Серия «Быт и нравы дореволюционной России»

Пост - продолжение рассказа о веселых дореволюционных открытках

Одна из самых популярных тем - пьянство и последствия неумеренных возлияний. Выходили целые "пьяные серии"

Во времена сухого закона добавилась тема суррогатов. Судя по всему, представленные ниже открытки выпущены как раз в этот период.

Политура - спиртосодержащая жидкость, использовавшаяся для полировки мебели. На ее основе непритязательные граждане иногда делали и незатейливые коктейли. Например, "болтун" из политуры и молока.

Любителей распивать одеколон тоже хватало. Из-за них даже были введены новые правила, согласно которым в жидкости должно было содержаться не меньше 5% ароматических веществ.

На этой открытке, скорее, не алкоголик, а наркоман. Эфир использовали в качестве средства анестезии, но были любители "нюхнуть" его не по назначению.

Еще одна популярная серия - "Типы студентов"

В данном случае речь о студенте, который не платит квартирной хозяйке. Обычно, если не удавалось решить проблему, хозяева звали на помощь полицию, но та обычно ограничивалась воспитательной беседой. Если не помогало, неплательщика выселяли через суд, но дело это было хлопотным, поэтому старались решать дело мирным путем.

К теме студентов добавились и "Типы курсисток". Отношение к курсисткам было неоднозначное. Изображали их часто страшненькими.

Разумеется, были шутки и на другие темы

Между прочим, всевозможные ночные кровососы - довольно частая проблема того времени. Если к тараканам в доме многие относились философски, то эти соседи покоя точно не давали

Куда же без шуток над нелепой модой

А вот эта шутка уже стала реальностью

Что-то со временем меняется, но некоторые проблемы актуальны во все времена. Давайте взглянем на веселые открытки, которые были очень популярны в конце 19 - начале 20 века.

Самая частая тема - любовные отношения и превратности семейной жизни.

Как "подвид" можно выделить шутки на тему отношений по расчету, а также разнице в возрасте потенциальных партнеров

Продолжение темы - супружеская неверность

Довольно часто встречалась тема продажной любви, тем более что проституция была вполне легальна. Ну и просто фривольные картинки.

Очень много шуток на тему алкоголя и неумеренного потребления оного. Выпускались даже целые "пьяные серии"

Ханжа ("русифицированное" название китайского алкоголя ханшин)  - популярное среди бедноты дешевое пойло, нечто вроде коктейля на основе политуры. Этим же словом иногда называли самогонку.  Помимо этого было довольно много шуток на тему "гофманистов" (популярные капли гофмана содержали спирт, поэтому их часто применяли не по назначению, примерно из той же оперы, что настойка боярышника), а также результатов употребления "спотыкача" (популярная в народе наливка крепостью до 20 градусов, была как домашнего производства, так и заводского).

Встречались и другие темы. Позже добавлю продолжение

Одна из особенностей работы полиции в Российской империи - то, что долгое время не было единой системы, общей для всей страны. Свои особенности были и в столичном Петербурге, и в Москве, и во многих других городах, и в сельской местности. К тому же полиция помимо борьбы с криминальными элементами выполняла и другие функции, часто, скорее, административные и с охраной правопорядка напрямую не связанные.

В допетровские времена с происшествиями местного значения боролись силами каждой конкретной общины, которая в итоге сама решала, как покарать провинившихся земляков. Для этого выбирались губные старосты и целовальники, которые также следили за финансовыми операциями и чистотой сделок. Выбранный в качестве целовальника давал торжественную клятву честно исполнять свой долг и при этом целовал крест, отсюда и название (в 19 веке целовальниками называли продавцов вина, которые целовали крест, обещая торговать только качественным товаром, и к допетровским «тезкам» отношения не имели). За спокойствие на городских улицах отвечали объезжие головы, которые подчинялись городничим. Они же следили за соблюдение правил противопожарной безопасности. Разбойниками, убийцами и прочими злодеями занимался разбойничий приказ. Организовывать работу стражей правопорядка должны были воеводы.

При Петре I некоторое время старая система сохранялась, а с появлением губерний в зависимости от региона за закон и порядок отвечали воеводы или губернаторы. С мелкими правонарушениями разбирались местные старосты и сходы, для расследования более серьезных происшествий часто привлекали офицеров, которых на время поиска злоумышленников называли сыщиками. Для проведения «спецопераций» традиционно привлекали солдат (членов «опг» «благородного разбойника» Дубровского в одноименной повести в лесу атаковали именно солдаты). Армия и позднее оставалась для полиции одной из главных кузниц кадров. С 1718 года в Петербурге работу «компетентных органов» стал контролировать генерал-полицмейстер, которому подчинялась канцелярия и полицмейстеры. В 1721 году схожую систему ввели в Москве, только во главе стоял обер-полицмейстер. Финансировали полицию плохо, людей не хватало, амуниции тоже. В некоторых городах за безопасность отвечал комендант, в некоторых полицмейстер, который подчинялся коменданту. Единых для всех регионов правил долгое время не было.

Городские сторожа ночью в Санкт-Петербурге в конце XVIII столетия. Гравюра  Д.О. Аткинсона

В качестве предшественников уголовного розыска в 1729 году в Петербурге создали Розыскную экспедицию, а в Москве возродили существовавший еще в 17 веке Сыскной приказ. Работа начиналась с изучения доносов и челобитных, которые разбирали чиновники-доносители. Полученная информация о преступлении называлась наказом. Дальнейшими следственными действиями – доездом – занимался подъячий и его помощники – понятые. Далее подозреваемых арестовывали и нередко пытали, чтобы они подробно рассказали, что именно они сделали (а иногда и не сделали, но «допрос с пристрастием» помогал «вспомнить»). В некоторых губернских городах с 1733 года аналогичные функции стали выполнять полицейские конторы. В середине 18 века московский Сыскной приказ был расформирован, так как его репутацию безнадежно испортил печально известный руководитель Ванька-Каин. Назначить на эту должность бывшего разбойника оказалось плохой идеей, Видока из него не вышло. На смену Сыскному приказу позже была создана Розыскная экспедиция.

