Бирюзовая гадюка
Голубая комодская куфия (Trimeresurus insularis) претендует на звание самой красивой змеи на планете. Это эндемик Малых Зондских островов в Индонезии.
Голубая куфия – разновидность островной куфии. На каждом острове могут проживать змеи уникального цвета – зеленого, желтого, оранжевого. А самый редкий вид, цвета морской волны, встречается на острове Комодо. Характерной особенностью вида являются темно-красные глаза. Род куфии, или копьеголовые змеи — ядовитые змеи подсемейства ямкоголовых семейства гадюковых.
Островные куфии предпочитают селиться на деревьях и кустарниках. На землю эти змеи спускаются в брачный период или после сильных дождей. Они ведут ночной образ жизни, питаются лягушками, мелкими грызунами, ящерицами и птицами. Куфии живородящие, вынашивают потомство в течение пяти месяцев. Интересно, что у пары змей голубого окраса могут родиться, например, зеленые детеныши. К двум годам они достигают полной длины – до 60 см самцы и до 80 см самки. Продолжительность жизни куфий — около 10-12 лет.
Яд островной гадюки обычно не смертелен, однако может вызывать боли, отек и некроз тканей, а также сильное внутреннее и внешнее кровотечение. Но, как и многие другие змеи, куфии нападают на человека, только если они были загнаны в угол, или если им угрожает опасность.
tg: Научный Абсурд
Индонезия. Комодо
Из тг-канала Easy Travel
Половина всех комодских варанов обитает именно здесь - это 3000 особей. Сегодня комодские вараны - самые большие ящерицы в мире - более 4х метров. Они могут лазать по деревьям, отлично плавают и бегают со скоростью 20 км/ч, могут убить быка, козу или корову и даже крокодила. У них нет естественных врагов, но браконьерство понемногу сокращает количество комодских варанов в природе.
Заповедник также является домом для разнообразной морской фауны: от редких ядовитых осьминогов до синих китов и кашалотов.
Кроме живности, на острове есть Розовый пляж, который действительно розовый.: место крайне романтичное и созерцательное.
Стоимость однодневного тура на Комодо начинается от $90 (с Флореса, г. Лабуан Байо),
Что надо успеть за выходные
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.
Комодский варан : как он охотится и ест
Охота для этих ящеров - занятие нелегкое, но они вполне успешные охотники, у них есть все возможности получить свой обед.
После охоты вараны наедаются до отвала, пока пища полностью не переварится.
Вараны способны голодать достаточно длительное время, но не постоянно.
Им, из-за их размеров, необходимо питаться как можно чаще и лучше.
Яков Тыртов
(предыдущая глава: Князь Морквицкий)
Яков Иванович происходил из тверского крыла древнего дворянского рода Тыртовых. Родоначальник, Гаврила Тыртов, волею Ивана Грозного был отправлен в Крым, посланником к хану Гирею, где и погиб от татарской стрелы. Три сотни лет Тыртовы верой и правдой служили царскому престолу, но больших богатств не нажили, вероятно, вследствие многочисленности.
Родился Яша в 1826 году, детство его большей частью прошло в Москве. От рождения ему была предназначена военная карьера. Получив образование в Дворянском полку, восемнадцати лет от роду был выпущен прапорщиком в 3-ий батальон 65-го пехотного Московского Его Величества полка. Вот что пишет об этом сам Яков Иванович: «Сим полком при императоре Павле командовал Яков Иванович Тыртов, в честь которого я был назван. Посему и решено было определить меня в пехоту, тем более, что все прочие Тыртовы ушли в военные моряки».
По смерти полкового шефа, сенатора Петра Александровича Толстого, 3-ий батальон передали Волынскому полку. Прапорщик же Тыртов, по ходатайству его матушки, был вскоре возвращён обратно: «Наивно полагал я тогда, что Московский полк всегда квартироваться будет если не в Москве, то уж не дальше Рязани, а где находится Волынь мне и спрашивать было страшно».
