Серия «Быт и нравы дореволюционной России»

823

Человек и церковь

Н. В. Неврев «Протодиакон, провозглашающий на купеческих именинах многолетие» (1866)


Сегодняшний пост о дореволюционных нравах будет посвящён отношению россиян к церкви, а оно было по многим причинам неоднозначным. Уточню, что речь пойдет о церкви как организации, без оценки религиозных взглядов или духовности населения. Разумеется, были истинно верующие люди, и те, кто религиозностью не отличался, но соблюдал все ритуалы как дань традиции или для поддержания образа порядочного человека. Были и атеисты, но последние обычно не говорили о своих взглядах открыто. Но, так или иначе, иметь дело с церковью приходилось всем.


Духовенство, как и сейчас делилось на черное и белое. С черным миряне пересекались реже, с белым постоянно, поэтому о нем поговорим подробнее. «Личный состав» церковного прихода включал в себя священнослужителей и церковнослужителей. К первым относились священник (иерей) и дьякон. Они имели сан, а для его получения должны были закончить семинарию. Ко вторым относились псаломщик, в народе именуемый дьячком, пономарь, звонивший в колокола и читавший молитвы, а также просвирня, выпекавшая просфоры. Они не имели сана, и им было достаточно окончить духовное училище. Просвирней часто становилась жена или вдова кого-то из вышеперечисленных лиц. Обычно в храме был один священник – настоятель, но в крупных храмах их могло быть несколько. Иногда среди них был внештатный «ранний батюшка» (он служил утром), как правило, из числа пожилых священников, оставивших свое место службы, или уступивший первенство более молодому. Священник, отвечавший сразу за несколько приходов, назывался благочинным. Ещё одно немаловажное лицо – церковный староста, выбиравшийся из числа прихожан и не относившийся к духовному сословию. Он мог отвечать за хозяйственную деятельность, следить за приобретением всего необходимого для церковных нужд, организовать сбор пожертвований на ремонт здания церкви и т.д. Помимо прочего священникам приходилось выполнять поручения, не связанные с вопросами веры. Например, их могли попросить предоставить данные о приходе или конкретном прихожанине, так как считалось, что местный батюшка лучше знает свою паству, чем чиновники. Батюшек привлекали к агитации, например, чтобы убедить сельских жителей делать прививки от оспы.


Характерной особенностью духовенства была его фактическая кастовость. Чтобы дети священника числились лицами духовного звания и имели соответствующие сословные привилегии, они должны были учиться в духовном училище – низшем духовном учебном заведении. Учебный курс состоял из четырех классов, двух одногодичных и двух двухгодичных. Средним учебным заведением была семинария. Обучение было бесплатным и длилось шесть лет. Но стоит отметить, что в данном случае была «игра в одни ворота». Дети священников традиционно получали образование в семинарии, но далеко не каждый семинарист действительно планировал стать священником. Многих привлекала возможность бесплатно получить хорошее образование, ведь далеко не каждая семья могла платить за гимназию. Для того, чтобы получить сан, выпускник должен был жениться, и избранницей обычно становилась девица так же духовного звания. Если попадья умирала, жениться повторно батюшка не имел право. В результате многие служители культа оказывались друг другу родственниками. Ситуация, когда пожилого батюшку сменял на посту, например, его молодой зять, была типична. При этом батюшки часто оказывались с паствой не на такой уж короткой ноге, особенно в сельской местности, потому что с одной стороны образованному человеку иногда было не интересно общаться с малограмотными крестьянами, с другой накладывали отпечаток довольно непростые религиозно-финансовые отношения.

В. Г. Перов "Проповедь в селе"


Традиционно священники не получали фиксированной зарплаты, а должны были зарабатывать сами, и способов это сделать было несколько. Первый – сбор пожертвований, второй – плата за требы, например, крещение, венчание, отпевание, третий – индивидуальная хозяйственная деятельность, не имеющая прямого отношения к религии, и на неё часто не оставалось времени. Например, священнику могли выделить участок земли для сельскохозяйственных работ, и его обычно сдавали в аренду. Некоторые приходы, чтобы заработать, строили доходные дома. Все это приводило к тому, что люди, ходившие по домам и собиравшие подаяния, подрывали тем самым свой авторитет. Обиженные священники могли отыграться на обидчиках (и не только на них), если возникала необходимость в требах. Примечательный эпизод есть в «Записках сельского священника» А. И. Розанова. «Однажды вечером приходит ко мне дьякон и говорит: “N. N. собирается женить сына. Он богатый, но скряга страшная. Ныне осенью я собирал хлебом, он вынес мне всего только полрешетца; на праздник никогда и закусить не попросит, и рюмочки водочки не поднесет. Я пригрозил ему. С него надобно взять побольше, чем с других; теперь только и прижать его, чтобы он помнил”.

— Сколько дают у вас за свадьбы?

— Бедный дает рубль, а богатый три; а с N. N. возьмем шесть.

— Так не годится. Мы положим со всех поровну, в роде таксы, среднее число — 2 рубля. Это вот почему: бедный не дает и не даст никогда ничего, — за это мы ему рубль прибавим. Богатый даёт и даст всегда, — за это мы ему рубль убавим. А накладывать на N. N. против других 3 рубля — это бессовестно, я этого не сделаю.

— Так вы хотите и с N. N. взять только 2 рубля? Я не пойду и венчать, не пойдут и дьячки.

— Как знаете.

Дня через два приходят ко мне дьякон, дьячок и пономарь и говорят, что N. N. за свадьбу даёт уже 4 рубля, но что они просят 6, и чтобы я не уступал ни копейки. “Вы одни, — говорят они, — и изо всего дохода берете половину: что нам троим, то вы берете одни. Вас всего двое, а нас с жёнами и детьми — 18 человек. Вы — наш отец, должны заботиться и о нас и о наших детях. N. N. десять ведёр вина купит непременно, — пропьёт в десять раз больше того, чем мы просим. Кто заботится о нас? Никто, хоть сдохни с голоду. Стало быть: что можем сорвать, то и наше. Вот и Z. хочет тоже сына женить. С него уж больше 1 рубля не возьмешь. Из этого рубля полтинник возьмёте вы, а полтинник на нас — 18 человек. Нет, уж как хотите, а мы готовы кланяться вам в ноги, пожалейте нас, не уступайте”. <…>

В это время вошёл N. N. и, ни слова не говоря, упал на колени и стал умолять взять 4 рубля за свадьбу. Насилу я уговорил его встать. Долго причт мой торговался с мужиком. Мне насилу удалось, наконец, уговорить их, чтобы одни убавили рубль, а другой прибавил рубль. Таким образом дело уладилось на 5-ти рублях». Некоторые церковнослужители брали отдельную плату за внесение соответствующей записи. Священник проводил само таинство венчания, а метрическими данными занимался пономарь, и таким образом каждый из них решал вопрос оплаты на своё усмотрение. А. И. Розанов описывает и более предприимчивого священника. Тот желающих венчаться заставлял несколько дней отработать в его внушительном хозяйстве. С другой стороны толковый батюшка мог не только завоевать доверие прихожан, но и сделать действительно много полезного.

И. М. Прянишникова «Шутники»


Часто священников приглашали на освещение новых построек, объявление о помолвке, именины. При этом приглашали не только истинно верующие. Для некоторых демонстрация набожности было своего рода правилом хорошего тона. За подобное лицемерие нередко критиковали купцов, которые то звали попов по любому поводу, то как ни в чем ни бывало обманывали доверчивых покупателей, ведь «не обманешь – ни продашь». Подобному несоответствию посвящена известная картина И. М. Прянишникова «Шутники». Торговые ряды украшены иконой, а купцы и приказчики совсем не по-христиански издеваются над бедным подвыпившим чиновником. Двойные стандарты привели к забавной традиции. Считалось неприличным продавать иконы и церковную утварь, поэтому её «меняли на деньги». Заходил покупатель в лавку и спрашивал не сколько стоит икона, а на что её меняют. Потом ещё и торговались. Словосочетание «божеская цена» в этом случае приобретало особый смысл.


Некоторых батюшек прихожане любили и уважали, некоторых недолюбливали. Но была в церкви организация, которую ненавидели и пастыри, и паства. Консистории при архиерее – ведомства, которые занимались разбором разного рода тяжб. В них заседали чиновники в рясах, из числа черного духовенства. Корыстолюбие их было притчей во языцех. Ходил даже анекдот. Мимо консистории идет нищий, заглядывает в открытое окно и просит подать на пропитание. А ему отвечают: да это же консистория, тут не дают, тут берут! Из воспоминаний жителя Ярославля С. В. Дмитриева: «В консисторию без взятки не ходи ни духовное, ни штатское лицо! Даже противно и стыдно становилось за людей, чиновников консистории, до чего они измельчали в своём взяточничестве, вернее лихоимстве! Когда, например, я усыновлял своих ребят, незадолго перед первой мировой войной, то понадобилась мне справка из консистории о крещении детей, так как церковные книги (метрические) сдавались ежегодно в консисторию, куда я и явился за справкой. Ходил я раза три-четыре, наконец мне один знакомый семинарист Михайловский сказал: “Да ты, Сергей Васильевич, дай чиновнику-то рублишко, вот и вся недолга, а то в наше божественное учреждение проходишь…” Я так и сделал. Чиновник, взявший «рублишко», предложил мне тут же сесть, сейчас же достал книгу, списал с неё что требовалось, сбегал поставить печать и “с почтением” вручил мне нужную справку».

Самые крупные взятки вымогались за возможность вступить в брак и тем более развестись. Священников тоже периодически вызывали на ковер, и общение с чиновниками в рясах им тоже во всех смыслах дорогого стоило.

В. Г. Перов "Чаепитие в Мытищах"


Пример разбираемой консисторией жалобы: некий гражданин жалуется, что священник не хочет венчать его сына, потому что считает того психически не здоровым. В 1906 году епископу Калужскому и Боровскому Вениамину пришло письмо от некого Фрола Титова Сорокина: «Имея у себя совершеннолетнего сына Адриана и не имея в доме своем кроме больной и престарелой жены работницы, я вздумал в нынешний мясоед женить сына, для чего и сосватал ему невесту крестьянскую девицу Татьяну, о чём и уведомил своего приходского священника о. Александра Воронцова. Но священник мне объявил, что венчать моего Адриана не будет потому что будто бы он идиот. Я, находя такой отказ не основательным по следующим основаниям: 1. Не имея никаких причин, указанных в законе Гражданском т. 10, часть 1, ст. от 1-ой до 25-ой о союзе брачном, а также и всем и каждому, как на нашей улице так и на соседней с ней известно, что сын мой Адриан здоров и все работы свойственно по возрасту исполняет, как и другие в его возрасте и 2. что сын мой в минувшем 1905 году призывался к отбытию воинской повинности и по освидетельствовании в присутствии был как льготный 1-го разряда зачислен в ратники ополчения о чём и выдано ему свидетельство за № 1435-м, следовательно из всего ясно, что сын мой не идиот, а иначе он не был бы принят в ополчение, да и не мог бы работать, а если по мнению о. Воронцова не так развит сравнительно с другими, то это не есть законной причины к отказу повенчать его. Представляя при сём Вашему Преосвещенству по видимости его свидетельство, выданное из рекрутского присутствия, я осмеливаюсь покорнейше просить Ваше Преосвещенство сделать свое Архипастырское распоряжение нашему причту о повенчании моего сына Адриана как не имеющего тому указанных в законе Гражданском препятствий. Свидетельство прошу мне возвратить». Дело передали в консисторию, и священник объяснил свою позицию так: : «Сын крестьянина Титова, он же Сорокин, Адриан был известен мне лишь только на исповеди, причем у меня составилось мнение о нём, как о человеке слабоумном. В настоящем году, когда отец его Фрол вздумал женить своего сына Адриана, я, чтобы проверить сложившиеся у меня о нём убеждения, просил прислать означенного Адриана для испытаний. Фрол прислал сына, и в разговоре с ним оказалось, что молитв он не знает ни одной и на все мои вопросы давал ответы неудовлетворительные, так например: на мой вопрос: у кого больше денег, если у меня 80 копеек, а у него 1 рубль, он ответил: “у вас всегда больше денег”; на вопрос, сколько у него на руках пальцев, он ответил: “много”, а сколько именно, сказать не мог и кроме того не мог отличить правой руки от левой и т. д. Ввиду такой умственной неразвитости и незнания же молитв я, несмотря на его работоспособность и зачислении его, Адриана в ратники ополчения (где однако сбора он ещё не отбывал), отказал Фролу в повенчании в настоящем мясоеде сына его Адриана, а предложил ему 1. поучить сына молитвам, 2. дождаться учебного сбора, когда бы выяснилась вполне способность его к службе и 3. заставлять его возможно чаще вращаться в кругу людей, через что он может развиться, так как до сего времени он избегал людского общества». Свадьбу в итоге разрешили.


Часть информации взята тут:

Розанов А. И. "Записки сельскаго священника"

Митрофанов Алексей "Повседневная жизнь русского провинциального города в XIX веке. Пореформенный период"

Федосюк Ю. "Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX век"

Бокова В. М. "Повседневная жизнь москвы в xix веке"


Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:


квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины


транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции


криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес


брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России


детство

Как рожали и ухаживали за детьми до революции

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства

Как рожали и ухаживали за детьми до революции


еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России

проституция и не только

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

О взрослом контенте 19 века


другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Немного о дореволюционном спорте

Показать полностью 4
743

Как боролись с мусором до революции

Как боролись с мусором до революции

Сегодняшний пост - продолжение рассказа о дореволюционной системе ЖКХ (о водопроводе и канализации рассказ уже был). На этот раз поговорим о мусоре. Самого мусора было по современным меркам не так много. Остатки пищи часто пускали на корм скоту. Многие вещи стоили дороже, чем сейчас, и их по возможности старались продать, а не выкидывать. Проще всего было отдать их старьевщикам, которые сами ходили по дворам. Безнадежно испорченную мебель могли пустить на дрова, на растопку шла и бумага. Содержимое мусорных ям в городах вычищалось также, как и выгребных, а иногда была единая яма для всех видов нечистот. В некоторых случаях домовладельцы просто их засыпали (некоторые засыпанные ямы спустя много лет находят при ремонтных работах, а их содержимое бывает примечательным).