На местах за порядком следили старосты, десятские (выбирались по одному с 10 дворов) и караульщики, обычно дежурившие по очереди, примерно как советские дружинники. Работали последние без особого энтузиазма и дружелюбием по отношению к возможным правонарушителям не отличались. Встречу с караульщиками на ночной московской улице описал известный мемуарист А. Т. Болотов:

Несколько улиц прошли мы с ним благополучно и без всякого помешательства; факелы наши горели изрядно, и мы ребячеству своему тем веселились. Мы играли ими, вертя кругом и отбрасывая отрывающиеся куски обгорелой факелы; но самые сии игрушки довели было нас до беды. Не успели мы несколько улиц пройтить и были уже недалече от дома генеральского, идучи без всякой опасности, как вдруг превеликий мужчина схватил обоих нас сзади и во все горло заревел:

— О! о! попалися! Что за люди? Зачем ходите с огнем? Что за игра оным?

Мы оцепенели тогда оба и не знали со страха что делать, ибо нам и в голову никакой опасности не входило и мы почитали себя уже почти дома, а того, что с голым огнем в самую полночь по улицам ходить и по-нашему огонек расшвыривать было очень худо и неловко, того ни одному из нас и на мысль не приходило. Со всем тем товарищ мой не так оробел, как я, и имел еще столько смелости, что с важным видом спрашивал схватившего нас мужчину, что б он за человек был, и говорил ему, чтоб он шел прочь и оставил нас с покоем, а в противном случае он факелою его в рожу съездит. Но храбрость сия недолго продолжалась; мужчина не успел сего услышать, как еще меньше учтивства употреблять с нами начал.

— А, вот я те покажу, что я за человек! — заревел он опять. — Пойдем-ка в будку-та со мной — упрыгаешься!

И в самое то время выхватил из рук у него факелу и потащил обоих нас в свою караульню. Тогда легко могли мы заключить, что это был караульщик у рогатки и что дело доходит до худого. Я трепетал тогда от страха и умолял его всячески.

— Голубчик ты мой! — говорил я ему. — Мы, право, не знали, что с огнем ходить не велено; пожалуй, отпусти!

— О, о, не знали! — ответствовал бородач. — Вот я вас проучу, у меня будете знать; а то вы очень бодры. Пойдем-ка сюда.

Товарищ мой, видя, что он начинает вправду нас тащить, забыл тогда более хоробриться и говорил ему уже посмирнее:

— Слушай, брат, не заводи шума; мы дети генеральские, и дом наш вот на этой улице; не трогай нас и покинь.

— Эк-на! Велика мне нужда, что ты сын енеральской, хошь бы фелмаршалской был! Пошел-ка, слышь, пошел!..

А увидев, что он начал у него из рук вырываться, закричал:

— Постой! не уйдешь-ста! — и тянул его уже непорядочным образом.

Со всем тем был он мертвецки пьян и не мог удержать господина Торопова: он вырвался у него и дал тягу. Я старался вырваться также, но, по несчастью моему, попался я ему в правую руку, а притом и не имел столько силы. А как товарищ мой вырвался, то он взбесился еще пуще, схватил меня уже обеими руками. Я обмер тогда, испужался и считал уже себя совсем погибшим. Я умолял его всеми святыми, но ничто не помогало: филистянин мой потрясал только бородою и рыгал из себя и отдувался. Наконец, видя такую беду, начал и я напрягать все мои силы и из рук у него рваться; но не было никакой возможности из когтей его освободиться, и я не знаю, что б со мною он сделал, если б нечаянный случай мне не помог. Мужик, видя, что я и руками и ногами упираюсь и не иду к нему в караульню, рассудил, что ему одному со мною не сладить, и стал будить своего товарища и кричал во все горло:

— Ванька, а Ванька! Вставай, брат!

Но любезный его Ванька не лучше его был, но, знать, еще побольше накушавшись, почивал себе, как надобно, и только что-то промурчал. Тогда осердился мой враг и кричал:

— Экой чорт! Слышишь, пошел сюда!

Но как Ванька ему более ничего не отвечал, то, по счастию моему, вздумалось ему пойтить его разбудить; но он не успел одною рукою меня освободить, чтоб растворить двери в будку, как рванулся я у него изо всей мочи и, вырвавшись, дай Бог ноги, и он до тех пор меня и видел.

Портрет караульщика весьма непригляден, однако и сам автор совершил грубое правонарушение – гулял с факелом по улице, в то время как большинство зданий в городе были деревянными, и пожары часто оставляли людей без крыши над головой.

