Авторский рассказ + Байка

- Что, старая? Потеряла кого? - спросил бабульку сторож Афонинского кладбища.

- Потеряла... Тебе то что? Сиди дальше, вон, ворон считай, - проворчала бабка.

- Ты посмотри какая серьёзная! Наверное председателем раньше была? Хе-хе... Или прокурором! - не унимался старый сторож. - Кого ищешь то? Давай подскажу!

- Себя я ищу, шутник чёртов...

- Не понял - как себя? - удивился дед.

- Не себя, место для себя ищу. Отстань уже, со своими расспросами! - махнула на него бабка.

- Так ты что - решила место что-ли застолбить?

- А что, нельзя? Тебя ещё забыла спросить!

- Так нельзя! Приходи со справкой о смерти... Ну конечно, родные твои потом придут. Там и подберём.

- А почему это нельзя?

- Шут его знает! В конторе правила такие.

- Житья от этих иродов нет... А сколь стоит?

- Точно не помню, тысяч сто пятьдесят за место, - улыбался дед.

- Как - сто пятьдесят? - всполошилась бабка. Да они что!? Да я на них управу найду! Я в суд подам!

- Ты не ворчи, старая, иди лучше денег подкопи, а потом ходи - примеряйся!

- Ах ты упырь кладбищенский! Чтоб тебя черти утащили! Ишь, нашел себе работу, честные люди никогда на кладбище работать не пойдут, а ты наверное оградки на алюминий пилишь!

- Да иди ты, бабка, к чертям собачьим! Вот похоронят тебя - специально только твою оградку и утащу на свалку!!

- Ах ты!!... - схватилась за сердце бабка, - ах ты упырь рода человеческого!!! Я теперь нарошно не помру, буду каждый месяц приходить и ждать когда ты сковырнешся!!! А потом плевать буду тебе на могилку!! Да пропади ты пропадом!!! - крикчала бабка, выходя за ворота кладбища.

- Иди, иди... - ухмыльнулся сторож, глядя на уходящую бабку. - Ну что ж, на сегодня ещё в одну вселил тягу к жизни... Пусть сначала у внучки на свадьбе погуляет, а там и посмотрим. Та-ак... Значит эту вычёркиваю из журнала ожиданий на этот год. Да и из будущего года, скорее всего тоже! - улыбнулся сторож, обернувшись святым Петром.

Продолжаем рисовать известных людей)

Рабство было отменено. Но они все равно считали нас за скот.

Отдельные школы для черных, отдельные церкви для черных, даже отдельные банки. Для черных. Они не считают нас за равных.

Народ, загнанный в грязные трущебы, без шансов на нормальную жизнь.

Знаешь какой средний возраст мужчины здесь? Откуда тебе знать..

Это гетто, детка..

Я не видеел отца. Но всегда знал, что кровь пантер течет во мне.

Помню, как федералы преследовали мою мать, когда я был маленький. Она поддерживала отца, но когда его не стало федералы вцепились в шею ей.

150 обвинений в «заговоре против правительства Соединенных Штатов Америки». Мама насадила этих ублюдков так, что долго слезть не могли..

У моей матери была серьезная репутация. Это было все равно что иметь отца, потому что у нее был авторитет. Ни один ублюдок не мог поиметь Афени или ее детей. Никто не мог нас тронуть. У всех мамы как мамы, но моя мать Афени — понимаешь, о чем я?

Я чувствовал, что должен что-то изменить. Чувствовал, что могу это сделать. Нужно говорить о том, что происходит на самом деле. О том, что действительно происходит на улицах,

а не приукрашивается бульварными статьями.

Я видел как умер мальчик на руках у матери. Среди белого дня ему прострелили живот и он истек кровью. Ему и десяти не было, наверное.

Случайная пуля.. Обычное дело в гетто.

Я помню прочел в газете о девочке.. Залетела от своего кузена. Так не хотела иметь ребенка и рассказывать родителям, что выбросила его в мусорное ведро.