Полк и в самом деле стоял то в Рязани , то в Твери, а то и в самой Москве, на Ходынском поле. До тех пор, пока Англия и Франция не объявили России войну, что привело в изумление полковое начальство. «Быть того не может, что забыли они двенадцатый год под Полтавой» – возмущался командир полка генерал-майор Куртьянов, объединив воедино многие победы русского оружия. Слышавшие генерала офицеры отметили, что наряду с тактикой и стратегией не знаком генерал и с военной историей. Впрочем, никто в Московском пехотном полку не имел представления о том, как следует вести военные действия, что мало кого огорчало, а скорее раззадоривало».
Московцы получили приказание выступить к южным границам России. За два с половиной месяца полк маршем дошёл до Ростова. «На всём пути встречали мы радушный прием, крестьяне кормили и поили нижних чинов, помещики зазывали к себе офицеров, давая не только приют, но и всевозможные деревенские удовольствия. Всяк верил в скорую победу православного воинства».
Наконец, прибыв в Тамань, московцы была «расставлены по берегу Чёрного моря и совершенно напрасно, никакого неприятеля в этих, богом забытых местах, так и не показалось».
К слову, Яков Иванович особого рвения не проявлял, имел замечания в нерадивости. «Будь я другой фамилии, так не выслужить мне и поручика» ― признавался он в последствии.
Но с началом высадки вражеского десанта в Крыму всё изменилось.
Переправившись в Керчь, полк в три дня, безостановочным маршем пересёк Крым, «буйволы, волы и верблюды поднимали облака пыли», вышел к реке Альма и тут же вступил в бой. «Ввиду громадного в числе неприятеля положение наше было критическим» ― вспоминал Яков Иванович. В Альминском сражении поручик Тыртов проявил себя наилучшим образом: командуя полуротой, прикрывал отход батальона с линии огня, был ранен в руку, но строй не покинул.
Отступив организованным порядком по реке Кач, московцы вошли в состав гарнизона севастопольской крепости. Начальник штаба гарнизона, вице-адмирал Корнилов, посещая лазарет Московского полка, заметил там поручика Тыртова, сына давнего друга и соседа по имению, и «распорядился немедленно выздороветь и поступить к нему адъютантом». При этих словах Яков Иванович поднялся с койки и «заявил готовность служить».
По выходе из лазарета Корнилов обратился к нижним чинам полка:
«Московцы! Вы защищаете дорогой угол Русского царства. На вас смотрит Царь и вся Россия! Если только вы не исполните своего долга, то и Москва не примет вас, как Московцев!»
О тех днях Яков Иванович писал так: «Ни спать, ни есть не было возможности, чтобы поспевать за Владимиром Алексеевичем всюду, куда он следовал. Не проходило в Севастополе никакого, даже мало-мальски важного дела, в котором не был он сведущ. Как мог, я во всём помогал ему. И скажу, не кривя душой, ни в какое иное время моей жизни не делал я столько пользы, как за месяц службы под началом адмирала Корнилова, в те первые дни осады, когда, впрочем, все ещё ожидали штурма».
В октябре, на Малаховом кургане, адмирал Корнилов был убит вражеским ядром. Стоявший рядом с ним поручик Тыртов отделался лёгкой контузией, после чего продолжил адъютантскую службу у вице-адмирала Нахимова, которому все подчинялись, хотя командовать его назначат только через полгода.
«В ноябре положение стало крайне тяжелым. Обстрелы велись ежедневно. Траншеи были залиты дождями, людей мучил холод и голод, к лихорадкам добавилась холера. Между тем, при любом затишье, мы усиливали профили укреплений, возвышали брустверы. Многие отряды охотников совершали смелые ночные вылазки. Дисциплина и воинский дух держались на высоте, во многом благодаря Павлу Семеновичу».
Зимой обстрелы случались реже. Но «вследствие дурных дорог» всё хуже было с продовольствием. «Зачастую у откупщика стало не хватать водки, порционный скот отпускался плохой и исхудалый. Из-за недостатка тёплой одежды караульным выдавали рогожи и циновки от сахарных кулей». Беспрестанно разъезжающий по бастионам адъютант Тыртов слёг с крупозным воспалением лёгких и переживал, что подводит своей болезнью адмирала.
