Защита камеры от влаги
После того, как мы случайно попали стаканчиком с водой прямо в камеру (https://youtube.com/shorts/U-Z8kRBQDsg), оператор решил всегда облачаться в защитный "костюм".
20.02.2024
После того, как мы случайно попали стаканчиком с водой прямо в камеру (https://youtube.com/shorts/U-Z8kRBQDsg), оператор решил всегда облачаться в защитный "костюм".
20.02.2024
(Шесть лет назад работал литературным редактором на жёлтом новостном портале "Дни.Ру". Тогда же по свежим следам написал эту историю своего увольнения)
Итак, я снова безработен. Синекура накрылась на рубеже восьмого и девятого месяцев внезапно и грязно.
Ничто не предвещало…
В один прекрасный…
В уездном городе…
В общем, вызывает меня главный редактор. Так и так, Silentiumaurum, наша родная редакция испытывает временные трудности, а потому мы, с болью в сердце, вынуждены запустить программу ̶р̶е̶н̶о̶в̶а̶ц̶и̶и̶ оптимизации. В этой связи нам предстоит расстаться с некоторыми нашими сотрудниками. К несчастью, ты, Silentiumaurum, один из них. Нам очень-очень жаль. Но мы даём тебе ещё целых две недели на доработку плюс компенсация за неотгуленный отпуск. Позови, пожалуйста, следующего.
Возвращаюсь на рабочее место. Ощущения как по учебнику - стадия отрицания в самом разгаре. Делюсь с близсидящими коллегами. Слышу: а разве не два месяца? Запускаю мозг. Залезаю в интернет. Ну так и есть! Об увольнении по сокращению работник уведомляется за два месяца. Кроме того, по окончании этого срока ему выплачивается выходное пособие в размере месячного оклада. А затем, если безработный встал на учёт и в течение месяца не нашёл новое место, по справке из центра занятости бывший работодатель обязан выплатить ему ещё один среднемесячный оклад. Не говоря уже о компенсациях за отпуск, недополученных премиях и тринадцатой зарплате. Одним словом, это какая-то чудовищная ошибка, товарищ главный редактор.
На следующий день начальница подсовывает бланк заявления по собственному желанию:
- А как же по сокращению штатов?
- Какое ещё сокращение?
- Ну у меня, собственно, желания как бы и нет.
- Ты что? У нас так не принято. Мы по сокращению никого не увольняем. У нас такие правила.
- Я подписывать не буду.
- Ну тогда идём к юристу.
Юрист у нас опытная, говорят. Суды со звёздами выигрывала, говорят. Рассматривает она меня иронично-презрительно, улыбается таинственно. Молчит, глядит - будто каблуком давит. Я тоже ей в глаза. Потом надоело – стал кабинет разглядывать. Скучный кабинет. Возвращаюсь к ней, она всё пялится, будто никак в толк взять не может, ну зачем мне такому молодому и красивому из-за пустяка мученической смертью погибать вздумалось.
- А вы знаете, ведь уволить вас по статье в два счёта можно?
- Не знаю. Я в трудовой инспекции уточню.
- Идите работайте. [«- Дама ваша убита, - сказал ласково Чекалинский».]
Через час зам генерального вызывает на разговор. Оказывается, я всё не так понял. Никакого сокращения штатов в редакции нет и не предвидится. Просто у нас есть наши инвесторы. И разумеется, существуют обязательства перед нашими инвесторами. Время от времени наши инвесторы требуют отчётов. Так что к каждому из увольняемых есть свои конкретные претензии. У меня вот, к примеру, нет профильного диплома.
А надобно тебе знать, досточтимый читатель…
Короче, за десять лет трудового стажа в качестве литературного работника никому так и не приспичило затребовать подтверждающий мою профессиональную компетенцию документ. И только здесь, при оформлении, всё тот же юрист нежданно скривилась от моего непрофильного диплома технического вуза. Я пообещал принести справку из института, а через полгода и сам диплом, однако обязательством своим, каюсь, манкировал.
Так что должность моя из штатного расписания вовсе не убирается, как я мог подумать, а просто не может же человек без соответствующего высшего образования править запятые. И то обстоятельство, что нужный диплом я уже месяц как получил и могу предоставить хоть завтра, роли не играет. Мы бы и рады, но уже ничего нельзя сделать. Наши инвесторы. Обстоятельства сильнее нас, так что я, как разумный и порядочный человек, должен войти в положение редакции. И тогда уж, так и быть, компания готова пойти навстречу и выплатить выходное пособие в виде одного лишнего оклада. Мы не хотим конфликтов и всегда расстаёмся с работниками по-хорошему.