Иллюстрация к "Ревизору" Гоголя. Художник А. Константиновский

В 1782 году был принят «Устав благочиния, или полицейский». Согласно ему за закон и порядок в городе стала отвечать управа благочиния, а розыскные экспедиции были упразднены. В Москве в управу благочиния входил обер-полицмейстер, полицмейстеры, приставы по гражданским и по уголовным делам (аналоги современных следователей). В губернских городах управу благочиния возглавляли полицмейстеры, в уездных городах за работу полиции отвечали городничие. Все города были разделены на части, в которые входило от 200 до 700 дворов. За каждую часть отвечал свой частный пристав, который со своей канцелярией помещался в частном доме (речь об официальном названии, а не о частной собственности). При частном доме находилась съезжая, в которую помещали провинившихся или просто подозрительных граждан до выяснения обстоятельств. Съезжую также называли в народе холодной или сибиркой, потому что она не отапливалась. Недовольный трактирщик в «Ревизоре» Н. В. Гоголя грозит неплательщику Хлестакову «жалобой, чтоб на съезжую и в тюрьму». В этой же комедии в частном доме спал мертвецки пьяный, а потому «негодный к употреблению» страж правопорядка. Части делились на кварталы, и в них «благочинием» следил квартальный надзиратель, которого часто презрительно называли кварташкой. Помогал ему в этом квартальный поручик. В крупных городах кварталы делились на околотки, в которых были околоточные надзиратели. К 1800 году управы были упразднены и заменены на ратгаузы. Через пару лет полицию перевели в ведение МВД (что только ввело путаницу и усложнило работу), управы вернули, и просуществовали они до 1881 года. В 1808 году появилась новая должность – следственный пристав, который занимался разбором серьезных уголовных преступлений. Деятельность управ благочиния проверяли ревизоры. Именно такого ревизора с ужасом ждали герои одноименной комедии Гоголя. Внизу «правоохранительной» пирамиды находились хожалые (их отправляли с различными мелкими поручениями) и будочники. Будочник был вооружен алебардой и дежурил возле полицейской будки, от которой не мог отлучаться. С 1862 года вместо будочников на городских улицах появились городовые, а должность городничего упразднили. Новые стражи правопорядка были пешими и конными (позже к ним добавились городовые речной полиции). В городовые шли солдаты, егеря, унтер-офицеры. В «Преступлении и наказании» есть эпизод, в котором Раскольников вступает в конфликт с «толстым господином», преследовавшим пьяную девочку, и на помощь приходит городовой. В романе упоминается, что городовой был унтер-офицером, а Раскольников называет его служивым. В 1880-х кварталы переименовали в участки, за которые отвечали участковые приставы.

Б. Кустодиев "Будочник"

Помимо борьбы с обычными правонарушениями городская полиция следила за соблюдением горожанами правил противопожарной безопасности и санитарных норм, чистотой улиц, разбирала мелкие споры и тяжбы, проверяла наличие паспортов у приезжих и т. д. После легализации проституции надзором за проститутками фактически тоже занималась полиция. Как не трудно догадаться, такое разнообразие полномочий вело к частым злоупотреблениям властью. «Не заметить», что владелец доходного дома «забывает» своевременно вывозить мусор, или что среди жильцов оказался человек без документов (тяжкий проступок, который мог привести к запрету на ведение этого прибыльного бизнеса), или наоборот слишком ревностно проверять магазин на предмет товаров подозрительного качества и т.д. В итоге это вело к взяткам и поборам, а полиция пользовалась недоброй славой. Ожидавший ревизора городничий и его подчиненные были не так уж далеки от некоторых реальных «стражей» правопорядка. «Беги сейчас, возьми десятских, да пусть каждый из них возьмёт… Эк шпага как исцарапалась! Проклятый купчишка Абдулин — видит, что у городничего старая шпага, не прислал новой. О, лукавый народ! А так, мошенники, я думаю, там уж просьбы из-под полы и готовят. Пусть каждый возьмёт в руки по улице… чёрт возьми, по улице — по метле! и вымели бы всю улицу, что идет к трактиру, и вымели бы чисто… Слышишь! Да смотри: ты! ты! я знаю тебя: ты там кумаешься да крадёшь в ботфорты серебряные ложечки, — смотри, у меня ухо востро!.. Что ты сделал с купцом Черняевым — а? Он тебе на мундир дал два аршина сукна, а ты стянул всю штуку. Смотри! не по чину берёшь! Ступай!» В лавках гоголевский городничий бесплатно брал любой товар, а в случае благополучного завершения ревизии обещал поставить в церкви огромную свечу, на которую купцы-жалобщики должны были «доставить по три пуда воску». Существовало множество шуток про будочников, а также красные воротники (долгое время форма полицейских чинов была зелёной с красными воротниками). Самого Николая I иногда язвительно называли главным будочником страны. Ещё больше авторитет стражей правопорядка подрывали небезосновательные слухи о применении пыток некоторым следственными приставами. В конце 19 - начале 20 века полицейских называли фараонами или фараоновым племенем  (примерно в том же значении, что позднее "менты").