Я помню много черного дерьма..

Твоя жизнь все еще кажется сложной, hommie?

Отсветы костра освещали толпу народа в помятых доспехах, разбитые тут и там походные шатры. Несмотря на поздний час, в лагере было шумно. На всё округу разносился смех и пьяная ругань. Даже после долгого перехода, наёмники предпочитали брать всё от уходящего дня. Новички надирались до свинячьих визгов дешёвым самогоном из соседской деревни. Опытные вояки напротив, предпочитали крепким напиткам пиво с дичью и хорошую компанию. Рассевшись вокруг костра, бойцы обсуждали последние новости и просто трепались, кто о чём. Я в этом отряде недавно, так что - больше помалкивал. Сидел себе тихо в уголке, точил меч и слушал.

В этот раз небылицы травил Алекс – вечно жизнерадостный заводила, жуткий врун, но рассказывает всегда так, что не оторваться.

Алекс как раз закончил рассказывать, как недавно завалил в постель какую-то прекрасную горожаночку. История была длиннющая и начиналась дракой с разбойниками. Якобы, даму Алекс повстречал в подворотне, где отбил её у бандитов. Естественно, спасённая красавица тут же без памяти влюбилась в нашего ловеласа и отблагодарила его на дамский манер. Алекс клялся, что незнакомка была закутана такими шелками и обвешана такими драгоценностями... Он уверял, что ему наверняка досталась вторая наследная принцесса или, как минимум, дочка губернатора и уж никак не меньше. Правда, история почему-то умалчивала, как эта гипотетическая дама оказалась в ночное время, в столь неподобающем месте и в столь необычной компании.

Вдруг, Алекс переключился со своих выдуманных любовных похождений на меня. Опять ему чего-то неймётся.

- Эй, Рони, кстати, о прекрасных дамах, почему ты и к девочкам в городе никогда не заглядываешь, да и ничего не пьёшь, в святые записался что ли?

- Ал, шило у тебя, в заднице что ли, чего к человеку пристал – заступился за меня сослуживец.

- Нет, а чего? Платят нам неплохо, рожа у тебя, Рон, не самая страшная, это уж точно, так в чём же дело? – не хотел униматься Алекс.

- Слушай не лезь к человеку или в морду давно не получал, это его личное дело, понимаешь, может, он для семьи копит – заступился за меня ещё один товарищ.

- Тебя что, шлюха в детстве покусала, чего ты от них бегаешь, как от огня?

- У меня из-за неё брат умер – наконец ответил я.

- Подцепил от них чего-то? – с пониманием предположил один из вояк.

- Нет, там другое. Ладно, расскажу, что бы больше не приставали, только, чур, не перебивать, я вам не Алекс, всех перекрикивать не буду.

Я в наёмниках уже четвёртый год. Мы вместе с братом записались, как нашу деревню пожгли, так и подписали первый контракт. Я тогда и в квартал красных фонарей ходил и выпивал крепко. Чего деньги жалеть-то. Однажды встали мы возле одного города. Город хоть и не самый большой, но там, на удивление, держал лавку рунный мастер. Тогда это в новинку было. Сейчас с этим проще, но и теперь это удовольствие бешеных денег стоит. У меня, к тому времени, некоторый капитал имелся как раз.

Брат предлагал, как всегда, вместе пирушку закатить, а я говорю: подумай лучше головой. Мастер-то он не один такой, если есть у нас может и противника свои умельцы водятся?! А он ответил, как сейчас помню: ну, положим, есть и у врага руны, есть и есть, у одного на целый легион может быть. Такого рунированного толпой взять – раз плюнуть. Я спорить не стал, а сделал по-своему, а брат, может в пику мне, а может, сдуру, тоже решил делать по-своему.