«В марте я был уже на ногах. Первое поручение Павел Семёнович дал необычное:
― От Остен-Сакена прислали мне проект о переформировании батарей во что-то… Не важно… Подан подпоручиком артиллерии графом Толстым, он у нас, вроде, в четырнадцатой бригаде?
― Никак нет, уже в одиннадцатой. Переведён. По просьбе офицеров четырнадцатой бригады.
― Яков Иванович, поговорите с ним, чтоб ни меня, ни Кишинского проектами не мучал. Право, без него хватает дел. Но чтоб без последствий.
Вечером того же дня, одолев десяток вёрст до Бельбека, я выслушивал пространные жалобы подпоручика:
― Тут же тоска, ни один снаряд не долетает. Офицеры сплошь полячишки. Один гаже другого. Не с кем поговорить, порассуждать о вещах сущностных. А я ведь проиграл в карты все деньги, что за дом в имении выручил. Ещё и должен остался. Вот и пишу проекты, Остен-Сакен хвалил, я надеялся, что награда какая выйдет. А в землянке холодно.
― Неужто, граф, вы на гауптвахту желаете за излишнее умничанье? Там ещё холоднее. Сочиняйте лучше рассказы какие-нибудь, коль охота.
― Да мало что ли я их сочинил? А тут о чём писать? Говорю же ― тоска. Похлопочите, чтоб в ночную вылазку меня взяли. Уж я не подведу, поверьте.
― Похлопочу, непременно. Но и вы уж обещайте проектов впредь не подавать».
Весной положение осаждённых ухудшилось. Силы союзников в Крыму всё возрастали, к ним прибывали новые батальоны. Погиб контр-адмирал Истомин. За минуту до смерти Яков Иванович передавал ему распоряжение Нахимова.
В июне, на том же Малаховом кургане, был смертельно ранен и сам адмирал Нахимов. Яков Тыртов «отстоял от него в трёх шагах». Теперь поручика стали называть «счастливчиком». Сам же Яков Иванович зачислил себя в приносящие несчастье. Он отпросился обратно в полк, в чине штабс-капитана принял командование 4-ой мушкетёрской ротой.
В августе, в битве при Чёрной речке, Московский и Бутырский полки под сильнейшим огнём противника перешли вброд реку, опрокинули неприятеля и погнали до французского лагеря. Возле кухонь французы остановилось, повернулись и пошли в рукопашную, заметив идущее к ним подкрепление. Русские полки себе подкрепления не ждали и генерал Гриббе дал приказ отступать, тем более, что изначальная задача, отвлечь часть войска противника от главного направления, была исполнена. В целом же сражение ничего кроме потерь русской армии не принесло. По этому поводу, принимавший участие в баталии граф Толстой, написал сатирических стих, фраза из которого («Гладко вписано в бумаги, да забыли про овраги») стала считаться народной пословицей. Яков Иванович же полагал, что в тот день русские воины проявили бесстрашие, достойное совсем иных слов и вечной памяти, а потому всякий раз, услышав пословицу, крайне едко высказывался как в отношении самого Льва Николаевича Толстого, так и его матери, Марии Николаевны.
За боевые заслуги Яков Тыртов был награжден Императорским Военным орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвёртой степени и медалью «За защиту Севастополя». По окончанию войны продолжать службу не захотел, чему очевидно способствовало расквартирование полка в маленьком городке Петровске, Саратовской губернии, «жара хуже крымской, общества нет, а из развлечений только дуэли, и те запрещены». По выслуге пятнадцати лет (военные годы считались вдвойне) подал прошение об отставке в чине капитана и с пенсией, для назначения которой пришлось доказывать, что иных доходов у отставника нет. Учитывая проявленную при обороне Севастополя доблесть, пенсию дали повышенную, в половину жалования, что с прибавкой сотни за орден составило в год триста рублей. На эти деньги прожить можно было разве что в том же Петровске. В Петербурге, подходящая квартира без прислуги обошлась бы как раз рублей в триста. Посему квартир Яков Иванович не снимал, а селился у своих многочисленных родственников, в обоих столицах попеременно, предпочитая Москву. Пробовал разные, но непременно вольные занятия – то журналистика, то маклерство, то обучение фехтованию. Подлинный же его талант обнаружился в умении сходиться с людьми. Не только с родовитыми дворянами или военными, что было бы легко объяснимо, но и с чиновниками, как надменными столичными, так и пугливыми провинциальными, с купцами и мещанами, художниками и профессорами, крестьянами и трактирщиками. Все, с кем хоть раз общался Яков Иванович, проникались к нему симпатией.