Типичный полицейский участок начала 1860-х описан в «Преступлении и наказании». Ф. М. Достоевского. «Контора была от него с четверть версты. Она только что переехала на новую квартиру, в новый дом, в четвёртый этаж. На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно. Войдя под ворота, он увидел направо лестницу, по которой сходил мужик с книжкой в руках; “дворник, значит; значит, тут и есть контора”, и он стал подниматься наверх наугад. Спрашивать ни у кого ни об чём не хотел. <…> Лестница была узенькая, крутая и вся в помоях. Все кухни всех квартир во всех четырёх этажах отворялись на эту лестницу и стояли так почти целый день. Оттого была страшная духота. Вверх и вниз всходили и сходили дворники с книжками под мышкой, хожалые и разный люд обоего пола – посетители. Дверь в самую контору была тоже настежь отворена. Он вошел и остановился в прихожей. Тут всё стояли и ждали какие-то мужики. <…> Страшное нетерпение тянуло его всё дальше и дальше. Никто не замечал его. Во второй комнате сидели и писали какие-то писцы, одетые разве немного его получше, на вид все странный какой-то народ». Раскольников прошел в четвёртую комнату, где сначала общался с относительно вежливым письмоводителем (секретарем). «Вдруг, с некоторым шумом, весьма молодцевато и как-то особенно повёртывая с каждым шагом плечами, вошел офицер, бросил фуражку с кокардой на стол и сел в кресла. Пышная дама так и подпрыгнула с места, его завидя, и с каким-то особенным восторгом принялась приседать; но офицер не обратил на неё ни малейшего внимания, а она уже не смела больше при нем садиться. Это был поручик, помощник квартального надзирателя, с горизонтально торчавшими в обе стороны рыжеватыми усами и с чрезвычайно мелкими чертами лица, ничего, впрочем, особенного, кроме некоторого нахальства, не выражавшими». В итоге сей вспыльчивый офицер сначала обругал Раскольникову, а когда почувствовал, что тот лебезить перед ним не собирается, решил отыграться на «пышной даме» - хозяйке борделя. «Никакой шум и драки у меня не буль, господин капитэн, – затараторила она вдруг, точно горох просыпали, с крепким немецким акцентом, хотя и бойко по-русски, – и никакой, никакой шкандаль, а они пришоль пьян, и это я все расскажит, господин капитэн, а я не виноват… у меня благородный дом, господин капитэн, и благородное обращение, господин капитэн, и я всегда, всегда сама не хотель никакой шкандаль. А они совсем пришоль пьян и потом опять три путилки спросил, а потом один поднял ноги и стал ногом фортепьян играль, и это совсем нехорошо в благородный дом, и он ганц фортепьян ломаль, и совсем, совсем тут нет никакой манир, и я сказаль. А он путилку взял и стал всех сзади путилкой толкаль. И тут как я стал скоро дворник позваль и Карль пришоль, он взял Карль и глаз прибиль, и Генриет тоже глаз прибиль, а мне пять раз щеку биль. И это так неделикатно в благородный дом, господин капитэн, и я кричаль. А он на канав окно отворяль и стал в окно, как маленькая свинья, визжаль; и это срам. И как можно в окно на улиц, как маленькая свинья, визжаль? Фуй-фуй-фуй! И Карль сзади его за фрак от окна таскаль, и тут, это правда, господин капитэн, ему зейн рок изорваль. И тогда он кричаль, что ему пятнадцать целковых ман мус штраф платиль. И я сама, господин капитэн, пять целковых ему зейн рок платиль. И это неблагородный гость, господин капитэн, и всякой шкандаль делаль! Я, говориль, на вас большой сатир гедрюкт будет, потому я во всех газет могу про вас все сочиниль». Обратите внимания, как «мадам» повысила вспыльчивого поручика до капитана. Подобными происшествиями и скандалами полиция в основном и занималась. Самого героя первоначально пригласили тоже по незначительному поводу – из-за просроченного платежа. Следственный пристав Порфирий Петрович проявил к нему интерес уже позже. Если бы Раскольников повременил с убийством процентщицы, то делом его занималась бы уже другая контора.

Группа чиновников Санкт-Петербургского сыскного полицейского отделения.

В 1866 году в столице при канцелярии обер-полицмейстера была учреждена сыскная полиция – аналог современного уголовного розыска. Позже сыскные отделения появились в Москве, Варшаве, Киеве, Тифлисе, Баку, Риге, Одессе, Ростове-на-Дону, Лодзи, а затем и в других городах. Чаще всего работу именно этих подразделений изображают в исторических детективах. Отделение состояло из нескольких «столов»: розыскного (занимался розыском преступников), наблюдения, личного задержания (он же стол приводов, занимался установлением личности арестованных, а также выяснял, причастны ли они к другим преступлениям), справочно-регистрационного бюро (регистрировало преступления, собирала и систематизировало информацию о преступниках и т. д.). При крупных отделениях могли быть «летучие отряды» (для проведения облав) и «ломбардные отряды» (для розыска похищенных вещей). Первым самым известным руководителем петербургской сыскной полиции стал Д. И. Путилин. Свой опыт Путилин описал в автобиографической книге «Сорок лет среди грабителей и убийц». Самый известный начальник московской сыскной полиции – А. Ф. Кошко. Своими воспоминаниями он поделился в книге «Очерки уголовного мира царской России». Самый известный Одесский сыщик – В. В. Фон Ланге, прошел путь от околоточного надзирателя до заместителя начальника Одесской сыскной полиции. Он также написал книгу, посвященную работе полиции – «Воспоминания одесского сыщика». Она, на мой взгляд, из всех трех наиболее интересна.

В сельской местности в пореформенный период за правопорядком должен был следить волостной старшина. В некоторых местах этим вопросом занимался сельский сход, и для этого назначали десятских и сотских. Специальной формы у них не было, а в качестве знака отличия они носили на груди медную бляху. В 1903 году из-за участившихся народных волнений с сельской местности появились так называемые стражники.

Иллюстрации к рассказу "Хамелеон". "Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником". Полицейский надзиратель - квартальный.

P.S. В данном посте речь шла исключительно о борьбе с обычными правонарушениями и преступниками обыкновенными, а не политическими.

Часть информации взята тут

Введенский В., Погодин И., Свечин Н. «Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции»

Болотов А. Т. «Записки А. Т. Болотова, написанных самим им для своих потомков» 

Федосюк Ю. «Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века»

Гоголь Н. В. «Ревизор» (1836)

И еще немного фотографий

Околоточный надзиратель городской полиции в форме образца 1882 года

Околоточный надзиратель нижегородской городской полиции М.Е. Васильков. Страж правопорядка облачён в форму образца 1882 года. Автор фото – Максим Петрович Дмитриев.

Квартальный надзиратель в парадной форме

Служебное удостоверение

1901-1902 гг., паспортное отделение 3-го полицейского участка Спасской части Санкт-Петербургской столичной полиции.

1899 год, Москва, «воронок» образца второй половины XIX века – полицейская карета. На ней в участок под конвоем доставлялись лица, взятые полицией под стражу.

1901-1902 гг., пристав 2-го участка Спасской части Санкт-Петербургской столичной полиции в своём рабочем кабинете. Судя по погонам, состоял в военном чине полковника.

1904 год, руководящий состав Санкт-Петербургской речной полиции, в том числе прикомандированные на период навигации офицеры флота.