Я собрал деньги, что с прошлого контракта ещё не проел и отнёс мастеру. Мастером оказался сухонький старичок в чудных очках. Первым делом я изложил хозяину суть дела и передал плату вперёд. Когда с формальностями было покончено, мы подробно обсудили все детали заказа. С предметом для зачарования я определился быстро – выбор пал на кирасу. Я решил украсить самое видное место. Почитай, никто не знает, какая руна за что отвечает, а так - вражеский молодчик увидит светящуюся закорючку и связываться поостережётся. Труднее пришлось с выбором самой руны. Вариантов масса. Из самых дорогих, например, была руна, отводящая глаза. Противник, посмотревший на такой знак, сбивается с ритма, отвлекается. Тут его и бери хоть голыми руками. Я выбрал вариант попроще. Моя руна сделала кирасу легче и прочнее.

Когда я вернулся на следующий день с готовым доспехом, застал следы грандиозной пьянки. Бутылки всех сортов и размеров валялись повсюду. Женские тряпки разбросаны. Солдаты спали вперемешку с голозадыми девками. Всё свидетельствовало о масштабах гуляния. Брат угощал на славу. Два дня наводили порядок: отпаивали рассолом самых позеленевших, разгребали объедки, отмывали лагерь от блевоты… А ещё через день началось вражеское наступление.

В этот раз брат шёл в первом ряду и я не успел… Вражеский мечник замахнулся… Отточенный клинок блеснул на солнце. Незатейливый выпад. Просто в грудь, в самую сильную часть доспеха. И меч вошёл в начищенный металл кирасы. Прошило насквозь. Это была отличная кираса, из закалённой колондорской стали, под неё брат напялил кольчугу, а под ней, естественно, был стёганный поддоспешник. И всё это даже не задержало меч.

Потом был долгий бой. Этот гад толпу наших ребят положил, но мы его всё же взяли. Потом все с недоверием пялились на чудные значки испещряющие клинок и на пробитые латы наших ребят. Потом был делёж добычи. Меч, конечно, заграбастал себе центурион. А я… А я больше в квартал красных фонарей не ногой, да и ничего крепче пива не пью.

Неострожно пообещав своему сотому подписчику  историю на тему по его выбору (#comment_198479760) получила заказ на байку про мясо.  Лихорадочно стала перебирать воспоминания, и нашла ж таки.

Я была беременна уже месяце на восьмом, когда мы решили поехать отдохнуть на недельку в небольшой эстонский городок на берегу Финского залива. Воздух, залив, сосны, песочек - что ещё надо, думала я. И в это же мгновение я поняла, что очень-очень надо шашлык. Много шашлыка.  Казалось бы, что сложного? Это ж не солёная жареная клубника (к счастью подобных беременных странностей у меня не было), легко найдём!

Как во всяком курортном городке пляж был оснащён кафешками. Мы прошли четыре чёртовых километра этого пляжа и ни в одной из них в тот день не было шашлыка! Закончился, не завезли, шашлычник заболел и прочее... К моменту завершения нашего марш-броска я была уже в состоянии "Большой Грызь хотеть шашлык, РРРАААА!", поэтому муж предложил прокатиться на машине до ближайшего города покрупнее.

Мы там обошли все известные нам точки общепита, но шашлыка не было нигде, даже в турецком ресторанчике. Там, увидев нехороший блеск в моих глазах, предложили кебабы.  Грустно жуя кебаб (вкусно, конечно, но хочется-то другого) спросила официанта, а куда собственно подевался шашлык. Так завтра фестиваль байкеров, же, отвечал он, часть уже приехала и хорошенько поела. Завтра основной день: парад и все такое.

Я вообще, когда надо, соображаю быстро. Поняв, что байкеры и разная мясная еда неотделимы, я заявила мужу: "мы завтра идём на парад байкеров!" Он не возражал. Должна сказать, что парад был действительно впечатляющим.  Там было около 400 байков и порядка 900 человек. Это было так красиво и внушительно, что я даже забыла про шашлык. Но потом выхлоп от байков рассеялся и потянуло запахом дымка.

