Ангольский винегрет. Записки инструктора РТВ в Анголе.Ч.5.
Как я отмечал 23 февраля 1978 года или еще один эпизод нашей деятельности в Анголе
Прилетели числа двадцатого с группой кубинских офицеров, в том числе штурманом по имени Андрес, в Менонге. Бросили вещи в ангаре, ждем прибытия каравана, в составе которого идет РЛС П-12. Караван задержался, есть практически нечего, но кубинские солдаты не скучают, безо всякой команды наводят порядок в ангаре, где все разместились на постой. Вымели мусор, собрали пустые бутылки, закопали их в землю донышками кверху, изобразив контур острова Куба. Никто не ноет.
По радио приняли сообщение о том, что караван попал в засаду. Из импровизированного КП выбегает командир, подполковник Лачиондо, сообщает всем об этом и объявляет, что Ми-8 вылетает на поддержку, нужны добровольцы. Кубинские солдаты дружно выбежали к вертолету. Отобрали несколько человек, вертолет улетел.
На аэродроме вообще и в ангаре в частности нет света. Холодновато, ночью часовые выставляются в наших солдатских ватниках. Спать тоже не жарко. В изголовье ставятся две палки, на них набрасывается москитеро – противокомарная сетка из марли, другая сторона заправляется в ногах под матрац, лежащий на полу. Марля относительно плотная, в жару под ней тяжело, а тут надышишь – спать теплее.
Ремарка. Холодно было, точно помню эти ватники и даже ватные штаны, но ведь февраль – лето. Может быть, это было там же, но когда второй раз «работал» в Менонге?
Ладно, идем дальше. Кубинский электрик все никак не найдет причину отсутствия света, что-то говорили про диверсию. Пришел караван, с РЛС приехали операторы, подшучивают над Оральо, который выпустил в лес весь рожок во время нападения на караван, спрашивают, в кого это он стрелял. Развернули станцию, завел агрегат, проверил станцию, погонял, чтобы аккумуляторы, простоявшие в Уамбо, зарядились и не подвели в ответственный момент. Побрился наконец-то.
Кубинцы на позиции выложили из мешков с землей стрелковые ячейки для наземной обороны, окопы выкопали.
На фото Андрес (в белой майке) начинает рыть окоп, стремясь успеть до надвигающейся грозы. Он только с появлением локаторов в Анголе снова стал штурманом, а до нашего приезда в пехоте служил, всякого повидал и понюхал, знал, что в обороне главное – не только кухня.
Как-то вечером отхожу от станции по нужде, Андрес мне: куда пошел? Надо, говорю. Туда, к кустам (их на фото видно), не ходи, могут быть мины. Иди туда, да автомат возьми. Сижу с автоматом, смотрю на звезды, смех разбирает. Возвращаюсь и вижу, что Андрес сидит за бруствером и свой АК на лес направил. Задело слегка самолюбие. Слушай, говорю, я тоже военный, тоже офицер и мы с тобой в одном звании.
Что ты со мной как с дитём обращаешься? А он мне почти жалобным голосом: Александр, я тебя прошу, будь осторожен, не лезь куда попало. Командир сказал, если что с тобой случится, он мне голову оторвет. Если есть такая материальная вещь, как окопное братство, то Андрес – мой окопный брат.
А еще Андрес попросил поменьше по-русски говорить, особенно в присутствии «местных».
Так вот, света все нет. Предложил электрику запитаться по временной схеме от агрегата РЛС, в комплекте которой их два и частоту дают 50 Гц. Объяснил, что у нас линейное напряжение 220В, нужно отключить входные цепи, одну фазу посадить на корпус, две других – на те фазы проводки, что питают самое важное. Тот не соглашался (или плохо объяснял), пока не объяснил ему уже через штурмана, что у генератора изолированная нейтраль, все будет нормально. Подогнали агрегат к ангару, подключили, свет есть, все хорошо, но через день командир запретил использовать агрегат для бытовых нужд. Вечерами стало скучно, только видно, как вдоль полосы горят с копотью керосинки, обозначая БТРу, который развозил караул и прикрывал его своим бортом со стороны леса, то место, где надо сменять часового.
