину наши ребята, Гена Арсентьев и еще кто-то, с юга привезли. Кому как, а мне, выросшему в Казахстане, есть лошадь, хоть и по фамилии зебра, – ничего особенного. Делать отбивные из говядинки, мариновать их с луком и чесноком, Самвел научил, по тому же рецепту и зебрятину готовили.
Нам уже улетать назавтра из Анголы, нажарили отбивных из зебры и взяли с собой, памятуя полеты в отпуск. Это когда летит почти пустой Ил-62 и все пассажиры – советские граждане. Стюардессы завалились спать и спали, пока чья-то девочка не пошла и не спросила, дадут ли нам хоть чего-нибудь поесть. А ко мне подсел представитель торгпредства и угостил настоящим хересом. Желудок и так побаливал, а тут вынужденная голодовка, да еще херес…
Так вот, нажарили мы напоследок зебрятины, летим в самолете, разносят сэндвичи с чаем-кофе. Просим у стюардессы принести ножи. Чего? (поди пойми, чего этим пассажирам надо, тут чай разливаем, а они ножи просят). Ножи – повторяем – ножи. Подумала, но промолчала и принесла нам ножи. Разливает чай соседям и глазом косит, что они с этими ножами делать будут. Достали мы мясо, разложили, пузырек достали. Засмеялась стюардесса и дальше пошла чаёк разливать.
А Женя-Стрелок хвастал, что у южнородезийских партизан в Замбии ел слона и жалел, что опоздал и не попробовал бегемота.
Когда в Луанде после продолжительной засухи прошли дожди и буйно поперла трава, на ней появились большие гусеницы, которых ангольцы семьями, женщины и ребятишки, собирали на еду в пакеты, но мы такую экзотику не собирали и не ели.