Я шла на него, как Рокфор на запах сыра, примерно с тем же выраженим лица. И я нашла его! Прекрасный, волшебный, святой человек с мангалом! С трудом удерживая себя, чтобы не растолкать очередь из слетевшихся, как и я, на запах, суровых мужиков в куртках, я дождалась своей и стала заказывать. Мне, пожалуйста, две, ой, три, ой, нет, четыре порции шашлыка! А пять можно?

Байкеры (большая часть там была русско-говорящая или русско-понимающая) заинтересовались, и стали искать большую компанию, на которую я закупала продовольствие. Когда я отнесла готовые порции за маленький столик, где был только мой 120-килограммовый бородатый муж, они как-то зашушукались. Возможно, думали,  что всю эту прорву еды я брала ему. Ха! Нет, я честно выделила ему две порции (правда, потом половину порции стащила). А все остальное начала... эх, давайте будем честными, я начала её пожирать. Заглотив три с половиной порции, я пошла заказывать еще. Когда я проходила с новой партией еды мимо уже знакомой мне группы байкеров они зааплодировали.  Так мы и познакомились с групой ребят из Литвы, Латвии и России.  Оказалось, они жили недалеко от нас и пригласили на посиделки у костра (с шашлыком, конечно). Мне кажется, им просто было интересно, сколько в меня влезет.

Позже, когда сын родился, мы с ними регулярно встречались на байкерском фестивале, пока фестиваль  не прекратил свое существование. Правда, больше шоу "Халк-пожиратель шашлыка" я показать не смогла. Наелась.

Очень тревожная и токсичная тема на самом деле, но я расскажу историю.

Лейтенант Виталик Оловянишников, вот уже год исполнял должность командира гидроакустической группы (КГАГ) на малом противолодочном корабле. Служба шла нормально-акустическая группа была в лидерах корабельных соревнований и потуг.

И вот, как-то, прочитав очередную сводку по происшествиям на флоте по неуставщине, лейтенант призадумался.

Нет, ну, что касаемо вверенного подразделения, то здесь всё нормально. Жалоб и подмётных писем не было. Службу моряки несли бодро. Родину любили. Криминальных косяков не замечено.

Но ведь можно и пропустить. А там воткнут штырь в зад, и будешь вертеться флюгером на стенке, до конца службы. Тем более, завтра, по словам командира корабля, КГАГу пригонят пару «молодых» с учебки.

Вон, командир отделения Курзенев, уже прослышав про них, кому-то хвастался в служебном коридоре: -Ну всё! Пусть вешаются духи!

Лейтенант решил, прямо на корню, всё это пресечь. Жёстко, в стиле Рэмбо. Сюсюкать или призывать к благоразумности -себе дороже выйдет.

КГАГ считал себя великим психологом, так как был КМСом по боксу, а потому решил, как говорится, поговорить по душам, вызвав к себе в каюту всех «годков», коих в его подразделение, насчитывалось аж 4 головы.

-Ну, что, мои юные друзья! –лейтенант восседал в своём кресле, а моряки устроились на диване: -Закуривай!

Виталик протянул пачку «Памира».

Моряки молча взяли белые овальчики, закурили, и вопросительно посмотрели на своего командира.

-Как служба? –как можно более, по-отечески, хрустя сбитыми костяшками кулаков, начал офицер.

Матросы, озадаченные таким дружеским расположением, с подозрением ответствовали:

- Служба идёт.

-Что дома? Родные пишут? –не унимался лейтенант.

-Пишут- как-то скромно покачали головами подчинённые.

-Жалобы у вас есть? Может что-то не нравится? Обижает кто?–КГАГ начал уже раздражаться на не разговорчивых моряков: -Не стесняйтесь. Я вас для этого и пригласил. Покурим. Поговорим.

-Да нет. Всё нормально.

-Еды хватает? В кубриках не холодно?- лицо Виталия стало надуваться помидором

-Тащ лейтенант! –старший матрос Мажаров не выдержал первым: -Вы скажите……… Что-то случилось?