Да и мой козлик, говорю, войны не хочет. Так что либо увольняйте как положено – по сокращению, то есть дайте доработать два месяца и потом уж вручайте ту самую обещанную компенсацию, либо кончаем дело по соглашению сторон и тогда два оклада отступных мне и расстаёмся друзьями. [Фигура речи. В канаве лошадь доедают друзья ваши.]
Мне дают понять, что мои требования столь же невыполнимы, сколь и нелепы, и на пару часов оставляют в покое. А там снова к юристу дёргают.
Да, меня можно и нужно уволить за непредоставленный вовремя диплом. Да, я кругом виноват, что вы приняли в штат человека без профильного образования и восемь месяцев не предъявляли претензий к его работе. Да, вы просто обязаны дать мне разгромную характеристику, когда мой будущий работодатель будет спрашивать ваше поганое мнение. Да, я понимаю, что никакого сокращения у вас не было и нет, а на моё место через две недели заступит новый человек. Да, я единственный за всё время сотрудник, уходящий со скандалом. Да, мне очень стыдно, что больше никто здесь не отстаивал свои права. Да…
А вот тут я на секунду напрягся всерьёз. Потому что наш опытный юрист вдруг достала из своих грязных недр самый блядский, самый ментовской, самый чекистский приём давления. Хорошо, мы не будем вас увольнять. Но имейте в виду, мы не в состоянии платить вам прежний оклад. Работы стало меньше и трёх корректоров мы можем себе позволить лишь при условии урезания зарплаты всем троим. (Твою ж мать! Ты девяносто секунд назад отрицала факт сокращения штатного расписания!) Оставайтесь, но ваши друзья пострадают из-за вас. Вы хотите этого?
Я лихорадочно пытаюсь вообразить реакцию девочек. Если и впрямь угроза реальна? Что они скажут? Как посмотрят? А вдруг примкнут к врагу и сами примутся капать на мозги? Что мне тогда делать? Такое давление я уже вряд ли выдержу. А толку, если и не примкнут? Всё равно. Потому что раз уж решился пойти на принцип, всё-таки рисковать нужно только личным благополучием. А делать их разменной монетой своей гордости… Ну соглашаться что ли на капитуляцию? Нет! Не такие они! Не предадут мои девочки. Этот гулаговский принцип круговой поруки не работает с такими людьми. И уступать нельзя. Просто нельзя и всё. Если что, вместе бороться будем.
Да чёрт с вами – урезайте! Урезайте, вы ведь не боитесь просрать разом весь литературно-редакторский отдел. Вы же молитесь на число кликов и плевать вам на качество текстов, а потому так и так всё просрёте.
Ну ладно, смягчается тётя внезапно, вот вам моё деловое предложение. Сколько дней отпуска у вас осталось? Шестнадцать? Вот и отлично. Такая схема: выходите в отпуск на две недели, а когда возвращаетесь, мы вам, вместе с окончательным расчётом, выплачиваем деньги ещё за полтора месяца. И это, предупреждаю, моё последнее слово - других не будет.
Моё слово вы слышали, говорю. Два оклада и точка. Ну и отпускные, само собой. Я и так на большие уступки вам иду ввиду моей природной доброты и тяге к мирной жизни. По сокращению мне куда больше причитается.
Она взбесилась, пообещала, что я ничего не получу, и изгнала меня из кабинета. Девочки, как и следовало ожидать, не напугались. Я ещё с другими увольняемыми переговорил. Всего трое нас. Но один на испытательном сроке – там всё понятно, а вот вторая - в том же положении, что и я. Она из дома работает, и в тот же день ей письмо прислали, в котором вся схема подробно расписана: с целью оптимизации расходов фирмы от руководства пришла разнарядка на сокращение трёх человек – одного из новостников (тот, что на испытательном), одного сотрудника из отдела шоу-бизнеса (эта девушка) и одного из корректоров (ваш слуга). А через пару часов совсем по-другому петь начали. Вас, мол, увольняют из-за конфликта с непосредственным начальником, так что только по собственному, чтоб трудовую не портить. Ну или оставайтесь, но на каких-то кабальных условиях. Ладно, думаю, пободаемся.