9 мая 1913 года, строевой смотр личного состава полицейских участков в помещении конно-гвардейского манежа по случаю годового праздника Санкт-Петербургской столичной полиции.

Околоточные надзиратели и городовые одного из полицейских участков Санкт-Петербургской городской полиции

Фотографии взяты тут http://voenspez.ru/index.php?topic=15584.20

Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:

квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины

транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции

Немного о дореволюционном общественном транспорте

криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес

брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России

детство

Как рожали и ухаживали за детьми до революции

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства

еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России

Кушать подано. Об обеденных перерывах, дореволюционных застольях и блюдах по чинам

О сладкоежках до революции

Чайно-кофейное противостояние. Что пили в Российской империи

проституция и не только

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

О взрослом контенте 19 века

другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Немного о дореволюционном спорте

"Начальство надо знать в лицо". Еще немного о дореволюционной субординации

Сегодняшний пост – продолжение рассказа о дореволюционных обращениях и субординации (предыдущий пост

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях ). На этот раз речь пойдет о деловом этикете и общении с непосредственными руководителями.

Одна из важных особенностей взаимоотношений подчиненных и их руководителей - не только то, что начальство надо было «знать в лицо», но и то, что обычно общение с ним продолжалось и вне рабочего времени. Причин этому было несколько. С одной стороны это связано с тем, что работу, как правило, искали через «сарафанное радио» или задействовали родственные связи. Это было характерно и для небогатых мещан, и для крестьян, которые, например, посылая кого-либо из домочадцев на заработки в город, искали подросткам место «мальчика» в лавочке знакомого торговца, ученика мастера, часто из числа бывших односельчан, для взрослых – место в одной из многочисленных артелей, во главе которых опять же стояли земляки. Это приводило к тому, что во многих крупных городах образовывались своего рода землячества, специализировавшиеся на конкретных видах работ. Жили, как правило, все под одной крышей, иногда в спартанских условиях, а спальные места и стол часто предоставлял сам наниматель.

«Благородия» искали место по аналогичному принципу. Первые шаги будущего чиновника начинались с написания рекомендательных писем, визитов к потенциальным «покровителям». То, что сейчас называют кумовством, в 18-19 веке считалось нормой (и не только в России, это была общая практика). Это можно увидеть на примере многих литературных произведений. Типичный пример – брат Анны Карениной Стива Облонский. «Степан Аркадьич в школе учился хорошо благодаря своим хорошим способностям, но был ленив и шалун и потому вышел из последних, но, несмотря на свою всегда разгульную жизнь, небольшие чины и нестарые годы, занимал почетное и с хорошим жалованьем место начальника в одном из московских присутствий. Место это он получил чрез мужа сестры Анны, Алексея Александровича Каренина, занимавшего одно из важнейших мест в министерстве, к которому принадлежало присутствие; но если бы Каренин не назначил своего шурина на это место, то чрез сотню других лиц, братьев, сестер, родных, двоюродных, дядей, теток, Стива Облонский получил бы это место или другое подобное, тысяч в шесть жалованья, которые ему были нужны, так как дела его, несмотря на достаточное состояние жены, были расстроены. Половина Москвы и Петербурга была родня и приятели Степана Аркадьича. Он родился в среде тех людей, которые были и стали сильными мира сего. Одна треть государственных людей, стариков, были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть были с ним на «ты», а третья треть были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного все были ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал. Ему бы смешно показалось, если б ему сказали, что он не получит места с тем жалованьем, которое ему нужно, тем более что он и не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он хотел только того, что получали его сверстники, а исполнять такого рода должность мог он не хуже всякого другого». Разница была только в том, какие связи были у каждой конкретной семьи. Вторая причина – традиционно более тесные связи между людьми в целом. Новомодного слова «интроверт» тогда не было и в помине, да и ближайший к нему синоним – бирюк – использовалось, скорее, в негативном контексте. Даже Чеховский «человек в футляре» вынужден был, скрепя сердце, наведываться в гости к коллегам.

Трепетное отношение к субординации отмечает в книге «Москва в начале XX века. Записки современника» А. Я. Гуревич. «Никогда, никакого рода прислуга и служебный персонал, вплоть до трамвайных и железнодорожных кондукторов, не могли разговаривать сидя с хозяином, клиентом, заказчиком, пассажиром. Только врач мог сидя заканчивать выписку рецепта при вставшем со стула пациенте, но обязательно затем вставал его проводить. В простых купеческих семьях, у лавочников и ремесленников прислуга, подчас не уступавшая в своем развитии хозяевам, могла садиться в комнатах и даже обедать за общим столом со всей семьей. Во всех других домах она обедала на кухне и в комнатах, никогда в присутствии хозяев не садилась. Исключения могли быть только для старых нянь, давно живущих в доме, и для гувернанток, имевших образование. Ни один подчинённый на службе не разговаривал с начальником сидя, если тот стоял, или если он не получал приглашения сесть. Это воспитывалось с детства. В любой школе ученик мог разговаривать с учителем только стоя <…> При равных по виду персонажах обращение друг к другу могло быть: сударь, господин офицер, мадам, месье, “Пардон” (если хотели обратиться с вопросом или извиниться), “Послушайте” и, наконец, “Эй!” — всё в зависимости от сословия. Желая осадить или поставить на место зарвавшегося собеседника, обращались напыщенно: “Милостивый государь!” При неравных сословиях, высший обращался к низшему: “Эй! Дружок”, “служивый” (если к военному), “послушай, извозчик!” или “послушай, человек!” (к официанту) и т. п. <…> Очень был распространён заискивающий тон среди мелких служащих перед людьми, стоящими на более высокой ступени сословной лестницы, выражавшийся в окончании чуть ли не каждого слова на “с”: извольте-с, как прикажете-с и т. п., часто производимых в полусогнутой позе. Конечно, в описываемое время, особенно после 1905 года, эти черты уже были лишь пережитком прошлого века и крепостного права. У многих простых людей, особенно у заводских рабочих, не было этого добровольного самоунижения. Они не сгибались в угодливую позу. Но рабочие старшего возраста, разговаривая с хозяином фабрики или начальником-инженером, снимали шапки, особенно если обращались с какой-либо просьбой. Держать руки в карманах при разговоре со старшими по возрасту или положению считалось у всех сословий неприличным. Здоровались за руку, как правило, только с равными».