Описаний дореволюционных помоек практически не встречается. В «Лете Господнем», говоря о приготовлениях к Пасхе и работах во дворе дома, И. С. Шмелев вскользь упоминает: «нет и грязного сруба помойной ямы: одели ее шатерчиком, - и блестит она новыми досками, и пахнет елкой. Прибраны ящики и бочки в углах двора. Откатили задки и передки, на которых отвозят доски, отгребли мусорные кучи и посыпали красным песком – под елочку. Принакрыли рогожами навозню, перетаскали высокие штабеля досок, заслонявшие зазеленевший садик, и на месте их, под развесистыми березами, сколотили высокий помост с порогом». В своих «Воспоминаниях» Е. А. Андреева-Бальмонт рассказывает, как после смерти отца мать решила снести часть хозяйственных построек и на их месте сделать небольшие доходные дома. Квартиры считались элитными, и даже мусорная яма была самой современной, с герметичной крышкой, но больше никаких подробностей автор не приводит. Наиболее подробное описание утилизации мусора можно встретить в книге А. Я. Гуревича «Москва в начале XX века. Записки современника»: «Несмотря на наличие большого количества дворников (2–3 человека в доме с 10–20 квартирами), улицы Москвы не отличались чистотой. Урн для мусора на тротуарах не было — они появились только в 20-х годах. Огромное количество лошадей покрывало мостовые навозом, его мгновенно расклевывали стаи воробьев. Дворники неоднократно в течение дня сметали навоз в большие железные совки и ссыпали его во дворах, откуда он вывозился ранним утром вместе с мусором на возах-колымажках, но отнюдь не каждый день. Мусор сваливался жильцами в определенном месте двора, часто открытом и называвшимся «помойкой». Часто помойка находилась под окнами квартир и служила рассадником заболеваний, чему способствовало огромное количество мух, заполнявших квартиры, трактиры, продовольственные лавки, все кухни и прочие комнаты, особенно там, где появлялась пища. Борьба с мухами если велась, то только посредством липкой бумаги или тарелок с отравленной водой. Однако это были паллиативные средства и мухи летали тучами везде и всюду, за исключением пустующих комнат в богатых квартирах. <…> Плохая защита пищевых продуктов приводила к массовому распространению крыс и мышей. Для борьбы с мышами в городе было огромное количество кошек, часто бездомных, а в мясных лавках часто держали гладкошерстных фокстерьеров, хорошо ловивших крыс и не могущих достать высоко подвешенные туши и окорока. Мышеловки имелись почти в каждой квартире. Теперь просто приходится удивляться, как это москвичи не погибли от массовых эпидемий, хотя количество желудочно-кишечных заболеваний в летнее время было высоким». Также были скупщики утиля, которые ходили по дворам и скупали тряпки, стеклянную тару и даже кости. Тряпки пускали на различные поделки или использовали в качестве ветоши, а из крупных кусков даже шили одежду, банки и склянки охотно покупали аптеки для упаковки лекарств, бутылки – на винодельнях и складах. Кости приобретали костеобжигательные заводы, основной продукцией которых были удобрения.


Чистота улиц зависела от порядочности домовладельцев и  позиции местных властей. Еще в 1699 году Петр I издал "Указ о наблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сору и всякого помету на улицы и переулки": "На Москве по большим улицам и по переулкам, чтоб помету никакого и мертвечины нигде ни против чьего двора не было, а было б везде чисто: и о том указал Великий Государь сказать на Москве всяких чинов людям. А буде на Москве всяких чинов люди кто станут по большим улицам и по переулкам всякий помет и мертвечину бросать: и такие люди взяты будут в Земский приказ, и тем людям за то учинено будет наказанье: бить кнутом, да на них же взята будет пеня".  Домовладельцы должны были самостоятельно организовать вывоз всех видов нечистот. Могли обратиться к золотарям, могли вывозить своими силами.


Обычно отходы отправлялись на загородные мусорные полигоны. Но были несознательные граждане, которые просто сваливали мусор в ближайших овраг или даже водоем, подбрасывали отходы другим домовладельцам и просто оставляли его на улице, пока никто не видел. На практике местные власти часто не проявляли интереса к этой проблеме, и на улицах многих городов было грязно. В. В. Гиляровский в книге «Москва и москвичи» описывает заключенную под землю реку Неглинку. «Трубную площадь и Неглинный проезд почти до самого Кузнецкого моста тогда заливало при каждом ливне, и заливало так, что вода водопадом хлестала в двери магазинов и в нижние этажи домов этого района. Происходило это оттого, что никогда не чищенная подземная клоака Неглинки, проведенная от Самотеки под Цветным бульваром, Неглинным проездом, Театральной площадью и под Александровским садом вплоть до Москвы-реки, не вмещала воды, переполнявшей ее в дождливую погоду. Это было положительно бедствием, но «отцы города» не обращали на это никакого внимания».


Интересен пример, приведенный в книге «Москва торговая» И. А. Слонова: «Московские домовладельцы, пользуясь слабым надзором полиции, у себя во дворах рыли поглощающие ямы и закапывали в них нечистоты и мусор. Таким простым способом очистки выгребных ям они довели смертность в Москве до неслыханной цифры, на тысячу умирало 33 человека. Власовский, вступив в правление обязанностей обер-полицмейстера, с первых же дней принялся энергично чистить Москву и вводить новые порядки. Он начал с московских домовладельцев, обязав их подпиской в месячный срок очистить во дворах выгребные, помойные и поглощающие ямы. Лиц, не исполнявших его приказа, он штрафовал от 100 до 500 рублей, с заменой арестом от 1 до 3 месяцев. После такой чувствительной кары началась страшная очистительная горячка». Власовский проявил интерес и ко многим другим важным проблемам и мог бы, наверное, сделать еще много полезного для города, если бы его не объявили виновником трагедии на Ходынском поле и не отправили бы в отставку.


Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:


квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины


транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции


криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес


брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи


детство

Как рожали и ухаживали за детьми до революции

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства


еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России


другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Немного о дореволюционном спорте

Показать полностью 1
2539

Как рожали и ухаживали за детьми до революции

Карл Лемох "Новое знакомство"


В допетровскую эпоху хоть бедные, хоть богатые рожали согласно одним и тем же традициям, с помощью повитух. Позже появились учебные заведения, выпускавшие квалифицированных акушерок, и многие другие новшества, но затронули они преимущественно семьи «благородий». Удивительно, но даже в этом вопросе проявились сословные различия.


В крестьянской среде продолжали рожать по старинке, обычно с помощью повитух. Портрет идеальной повитухи – пожилая женщина, замужняя или вдова, до этого сама не однократно рожавшая. На момент начала «трудовой деятельности» повитуха уже не должна была жить половой жизнью, а если у нее вдруг рождался ребенок, то его презрительно называли «бабичем» или «бабинцем», и это считалось большим грехом. При этом важно было, чтобы ее собственные отпрыски были живы и здоровы, потому что считалось, что если они – не жильцы, то и принятые ей младенцы не выживут. В некоторых деревнях традиционно роды принимали родственницы или подруги роженицы, и приглашение на данное ответственное мероприятие считалось большой честью. Рожали чаще всего в бане, которая вообще считалась сакральным местом, реже в хозяйственных постройках. Четкой позы для родов не было. Иногда женщина сидела на корточках, иногда стояла на четвереньках или даже могла держаться за балку или иной предмет, чтобы ее тело было частично в подвешенном состоянии. После родов в бане мылись и мать, и младенец. Через несколько дней женщина возвращалась к работе, только к повседневным хлопотам добавлялась еще и забота о ребенке. Иногда часть этих забот перекладывалось на кого-то из старших детей. Крестили ребенка часто рано, иногда почти сразу после рождения. Возможно, из-за суеверия, что если младенец умрет, и будет при этом некрещеным, то у него на том свете будут проблемы. Более того, считалось, что ряды русалок и прочей водяной нечисти пополняют не только утопленники, но и некрещеные дети. Обряд крещения иногда мог проводиться на дому (за дополнительную плату). Тогда же малыш получал имя. Обычно его выбирали из числа святых, дни которых приходятся либо на день рождения, либо на день крестин.


К сожалению, в деревнях, а также в среде городской бедноты был высок уровень детской и особенно младенческой смертности. И на это был целый букет причин. Чтобы младенцы не плакали, им просто давали соску из завернутого в тряпку пережеванного хлеба, вешали над кроваткой игрушки или яркую ткань, разноцветный платок. В зажиточных семьях могли использовать пряник или крендель, но сути это не меняло. Детей уже в младенческом возрасте приучали к хлебу, который, как известно, всему голова, а в год-два ребенок уже мог питаться тем же, что и взрослые, например, картошкой, кашей, и даже пить квас. Молочная каша – самое популярное из того, что помимо сосок давали малышам. Такого понятия как специальное детское питание в крестьянской среде не было, только грудное вскармливание, иногда коровье молоко и разжеванная в кашу «взрослая» еда.

Если кормление не помогало, младенца начинали укачивать. В книге «Русская народно-бытовая медицина» Г. И. Попов пишет: «Обыкновенно считается достаточным перевернуть его раза 2–3 в сутки, наблюдая, чтобы он не «промок» и в предупреждение этого навертывая и подкладывая под него кучи тряпок. Обычая купать ребят, хотя бы в корытах, у крестьян нет. Их – моют обыкновенно не больше одного раза в неделю, чаще всего нахлестывая березовыми веником в бане или печи, замаранного же ребенка оттирают сухой тряпкой, лишь поплевав на запачканное место. Мокрое белье ребенка обыкновенно только высушивается, а моется, по драгоценности для многих мыла, всего чаще в простой воде или щелоке. Прелый запах выделений ребенка, постоянно ощущаемый около «люльки», является достаточным показателем той деревенской “гигиены”, с которой знакомится крестьянский ребенок с самых первых дней своего существования. Помимо развития всевозможных острых и хронических сыпей, такие ненормальные условия ухода и вскармливания деревенских детей являются источником возникновения тяжелых диспептических расстройств и желудочно-кишечных катаров». Если мать была занята, за кормлением ребенка следили, как правило, старшие дети или иные домочадцы, и для этих целей использовали коровье молоко, залитое в рожок, сделанный из коровьего же рога. Встречаются упоминания о том, что к концу рожка приделывали коровий сосок (так называемая «коровья титька»). Разумеется, ни о какой стерильности речь не шла. Книга доктора Попова была опубликована в 1903 году и базировалась в том числе на личных наблюдениях и материалах Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева.


В роли педиатров в деревнях выступали повитухи, знахарки, которые лечили детские болезни сомнительными народными методами. Например, для хилых и болезненных детей существовал обряд «перепекания». Младенца обмазывали тестом, по традиции ржаным, оставляя нетронутыми только нос и рот, клали на специальную лопату для хлеба и трижды отправляли в печь. Огонь, естественно, был потушен, но сама печь должна была оставаться теплой. Подобная традиция встречалась во многих деревнях, отличались только отдельные детали, например, ритуальные песни, заговоры, лица, принимавшие участие в «перепекании». Возможно, сказка, в которой баба Яга пытается отправить в печь доброго молодца – отголосок данного обряда. На этом фоне безобидным выглядит способ, описанный в мемуарах А. Т. Болотова (в данном случае речь шла о дворянской семье середины 18 века). «По свойственному всем женщинам суеверию, чего и чего она ни делала для мнимого сохранения детей в живых: и образа-то по мерке с рожденного писывала, и четыре-то рождества на одной иконе изображала, и крестить-то заставляла первых встретившихся и прочее тому подобное, но все не помогало. Наконец сказали ей, что надобно в отцы и матери крестные таких людей сыскать, которые бы точно таких имен были, как отец и мать родные, и точно тех ангелов. Сие постаралась она сделать при крещении сего сына, и потому крестили его один из их лакеев, который по случаю имел точное имя зятя моего, а в кумы насилу отыскали одну маленькую крестьянскую девчонку. Вот до каких глупостей доводит нас иногда суеверие и какими вздорами хотим мы власно как насильно приневолить творца сделать то, что нам хочется! Со всем тем мальчик сей остался жив и сделался потом единым их наследником — обстоятельство, происшедшее, верно, не от того, а от воли небес, но могущее многих женщин утвердить в сем суеверии». Много споров вызывал вопрос, нужно ли пеленать младенцев и насколько туго. Многие верили, что надо, и желательно потуже, иначе ребенок вырастет кривоногим или нанесет сам себе травму. Так называемый свивальник отравлял жизнь значительной части малышей.

Маленькие «благородия» с 18 века появлялись на свет уже под надзором медиков. И тут важный нюанс. Большинство дореволюционных врачей были частнопрактикующими. В первой половине 18 веке среди них было много немцев, но по мере развития медицинского образования появились и местные специалисты. Это в полной мере относилось и к вопросу деторождения, но было серьезное ограничение. Из-за этики того времени принимали роды женщины, а мужчины-врачи могли только руководить процессом, не прикасаясь к самим роженицам, иначе могли попасть под суд. Они могли лично заниматься женщиной только в тяжелых случаях, если требовалось хирургическое вмешательство. Формально операция считалась уже другой процедурой. Из-за этой коллизии с середины 18 века начались попытки готовить именно медицинских работников-женщин. В 1754 году Павел Захарович Кондоиди, лейб-медик при императрице Елизавете Петровне, подал в Сенат «Представление о порядочном учреждении бабичьева дела в пользу общества». Предложение было принято, и в Москве открылись первые курсы для профессиональных акушерок. Со временем при больницах и воспитательных домах стали появляться родильные отделения, но в них обычно оказывались бедные горожанки, чаще всего забеременевшие вне брака. То есть речь шла в первую очередь о социальной помощи женщинам, попавшим в трудную ситуацию. Примечательно, что позже появилось нечто вроде частных больниц, где могли в приватной обстановке рожать и более состоятельные дамы, не желавшие по разным причинам открыто приглашать повитуху домой.


«Благородия» обычно вызывали медицинский персонал на дом. Заранее готовили спальню, «родильную постель», и на ней роженица лежала. Отцы при родах обычно не присутствовали, но часто находились поблизости. Описание этого важного момента редко встречается в мемуарах. Екатерина II подробно описывает в своих «Записках» появление на свет будущего императора Павла I. «К моим родам готовили покои, примыкавшие к апартаментам императрицы Елизаветы Петровны и составлявшие часть этих последних. Александр Шувалов повел меня смотреть их; я увидела две комнаты, такие же, как и все в Летнем дворце, скучные, с единственным выходом, плохо отделанные малиновой камкой, почти без мебели и без всяких удобств. Во вторник вечером я легла и проснулась ночью с болями. Я разбудила Владиславову, которая послала за акушеркой, утверждавшей, что я скоро разрешусь. Послали разбудить великого князя (мужа), спавшего у себя в комнате, и графа Александра Шувалова. Этот послал к императрице, не замедлившей прийти около двух часов ночи. Я очень страдала; наконец, около полудня следующего дня, 20 сентября 1754, я разрешилась сыном. Как только его спеленали, императрица ввела своего духовника, который дал ребенку имя Павел, после чего тотчас же императрица велела акушерке взять ребенка и следовать за ней. Я оставалась на родильной постели, а постель эта помещалась против двери, сквозь которую я видела свет; сзади меня было два больших окна, которые плохо затворялись, а направо и налево от этой постели - две двери, из которых одна выходила в мою уборную, а другая - в комнату Владиславовой. Как только удалилась императрица, великий князь тоже пошел к себе, а также и Шуваловы, муж и жена, и я никого не видела ровно до трех часов. Я много потела; я просила Владиславову сменить мне белье, уложить меня в кровать; она мне сказала, что не смеет. Она посылала несколько раз за акушеркой, но та не приходила; я просила пить, но получила тот же ответ. Наконец, после трех часов пришла графиня Шувалова, вся разодетая. Увидев, что я все еще лежу на том же месте, где она меня оставила, она вскрикнула и сказала, что так можно уморить меня. Это было очень утешительно для меня, уже заливавшейся слезами с той минуты, как я разрешилась, и особенно оттого, что я всеми покинута и лежу плохо и неудобно, после тяжелых и мучительных усилий, между плохо затворявшимися дверьми и окнами, причем никто не смел перенести меня на мою постель, которая была в двух шагах, а я сама не в силах была на нее перетащиться».

