Зачем-то сходила в театр.
Во-первых из деревни приехали гости и их нужно было "культурно погулять", во-вторых душа сама по себе начала по-весеннему пробуждаться и тянуться всем своим первоцветом к чему-то возвышенному и блаародному.
А где же нынешним пожилым девушкам удовлетворять свои культурологические потребности? Не в клубе же Сибэнергомаш на дискотеке 90-х. Стало быть остаются театр и филармония. Решили для начала пойти в театр.
Выбор свой остановила на спектакле "За двумя зайцами", чтобы, значит, легко, весело и непринуждённо провести пару весенних вечерних часов.
Начистили перья, натянули кринолины, пристегнули камеи и, дыша через раз, отправились в храм искусства имени Василия Макаровича Шукшина.
Начиналось всё неплохо, ничего не могу сказать. Предполагался аншлаг. Публика мощным потоком вливалась в фойе. В гардероб и в клозеты образовалась очередь, которая могла посоперничать с очередями в цирке на Цветном Бульваре во время новогодних представлений.
Цены на шампанское, коньяк и бутерброды с колбасой в буфете ничуть не уступали, а где-то даже и превосходили цены в буфете Большого театра и аэропорта Шереметьево, что приятно наталкивало на мысль, что и спектакль сейчас будет такой, что ого-го и ах!
Нет, я, безусловно, не настолько наивна, чтобы надеяться на то, что Олега Борисова и Маргариту Криницыну может кто-то переиграть и знаю, что перед тем, как взяться за постановку спектакля «За двумя зайцами» в Киевском Молодёжном театре (который, кстати, имел оглушительный успех), режиссёр Виктор Шулаков встретился с режиссёром Виктором Ивановым, снявшем шедевр 1961 и услышал:
"Мальчик, не берись за этот материал, фильм ты всё равно не переплюнешь!". Но отчего бы не помечтать?
Да и испугать или удивить меня достаточно сложно. Зритель я насмотренный и наслушанный.
Я, простите, выдержала даже "Онегина" в Большом, который привозила Латвийская опера. Где антропоморфный медведь с голым задом, возникающий в сублимативно-мазохистском сновидении Татьяны являл собой образ француза Трике, раздвоившийся потом на двух бисексуалов и где в качестве "живых картин" над сценой проплывал по Неве сухогруз «Абай», а это, простите, испытание для бывалых людей.
Про "Мёртвые души" в Гоголь-центре и говорить не буду, там к концу спектакля в зале оставались самые крепковыйные зрители, в числе которых была и ваша покорная слуга и её даже вид актера Гущина, играющего Коробочку, неистово терзающего свою искусственную женскую грудь и к месту и не к месту задирающего юбку, не заставил бежать с места, где на тот момент в муках корчилось театральное искусство.
Но вернемся к нашим зайцам.
К счастью, а может быть, к несчастью, на сцене алтайского драматического никаких полуголых медведей, окровавленных оленьих туш и трансвеститов не наблюдалось. Откровенно говоря сцена была попросту пустой. И тёмной. Где-то вдалеке маячила имитация плетня без единого подсолнуха и цветочка, хотя, казалось бы - Киев, по идее хоть что-то там да должно цвести. Но нет. Какие-то невнятные непростиранные и непроглаженные тряпки свисали с потолка, на одной из которых была нарисована кривенькая церковь.
Зазвучал украинский фольклор и на сцене появились парубки с девчатами, исполняющие парный танец, классифицировать который было совершенно невозможно.
Внимание моё буквально приковали к себе костюмы артистов. Они были настолько под стать пустой тёмной сцене и одинокому серому плетню, что буквально сливались с ними, хотя, казалось бы - Киев. Украина. Буйство красок на вышиванках и мужских и женских. Венки, ленты, но не тут-то было.
По отсутствию цветов у плетня было уже понятно, что не видать никакого буйства, как своих ушей. Единственное, что как-то оживляло начавшееся действо, это головной убор одной из актрис танцующей массовки, пошитый из одной штанины чьих-то праздничных голубых панталон. Все остальное было выполнено из черно-бардово-белой унылой саржи по рублю за три тюка.
В воздухе отчетливо пахло чистенькой бедностью и надвигающимися на эту бедность испытаниями. Похоже, что эти костюмы театр выменял на пачку махорки у завхоза какого-то разрушенного сельского дома культуры, где их шили-пошивали в 1978 году неутомимые пионерки под руководством местной учительницы домоводства.
А когда на сцену вышла главная героиня - Проня Прокоповна в белом платье из той же саржи, украшенном аляпистыми цветами с кладбищенских венков, какими торгуют старушки на погостах,я, как битый воробей, смекнула тут же, что всё это неспроста и не ошиблась.
Сценография, определённо не просто говорила, а вопияла с первой минуты, что что-то пойдёт не так. И оно пошло. Пошло, поехало и поскакало в унылом гопаке в сторону драматического водевиля.