Но на следующий день только я в офис, только поработать и повоевать настроился, как мне на стол кладут текст соглашения с двумя отступными окладами, правда, и увольнение тем же числом. Ну я ещё покочевряжился немного. Заставил юриста переделать документ, чтобы все суммы были чётко прописаны. На всякий случай. Она ещё поупиралась зачем-то. То ли и впрямь подвох какой был, то ли просто привычка ко лжи сказалась:
- Мы не можем прописывать суммы в таких документах.
- Хорошо, я проконсультируюсь со сторонним юристом. Если всё в порядке, завтра подпишем.
- Мы должны оформить сегодня, там дата сегодняшняя.
- Ну так перепечатаете дату.
- Мы не можем так сделать.
- Не мои проблемы.
Всё смогли. Всё сделали.
Я к чему столько букв. Вопреки телевизору, кризис в разгаре, а потому поиметь любого из нас и прежде стояла очередь, а теперь и подавно. В отделе кадров и в паспортном столе, у директора школы и у завотделением поликлиники, в районной мусарне и в СК РФ, в кабинете заведующего детским садом и на собрании дачно-строительного кооператива – вас везде будут ломать. Существа без чести и совести, а впрочем, всегда чьи-то [наши] родные, приятели или партнёры по пейнтболу, в погонах или халатах, в галстуках или лосинах и всегда со знанием законов и схем. Они станут запугивать, угрожать, давить на жалость и совесть, шантажировать благополучием близких или оглаской вашей гомосексуальности, и лгать, лгать, лгать, без конца лгать – и в большом, и в малом.
Ответ в таких случаях должен быть только один: НЕТ. Пусть на вашем вооружении стоит максима: ИЗРАИЛЬ НЕ ВЕДЁТ ПЕРЕГОВОРОВ С ТЕРРОРИСТАМИ. [Фигура речи. Ведёт, конечно.] И никогда не идите на уступки после того, как объявили свои требования. Руководствуйтесь ещё одной максимой: ПОЛНАЯ И БЕЗОГОВОРОЧНАЯ КАПИТУЛЯЦИЯ НАЦИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ. Потому что перед вами враг. И если уж нельзя уничтожить этого врага, значит необходимо заставить его сдаться.
Это нелегко. Сказать «нет» порой неимоверно трудно. Чтобы придать себе сил, всегда держите в голове три обстоятельства:
1) Все угрозы и шантаж, скорее всего, чистой воды блеф. Они сами боятся и хотят взять вас на голый понт, пользуясь вашим незнанием. Если же они и впрямь собираются идти до конца, то
2) нужно быть морально готовым к наихудшему сценарию, к тому, что враг действительно выполнит все угрозы. Здесь очень важно спокойно проанализировать все последствия и принять для себя необходимость пойти на риск, возможно, принеся в жертву долю своего благополучия, потому что
3) на самом деле, существуют четыре вещи, которыми можно любоваться бесконечно долго: как горит огонь, как течёт вода, как другой работает и как тот, кто пытается вас прогнуть, медленно, но верно прогибается сам.
– Не бойтесь, он только послушает!
Толя невольно вжался в серую дверцу УАЗика, когда ему в живот ткнулась уродливая башка. Она была красной и плешивой, как и остальное тело. Оба глаза напрочь заплыли под жуткими шрамами. Конопатая девчонка потянула на себя верёвку, накинутую на шею зверя.
– Пёс болеет, что ли? – нервно спросил парень, уворачиваясь от прикосновений.
– Сам ты... – почему-то обиделась хозяйка, с трудом оттащив питомца.
Вместе они пошагали прочь в сторону деревни.
– А чё я-то? – буркнул Толя, брезгливо отряхивая спецовку.
Собак он ненавидел с детства. Когда-то приёмные родители снимали жильё в многоквартирном бараке. Общий двор охраняла большая дворняга, ласковая ко всем, кроме приёмыша-первоклассника. Мальчишка быстро прикинул длину цепи и обходил зверюгу на безопасном расстоянии под оглушительный лай. Однажды хозяин натянул проволоку, чтобы собака таскала по ней цепь и бегала по всему двору. Вернувшийся из школы Толик об этом не знал. Это был единственный раз, когда он намочил штаны в сознательном возрасте, и единственный раз, когда отец поругался с соседями. Со всеми, кроме Палыча, который с детства поддерживал мальчишку. Псину загнали в наспех сколоченный вольер, а соседский Лёшка начал дразнить «ссыклом». Теперь, спустя полтора десятка лет, Толик работал с Палычем в одной бригаде. Звеня «когтями», пожилой монтёр слез со столба и грубо объяснил, что сматывать обрезанные провода не собирается.