Пример диаметрально противоположного отношения к роженице можно увидеть в «Книге воспоминаний» Александра Михайловича Романова. «Я никогда не симпатизировал отцам, терявшим в день рождения детей голову. Сам я неизменно оставался при Ксении, пока все не было благополучно окончено. Чтобы облегчить ей родовые муки, придворный доктор давал ей обычно небольшую дозу хлороформа. Это заставляло её смеяться и говорить разные забавные вещи, так что наши дети рождались в атмосфере радости. Каждый раз при рождении ребенка я считал своим долгом следовать старинному русскому обычаю. Он заключался в том, что при первом крике ребенка, отец должен зажечь две свечи, которые он и его жена держали во время обряда венчания, а потом он должен завернуть новорожденного в ту рубашку, которую он надевал предыдущей ночью. Это, быть может глупое суеверие, но мне казалось, что это придавало больше уверенности Ксении».


Далее ребенка чаще всего передавали кормилицам. В их роли как правило выступали недавно родившие крестьянки. Во времена крепостного права обычно выбирали кого-то из крепостных. Позже нанимали за деньги. Дело это по крестьянским меркам считалось прибыльным, поэтому желающих было много. Классическая «униформа» состояла из сарафана и кокошника. Примечательно, что и в барском доме многие кормилицы пытались применять привычные им способы ухода за малышами, что часто приводило к конфликтам с работодателями. Купали барчуков регулярно, уход за ними был лучше, поэтому умирали они реже (хотя в условиях медицины того времени не особо опасные по современным меркам хвори могли стоить жизни). Уходом за ребенком обычно занимались «мамки» и «няньки».


Часть информации взята тут

Попов Г. И. «Русская народно-бытовая медицина»

Екатерина II «Записки»

Романов М. А. «Книга воспоминаний»

https://ru.wikipedia.org/wiki/Повитуха


Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:


квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины


транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции


криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес


брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России


детство

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства


еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России


медицина

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи

Не дай мне бог сойти с ума... О сумасшедших до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов


другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции


Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Немного о дореволюционном спорте

Показать полностью 4
624

Не дай мне бог сойти с ума... О сумасшедших до революции

Фрагмент картины В. И. Сурикова "Боярыня Морозова"


С психиатрией дела в России долгое время обстояли не лучше, чем с остальной медициной. Четких методик лечения не было, да и само понятие «сумасшедший», как тогда говорили, «сумасбродный», было весьма расплывчатым, без четкой классификации заболеваний. К тому же отношения к самим больным было неоднозначным, и часто на него влияли различные суеверия. Одни могли людей с психическими отклонениями презрительно называть "дурачками", другие – "божьими людьми", а юродивые даже пользовались определенным уважением у впечатлительных и суеверных россиян. В крестьянской среде болезни часто объяснялись злонамеренными действиями колдунов и происками нечистой силы. К тому же хватало симулянтов, которые преследовали разные цели.


В качестве первых психиатрических лечебниц с еще допетровских времен использовались монастыри. В 1727 году Петр II своим указом запретил эту практику, и вместо этого больных должны были лечить в госпиталях. Вот только госпиталей таких не было, поэтому на практике с разрешения Синода все оставалось по-прежнему. Примечательный эпизод приводит Ю. В. Каннабих в книге «История психиатрии». «Реформы Петра Великого почти не коснулись положения душевнобольных. Русская психиатрия начала XVIII столетия переживала еще глубокое средневековье. Различие состояло разве лишь в том, что в России меланхолики, шизофреники и параноики могли безнаказанно приписывать себе сношение с дьяволом, почти не рискуя быть сожженными на костре. Понятие о психическом расстройстве, как о болезни, без сомнения, прочно установилось, если в некоторых криминальных случаях даже поднимался вопрос о вменяемости преступника. Так было, например, в одном “политическом деле”, где нашли необходимым поместить больного на испытание и поручить день за днем вести запись всем его речам и поступкам. Это обширное дело об истопнике Евтюшке Никонове, который был арестован за то, что “пришел к солдатам на караул, говорил, будто-де великий государь проклят, потому что он в Московском государстве завел немецкие чулки и башмаки”. Допросить Евтюшку было невозможно, он “в Приводной палате кричал и бился и говорил сумасбродные слова и плевал на образ Богородицын, и на цепи лежал на сундуке и его держали караульные солдаты три человека и с сундука сбросило его на землю, и лежал на земле, храпел многое время, и храпев уснул”. На последовавших дознаниях оказалось, что с ним “учинилось сумасбродство и падучая болезнь”. Вследствие этого, 1701 года, апреля в 28 день, состоялся царский указ: “Того истопника Евтюшку Никонова послать в Новоспасский монастырь Нового под начал, с сего числа впредь на месяц и велеть его, Ефтифейка, в том монастыре держать за караулом опасно, и того же за ним смотреть и беречь накрепко; в том месяце над ним, Ефтифейкою, какая болезнь и сумасбродство явится ль; и в том сумасбродстве какие нелепые слова будет говорить, то все велеть по числам записывать". Через некоторое время получился ответ из монастыря, “что над ним, Ефтифеем, никакие болезни и сумасбродства и никаких нелепых слов не явилось, и в целом он своем уме и разуме”. Тогда последовала царская резолюция: “Евтюшке Никонову за его воровство и непристойные слова учинить наказание, бить кнутом и, запятнав, сослать в ссылку в Сибирь на вечное житье с женой и детьми”».


Еще один пример симуляции сумасшествия можно найти в «Записках» Екатерины II. « Случилось как-то, что в этом году несколько человек лишились рассудка; по мере того, как императрица об этом узнавала, она брала их ко двору, помещала возле Бургава, так что образовалась маленькая больница для умалишенных при дворе. Я припоминаю, что главными из них были: майор гвардии Семеновского полка, по фамилии Чаадаев, подполковник Лейтрум, майор Чоглоков, один монах Воскресенского монастыря, срезавший себе бритвой причинные места, и некоторые другие. Сумасшествие Чаадаева заключалось в том, что он считал Господом Богом шаха Надира, иначе Тахмаса-Кулы-хана, узурпатора Персии и ее тирана. Когда врачи не смогли излечить его от этой мании, его поручили попам; эти последние убедили императрицу, чтобы она велела изгнать из него беса. Она сама присутствовала при этом обряде; но Чаадаев остался таким же безумным, каким, казалось, он был; однако были люди, которые сомневались в его сумасшествии, потому что он здраво судил обо всем прочем, кроме шаха Надира; его прежние друзья приходили даже с ним советоваться о своих делах, и он давал им очень здравые советы; те, кто не считал его сумасшедшим, приводили как причину этой притворной мании, какую он имел, грязное дело у него на руках, от которого он отделался только этой хитростью; с начала царствования императрицы он был назначен в податную ревизию; его обвиняли во взятках, и он подлежал суду; из боязни суда он и забрал себе эту фантазию, которая его и выручила». Примечательно, что через полвека сумасшедшим объявили другого Чаадаева - Петра Яковлевича, человека, известного оппозиционными взглядами и скептическим отношением к России в целом. После публикации "философических писем"  его поместили фактически под домашний арест и приставили к нему врача. Этот случай иногда называют первым примером карательной психиатрии в российской истории.

Преображенская больница в Москве


В 1762 году Петр III подписал резолюцию: «Безумных не в монастыри определять, но построить на то нарочитый дом, как то обыкновенно и в иностранных государствах учреждены доллгаузы». Однако своего опыта в России не было, и зарубежных специалистов не нашлось. Разработку концепции будущих доллгаузов доверили Академии наук. Автором проекта стал академик Ф. Миллер, который был историком, а не медиком. Были в проекте здравые идеи, например, разделение пациентов исходя из их диагнозов: «эпилептики, лунатики, меланхолики, бешеные». Бешеных предлагалось держать в комнате без мебели и с высокорасположенными зарешеченными окнами. В тяжелых случаях могли сажать на цепь. В остальных случаях за плохое поведение «надсмотрщик наказывает их (больных) не инако, как малых ребят, причем иногда одного наказания лозы достаточно». 1765 году Екатерина II велела организовать два госпиталя - в Новгороде, в Зеленецком монастыре, другой в Москве, в Андреевском. Однако открываться психиатрические лечебницы и специализированные отделения при обычных больницах стали только в 1770-х. В народе их окрестили желтыми домами.


Ю. В. Каннабих приводит такие описания этих печальных заведений начала 19 века. «В Полтавском отделении в 1801 г. содержалось двадцать человек – тринадцать “злых” и семь “смирных”. На каждого больного отпускалось в год 47 p. 57 к.; одежды и белья не полагалось, постелью служила солома на кирпичном полу, мясо давалось только смирным, и то лишь 60 дней в году. Лечебный инвентарь состоял из “капельной машины” (чтобы капать холодную воду на голову), 17 штук “ремней сыромятные” и 11 штук "цепей для приковки". Водолечение, если не считать капельницы, сводилось к обливанию в чулане холодной водой из “шелавок” (нечто вроде шаек). Штат учреждения состоял из одного лекаря с окладом 100 рублей в год, двух "приставников" с окладом в 50 рублей и двух приставниц с окладом 30 рублей; затем одна поварка и две прачки; кроме того, в помощь к приставникам назначались солдаты из инвалидной команды или бродяги из богательни, получавшие за услугу 9 рублей в год. Таковы данные, приводимые доктором Мальцевым». Доллгауз в Петербурге занимал два этажа, мужское и женское отделение имели по 30 комнат. «В каждой из сих комнат находится окно с железной решеткой, деревянная, прикрепленная к полу кровать и при оной ремень для привязывания беспокойных умалишенных. Постель их состоит из соломенного тюфяка, простыни и шерстяного одеяла с двумя полушками, набитыми волосом. Сверх того в каждой комнате находится прикрепленный к полу стол, наподобие сундука, и при оном место, где можно сидеть. Между двумя комнатами устроена изразцовая печь без всяких уступов. Над дверями находится полукруглое отверстие для сообщения с коридором. В дверях сделаны маленькие отверстия, наподобие слуховых окошек, дабы можно было по вечерам присматривать за больными, запертыми в комнатах. В нижнем этаже помещаются яростные и вообще неспокойные сумасшедшие, а в верхнем – тихие, задумчивые больные. И таким образом спокойные всегда бывают отделены от беспокойных. Сверх того, те из поступающих больных, выздоровление которых еще сомнительно, поступают на некоторое время в особые залы оной больницы, до совершенного исцеления. В летнее время перемещают отделенных тихих сумасшедших в другие два деревянные строения, которые находятся по обеим сторонам сада, имеющего 164 шага в длину и 80 в ширину. В оном саду находится довольно дорожек и лужков. Он разделен на две части, из которых одна назначена для мужчин, другая для женщин. Пользование сих несчастных вверено особому врачу. Прислуга, состоящая из 15 человек мужчин и 20 женщин, находится в ведении надзирателей и надзирательниц <…> Средства для усмирения неспокойных состоят в ремне в 5 см шириной и 1 м 42 см длины, коим связывают им ноги, и так называемых смирительных жилетах (camsoles), к коим приделаны узкие рукава из парусины, длиной в 2,13 м для привязывания ими рук больного вокруг тела. Кроме сих средств, других не употребляют; равным образом, горизонтальные качели, на каких обращают помешанных (Drehmaschinen) и мешки, в коих опускают их с нарочитой высоты, не введены в сем заведении. Паровая баня употребляется только в летнее время». Надо заметить, что такие спартанские условия и жестокие методы лечения были не только в России. Название английского сумасшедшего дома «Бедлам», пользовавшегося самой мрачной славой, стало нарицательным, да и остальные были примерно такими же.

Иллюстрация к рассказу А. П. Чехова "Палата номер 6"


В московский доллгауз тоже поначалу ничем не отличался от остальных «желтых домов». Сохранилось описание применяемых в нем методов лечения, оставленное доктором Кибальтицем. «Если нужно неистовому сумасшедшему бросить кровь, в таком случае пробивается жила сильнее обыкновенного. За скорым и сильным истечением крови вдруг следует обморок и больной падает на землю. Таковое бросание крови имеет целью уменьшить сверхъестественные силы и произвести в человеке тишину. Сверх того прикладываются к вискам пиявицы, и если он в состоянии принимать внутрь лекарства, то после необходимых очищений подбрюшья, дается больному багровая наперстяночная трава с селитрой и камфорою, большое количество холодной воды с уксусом; также мочат ему водой голову и прикладывают к ногам крепкое горячительное средство. Все усыпительные лекарства почитаются весьма вредными в таком положении. По уменьшении той степени ярости, прикладывают на затылок и на руки пластыри, оттягивающие влажности. Если больной подвержен чрезмерно неистовым припадкам бешенства, то ему бросают кровь не только во время припадка, но и несколько раз повторяют, дабы предупредить возвращение бешенства, что обыкновенно случается при перемене времени года. Что касается до беснующихся и задумчивых сумасшедших (maniaques et hypochondriaques), подверженных душевному унынию или мучимых страхом, отчаянием, привидениями и проч., то, как причина сих болезней существует, кажется, в подбрюшьи и действует на умственные способности, то для пользования их употребляется следующее: рвотный винный камень, сернокислый поташ, ялаппа (рвотный камень), сладкая ртуть, дикий авран, сабур, слабительное по методе Кемпфика, камфорный раствор в винной кислоте, коего давать большими приемами, с приличными побочными составами. Белена, наружное натирание головы у подвздошной части рвотным винным камнем, приложение пиявиц к заднему проходу, нарывные пластыри или другого рода оттягивающие лекарства производят в сем случае гораздо ощутительнейшее облегчение, нежели во время бешенства. Теплые ванны предписываются зимой, а холодные летом. Мы часто прикладываем моксы к голове и к обоим плечам и делаем прожоги на руках (cauteres). В больнице сей употребляется хина в том только случае, когда догадываются, что слабость была причиной болезни, например, после продолжительных нервных горячек и проч. Что касается до онании, сей постыдной и чудовищной страсти, от которой много молодых людей теряют рассудок, то против оной следовало бы предписывать употребление хины и купание в холодной воде; привычка столь сильно вкореняется в сих несчастных, что они никак не могут отстать от нее, и хотя им связывают руки, они все еще находят средство удовлетворять разгоряченное свое воображение. Лица, лишенные ума, долго противятся прочим болезням; но, наконец, изнемогают от гнилой горячки, сухотки или паралича». Да, пристрастие к рукоблудию тоже считалось психическим заболеванием, правда, с причинно-следственной связью врачи напутали, поэтому считали, что люди могут сойти с ума от самого онанизма, а не наоборот, постоянно им заниматься в столь навязчивой форме из-за уже имеющихся отклонений. Буйных также сажали на цепь.