-Случилось, блять!!! - лейтенант наконец-то взорвался: -Вы чо мне тут, сука, недотрог корчите!!!!

А? Я вас всех насквозь вижу! Сидят такие! Хоть иконы с них рисуй! Я чо, не знаю, что вы уже ждёте не дождётесь «молодых»! Смотрите у меня! Курзенев! У тебя дембель через месяц? А вот ты и не угадал! Через 3 годаааааааа!!!!! Дисбат, блять!!!!! Ты поедёшь в дисбат тля!!!!

-За что?!!! –моряк нервно округлил глаза, и не донёс пепел до пепельницы.

Молча указав пальцем на совок, веник в углу каюты, и на пепел на ковролине, лейтенант испытывающе посмотрел на Курзенева:- А кто тут орал про «Вешайтесь духи»? А? Ты же драл глотку! «Годок» ты не вьебательский! Не духи тут будут вешаться, а вы! Все! Ты! И вот ты! И ты! А ты, хули морду прячешь?! Ты будешь отдельно вешаться! Каждое утро! У меня перед каютой! Вот прям после завтрака! Я лично засуну руку тебе в пасть, и буду скребсти по нутру! Выну в ладошке, чё ты там съел! Плюну туда, и опять просуну в жерло! А ты, всё это время, будешь стоять по стойке Смирно, смотреть на меня как на маму, и кричать Ура!

Лейтенантские слюни летали по всей каюте, кулаки чертили в воздухе сложные гексатетраэдры, и каюта наполнялась запахом небритых подмышек.

Виталик устал.

-Вроде донёс свою мысль –прикинул он, и уже спокойно сказал: -Можете идти. Надеюсь всем всё ясно?

Куда уж яснее. Матросы с облегчением покинули ринг.

На следующее утро, на корабль прибыло пополнение. Их расписали по боевым частям, и Виталию достался всего лишь один боец.

-Ну, и слава богу –вздохнул лейтенант: -Пойдём ко мне, лишенец. Покурим.

Морячок был низенького роста и выглядел затравлено. Из под робы, которая была размеров на 2 больше, выглядывали тоненькие ножки в стоптанных «гадах», и ручки в цыпках, которые, судорожно держали вещмешок.

-Что с ними там в учебке делают? –недоумевал КГАГ –что он такой затравленный.

-Проходи, садись –Виталий пригласил паренька в каюту: -Куришь? Отлично. На, бери.

На столе появилась знакомая пачка «Памира»

-Давай рассказывай- лейтенант затянулся сигареткой: -Как звать, откуда?

Морячок, нервно теребя гордость отечественного табака, начал повествование. Сам он из какого-то там Задрищенска, до призыва успел закончить ПТУ по ремонту бытовой техники, есть брат, бабушка.

-Родители живы? –лейтенант пустил кольцо в потолок.

Матрос помялся. Видно было, что эта тема очень больная для него. Виталик не стал копать. Понятно всё. Как говорится –«мать проститутка, отец энурез».

-Сынок –лейтенант загасил окурок: -Ничего не бойся. Службу ты пройдешь на отлично. Это я тебе обещаю. Отъешься, наберёшь силу. Приедешь домой, девки все твои. Главное, слушать меня, выполнять приказания.

Виталик присел рядом на диван:- Неуставщины не бойся. Нет у нас её на корабле. Небось в учебке стращали? Не ссы. Если вдруг, почувствуешь что, сразу ко мне. В любое время суток. У меня не забалуешь!

Лейтенант поправил значок КМС на своей тужурке.

-А сейчас я тебя познакомлю с твоим командиром отделения

КГАГ вызвал Курзенева.

-Вот. Курзенев, принимай бойца –Виталик приобнял новичка: -Как твоя, ты говоришь фамилия? Аааа, ну да, Пизюн. Так вот. Пизюн, парень смышленый. Покажешь ему всё. Расскажешь. Надеюсь, ты его научишь хорошему. А? Не забывай о нашем разговоре. Я слышал, в дисбате хорошо кормят.