Авиация совершала эпизодические вылеты, то самостоятельно на штурмовку-бомбежку, то по вызову. По индикатору РЛС – куда-то на северо-восток, километров 70-100. Тогда и увидел Ан-26 в качестве бомбардировщика. С каждой стороны борта на пилонах подвешиваются по две бомбы.
Как-то начальник разведки по фамилии Вальенти показал мне карту разведданных с нанесенными базами УНИТА. Здесь у них аэродром, здесь склады, здесь лагерь, там даже свои пионеры есть. Спрашиваю его: если вы все знаете, то почему бы их не уничтожить? Он отвечает, что ангольцы просят об этом, но там женщины и дети, а мы с детьми не воюем. Я указал на одну базу, зачеркнутую красным карандашом, и спросил, что это значит. Он мне ответил: а ты помнишь, как вчера Ан-26 летали на бомбежку? Это они, их работа.
Про нестандартное использование Ан-26 надо добавить, что со слов кубинцев бомбы загружались и внутрь, побольше, чем четыре штуки. У Ан-26 в пол встроен транспортер для погрузки-выгрузки и десантирования техники в виде двух лент гусеничного типа. На этот транспортер укладывались бомбы и каким-то образом фиксировались. При подходе к цели в хвостовой части фюзеляжа открывалась рампа и убиралась под фюзеляж. Транспортер двигался и выбрасывал бомбы, из которых как-то выдергивалась предохранительная чека на тросике. Еще рассказывали, что в Ан-26 устанавливалась зенитная установка ЗУ-23 и стреляла «в зад».
23 февраля с утра кубинцы и ангольцы начали наступление. Нарвались на засаду, вызвали авиационную поддержку. Всё, что имели Ми-8 – это 4 кассеты с НУРCами и стрелки в окна на обе стороны. Для связи с землей на Ми-8 были радиостанции Р-109, которыми принимались с земли целеуказания. Кубинские летчики в нарушение всяких инструкций для большей точности пускали НУРСы с малой высоты и малых дистанций, превращаясь в живую мишень. Прилетали с пробоинами и потерями. То правому летчику ногу прошьет, насквозь снизу всю кабину прошла пуля, то солдату в шею. С начала гражданской войны унитовцы как огня боялись авиации, достаточно было иногда демонстрационного полета над саванной, чтобы попрятались или отступили, потом огрызаться стали. (Рассказывали случай года 76-го, когда из-за погоды авиация не могла поддержать переправу, оказалось достаточно полетать в облаках).
Кубинцы говорили, что на Кубе есть Ми-17, тот же Ми-8, но с бронированным днищем и крупнокалиберным пулеметом впереди, а тут Ми-8 – что бумажка, простреливается легко. Техник потом выносил шикарный набор всевозможных инструментов, накладывал на пробоины заплатки, пневматической дрелькой обсверливал вокруг и пневматическим же инструментом клепал.
Лопасти главного винта у Ми-8 внутри имеют сотовую конструкцию для прочности, с поддувом и контролем давления. При повреждении идет сигнализация. Если была пробита одна лопасть, менялся весь комплект. Потом из них кубинцы делали удобные скамейки. Один раз был пробит редуктор, прилетали из Луанды менять наши гражданские спецы. Корячились под потолком в ангаре. После замены сказали мне, что ребятам крупно повезло: пару сантиметров бы ниже – выгнало бы масло и назад не вернулись бы.
Вернемся к наступлению 23-го. К обеду начали вывозить на аэродром раненых и груз 200. Нарвался на мину БТР старого типа, такой угловатый, похоже, на базе шасси ЗИЛ-157. Их киношники в фильмах про войну всегда снимали за немецкие. Мина была установлена по китайской технологии, говорили, их инструкторы научили унитовцев. Под мину закладывается фугас для усиления. Эффект страшный. А миноискателей нет, только проволочные щупы.
Привезли на носилках накрытое тело, что осталось от солдата этого БТР, и сгоревшие АК со вздувшимися рожками от взрывавшихся патронов. Все это стоит сбоку от ангара. Штурман Андрес говорит: пошли посмотрим. Отказываюсь, нездоровое это какое-то любопытство. Он начинает поддразнивать: а, боишься! Поплелся за ним. Только подошли, выскочил капитан, отвел Андреса в сторону и видно, что вздрючил. Как потом рассказал Андрес, главная его вина была в том, что если вдруг советский товарищ увидит труп и ему станет плохо, какой пример будет для их солдат!