– Зря ты его псом назвал, – заявил старший, когда УАЗик снова затрясся по разбитой грунтовке.
– А он кто? – удивился молодой напарник.
«Афроамериканец», – вертелась в голове известная киношная сцена. Но Палыч просто пожал плечами:
– Чёрт его знает. Кому как.
– Чего не добьют животину? Явно же мучается. То ли чумка, то ли ожоги...
– Всегда так. Одни мучаются, другие живут припеваючи. Тебе-то какое дело?
– А почему «послушает»? – вдруг осенило парня.
Вспомнилось, как он смеялся над знакомой продавщицей парфюмерии. В их среде все ароматы исключительно «слушали», тогда как все остальные, по старинке, «нюхали». Но едва ли за перелеском среди деревянных домиков скрывался какой-нибудь «Л’Этуаль».
– А чего тебя нюхать? – ухмыльнулся Палыч. – Сразу видно, что засранец.
Электрик сипло засмеялся, и, вторя ему, запыхтел и задёргался УАЗик, но быстро заглох и остановился. Пока старший ковырялся в движке, его коллега отошёл по нужде, осматривая окрестности. Грунтовку с обеих сторон теснил по-осеннему красочный лес, до райцентра – полсотни километров. Из россыпи деревенек и хуторов здесь осталась одна Щуровка, которую они с Палычем сегодня окончательно обесточили. Когда парень вернулся к машине, старик злобно плевался, размазывая по лицу чёрные полосы.
– Что сломалось-то? – поинтересовался Толя.
– А ты что, шаришь?
– Да не особо.
– Ну и не лезь!
Палыч сел за руль, пытаясь безуспешно завести рабочую колымагу. Он покосился на стремительно темнеющее вечернее небо.
– Говорил тебе, надо с утра ехать!
Толя, которому на самом деле никто ничего не говорил, иронично хмыкнул и вытащил из кармана старый кнопочный телефон. Конечно, ни одна из сетей тут не работала.
– До Щуровки дотолкаем? – спросил он.
– Пупок развяжется, – мрачно буркнул Палыч, вытирая лицо тряпкой.
– Может, схожу в деревню, сеть поймаю?
– Приключений на задницу ты поймаешь! Тут ночуем, а утром до трассы дойдёшь, нашим позвонишь.
– Мороз ночью обещали...
Палыч открыл заднюю дверцу и забрал из микроавтобуса небольшую спортивную сумку.
– Пошли, тут недалеко.
***
Маленькая железная печка уютно потрескивала, в теплеющем воздухе приятно пахло дымком. Грубый стол, две широкие лавки по бокам, ничего лишнего. Сколько же раз старик бывал в здешних местах, если знал про этот охотничий домик? Палыч достал из сумки разные закуски, пару кружек и пачку дешёвого чая, выдал напарнику помятый чайник из-под стола:
– По тропинке иди, там речушка будет.
Шурша разноцветной листвой в полумраке, Толя порадовался, что всегда брал на работу налобный фонарик. Тропинка уводила в самую чащу, потом резко свернула и закончилась невысоким обрывом зарастающей речки. Осматриваясь в поисках удобного спуска, парень заметил вдалеке, вверх по течению, одинокий мерцающий огонёк. Как они там теперь без электричества? Керосиновые лампы, как в старину? Подёрнутая ряской вода встретила свет фонарика весёлыми бликами. Пришлось долго и осторожно разгребать растительность, чтобы не взмутить. Наконец, зачерпнув где почище, Толя накрыл чайник крышкой и поставил рядом, а сам принялся полоскать руки и умываться, с удовольствием морщась от студёной влаги. Он что-то уловил боковым зрением и повернул голову. Течение несло в его сторону тёмный мохнатый ком. Выдра, что ли? Когда нечто зацепилось за камыши совсем рядом, свет фонарика позволил как следует рассмотреть.