Даже суровые богородские старообрядцы, владеющие чуть не всей московской промышленностью, считали капитана Тыртова человеком надёжным и весьма были к нему расположены. Они же и придумали дело, ставшее для Якова Ивановича главным на долгие годы – благоприятствовать быстрейшему прохождению прошений по разного рода канцеляриям, не исключая высочайшей.
Не раз обращались к нему Морозовы и Варыхановы, Досужевы и Кабановы, Шелапутины и даже заносчивые Рябушинские. Яков Иванович брался лишь за то, что считал возможным, и всякий раз доводил до ума. Денег за помощь не требовал. Но охотно приобретал у купцов небольшие паи, по началу – в рассрочку. Благодаря особым усилиям фабрикантов паи вскоре начали приносить ощутимый доход. Отставной капитан зажил на широкую ногу, не только приобретя большую квартиру у Арбатских ворот, но и выкупив из казны заложенное старшим братом родовое имение. Не отказывал и родственникам – коль у тех в чём возникала нужда.
Широкий круг знакомств Якова Ивановича, тянущееся за ним прозвище «счастливчик», и феноменальная доходность паев через некоторое время привели к большому интересу финансистов в отношении предприятий с его участием. Стоимость бумаг стала расти, что не осталось без внимания московского, да и столичного делового сообщества. Молодые купцы готовы были доплачивать за долю в новых начинаниях. Но капитан Тыртов соглашался на подобное редко, и только убедившись, что его старым компаньонам никакого вреда не будет. Так бы и текла беззаботная жизнь Якова Ивановича, кабы не «нагадила чёртова англичанка».
Началось всё с доктора Эдварда Роменс-Лозовски. Сей подданый британской короны прибыл в Петербург из Варшавы, владея польским и немного русским. При себе имел рекомендательные письма от дворянских семей царства Польского, с помощью которых привлёк к себе внимание скучающих петербургских дам, коих начал принимать, открыв кабинет на Караванной улице. Посещали доктора большей частью женщины, озабоченные «возможному в скором времени появлению морщинок в уголках рта». Всем им доктор прописывал собственного изготовления спермацетовую мазь по заоблачной цене. По словам англичанина чудодейственное лекарство помогало не только от морщинок, но и от иных хвороб, при рассказе о которых многие посетительницы краснели, но из дверей не выбегали, а после заказывали спермацетовую мазь вёдрами.
Получив счета, спохватились мужья. И решили допросить эскулапа, отчего же, позвольте узнать, так дорого? Но господин Роменс-Лозовски как будто только и ждал этого вопроса. Оказалось, что мазь делается не из спермацета атлантического кашалота, каковой только на свечи и годится, а из редчайшего ― андаманского, добыча которого затруднена и вообще днём с огнём не сыщешь. Расходы на мазь велики, прибыли никакой нет, хватает лишь на самое необходимое, но прекратить никак нельзя, поскольку врач обязан лечить при любых, даже самых печальных обстоятельствах. Однако, заявил доктор, еженощно пребывает он в думах об исправлении дела к лучшему и, вполне возможно, в недалекое время будет представлен проект, исполнение которого ответит чаяниям всех заинтересованных сторон.
После этой беседы столичная публика пришла в томительное ожидание.
