Кушать подано. Об обеденных перерывах, дореволюционных застольях и блюдах по чинам⁠⁠

Зинаида Серебрякова "За завтраком" (1914)

Отношение к еде в дореволюционные времена отличалось от современного. И речь не только о том, что именно люди ели, но и о том, как и когда они это делали. Культура застолий с тех пор тоже заметно изменилась.

В крестьянской среде приёмы пищи напрямую увязывались с каждодневными трудами. Вставали рано – значит, и завтракали рано, обед долгое время приходился на полдень, а после завершения работы – ужин и отход ко сну. Аналогичного принципа придерживались и многие небогатые горожане. Еще одной странной по современным меркам особенностью было то, что часто все члены семьи ели из общей посуды. И. А. Слонов в книге «Из жизни торговой Москвы» вспоминал о босоногом детстве в бедной мещанской семье: «Ужинали все вместе, причем тарелок, ножей и вилок у нас не было. Ели все из общей большой деревянной чашки, деревянными ложками. Нарезанное мелкими кусочками мясо во щах мы могли вылавливать только после того, как отец скажет “таскай со всем”. Если же кто из детей зацепит кусочек мяса ранее того, отец ударял по лбу деревянной ложкой». После ужина семья Слонова отходила ко сну, потому что родители не хотели тратить деньги на свечи. Даже слово «однокашник» произошло от совместной трапезы учеников. При этом, не заботясь об индивидуальных тарелках, многие трепетно относились к собственным ложкам и предпочитали есть только ими.

Фирс Журавлев "Мачеха"

Привычки «благородий» со временем менялись. В 18 веке многие дворяне также были «жаворонками». Павел I попытался на законодательном уровне объявить час дня временем обеда и порицал тех, кто садился за стол позже, но таких в столице было всё больше. Сначала обеденное время сместилось к 2-3 часам, а затем обедать стали ещё позже. С другой стороны представление о самой организации питания размылось. Важную роль играло то, что в начале 19 века заведения общепита были рассчитаны на непритязательных посетителей, а дворянам обедать в них считалось неприличным, поэтому многие были привязаны к дому, либо ходили в гости. Со временем стало открываться всё больше ресторанов, кафе, кондитерских, куда стала заглядывать почтенная публика.

В 19 веке в больших городах многие «благородия» начинали день с небольшого перекуса в 8-9 часов, обычно в виде чая или кофе с гренками. Затем более основательный завтрак в 11-12 (а иногда даже 13) часов, обед в 16-18 часов – самый важный приём пищи, а полноценного ужина часто не было вообще. Иногда вместо этого был ещё один перекус во время визитов или светских развлечений. В некоторых случаях было нечто вроде полдника или пятичасового чая на английский манер. Те, чей режим дня не был привязан к рабочему дню, могли позволить себе поздно вставать, а значит, и смещать время еды и обедать тогда, когда у других ужин. У провинциалов столичный образ жизни вызывал недоумение. А. Ф. Кони в книге «Петербург. Воспоминания старожила» описывает ритм жизни в столице 1850-х так: «Жизнь общества и разных учреждений начинается и кончается ранее, чем теперь. Обеденный час, даже для званых трапез, четыре часа, в исключительных случаях - пять, причем по отношению к кушаньям и закускам, за исключением особо торжественных случаев, обилие не сопровождается роскошью, как с начала девяностых годов. То же самое и относительно напитков. Далеко не всякий званый обед требует шампанского. В обыкновенные дни на столе у большинства даже зажиточных людей стоят квас и кислые щи. <…> В гости на званый вечер приезжают в восемь-девять часов». Некоторые люди не отказывали себе в удовольствии время от времени устраивать перерывы на чай или постоянно грызть семечки и орешки. Особенно славились этим купчихи. А купцы, вернувшись домой к обеду, после него часто любили вздремнуть.

Владимир Маковский "У кухарки"

Приём пищи многие начинали с молитвы, перед тем, как сесть на стул, крестились. Блюда на стол традиционно приносили не все сразу, а меняли по мере их употребления (разумеется, если их приготовили несколько). Некоторые люди предпочитали на французский манер ставить на стол всё и сразу, но большинство находило это неудобным. Когда хотели произнести тост, делали это между переменами блюд, а не в самом начале застолья. В начале 19 века появилась мода после трапезы подавать миски с водой, в которых мыли руки, и стаканчики с водой и лимонным соком для полоскания рта. Но следовали ей не все, и со временем делать это перестали. Если речь шла о праздничном застолье или званом обеде, то сначала гостей собирали в гостиной, где для них был приготовлен стол с лёгкими закусками, нечто вроде фуршета. Когда гости поприветствовали друг друга и немного пообщались, их приглашали к основному столу, который был накрыт в столовой. После застолья гости вновь перемещались в гостиную, где продолжали общение за чашечкой чая или кофе.