Смирившись с неизбежным (ведь рассчитывала на комедию) я натёрла очки до блеска, навострила уши (ведь запоют! как пить дать, запоют!) и приготовилась к "экстравагантной концепции на грани туристического китча", но ошиблась.
Большая часть текста произвольным образом просто выброшена и тому, кто не знаком сюжетом, понять, о чем идёт речь, догадаться кто на ком стоял и кто кому кем приходится решительно невозможно (хотя учёному человеку ясно, что во всем виновата минималистическая сценография, от неё плясали, но зрителю от этого не легче).
Никаких ярких диалогов, все они безжалостно были вырваны суровой рукой режиссёра вместе с киевскими цветами у пресловутого плетня с совершенно непонятной целью. И взамен искромётных реплик, которые все давно разобраны на афоризмы, режиссёр предлагает зрителю посмотреть не очень тщательно поставленные танцы и "насладиться" довольно убогим исполнением украинских народных песен, испортить которые достаточно сложно, но тому, кто работал над вокально-музыкальной частью спектакля это удалось при том, что актёры-то поющие все и это слышно.
То есть водевиль был в задумках, но не получился. Получились котлеты и мухи, которых разложили отдельно, но, к сожалению не в той ситуации, которая этого требовала. Сюжет, точнее сказать то, что от него осталось - сам по себе, музыкальная часть - сама по себе. Всё существует на сцене параллельно, никак не пересекаясь.
Окончательно и бесповоротно "в груди моей Везувий так и заклокотИл", когда Проня Прокоповна в сцене, где "Барышня уже легли и просять!" на козетку не прилегла в ожидании Голохвастова, а решительно вставила между ног виолончель и начала, неистово фальшивя, извлекать скрипучие звуки, отдаленно напоминающие ноктюрн Шопена и исполнять на цыганский манер под него романс "Я ехала домооооой".
Очень захотелось вызвать себе сразу три реанимационные бригады прямо в залу, но я держала себя в руках. В этот момент стало вдруг ясно, что режиссер из вульгарной глупой мещанки начал лепить широким мазком романтическую деву.
Слава богу в этот тяжелый для меня момент актриса, играющая Химку начала жечь ладан и бегать с какой-то коптящей лампой Алладина по сцене (простите, но здесь мой ум бессилен, что скрывалось за этим нехитрым действом и какой смысл был в него заложен я не смогла догадаться) , запахло тихой всенощной,я немного успокоилась и даже вздремнула под песню "Ой там на горi", которую неутомимый композитор Федоськин из Норильска вставил в сюжет в память о любимом мульфильме детства про пса и волка.
Я все ждала конца этого безумия, чтобы услышать знаменитое :
"Я думала, то у вас в груди шкварчит, а то шкварчала ваша папироса!" , но не случилось. И мимо этой реплики не промахнулась режиссерская рука - выдрала с мясом..
Взамен неё прозвучал невнятно-душераздирающий монолог Прони в стиле Ларисы Огудаловой, исполненный драматического драматизма и она ушла в закат, прямиком к криво нарисованной церкви на помятых тряпочках.
...
Пока зал бился в овациях по случаю окончания спектакля у меня в голове бились два вопроса:
1. Почему в буфете такой дорогой коньяк. (это мой личный вопрос).
2. У нас что — началась эра травли талантливых режиссёров по всему миру? В смысле: куда они все делись-то? Почему мы так часто в последнее время сталкиваемся с безграмотной продукцией, к которой не применимы критерии, обычно применяемые к профессиональным работам? (а это вечный вопрос одного из моих любимых музыкальных критиков, который я выучила наизусть и что-то очень часто приходится его себе задавать).
Откуда эта пошлая страсть к китчу, который даже не могут дотянуть до уровня колхозной самодеятельности. Откуда эта лихая самоуверенность в том, что именно ты со своими убогими приёмчиками способен из шедевра сделать ещё больший шедевр? Зачем из комедии лепить очередного "Левиафана" и впихивать в него невпихуемые смыслы?
Зачем неплохих актеров ставить в дурацкое положение? На самом деле неплохих. Ни один из тех кто был на сцене не вызывал отторжения своей игрой и как мог, из тех обрубков сюжета, что оставил им режиссер, лепил образ.
Зачем брать музыкальный материал, с которым ты не можешь справиться? Зачем музыкальные номера, которые вот уже пять лет , как существует спектакль, звучат, как в сыром школьном капустнике - на скорую руку, невпетыми, неотработанными.
Зачем круглое колесо делать квадратным и царапать им сцену и нежную душу зрителя?
Это не ин-те-рес-но. Это жалко выглядит.
Жаль было весеннего настроения и неоправдавшихся ожиданий. Жаль времени потраченного. И жаль, что на спектакле было очень много подростков. Ведь они могли подумать, что вот это вот всё и есть искусство.
P.S. В комментарии кину ссылку на рецензию местную. Прочтите, кому интересно. Тоже, можно сказать, шедевр культурологической мысли.