Тушку развернуло брюхом кверху, и брюхо это оказалось вспоротым по всей длине. Кишки и прочие внутренности расстелились по воде жутковатой абстракцией. Крови почему-то не было. Когда человек попятился и уселся на илистый берег, громко ругаясь, зверь вдруг зашевелился и повернул голову. Затем шустро заперебирал лапами, развернулся и поплыл, вылез на противоположный берег и скрылся в кустах, волоча по земле промытые потроха. Толя отдышался, сглатывая тошноту, и выплеснул чайник в реку. Идти за водой в деревню было далеко, да и не оттуда ли плыла необъяснимо живучая тварь?
– За смертью тебя посылать! – проворчал Палыч, когда замёрзший и злой напарник ввалился в избушку. – Речку, что ль, не нашёл?
– Дохлятина плавает, на хрен такую воду...
Парень решил не вдаваться в подробности – всё равно не поверят или обзовут наркоманом. Старик задумчиво почесал лысину.
– Ладно, в машине полторашка валялась. Может, не протухла ещё. Сам схожу.
Палыч застегнул спецовку, зачем-то прихватил свою сумку и вышел в ночь. Толя, которого всё ещё мутило, завалился на лавку, даже не взглянув на еду. Тепло и усталость сделали своё дело – быстро навалился тяжёлый сон.
Пробуждение было резким и неприятным, как от пощёчины. Парень сел в полной темноте, не понимая, где находится. Пахло сыростью, пылью и копотью, слух же не улавливал вообще ничего. «Печка молчит!» – сообразил Толя и сразу почувствовал, что продрог. Он щёлкнул фонариком, который до сих пор ремешком перетягивал голову. В холодном свете маленькое помещение с двумя лежанками, столиком и окном казалось вырванным из пространства и времени куском поезда. Судя по тишине и кромешной темени за окном, остановка была конечная.
Телефон ожидаемо вырубился, перегруженный постоянным поиском сети. Сколько времени он проспал, и как долго отсутствует Палыч? Фонарик высветил скудные остатки ужина на столе. Вот это аппетит у старого! А может, у него в Щуровке баба, и он ей гостинцев понёс? Значит, места ему точно знакомы...
– Вот козёл! – констатировал Толя, разрушив тишину и вздрогнув от собственного голоса.
Под лавками не было ничего, кроме пыли и паутины. Придётся идти за дровами в лес. Потирая замёрзшие руки, парень поднялся с лежанки. Слух резануло громким скрежетом – словно сухой веткой по шиферной крыше. От неожиданности Толя уселся обратно, сердце испуганно заколотилось. Он прислушался, ожидая порыва ветра или раскатов грома. Ничто не нарушало абсолютной тишины, кроме его громкого дыхания. Пока оглушительный скрип не ударил с другой стороны. Разум схватился за единственную соломинку:
– Палыч! Хорош пугать, козлина!
А ведь и правда. Так могла бы шкрябать не только сухая ветка, но и... Рога?
Подтверждая безумную догадку, новый скрежет спустился с крыши и прозвучал под самым окном. Сорвав с головы фонарик, Толя вытянул дрожащую руку к тёмному стеклу, пытаясь разглядеть что-нибудь издалека. Луч беспомощно шарил по жухлой листве, чёрным кустам и корявым веткам снаружи. Никого...
Новые звуки раздались со стороны двери. Тяжёлые сбивчивые шаги. У кого-то явно заплетались ноги. Или просто ног было больше одной пары? Фонарик повис ремешками на рукаве, бестолково сверкая под ноги. Интересно, если там медведь, получится ли отвлечь его остатками колбасы? А как же рога? Или это были когти?
Шаги стихли. Ни сопения, ни рыка, вообще ничего. Прислушивается? В прыгающем свете Толя разглядел на двери ржавый крючок и почувствовал слабое облегчение. Он звякнул проволокой, накинув её на гвоздь, и снаружи сразу отреагировали. Шаги удалились на некоторое расстояние, затем резко, по-лошадиному, забарабанили в сторону домика.
БАХ!!!
Это точно был не медведь... Из двери полетели щепки, но дубовые доски держали удар. Хорошо, что дверь открывалась наружу.
БАХ!!!
Теперь уже по боковой стене. Домик ощутимо тряхнуло, на голову посыпалась труха. Запертый человек нервно заметался в тесной каморке. Можно забиться под лавку, тогда не придавит крышей. Но если неизвестная тварь прорвётся внутрь... Окно!!!
К счастью, крышка стола держалась хлипко. Деревянного щита хватило, чтобы полностью закрыть раму. Навалившись плечом, Толя прислушивался к передвижениям таранившего избушку существа и впервые в жизни пожалел, что не верит в бога.