― Вот вы, сударыня, изволите сетовать на дороговизну, ― вещал тем временем доктор Роменс-Лозовски, ― а известно ли вам, что для получения всего пары сотен пудов спермацета кита приходится убивать? Да что там кита ― китёнка! Ведь качество будет только у совсем юных, маленьких кашалотов, которым ещё жить да жить. Эдак скоро андаманской породы и вовсе не станет.
Дамы ахали, многие плакали, но мазь покупать не переставали.
И тут в Санкт-Петербург приезжает сэр Артур Нэйпир. Виднейший знаток морских животных, испытатель глубин и любитель впадин – так выразился о нём доктор Роменс-Лозовски, настоятельно советуя пациенткам приглашать сэра Артура с лекциями. Дамы приглашали, слушали, хотя мало кто понимал осложненный многими терминами английский. Для наглядности лектор рассказывал о строении китового скелета на примере скелета козы, поскольку китовые кости были бы затруднительны в дороге. Суть научных изысканий осталась для слушательниц загадкой, но безукоризненный лондонский костюм, изысканные манеры и решительная интонация запомнились.
После череды лекций доктор Роменс-Лозовски собрал узкий круг наиболее восторженных своих пациенток (присутствовала инкогнито и одна чрезвычайно высокая особа) и упросил сэра Артура сделать секретный доклад, предварив его сообщением, что наконец у людей просвещенных есть шанс спасти андаманского кита, получая при этом мазь по самой что ни есть выгодной цене. Вскоре собравшееся узнали, что сэр Артур придумал метод извлечения спермацета из живого кашалота. Кита заманивают приманкой в сооружение наподобие дока, где ловко зажимают и начинают особым манером щекотать. Через некоторые время кашалот выплескивает излишки спермацета. Процедура не только не наносит животному ущерба, но и доставляет, насколько сэр Артур мог судить, некоторое удовольствие. По крайней мере, и это научный факт, поскольку отмечен в дневнике наблюдений (говоря об этом, сэр Артур показывал дневник), однажды подоенный кит через некоторое время вновь приплывает к доку и кружит вблизи, пуская фонтаны. Это слова сэра Артура, переведённые доктором Роменс-Лозовски, вызвали аплодисменты.
― Но кто же будет приманкой? ― вдруг спросила одна из дам. ― Какой-нибудь бедный кудрявый барашек?
Присутствующие заволновались, но доктор Роменс-Лозовски всех успокоил:
― Свои эксперименты сэр Артур проводил на острове Комодо, где живут огромные и страшные ящеры, ― произнеся это, доктор так стремительно показал заготовленный рисунок ящера, что некоторые дамы вскрикнули. ― Ящеры эти несут яйца, ими же питаются, отчего их развелось немыслимое множество. Вот именно этих ящеров сэр Артур и намеревается использовать для приманки.
Публика была весьма воодушевлена услышанным. Разумеется, докладчики взяли со всех обещание не разглашать предмет обсуждения до поры до времени, и, разумеется, на следующий день новость обсуждалась во всех салонах.
Встревоженные мужья, среди которых оказались обер-полицмейстер и товарищ министра юстиции, вновь вызвали доктора Роменс-Лозовски для дачи пояснений.
― Ну раз уж все и всё знают, ― развел руками доктор, ― то мне и сэру Артуру остается только одно ― учредить Русско-английскую компанию спасения андаманского кашалота. С надлежащим соблюдением утвержденного порядка. На полученный за акции капитал мы построим кашалотовую ферму на острове Комодо, где будем добывать ценнейший спермацет для поставок в Россию, ко всеобщей пользе здоровья и выгоде господ акционеров. Кстати, позвольте предоставить на обозрение доказательные письма и грамоты сэра Артура, как доктора Дублинского, Пенсильванского, Геттингенского, Падуи, Христиании и Мыса Доброй надежды университетов, а также члена Ирландской, Нидерландской и Парижской академий наук, Шведской королевской академии и Эдинбургского королевского общества, академий деи Линчеи, Леопольдины и Тасманийского общества любителей…
― Хорошо , хорошо, ― перебил его обер-полицмейстер, ― ежели всё по утверждённому порядку, то так тому и быть. Однако, скажите, отчего сэр Артур не учредил подобную компанию в Англии или где ещё?