-Ну, тащ лейтенант –Курзенева, аж передёрнуло: -Ну, сколько можно? Я разве вас когда-то подводил?

-Ладно, ладно. Это я так. Для профилактики. Пиздуйте!

Моряки ушли, а лейтенант завалился на свой диван. Ну, вроде нормально. Можно дальше жить.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------

Прошла неделя.

Новобранцы входили в службу. Корабль готовился к сдачи специальных задач.

И вот, как-то под вечер, когда Виталий готовился к сходу на берег, и уже где-то в своих мыслях, он откупоривал запотевший Туборг, в каюту постучали.

-Входите –КГАГ поморщился. Перед сходом стучатся только по проблеме.

-Разрешите- на пороге стоял Пизюн

-Что тебе сынок?

-Можно поговорить? –морячок чуть не плакал.

У лейтенанта сразу засвербило штырём в дёйдвудном сальнике:

-Давай. Садись.

-Не могу я больше –Пизюн расплакался: -Все меня чмарят! Пинают! Сил больше нет! Товарищ лейтенант! Заберите меня с корабля! Не выдержу! Вот готов повеситься!

Таааааак.

Вечер перестал быть томным.

КГАГ побледнел. Значок КМС на его тужурке заалел кровавым отсветом:

-Кто, блять?!!!! Кто, сука?!!!!!

-Да все! -Пизюн со свистом вобрал в себя выступившую было соплю: -Что я им сделал? Стараюсь же! И всё равно получаю.

-Так. Ты вот, что. Посиди пока вот здесь –Виталик взял ключи от мичманской каюты, и проводил туда матроса: -Успокойся. Подумай о бабушке, или о чём ещё приятном. Я позову.

Закрыв дверь каюты, Виталик бросился в 4й кубрик, где обитала гидроакустическая команда.

-Ну, что, бляди!!!!!-начал он с порога: -Нихуя не страшно?!!!!

-Что случилось? –моряки играли в нарды за общим столом, и сразу встали.

-Кто, блядь, обидел Пизюна?! Я же просил! Я же предупреждал! –КГАГ свирепо вперился в подчинённых: -Вы меня чо, решили проверить?! Всех, сука, сгною!!!! Садимся за стол! Достали ручки и бумагу! Что? У тебя ручки нет? Щаз ты будешь у меня, своёй юшкой из носа писать, блять!!!!! А, нашлась!!! Отлично! Пишите, домой! Мама. Точка. Уезжаю в дисбат. Точка. Твой ебанутый сын. Точка. Написали?! Вкладываем в конверты, и завтра, я лично схожу на почту и отправлю.

-Тащ командир! –загалдели моряки: -Да никто вашего Пизюна и пальцем не тронул! Вот же гад!

-Виталий Геннадьевич –Курзенев, как можно вежливее обратился к лейтенанту: -Я вам отвечаю головой, ни я , никто другой этого придурка не трогал.

-А почему он у меня в каюте, и готов уже надеть петлю? –Виталик чуть остыл: -Я жду объяснений.

Лейтенант и сам, где-то там, глубоко в душе, понимал, что издевательств не может быть в его подразделение. Матросы -абсолютно вменяемые. Тот же командир отделения Курзенев -нормальный парень. Пришёл на флот после 2го курса универа. Никогда в нём не было вот этой, гопнической романтики. Как командир отделения, был в неприкасаемом авторитете. Ну да, мог конечно пригрозить сослуживцу, но, чтобы в беспредел уйти –нет!

-Гера –обратился Виталик к Курзеневу: -Пойдём-ка, выйдем на стенку. Побродим.

Офицер и матрос сошли с корабля

-Ну, давай рассказывай, что происходит?

Гера набрал воздуха в грудь, начал производить губами какие-то движения. Речь не давалась, и внятно начать не получилось.