Вечером говорю штурману: слушай, у нас сегодня праздник. Да, знаю, конечно, 60 лет Советской Армии. Продолжаю: у меня есть с собой бутылка коньяку (припас «Наполеон» от Совиспана), удобно ли будет, если мы отметим праздник, все-таки сегодня ваши погибли. Нормально, говорит, война есть война. Давай свой коньяк. Вечером собрались все кубинские офицеры, досталось понемногу, однако не это главное. В годах уже негр-капитан, с которым и в других местах быть приходилось, такую речь сказал! Всех, особенно советского товарища, поздравляю с праздником. Мы сегодня на этой войне за свободу ангольского народа счастливы, что среди нас находится советский товарищ, с которого мы берем пример (это они, тертые мужики, с меня, практически мальчишки, пример берут!). Ну, и дальше. Сегодня от таких слов прослезился бы, наверное.Вот так я отмечал 60-летие Советской Армии.
После подобных «командировок» возвращаешься в Луанду, а там у людей совершенно другие заботы, кажущиеся настолько ничтожными! «Ты почему уехал на «Волге»? Я не смог жену на базар свозить, как обещал!» Там война, люди гибнут, а тут тишь и гладь, жизнь веселая, как на другой планете. Наверное, такое же ощущали те, кто возвращался со всяких «горячих точек».
Приезжают к нам на базу саперы на УАЗике, разыскивают по городу свое имущество, не попало ли случайно к нам. Радостно рассказывают, что УАЗик их – миноискатель. Они с него оборудование сняли и ездят как на личном автомобиле. Вспомнил я того погибшего солдата в Менонге и захотелось мне их убить.
Все время спрашиваю себя – почему нет ни одной фотографии с тех военных событий, кроме единственной с рытьем окопов, почему ничего не снимал? И не могу вспомнить причину.
Чтобы не заканчивать на совсем уж негативе, маленький эпизод из тех событий. Забыл я в Луанде из своего походного набора кипятильничек. Кантимплору, подарок кубинцев, (фляжка, вставленная в котелок, подвешиваются в чехле на поясной ремень) взял, кофе растворимый и сахар взял, а воду вскипятить нечем. Попросил Андреса взять у солдат или офицеров, если есть, пару старых лезвий для безопаски. Удивляется: зачем? Давай, говорю, увидишь. Принес. Сделал из них кипятильник: промыл, прикрутил провода из ЗИПа станции, проложил сухими былинками, скрутил нитками. Лучше всего спички без головок использовать, но в табачное довольствие, которое выдавали и мне, входили кубинские спички, сделанные из пропитанной чем-то типа парафина бумаги. Горят хорошо, но сюда не годятся.
Налил в кантимплору воды, завел агрегат, вскипятил, попили кофе. Операторы тут же взяли самодельный кипятильник и убежали всем показывать, что придумал совьетико.
Почему я не участник боевых действий
Во-первых, был ли я в Анголе вообще?
На каждого офицера заведено два личных дела. Когда постановлением Кабинета Министров Украины от 8.02.94 г был утвержден перечень государств и периодов боевых действий на их территории, а до этого еще постановлением Совмина СССР, поинтересовался в отделе кадров, означает ли это получение статуса участника боевых действий. В одном личном деле не было ни слова, как будто эти два года меня не существовало. И только когда сказал, что звание капитана-то мне присвоено в десятке и показал красную печать в удостоверении личности, достали второе дело и нашли запись о том, что находился в распоряжении в/ч 44708.
И что самое постыдное. Перед отъездом из Анголы мне было предложено самому набросать рыбу характеристики. Написал как было: принимал участие, проводил, осуществлял, обеспечивал, разрабатывал и т.д. А в личном деле зашита характеристика на полстранички, из которой следовало, что едва ли не основное, чем я там занимался – участвовал в художественной самодеятельности! А меня только попытались посадить за барабан самодеятельного ВИА, когда уехал ударник, но через неделю отстранили: на медленных мелодиях в такт не попадал. Кадровик ужо похихикал надо мной.
Догадываюсь, кто ту характеристику написал вместо моей рыбы, сам он мне обещал, что, если не буду к нему с должным почтением относиться, то он уж характеристику на меня напишет!