― Потому что Российская империя, будучи великой морской державой, кашалотный промысел не ведёт. Британия же, или Северные колонии, где такого промысла много, никоим образом не желают удешевления спермацета. С тревогой ожидал бы я от королевского флота ведущих к ущербу деяний, будь наша компания по спасению кашалотов какой-нибудь другой, а не Российской.
― С Британией у нас давние счеты, покамест, незакрытые, ― кивнул обер-полицмейстер, которому явно понравились рассуждения доктора. ― Стало быть, подешевеет мазь ваша?
― Непременно подешевеет. И позвольте предложить вам, господа, стать первыми нашими акционерами, по самой сходной цене. Сколько желаете вложить?
― С акциями повременим, вы уж тут, любезный, сами как-нибудь. Мы люди государевы, нам о своём кармане думать не положено. Вот и товарищ министра подтвердит. Не так ли, ваше превосходительство?
― Точно так, господин обер-полицмейстер!
Русско-английская компания спасения андаманского кашалота отпечатала акции на предъявителя, номиналом в пятьдесят рублей, за подписью председателя правления г-на Роменс-Лозовски и директора г-на Нэйпира. Ценная бумага была лазурного цвета, в центре имелся рисованный кашалотик, жалобный до чрезвычайности. Надпись «Первый выпуск» наводила на мысль о долговременных планах компании. Продажи, однако, поначалу шли ни шатко, ни валко. Хотя господа англичане не ленились, посетили с лекциями Нижний, Варшаву, Киев, Харьков и, разумеется, Москву. Но как только публика узнала о новом акционере ― Якове Ивановиче Тыртове, акции пошли нарасхват.
Слушая Председателя Правления и директора Русско-английской компании спасения андаманского кашалота, Яков Иванович смеялся до слёз. Не прекращая смеяться, подписался на полдюжины акций. Морозовы и Варыхановы, Досужевы и Кабановы, Шелапутины и даже заносчивые Рябушинские упрашивали Якова Ивановича отказаться от этой затеи. Всем им он отвечал в том смысле, что бережно относится к их мнению о мануфактурах, приисках и пароходствах. А вот в разведении кашалотов, уж простите, понимают они не более самого Якова Ивановича. Тут же больно занятно выходит, деньги невеликие, если что ― не жалко, зато будет о чём в салонах рассказывать. Да и китов жалко, бедных.
Собрав немалый капитал и распродав остатки мази, англичане поплыли щекотать кашалотов. Как позже выяснилось, акций они продали намного больше объявленного количества. Публика на время об англичанах забыла, вспоминать стали через год, когда не поступил обещанный акционерный отчёт. Подоспели и сведения, что в Парижской, Нидерландской, Гёттингенской и всех прочих академиях об Артуре Нэйпире слыхом не слыхивали. А в Варшаве доктор Роменс-Лозовски показывал письма от знатных петербуржских фамилий, каковых они не писали, поскольку доктор в то время не был им представлен. Скандал выходил настолько громкий, что по Высочайшему повелению Морское министерство направило к острову Комодо парусно-винтовой корвет «Аскольд» под командованием Павла Петровича Тыртова. В ожидании сведений от экспедиции многие ещё на что-то надеялись. В поступившем, наконец, отчете говорилось следующее: «Остров Комодо был исследован со всею тщательностью. На нём и в самом деле проживают ящеры, крупные, отвратительного вида. В отношении кашалотовой фермы сообщаю, что таковой никаких признаков нет. Да и вообще ничего нет, кроме, опять же, ящеров».
Теперь собираясь на Сретенку, в заведения мадам Рудневой, Мерц или какие попроще, московские гуляки говорили: «А не пощекотать ли нам кашалота, господа?». Общество разделилось на тех, кто потерял, и тех, кто насмехался над потерявшими, радуясь, что сам не влетел. При этом и те и другие обрушились на Якова Ивановича, как на главного виновника, хотя никаких обещаний он не раздавал и был всего лишь одной из жертв. Но объяснений его слушать не желали, от домов отказывали, на улицах кричали вслед обидное. А однажды его, кавалера ордена Святого Георгия, закидали капустными ошмётками.