В 1828 году с приходом нового главврача В. Ф. Саблера в отделении все же произошли позитивные изменения. Отменили цепи, появились ординаторы, для больных закупили музыкальные инструменты, бильярд и многое другое. В 1838 году московский доллгауз был переименован в Преображенскую больницу. Примечательно, что в середине 19 века значительную часть доходов больницы составили пожертвования, полученные благодаря самому известному пациенту – «прозорливцу» Ивану Яковлевичу Корейше. История «святого» Ивана Яковлевича сама по себе примечательна. Он родился в Смоленской губернии и был сыном священника, обучался в Духовной академии, а затем оказался замешанным в некой темной истории. После этого он ушел жить в лес, построил там избушку. О нем узнали сначала местные крестьяне, а затем нашлись и другие почитатели. А далее произошел скандал. Некая знатная дама планировала выдать дочь замуж, но та перед свадьбой решила побеседовать с данным «провидцем». На вопрос, стоит ли выходить замуж, тот вместо вразумительного ответа начал кричать: «Разбойники! воры! бей! бей!» В итоге девушка не только бросила жениха прямо накануне свадьбы, но и ушла в монастырь. Жених Ивана Яковлевича поколотил и попросил губернатора отправить юродивого в сумасшедший дом. Так как в Смоленске такового не имелось, «пророка» отправили в Москву, и поток почитателей направился в Обуховскую больницу. О пребывании «святого» в Москве писал в книге «Стародавние старчики, пустосвяты и юродцы» М. И. Пыляев: «В его палате стены уставлены множеством икон, словно часовня какая. На полу, пред образами, стоит большой высеребренный подсвечник с массой свечек; в подсвечник ставят свечи <…> Направо, в углу, на полулежит Иван Яковлевич, закрытый до половины одеялом. Он может ходить, но несколько лет предпочитает лежать; на всех больных надето белье из полотна, а у Ивана Яковлевича и рубашка, и одеяло, и наволочка из темноватого цвета. И этот темный цвет белья, и обычай Ивана Яковлевича совершать все пищевые потребы, как то обеды и ужины (он все ел руками – будь это щи или каша – и о себя обтирался) – все это делает из его постели какую-то темногрязную массу, к которой трудно и подойти. <…> Вообще же мешанье кушаньев имело в глазах почитателей его какое-то мистическое значение. Принесут ему кочанной капусты с луком и вареного гороху, оторвет он капустный лист, обмакнет его в сок и положит к себе на плешь, и сок течет с его головы; остальную же капусту смешает с горохом, ест и других кормит: скверное кушанье, а все едят. Впрочем, поклонники его и не это делали. Князь Алек. Долгорукий рассказывал, что он любил одну госпожу А. А. А., которая, следуя в то время общей московской доверчивости к Ивану Яковлевичу, ездила к нему, целовала его руки и пила грязную воду, которую он мешал пальцами. Князь добавляет, что «я на нее крепко рассердился за это и объявил ей, что если она еще раз напьется этой гадости, то я до нее дотрагиваться не буду. Между тем, спустя три недели, она отправилась вторично к нему – и когда он по очереди стал опять поить этой водой, то, дойдя до нее, отскочил и три раза прокричал: “Алексей не велел!”». В отличие от многих «святых старцев» Иван Яковлевич пожертвования не присваивал и даже пускал на богоугодное дело.

По повелению Марии Федоровны, дом для умалишенных в 1828 году был отделен от Обуховской больницы и в сентябре 1832 года была открыта больница Всех Скорбящих Радости. Мария Федоровна не дожила до открытия и скончалась в день празднования иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радости», и в честь этого грустного события больница получила свое название. В 1832 году главврачом стал Ф. И. Герцог, и благодаря ему тоже произошло немало позитивных изменений. Еще в 1827 году вышел устав Герцога, в котором рекомендовалось относиться к пациентам гуманно и стараться делать так, чтобы интерьер больниц не походил на тюрьму. И действительно, в лечебнице не применяли многие сомнительные методы, которые были в ходу, например, в Викторианской Англии. Самым известным пациентом стал художник П. А. Федотов. В 1852 году у Федотова проявились признаки острого психического расстройства. Друзья и руководство Академии художеств поместили его в одну из частных петербургских лечебниц для душевнобольных, а император выделил на его содержание в этом заведении 500 руб. Но лечение не помогло, и художника перевели в больницу Всех Скорбящих Радости, где он вскоре скончался.


«В больничном дворе стоит небольшой флигель, окруженный целым лесом репейника, крапивы и дикой конопли. Крыша на нем ржавая, труба наполовину обвалилась, ступеньки у крыльца сгнили и поросли травой, а от штукатурки остались одни только следы. Передним фасадом обращен он к больнице, задним — глядит в поле, от которого отделяет его серый больничный забор с гвоздями. Эти гвозди, обращенные остриями кверху, и забор, и самый флигель имеют тот особый унылый, окаянный вид, какой у нас бывает только у больничных и тюремных построек.Если вы не боитесь ожечься о крапиву, то пойдемте по узкой тропинке, ведущей к флигелю, и посмотрим, что делается внутри. Отворив первую дверь, мы входим в сени. Здесь у стен и около печки навалены целые горы больничного хлама. Матрацы, старые изодранные халаты, панталоны, рубахи с синими полосками, никуда негодная, истасканная обувь, — вся эта рвань свалена в кучи, перемята, спуталась, гниет и издает удушливый запах. На хламе всегда с трубкой в зубах лежит сторож Никита, старый отставной солдат с порыжелыми нашивками <…> Далее вы входите в большую, просторную комнату, занимающую весь флигель, если не считать сеней. Стены здесь вымазаны грязно-голубою краской, потолок закопчен, как в курной избе, — ясно, что здесь зимой дымят печи и бывает угарно. Окна изнутри обезображены железными решетками. Пол сер и занозист. Воняет кислою капустой, фитильною гарью, клопами и аммиаком, и эта вонь в первую минуту производит на вас такое впечатление, как будто вы входите в зверинец. В комнате стоят кровати, привинченные к полу. На них сидят и лежат люди в синих больничных халатах и по-старинному в колпаках. Это — сумасшедшие». Так описывает «желтый дом» А. П. Чехов в рассказе «Плата № 6». Провинциальные лечебницы действительно часто выглядели мрачно. Больных обычно не истязали, но лечение часто сводилось просто к изоляции от общества. Увы, по-настоящему эффективных методов лечения психических заболеваний тогда еще не знали.


Была в дореволюционной России еще одна интересная особенность. Помимо настоящих больных было немало тех, кто болезни симулировал. Этому способствовали два фактора. Отношение ко всякого юродивым было если не уважительное, то сочувственное. К тому же вера во всевозможные суеверия и любовь к мистицизму подталкивало некоторых индивидуумов «чудить» и даже изображать бесноватых. В желтые дома попадали в основном либо буйные, либо те, о ком некому было заботиться, да и количество мест было ограничено, а инквизиция этим не интересовалась. В итоге кто-то симулировал отклонения ради денег, ведь «божьим людям» хорошо подавали, а кто-то, возможно, хотел внимания и ощущения того, что он «не такой как все». Были просто экзальтированные особы, которые сами себя могли убедить в чем угодно, включая собственную одержимость. В итоге еще в 18 веке вышел официальный запрет на непристойное поведение в церквях. Кого-то из «одержимых» просто выгоняли, к кому-то могли применить силу. Некоторые святые отцы проводили обряды экзорцизма. В деревнях такое явление получило название «кликушество». О борьбе с подобными персонажами рассказывал А. И. Розанов в «Записках сельского священника». «В первую же обедню, по приезд моем в приходе, во время пения "херувимской", открылось много “порченных”, “кликуш”. Как только запели “херувимскую”, я слышу: “и! и! а! а!” И — то там хлопнется на пол женщина, то в другом месте, — местах в десяти. Народ засуетился, зашумел. После обедни, когда я вышел с крестом, я велел подойти ко мне всем “кликушам”. Все они стояли до сих пор смирно, но как только я велел подойти, — и пошли ломаться и визжать. Ведут какую-нибудь человек пять, а она-то мечется, падает, плачет, визжит! Я приказываю бросить, не держать, — не слушают: “она убьется, — отвечают мне, — упадет, а пол-то ведь каменный!” — Не убьется, оставьте, — говорю. Отойдут. Баба помотается-помотается во все стороны, да и подойдет одна. Так все и подошли. Я строго стал говорить им, чтобы он вперед кричать и безчинничать в храм? Божием не смели, и наговорил им целые кучи всяких страхов: что я и в острог посажу и в Сибирь сошлю, словом — столько, что не мог сделать и сотой доли того, что наговорил я им. Потом велел им раз по пяти перекреститься и дал приложиться ко кресту. Велел народу расступиться на две стороны и всем кликушам, на глазах всех, идти домой. Я имел в виду настращать и пристыдить. В следующий праздник закричали две-три только. Я потолковал и с ними. Таким образом к Пасхе у меня перестали кричать совсем». То, что старый священник не смог сделать путем экзрцизма, его молодой приемник смог победить более приземленными методами.


Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:


квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины

транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции


криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес

брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи

детство

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства

еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России

другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Немного о дореволюционном спорте

Показать полностью 4
666

Еще немного дореволюционной красоты. О прическах, париках и бородачах

Зинаида Серебрякова "За туалетом"


Сегодняшний пост - продолжение рассказа о красоте по-дореволюционному, и на этот раз речь пойдет о волосах. Мода на прически менялась, но одно оставалось неизменным: красивые волосы были важным достоинством, а тем, кто не мог ими похвастаться, приходилось идти на хитрости.


Прически крестьян разнообразием обычно не отличались. Девушки, как правило, носили одну косу и могли ходить с непокрытой головой или в головном уборе, оставляющем макушку. Замужние обычно заплетали две косы и носили платок или повойник (нечто вроде шапочки). Иногда косы могли укладывать на голове.  Для крестьян густая шевелюра была еще и показателем здоровья, поэтому девушки на выданье особенно трепетно относились к своей косе. Мужские прически тем более не отличались разнообразием. В 18 веке встречалась стрижка под горшок (название от реально существовавшего метода надеть на голову горшок и состричь все лишнее), иногда под ноль. Старики часто отпускали волосы до плеч и даже ниже. К концу 19 века прическа "под горшок" была уже редкостью. Обычно использовали просто короткие стрижки, ровняя длину по мере необходимости. Примечательно, что кудрявые волосы считались красивее, чем прямые, поэтому их завивали как женщины, так и мужчины. В качестве средств укладки  использовали жир, квас, подслащенную воду. "Прилизанные" волосы на дореволюционных фотографиях на самом деле не грязные, наоборот, фотографирование было важным и редким событием, поэтому к нему готовились, чтобы предстать во всей красе). Аналогичная ситуация была и в мещанской среде, и в купеческих семьях. Разница была только в стоимости головных уборов. Прически "благородий" менялись намного сильнее.

Портрет Александра Куракина


Напудренный парик стал одним из символов 18 века. Некоторые утверждают, что таким образом можно было скрыть потерю волос от оспы или «срамных» болезней, но с этим могли бы прекрасно справиться просто головные уборы. Форма париков менялась, но принцип их изготовления оставался примерно одинаковый. Для придания нужной формы использовались каркасы из проволоки и войлока. Аристократы могли позволить себе парики из натуральных волос, которые покупались в основном у бедных крестьянок и горожанок. Но были также из конского волоса, иногда овечьей шерсти или растительных волокон. Мастера по изготовлению париков назывались тупейными художниками. Сверху парик пудрили специально подготовленной пудрой или просто мукой, и для этого были особые меха или кисти. Чтобы не испачкать одежду, поверх нее накидывали накидку – пудремантель (или пудрамант). Некоторых, чтобы пудра не попадала мебель, садились в специальный шкаф или даже выделяли отдельную комнату.


А. М. Тургенев в своих записках описывает свой печальный опыт подготовки к дежурству при дворе. «В 5 часов утра, я был уже на ротном дворе: двое гатчинских костюмеров, знатоков в высшей степени искусства обделывать на голове волосы по утвержденной форме и пригонять амуницию по уставу, были уже готовы; они мгновенно завладели моей головой, чтобы оболванить ее по утвержденной форме, и началась потеха. Меня посадили на скамью посередине комнаты, обстригли спереди волосы под гребенку, потом один из костюмеров, немного чем менее сажени ростом, начал мне переднюю часть головы натирать мелко истолченным мелом; если Бог благословит мне и еще 73 года жить на сем свете, я этой проделки не забуду! Минут 5 или много 6 усердного трения головы моей костюмером привело меня в такое состояние, что я испугался, полагал, что мне приключилась какая либо немощь: глаза мои видели комнату, всех и все в ней находившееся вертящимися. Миллионы искр летали во всем пространстве, слезы текли из глаз ручьем. Я попросил дежурного вахмистра остановить на несколько минут действие г. костюмера, дать отдых несчастной голове моей. Просьба моя была уважена, и г. профессор оболванения голов по форме благоволил объявить вахтмейстеру, что сухой проделки на голове довольно, теперь только надобно смочить да засушить; я вздрогнул, услышав приговор костюмера о голове моей. Начинается мокрая операция. Чтобы не вымочить на мне белья, вместо пудромантеля, окутали рогожным кулем; костюмер стал против меня ровно в разрезе на две половины лица и, набрав в рот артельного квасу, начал из уст своих, как из пожарной трубы, опрыскивать черепоздание мое; едва он увлажил по шву головы, другой костюмер начал обильно сыпать пуховкой на голову муку во всех направлениях; по окончании сей операции, прочесали мне волосы гребнем и приказали сидеть смирно, не ворочать головы, дать время образоваться на голове клестер-коре; сзади в волоса привязали мне железный, длиной 8 вершков, прут для образования косы по форме, букли приделали мне войлочные, огромной натуры, посредством согнутой дугой проволоки, которая огибала череп головы и, опираясь на нем, держала войлочные фальконеты с обеих сторон, на высоте половины уха. К 9 часам утра составившаяся из муки кора затвердела на черепе головы моей, как изверженная лава вулкана, и я под сим покровом мог безущербно выстоять под дождем, снегом несколько часов, как мраморная статуя, поставленная в саду». Ходили байки о том, что некоторым страдальцам, пока они спали, прически портили мыши. Обычные парики вельмож были, конечно, более удобные, ведь дождь и ветер им не угрожали, но тоже создавали дополнительные хлопоты. Парики вскользь упомянуты в «Дворянском гнезде» Тургенева. Бабушка главного героя «ни во что не вмешивалась, радушно принимала гостей и охотно сама выезжала, хотя пудриться, по ее словам, было для нее смертью. Поставят тебе, рассказывала она в старости, войлочный шлык на голову, волосы все зачешут кверху, салом вымажут, мукой посыплют, железных булавок натыкают – не отмоешь потом; а в гости без пудры нельзя – обидятся, – мука!»