Жесткие рамки субординации дополнялись правилами этикета, а также сложившимися за десятки, и даже сотни лет традициями. В. Ф. Романов в книге «Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции» описывает деловой этикет начала 20 века: «Смешного “канцелярского стиля” я не застал, но слышал о нем от одного дореформенного чиновника: его юмористическая сторона заключалась в крайне почтительном отношении подчиненных к начальству и начальников во взаимных отношениях между собою; например, докладчик писал, должен был писать, всегда сомневаясь в своих силах разобраться в деле, даже правильно изложив его сущность, в таком роде: “сущность дела едва ли не сводится к следующему», но, Боже упаси, сказать просто, что «дело заключается в следующем”, это было бы нескромно, невежливо по отношению к более осведомлённой высшей власти. Начальство к начальству никогда не обращалось с возражениями; надо было всегда похвалить предложенную меру, указать на её положительные стороны, а затем уже высказать соображения о совершенной её негодности. В таком духе в моё время писало только министерство финансов, весьма одобряя предложенные меры и кончая отказом в деньгах на их осуществление. Кроме того, некоторые архаичные приёмы переписки сохранялись ещё в канцеляриях самого затхлого министерства, если не считать его юрисконсульской части, а именно юстиции: там в каждом отделении имелся какой-то редактор, который исправлял и без того бесконечно в многочисленных инстанциях вылизанные бумажки». Если переписка велась с подчинённым, дату ставили вверху страницы, и в качестве подписи можно было указать только лишь фамилию. Если адресат – вышестоящее лицо, тем более руководитель, то дату ставили внизу, а также полностью прописывали ФИО и должность.

Во многих «барских» квартирах и домах были выделены комнаты под кабинеты. Использовались они не столько для работы, сколько для встреч с посетителями, просителями и коллегами. У многих чиновников были приемные часы, когда визитеры могли прийти к ним домой. Правда, далеко не всех пускали, поэтому довольно часто можно было наблюдать сцены, описанные Некрасовым в стихотворении «Размышления у парадного подъезда».

Вот парадный подъезд. По торжественным дням,

Одержимый холопским недугом,

Целый город с каким-то испугом

Подъезжает к заветным дверям;

Записав свое имя и званье,

Разъезжаются гости домой,

Так глубоко довольны собой,

Что подумаешь — в том их призванье!

А в обычные дни этот пышный подъезд

Осаждают убогие лица:

Прожектеры, искатели мест,

И преклонный старик, и вдовица.

От него и к нему то и знай по утрам

Всё курьеры с бумагами скачут.

Возвращаясь, иной напевает «трам-трам»,

А иные просители плачут...

В бесконечную череду визитов превращался любой крупный праздник, и явиться ко всем родственникам и коллегам было обязательным ритуалом, а посещение непосредственного руководителя или покровителя – тем более. Характерный пример можно найти в книге «Детство. Юность. Мысли о будущем» В. И. Танеева. «Несколько раз в год чиновники хозяйственного отделения являлись к нам в дом поздравить отца с новым годом, со светлым праздником, со днем именин. Они приезжали на нескольких извозчиках с делопроизводителем во главе. Их было много. Извозчики занимали значительную часть площади, на которой стоял наш дом. (Кроме делопроизводителя никто не позволял себе въезжать во двор.) Чиновники наполняли у нас всю небольшую залу. Они были в мундирах и с треугольными шляпами в руках. Они не смели садиться. Делопроизводитель выстраивал их в ряд, и они ждали, когда отец выйдет из кабинета. Он выходил одетый, красивый, величественный. Руки он им не подавал. Всем говорил “ты”, кроме делопроизводителя, да и за делопроизводителя я не могу ручаться. Делопроизводитель представлял чиновников и поздравлял от имени всех. Чиновники вторили ему, мычали несколько слов хором. Представление и поздравление продолжалось две-три минуты. Иногда отец говорил чиновникам краткую речь, из содержания которой они могли усмотреть, что они должны “стараться”. Отец удалял их торжественным поклоном и жестом правой руки и скрывался в кабинете. Они кланялись, теснились в передней и уезжали опять попарно на своих извозчиках».

В. Е. Маковский "Просительница" (1895)

В стихотворении Некрасова упомянута еще одна характерная деталь – люди «записывались». Важным элементом при общении «благородий» были визитные билеты, которые попросту называли карточками. На них, как на современных визитках, указывались ФИО и должность, вернее, чин. Их оставляли при посещении хозяевам, а если тех не было дома, могли передать через швейцара. Иногда для них мог быть приготовлен особый ящик, или даже два: один для карточек, привезённых лично, второй для переданных через прислугу (первый способ считался предпочтительнее). Если визитёра не приняли, он мог оставить карточку, загнув один угол. В этом случае приезжать повторно было не принято, по крайней мере, без приглашения. Карточками могли обмениваться только равные по положению, в противном случае это выглядело дерзостью или излишней фамильярностью. Для этих целей у высокопоставленных хозяев могла быть заведена особая визитная книга, которая часто хранилась у швейцара. В ней посетитель и указывал свои данные.