Яков Иванович сильно переживал, хотел погасить ущерб за счёт своего капитала, но сумма была слишком велика. Он исхудал, замкнулся в себе, а вскоре навсегда покинул Москву, уехав в имение, коротать дни в тоске и одиночестве. Ведь семью он так и не завёл, хотя московские невесты бегали за ним табунами. Ходили слухи о его неудавшимся романе с юной Софьей Васильевной Корвин-Круковской, более известной как Софья Ковалевская. Их познакомил профессор Николай Никанорович Тыртов, знавший Софью с детства и помогавший её первым успехам в математике. Увы, Софья Васильевна предпочла Якову Иванычу фиктивного мужа и Гейдельбергский университет.
В последние годы жизни Яков Иванович ударился в религию. Издавал листок «Верь Тверь!», в который сам же, большей частью, и писал. Ни одного нумера не сохранилось. В истории осталась лишь цена: одна копейка.
Флорес для путешественников
Для ЛЛ: Долго тут делать нечего если денег мало или средне. Оптимально - 2-5 дней на комодских варанов и пляжи. Везде плавать на нанятой лодке, так дешевле в итоге чем туры.
Для остальных.
Историю острова, его окрестностей можно посмотреть в сети, тут распинаться нет смысла.
Итак - остров большой, много гор и лесов. Инфраструктура туристическая заточена под просмотр многочисленных пляжей и уединенных островков. Самое известное место - соседний остров Комодо, с гигантскими варанами ( 1-2-3 метра ).
На острове есть один аэропорт ( Labuan Bajo, LBJ) принимающий международные рейсы и около 5 ( в разных источниках по разному, а сайтов у них нет) местных аэродромов на которые можно долететь из Labuan Bajo. Аэропорт небольшой, расположен прямо в городе, так что можно выйти из него и сразу попасть в магазины, прокаты байков и т.д.
Сам город Labuan Bajo расположен в западной части острова и тут же расположен крупный порт, где можно нанять судно для посещения других островов. Вдоль моря идет улица где полно магазинчиков, кафешек и т.д. Обустроено очень хорошо, даже вечером много света, людей и ощущение безопасности. Город хорошо подходит для пеших прогулок, почти везде есть пешеходные тротуары или полосы чистой земли. Но стоит учесть перепады высот т.к. город на холмах.
С жильем надолго обстоит дело не очень. Известные площадки Airbnb, booking предлагают либо откровенные сараи по цене нормальной квартиры, либо все уже разобрано. Съем номера в отеле или комнаты немного проще, но стоит учитывать что уровень сервиса может ОЧЕНЬ различаться даже в двух соседних отелях, не говоря уж о частях города. Тщательно изучайте фотографии и отзывы.
Продукты/еда - много кафе и ресторанчиков в прибрежной части города. В остальной же части города с этим сложнее, нужно будет искать. Магазины вроде Alfamart - реже встречаются чем на Бали, но есть. Магазины уровня "перекресток"/"вкусвилл"/"азбука вкуса" - не были обнаружены вообще.
Сервисы ремонта мобильных/ноутбуков - есть, но немного. Сложный ремонт явно не сделать здесь.
Аренда байка - присутствует. Ценник 70-150к за день аренды. 70-75 - это убитая техника с пробегом 10к, но которая едет ( правда у нашей на спуске с горы отказал один из тормозов, но это так, к слову ).
Банкоматы - BCA, BNI, BRI, Mandiri. В основном кучкуются в прибрежной части, но есть и в других частях города.
Vape shop - нашли один работающий на припортовой улице. Неплохой выбор, ценник средний.
Картой можно оплатить в магазинах сетевых и большинстве кафе.
Теперь о обстановке в целом:
- остров состоит из леса, гор и кое-где равнинной местности занятой полями.