Александр I моду на напудренные парики отменил, но на смену сложным сооружениям 18 века пришли всевозможные шиньоны, накладные локоны и иные хитрости для создания дополнительного объема. Просто теперь люди наоборот стремились, чтобы все выглядело максимально естественно. Натуральные волосы для париков и шиньонов оставались ценным товаром. Л. Н. Толстой, описывая красоту Анны Карениной, подчеркивал, что ее роскошные волосы были без «примесей». Некоторые дамы собирали свои собственные выпавшие волосы, а затем создавали из них накладки и добавляли в прическу.

На фотографии накладные волосы из коллекции музея Виктории и Альберта (переснимала с альбома, выпущенного этим музеем, потому изображение бликует), россиянки пользовались аналогичными.

Долгое время женщины причесывались либо сами, либо с помощью прислуги, некоторые приглашали мастеров на дом (обычно для создания прически к конкретному мероприятию). Замужние дамы часто носили чепцы, которые стали одним из символов брака. Незамужние чепец не носили, за исключением старых дев, которые таким образом показывали, что уже не считают себя потенциальными невестами. Подстригали волосы крайне редко, поэтому появление "стриженых" курсисток  многих шокировало.


Прическами мужчин в городах занимались цирюльники, которые часто работали при банях. Примечательно, что подобные услуги иногда предлагали в так называемых обжорных рядах (часть рынка,  где продавали дешевую еду) и в других местах, притягивавших приезжих. Парикмахерские и салоны красоты стали появляться в крупных городах в начале 19 века, но обслуживали чаще мужчин. Из книги А. Я. Гуревича «Москва в начале ХХ века. Заметки современника»: «Парикмахерских мужских было достаточно и очереди в них были редкостью, дамские встречались реже, но и клиентки были не частыми. Много парикмахерских располагалось в районе Петровки, Кузнецкого моста и на других оживленных улицах. Характерно, что дамские и мужские парикмахерские были раздельными. Это объяснялось буржуазной моралью, рассматривавшей вопросы туалета, как интимные: встретить знакомую даму при входе в парикмахерскую считалось неудобным. Некоторые парикмахерские в центре были хорошо оборудованы: имели кресла типа зубоврачебных, индивидуальные умывальники. Многие парикмахерские имели на вывесках вымышленные французские имена». В 20 веке все больше женщин носили стрижки.

Лейб-Гвардии Волынский полк (1906)


Отдельная история – усы и бороды. Как известно, Петр I объявил войну бородачам, введя пошлину. Указом 1705 года с городовых, дворян и чиновников ежегодно взималось по 60 рублей, с гостей (купцов, в том числе иностранных) 1-й статьи — по 100, средней и мелкой статьи, посадских людей – 60, «с ямщиков, извозчиков, церковных причетников, кроме попов и дьяконов, а также со всяких чинов московских жителей» — по 30. Крестьяне должны были платить по 2 деньги каждый раз при вьезде и выезди из города. В 1713 году новым указом запретили носить бороды, традиционную русскую одежду и торговать ею (на смену русскому должно было прийти немецкое платье). В 1714 году запрет был продублирован указом «О неторговании Русским платьем и сапогами и о не ношении такового платья и бород». Для нарушителей предполагалось строгое наказание вплоть до каторги. В 1722 году пошлина для всех бородачей составила 50 рублей, и к ней добавились ограничения на ношение определенной одежды. «Чтоб оные бородачи и раскольщики никакого иного платья не носили как старое, а именно: зипун с стоячим клееным козырем, ферези и однорядку с лежачим ожерельем. Только раскольникам носить у оных козыри красного сукна, чего для платья им красным цветом не носить. И ежели кто с бородою придет о чем бить челом не в том платье: то не принимать у них челобитен ни о чем, и сверх того доправить вышеписанную дачу, не выпуская из Приказа, хотя б оной годовую и платил. Также кто увидит кого с бородою без такого платья, чтоб приводили к Комендантам или Воеводам и приказным, и там оной штраф и на них правили, из чего половина в казну, а другая приводчику, да сверх того его платье. Сие всем чинам мирским без выемки, кроме крестьян подлинных пашенных а не промышленникам». Ношение бороды стало дорогим удовольствием. К примеру, кража, превышающая 20 рублей, считалась крупной и каралась смертной казнью. Оплативший пошлину получал специальный «бородовый знак». Крестьяне пошлину не платили, но при въезде и выезде из города с них брали по одной копейке. Отменили пошлину только в 1772 году, но некоторые ограничения сохранились, и к ним добавились новые. До 1832 года разрешалось иметь усы только уланам и гусарам, но позже это было позволено и другим офицерам. В 1837 году Николай I запретил носить усы и бороды всем чиновникам. В 1848 году император велел избавиться от бороды всем дворянам без исключения, включая тех, кто не состоит на службе. Наличие усов показывало, что их обладатель — офицер, и отставные военные тоже часто их оставляли. При Александре II чиновникам разрешили носить бакенбарды. С 1880-х усы и бороды могли носить все офицеры, солдаты, чиновники. Количество усачей и бородачей резко выросло, а газеты запестрели рекламой соответствующих косметических средств.

Бородовый знак

Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:


квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины


транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции


криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес

Еще раз о преступлении и наказании до революции. Как карали развратников


брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи


детство

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства


еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России


другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Немного о дореволюционном спорте

Показать полностью 6
487

Еще раз о преступлении и наказании до революции. Как карали развратников

Кадр из сериала "Преступление и наказание"


Преступления на сексуальной почве отличаются от остальных противозаконных деяний в том числе тем, что из-за них юристы постоянно вели споры и не могли прийти к единому мнению, что именно считать преступлением и какие должны быть доказательства. Были предусмотрены наказания за однополые связи среди мужчин (на эту тему у меня уже есть подробный пост), сводничество, изнасилование и многое другое, однако до суда такие дела доходили редко. Примечательно, что преступлением считалось соблазнение невинной девушки при помощи обещания жениться.


При Петре I с одной сначала использовалось Соборное уложение 1649 года, в котором не было прописано наказание именно за изнасилование, но теоретически такая ситуация могла подпадать под пункты, сопряженные с насилием как таковым. «А будет такое наругательство над кем учинит чей нибудь человек, и того человека пытать, по чьему научению он такое наругательство учинил <…> А будет чей нибуди человек такое наругательство над кем учинит собою, а ни по чьему научению, и таких людей пытав, казнити смертию». В качестве еще одного преступления упоминается внебрачная связь. «А будет кто мужескаго полу, или женского, забыв страх божий и християнскии закон, учнут делати свады жонками и девками на блудное дело, а сыщется про то допряма, и им за такое беззаконное и скверное дело учинити жестокое наказание, бити кнутом». Более подробно наказания прописали в 18 веке. В артикуле 1715 года выделена глава о «Содомском грехе, о насилии и блуде». За изнасилование предполагалась пожизненная каторга или смертная казнь, но для обвинения нужны были доказательства, например, показания свидетелей о том, что потерпевшая сопротивлялась, звала на помощь, или «ежели у женщины или у насилника, или у них обоих, найдется, что платье от обороны разодрано. Или у единаго, или у другаго, или синевы или кровавые знаки найдутся». Претензии принимались только в случае заявления сразу после преступления, «а ежели несколько времяни о том умолчит, и того часу жалобы не принесет, но умолчит единый день или более потом, то весьма повидимому видно будет, что и она к тому охоту имела». В итоге злодея чаще всего казнили, иногда отправляли на каторгу. Если потерпевшая была «блудницей», наказание должно быть мягче, чем в случае с «честной женой, вдовой или девицей». «Ежели холостый человек пребудет с девкою, и она от него родит, то оный для содержания матери и младенца, по состоянию его, и платы нечто имеет дать, и сверх того тюрмою и церковным покаянием имеет быть наказан, разве что он потом на ней женитца, и возмет ее за сущую жену, и в таком случае их не штрафовать». Если обвиняемый отрицает факт обещания жениться и нет свидетелей, он должен был дать показания под присягой. Эта же глава устава утверждает смертную казнь за содомский грех (для военнослужащих), инцест, велит «жестоко на теле наказывать» за скотоложество, а также запрещает супружеские измены и распевание «бл…х песен» (за это четких наказаний не прописано, и все было на усмотрение судьи). Если преступление было совершено крепостными крестьянами, дальнейшая кара была на усмотрение барина.

Отдельная мрачная история – период крепостничества. Добровольно-принудительные отношения с помещиком были частым явлением. Мрачной славой пользовался генерал Л. Д. Измайлов, против которого проводилось расследование. В 1802 году Александр I писал тульскому гражданскому губернатору Иванову: «До сведения моего дошло, что отставной генерал-майор Лев Измайлов <…> ведя распутную и всем порокам отверзтую жизнь, приносит любострастию своему самые постыдные и для крестьян утеснительные жертвы. Я поручаю вам о справедливости сих слухов разведать, без огласки, и мне с достоверностью донести». Слухи подтвердились, но в итоге дело дошло до суда только в 1830 (!) году и кончилось для генерала тем, что над его имением была назначена опека. К тому времени Измайлов был уже серьезно болен, поэтому гарем ему уже был и так не нужен.

Л. Д. Измайлов


В 1845 году было принято «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных», в котором о преступлениях на сексуальной почве говорилось подробнее. В Уложении они были уже разнесены по разным разделам, например, «О преступлениях против общественной нравственности и нарушении ограждающих оную постановлений», «О преступлениях и проступках против общественного благоустройства и благочиния», «О преступлениях против жизни, свободы и чести частного лица», «Об оскорблении чести», «О преступлениях против союза брачного», «О преступлениях против союза родственного». Из-за подобного разброса часто возникали споры, к какому именно разделу отнести правонарушение, и многое зависело от позиции судьи, ловкости адвоката. К «брачным» преступлениям могли относиться случаи прелюбодеяний, многоженство/ многомужество, насильственные браки. К «внебрачным» можно было отнести обольщение (умышленное вовлечение девушки в интимную связь путем обещания жениться), кровосмешение, мужеложество, скотоложество, сводничество (умышленное оказание содействия добровольному любодеянию), растление, изнасилование. Тяжесть наказания зависела от возраста потерпевшей (до 21 года она считалась несовершеннолетней, младше 18 лет – в некоторых случаях малолетней, если младше 14 лет - наказание еще строже, до 10 – тем более). Преступлением считалось растление, то есть вступление в интимную связь с девственницей, «по употреблению во зло ее невинности и неведения». Под неведением подразумевалось, что жертва не знала сути интимных отношений и была склонена к ним обманом. Дети до 10 лет считались «неведающими» по умолчанию, до 14 лет обычно тоже. Но если найдутся свидетельства (а за деньги находились), что жертва уже имела интимные отношения, то наказания за интим с лицом до 14 лет без применения насилия не предполагалось. Утяжеляло вину, если насильник - родитель или опекун, или если жертва - замужняя женщина. То есть если злоумышленник соблазнил невинную соседскую девочку 16 лет, то его бы наказали, а если бы пришел в бедный район и снял малолетнюю проститутку еще младше, то нет. Примечательно, что женщин не судили за изнасилование или растление (хотя они могли проходить по делу и быть наказаны за пособничество мужчинам).

К. А. Сомов "Влюбленные"


Отдельно было выделено понятие «обольщение». Преступником мог стать мужчина, склонивший невинную девушку к интиму обещанием жениться на ней. Для признания вины обещание нужно было дать публично или, как минимум, при вызывающих доверие свидетелях. Если мужчина не женился в силу непредвиденных обстоятельств, например, отправки на войну или болезни, то виновным он не считался. Также было понятие «соблазнение и обесчещение», под которым подразумевалось склонение к интиму целомудренной барышни старше 14 лет, но младше 21 года, если преступник – человек, состоявший с ней в близких отношениях, например, педагог, опекун, слуга. Если виновный родственник – речь уже о кровосмешении. При этом изнасилование собственной жены преступлением не считалось, и судить могли только за нанесенные сопутствующих травм. В итоге из-за подобной казуистики не всегда было понятно, по какой именно статье судить обвиняемого. К тому же сбор доказательств был часто делом не простым. Сами жертвы часто не обращались в суд, опасаясь огласки. К тому же потенциальных жертв смущала необходимость проходить медицинский осмотр, в том числе потому, что эксперты тоже были мужчинами. А главное, было немало людей, которые осуждали самих жертв, да и суды присяжных выносили оправдательный вердикт по подобным делам чаще, чем в случае с убийствами или кражами. Типичный пример - эпизод в "Преступлении и наказании", в котором негодяй Свидригайлов заманивает Дуню в квартиру и пытается на нее напасть. Он вполне резонно замечает, что ему за это все равно ничего не будет, потому что свидетелей нет, а суд, скорее всего, решит, что она сама виновата, раз добровольно пришла в гости к мужчине. Особенно характерно подобное отношение было для крестьянской и мещанской среды. Часто суд склонял жертв к досудебному примирению, и в этом случае преступник отделывался не такой уж большой денежной компенсацией. Так в книге «Жизнь Ивана» О. П. Тянь-Шанской приводится пример, когда сторож сада, изнасиловавший 13-летнюю девочку, отделался уплатой 3 рублей в пользу ее матери. Если примирения не произошло, и вина была доказана, то преступника отправляли на 4-8 лет каторги, если жертва была младше 14 лет - до 12 лет каторги. К концу 19 - началу 20 века число зарегистрированных преступлений значительно выросло. Вероятно, из-за более внимательного отношения к этим правонарушениям. Однако дальше пострадавшая часто жила с жирным пятном на репутации. Незамужняя девушка еще и имела серьезные проблемы с поиском жениха.