Если непосредственный руководитель сам изволил пригласить в гости, явка была строго обязательна. Также как и в случае с высокопоставленными родственниками и покровителями. Сейчас многие из этих правил и ритуалов могут показаться странными и нелепыми, но тогда они были нормой. Разумеется, не все им следовали, но «саботаж» в лучшем случае создавал репутацию большого оригинала, в худшем – неприятного и невоспитанного человека.

В посте использованы книги

Романов В. Ф. «Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции»

Гуревич А. Я. «Москва в начале XX века. Записки современника»

В. И. Танеев «Детство. Юность. Мысли о будущем»

Карикатуры Н. А. Степанова (1860) взяты тут https://humus.livejournal.com/4402992.html

Все мои рассказы о быте и нравах до революции, а также то, что не вошло в посты, можно прочитать тут

https://author.today/work/145624

Буду рада отзывам

Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:

квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины

транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции

Немного о дореволюционном общественном транспорте

криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес

брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России

детство

Как рожали и ухаживали за детьми до революции

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства

еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России

Кушать подано. Об обеденных перерывах, дореволюционных застольях и блюдах по чинам

О сладкоежках до революции

проституция и не только

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

О взрослом контенте 19 века

другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Немного о дореволюционном спорте

Зинаида Серебрякова "За завтраком" (1914)

Отношение к еде в дореволюционные времена отличалось от современного. И речь не только о том, что именно люди ели, но и о том, как и когда они это делали. Культура застолий с тех пор тоже заметно изменилась.

В крестьянской среде приёмы пищи напрямую увязывались с каждодневными трудами. Вставали рано – значит, и завтракали рано, обед долгое время приходился на полдень, а после завершения работы – ужин и отход ко сну. Аналогичного принципа придерживались и многие небогатые горожане. Еще одной странной по современным меркам особенностью было то, что часто все члены семьи ели из общей посуды. И. А. Слонов в книге «Из жизни торговой Москвы» вспоминал о босоногом детстве в бедной мещанской семье: «Ужинали все вместе, причем тарелок, ножей и вилок у нас не было. Ели все из общей большой деревянной чашки, деревянными ложками. Нарезанное мелкими кусочками мясо во щах мы могли вылавливать только после того, как отец скажет “таскай со всем”. Если же кто из детей зацепит кусочек мяса ранее того, отец ударял по лбу деревянной ложкой». После ужина семья Слонова отходила ко сну, потому что родители не хотели тратить деньги на свечи. Даже слово «однокашник» произошло от совместной трапезы учеников. При этом, не заботясь об индивидуальных тарелках, многие трепетно относились к собственным ложкам и предпочитали есть только ими.

Фирс Журавлев "Мачеха"

Привычки «благородий» со временем менялись. В 18 веке многие дворяне также были «жаворонками». Павел I попытался на законодательном уровне объявить час дня временем обеда и порицал тех, кто садился за стол позже, но таких в столице было всё больше. Сначала обеденное время сместилось к 2-3 часам, а затем обедать стали ещё позже. С другой стороны представление о самой организации питания размылось. Важную роль играло то, что в начале 19 века заведения общепита были рассчитаны на непритязательных посетителей, а дворянам обедать в них считалось неприличным, поэтому многие были привязаны к дому, либо ходили в гости. Со временем стало открываться всё больше ресторанов, кафе, кондитерских, куда стала заглядывать почтенная публика.

В 19 веке в больших городах многие «благородия» начинали день с небольшого перекуса в 8-9 часов, обычно в виде чая или кофе с гренками. Затем более основательный завтрак в 11-12 (а иногда даже 13) часов, обед в 16-18 часов – самый важный приём пищи, а полноценного ужина часто не было вообще. Иногда вместо этого был ещё один перекус во время визитов или светских развлечений. В некоторых случаях было нечто вроде полдника или пятичасового чая на английский манер. Те, чей режим дня не был привязан к рабочему дню, могли позволить себе поздно вставать, а значит, и смещать время еды и обедать тогда, когда у других ужин. У провинциалов столичный образ жизни вызывал недоумение. А. Ф. Кони в книге «Петербург. Воспоминания старожила» описывает ритм жизни в столице 1850-х так: «Жизнь общества и разных учреждений начинается и кончается ранее, чем теперь. Обеденный час, даже для званых трапез, четыре часа, в исключительных случаях - пять, причем по отношению к кушаньям и закускам, за исключением особо торжественных случаев, обилие не сопровождается роскошью, как с начала девяностых годов. То же самое и относительно напитков. Далеко не всякий званый обед требует шампанского. В обыкновенные дни на столе у большинства даже зажиточных людей стоят квас и кислые щи. <…> В гости на званый вечер приезжают в восемь-девять часов». Некоторые люди не отказывали себе в удовольствии время от времени  устраивать перерывы на чай или постоянно грызть семечки и орешки. Особенно славились этим купчихи. А купцы, вернувшись домой к обеду, после него часто любили вздремнуть.

Владимир Маковский "У кухарки"

Приём пищи многие начинали с молитвы, перед тем, как сесть на стул, крестились. Блюда на стол традиционно приносили не все сразу, а меняли по мере их употребления (разумеется, если их приготовили несколько). Некоторые люди предпочитали на французский манер ставить на стол всё и сразу, но большинство находило это неудобным. Когда хотели произнести тост, делали это между переменами блюд, а не в самом начале застолья. В начале 19 века появилась мода после трапезы подавать миски с водой, в которых мыли руки, и стаканчики с водой и лимонным соком для полоскания рта. Но следовали ей не все, и со временем делать это перестали. Если речь шла о праздничном застолье или званом обеде, то сначала гостей собирали в гостиной, где для них был приготовлен стол с лёгкими закусками, нечто вроде фуршета. Когда гости поприветствовали друг друга и немного пообщались, их приглашали к основному столу, который был накрыт в столовой. После застолья гости вновь перемещались в гостиную, где продолжали общение за чашечкой чая или кофе.