-Тащ лейтенант. Вот не могу сразу, в одном предложение ответить. Боюсь, не донесу мысль. А вы можете сегодня на сход не ходить? Я прошу вас, зайдите к нам в кубрик после отбоя. Минут так через 15.Очень прошу.

-Ну, океюшки –Виталик с лёгкостью согласился. Ну какой может быть сход, пока сам не разобрался: -Поступим так. Я сейчас с Пизюном поговорю. А вы, чтобы и вида не показали. Всё в обычном режиме. Ясно?

-Так точно! –Курзенев приложил лапу к уху: -Вы поймёте меня. Обещаю.

На том и разошлись

Лейтенант спустился в офицерский коридор, и открыл мичманскую каюту. Пизюн уже успокоился, и развалясь на диване, листал потрёпанный Хастлер.

-Так, Пизюн- Виталик затеребил подбородок: -Я всё решил. Больше такого не случится. Лично буду тебя контролировать. Ты давай, соберись. Ты же не слюнтяй. Ведь верно? Ну вот. Всё. Давай к себе. Всё будет хорошо.

Морячок понуро побрёл наверх.

Остаток вечера, Виталий провёл в нервном напряжение.

-Отбой! –по громкой связи зазвучал голос дежурного по кораблю: -Ночное освещение включить!

Лейтенант вскочил с дивана, заварил кофейного напитка, и закурил.

Прошло обусловленное время, и по притихшему кораблю, по главному служебному коридору, в сторону кубрика застучали каблуки КГАГ.

Спустившись на палубу ниже, Виталик дёрнул ручку двери 4го кубрика. Постояв минуту в проёме, чтобы привыкли глаза к темноте, офицер переступил порог.

Блять!!!!! Нахуй!!!!

В лейтенантские ноздри ворвалось чудовищное зловоние от нестираных носков. Мгновенно, к горлу подступил рвотный комок. Виталий отшатнулся.

Чья та рука включила свет. Моряки попрыгали с коек, и вытолкнули Пизюна в круг.

-Вот –Курзенев подошёл к своему командиру: –Что я и хотел вам сказать, но не знал как это сформулировать.

-Мы здесь, в таком режиме, уже неделю живём. Этот пидор! –Гера показал пальцем на Пизюна: -Не моется. Не стирается. Ему ваще похуй на всех!. Весь кубрик, «прогары» выносит на ночь в коридор! Но не этот опарыш! Я ему сто раз говорил. Я ему приказывал. Хрен в очко! Нас здесь 12 человек на 12 метрах, а он носки под койкой держит! Вонючие! Тварь такая! Да! Я сегодня вспылил. Пригрозил ему. А он вместо того, чтобы прислушаться, к вам побежал. Ну, сука! Никто тебе руки не подаст больше! Всех уже заебал своёй тупостью. Животное! Всё время ноет, что хочет списаться на берег. Вешаться вздумал! Да когда уж ты шкертанёшься тварь!!!!

Лейтенант остановил искреннюю истерику командира отделения, приказал Пизюну одеться и следовать к нему в каюту.

Дальше был долгий разговор, который в общем и целом, не привёл к нужному результату.

Пизюн, паскуда, всё равно повесился в гальюне личного состава.

Ну как повесился. Сделал театральную репризу, когда трюмный Асламбеков, решил отложить «угля».

Спасли конечно.

И списали нахуй.

Пусть в другом месте чудит

Давным-давно, когда ещё над царствами-государствами правили короли, а человечий век был недолог, в город, название которого уже все забыли, пришла Зима.

Не то чтобы это стало для всех неожиданностью: каждый год Зима захаживала в эти земли, укутывала все толстым снеговым одеялом, рисовала узоры на окнах. Дети начинали лепить снеговиков и снежные крепости, а взрослые разжигали очаги, да пожарче, чтоб весь дом наполнился теплом огня.
И жил в этом городе, название которого все забыли, Художник, имени которого никто и не знал. Грезил он о славе и признании, что его картинами будет восхищаться всякий, кто посмотрит на его холст. Да только было это лишь мечтами – Художник был беден, как церковная мышь. Жил он на чердаке с пустыми окнами у бабки, что пустила его на житье взамен на бытовую помощь. То дров наколи, то огород вскопай, то полку приделай.