Самое громкое дореволюционное преступление интимного характера  - дело архимандрита Зосимы. В 1902 году послушница провинциального Боголюбовского женского монастыря Агофоника Горожанкина подала жалобу на имя товарища прокурора Пермской губернии по Красноуфимскому уезду, в которой просила привлечь к ответственности настоятеля Зосиму за растление и изнасилование двух ее дочерей, насельниц этой же обители 13 и 15 лет от роду. Она утверждала, что сей почитаемый многими старец превратил монастырь в гнездо разврата и личный гарем.  Одни клеймили позором развратника, другие считали его мучеником и жертвой клеветы. В 1905 году при закрытых дверях суд присяжных вынес обвинительный приговор. Однако и после приговора многие не верили в виновность, у Зосимы сохранилось много почитателей, которые продолжали бороться за его освобождение, а после смерти - реабилитацию. Судили архимандрита по статье 1523 «Уложения о наказаниях» - растление девицы, не достигшей 14-летнего возраста, не сопряженное с насилием. Подробное описание этой скандальной истории сделал М. Данковский в исследовании «Дело Зосимы». В 1905 году он лично встретился с осужденным, но сама книга вышла только в 1923 году. «Сидя в тюрьме уже после суда, на котором были доказаны все его гнусные преступления, он все же продолжал, как искусный ханжа и лицемер, изображать из себя «мученика», и находилось немало темных женщин, вереницей шедших к нему для «благословения». Зато население тюрьмы презирало его единодушно, и администрации тюрьмы приходилось держать его подальше от других, т. к. уголовные с большим удовольствием учинили бы над ним любую каверзу. Характерно то, что после его осуждения на каторжные работы, тюремный поп и администрация тюрьмы позволяли ему молиться во время церковной службы не вместе с другими, а особо, в алтаре». О самом Зосиме известно не так много, потому что сам он предпочитал многое не афишировать, дабы не развеивать ореол святости, а на все вопросы о происхождении отвечал уклончиво. Установлено, что он был внебрачным сыном еврейки из города Сосницы Черниговской губернии, и звали его Зальман Мордухович Рашин, однако вскоре крестили именем Дмитрий. Отец его был неизвестен, но ходили слухи, что он был лицом высокопоставленным. Рашин закончил Саратовское училище военного ведомства и непродолжительное время занимал мелкие должности, а затем в 1870 году неожиданно постригся в монахи. Карьера Зосимы на духовном поприще развиваласьбыстро, хотя уже в ее начале к нему не раз возникали претензии, сперва финансовые. То его с должности монастырского эконома сняли, то он книги из Иркутского архиерейского дома продал и архиерейский крест к рукам прибрал, то у самого Енисейского губернатора возникли вопросы к масштабному сбору пожертвований на строительство монастырей под Красноярском, сначала мужского, потом женского. Тогда же появились первые слухи о том, что нравы среди братьев и сестер не всегда отличаются целомудрием. Началась проверка, которая кончилась тем, что был смещен жандармский полковник Банин, добросовестно подошедший к делу и сообщивший массу подозрительных фактов, а Зосиму просто перевели в Пензенскую губернию. Но и там, судя по всему, он продолжил свою сомнительную деятельность, потому что его вскоре снова отстранили от управления женским монастырем и отправили сначала на Соловки «под строгий надзор». На Соловках он сеял смуту среди братьев и даже добился смещения руководства (но сам вакантное место занять не смог, хотя очень хотел). Затем Зосима попал в Великий Устюг, где, согласно донесениям, постоянно отлучался из монастыря и «частным» образом исповедовал, преимущественно женщин, проповедовал и устраивал службы на дому. Зосиму перевели в Суздаль, где он неожиданно открыл в себе «дар» целителя и начал лечить паломников лампадным маслом, и вновь появились слухи, на этот раз о том, что «при лечении Зосима заставляет страдать женскую стыдливость, помазывая «маслицем из лампадки» самые сокровенные части женского тела». В итоге Зосиму переводили из монастыря в монастырь под «строгий надзор», но каждый раз его выручало умение находить влиятельных покровителей, интриговать против неугодных ему руководителей и выманивать деньги у доверчивых граждан. Так в 1895 году Зосима оказался в Пермской губернии, где уже на следующий год, словно махинатор очередную финансовую пирамиду, решил основать новый монастырь, естественно, женский. Из показаний диакона Удурминского: «Зосима окружил себя именно молодыми девицами. Они прислужничали ему днем и оставались дежурить в его квартире. На дежурства, за время моей службы, назначались девушки из молодых сестер и приютанок только по выбору самого о. Зосимы. Для них имелась особая комната, находившаяся в непосредственной связи с другими комнатами архимандрита<…> Квартира архимандрита тогда помещалась на верхнем этаже полукаменного корпуса и состояла из шести комнат. На ночь дверь, ведущая из сеней в квартиру архимандрита, запиралась изнутри, а все окна квартиры обязательно завешивались ситцевыми занавесками». Были и другие свидетельства, например, о «специфическом» лечении Зосимой женских болезней. Послушница монастыря 63-летняя Дарья Плотникова начала первой писать жалобы на имя Пермского епископа Иоана, в которых сообщала об увиденных ею непотребствах, слухах о беременностях монахинь, подпольных абортах, изнасилованиях и даже таинственных смертях некоторых молодых и ранее здоровых монахинь и насельниц. Иоан, в отличие от недавно почившего предшественника, был консервативен и с Зосимой дружбы не водил, проверку провел, но в итоге архимандрита просто снова перевели, на этот раз в Почаевскую лавру. Однако затушить скандал не удалось. После жалобы Горожанкиной началось следствие, которое велось с явными нарушениями и под грубым давлением Священного Синода, многие ранее выявленные потерпевшие стали отказываться от своих претензий, а про «упорствовавших» распускались порочащие их слухи. По-настоящему за дело взялся только следователь Окружного суда по важнейшим делам Голишевский, кстати католик. Основными свидетельницами обвинения стали Екатерина Кусакина, сестры Горожанкины и Дарья Плотникова, но потерпевшими признали только Екатерину и Марфу, которые на момент изнасилования было младше 14 лет. Зосиму приговорили к 11 годам каторги, однако на нее он так и не попал. Вначале ему выделили отдельную палату в тюремном лазарете, и жил он в ней по тюремным меркам с большим комфортом. Затем каторжные работы заменили на 16 лет тюрьмы. Из мест лишения свободы Зосима строчил жалобы и просьбы о помиловании. В 1911 году тюремное заключение заменили на пятилетние пребывание в Ковенском монастыре в Литовской губернии, где он и почил в 1912 году.


Часть информации взята тут

М. Данковский «Дело Зосимы»

https://moluch.ru/archive/159/44934/

http://militera.lib.ru/regulations/russr/1715_artikul/index....


Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:


квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины


транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции

криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес


брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи


детство

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства


еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России


другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Немного о дореволюционном спорте

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Показать полностью 3
396

Немного о дореволюционном спорте

Портрет атлета и борца И.В.Лебедева.1912


Мода на спорт как образ жизни и на конкретные физические дисциплины появились в России достаточно поздно, к концу 19 века, а в некоторых регионах к началу 20-го. Но и тогда многие виды спорта оставались уделом «благородий». Если же говорить о физической активности в целом, то свои забавы были у всех слоев населения.


Долгое время отношение телу было, скорее, утилитарным, а полнота, если она не создавала проблем со здоровьем, в 18 веке недостатком не была. Развитая мускулатура считалась достоинством в первую очередь как показатель того, что человек – хороший работник в хозяйстве, и это было актуально для крестьян или небогатых горожан. Соответственно, работа и так была полноценной, а иногда и слишком тяжелой физической нагрузкой. В свободное от работы время они соревноваться в ловкости и силе во время различных игр и народных забав, от лапты и городков до кулачных боев. Одну из подобных игр 18 века, по описанию напоминающую хоккей, описал в своих воспоминаниях А. Т. Болотов. «Случилось как-то мне увидеть, что ребятишки на дворе играли в так называемую «килку». Мне игра сия полюбилась чрезвычайно, и более потому, что она имела некоторое подобие войны. Все играющие разделялись на две партии, и одна партия старалась килку, или маленький и кругленький отрубочек от деревянного кола, гнать в одну сторону и догонять до конца двора или до уреченного какого-нибудь места, а другая партия старалась ей в том воспрепятствовать и гнать килку в другую сторону двора и также до какого-нибудь уреченного места, и которой партии удастся прежде до своего желания достигнуть, та и выигрывает. Чтоб удобнее можно было сию килку гнать, то каждый человек имеет палку с кочерешкою на конце, дабы сею кочерешкою можно ему было килку и совать и по земле гнать, а ежели случится на просторе, то и ударять, чтоб летела далее и могли ее подхватить и гнать далее его товарищи. Словом, игра сия самая задорная, наполненная огня, рвения, усердия и играющие должны употреблять наивозможнейшее проворство и скоропоспешнейшее бегание за килкою для успевания скорее ее ударить и прогнать, и притом наблюдается в ней некоторый порядок. Люди расстанавливаются сперва вдоль по всему двору в два ряда и человек против человека, а потом один, из победителей, положив килку на какую-нибудь чурку, ударяет по ней изо всей мочи оною кочерешкою и таки, чтоб полетела она несколько вверх и упала сверху посреди обоих рядов, и тогда ближние люди бросаются к ней и начинают свое дело, то есть, гнать в ту сторону, куда кому надобно. Впрочем, была игра сия у нас в деревне в таком тогда обыкновении, что в зимнее досужное вечернее время игрывали в нее не только ребятишки, но и самые старые и взрослые люди вместе с ними. Всякими выбирал другого такого ж себе в соперники, и все не меньше бегали и проверили, как и ребятишки, и веселились до крайности, когда случится победить и заставить себя побежденному перенесть за плечами чрез весь двор или от одного уреченного места до другого». Подобная тенденция сохранялась и позже, и относилась она как к мужчинам, так и к женщинам. Более того, в крестьянской и мещанской среде больше ценились дамы с формами, да и купчихи отличались полнотой.

Московский кадетский корпус


Людям состоятельным заниматься физическим трудом было ни к чему, поэтому они не стремились поддерживать атлетическое телосложение, а если и упражнялись, то только в том, что реально им пригодилось бы. Например, танцевали, ведь быть хорошим танцором – ценное качество светского человека, занимались верховой ездой, чтобы потом отправляться на охоту (и далеко не все аристократы были хорошими танцорами или наездниками). Офицеры – еще и фехтованием, стрельбой, иными военными дисциплинами. Внимание именно к телосложению стали проявлять только к началу 19 века, и это отразилось в том числе на моде. С одной стороны появились корсеты для мужчин (естественно, не так сильно стянутые в талии, зато подчеркивающие выправку), а некоторые модники стали использовать накладки, создающие дополнительный объем, например, в плечах. Над этим явлением не преминул посмеяться известный английский карикатурист Гилрей («Монстры»). Женщины долгое время практически не занимались спортом. Они могли танцевать, реже заниматься верховой ездой, обычно используя при этом весьма неудобное дамское седло, иногда участвовать в подвижных играх. Императрица Елизавета Баварская (также известная как Сиси) шокировала подданных тем, что занималась в своих покоях упражнениями с обручами, гимнастикой, совершала долгие пешие прогулки и часто ездила верхом, и все для поддержания стройности. Но это было большой редкостью, и женщины, как правило, ограничивали свою заботу о фигуре, утягивая талию в корсет.


Занятием, достойным «благородий», было катание на коньках. Считается, что коньки в Россию впервые привез из Голландии Петр I, и первоначально они привязывались к сапогам. Затем он наладил производство в Туле и внес изменение в конструкцию, соединив лезвие с обувью. Коньки стали удобнее, а переднюю часть украсили лошадиные головы, что и дало название новинке. Однако со временем забава утратила популярность, и мода на нее вернулась только во второй половине 19 века. На катке Левин встретился с Китти Щербацкой в «Анне Карениной»: «Был ясный морозный день. У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые кудрявые березы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были разубраны в новые торжественные ризы… На льду собирались в этот день недели и в эту пору дня люди одного кружка, все знакомые между собою. Были тут и мастера кататься, щеголявшие искусством, и учившиеся за креслами, с робкими неловкими движениями, и мальчики, и старые люди, катавшиеся для гигиенических целей… Николай Щербацкий, двоюродный брат Кити, в коротенькой жакетке и узких панталонах, сидел с коньками на ногах на скамейке и, увидав Левина, закричал ему:— А, первый русский конькобежец! Давно ли? Отличный лед, надевайте же коньки.— У меня и коньков нет, — отвечал Левин, удивляясь этой смелости и развязности в ее присутствии и ни на секунду не теряя ее из вида, хотя и не глядел на нее. Он чувствовал, что солнце приближалось к нему. Она была на угле и, тупо поставив узкие ножки в высоких ботинках, видимо робея, катилась к нему. Отчаянно махавший руками и пригибавшийся к земле мальчик в русском платье обгонял ее. Она катилась не совсем твердо; вынув руки из маленькой муфты, висевшей на снурке, она держала их наготове и, глядя на Левина, которого она узнала, улыбалась ему и своему страху. Когда поворот кончился, она дала себе толчок упругою ножкой и подкатилась прямо к Щербацкому; и, ухватившись за него рукой, улыбаясь, кивнула Левину».

каток в Петербурге


Во второй половине 19 века в России появились велосипеды, однако свое достойное место они смогли завоевать далеко не сразу. В продаже их было много, стоили они дорого, а использовать их можно было далеко не везде. Любил  прокатиться на велосипеде и Александр II, но велосипедные прогулки императора ограничивались Царским селом. На велосипедах ездили обычно за городом, на дачах, в своих имениях . Кататься по улицам иногда запрещалось вовсе, а если было разрешено кататься в парках, велосипед везли в экипаже, и пересаживались на него уже на месте. К тому же улицы часто были вымощены булыжником, и это создавало неудобства. Из книги П. А. Пискарева «Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга начала XX века»: «Велосипед с большим трудом пробивал себе дорогу в России, в то время как на Западе во многих государствах он уже стал массовым транспортом. Велосипед в Петербурге встречался не так уж часто, а женский — и совсем не встречался. Казалось бы, при плохой постановке транспортного дела в городе велосипед должен был получить широкое распространение среди населения. Однако этого не было. Причин тут было много. В продаже их было мало. Стоили они дорого. А главное — отсутствие хорошей мостовой. Для велосипеда требовалось гладкое покрытие мостовой (торцы, асфальт). А такой мостовой в Петербурге было мало. Пользоваться же булыжной мостовой для велосипедиста было крайне неприятно. Ближайшим и приятным местом прогулки для велосипедиста были Острова (Елагин, Крестовский, Каменный). Больше чем в городе имел велосипед распространение в дачных местностях, особенно, конечно, в таких, где были большие парки с утрамбованными дорожками, в Финляндии или Прибалтике, где были хорошие дороги. В дачных местностях велосипедом пользовались и женщины. Вообще велосипед широкой популярности не имел. Тогда еще говорили: у отца два сына, один — умный, а другой — велосипедист. Такое отношение к велосипеду не говорило в его пользу. Однако, несмотря на непопулярность и ограниченное распространение велосипеда, он уже участвовал в спортивных состязаниях».