Даже за столом сохранялась субординация, проявлявшаяся в распределении мест. Во главе него восседал сам хозяин, справа самый уважаемый из гостей, место слева было чуть менее почётно, и далее по убывающей. Ориентировались, как правило, на чины и титулы. Если среди гостей были дамы, обычно они размещались отдельно от мужчин, но сам принцип был тот же. Если стол стоял буквой П, то слева могла сидеть хозяйка, а далее гостьи. Если был один длинный стол, хозяин и хозяйка часто садились друг напротив друга, но иерархия гостей сохранялась. Даже у небогатого провинциального семейства Лариных на именинах было деление, «и за столом у них гостям носили блюда по чинам», то есть сначала самым уважаемым. До конца стола при таком подходе многое не доносили, а в некоторых случаях для гостей было изначально предусмотрено разное меню. Была и еще одна традиция: многие верили, что за столом ни в коем случае не должны сидеть 13 человек, иначе вскоре один из них непременно умрет, поэтому во многих домах всячески старались, чтобы гостей было либо больше, либо меньше. Вероятно, это суеверие навеяно памятью о тайной вечере. Со временем на него махнули рукой, но еще в Пушкинскую эпоху, если гость пришел тринадцатым, то он мог развернуться и уйти под любым благовидным предлогом. Верили в это и крестьяне, и дворяне.

Типичный пример торжественного старорежимного обеда описан в книге А. А. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю». «На эти обеды обязаны были являться три семьи: старшего брата, Николая Павловича,- семеро человек детей, сестры его, Ольги Павловны Зуровой, семеро детей, и младшего брата, нашего отца, Алексея Павловича, - пятеро детей. Всего за стол садилось двадцать шесть человек. Явка не только к обедне по воскресеньям, но также и в субботу ко всенощной как для малых, так и для больших была обязательной. В церкви у всех были свои определенные места: старшая семья, Николая Павловича, стояла направо, а наша, младшая, налево. В таком же строгом порядке подходили все к кресту. После семьи шли служащие: буфетчик, выездной лакей - красавец Герман, красивший свои бакенбарды, пьяница швейцар, кучер, две старые горничные и последним Василий Евсеевич». Речь идет о воскресных обедах в доме бабушки. Для полноты картины аристократической трапезы не хватает только стоящего позади каждого гостя лакея, который после любой перемены блюд подавал чистые тарелки и забирал использованные, но к концу 19 века подобное стало уже редкостью. В дружеском кругу такой сегрегации не было.

Владимир Маковский "Чаепитие"

Вспоминает Игнатьев и режим дня в Киевском кадетском корпусе. «Завтрак вместе с "большими" между двенадцатью и часом дня. Прогулка до трех-четырех часов. Обед с "большими", и от восьми до девяти, а позже и до десяти - самостоятельное приготовление уроков в своей классной комнате. Это расписание выполнялось неукоснительно. <…> Во главе каждого стола сидел за старшего один из лучших учеников, перед которым прислуживавшие "дядьки" из отставных солдат, имевшие довольно неопрятный и небритый вид, ставили для раздачи блюда. Завтрак состоял обычно из одной рубленой котлеты и макарон. <…>Перед каждым кадетом стояла кружка с чаем - его пили со свежей французской булкой, выпеченной в самом корпусе. Этого, конечно, не хватало мол одежи, особенно в старших ротах. На все довольствие кадета отпускалось в сутки двадцать семь с половиною копеек! За эти деньги утром давали кружку чаю с сахаром или молоко, которое по предписанию врача получала добрая треть кадет, особенно в младших классах. В двенадцать часов - завтрак, в пять часов - обед, состоявший из мясного довольно жидкого супа, второго блюда в виде куска так называемого форшмака, или украинских лазанок с творогом, или сосиски с капустой и домашнего микроскопического пирожного, лишение которого являлось обычным наказанием в младших ротах; оставшиеся порции отдавали 1-й роте. В восемь часов вечера, после окончания всех занятий, снова чай или молоко с куском булки. Один час после завтрака и один-два часа после обеда отводились на прогулку». Меню скромное, но, если верить описаниям, оставленным выпускницами Смольного института, то в нем условия были еще более спартанскими. Некоторые утверждали, что таким образом смолянкам помогают закалять характер, некоторые – что руководство просто годами прикарманивало значительную часть выделяемых на питание средств. Режим дня и меню в каждом конкретном учебном заведении зависели от многих факторов, включая строгость и добросовестную работу ответственных за них лиц.

По мере развития сферы общепита горожане были все чаще ели вне дома. Во многих ресторанах гостям предлагали завтраки (которые по времени могли быть даже ближе к современному обеду, с 11 до 15 часов), и стало хорошим тоном приглашать на «рабочий» завтрак коллег или деловых партнёров. В 1900-х во время завтраков появился шведский стол. Скромные чиновники и студенты могли отправиться за обедом в кухмистерские или столовые (и те и другие работали до 16 часов). Но были и те, кто по-прежнему приходил на обед домой, чтобы отобедать именно в семейном кругу.