Не было у Художника денег ни на еду, ни на приличную одежду. Вещей у него не было, только одни холсты да краски с кисточками и остались. Художник был голодным и глубоко несчастным, запутался он в порочном кругу – он хотел есть, и чтоб найти еды надо было написать картину. А картины не удавалось, потому что все мысли Художника были о еде. Так и жил.

И вот, однажды, в те места пришла Хозяйка Метель, верная спутница зимы. Заволокло все белесым пологом снега, хлещущего по щекам. Захлопали от ветра калитки, загудели от холода трубы, завыл на улице ветер, гнущий деревья. Шла Метель по улице, и все от неё убегали и прятались – кошки с собаками вместе ютились в конурах, птицы летели прочь от ветра и снега, всякий люд разбегался по домам, поближе к очагу и любимым, укрываться пледом и спасаться кружкой теплого супа.
Ходит Метель по улицам, воет, как видит – в доме чердак, с окнами без стёкол. Решила Метель подняться туда и нашла там худого, трясущегося Художника. Сальные, длинные волосы его покрылось инеем, выдыхает художник пар, и трясётся как осиновый лист. Смотрит на Метель-красавицу, да злится пуще прежнего. Стоит она перед ним, во всем своём великолепии: белые, будто седые волосы развеваются на ветру, в волосах сияет ледяная тиара, и блестит, как самые красивые самоцветы. На шее её сверкает колье из снежинок, и не было ничего прекраснее в жизни художника, чем свет украшений Метели. Сама она в лёгком сарафане нежно-голубого цвета, как тень на снегу.
-Почто ты, Метель, ходишь, ветром воешь, трубами стонешь? – заикаясь от холода рыкнул незваной гостье Художник.
Опечалилась Метель, закручинилась, взор поступила.
-А почто от меня все бегут? Почто я одинока? Как ни приду куда – всюду народ от меня сбегает, по домам прячется? Ни птицы, ни зверя не встречала я, чтоб меня полюбил – привечал! И даже ты сейчас. Ни в дом не пригласил, ни доброго слова не сказал! А за что я одинока тогда? За что не любима?! Встреть я такого, ктоб принял, я бы его серебром одарила, и с собой забрала, чтоб вместе ходить по городам и полям, на мир смотреть.

Услышал про серебро Художник, и оживился сразу. Вскочил, рваный плед с плеч скинул, за хладны руки Метель взял.
-Да как же? Я люблю! Все мысли о тебе о одной!
-Врешь ты все…
-А посмотри!
Художнику сразу теплее стало, руки уже не краснеют, как раньше, пар изо рта меньше клубится. Подходит он к своим пустым холстам.
-Смотри, Метелица! Это ты в полях, то ты на реке, а то ты лес вековой укутала, спрятала. Ты же, когда приходишь, не видно ни зги, как мне еще тебя рисовать?
Улыбнулась Метелица, себя по щеке погладила, свои портреты рассматривая.
-И правда. В поле я так и выгляжу. Правда любишь, что ли?
-Как есть! – выпалил голодный Художник. Не чувствует он больше холода, руки от мороза больше не щиплет. Будто потеплело на сквозном чердаке.
- Так подойди, поцелую тебя, одарю… - Метелица протягивает к Художнику руки и тот падает в ее объятия, что кажутся такими родными, тёплыми, убаюкивающими.
- Пойдём? – сонно протянул Художник Метелице?
-Конечно. Только ты поспи пока, сил наберись, а я за тобой позже вернусь.
Метелица уложила Художника на пол, укрыла его снегом. С улыбкой на устах уснул Художник, чтоб уйти вслед за Метелью и не думать боле ни о голоде, ни о деньгах, и рисовать с нею на окнах.