Многие считали это средство передвижения чересчур легкомысленным, и особенно часто критиковали девушек-велосипедисток, в том числе из-за их одежды. Кататься в длинных юбках было неудобно, поэтому некоторые модные журналы рекомендовали для этих целей костюмы для верховой езды, но и они устраивали далеко не всех. Смелые барышни опробовали модную французскую новинку – блумеры, по сути, шаровары. Некоторые консервативно настроенные люди болезненно реагировали на девушек в любом подобии брюк, и такая тенденция была не только в России. Во Франции тоже одно время действовало распоряжение о том, что женщина может носить велосипедный костюм, только если в этот момент при ней есть велосипед.

В Иркутске


К концу 19 века все популярнее становились цирковые представления с участием атлетов, акробатов, борцов. При этом некоторые поединки были заведомо постановочными, но зрители все равно были довольны. Открытки с известными атлетами выходили огромными тиражами, а 6-кратный чемпион мира Иван Поддубный стал одним из самых фотографируемых людей своего времени. Славились борцы Иван Заикин и Георг Гаккеншмидт. Но смотреть и участвовать самому – не одно и то же. Иван Лебедев ("Дядя Ваня") был не только замечательным спортсменом, но и тем, кто смог сделать выступления борцов интересными для широкой публики. Благодаря ему на соревнованиях появились музыка, торжественные выходы спортсменов на арену, а у самих атлетов -  амплуа («под маской», «герой», «комик», «злодей» и другие). Арбитр стал одновременно и конферансье, в жюри приглашали в том числе представителей прессы. То есть появились все привычные нам атрибуты спортивных шоу, которые тогда были еще в новинку. В 1901 году, являясь студентом Петербургского университета, Лебедев стал инициатором появления в его учебной программе занятий спортом, а затем организовал спортивные кружки и в других ВУЗах.


В зависимости от региона интерес к физической культуре среди самих горожан был разным. Это можно увидеть и на примере многих мемуаров. В большей части столичных гимназий уроки гимнастики входили в школьную программу уже к концу 19 века. В Москве многие дети и подростки также получали свою порцию физической нагрузки в учебных заведениях. Если обучение было на дому, родители могли организовать занятия с преподавателем индивидуально или в группах. Из воспоминаний Е. Андреевой-Бальмонт о детстве (1870-е): «Гимнастику с нами делали и старшие братья и сестры. Наш учитель Линденштрем, огромного роста белокурый швед, всегда весело шутил, перевирал русские слова и сам первый громко хохотал над своими остротами. Вообще он поражал нас своей развязностью и шутливостью в нашем чинном доме, особенно в присутствии нашей строгой матери. Поднимаясь из передней по лестнице, он громко сморкался, откашливался, долго рассматривал себя в зеркало, вытирал свои длинные белокурые усы, а потом начинал шутить: шлепнет неожиданно по спине нашего старичка лакея, который бежал доложить, что «приехали-с», а то схватит кого-нибудь из нас за кольцо кожаного пояса и раскачивает на одном пальце в воздухе под самым потолком. Мне очень нравились наши гимнастические костюмы. Светло-коричневые длинные шаровары из репса, такие же куртки и широкие кожаные пояса. Я оставалась в своем костюме возможно дольше в дни гимнастики. Меня главным образом восхищали штаны, в которых я могла бегать, лазать, кувыркаться, делать то, что строжайше мне запрещалось, когда я была девочкой в белых штанишках и юбочках. Тоже подростками мы в тех же костюмах ездили делать гимнастику в зал Бродерсон на Дмитровке. Это были самые счастливые часы в моей детской жизни. Я была лучшей ученицей среди моих сверстников. Сам Бродерсон ставил меня в пример даже большим мальчикам. “Freulein Andreev wird es gleich vormachen”. И я, дрожа от волнения, срывалась с трамплина — навощенных досок, поставленных для разбега, повисала на кольцах, переворачивалась, просовывала в них ноги и раскачивалась. Или спрыгивала на деревянную лошадь, соскакивала с нее; или делала «штуц на бары», упершись руками о борт, перекидывала ноги через них направо, налево». Мемуаристка росла в обеспеченной семьи передовых взглядов, старавшейся не отставать от моды, в том числе в вопросах воспитания.

Портрет атлета и борца И.В.Лебедева (дяди Вани). 1912


Совсем другую картину мы видим в воспоминаниях писателя Юрия Олеши: «Преподавал гимнастику в гимназии борец Пытлясинский. Это был экс-чемпион мира, старый конь, вернее – бык, хотя и не бык, скорее – кит, поставленный на хвост. И не кит! Просто старый борец, ходивший не в трико на полуголом теле, как это бывает на арене, а в дешевом штатском костюме, в тройке, и что он борец, было заметно по нечеловеческой ширине плеч, выпуклым икрам, маленькой голове… Это были последние годы перед рождением спорта в его современном виде, этой международной новинки, которой суждено было впоследствии так ярко засверкать перед миром. Тем более не имела широкого распространения гимнастика в школах. Пожалуй, и соколиная гимнастика появилась позже того дня, когда экс-чемпион мира стоял перед нашей шеренгой. Я описываю эпоху 1910–1912 годов… Как бы там ни было, но в царское время еще не знали в точности, что такое гимнастика и зачем она. Вот решили привлечь к преподаванию ее бывшего борца, попробовать. И он не знал, как это делается, и он вышел к нам со смущенным выражением. И тут он открыл страницу моей жизни, настолько удивительную, что, перелистывая книгу, я то и дело останавливаюсь именно на ней: Пытлясинский стал учить нас прыгать… Принесли две высокие, неподвижно вставленные в крестовины штанги, принесли длинный, с двумя тяжелыми мешочками по концам шнур… Ракетки выдавались в так называемой грелке инструктором Иваном Степановичем, который вынимал их из шкафа, подхватывая вываливавшиеся одновременно баскетбольные мячи, какие-то большие тапочки, большие кожаные перчатки».


Футбол в Одессе 1910-х «только начинался. Считалось, что это детская забава. Взрослые не посещали футбольных матчей. Только изредка можно было увидеть какого-нибудь господина с зонтиком, и без того уже известного всему городу оригинала. Трибун не было. Какие там трибуны! Само поле не было оборудованным, могло оказаться горбатым, поросшим среди травы полевыми цветами. По бокам стояли скамьи без спинок, просто обыкновенные деревянные плоские скамьи. Большинство зрителей стояли или, особенно по ту сторону ворот, сидели. И что за зрители! Повторяю, мальчики, подростки. Тем не менее команды выступали в цветах своих клубов, тем не менее разыгрывался календарь игр, тем не менее выпускались иногда даже афиши. Мои взрослые не понимали, что это, собственно, такое – этот футбол, на который я уходил каждую субботу и каждое воскресенье. Играют в мяч… Ногами? Как это – ногами? Игра эта представлялась зрителям неэстетической, почти хулиганством: мало ли что придет в голову плохим ученикам, уличным мальчишкам! Напрасно мы пускаем Юру на футбол. Где это происходит? На поле Спортинг-клуба, отвечал я. Где? На поле Спортинг-клуба». Форма футболиста того времени – «белая, тонкая-тонкая нитяная рубашка и белые трусы. Тогда то, что теперь называют майкой, футболкой, называли просто рубашкой, хотя это была та же майка, футболка, обтягивающая туловище», на ногах «черные чулки, завернутые на икрах неким бубликом и оставляющие колени голыми, а также и бутсы». В итоге будущему писателю пришлось оставить это «подозрительное», по мнению взрослых, занятие. Тем не менее, в 1912 году был создан Всероссийский футбольный союз, который был принят в ФИФА.

В Школе борьбы борцы борются по методу Лебедева. 1912


То, что дореволюционный «физрук» и сам не знал, как и чему учить гимназистов, было не удивительно. Все имеющиеся методики и пособия были разработаны для военных. Еще в 1804 году в новом уставе учебных заведений было сказано: «Гимназия может также содержать учителей Танцования, Музыки и телесных упражнений (Гимнастики), если то позволят доходы оной». Но четких требований не было, поэтому программу учебные заведения разрабатывали сами, и все эти занятия если и были, то чаще факультативными. Обязательными занятия гимнастики стали с 1826 года только для будущих военных. В 1870-х за разработку методик преподавания спортивных дисциплин взялся выдающийся медик П. Ф. Лесгафт, но внедрению его идей препятствовало подозрение в неблагонадежности. С 1889 года по инициативе военного министра П. С. Ванновского гимнастика в качестве обязательного предмета появилась в средних учебных заведениях для мальчиков. Тогда же появилась и первая официальная инструкция, согласно которой на занятиях ученики упражнялись «в самых простых движениях и построениях, принятых в русских войсках, гимнастика знакомит детей с первоначальными основаниями воинской дисциплины». То есть речь шла фактически о начальной военной подготовке, а не уроках физкультуры в современном понимании.


Больше внимания популяризации спорта уделялось в 20 веке как одному из способов отвлечь молодежь от всяких революционных «глупостей». В 1913 году появилась должность Главнонаблюдающего за физическим развитием народонаселения, которую занял генерал Военков. Спортивные клубы и федерации до того времени обычно были разрозненными кружками по интересам. Тем не менее, в стране уже проходили чемпионаты, например, с 1889 года по конькобежному спорту, с 1897 году по тяжелой атлетике (к ней же тогда отнесли и борьбу), с 1908 года по легкой атлетике, с 1912 – по лыжным гонкам. Не удивительно, что при таком подходе успехи российских спортсменов на международных соревнованиях были в начале скромными. В Олимпийских играх они участвовали с 1908 года, и тогда на них приехали всего 6 россиян. Но первый блин был не комом: олимпийским чемпионом стал Николай Панин-Коломенкин (в дисциплине «специальные фигуры»). Этот спортсмен также был 6-кратным чемпионом России (1901—1905, 1907) по фигурному катанию на коньках, 12-кратным чемпионом России по стрельбе из пистолета (1906—1917), 11-кратным чемпионом России по стрельбе из боевого револьвера (1907—1917). Примечательна история противостояния Николая Панина (вторую часть фамилии он при выступлениях не использовал) со шведом Ульрихом Сальховом. Впервые они встретились в Петербурге на чемпионате мира 1903 года, и тогда россиянин стал вторым. Через 5 лет они вновь встретились на Олимпийских играх, вначале в произвольной программе. Сальхов, на тот момент 7-кратный чемпион мира, вел себя совсем не по-спортивному, во время выступления соперника дебоширил, за что получал замечания. По результатам оценок Панин занял второе место и посчитал это несправедливым, потому что двое судей явно занижали ему оценки (оба были шведами, а один еще и близким другом Сальхова). В итоге возмущенный Панин в знак протеста снялся с соревнования. Зато в следующей дисциплине не рискнул участвовать уже сам Сальхов. Панин набрал рекордные 219 баллов из 240. Примечательно, что первый российский олимпийский чемпион в Московском университете учился у Лесгафта, тот преподавал анатомию и по достоинству оценил талантливого студента. В 1912 году участие российских спортсменов на Олимпиаде в Стокгольме оказалось под вопросом из-за несвоевременного принятия устава Российского олимпийского комитета, да и самой подготовке участников уделялось слишком мало внимания, и выступила наша сборная не слишком удачно. Для того, чтобы спортсмены смогли набраться опыта, было решено проводить ежегодные всероссийские олимпиады, но война помешала многим мероприятиям.

Николай Панин


Часть информации я взяла тут

Андреева-Бальмонт Е. А. «Воспоминания»

Болотов А. Т. «Записки А. Т. Болотова, написанных самим им для своих потомков»

Михалев А. И. «Крепкие телом – сильные духом»

Олеша Ю. «Ни дня без строчки»

Пискарева П. А. «Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга начала XX века»

https://ru.wikipedia.org/wiki/Панин-Коломенкин,_Николай_Алек...


Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:


квартирный вопрос и устройство домов

Приметы милой старины. О дореволюционной мебели и особенностях интерьера

Ремонт по-дореволюционному

О туалетах, ванных и дворниках. Коммунальный "рай" до революции

Квартирный вопрос до революции. Как снимали жилье

(Не) спокойной ночи. На чем и в чем спали в дореволюционной России

Мытая и не мытая дореволюционная Россия. Еще немного о гигиене

Мытая и не мытая. Как стирали в дореволюционной России

И снова бытовые зарисовки. "Туалетная" история Российской империи

Жилищный вопрос до революции. Что расскажут картины


транспорт и путешествия

Дорожные радости и печали 19 века. Как это было до поездов

К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи

Наши за границей. Как путешествовали до революции

Железнодорожная романтика до революции

Эх, прокачу. На чем ездили до революции

криминальная Россия

О казнях и пытках в Российской империи

Преступление и наказание. Тюрьма и каторга в Российской империи

О шулерах до революции

Легко ли отделался Раскольников? Преступления и наказания в дореволюционной России

Немного о ворах и мошенниках до революции

О нищих Российской империи. "Жалкий" бизнес


брак, отношения, интимная жизнь

О дореволюционных знакомствах и ухаживаниях

Про это до революции. Добрачная жизнь мужчин

Свадьбы крестьянские, купеческие, дворянские. Как женились до революции

О нетрадиционных пристрастиях до революции

Долг платежом красен. А как было с супружеским до революции?

Немного о  дореволюционном целомудрии

Брак по любви к деньгам. О приданом и бесприданницах до революции

Первый парень на деревне и в городе. Какие мужчины считались до революции красивыми

Еще немного о продажной любви до революции. Во всех смыслах дорогие женщины

Немного о картине  и продажной любви

Страшно красивые. О женской привлекательности до революции

Если тема бюста не раскрыта. Как увеличивали его раньше?

Немного о женской гигиене 19 века и "красных днях календаря"

О взрослом контенте 19 века

Как боролись с "аистом" в 19 веке

Когда брак бракованный. Можно ли было развестись в дореволюционной России


детство

Дореволюционное детство. Любимые игрушки и книжки

Немного об учебе до революции. Чему учили в школе

О трудностях дореволюционного детства


еда

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Как в России хранили еду до появления холодильников

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России


другое

Из жизни дореволюционной прислуги

Как лечили, чем болели и от чего умирали в Российской империи

От алкоголизма до наркомании. О дореволюционном дурмане

Девушка? Женщина? Старушка? Об отношении к возрасту до революции

О дореволюционных дачах и дачниках

Немного о дуэлях

"Презренные" кумиры и дореволюционный "шоу-бизнес"

Какими были татуировки  18-19 века

Немного о дореволюционном шоппинге

Немного о гражданском оружии до революции

Как лечили зубы в 19 веке? От протезов до брекетов

Праздник к нам приходит. Чудесные дореволюционные открытки и их создатели

О дореволюционных похоронах и чернушном советском юморе

Курить НЕ воспрещается. Про дореволюционных курильщиков

Балы, маскарады, рестораны. Как развлекались до революции?