БАХ!!!
Совсем рядом с окном. Послышался мелодичный звук – одно из стёкол треснуло и рассыпалось. Следующий удар будет прямо в остатки рамы, деревяшки разлетятся во все стороны вместе с кусками черепа... Парня вдруг захлестнула ярость. Какого чёрта этот бешеный бык, или кто там ещё, к нему прицепился! Какого хера он должен вот так тупо сдохнуть в этой жопе, толком ничего хорошего не увидев в грёбаной жизни!
– Сука!!! – заорал Толя, срывая голос. – Ушатаю, тварь!!!
Он саданул пинком по двери, «с мясом» вырывая крючок. Держа перед собой импровизированный щит и до боли стиснув зубы, пошёл обходить домик.
Небо начинало светлеть – утро было уже не за горами. В расступающемся полумраке виднелись смутные очертания крупного рогатого зверя. Фонарик до сих пор болтался на запястье. Перехватив деревяшку одной рукой, Толя направил свет.
Это было что-то вроде лося – в зоологии молодой электрик не разбирался. Да и кто-то другой едва ли сказал бы наверняка. Раздутые, отвратительно облезлые бока громоздились на узловатых ногах, гнущихся во множестве мест, не задуманных природой. Голова выглядела какой-то гротескной аппликацией. Словно несколько лосиных голов взорвали изнутри, а затем из получившихся кусков собрали бесформенный ком. Щёки, ноздри, пустые глазницы, десяток оскаленных челюстей, толстые дрожащие губы, несколько свешенных языков, единственное оттопыренное ухо... Месиво щетинилось во все стороны разнокалиберными гребнями рогов. Сохатый никак не реагировал на свет фонаря, но, когда человек остолбенел и выронил щит, ухо дёрнулось, и уродливая башка повернулась.
«Только послушает...»
Существо взрыло землю передним копытом и резко понеслось на истошно орущую цель. Как в дешёвых «ужастиках», кто-то в последний момент успел затащить парня за угол дома. Чудище пронеслось мимо и, ломая кусты, скрылось в лесу.
– Вернётся, – прошептал Толя.
– Не, – уверенно отрезал Палыч.
Откуда-то издалека послышался свист. Треск веток удалился в том направлении, пока не затих окончательно.
***
– Всё сказал? – улыбнулся старик после долгой эмоциональной речи в свой адрес.
В выражениях молодой коллега не стеснялся, поэтому теперь чувствовал себя немного неловко. Да, напарник его бросил, но он же его и спас. Палыч, кажется, совсем не обиделся, спокойно разлил кипяток из чайника и поцокал языком – крышку стола приладили довольно криво.
– Ну простите! – буркнул Толя.
Получилось удобно – будто разом извинился и за испорченную мебель, и за оскорбления. Однако гнев постепенно сменялся плотной, устойчивой обидой.
– В другой раз, Палыч, я в деревню пойду, а ты тут с мутантами мудохайся!
– Успеешь в деревню, – отмахнулся старший, прихлёбывая крепкий чай. – И нет тут никаких «мутантов».
– Слушай, чё ты меня за дурачка держишь? – снова вскипел парень. – Ты ж тут явно не впервой! Колись давай! Или я сюда с пацанами приеду, деревню твою на уши поставим. И поохотимся заодно. На крупную дичь...
Палыч поставил кружку на стол и обхватил руками, согревая грубые морщинистые ладони.
– Ты сам-то про это место ничего не помнишь?
– В смысле? – насторожился Толя.
– Ну, может, слышал чего, да и забыл?
– Не помню. Тут военный городок в лесах? Радиация, ракеты?
– Да какие, к чёрту, ракеты...
Старик задумчиво посмотрел в окно, разбитую часть которого затянули пакетом. Снаружи совсем рассвело. Трава, покрытая инеем, весело искрилась на солнце.
– Ладно, скажу, что знаю. Не вздумай ржать! Хотя всё равно. Знаешь, что такое тотемы?
– Палыч, ты меня гуманитарием обозвать хочешь? – усмехнулся Толя. – Божки деревянные, что ли?
– Люди всегда искали защиты. У бога, у чёрта, у духов разных. А самые древние – у всего, что вокруг. Какой-нибудь зверь считался покровителем целого рода, а то и племени.
– Вроде как медведь у нас, у русских?