- дороги хорошие только в городе + новая трасса вдоль западного побережья.
- в окрестностях города ( 0- 10км ) нет пляжей где можно искупаться в чистой воде и лечь на чистом песке.
Все обнаруженные места - это территории отелей, которые закрытые для людей с улицы ( тут в отличие от Бали воду активно закрывают ) либо дебри куда нужно ехать + идти по кустам/лесу.
Есть общественные пляжи, но они забиты местными, замусорены и с мутной водой.
- в окрестностях города ( 0-25км) все обозначенные в путеводителях места объезжаются на байке за 2-3 дня.
- трасса ведущая через весь остров, которая соединяет города, убита. На высокогорье в дорожном полотне полно дыр в пару квадратных метров и глубиной 10-20-30см. Ехать выше 30км/ч там невозможно в сумерках/ночью. Еще стоит помнить про обвалы/размытия, случаются часто.
- насекомые есть. В городской черте слегка донимали комары. В сельской - стрекозы. жуки и прочее. Этого добра там навалом.
- обнаружили отличный пляж на юг от города ( SOKNAR BEACH, ~25км ). Туда ведет новенькая трасса с освещением и плавными поворотами.
- в джунглях водятся змеи, обезьяны. В самом городе и ближайших окрестностях замечены не были, но в 50км от города раздавленные змеи на дороге - обычное дело. Обезьяны же замечены в горах и очень любят наблюдать за гостями.
Полно сельскохозяйственной живности. Из крупных - коровы и буйволы. Причем они могут быть не привязаны и довольно пугливы.
Про туры на Комодо.
Это там где вараны, самое известная достопримечательность. Минимально - это ~850k за одного человека ( в агенство) + 450k входной билет на остров. Выезд в 5 утра, возвращение в 7 вечера. Тур по нескольким местам, а не только вараны. Сразу скажу этот тур позволит вам увидеть почти гарантированно нескольких варанов что тусят в прибрежной полосе у причала. Видимо их туда затащили чтобы туристы не расстраивались что они не увидели варанов, ради которых они ехали. Потому что вараны в основном тусят в лесу, и активны утром и вечером. Днем они спят. А самые дешевые туры прибывают туда как раз к полудню.
Более дорогие туры на 1-2-3 ночи, включают в себя ночевку на корабле, а соответственно к варанам вы попадаете в гости рано утром и шансы встречи возрастают.
Еще в эту поездку обычно включают в себя дайвинги на пляжах и на Manta bay. Последнее - в открытом море ( пролив между островами, до земли несколько сотен метров). Манты великолепны. Но снорклинг с мантами , только в жилетах!!! Течение может быть настолько сильное, что нырнув на несколько секунд и вынырнув, вы увидите вашу лодку в полусотне метров от вас и удаляющуюся.
Про местных:
Очень общительные, позитивные и обаятельные. Все хорошо относятся к туристам, готовы помочь и пообщаться. Следует помнить - много мусульман, а в городе регулярно слышно муэдзинов на минаретах. Скорость/пунктуальность - только про курьеров. Остальные могут работать неторопливо. И это в порядке вещей.
Вывод:
Сюда стоит ехать на несколько дней ради варанов. Или на недели - чтобы посетить много островов, вулканы и другие города острова. Ради пляжного отдыха - только если плавать по десяткам окрестных островков на корабле. Побывать однозначно здесь стоит.
Реалистичная игрушка из шерсти - Комодо. Скульптура Комодского варана
Привет, Пикабу. Хочу тебе показать одну свою полу - реалистичную работу - Комодский варан. Заказ для меня был сложный, прошу не кидать тапками. Я старалась. гигантский индонезийский варан — вид ящериц из семейства варанов (Varanidae). Аборигены островов называют его ора или буайя дарат («наземный крокодил»)[4].
Комодский варан — это самая большая из ныне существующих ящериц и самый тяжёлый современный представитель чешуйчатых: отдельные представители этого вида могут вырастать более 4 метров в длину и весить более 130 килограммов.
* шерсть
* полимерная глина
* акриловые краски
Рост 20см.