Как мне подсказали, в Киеве в Министерстве обороны была создана комиссия по определению статуса «участник – не участник». Позвонил. Получи – сказали - справку о пребывании в Анголе в архиве в Подольске. Написали запрос: просим подтвердить ФАКТ ПРЕБЫВАНИЯ (выделено мной специально). Получили ответ: ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ ПОДТВЕРЖДЕНИЙ УЧАСТИЯ В БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЯХ НЕТ, НА ПОЛОЖЕННЫЕ ЛЬГОТЫ ПРАВ НЕ ИМЕЕТ. Позвонил в Киев. Приезжай, говорят, доказывай свое участие. В общем, плюнул я на это дело. Чем подтверждать? Рассказами о том, как старший группы устно отправлял: собирайся, завтра летишь с кубинцами?
Особенно достает, когда «знающие» товарищи начинают мне же доказывать, что я участник, на интернет кивать и укорять в бездействии.
Зато есть у меня одна награда. Felicitacion – документ типа благодарственного письма от начальника радиотехнических войск Кубы. Когда поработал в группе офицеров, прибывших с ним в Анголу, вместе полетали – поездили по ротам вновь созданного батальона, знавшие меня давно кубинцы порассказали ему, кто я такой и в каких делах «замешан» (они сами говорили, что расспрашивал). По возвращении в Луанду эту Felicitacion он и вручил, удивив моего начальника. Учитывая мое отношение к кубинцам, считаю это лучшей наградой.
А вот перевод, сделанный переводчиком бюро переводов научно-организационного отдела Харьковского военного университета (он учился на Кубе):
Луанда, 15 декабря 1978 г.
«Год XI фестиваля»
Капитану Александру Маляренко
С приветом. (Felicitacion)
С уважением передаем Вам нашу признательность и удовлетворение за самоотверженный вклад в дело организации защиты и обороны южного района территории Анголы с чувством интернационального долга, присущим Советским Вооруженным Силам и Советскому народу, который требовал от Вас постоянно находиться на боевых позициях радиотехнических войск в этом районе. Примите наш горячий привет от имени Вице-министра ПВО Кубы и от меня лично.
С революционным приветом
Родина или смерть
Мы победим
Заместитель командующего ПВО
по радиотехническим войскам
полковник
Фернандо Томассевич Марино
Из сайта СВА узнал, что Томассевич потом стал генералом.
Что я вынес из Анголы
Во-первых, опыт. Не каждому достается поучаствовать в строительстве Вооруженных Сил с нуля. Да и понюхать реальную боевую обстановку, хотя бы в ограниченном виде, военному человеку всегда полезно. К сожалению, этот опыт потом практически не пригодился, ни мне, ни кому-то еще.
Подумав и перечитав не раз, дописываю: нет, нельзя так уж категорично. После Анголы благодаря тому опыту я уже другой человек был.
Во-вторых, некоторые жизненные мудрости:
Никакое знание не бывает лишним. Комментарии, думаю, не нужны.
Чтобы узнать, чего стоит военный – сними с него форму. Есть авторитет власти, а есть власть авторитета. Если знал человек свое дело, он каким был, таким авторитетным и останется. А если брал раньше горлом и погонами, довольно жалко выглядит, хотя и пытается еще гонор проявлять, а то и требовать от младших того, в чем для себя можно и поблажку сделать. Как-то в Луанде сказал Самвелу, что, мягко говоря, не люблю я их, таких, за что он пару раз меня укорил. Став, однако, сам полковником, отношения к таким не изменил и любви к ним не добавилось.
Хочешь, чтобы дело было сделано – поручи капитану. Ну, плюс-минус одно звание. Молодежь еще ничего не знает и не умеет или по-глупому рисковы, а «старики» мудры, но слишком осторожны. Став полковником, свое мнение не изменил. Сегодня не уверен, что это верно.
Не жди помощи – выкручивайся, как можешь. Но комментс, как говорится.
И, наконец, о роли Анголы в судьбе. Не вдаваясь в детали и зигзаги военной судьбы, могу сказать, что не поехал бы в Анголу – так и захирел бы скорее всего где-то и никогда до полковника с ученой степенью и званием не дослужился бы. Говорят, бог не управляет судьбой человека. Он лишь дает шанс, а там - как сможет человек этим шансом воспользоваться.