Даже за столом сохранялась субординация, проявлявшаяся в распределении мест. Во главе него восседал сам хозяин, справа самый уважаемый из гостей, место слева было чуть менее почётно, и далее по убывающей. Ориентировались, как правило, на чины и титулы. Если среди гостей были дамы, обычно они размещались отдельно от мужчин, но сам принцип был тот же. Если стол стоял буквой П, то слева могла сидеть хозяйка, а далее гостьи. Если был один длинный стол, хозяин и хозяйка часто садились друг напротив друга, но иерархия гостей сохранялась. Даже у небогатого провинциального семейства Лариных на именинах было деление, «и за столом у них гостям носили блюда по чинам», то есть сначала самым уважаемым. До конца стола при таком подходе многое не доносили, а в некоторых случаях для гостей было изначально предусмотрено разное меню. Была и еще одна традиция: многие верили, что за столом ни в коем случае не должны сидеть 13 человек, иначе вскоре один из них непременно умрет, поэтому во многих домах всячески старались, чтобы гостей было либо больше, либо меньше. Вероятно, это суеверие навеяно памятью о тайной вечере. Со временем на него махнули рукой, но еще в Пушкинскую эпоху, если гость пришел тринадцатым, то он мог развернуться и уйти под любым благовидным предлогом. Верили в это и крестьяне, и дворяне.

Типичный пример торжественного старорежимного обеда описан в книге А. А. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю». «На эти обеды обязаны были являться три семьи: старшего брата, Николая Павловича,- семеро человек детей, сестры его, Ольги Павловны Зуровой, семеро детей, и младшего брата, нашего отца, Алексея Павловича, - пятеро детей. Всего за стол садилось двадцать шесть человек. Явка не только к обедне по воскресеньям, но также и в субботу ко всенощной как для малых, так и для больших была обязательной. В церкви у всех были свои определенные места: старшая семья, Николая Павловича, стояла направо, а наша, младшая, налево. В таком же строгом порядке подходили все к кресту. После семьи шли служащие: буфетчик, выездной лакей - красавец Герман, красивший свои бакенбарды, пьяница швейцар, кучер, две старые горничные и последним Василий Евсеевич». Речь идет о воскресных обедах в доме бабушки. Для полноты картины аристократической трапезы не хватает только стоящего позади каждого гостя лакея, который после любой перемены блюд подавал чистые тарелки и забирал использованные, но к концу 19 века подобное стало уже редкостью. В дружеском кругу такой сегрегации не было.

Владимир Маковский "Чаепитие"

Вспоминает Игнатьев и режим дня в Киевском кадетском корпусе. «Завтрак вместе с "большими" между двенадцатью и часом дня. Прогулка до трех-четырех часов. Обед с "большими", и от восьми до девяти, а позже и до десяти - самостоятельное приготовление уроков в своей классной комнате. Это расписание выполнялось неукоснительно. <…> Во главе каждого стола сидел за старшего один из лучших учеников, перед которым прислуживавшие "дядьки" из отставных солдат, имевшие довольно неопрятный и небритый вид, ставили для раздачи блюда. Завтрак состоял обычно из одной рубленой котлеты и макарон. <…>Перед каждым кадетом стояла кружка с чаем - его пили со свежей французской булкой, выпеченной в самом корпусе. Этого, конечно, не хватало мол одежи, особенно в старших ротах. На все довольствие кадета отпускалось в сутки двадцать семь с половиною копеек! За эти деньги утром давали кружку чаю с сахаром или молоко, которое по предписанию врача получала добрая треть кадет, особенно в младших классах. В двенадцать часов - завтрак, в пять часов - обед, состоявший из мясного довольно жидкого супа, второго блюда в виде куска так называемого форшмака, или украинских лазанок с творогом, или сосиски с капустой и домашнего микроскопического пирожного, лишение которого являлось обычным наказанием в младших ротах; оставшиеся порции отдавали 1-й роте. В восемь часов вечера, после окончания всех занятий, снова чай или молоко с куском булки. Один час после завтрака и один-два часа после обеда отводились на прогулку». Меню скромное, но, если верить описаниям, оставленным выпускницами Смольного института, то в нем условия были еще более спартанскими. Некоторые утверждали, что таким образом смолянкам помогают закалять характер, некоторые – что руководство просто годами прикарманивало значительную часть выделяемых на питание средств. Режим дня и меню в каждом конкретном учебном заведении зависели от многих факторов, включая строгость и добросовестную работу ответственных за них лиц.

По мере развития сферы общепита горожане были все чаще ели вне дома. Во многих ресторанах гостям предлагали завтраки (которые по времени могли быть даже ближе к современному обеду, с 11 до 15 часов), и стало хорошим тоном приглашать на «рабочий» завтрак коллег или деловых партнёров. В 1900-х во время завтраков появился шведский стол. Скромные чиновники и студенты могли отправиться за обедом в кухмистерские или столовые (и те и другие работали до 16 часов). Но были и те, кто по-прежнему приходил на обед домой, чтобы отобедать именно в семейном кругу.

Маковский В. "В ресторане" (1914)

Часть информации взята тут

Игнатьев А. А. «Пятьдесят лет в строю»

Кони А. Ф. «Петербург. Воспоминания старожила»

Лаврентьева Е. В. «Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет»

Похлебкин В. В. "Кушать подано"

Слонов И. А. «Из жизни торговой Москвы»

Все мои рассказы о быте и нравах до революции, а также то, что не вошло в посты, можно прочитать тут

https://author.today/work/145624

Буду рада отзывам

Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:

квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины

транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции

криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес

брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России

детство

Как рожали и ухаживали за детьми до революции

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства

еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России

О сладкоежках до революции

проституция и не только

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

О взрослом контенте 19 века

другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Немного о дореволюционном спорте