– У вас, у русских... – почему-то усмехнулся Палыч. – Да, вроде того. Но это не просто символы были, а настоящие защитники. И кое-кто в них до сих пор верит. Ну а во что веришь, то и получишь. Я и правда из местных. К северу от Щуровки наш хутор был, давно там всё заросло. Я в детстве хворал часто. Сейчас бы сказали – иммунитет слабый, а тогда пригадывали всякое... Вот матери и втемяшилось в голову меня покрестить. Отец партийный, сперва бухтел, но потом согласился. Одна прабабка ворчала до последнего. Крестили по-тихому в райцентре. Не помогло, конечно. А баба Глаша всё своё – мол, нету от чужих защиты, к своим идти надо. Какие такие «свои»?.. А как я снова от воспаления лёгких чуть не помер, так она меня в Щуровку и потащила. Из её рассказов мало что помню. Вроде, есть тут место, где из земли эти «свои» выходят, цепляются за человека и хранят его до поры.
– Пещера какая-то? Или колодец?
– Этого я в детстве так и не узнал, – вздохнул Палыч. – Отец догнал, разорался, домой нас развернул. Побоялся дважды партбилетом рисковать. Потом уже я вырос, болеть перестал, уехал в райцентр, на электрика выучился. Но любопытно было всегда. Ездил, смотрел, спрашивал... В общем, таких мест по миру осталось очень мало. Да и людей, в это верящих, не многим больше. Кому очень надо – едут защиты искать. В девяностые братки зачастили – «работа» опасная, сам понимаешь... А сейчас почти никого.
Толя слушал старика с каким-то странным чувством. Вроде, явные сказки, но очень хотелось им верить. Разум искал хоть какого-то объяснения недавним событиям. На первое время сгодится и самое фантастическое.
– И куда такого «защитника» девать? В деревне-то ладно, а в городе? В гараж или на балкон?
– Они умеют подходящую форму выбрать, – серьёзно ответил Палыч. – Зверя, птицы, да хоть человека... Городской отсюда с котом за пазухой уйдёт, с собакой на поводке, с вороной какой-нибудь. А леснику на опушке и медведь сгодится.
– Или лось... – задумчиво пробормотал Толя. – А чего они страшные такие?
– Так они же не сразу. Как иначе, если всю жизнь на себя чужие беды принимать? И не факт, что принимают «как есть». Тот лось своего подопечного мог от пули в башке спасти. Или от инсульта. А может, от простой мигрени годами берёг. Поди знай... Это ты ещё «цветочки» видел...
Толя сглотнул. Интересно, выдру, полоскавшую в реке внутренности, можно считать «ягодками»?
– Самое поганое, – продолжал Палыч, – что страшнеют они не только снаружи. Изнутри тоже гниют, злобы набираются. Чем дальше, тем больше. Важно успеть их вовремя вернуть, пока беды не вышло. Тут есть, кому о них позаботиться.
– Выходит, Щуровка – тот ещё зоопарк?
– Скорее, пансионат для ветеранов труда.
– Как же они не разбегаются?
– Я-то откуда знаю? Говорю же, присматривает кто-то. Знает средство, наверное...
Чай закончился, солнечный луч из окошка подсвечивал пылинки, лениво висящие в воздухе. Они постепенно оседали на пол, вместе с ещё недавно бурлившими эмоциями.
– Палыч, а чем люди за такую защиту расплачиваются?
– Если б я знал...
***
Давно пора было ехать в город. Толя тряхнул головой, разгоняя навалившуюся дрёму. Только что он допивал чай и выслушивал сказки Палыча, а теперь за окном уже вечерело. И старик снова куда-то делся. В тусклом свете на столе белел сложенный клочок бумаги.
«Иди в Щуровку»
Каракули Палыча. К бабе опять свалил? Ну что ж, заодно можно убедиться, что никаких монстров там нет и официально назвать старика... Нервы полоснуло ледяным лезвием. Ну не глючило ведь! Вот и кривой стол, и разбитый глазок окна, и крючок на полу валяется... Надо бы успеть в деревню засветло.
УАЗика на дороге не оказалось, и Толя, злобно кутаясь в спецовку, ускорил шаг. До первых домов он дотопал примерно за час, когда небо уже заметно покраснело. С виду – обычная вымирающая деревня, каких по стране великое множество. К тоске, вызываемой подобным зрелищем, всегда добавлялось что-то неожиданно тёплое, вроде ностальгии.