Легко ли быть должником в Российской империи?

Интересная реклама и дореволюционный маркетинг

Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях

Показать полностью 7
526

Немного о дореволюционной Пасхе

В. Маковский "Гастроном" (1909)


В дореволюционной России Пасха была самым важным праздником. К ней долго и тщательно готовились, с ней было связано много традиций, и вспоминали о ней с теплотой даже те, кто особой религиозностью не отличался. Сегодняшний предпраздничный пост о том, как отмечали Пасху россияне конца 19 - начала 20 века.


Перед Пасхой следовал строгий сорокадневный пост. В это время полагалось отказаться от  пищи животного происхождения (молочные и мясные продукты, а также рыба и яйца), и только в некоторые дни допускались небольшие послабления. А вот на морепродукты, раков запрет не распространялся, потому что они считались «ни рыба, ни мясо». Не проводились балы, маскарады, праздники, иные увеселительные мероприятия, театральные и цирковые представления. Также действовал запрет на интимные отношения, а детей, зачатых во время поста, называли «постниками», и они считались заведомо склонными к всевозможным грехам и даже свершению преступлений. Последняя неделя поста – страстная – была самая строгая. В это время начинались приготовления к самому празднику.


«Пасха справлялась у нас еще торжественнее Рождества. К ней готовились целую неделю. В понедельник, вторник, среду происходила уборка дома: мыли окна, обметали потолки, выносили на двор и выколачивали мебель, ковры, драпировки, и полотеры натирали полы. В четверг начиналась стряпня: заготовляли пасхи, красили яйца, пекли куличи. В субботу вечером все было готово, из кладовой принесены были парадные сервизы и с вечера накрывался стол еще более парадно, чем на Рождество: те же блюда с индейкой, ветчиной, телятиной, но посреди стола возвышалась пасха, на ней были сделаны из цукатов буквы Х.В.; по обе стороны — два кулича; один желтый шафрановый, другой белый, обе верхушки, облитые сахаром, были украшены красными бумажными розами. И гора красных яиц. В парадных комнатах благоухали живые цветы: гиацинты, розы, желтофиоли. Их привозили из садоводства еще с утра. Садовник приносил их в буфетную на деревянном лотке, раскутывал цветы из войлока, из газетной бумаги и высаживал их в наши жардиньерки; в кабинете отца и в столовой они ставились на подоконник в красивых фарфоровых горшках. Затем приносили корзины с цветами с привязанными к ним визитными карточками. Это были подношения к празднику от родных и знакомых матери и сестрам. К 11 часам вечера все наши — мать, сестры, братья и вся прислуга — одевались в нарядные платья и собирались в церковь. Нас, младших, брали к заутрене только после того, как мы говели, то есть восьми лет… Мы просыпались очень поздно, одевались во все чистое и новое и спешили вниз в залу. Этот первый день Пасхи проходил точь-в-точь, как первый день Рождества. Мы смотрели, как старшие принимают визитеров. В проходной комнате стояла огромная корзинка с красными яйцами, из которой мать брала яйца, чтобы раздавать их поздравителям». Так вспоминает праздник в родительском доме Екатерина Андреева-Бальмонт, супруга поэта.


Сходную торжественную картину можно увидеть в «Лете Господнем» Ивана Шмелева. «Великая Суббота, вечер. В доме тихо, все прилегли перед заутренней. Я пробираюсь в зал - посмотреть, что на улице. Народу мало, несут пасхи и куличи в картонках. В зале обои розовые — от солнца, оно заходит. В комнатах — пунцовые лампадки, пасхальные: в Рождество были голубые?.. Постлали пасхальный ковер в гостиной, с пунцовыми букетами. Сняли серые чехлы с бордовых кресел. На образах веночки из розочек. В зале и в коридорах — новые красные «дорожки». В столовой на окошках — крашеные яйца в корзинах, пунцовые: завтра отец будет христосоваться с народом. В передней — зеленые четверти с вином: подносить. На пуховых подушках, в столовой на диване — чтобы не провалились! — лежат громадные куличи, прикрытые розовой кисейкой, — остывают. Пахнет от них сладким теплом душистым». В обоих описаниях речь идет о праздниках в богатых купеческих семьях в Москве. Самая красивая церковная служба, по воспоминаниям многих современников, проходила в московском кремле. Многие специально приезжали взглянуть на нее из других городов. Незадолго до полуночи в храмах служится полунощница, в 12 начинается пасхальная утреня, и служба переходит в торжественный крестный ход.

Николай Пимоненко "Пасхальная заутреня в Малоросси" (1891)


"К заутрене ездили в Печаное, в маленькую деревянную церковь - к отцу Ионе. Служба была длинная и торжественная. Сочно гудел чудесный украинский хор, состоявший из дивчат и парубков. В двенадцать часов ночи пели «Христос воскресе» и обходили крёстным ходом вокруг церкви. Потом отстаивали раннюю обедню и ехали большой компанией со священником к нам, в «Моцоковку», разговляться. В гостиной уже ждал огромный стол, накрытый скатертью и украшенный гирляндами зелени. Чего-чего на нем только не было! И поросята, и индейки, и гуси, и куры, и медвежий копчёный окорок, и ветчина, запечённая в тесте, и вазы с яйцами всех цветов — от красных и синих до цвета майского жука, серебряных и золотых, и целый холодный осётр на блюде с куском салата во рту, и сырные пасхи — шоколадная, сливочная, лимонная, запечённая ванильная, и кренделя, и торты, и вазы с фруктами, и конфеты, и пирожные. Между всеми этими яствами трогательно поднимали свои головки нежные ранние гиацинты — синие, голубые, розовые, жёлтые. Было шумно и весело. Было много молодёжи". Такой запомнил Пасху в имении родственников Александр Вертинский. Но надо отметить, что на тот момент будущий артист был сиротой и воспитывался в Киеве в доме своей тетки, которая жила намного скромнее и щедростью по отношению к племяннику не отличалась.


Разумеется, далеко не все семьи могли позволить себе такие гастрономические изыски, но все же на столах непременно присутствовали куличи, яйца, творожные пасхи. Если была возможность, готовили жареного или запеченного поросенка. Иногда деньги на покупку продуктов откладывали заранее. Митрополит Вениамин Федченков в книге "На рубеже двух эпох" вспоминает, что мать на Пасху готовила то, что его бедная крестьянская семья не видела в другое время, и однажды это чуть не привело к трагедии. Прямо перед праздником врач поставил отцу неутешительный диагноз и назначил строжайшую диету, и тот очень переживал, что, не попробовав блюд с пасхального стола, он не увидит их еще долго. В итоге он все же не устоял, и это чуть не стоило ему жизни.

В. Г. Перов "Сельский крестный ход на Пасху" (1861)


Помимо традиционного крестного хода были и другие. Священнослужители посещали дома паствы, где также были песнопения, а затем следовало благословение и дома, и его обитателей. В деревнях торжественные процессии следовали просто от дома к дому, а в крупных городах обычно по четко согласованному маршруту. В мемуарах Екатерины Андреевой-Бальмонт описывается встреча иконы Иверской Божьей матери: «в воротах появлялся форейтор верхом на лошади, с горящим факелом в высоко поднятой руке. Он несся вскачь; за ним, впряженная в шестерку, катилась тяжелая карета. Она заворачивала в ворота и сразу останавливалась у нашего подъезда, где все мы, столпившись, ждали ее, мужчины все с непокрытыми головами… Огромная, сияющая золотом и драгоценными каменьями, икона занимает почетное заднее место; на переднем месте, лицом к иконе, сидят батюшка и отец диакон в красных бархатных с золотом облачениях, надетых поверх теплых пальто… Икону ставят в зале на заранее заготовленное для нее место: на низенький диван, покрытый белоснежной скатертью. Люди, несшие ее, с трудом передыхают, все они красные, потные. Икона, должно быть, страшно тяжела. Она вся сплошь покрыта золотой ризой, усыпанной алмазами и жемчугом. И вставлена она в массивный дубовый ящик — раму в медной оправе. Под золотом ризы видны только живописный лик склоненной головы Богоматери и рука ее, придерживающая младенца Христа. К этой руке и прикладываются…Перед диваном с иконой стоит столик, покрытый тоже белой скатертью. На нем — большая фарфоровая миска с водой, к краям ее прикреплены три восковые свечки. Сейчас священник положит на столик привезенные с собой Евангелие и крест, который он вынимает из ящичка. Начинается молебен. Священник и отец диакон поют веселые пасхальные напевы, им подтягивают мои старшие братья… Молебен идет к концу, священник погружает золотой крест в миску, вода стекает с креста в стакан, тут же стоящий на тарелке. После этого мы все, приложившись к кресту, идем к столу и отпиваем по очереди из стакана глоток святой воды… После молебна мы все по очереди подходим к иконе и, кланяясь в землю, на коленях, прикладываемся к тонкой руке Богоматери. Мать прижимается всем лицом к этой руке и долго, не отрываясь, целует ее. Затем она берет из парчового мешочка, висящего с боку иконы, кусочек ваты и благоговейно заворачивает его в чистый носовой платок. В случае болезни кого-нибудь из нас она с молитвой приложит эту ватку к больному месту. После этого икону опять поднимали те же четыре человека и несли с такими же усилиями по всем комнатам дома. В некоторых маленьких комнатах с ней нельзя было повернуться, тогда Петр Иванович вполголоса командовал «Заноси» или «Заворачивай»; люди вносили икону за дверь комнаты и, пятясь, выносили ее. За иконой шел батюшка и кропил святой водой все углы комнат… Перед тем как икону совсем уносили от нас, ее приподнимали повыше и держали наклонно, оставляя пространство, чтобы можно было пройти под ней. Мы всегда ждали этого момента. Было очень интересно, кто как пройдет под иконой. Мать проползала под ней на коленях. Прислуга наша — точно так же, верно, подражая ей. Мы, дети, по-разному — кто проползал на животе, кто пополам согнувшись, кто на карачках. И при этом у всех без исключения были напряженные и взволнованные лица». Сходный эпизод есть и в «Лете Господнем» Шмелева. Если богатые купеческие семьи ждали подобного благословения с нетерпением, то бедные крестьяне часто без особого энтузиазма, потому что во время такого посещения традиционно ожидались пожертвования, а их хотели делать не все. Такое шествие можно увидеть на картине Перова «Крестный ход на Пасху». Иногда с пасхальными славлениями по домам ходили дети, также как зимой с рождественскими калядками. Следующая неделя после Пасхи называлась Светлой. Она обычно была не рабочая. В праздничные дни люди ходили друг к другу в гости, и чем раньше придет визитер,  тем большее уважение он выкажет хозяевам. Из-за этого многие старались посетить как можно больше знакомых, заглянув хотя бы на 15-20 минут.

С. Ю. Жуковский "Пасхальный натюрморт" (1915)


Продавцы в этот период  не упускали шанс заработать. В начале Великого поста открывался Грибной рынок, на котором продавались продукты для постного стола. В Москве он раскидывался на набережной Москвы-реки от Устьинского до Большого Каменного моста. В основном на нем продавали грибы, овощи, сухофрукты, мед, варенье, а вместе с ними всевозможная кухонная утварь, а иногда даже дешевая мебель.


На вербное воскресенье открывался знаменитый вербный базар, который особенно любили дети. В этот день продавалось много игрушек. Самая популярная – «морской житель» или «чертик». Стеклянная фигурка в колбе, заполненной жидкостью. У писательницы Тэффи есть рассказ "Чертик в баночке. Вербная сказка". "В Вербное воскресенье принесли мне с базара чертика в баночке. Прижимать нужно было тонкую резиновую пленочку, и он танцевал. Смешной чертик. Веселый. Сам синий, язык длинный, красный, а на голом животе зеленые пуговицы. Ударило солнце в стекло, опрозрачнел чертик, засмеялся, заискрился, глазки выпучены". Александр Пастернак в своих воспоминаниях описал другую популярную игрушку - обезьянку: "По прихоти кустаря обезьянке придавался любой образ любого персонажа: чертей и человека. Как маскарадное переодевание не меняет существа человека, так и обезьянка во всех своих метаморфозах оставалась все той же наивной и трогательной кустарной выдумкой; по сути же дела – всего лишь ниткой толстой крестьянской пряжи, броско окрашенной в разные, немыслимой яркости колера, вплетенной в мягкий проволочный каркас. Благодаря мягкости и податливости проволоки, обезьянка в руках детей (и взрослых часто!) могла принимать любое положение, нужное в игре с ней. Пряжу, вплетенную в каркас, подстригали так низко, что создавалось ощущение щетины либо очень жесткой шерсти мохнатого зверька. Круглая мордочка с парой блестящих черных бусинок-глаз казалась „себе на уме“, с хитрецой – но обезьяньего в ней ничего не было; и даже длинный и тонкий хвостик не сближал существо из пряжи с миром обезьян. Впрочем, несоответствие вполне прощалось, с ним легко мирились". Обезьяны были самых разных цветов, часто  антропоморфные. Пожарные, матросы, городовые и даже балерины. К Пасхе на прилавках появлялось все больше товаров в праздничной упаковке, выпечки, украшенной буквами ХВ. Правда, некоторые продавцы перед праздником взвинчивали цены на яйца, творог и иные продукты. К Пасхе же были приурочены самые крупные сезонные распродажи, называвшиеся в дореволюционной России дешевками.


И немного фотографий


Пасха на фронте

1916

Император Николай II христосуется с солдатами железнодорожного полка в праздник Пасхи, 1914 год

Приготовление к Пасхе на фронте. 1915-1917 гг.

Освящение куличей, 1917

1917 Раздача куличей и яиц в 9-й роте 9-го Гренадерского полка (Юго-Западный фронт)


И в мирное время:

Пасхальный праздник на опушке леса вблизи Иркутска.

1900-е. Семья Осиповых за пасхальным столом. Муром

Казаки хутора Нижне-Червленого (ныне Страхова) в день Пасхи в казачьем доме Гросоловых.

В красном углу (Пасха). С.А. Лобовиков

Пасха, 1912 год. Офицеры Лейб-Гвардии Казачьего Его Величества полка в столовой офицерского собрания, Санкт-Петербург


Фотографии к посту я взяла тут

https://aselajn.livejournal.com/tag/РИ

https://newsland.com/community/8/content/paskha-v-russkoi-ar...

Показать полностью 14
Отличная работа, все прочитано!