У заросшего кустами палисадника стояла серая фигура старухи. Толя направился к ней, на всякий случай отряхивая куртку и приглаживая волосы.
– Здрасти! – приветливо крикнул он издали.
Фигура резко повернула к нему сморщенное лицо с молочно-белыми глазами. Она замолотила тощими руками по воздуху, пока не ухватилась за гнилые штакетины. Держась за них, боком зашаркала в сторону гостя, загребая галошами землю. Старуха неестественно запрокинула голову назад, широко разинув беззубый рот, и громко захрипела, как будто собираясь плюнуть. Изо рта с бульканьем потекла на одежду тёмная жидкость. Парень попятился, оглядываясь. Вся улица пришла в движение. Из-под забора выползла на брюхе жутко раздутая свинья, с огорода спешил, кувыркаясь и загребая крыльями, уродливый безногий индюк. Были собаки, огромные крысы, покрытый коростами кролик и бог знает кто ещё... Совсем рядом из терновника вышла невероятно тощая лошадь. Все они были слепы и одинаково вертели головами, улавливая каждое движение пришельца.
Толя замер, надеясь, что бешеная дробь сердца снаружи звучит не так оглушительно, как в его собственной голове. Он смотрел на уродцев и почему-то не слишком жалел их. «Подходящая форма», – так сказал старик. А кто они на самом деле? И что они взяли с подопечных за свою «работу»? Рука сама собой потянулась за телефоном, выбрала знакомый контакт. В деревне, как ни странно, была связь.
– Толик, прости... – отозвался Палыч. – Не время ещё, сам знаю. Берёг тебя, как мог... Но рано или поздно...
На фоне знакомо гудел рабочий УАЗик. Внезапно послышался визг тормозов, громкий и долгий хруст, словно кто-то комкал шуршащий пакет перед микрофоном. Телефон выпал из руки, звонко отскочила задняя крышка. «Такие не бьются», – ухмыльнулся Толя. Неожиданно его скрутила острая боль во всём теле. Затрещала грудная клетка, ткань куртки натянули искривлённые рёбра. Хрустнул позвоночник и что-то обжигающе лопнуло в животе. Ноги подкосились, и парень с громким стоном упал на колени. Со всех сторон на звуки двинулись местные обитатели...
***
Толик сидел на лавочке, щурясь последним тёплым лучам бабьего лета. Свет его потухшее зрение пока ещё распознавало. Травмы и переломы уже не беспокоили, хотя человек от таких не выжил бы. «Его» человек – точно. А теперь коллеги скажут, что Палыч родился в рубашке – из такой аварии почти целым вышел! Ничего, рано или поздно «рубашку» придётся оплатить. Вот только Хозяйка назначит цену...
Новый житель деревни глубоко и с наслаждением вдохнул, свистя порванным лёгким. Знакомый воздух, знакомые звуки. Он вернулся. Пришлось отдать зрение, но это теперь не важно. Всё теперь не важно, да и не осталось почти ничего. Ещё неделю назад он вообще не помнил своего детства, не узнавал родные места. Не знал, кто он на самом деле... Но теперь Толик дома, и всё иначе. Стёрлись из памяти приёмные родители, друзья и коллеги. Остался лишь голос Палыча, который он услышит и узнает из миллиона. Придётся очень внимательно слушать.
Для чего Палыч вообще искал защиты? Из любопытства, или в память о прабабке? Как бы то ни было, подопечным он оказался ответственным. Берёг своего «защитника», как мог. Бросил курить, почти не выпивал, докторов не чурался. Правда, опасное ремесло не оставил, потому что ничего другого в жизни не умел. Может, потому и сломался. Думал вернуть «своего», пока тот не превратился в чудовище.
«Рано или поздно...»
Но у Хозяйки свои планы, своя схема. Взялся за гуж, как говорится...
Неслышно подошла Хозяйка, погладила по щеке. Толик живо представил её. Всё та же конопатая девчонка, как и двадцать лет назад. А может, и двести, и тысячу... Парень был уверен, что она улыбается, глядя на его изменившееся лицо. Маленькая ладонь мягко прикоснулась к щеке, скользнула по закрытым векам. Почему-то вспомнилось, как Палыч недавно хвастался первыми словами подрастающей внучки. Нет, это слишком! Он же с Толиком по-человечески...
Остатки зрения и рассудка заволокла непроглядная тьма.
(На Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на октябрь)